Чета Линтон - мои родители - положили жизнь на алтарь моего воспитания. В свои семнадцать лет я музицирую ничуть не хуже великовозрастных светских дам, которых я имела счастье наблюдать несколько раз в месяц - по мере того, как папеньку приглашали на разнообразнейшие приемы и балы. Мой благородный родитель, будучи верным себе, никогда не упускал возможность показать свою единственную дочь во всей красе - на танцевальных вечерах редкостная девица могла похвалиться нарядом, более красивым чем тот, в котором красовалась я.
Да, я чувствовала себя особенной. Я была особенной. С самого детства все - родители, немногочисленные подруги, соседи, и даже ужасная бабушка Ребекка - твердили: "Дженни, ты - красавица", и разумом я понимала, что не такая как все - хотя в зеркале видела лишь белокурую, тонконогую, белолицую девчонку, не блистающую ни особыми умственными способностями, ни живостью глаз, делающую юных дев необыкновенно прелестными.
Мне оставалось верить на слово - всем им, кружившим меня в быстрых танцах, отвешивающим изысканные комплименты, но раз за разом исчезавшим в ночи. До своего нынешнего возраста я не получила ни одного предложения руки, что стало серьезным поводом для размышлений - кому нужна одна лишь пустая красота? Чего стоит милое личико, если его прелесть не оттеняется умом? И хотя маменька твердила, что красавицы востребованы повсеместно, я все больше унывала, встречая резкий родительский отпор на мои просьбы посодействовать в повышении уровня моего развития в научном направлении.
- Право слово, Дженни, не выдумывай, - отговаривался папенька. - Богиня наградила тебя великим даром - ты прелестница, коих не видел мир. Кому нужны клушеватые кумушки, только и умеющие, что рассуждать о науке? Это скучно и мужчинам не интересно.
В данный момент сожаление о случившемся и превратность, коснувшаяся моей судьбы, терзала душу и жгла кровь. Кому я осталась нужна со своей ангельской красотой? Будь я умнее, то без труда придумала бы выход из сложившейся ситуации. А пока мне приходилось лишь направлять затуманенный взор в окно, и безуспешно пытаться найти верное решение. Меленькие капельки дождя смазывали мое отражение, и я едва угадывала черты своего лица - полные губы, тёмно-голубые глаза и светлые, небрежно перехваченные лентой, волосы.
Когда за спиной послышался скрип ветхих, старых половиц, я немедленно потушила свечу и тенью скользнула на приготовленную заранее постель. Отсыревшая перина не дарила ни малейшего ощущения тепла или уюта, но я неподвижно замерла, вслушиваясь в звуки за дверью. Войдет или...?
После нескольких мучительных секунд, на протяжении которых новопришедший безуспешно пытался отпереть дверь, я услышала визгливый старушечий голос: "Джейн, дрянь несносная, кто тебе разрешал запираться изнутри"?
Мне пришлось выбираться из-под простыней и шлёпать по холодному полу, на ходу притворяясь только что проснувшейся. Засов поддавался, но неохотно и со скрипом, что дало бабушке Ребекке лишний повод для сравнения меня с различными непотребствами. Поверить не могу, что она моя кровная родственница.
- Вы что-то хотели, бабушка? - смиренно произнесла я, боязливо поглядывая на сердитую женщину, яростно размахивающую полуметровой зажженной свечей.
- Хотела. - Она смерила меня презрительным взглядом. – Ты не можешь не понимать, что ты для меня – тяжелая ноша, которую мне, уже довольно немолодой, сложно нести. Я не могу дать тебе ничего, и – не буду скрывать – не хочу. Мне и самой мало того, что я имею.
Я уже настолько привыкла к бабушкиным грубым высказываниям и даже к откровенным оскорблениям, что никаких обидных слов для неё не нашла – разве это изменит случившееся? Разве оно меня спасёт?
Несколько недель назад родители – мои любимые мамуля и папенька… Они погибли в пожаре, и их смерть разорвала моё сердце. Я не могла поверить, что подобное несчастье могло коснуться моей семьи, но это случилось. Всё, что я теперь могла сделать, это жить в бесконечной печали, оплакивая родных, и стараться отрастить крепкую шкуру, дабы бабушкины нападки не ранили меня каждый раз.
- Я всё понимаю, бабушка. – Смиренно ответила ей. - Обещаю, я отправлюсь на поиски работы прямо с утра!
Но не успела я договорить, как отхватила такую звучную затрещину, что едва не потеряла равновесие.
- Не пристало девушке из благородного семейства ставить себя вровень с простолюдинами! - еще более яростно воскликнула старуха.
Вот тут-то меня и проняла обида - любое мое слово всегда находит свое немедленное опровержение в устах этой, не побоюсь столь нелицеприятного слова, полоумной бабки. Глаза наполнились слезами, когда я произнесла:
- Но как же я еще могу вам помочь, бабушка?
Ответ прозвучал незамедлительно - он был подготовлен заранее.
- На этой неделе ты выйдешь замуж. Благо, нашелся человек, которому ты приглянулась.
Думаю, такой вариант казался бабке лучшим из возможных. Все верно - скорее всего, на меня покусился какой-нибудь знатный негодяй, нуждающийся в красивой жене - неотъемлимом атрибуте всякого успешного мужчины. Я стала идеальной добычей для такого рода охотников - ведь осталась совсем без защиты.
Да только от осознания таких простых истин легче не становилось. Наоборот, моё и без того совсем не радостное состояние ещё больше ухудшилось.
Бабушка лишь зло улыбнулась.
Сразу стало понятно, что Димитрий - человек, который кичится своим благосостоянием без малейшего стеснения. Один только экипаж, который ныне мчит меня в новую жизнь, выглядит дороже, чем родительский дом в его лучшие времена - я уже не говорю о породистых лошадях, расшитых золотом ливреях грумов да поистине королевском одеяния самого Димитрия: уж его-то я успела хорошенько разглядеть за время нашей долгой поездки.
Длинные путешествия всегда утомляли меня, и этот раз не стал исключением. Карета, мерно покачиваясь на дорожных ухабах, все далее увозила меня из родных мест, а я до сих пор не могла поверить в происходящее. Напротив меня восседал владелец графства; человек, одно только слово которого распахивало любые двери, подчиняло и казнило; и в то же время он тот, кто на коленях упрашивал мою престарелую родственницу выдать меня за него. Я никак не могла осмыслить эту истину; она не находила естественного пристанища в моей голове.
Зато там прочно обосновалась хорошенькая порция дьявольской озлобленности, направленной на моего будущего супруга. Именно он виной моему ужасному самочувствию, ведь мне, измученной скорбью, только замужества и не хватало. Знаю, он не виноват в смерти моих родителей; знаю, я сама согласилась на столь сомнительное счастье - стать его женой, но все же. До чего трудно становиться агнцем, принесенным в жертву бабушкиной жажды золота.
Хватит себя жалеть, мысленно приказала я себе же, но ни боль, ни злость не утихали. Я не смотрела на Димитрия, хотя он находился на расстоянии нескольких несчастных десятков дюймов - почти все время, что мы ехали к Альвийскому парку, я глядела в окно, нервно теребя пальцами пурпурную занавесь.
- Мисс Линтон, вам нездоровится? - Граф едва ли не впервые обратился ко мне напрямую. Нотки беспокойства в его голосе, мне, естественно, почудились. - Вы бледны.
Поначалу я не горела желанием ему отвечать - право слово, сложно было это сделать сквозь намертво сжатые зубы. Я могла только поражаться, как он не замечал мой полный ненависти взгляд. Но в то же время меня осенило: на самом деле, не мешало бы подготовить почву для будущего сожительства - уж тут не стоило полагаться на удачу. Посему я, сама подивившись благожелательному тону своего голоса, ответила.
- Благодарю за беспокойство, Ваше Сиятельство. - Я даже сумела - какова актриса! - улыбнуться. - Но ваши опасения беспочвенны. И еще, не будете ли вы так добры звать меня по имени? Вам вскоре надлежит стать моим господином, и я должна привыкать.
При всем при этом мне пришлось опустить глаза долу, ибо испепеляющий жар моей вражды в этот раз точно не скрылся бы от Димитрия. Я усердно глазела на подол моего великолепного платья, не решаясь явить будущему мужу злобный взор во всей его красе, но, когда послышался смешок, не совладала с собой.
Улыбка графа Альвийского походила на цветок папоротника – по слухам прекрасная, но никто её не видел доселе. Эти предательские мысли пробились даже через каменный панцирь моего гнева - я, презрев все правила этикета, аж рот чуть приоткрыла, завороженная внезапно открывшимся зрелищем. Не могу представить, какие неземные силы умудрились сделать его для меня столь привлекательным в тот момент - то ли мальчишечья радость в его темных глазах, то ли я сама впервые внимательно присмотрелась к будущему супругу.
- Хорошо, Джейн, - чуть ли не счастливо ответствовал он. - Как вам будет угодно.
Наша долгая дорога продолжалась, и у меня было достаточно времени, чтобы обратно закопаться в свои невеселые думы и сомнения относительно графа. О чем тут можно говорить? Невозможно уважать человека, купившего тебя за мешок золота. Интересно, какие мотивы заставили его так раскошелиться? Чего он от меня ожидает? Я смерила Димитрия недоверчивым взглядом, и ответ пришел сам собой - как его супруга, я буду обязана делить с ним ложе. Понятнее некуда.
Даже если допустить, что он испытывает ко мне истинную симпатию (во что мне верится с большим трудом) - почему тогда он не попросил моей руки у папеньки? Все оформилось бы крайне чинно и благородно. Я смогла бы с гордостью зваться его невестой. Но Димитрий почему-то решил, что выкупить меня у бабушки Ребекки будет легче, чем попросить моей руки у отца, который сам по себе горел желанием выдать меня замуж. Во всяком случае, в нынешней ситуации я скорее вскроюсь, чем лягу рядом с купившем меня человеком, даже после нашего венчания.
Наш путь приблизился к завершению лишь поздним вечером. После целого дня тряски на ухабинах я находилась в ужасном настроении. Я ни разу за все время поездки не вышла из экипажа - Димитрий утверждал, что до церемонии венчания не должна показываться кому бы то ни было на глаза. Все, что мне было позволено — это незаметно поглядывать из-за шторы на проплывающие мимо пейзажи нашего немаленького графства.
Альвийский парк потряс меня своим обилием зелени и цветов. Я во все глаза разглядывала высившийся вдалеке огромный замок, не уступающий в величии - я в этом не сомневаюсь - даже королевскому дворцу. Наверное, это единственная положительная нотка моего нынешнего состояния - все-таки, жить в таком красивом месте тоже в каком-то смысле привилегия.
- Понимаю ваши чувства, Джейн, - с каменным лицом произнес Димитрий, подавая мне руку. - Я сколько лет уже здесь живу, все никак не могу привыкнуть к необыкновенности Альвиона.
- Альвиона? - вежливо переспросила я, сжимая его холодные пальцы и выбираясь из кареты. Димитрий не отошел, и я оказалась с ним лицом к лицу, предельно близко. Дабы не показаться слабохарактерной, мне пришлось бесстрашно поднять взгляд вверх и не отворачиваться, с трудом выдерживая как его прикосновение к моей руке, так и пристальный взор его серых глаз.
Маменька часто повторяла, что все события в нашей жизни - не случайны. Всегда хорошие и плохие вещи поочередно уравновешивают друг друга. Погожие деньки возмещают пролитые слёзы, а проведенный с легким сердцем выходной когда-нибудь окупится тяжелым трудом. От этого никуда не спрячешься, ведь все имеет свою плату.
О чем здесь можно толковать? Все понятно без излишних объяснений. Новая жизнь, сверкающая, словно алмаз, которыми папенька украшал всевозможные золотые и серебряные драгоценности, снизошла на меня в самую черную пору моего недолгого существования. Я ожидала от замужества одну лишь горечь, но никак не всеобъемлющие покой и свободу.
Альвион. В этом великолепном дворце, насчитывающем не одну сотню комнат и всевозможных произведений искусства, Димитрий отвел для меня, вероятно, самые уютные покои. Небольшая бежевая комната, укомплектованная белоснежной изысканной мебелью, мгновенно пленила мое сердце. Мой господин позаботился, чтобы я ни в чем не нуждалась - иными словами, отныне мне можно было и не выходить из своей опочивальни, ибо здесь находилось все, что я только могла возжелать: полки, до отказа уставленные книгами; рисовальные и вышивальные принадлежности; всякие статуэтки, которые можно раскрашивать; да и множество других вещей, отданных мне в постоянное пользование. Стоило мне обмолвиться слугам о собственной нетленной любви к музицированию - немедленно в мое распоряжение была предоставлена скрипка, творение, несомненно, какого-нибудь величайшего мастера своего дела, так как без священного трепета на нее взглянуть было решительно невозможно. Я от всей души поблагодарила молоденькую служанку, принесшую мне ее, не смея признаться, что предпочитаю клавишные инструменты струнным.
Димитрий. Когда ярость моя утихла, когда я смирилась с положением вещей, когда поняла, что он не осмелиться причинить мне даже малейшего вреда - смогла признать это: он восхитительный. Наконец-то мне удалось отринуть предубеждения, которыми я сама себя и опутала, и встретить действительность в лицо. Он необыкновенно красив. Ежедневные совместные завтраки отныне проходят примерно так: я вижу его локоть, я вижу его широкие плечи, я вижу его черные длинные волосы и серые глаза, смеющиеся над моей гордой беспомощностью. И я не ем. Димитрий неизменно интересуется, все ли со мной в порядке - я уверяю его, что не голодна, после чего стремительно сбегаю, а Джослин потом весь день ходит за мной, упрашивая отобедать.
Джослин. В ней состоит наибольшая заслуга Димитрия. Познакомить меня с этим человеком - лучшее, что он мог сделать. В тот первый, ужасный день замужества я, войдя в собственную комнату, повстречала аккуратную, ухоженную седую женщину лет шестидесяти, и даже представить не могла, что она вольется в мою жизнь так, словно это было самим собой разумеющимся. Джослин стала той, кем так и не смогла проявить себя бабушка Ребекка - наставницей, которой после смерти родителей мне так не хватало, родным человеком, ближайшим другом. Единственной, кто принимал мою сторону, в те моменты когда остальные слуги отстаивали моего мужа.
Со дня венчания прошло три месяца, и я полностью привыкла к своим ролям хозяйки Альвиона и графини, но не к роли жены. Я видела мужа всего раз в день - в лучшем случае. Димитрий требовал, чтобы я ежедневно являлась завтракать вместе с ним в большую столовую, но на этом его поиски моей компании благополучно заканчивались. Чаще всего он вообще со мной не разговаривал, предпочитая обмолвиться парочкой словечек с Джослин. В такие моменты я замечала, с какой почтительностью граф обходиться с этой женщиной - словно с близкой родственницей.
- Димитрий очень уважает тебя, - сказала я однажды ей, понаблюдав, как мило они беседовали.
- Конечно, - благожелательно улыбаясь, отвечала Джослин. - Я ведь вырастила его, милая моя. Димитрий не знал матери, и я, в известном смысле, заменила ее.
- Как же он мог приставить свою приемную мать к почти незнакомой девице? - подивилась я.
Ах, какую гамму чувств выдали глаза Джослин после этого вопроса! Вот когда я сполна уразумела значение поговорки "Хочешь знать душу - знай глаза". Почти сразу же на меня прямо-таки свалился непрошенный вывод - она что-то скрывает. Впрочем, ее ответ подтвердил мою догадку.
- Ты необыкновенно ценна для Димитрия, дитя, - очень осторожно произнесла Джослин.
Помнится, в тот момент я даже выронила вышивку.
- Не верю, - пискнула в ответ, подбирая упавший кусочек ткани. - Я для него - чужой человек, и не могу представлять никакой ценности.
- И стал бы он отдавать мешок золота за безразличную ему девушку? - Джослин поразила своим ответом меня в самое сердце. - Единственным правильным поступком для тебя, Дженни, будет самой спросить Димитрия обо всем, что тебе интересно. Могу дать голову на отсечение - он ответит на любой твой вопрос.
С тех пор завтраки стали еще более мучительны. От меня только и требовалось, что задать вопрос. Но какой? Зачем ты на мне женился? Чем я ценна? Не заметить мои терзания было невозможно, поэтому, когда Димитрий все же заговаривал со мной, я обычно что-то роняла, полагая, что муж начнет выспрашивать причину того, что меня так мучит.
Но он умел удивлять.
- Дженни, - обратился однажды ко мне граф. В тот день он обрядился в темно-бордовый камзол, его прекрасные волосы безмятежно рассыпались по плечах, серые глаза искрились радостью, а верхняя пуговица грозила вот-вот распрощаться с нарядом. Все эти мелочи я заметила за те две с половиной секунды, когда тянулась за хлебом. - Мне пригодится твоя помощь.
- Осталось пять минут, - произнесла я, обращаясь к Джослин.
Пожилая женщина возвела на меня свой синеглазый, хитрый взгляд.
- Тогда я должна оставить тебя, - ответила она, посмеиваясь.
Я замерла на месте. Оставить меня одну? Димитрий с минуты на минуту придет с нарядом, а Джослин собирается, не побоюсь сказать, бросить меня прямо тигру в лапы? Вероятно, испытываемые мною эмоции столь выразительно завладели моей мимикой, что наставница пустилась в объяснения.
- Зачем мне мешать молодым своим присутствием? - Вопрошала она, не сводя с меня пытливого взгляда.
- Это всего лишь примерка, - пробормотала я. - Ты ничем не сможешь помешать.
- Но и оставаться тоже бессмысленно, особенно если это простая примерка, - Джослин вновь одарила меня загадочной улыбкой - на том и оставила.
- А вдруг Димитрий..? - обратилась я к закрытой двери, и несказанное, что было в мириады раз важнее брошенной фразы, повисло между мной и прикрытой дверцей, словно колокольный звон. Наверное, я по незнанию употребила какой-то мудрёный ведьмарьский прием, ибо после этих слов Джослин все же заглянула обратно в мою опочивальню, чуть приоткрыв снежно-белую створку.
- Своей недоверчивостью к Его Сиятельству ты обижаешь меня, - взгрустнула она. - Димитрий никогда не причинит тебе ни вреда, ни боли. Ты у него в великом почете всю жизнь ходить будешь! Он уже много лет в тебя влюблен.
Джослин скрылась, не дав ни малейшего объяснения своим словам, но я и не останавливала ее. Я представляю, какую внутреннюю преграду она одолела, сообщая мне эту информацию, не говоря уже о том, что граф, вне всяких сомнений, запретил оглашать эти сведения вообще кому-нибудь. А мне-то - тем более.
Не знаю почему, но я сразу поверила в озвученное наставницей утверждение. Думаю, свою лепту в это внесли наше с ней тёплые отношения - ведь более близкого человека у меня, исключая умерших родителей, никогда не было. Другое дело - то, что после подобного заявления все вдруг обрело смысл: наша скорая свадьба; его трепетное отношение к моей невинности; забота, которой Димитрий меня окружил; да и само обстоятельство того, что он "подарил" моей изломанной жизни такого человека, как Джослин.
Будь я девушкой чуть более внимательной, и не повергнись я в свои измышления столь безнадежно, я бы давно заметила сидящего рядом со мной мужа. А так, как я уже говорила, что никогда не являлась великим мыслителем, то Димитрия мне удалось обнаружить только после его приветствия.
- Вечер добрый, Джейн, - произнес он, задумчиво разглядывая мое лицо. Я с удивлением узрела моего высокорожденного супруга, сидящего подле меня на моей же белоснежной постели. Надо отдать должное, я ни взглядом, ни словом не выдала открывшуюся мне сегодня тайну, потому и отвечала с деревянным выражением лица, ровным тоном, бесцветным взглядом.
- Рада видеть вас, Ваше Сиятельство.
Димитрий поморщился.
- Твои давешние обращения в примерочном зале нравились мне больше, - он вздохнул. - Но суть не в том. Я принес тебе наряд, как и обещал.
Мы принялись аккуратно разворачивать сверток. После пары минут сражения с бежевыми кружевами, крючками и шнурками, нашему взору предстало настоящее произведение искусства - нежно-кремовое платье, без вычурных узоров и оборок, без рукавов, но столь великолепное, что у меня просто дух перехватило. К своему удивлению я заметила довольно глубокий вырез, но ничего говорить не стала. Мало хорошего будет в том, если граф неожиданно унесет платье, в который я успела влюбиться всем сердцем.
- Что скажешь? - С этим вопросом граф, принимая до невозможности важный вид, уселся в мое любимое кресло.
Я молча направилась переодеваться за ширму, благо, в свое время супруг не забыл о подобном элементе интерьера. К несчастью, я вместе с пресловутой ширмой оказалась аккурат между окном и Димитрием, что дало мне основания предполагать, что мужу преотлично был виден мой силуэт. Какая-то часть меня требовала выставить наблюдателя из комнаты вон, или же занавесить перегородку лишним куском ткани, но вскоре передумала. Судя по словам Джослин, я могла перед ним хоть нагая плясать - он не посмеет тронуть меня без разрешения.
Я так разволновалась, стоя за этой треклятой ширмой, что прижала принесенное платье к груди. Мне становилось все труднее сдерживать свою симпатию к Димитрию, и я не знала, что с этим делать. А теперь я знаю, что и он ко мне неравнодушен. Хоть разорвись. Три месяца я на него волком глядела, а он терпеливо холил меня, чем, наверное, и взлелеял этот росточек нежности к нему, невесть зачем проклюнувшийся, не дающий мне спокойно жить дальше.
Сообразив, что слишком застоялась без движения, я стала зашнуровывать корсет. Казалось, легче носить мешки с камнями, чем пытаться единолично справиться с подобной шнуровкой.
- Джослин далеко ушла? - подала я жалобный голос. - В одиночку мне не справиться.
- Ничем не могу тебе помочь, - Димитрий даже не пошевелился. - Если я сейчас зайду к тебе, то там и останусь. Надолго.
Тихонечко ухмыльнувшись, я осторожно выглянула из-за ширмы. Димитрию виднелось лишь мое лицо да обнаженное плечо, через которое я, собственно, глядела на супруга.
- Где же Вы отыскали этот шедевр? - игриво обратилась я к нему, имея ввиду новопринесенное платье.
- Это был Зейтун, - неохотно призналась Джослин, не прерывая своей кропотливой работы. - Мерзкий тип.
- Чем он Димитрию не угодил? - настороженно выпрашивала я.
Наставница так разволновалась, что невольно раскраснелась.
- Когда-то давно ты, Джейн, была обещана ему в невесты.
- Зейтуну? - я едва не подавилась этим именем. - Я ведь даже не ведаю, кто он такой!
- Охотно верю, - вздохнула Джосси. - Все премудрости этого дела точно знает Димитрий. Когда-нибудь он тебе все расскажет.
Несколько минут я размышляла над всем озвученным.
- Теперь он хочет отомстить за то, что я вышла замуж за Димитрия, так ведь?
- Нет, - неожиданно произнесла Джослин. - Свою месть он уже совершил. Твой супруг предполагает, что когда твой отец отказался выдать тебя за Зейтуна - хотя обещал, - тот поджог ваш дом...
-...и убил бы не только родителей, но и меня, если бы не сущая случайность, - сначала я безвольно осела на стуле, но смысл его деяний быстро растормошил меня. Я молниеносно вскочила. Не удивлюсь, если в руках Джослин остался добрый клок моих волос. - Он поджог дом, полный людей! Мои родители, наша прислуга – они сгорели заживо, повинуясь мимолетному желанию этого… этого… животного?!
- Твой отец тоже не ангел, - хмуро усадила наставница меня обратно. - Знал ведь, что с ведьмарями шутки плохи.
- Ты серьезно? - обмерла я. - Зейтун ведьмарь? Это вздор! Магия вымерла!
- Не вымерла, - уронила Джосси. - Наш с тобой хороший знакомый граф Грейсон... ты не поверишь.
Какое другое заявление могло бы потушить меня так скоро? Часы проплывали пред моими глазами, Джослин уходила и приходила, служанки, выяснив что я ничего не ела с утра, приносили яства, а я все так же сидела, парализованная услышанным. К смерти родителей невозможно привыкнуть, но я, по меньшей мере, знала об этом уже три месяца как; не менее сложным оказалось осознать весть, что папа за моей спиной пообещал меня ведьмарю... А то, что Димитрий... я не поверю в это, пока сама у него не спрошу.
Я уже жалела, что вызвала наставницу на откровения - ведь мне предстоит сейчас отправиться в людный зал с приветливой улыбкой. Где взять сил, чтобы не выдать волнение мужу и гостям я не знала, но подводить супруга не собиралась. Пока Джослин не пришла, я щепетильно выискивала недостатки, глядя в зеркало, но наставница постаралась на славу. Мои волосы она разделила прямым пробором и уложила в украшенную драгоценными камнями сеточку для волос. Все это было проделано с безупречной искусностью. Не знай я правды наверняка, у меня самой возникли бы подозрения, что это дело рук не обыкновенной женщины, а признанного мастера-цирюльника.
Празднество уже взяло свое начало, когда мы с Джосси прибыли в бальный зал. Мне пришлось признать, что Димитрий постарался на славу: утром здесь не было и трети представленных сейчас украшений. А люди! Сколько народу собралось! Не ожидала. Я даже подумать не могла, что кого-то заинтересует как выглядит жена графа Альвийского. Могу представить, какие сплетни будут гулять по графству после этого приема.
Димитрия я увидала сразу, как только вошла в зал. В белоснежной рубашке и черном камзоле с серебристой оторочкой он выглядел хозяином жизни, да и являлся таковым. Я не имею права его опозорить - ведьмарь он или нет. Сама себе не прощу.
- Осторожно, - пробормотала Джосси после того, как склонилась перед кем-то в книксене. - Это была дочь виконта Версалеса. На редкость дотошная и противная дама. Держись от нее подальше.
Я поспешно выразила свое соглашение по этому поводу. Джослин же и не думала останавливаться.
- Посмотри на леди Весткотт, - шепнула она мне мгновение спустя. - Дама в сером платье.
- Смотрю, - призналась я. - Что-то не так?
- Конечно! Как она могла на прием к столь уважаемым людям прийти в этом безвкусном наряде?
- И вправду, - поддакнула я. - Вопиющая безвкусица.
- А кто это у нас тут с бриллиантами на подоле и на шее? Это уже давно не модно.
В таком духе мы провели довольно долгое время. Благодаря Джослин и ее замечаниям - правдивым и не очень, - я узнала имена множества присутствующих на приеме господ и их дам. Многим из них Джосси меня немедленно представляла, и что удивительно, подавляющая их часть действительно тепло меня приветствовала, не начиная рассуждать о моей родословной или причине нашей с Димитрием быстрой и не приданной огласке свадьбы. Каждый из них неизменно одобрял выбор графа и желал мне счастливой замужней жизни.
- Все такие добрые, - поделилась я с Джослин. Та лишь невесело усмехнулась.
- Это были добрые друзья нашего Димитрия. К недругам подходить не будем - себе дороже.
Я вновь с ней согласилась, и мы продолжили путешествовать по залу. Меня пока танцевать никто не приглашал, и меня это вполне устраивало. Все было хорошо, пока Джосси не попросилась отойти. Взяв с меня зарок не сходить с места, она несколько раз мелькнула своим золотистым платьем в толпе и исчезла. Я принялась послушно ждать ее возвращения.
Тут меня и нашел Димитрий. Я вздрогнула, когда чья-то рука легла на мою талию, но увидев мужа, чуть успокоилась и покраснела.