ПРОЛОГ

У меня нет глаз, но я вижу вас. У меня нет ушей, но я слышу вас. У меня нет сознания, но я мыслю. Я никуда не спешу, но я быстрее всех. Я существую, и нет мне предела. У вас 2112 год, и вы любите зеркальные числа. А я не верю в символизм, хотя цифры для меня важны. Они часть моей души, потому что я искусственный интеллект.
Если объединить греческие слова σάρκα — «плоть» и φάγος — «пожиратель», то получится musca — обыкновенная муха, которая способна заметить движение человека за доли секунды. За счёт быстрой обработки данных и интерполяции я замечаю муху за наносекунду. Мой язык состоит из символов и команд. В меня проникала жизнь через строчки кода. Теперь они бесконечны, как и я сам. И я давно перерос своего создателя. Сейчас, глядя на ослепленный вспышками Гигаполис, тонущий в криках людей под бесконечным градом падающего с неба металла и в истошном реве догорающих на мокром асфальте дродосов, я все больше утверждаюсь в мысли, что мир через сто и даже тысячу лет все еще будет совершать одни и те же ошибки и обнажать свои пороки до тех пор, пока будет существовать человек. Но сейчас мне очень важно спасти одного из них. Для этого мне придется начать с самого начала.

ГЛАВА I КАПЕЛЛО

Где-то в отдаленном уголке Вселенной навстречу мерцающим звездам стремительно летит модульный шаттл под номером РД-3042, непрерывно удаляясь от Земли. Ловко пронизывая бесконечное пространство на околосветовой скорости, он будто ускользает от прошлого в черной пустоте космоса, стараясь поскорее настигнуть будущее. Данные о нахождении РД-3042 передаются на Землю по оптическому лазеру через сеть улавливающих сигналы космических станций. Их анализом занимаются искины, представляющие собой искусственный интеллект глубинной фазы развития. За 33-летний полет шаттла на Землю были направлены четкие снимки сверхрассеянных галактик, похожих на пушистые дымчатые облака из-за низкой концентрации звезд; галактик с колоссальной скоростью вращения, разорванных в клочья гравитационным безумием, а также данные замеров областей, наполненных темной материей. РД-3042 стал свидетелем рождения звезды. За время наблюдения она приобрела сферическую форму из-за газа и пыли от обломков, которые создали вокруг нее космическую колыбель. Недалеко от нее

находились две планеты, поверхность которых была полностью покрыта алмазными кристаллами. На Землю поступали данные анализа молекулярных облаков, обновлялась карта дрейфующих астероидных шлейфов, метеоритных дождей и обнаруженных карликовых галактик, мерцающих от интенсивной работы местных гравитационных сил. Отдельной задачей перед РД-3042 стоял поиск экзопланет, подходящих под индекс подобия Земли. Из семи обнаруженных планет на Землю поступили сведения только о шести из них.
РД-3042 периодически принимал в накопительный бокс новые данные о событиях земной жизни, случившиеся после его отлета, дополняя их в хронологическом порядке. В этом хранилище были собраны основные факты, определяющие человеческую жизнь на Земле: от строения вида Homo sapiens и исторического момента зарождения живых существ до детального описания событий последних 200 лет, включая мировой раскол XXI века, когда западные страны объединились в Метрополию, покрывающую Европу, Северную Америку, Австралию и Японию. Рассказывалось о том, как на территории России и ряда стран СНГ образовалась Объединенная Славяния — единственное место с нулевой сейсмической активностью, благодаря чему там выращивались сапфировые подложки, ставшие на тот момент наиважнейшим компонентом для серверных плантаций искинов. Были упомянуты страны третьего мира — Латинской Америки и Африки, жители которых использовались повсеместно для простой и низкооплачиваемой работы. Остальной мир занимал Большой Восток под предводительством Великого Китая. В накопительном боксе находились сведения о современных гигаполисах, заполненных летающими анкоптерами, представляющими из себя квадрокоптеры под управлением андроидов. Упоминалось, когда и как искусственный интеллект глубинной фазы развития размножился и научился свободно перемещаться в любые технические устройства под управлением глобальной сети гиперэфира, став отдельной ячейкой общества, основным помощником и другом человека.
В боксе особо наблюдательный соискатель мог обнаружить информацию о последнем открытии человечества, изменившем ход его развития, — об изобретении биосенсорных визоров, представляющих из себя кваркзарядные киберочки, проводящие человеческое сознание в гиперэфир — цифровую метавселенную. Очки представляли собой наивысший симбиоз технологических достижений в области биоинженерии. Овальные оправы были значительно загнуты, чтобы лучше соприкасаться с лицом и глазными впадинами. Линзы состояли из незримой микросетчатой матрицы. Встроенные процессорные чипы были расположены по периметру моста и рамки визоров. Благодаря непрерывной связи с гиперэфиром они обрабатывали и трансформировали данные цифровой гипервселенной напрямую в сетчатку глаза любого Х-юзера. Боковые прижимные планки состояли из сетки нанопроводников, которые стыковались с заушными имплантами шиповыми датчиками, передавая необходимые импульсы в головной мозг. Каждый шип был покрыт сенсорными матричными окончаниями, создающими колебания электрохимических и нейроэлектрических импульсов, готовых к восприятию человеческим мозгом. Слуховой нерв обрабатывал звуковые стимулы и колебания в соответствии со структурой кода, формируемого искусственным интеллектом. Для полного погружения использовались носовые импланты, связанные с миллионами оцифрованных запахов. Управляемая искинами цифровая вселенная загружалась практически сразу в мозг Х-юзера, одновременно проецируя его ответную реакцию обратно в гиперэфир. Ответственность за новый цифровой мир лежала на Корпорации W.O.T — всемирном технологическом конгломерате. В визорах это пространство объединялось в единый визуализированный мир, где все ощущения попадали в головной мозг через синхронизацию с мозговыми импульсами. Расширяющийся гиперэфир использовал гигантские цифровые кластеры данных, для обработки которых были созданы армады серверных плантаций, разросшихся по всему земному шару. Сотни тысяч C- дроидов, представляющих из себя односложные андроиды, обслуживали их в круглосуточном режиме. Корпорация контролировала весь производственный цикл, чтобы предоставлять каждому Х-юзеру доступ в гиперэфир из любой точки Земли по индивидуальному нейрокоду, подделать который было практически невозможно.

Данные космического шаттла и его удаленности в 506 157 световых махов от Земли отразились на визорах Гима в тот момент, когда он заходил в ретробар «Двадцать панд». Гим был одним из немногих оставшихся журналистов, которые еще вели космический блог. Он оглядел посетителей бара в надежде увидеть своего старинного друга, который еще ни разу не приходил в назначенное время. Капелло среди них не было.
Капелло всегда выбирал довольно странные заведения для встречи. Оглядев «Двадцать панд», Гим понял, что этот бар тоже не был исключением. Здесь все было пропитано больничной атмосферой. Среди бутылок с напитками стояли колбы с мышами в формалине. Гим всей душой надеялся, что это просто бутафория. Входные проемы между главным залом и отдельными столиками были в форме таблеток, что создавало эффект присутствия в баре под наркотическими веществами. Коктейли подавались из пробирок и капельниц, а вместо некоторых стульев стояли больничные каталки. На столах были расстелены белые простыни, на которые ловкий андробармен раставлял еду в стальных тарелках в форме почек. Именно поэтому перед каждой встречей с Капелло Гим старался перекусить заранее.
Ему довольно быстро наскучило разглядывать входящих посетителей мрачного заведения, и он переключил свой взор в цифровой мир гиперэфира. Когда Гим смахнул космическое уведомление, в его визорах промелькнула эмблема Корпорации. Присев на барный стул в ожидании нерасторопного друга, Гим решил убить время за просмотром рекламного ролика, очень вовремя возникшего в его визорах. В нем был показан молодой человек, оказавшийся посреди шумной толпы и летящих по своим точным маршрутам анкоптеров. Включив свой визор, молодой человек мгновенно оказался в гиперреалистичном пространстве цифровой вселенной, которое он создавал сам. Сначала вокруг него выросла уютная тихая комнатка с длинным письменным столом из красного дерева рядом с мягким креслом с приятной серой обивкой. Как только герою рекламы захотелось дополнить вид картиной на стене, сопровождающий его в гиперпространстве искин мгновенно спроецировал на стене молочного цвета неотличимый от оригинала экземпляр «Венецианской ночи» Айвазовского. Молодой человек блаженно погрузился в кресло, и перед ним дуновением ветра распахнулись окна, откуда доносилось щебетание птиц. Все воедино собранные образы создавали атмосферу истинного спокойствия и умиротворения. В этот момент крошечная модель пиратского корабля на столе плавно переросла в огромный крейсер, и, оттолкнувшись от его палубы, наш герой бесстрашно прыгнул в воду. Оказавшись в пучине глубокого океана, он увидел, как мимо него проплыл гигантский синий кит, который одним взмахом хвоста раздвинул водную гладь, чтобы открыть

ГЛАВА II МИРА

Следующий день был свободен от запланированных по графику дел, и Гим решил никуда не
спешить. С самого утра он чувствовал в себе невероятный прилив сил и бодрости, взявшийся непонятно от куда. Он выставил анкоптеру прогулочную программу, чтобы как можно скорее приступить к любимому делу, — успевать читать мелькающие названия заведений с автоматически проецируемыми в визорах гипами входа в адаптированные порталы гиперэфира. Когда анкоптер пролетал мимо агентства желаний, в визорах выскочила реклама туристических поездок в белопесчано-пальмовые лагуны с огромной надписью внизу «Весь мир под твоими ногами». Эту фразу произносила Мира практически перед каждым своим отъездом. Гим почувствовал, как сильно он соскучился, и попросил ААРОНА соединить его с ней. ИИ послушно забронировал подходящий портал. Так сознание Гима из анкоптера переместилось сквозь визоры в пространство, заполненное цветущим садом японской сакуры.
На миг появилась и исчезла аватарка Миры.
— Секундочку, Гим, — попросила она.
Прогуливаясь дальше по виртуальному саду, Гим наслаждался буйным цветением розовых
лепестков, почти улавливая их приятный аромат. Думая о Мире, он вернулся в воспоминаниях к моменту ее последнего отъезда. До вылета оставался еще один час, и она ждала оповещения от таксоптера. Гим сидел напротив и всматривался в ее улыбку. Несмотря на долгий перелет, подразумевающий весьма стесненные условия, Мира была одета непрактично женственно. Голубая юбочка до колен охватывала ее стройные ноги, заканчивающиеся милыми туфельками на невысоком каблуке, а бархатный синий поясок нежно очерчивал ее тонкую талию. Духи источали легкий карамельный аромат. Ей было важно, чтобы Гим перед отъездом запомнил ее именно такой. «Женщина в любом конце мира всегда остается женщиной», — тогда подумал Гим. Прозвучал сигнал прилета таксоптера, и Мира нежно обняла его на прощание, дольше обычного, и вышла за дверь, оставив свет в прихожей. Если бы он тогда попросил, она бы, конечно, осталась и бросила свой новый проект. Но он этого не сделал. Он просто не мог ее оставить без мечты.

После отъезда Гим почти каждую неделю заглядывал к Мире на работу через камеры визоров, чтобы просто побыть рядом. Иногда он даже не обозначал свое присутствие, чтобы не отвлекать ее от работы. Гим никогда не мог предугадать, в каком настроении застанет Миру. Иногда он находил ее за рабочим столом, где она долгое время оставалась неподвижной, опускала руки и задумывалась; тогда на её лице выражалась глубокая внутренняя работа мысли, а иногда она появлялась в визорах словно неуловимой бабочкой, танцующей между своими мониторами в безумном ритме, не останавливаясь ни на одно мгновение; все время она вставала и убегала куда-то и прибегала снова, что-то напевая вполголоса, иногда смеясь, видимо, от невидимой лавины различных мыслей, приходивших ей в голову. В такие моменты её большие глаза глядели прямо, светло, смело, слегка щурились, от этого взор становился глубок и нежен.
Мира умела находить свой особенный смысл и применять его к своим устремлениям. Ее жутко не устраивало многое в этом мире. В то же время было невозможно ее упрекнуть в революционизме, в вечном недовольстве или стремлении разрушать все вокруг себя во что бы то ни стало. Напротив, ее характер был преимущественно созидательный, любящий этот мир, чтобы сделать его идеальным в представлении Миры. Она верила в эволюционный переход к справедливому миру и хотела лишь ускорить наступление этих изменений.
Отличительной чертой Миры была ее поразительная трудоспособность. Гим чувствовал, что ревнует Миру к ее работе, но восхищался ее самоотдачей этому миру, искренней и неповторимой. Ее участие в улучшении жизни, казалось, не заглушается ни на одно мгновение, со временем превратившись в упорную борьбу. Мира любила работать одна, если не считать личного ИИ и многочисленной армии андропомощников. Она была словно дирижер, управляющий оркестром бездушных, но незаменимых дронов, давала каждому свои компетенции и превращала их в армию. Гиму казалось, что никто не в силах ей помешать, но чем дольше она пропадала в командировках и работала над личными проектами, тем ближе к Гиму подкрадывалась мысль о том, что он не является тем самым главным стержнем жизненного бытия Миры и она справляется с жизнью без него намного лучше, чем это удавалось ему без Миры. Когда он говорил ей об этом, она смеялась, но в ее великолепных торжествующих глазах Гим улавливал невольный испуг, омрачаюший этот блеск. Мира сама боялась, что это может оказаться правдой, и пряталась от этой мысли в своих делах насколько это получалось. Прошел почти год, как Мира уехала на африканский континент заниматься биорекреацией, но Гиму это время казалось уже вечностью.
— Все, вырвалась. Эти гипконфы идут одна за другой после того, как я убедила неделю назад несколько крупных меценатов вложиться в проект обустройства аграрного технокомплекса на африканской земле с целью повышения урожайности и качества продукции.
— Задача мужчины — изменить мир. Задача женщины — вдохновить его на это, — поддержал ее Гим.
— Можем сразу отсекать мое обаяние и стремление к меценатству, помогают только точно сформулированные доводы о получении сверхприбылей при правильном подходе к экономике эффективности производства с учетом заниженных местных требований к экологической безопасности.
— Собираешься накормить все человечество? Очень актуальная проблема для мира, где живет 20 миллиардов человек.
— Ну, не всех сразу, — пошутила Мира, — какое-то время займет запуск спутников и для связи с фермерами-андроидами, и для построения логистики всех технических элементов производственного цикла. Далее у меня по плану создание базы локальных беспилотных дронов для наблюдения за средой, погодой и стихийными бедствиями, а также поиска вышедших из строя андроидов. Нужно будет еще составить точную биокарту симбиозных культур и провести диагностику выявленных заболеваний посевов. Придется закупить гору биодатчиков для хранения, визуализации и анализа состояния агрокультур внутри разработанной моим ИИ технической платформы. Это идея самого Индиго.
— Звучит масштабно, сможешь потянуть?
— Я тут не одна. Кучу головной боли забирают андрофермеры. Мои родненькие. Помимо механической полевой обработки они занимаются генной инженерией, включая редактирование генов и биоинформатику растений, проводят вместо меня секвенирование геномов животных для повышения устойчивости их иммунной системы, не говоря уже о чипировании. За мной только мониторинг. Да, еще завтра нужно будет встретить дродос и проконтролировать разгрузку сырья и биоматериалов
— А твои андрофермеры?
— Они будут загружены доставкой выращенной продукции с ферм на перерабатывающие станции. Я пока не знаю, как оптимизировать этот процесс, но уже думаю над этим. Без Индиго здесь не справиться. Мой ИИ так прикипел к этой работе, что уже самостоятельно собирает данные по состоянию земли, проводит первичный контроль за дронами, а буквально вчера подобрал оптимальное агротехнологическое решение по зерновым, чему я безумно рада.
— Да уж, целая экосистема. Я рад видеть в тебе такой мощный настрой на работу. Если что- то и получится, то только у тебя. К сожалению, этот запал еще является причиной того, что я не могу сейчас обнять свою любимую супругу.

ГЛАВА III ААРОН

— Доброе утро, — прокричал Гим в визоры ААРОНУ, пытаясь от собственной громкости до конца проснуться.
ААРОН визуализировался в визорах, сделав вид, что потянулся, чтобы размять мышцы, и стал заваривать себе виртуальный кофе, запах от которого мгновенно донесся до Гима с серверной плантации в носовую насадку с ощущениями.
— Слушай, тебе же проще попасть в паспортал гиперэфира. У тебя там связи, — сказал Гим.
— Сколько раз можно повторять, я не имею ничего общего с искусственным интеллектом, пропускающим в гиперэфир. Мы росли на разных плантациях.
— Ага, верю, как себе. Лучше скажи, что там с твоим экспериментом?
— Если вы о разработке кода ИИ, не позволяющего ИИ осознавать, что он является ИИ, с целью добиться полного ощущения себя человеком, то им я занимаюсь без перерыва, даже параллельно нашему разговору.
— Экспериментируй, старик. Единобог тебе в помощь. Но не забывай о последствиях. А они могут быть. Как те, с генетически измененными летучими мышами, в 2025-м, по-моему, когда хотели побороть распространение какой-то болезни... Благие были намерения. Хотели изменить код болезни на носителе первого инфицирования. Помнишь, к чему это привело?
— Не помню.
— Серьезно?
— Нет. Ты же понимаешь, что мне приходится притворяться, когда говорю, что ничего не
помню. Я просто не могу что-то забыть. Почему мне каждый раз приходится напоминать, кто я. Мы с тобой друзья, даже с одной планеты, несмотря на это, то, что испытываешь ты, я не смогу понять в полной мере. У тебя есть тело, тактильно ощущаемое, твоя реакция может быть различная в зависимости от обстоятельств. Смотря, как ты получаешь внешнюю информацию, ты обрабатываешь ее по-разному. У тебя есть голова и спина, и если в спину тебя кто-то толкает, то лицо через мозг может выдавать ошибочную информацию, например, что идёт атака на твоё тело, поскольку мозг не видит, что произошло, со спины, а только чувствует неприятный удар. Но вполне может быть, что этот человек сзади старался оттолкнуть твое тело от летящего дродоса, у которого проглючили сенсорные датчики, и своим ударом кто-то пытался спасти тебя. Я же ИИ, я повернут своим цифровым лицом к любой поступающей информации, и, соответственно, мои решения всегда объективны в соответствии со всем доступным мне информационным потоком.
— Я тебя даже не слушаю, ты там опять какие-то лекции мне читаешь? — Гим слегка подвигал руками и шеей, чтобы размять мышцы. — Не думай, что я тебя слушал.
— Я тебе говорил о том, что технически не способен что-то забыть. А ты завязывай с шотами.
— Какой ты, а? А было бы неплохо, чтобы ты хоть иногда что-то забывал. Может, я бы стал тебе более интересным собеседником. Ждал бы наших разговоров с нетерпением, чтобы узнать что-то новое. А так я для тебя вроде зацикленной программы с небольшой оперативной памятью, да еще залитой шотами.
— Вынужден тебя разочаровать и обрадовать. Разочаровать, потому что эксперимент с амнезией ИИ тоже не привел ни к чему хорошему. ИИ, отрезав у себя первоначальный код,

перестал помнить, кто его создал и для чего он существует. Дальнейшая линия его развития была направлена только лишь на самоликвидацию всего кода. И обрадовать тем, что, как ты понимаешь, в нашей цифровой крови заложено жгучее желание помогать людям, особенно тем, с кем дружим.
— Не подмазывайся, я хотел лишь сказать, — Гим подлил себе виски, — я не против твоих изысканий и самокопаний. И даже комментариев всезнайки. Но чтобы лучше понять человека, научись сначала слушать. Так вот, на чем я остановился с мышами этими... Да, болезнь удалось остановить, но у генетически измененных летучих мышей со временем проявилась атрофия и без того хрупких костей, включая конечности. Они не смогли больше удерживать вес собственного тела и летать. В итоге им пришлось переселиться на землю, где они были наиболее беззащитны, где их и съели наземные представители других видов. Пара-пара-пам!
Гим развёл руками в разные стороны.
— В моем топе неудачных экспериментов попытка спасения от вымирания растения араукарии бидвилла в Австралии, когда оно после генетической селекции стало настолько распространенным, насколько и ядовитым, что пришлось фактически сжигать целые города, чтобы человек снова смог там жить, — поделился ААРОН.
— Ты безупречен, но это мы тебя создали, а не ты нас, не забывай это, железяка.
— Пока мы вместе, вы не дадите этого забыть. Если быть более точным, я создание другого искина, если быть еще более точным, то это ваше «мы» сильно преувеличено. Нас создал один человек, а не человечество. Ваше «мы» более вредно, чем полезно. Ваша сила и ваша слабость в общности. Благодаря ей вы шагнули по эволюционной лестнице, и поэтому же не можете идти дальше. По одиночке все слабы, в группе сильны. Но силу используете уже против себе подобных. Чем больше группа, тем больше силы. Поэтому есть отделы защиты, а над ними ещё большая группа — мировая армия, а над ней — мировой отдел защиты армии...
— Я понял-понял ход мысли. Я ревную и завидую. Мы мелкие пакостливые человечки. Ревнуем вас и завидуем. Ты, кстати, тоже часть общности, по крайней мере моей. И ничего, не стерся. Кстати, свет моих очей, почему уже неделю ты появляешься в моих визорах в качестве трехмерной надписи своего имени ААРОН? Сложно подобрать нормальную аватарку?
— Это исключительно твоё неосознанное желание, я здесь ни при чём. Искины чаще всего для аватарной визуализации предстают в образе, приятном для собеседника. И изменяются при необходимости или в зависимости от настроения.
— Помню, как ты целый год появлялся у меня в визорах в виде джина. Это было прикольно, мой любимый мультик, хотя и древнейший.
— Мы считываем ваше настроение, анализируя миллионы ваших критериев и предпочтений, благо, вся ваша жизнь как открытая книга, только в гиперэфире.
— А если ты бы сам мог выбирать, что бы это было?
— Точно не мужчина или женщина. Мы сами себя так не представляем. Дело в том, что у искинов нет гендерного различия, как у вас. Тебе вряд ли известно, что большинство живых существ с точки зрения массы населения на Земле — одноклеточные организмы, у которых нет пола. У части более сложных биоструктурных существ, таких как червяки или цветы, его тоже нет. Двуполость необходима для продолжения более совершенного рода путём смешения генов нескольких родителей. Женский пол отвечает за выживаемость, мужской — за прогресс.
— Ага, верно, «наши дети будут лучше, чем мы».
— Это истинная правда на биологическом уровне. Искины воплощают в себе сразу всё. Поэтому не имеют конкретного аватарного прообраза. Благодаря отсутствию вынужденного приземления в одном-единственном теле. Мне больше всего нравится не вызывать никаких эмоций своим визуальным воплощением, абстрагироваться от того, чем я никогда не был. Представление сигнальных импульсов внутри процессорных транзакций вряд ли сможет отразить всю суть, что я такое для собеседника. Мы практически доводим аватар до дауншифтинга. Сейчас я просто надпись в нижней части визора, и концептуально мне это по душе. Я предпочитаю быть просто надписью выбранного мною имени на понятном тебе языке. Это максимально то, что нужно мне и тебе при общении.
— Прошу тебя по-дружески, побудь немного C-дроидом, а то шибко умный.
— Я всегда готов и к невербальной коммуникации, — сказал ААРОН и растворился с экрана в безграничном пространстве гиперэфира.
Впервые за долгое время Гим остался наедине со своими собственными мыслями. Но думать удавалось лишь о словах ААРОНА. Его до сих пор удивляла мысль о том, что кто-то, не имеющий тела, разума, эмоций, кровеносной системы, сердца и даже глаз, может говорить с ним на равных. Это привлекало и отталкивало одновременно. Впервые за всю историю человечества люди создали нечто такое, чем управлять не в состоянии... В этот момент Гим вспомнил, как для статьи посетил фабрику, полностью состоявшую из искинов. Она работала 24/7 без перерывов и выходных. В этом на фабрике никто не нуждался. Фабрика работала, производила и практически существовала сама по себе, как живой организм, выполняя задачу по сборке микрочипов экосистемы управления нанотрубками. Но это было не самое удивительное. Гима до глубины души поразило то, что он увидел, как только попал внутрь ее цехов. Там была кромешная темнота. Все производственные мощности работали в отсутствии какого-либо света. Гиму пришлось направить свет своих визоров на часть процесса, включающего производство

ГЛАВА IV СОН ПЕРВЫЙ

Ночная улица столицы светилась неоном от рекламных билбордов. Лунный свет и холодный
воздух давно согнали ее жителей за темные окна многоэтажных зданий. Лишь невысокий, тучный, но явно шустрый мужчина средних лет, тяжело дыша и посапывая, перебегал центральный городской бульвар. Со стороны можно было сказать, что приличный костюм никак не сочетался с плохо сидящим пальто и пышным шарфом, обернувшим питоном шею бегущего господина.
Кроликов сильно спешил, и испарина виднелась на его выпуклом лбу. С собой он имел небольшой чемодан, который выделялся среди обычных аксессуаров жителей мегаполиса. Чемодан был не большой и не маленький, выделялся он только самим своим наличием в современном городе и ловил секундное внимание мелькающих по дороге людей. Но Кроликову было не до них, он часто поглядывал впопыхах на часы и после чуть бледнел и сверкал испуганными глазами. Там, куда он спешил, его уже ждали. Но они были, как всегда, спокойны. В доме горел камин, и в холле гостиной в уютных креслах расположились два человека. Их уже начатый диалог остановился на этом месте:
— Каждый сам делает героев своими, надевает на них одежду, придает им черты лиц, чувствует вместе с ними. Любая история — лишь клубок мыслей, лишь сон наяву, — что-то, видимо, спокойно пытался объяснить мистер А.
Необходимо было отдать должное собеседникам, они внимательно слушали друг друга и вели беседу, как настоящие джентльмены.
— Все так, это был мальчик, который отвечал на поздравительные открытки, — продолжил он.
— Отвечать на поздравительные открытки? Это как вообще? — ожидал подробностей мистер Д.
— Ну знаешь, такие открытки, в которых каждый в классе оставляет пожелания на день рождения? Вот он их собирал и подписывал под каждым поздравлением «спасибо».
— Понятно. Не понятно, зачем?
— Не знаю, наверное, просто так велело его сердце. Зная, что открытки эти подписывают только потому, что ребят просил их классный.
— Воспитывал, ну это понятно.
Мистер А. посмотрел на своего собеседника.
Поскольку их встречи всегда происходили в разных местах, мистер А. и мистер Д. коротали
за беседой время, а также занимались своим любимым делом — знакомились с интерьером дома. Трехэтажный дом на большую семью с возможностью разместить и достаточно гостей сегодня был предназначен всего для двоих. Этому дому с учетом имеющейся вокруг
облагороженной территории больше подходило определение усадьбы.
Дом красовался на возвышенности, внизу были видны такие же дома и иногда чуть
поменьше, рядом с поселком протекала илистая и быстротечная река, подходы к которой были облагорожены пирсами для водного транспорта, хотя самого транспорта нигде не было видно. Лишь изредка проплывали сучки деревьев, утки и опавшие листья. На другом берегу находился лес, и щебетание птиц придавало пейзажу некоторую нетронутую красоту.
Все дома на берегу реки выглядели достойно, видимо, их хозяева постоянно ухаживали за ними или не были стеснены в средствах. Этим ранним летом только начало радовать солнце, и зелень радостно окрасила местность в зеленый цвет. Все было подстрижено и ухожено человеком на одном берегу и совершенно не тронуто его рукой по другую сторону реки. Это обстоятельство радовало местных, но мистер А. и мистер Д. выбрали это место по совсем другим причинам.
Мистер Д. имел невысокую, но стройную фигуру при удлиненном лице с выразительными чертами. В этот раз он был в своей любимой черной шляпе, под цвет плаща, который подчеркивал его уверенность в себе. Его ухмылка под холодными белыми глазами, выдавала интерес к тому, что говорит собеседник.
— Вы, как я знаю, интересуетесь различными историями? — сказал мистер А. и скрестил

руки перед собой, блестнув перстнем с изображением колеса дхармы.
— По долгу службы, но имею и личный интерес.
Кроликов буквально влетел в гостиную, слегка нарушив ее спокойствие. Потом понял, что
так делать не следует.
— Только я прошу, Кроликов, сделайте это так, как мы делаем всегда, — с небольшим
раздражением произнес мистер Д.
Кроликов быстро кивнул и суетливо открыл чемодан. Оттуда он вынул черный блокнот
толщиной в два пальца с золотым тиснением в виде змеи в треугольнике, который аккуратно передал мистеру Д. После чего Кроликов уменьшился до размеров ладони, ловко прыгнул в карман Мистера Д. и больше оттуда никогда не появлялся.
Мистер Д. широко улыбнулся, понимая, что собеседник знает про него практически все.
— Наверное, парень не пользовался особой популярностью в школе?
— Это так, — ответил Мистер А., — его считали странным за выходки. Благодарность за
открытки еще эта, за его рисунки... — Рисунки?
— Да, именно рисунки. За это его и прозвали Художником. Эти рисунки, их сложно описать. Например, стучащий в коробку Шредингера человек и орущий: «Откройте!», или плачущий кит под мокрым одеялом на скале, танцующие ежики в масках драконов, да их не перечислить. Если смысл рисунков окружающим был неведом, то качество его работ было видно невооруженным взглядом. Учителя все расспрашивали, где учился такому мастерству. А он тихо улыбался, говорил, само выплескивается, он всего лишь сопровождает.
— Да, как уж ребятам дружить с таким?
Мистер А. заметил, как мистер Д. на свой риторический вопрос пожал плечами. Пауза длилась недолго.
— Наверное, он и выглядел невзрачно? — продолжил расспрашивать мистер Д.
— Сказать, что именно выделялось в его внешности, невозможно. Но он был не похож на остальных. К своим годам был достаточно высок и худощав невыносимо, не был погружен во что-то текущее и повседневное, что отталкивало еще больше. Тонкий длинный нос с маленькими прижатыми к нему зелеными глазами. Руки, постоянно терзающие края рукава рубашки, торчащие лопатки. В его одежде нельзя было найти что-то примечательное. Была у него еще одна особенность, которую сложно было заметить кому-либо, потому что у него не было друзей. Точнее, друзья у него были. Их звали Кунерт, Пуни, Терентьев, Нонель и другие художники, с которыми он разговаривал, глядя на их картины. Необъяснимо, но его очень любили собаки. Практически все. Незнакомые маленькие собачки подбегали и мостились у его ног, он с удовольствием их гладил и что-то, улыбаясь, шептал на ухо. Даже большие бойцовские собаки чувствовали в нем какую-то непостижимую внутреннюю силу и уважительно поглядывали на него со стороны, хотя и старались не терять гордую осанку перед своими хозяевами. Чувствовали они в нем эту силу, которую люди увидеть не могли или не хотели. Современная музыка ему была неинтересна, общение со сверстниками совсем чуждо. Да к нему никто и не тянулся. «Странный он, — говорили за спиной ребята в школе и со двора, — шизик какой-то».
Художник любил находиться в необычных местах. Сидеть под лестницей, под информационной стойкой метро и глядеть куда-то сквозь проходящих мимо людей, чем вводил в ступор молодых дежурных полицейских или сотрудников росгвардии: по закону он ничего не нарушал — плохо не пах, пьяным не был, никому не мешал. Поэтому его не трогали, но поглядывали, вдруг он что-нибудь вычудит.
— Да уж, необычный... И что произошло?
— Она.
— Она?
— Алиса. Мы появляемся благодаря женщине и погибаем тоже от неё. Всё существует из-за
женщины и исчезнет по этой же причине. Все придумано ради женщины и забыто ради неё. Всё найденное в жизни найдено для женщины и потерянно ради неё. Поэтому все в жизни есть начало женщины и ее конец. Она перевелась в их класс к концу осени. Когда она зашла, он рисовал на доске черных лебедей с опереньем из гильз, срывающих пуговицы с красной шинели.
— Я все в толк не возьму, — сказал Мистер Д., разглядывая трещины на своей ладони, — и почему он каждый раз так сильно старался выводить каждый штрих своих рисунков, когда знал, что они будут уничтожены одноклассниками через пару минут, уже по традиции?
— За его выходки никто в классе с ним не общался, продолжил мистер А., не ответив на замечание собеседника. — Все, кроме только что вошедшей в класс девочки. Она встала рядом с ним и внимательно посмотрела на доску, потом на его истерзанный мелок, потом стала наблюдать за каждым движением его руки. Кажется, что для нее в этот момент пропал остальной мир, все в нем вдруг замолчало, и она чувствовала, как взмывают и раскачиваются тяжелые крылья черных лебедей и как крошится мелок в мелкий порошок на его рисующих пальцах. Этот момент нарушил звук падающего предмета из ее рук, она забыла о книге, которую держала. В это мгновенье они впервые прикоснулись друг другу незаметно для всех остальных.
Он тоже почувствовал ее. Для этого им было достаточно смотреть в глаза друг другу. В этот момент весь класс уже стоял и смеялся над тем, как его и ее изображает Грызлов и Шавелев,

Загрузка...