Профессор. Экзамен для недотроги

1. Собеседование

Он — блистательный профессор, самый молодой в истории факультета, гениальный в своём роде, автор научных работ и нескольких изданных в бумаге книг по психологии отношений.

Она — аспирантка кафедры психологии.

Их дороги пересекаются при её поступлении в аспирантуру. Она становится его вызовом и одержимостью. Сможет ли страсть перерасти в любовь или, прогорев, развеется как дым?

1. Собеседование

Аня

Я стою у двери и в который раз проверяю, застёгнута ли верхняя пуговица на блузке.

Волосы убраны в строгий пучок. Пиджак, юбка-карандаш, чёрные лодочки. Лето, слишком жарко, спина вспотела, а ладони ледяные.

Сегодня самый важный день. Пять лет учёбы, красный диплом, сотни бессонных ночей — и всё ради этих пятнадцати минут. Если провалю собеседование, второго шанса не будет.

Дыши. Просто дыши.

Прислушиваюсь. За дверью тихие голоса, потом короткий смех.

Нажимаю на ручку, толкаю дверь.

Просторная аудитория, длинный стол для членов комиссии. Напротив единственный стул, как на допросе. Я прохожу, сажусь. Чувствую себя под холодными взглядами комиссии как под продектором. Неуютно.

Но в центре сидит профессор Темнов. И он смотрит не холодно, а так, будто заглядывает в душу, мысли читает.

Я знала, что он будет, но всё равно сердце делает кульбит.

На кафедре его называют «звездой», «человеком-легендой», «гением».

Он и выглядит соответственно — строгий костюм, тёмный галстук, на волосах выверенный беспорядок.

— Левина Анна Дмитриевна, — произносит женщина с краю, улыбаясь. — Добрый день.

— Добрый день, — отвечаю эхом.

Голос звучит чуть выше, чем обычно, а щёки начинают теплеть.

Темнов молчит. Просто смотрит. Будто проверяет, выдержу ли я его взгляд.

— Вы закончили с отличием, — говорит мужчина в очках, листая моё портфолио. — Но в аспирантуру большой конкурс. Почему именно вы?

— Потому что я умею работать и не боюсь сложных тем, — выдыхаю.

— Например? — вступает женщина.

— Тема моей диссертации — «Эмоциональная зависимость в романтических отношениях», — отвечаю я чётко. — И я хочу продолжать её изучать.

Она кивает. Мужчина в очках что-то записывает.

А вот Темнов сгибает руки в локтях, соединяя ладони в замок напротив лица. Смотрит на меня поверх костяшек. Пристально.

— Вы считаете зависимость патологией или формой привязанности? — говорит низко, голос у него такой, какой хочется слушать и заслушиваться. Бархатистый. Глубокий. От него у меня по коже бегут мурашки. Но я беру себя в руки.

— Зависимость — потеря границ, — отвечаю, глядя ему в глаза. — Привязанность — их осознанное расширение.

Он чуть приподнимает бровь.

— Для вашего возраста неплохая формулировка.

— Спасибо, Анна, мы учтём ваши ответы, — вмешивается женщина с улыбкой. — У вас серьёзная заявка.

— Да, — добавляет мужчина. — Приказ о зачислении в аспирантуру будет вывешен через две недели.

Я киваю и поднимаюсь. Вот мои пятнадцать минут славы и превратились в пять. Видимо, я им не понравилась.

— Одну минуту, — спокойно произносит Темнов. — Я хочу задержать Анну Дмитриевну ненадолго.

Коллеги переглядываются.

— Мы тогда пойдём оформлять протокол, — говорит женщина.

Мужчина кивает, и они выходят. Дверь закрывается.

Я сажусь обратно на стул и чувствую себя наедине с Темновым почему-то беззащитно. Как заяц, который смотрит в глаза волку.

Темнов долго разглядывает меня будто под микроскопом.

— Вы интересны, — спокойно произносит он наконец. — У вас аналитический ум, а эмоции под самой кожей. Редкое сочетание.

Я нервно усмехаюсь.

— Думаю, это просто следствие стресса, Роман Константинович. — Обхватываю колено ладонями и сцепляю пальцы в замок.

— Не-ет, — тянет он с едва заметной улыбкой. — Стресс делает людей шаблонными. А вы, Анна Дмитриевна, под давлением начинаете блестеть.

У него красивые глаза. Между нами метра три, но я даже отсюда различаю цвет — тёмный орех. Скулы острые, высокие, аккуратный подбородок и прямой нос. Губы… Я усилием воли заставляю себя перестать им любоваться.

— Неплохое наблюдение, — выговариваю строго. — Вы, наверное, часто его используете?

— Только когда кто-то действительно заслуживает внимания, — отвечает он низко и с лёгкой усмешкой.

Он поднимается и направляется ко мне. Идёт медленно, будто растягивает момент приближения. Встаёт в метре передо мной, убирает ладони в карманы брюк, чуть расталкивая полы пиджака, склоняет голову.

— Позвольте совет, — произносит он тихо. — Если поступите, держитесь подальше от тех, кто захочет вас изучать.

Я прищуриваюсь.

— То есть, от вас? — Позволяю себе чуть улыбнуться, а у самой щёки уже горят. И я могу только молиться, чтобы он не заметил.

Но Темнов всё видит, поднимает уголок губ.

— Проницательно, — отвечает, не отводя глаз.

— Тогда ваше предупреждение звучит ещё более странно, — произношу я серьёзно.

— Почему? — Темнов слегка вскидывает брови, изображая искренний интерес.

Меня затапливает смущение. И невесть откуда взявшийся трепет. Чувство, что я уже попала в его паутину, и любое движение только сильнее затягивает капкан.

— Потому что вы сейчас сами меня… изучаете, — отвечаю, сама не понимая, как так получается, что беседу ведёт он.

Профессор Темнов подходит ещё на шаг, иежду нами остаётся меньше полуметра. Я ощущаю его аромат. Запах кофе, кожи и терпко-пряного парфюма. Явно дорогого.

— Разница в том, — говорит он почти шёпотом, — что я не притворяюсь, будто не хочу этого делать.

Щёки вспыхивают с новой силой, хочется прижать к ним всё ещё ледяные ладони. Но я складываю руки на груди. От этого профессора удивительно хочется отгородиться.

— У вас необычный стиль общения с поступающими, Роман Константинович, — пытаюсь сказать ровно, но голос дрожит.

2. Не кофе

Анна

Я чувствую, что от Темнова надо держаться как можно дальше, но не могу себе объяснить, почему. Сердце рядом с ним бьётся слишком часто. Это плохой знак.

— Я не пью кофе, — говорю после короткой паузы.

Это ложь, просто первое, что пришло на ум.

— Тогда чай. Или просто разговор. — Он смотрит поверх плоских очков, выглядит, зараза, как хозяин мира. — Я не настаиваю. Хотя… люблю, когда соглашаются.

— Нет, спасибо, — выдыхаю ровно. — Это неуместно.

Темнов чуть улыбается.

— Почему же? — в голосе нет давления, но я его почему-то ощущаю.

Он подходит вплотную, так, что я чувствую его тепло. И аромат его опасно дорогого парфюма.

— Потому что это собеседование, Роман Константинович, — выговариваю, задрав к нему голову. — А не флирт.

— Разве? — Он вскидывает бровь, чуть усмехается. — Иногда эти вещи путают те, кто слишком остро чувствует.

Во мне вспыхивает возмущение. Но не на напор, хотя и на него тоже, а на то, что я теряюсь в его вопросах и словах. Он строит беседу так, что я только вязну, не нахожу чем парировать.

— То есть я? — спрашиваю с вызовом.

— Я ничего не утверждаю, — он смотрит прямо, спокойно. — Просто наблюдаю.

Я киваю больше себе, в надежде, что теперь смогу уйти. Поднимаюсь и ненароком смотрю на Темнова. Он выглядит довольно-азартным и смотрит так, что замирают колени.

— Вы нервничаете, — произносит он. — Это не страх. Это возбуждение нервной системы.

От слова «возбуждение» я почти подпрыгиваю. Не хочу верить, что он прав. В теле горячий спазм, а щёки вовсю пылают. Даже воздух кажется более плотным.

— Что вы себе позволяете? — слова срываются громче, чем я хотела. — Вы выходите за рамки профессиональной этики!

— А вы — за рамки спокойствия, — отвечает он мягко, почти ласково. — Видите? Даже голос дрожит.

Он снова прячет руки в карманы брюк, обнажая сорочку, бессовестно облепляющую точёный торс.

Становится слишком жарко, и хочется обмахнуть себя папкой. Я делаю несколько шагов, цепляюсь за ручку двери.

— Ещё одно слово, и я подам жалобу, — выдыхаю.

— На что? — ухмыляется Темнов. — На то, что я спросил про кофе?

Он знает, что мне нечего сказать дисциплинарной комиссии. Спокойный, уверенный, и ведёт себя невозмутимо, будто я придумала себе весь этот жар.

— Вы прекрасно знаете, что имели в виду, — говорю сквозь зубы. — Просто хотите, чтобы я это проговорила.

Этот мужчина опасен. И опасен тем, что знает цену словам, они для него — инструмент власти.

— И вы тоже знаете. — Он чуть склоняет голову, и в уголке губ появляется едва заметная усмешка. — Может, всё же кофе? В кафе «Сундук» через улицу.

Темнов будто снисходительно даёт мне шанс одуматься. Нет уж. Решила не нарушать нормы профессиональной этики и не стану!

Я порывисто открываю дверь и почти бегу прочь. Воздух в коридоре холодный, но дышать всё равно трудно. Сердце грохочет как бешеное.

Вылетаю из корпуса и направляюсь… в это самое кафе. Потому что там меня ждёт подруга, которая пришла специально меня поддержать. Конечно, я знаю кафе «Сундук» — милейшее местечко с живой музыкой и отдельными ВИП-комнатками для желающих.

Я вбегаю в кафе, нахожу Леру в углу за нашим столиком. По пути прошу официанта принести мне капучино. Снимаю жакет, вешаю на спинку стула.

— Ты опять красная, — смеётся она. — Что на собеседовании?

— Всё прошло… неплохо. — Я всё ещё пытаюсь отдышаться.

— По твоему виду кажется, что не всё, — тянет Лера.

Меня всё ещё трясёт от смеси возбуждения и жгучего интереса, который во мне всколыхнул этот мужчина. Именно поэтому от него надо бежать как от огня.

— Ты же видела, что в комиссии был Темнов, да? — спрашиваю раздосадованно.

— Да, — мечтательно тянет Лера. — Такой мужчина! М-м. Просто мечта!

Я задумываюсь, стоит ли говорить ей, что он предложил мне кофе. Расстроится небось. Но я ведь отказала. Значит, у Леры есть все шансы сделать это вместо меня.

— Он меня на кофе пригласил, — говорю с досадой.

— И ты… — шестерёнки в мозгу Леры крутятся, и она всё понимает. — Ты отказала Темнову?!

Она хватается за волосы и вытаращивает глаза, изображая крайнее удивление.

— Я не собираюсь нарушать профессиональную этику, — отрезаю.

— Не видать тебе кандидатской, — с видом, будто всё решено, выговаривает Лера и качает головой.

Я фыркаю.

— Я отличница, в конце концов. — Отпиваю принесённый официантом капучино. — Он не сможет совать мне палки в колёса. Правила на моей стороне, а не на его. Это университет, а не гарем.

Лера делает фейспалм.

— Ну ты даёшь, — снова сокрушённо качает головой. — Ты так уверена, что не пожалеешь?

— Я не из тех, кто боится мужчин, — отрезаю я. — Особенно таких. И вообще. Чего ты так огорчаешься? Предложи ему выпить кофе с тобой!

Лера переводит на меня убийственный взгляд.

— Я тебе сейчас такое расскажу, что закачаешься, — говорит зловеще. — И поймёшь, что совершила большу-ую ошибку.

Визуалы персонажей

Роман Константинович Темнов

3. Легенда

Аня

Я смотрю на неё не скрывая скепсиса.

— Что ты такое говоришь? — вырывается сердито. — Что значит, ошибка? А нарушать субординацию — не ошибка?!

— Да плюнь ты на эти принципы, — Лера машет рукой. — Если он выбрал, соглашайся. Это шанс, а не грех.

— Что за бред? — я поджимаю губы. — Почему «если выбрал»?

Лера наклоняется над столом с таким видом, будто собирается рассказать тайну, которой не делятся с чужими.

— У Темнова всегда одна аспирантка. Только одна, — деловито говорит она, постукивая наманикюренным пальцем по столу. — Он не коллекционер, он исследователь. И если ты попадаешь в поле его интереса, всё. Твой прежний мир перестаёт существовать.

Я складываю руки на груди.

— Какой романтичный социопат! — выговариваю с сарказмом.

— Ты лучше не торопись с диагнозом. — Лера прищуривается. — Знаешь историю про Веронику Соловьёву?

— Нет, — отвечаю, ощущая, как по шее под волосы ползут мурашки.

— Вероника была очень талантливая, — со знанием дела произносит она. — Из тех, про кого говорят «многообещающая». И под руководством Темнова она блистала. Говорят, они встречались почти год.

Меня всё смущает в этом рассказе. И слово «была», и слово «говорят».

— Что значит, говорят? — вырывается первее, чем успеваю подумать.

— А то и значит. — Лера разводит руками. — Это всё слухи. Никто не знает точно, потому что они вели себя идеально. Никаких объятий, никаких взглядов на кафедре. Только работа, отчёты, публикации. Веронике прочили прекрасную карьеру в науке!

Меня пробирает дрожь.

— Почему ты говоришь в прошедшем времени? — голос звучит слишком тихо.

Лера смотрит на меня как на дурочку.

— Потому что никто не знает, что с ней случилось, — бросает она и допивает вторую… или уже третью чашку американо. — Темнов издал свою книгу «О природе зависимости». И там все увидели Веронику. Прямо по тексту.

Я вспоминаю обложку, белые буквы на тёмно-синем переплёте. Эротичный фоновый арт с объятиями, но без лиц.

— И вот Вероника после того исчезла, — добавляет Лера. — Поговаривали, что она его бросила. Не вынесла позора, мол, он вынес на всеобщее обозрение их отношения.

— Ты хочешь сказать… — тяну сдавленно.

— Да! — Лера тычет в меня пальцем, мол, бинго. — Она стала героиней его теории. И после этого исчезла.

— Исчезла? Ну не убил же он её? — меня начинает потряхивать. Этот профессор Темнов представляется опасным гением.

Лера замирает на мгновение, потом давится воздухом и прыскает. Стучит пальцем себе по виску.

— Ты совсем ку-ку? — заглядывает мне в глаза. — Ты что, трукраймов пересмотрела? Конечно, не убил. Одни говорят, что она улетела в другую страну, чтобы очиститься от чувств к Темнову. Другие — что уехала в родной город после скандала, который устроила жена профессора, прознав об интрижке.

Мда, всё куда прозаичнее, чем нарисовало моё буйное воображение. Тем не менее, ощущение опасности, которая исходит от Темнова, только усилилось.

— И ты веришь во всю эту мистику? — пытаюсь придать голосу звучание, будто мне всё равно.

— В мистику не верю, — отрезает Лера. — Но верю, что он запросто может разрушить твою карьеру, и с тем же успехом вознести тебя к верхушке научного сообщества. И если он выбрал тебя, он получит желаемое.

Лера уходит заказать очередную чашку кофе, а я остаюсь одна и перевариваю сказанное.

В голове вертится её фраза: «Если он выбрал тебя, соглашайся».

Глупость! Вздор. Примитивная университетская страшилка. Но почему-то мурашки так и струятся по спине. Рубашка липнет к телу. Я беру брошюру с меню, несколько раз обмахиваю лицо. Август, жара, так ещё и сердце дубасит

Темнов — человек, который пишет книги о зависимости. О чувствах, которые разрушают. И если половина из рассказанного правда, то он, возможно, не просто о ней пишет. Он её проверяет. Экспериментирует на живом как безжалостный вивисектор.

От него надо держаться максимально далеко.

Я смотрю на свой недопитый капучино. Он остыл, пенка опала, я оборачиваюсь, чтобы жестом попросить Леру обновить напиток и мне, и вдруг над дверью звенит колокольчик.

Я вижу, кто входит, и едва не падаю со стула.

Темнов. Без галстука и пиджака, неформальный, даже немного небрежный. Рукава белой рубашки закатаны до локтя, обнажают рельефные красивые предплечья.

Следом за ним входит преподаватель с кафедры, доцент Климов, который на фоне широкоплечего и высокого Темнова кажется щуплым и скукоженным.

До меня не долетают слова, только голос Темнова, и от тембра у меня что-то вибрирует под рёбрами.

— Вот чёрт, — шепчу я, невольно пригибая голову.

Лера садится на своё место, ставит на столик тарелочку с круассаном и ещё один американо.

— Что? — спрашивает, удивлённо тарящась на мои маневры.

— Он здесь, — выдыхаю кивая вбок, на проход, по которому сейчас пройдёт Темнов.

— Кто?

— Да гений твой демонический! — шиплю и хватаю сумку.

Он проходит в паре метров от нашего столика. Смотрит в это время на Климова, что-то ему объясняя. Я быстро вынимаю деньги за кофе и кладу на стол.

— Увидимся, — бросаю Лере и почти бегом направляюсь к выходу.

Проходя мимо стойки, я замечаю, как официант открывает Темнову дверь в одну из ВИП-комнат. Профессор и доцент скрываются внутри.

Не заметил.

Я выхожу на улицу под липкое августовское солнце. От облегчения перехватывает дыхание. Через две недели я узнаю, зачислили ли меня в аспирантуру и кто будет моим руководителем. А сейчас просто домой.

***

Время в ожидании списков тянется как каучук. Я каждый раз с мандражом и дрожью в руках вычёркиваю дни на календаре.

Мне очень нужна эта аспирантура. Если не поступлю, мне придётся вернуться в город, где мне с детства говорили, что мечтать стыдно. И к отцу, который всегда меня подавлял. Он презирает мой выбор профессии, считает, что я должна выйти замуж и посвятить всю жизнь уборке и готовке.

4. Коридор

Аня

Коридор на кафедре длинный, как туннель. Белые стены, гул шагов, голоса за дверями.

Напротив окна, свет из которого очерчивает высокую плечистую фигуру, стоит профессор Темнов. Чёрный костюм, белая рубашка без галстука, тяжёлые часы на запястье. Безупречен, как и на комиссии.

От него пахнет кофе. Взгляд прямой, ровный, и будто уже знает, что я собираюсь сказать.

— Работать с вами честь для меня, — выговариваю фразу, которую заготовила. — Но пить с вами кофе не буду.

Вкладываю в эти слова всю свою твёрдость.

— Почему же? — спрашивает он, поднимая подбородок.

— Думала сразу это прояснить, — произношу медленно, будто сама не хочу. — Я не хочу никаких неформальных встреч, Роман Константинович. Только работа.

Он чуть поднимает брови.

— Вы боитесь слухов? — спрашивает всё тем же ровным голосом.

— Нет, — отвечаю. — Просто хочу, чтобы всё было профессионально.

Он чуть отходит в сторону, давая дорогу двум ассистентам, проходящим мимо, и только когда они скрываются за дверью, снова поворачивается ко мне.

— С профессионализмом у вас, я уверен, всё в порядке. — В голосе появляется едва заметная сталь, как игла в бархате. — Но есть вещи, которые не зависят от формата общения.

— Что вы имеете в виду? — вырывается, прежде чем успеваю подумать.

У меня снова ощущение, что вокруг меня сплетается сеть, но я её не вижу. Слишком гладко расстелены ловушки.

Темнов чуть усмехается уголком губ.

— Влечение к идее, к человеку, к процессу, — говорит чуть театрально, восторженно. — То, что называют «глаза горят». Оно или есть, или нет. Остальное — иллюзия деятельности.

Я краснею до корней волос. Вокруг шум — кто-то здоровается, звонит телефон, открываются двери, но всё словно расплывается.

Он не приближается, не касается, но кажется, что он уже держит меня за горло.

— Вы… всегда так говорите своим аспиранткам? — спрашиваю сухо, но голос всё равно дрожит.

— Только тем, кто умеет слушать, — отвечает он негромко.

— А если кто-то не хочет слушать?

— Тогда наблюдаю, — произносит он, склонив голову чуть набок. — Иногда наблюдать куда интереснее.

Я вдыхаю глубже, будто это поможет остудить щёки. Вспоминаются слова Леры и история про Веронику.

— Я не собираюсь быть вашей подопытной или кем вы меня видите, Роман Константинович, — чеканю слова. — Мы сработаемся, только если будем работать.

— Вы уже часть рабочего процесса, Анна Дмитриевна, — он произносит моё имя медленно перекатывая на языке, словно пытаясь попробовать на вкус. — Просто ещё не осознали этого.

Так, это надо заканчивать. Всё, с меня хватит этого обольстительного тона.

— Мне пора, — выдыхаю и делаю шаг в сторону.

— Конечно. — Он кивает. — На вас много административных дел. Занимайтесь. Но помните, если я что-то выбираю, я редко ошибаюсь.

Я сумбурно киваю и ухожу. Коридор кажется бесконечным, а взгляд в спину прожигающим. Сердце бьётся как птичка в клетке.

Я не справляюсь с любопытством и всё же оборачиваюсь в конце коридора. Темнов так и стоит на том же месте. Смотрит на меня тяжёлым взглядом. Без улыбки.

А у меня гул в висках и пульс где-то в горле. Он сказал это тихо, корректно, но смысл остался: достаточно выбрать только ему, чтобы у меня выбора не осталось.

Спустя неделю я выхожу на работу в аспирантуру.

Первые дни проходят как в тумане. Кафедра живёт своей суетой: звонки, отчёты, бумажные кипы. Мне выделили место в угловом кабинете аспирантов — старый стол, скрипучий стул. Через дорогу стройка, где с утра до вечера бьют молотками. Зато интернет быстрый и окна выходят на восток — утром солнце ложится полосами на страницы конспектов.

Я разбираю архив кафедры, составляю список методических источников, оформляю карточку исследователя и подписываю график работы.

С девяти до двух семинарские часы у первокурсников. С трёх время на собственное исследование, анализ материалов, статьи, отчёты.

В день уходит по двенадцать часов, и только вечером, возвращаясь в свою убитую однушку, я позволяю себе перевести дух.

И каждый вечер на телефон поступает звонок. От хозяйки квартиры. Сегодня тоже не исключение.

— Анечка, привет, — елейный тон, медовая интонация. — Ну как дела?

Так она интересуется, не взорвала ли я её квартиру. Потому что только это ей осталось до полного разрушения.

— Всё хорошо, тётя Маша, спасибо, — отвечаю дежурно. И мы прощаемся.

Здесь всё убитое вусмерть. Облупленные стены, старый чайник, который выключается только если его пнуть. Шкаф без одной дверцы. Ящики, которые выдвигаются только если упереться ногой. В общем, все прелести жизни в «пустующей квартире маминой подруги».

Ещё один тихий вечер. Пятница. В понедельник снова на работу. Я с нетерпением этого жду, хоть и вкалываю с утра до ночи. Я балдею от самого процесса исследований и преподавания.

Завариваю чай, ставлю кружку на подоконник и открываю блокнот:
«Психология эмоциональной зависимости. Формы и механизмы». Тема моей кандидатской. И вспоминается Темнов.

Мы с ним пока не пересекались. Он читал лекции для старших курсов и большую часть времени проводил на заседаниях и рецензировании. Аспирантам он не показывался, будто нарочно держал дистанцию, давая привыкнуть к мысли, что он выше, над всем этим.

И на следующей неделе наша первая консультация. В его кабинете. С глазу на глаз.

Мне придётся сесть напротив. После той встречи в коридоре я боюсь даже представить, каково это будет — слышать его голос, когда вокруг не будет посторонних.

________________
Привет, прекрасные!
Представляю вам ещё одну книгу нашего литмоба «Горячий профессор»
Лава Сан Профессор, научи меня...
https://litnet.com/shrt/TTD0

5. Консультация

Аня

Два первых дня недели пролетают как вспышка света перед глазами. Работа со студентами немного выматывает, но, как говорят старшие преподаватели, втягиваешься. Это с непривычки тяжело.

Мне по-прежнему нравится преподавать, но на начитку лекций уходит много энергии. Так, наверное, чувствуют себя певцы на сцене? Когда десятки глаз устремлены на тебя. А если десятки тысяч? Ох… Хорошо, что я всего лишь аспирантка на кафедре психологии.

Наступает среда. День, которого я ждала с содроганием полторы недели. Внутри скручивается горячая пружина, стоит вспомнить, что в пять вечера я зайду в кабинет Темнова. На первую консультацию по кандидатской.

И при этом день с самого утра тянется мучительно. Я успеваю проверить работы первокурсников, сходить в библиотеку, написать конспект и сто раз пожалеть, что записалась к Темнову именно сегодня.

К пяти вечера в коридорах становится тихо: двери аудиторий закрыты, за окнами сгущаются сумерки.

Кабинет профессора на третьем этаже.

Я подхожу, стучу, и из-за двери раздаётся низкое:

— Войдите.

Темнов сидит за столом, свет в кабинете жёлтый, лампа прямо над столом. Окружающее утопает в охристой приглушённой дымке.

Но хозяина кабинета свет заливает щедро. Он смотрит на меня с интересом. Сидит расслабленно. Галстука нет, рубашка расстёгнута на одну пуговицу.

Мне неуютно под его взглядом. Потому что он меня рассматривает. Потому что я вижу одобрение в его глазах, хотя я ещё ничего не сделала. Только пришла.

— Присаживайтесь, Анна Дмитриевна, — произносит он великодушно, будто делает одолжение.

Я сажусь на край стула, ровно, будто сдаю экзамен. Поднимаю взгляд и останавливаюсь на подбородке Темнова. С ямочкой посредине. Не могу посмотреть в глаза.

— Я подготовила предварительный план исследования, — начинаю неуверенно. — Основная гипотеза касается корреляции между зависимыми моделями и типом привязанности…

Темнов поднимает ладонь, и я замолкаю.

— Пойдёмте, — произносит почти приказным звонким голосом.

— Простите? — выдавливаю.

Темнов поднимается, закидывает пиджак на плечо и жестом показывает на дверь.

— Продолжим в другом месте.

Я машинально подхватываю сумочку и выхожу в галантно открытую им дверь. Профессор закрывает кабинет и кивает мне в сторону лестницы.

— Куда? — спрашиваю чуть обеспокоенно.

— Просто пойдёмте, Анна Дмитриевна, — бархатистым мурчанием отвечает Темнов.

Мне бы развернуться и сказать, что я на такое не подписывалась, но в противном случае я не получу вообще никакой консультации. А она нужна в первую очередь мне самой.

Мы выходим из корпуса. Вечер тёплый, город пахнет кофе и асфальтом после жары.

Темнов идёт рядом со мной уверенно, не говоря ни слова. Одна рука так и держит пиджак перекинутым через плечо. Другая покоится в кармане брюк. Через несколько минут я понимаю, куда мы направляемся — к «Сундуку».

И снова. Надо прямо сейчас сказать стоп. Но внутри вдруг появляется страх, что Темнов может на меня нажаловаться. Вспоминаются слова Леры, что он запросто может испортить карьеру. И я захожу в Сундук следом за ним.

Официант кивает Темнову так, будто они только что обменялись каким-то тайным приветствием. Внутри знакомый полумрак, тихо играет гитара, саксофон, в нос проникает запах ванили и кофе.

Темнов ни слова не говоря ведёт меня к той самой ВИПке, в которой сидел с доцентом Климовым и открывает мне дверь.

— Что это за шутки? — спрашиваю, не переступая порог.

— Никаких, — отвечает Темнов спокойно. — Мы просто продолжим консультацию здесь.

Он заказывает два капучино, даже не спрашивая моего выбора. Знает, что я пью? Или просто совпадение?

Щёки начинают гореть, но я сажусь на мягкий диванчик с одной стороны стола. Темнов опускается напротив.

— Мне было комфортнее в университете, — произношу и невольно поджимаю губы.

— Правда? — он чуть склоняет голову. — У меня в кабинете? Наедине со мной?

Я вспоминаю тот его взгляд, ловлю мурашки по всей спине и качаю головой.

— Нет… — выдыхаю. — Почему бы не в аудитории или на кафедре?

— Где галдят и мешают? — усмехается Темнов. — Здесь хотя бы можно услышать друг друга.

Я бросаю на него короткий взгляд и сразу отвожу глаза, но ловлю себя на мысли, что он безумно красивый мужчина. Если позволить себе на него смотреть не отрываясь, я и не захочу отвести глаза. Его внешность сама по себе доставляет эстетическое удовольствие, как красивая картина.

Под которой скрывается сердцеед и циник, — тут же встревает мой внутренний голос.

А Темнов лишь смотрит так, будто я букашка под лупой, а он — исследователь.

— Зачем вы это делаете? — не выдерживаю.

Он пожимает плечами и делает невозмутимое лицо.

— Я заметил, что вам было некомфортно, когда вы вошли в мой кабинет. — Его голос становится мягким и ласковым. — Здесь уютнее. Не правда ли?

— Но почему именно «Сундук»? — спрашиваю, хотя ответ боюсь услышать.

Темнов чуть улыбается, в глазах торжество.

— Прошло три с небольшим недели, и вот… мы всё-таки пьём кофе в «Сундуке».

Я вспыхиваю и внутри, и снаружи. В лёгких жжётся от гнева.

— Гештальт закрыли? — вырывается у меня сердито.

Темнов всё так же невозмутим. Закидывает одну руку на спинку дивана. С его красивым торсом этот жест просто бомба.

— Я просто хотел наглядно показать, что всегда получаю, чего хочу, — произносит он уже без шуток. Коварно.

Моё терпение лопается на этой фразе, и я встаю из-за столика.

— Я попрошу сменить мне научного руководителя! — бросаю с досадой и направляюсь к двери.

Затылком чувствую взгляд, но не оборачиваюсь. Выхожу из ВИПки, сердце колотится так, будто я пробежала марафон.

Весь путь до квартиры думаю только о нём — о том, как он стоял с пиджаком на плече, как тень скользила по рукаву, как мышцы под рубашкой двигались, когда он подзывал официанта.

6. Деканат

Аня

С самого утра в душе булькает тревога. Я твёрдо намерена попросить другого научного руководителя, но понимаю, что мне в любом случае зададут вопросы, почему я хочу это сделать.

Всё внутри дрожит, хотя я убеждаю себя, что иду не на казнь, а просто в деканат.
Я могу сменить научного руководителя. Это моё право. Я ничего не нарушаю.

Знакомый длинный коридор. За дверями голоса, шелест бумаг. Почти все на парах, но в деканате люди есть.

Я вхожу в знакомую дверь. Секретарь на месте. Марина Викторовна. Женщина лет пятидесяти, волосы всегда собраны в тугой пучок, на губах яркая помада, бессменный Цербер на посту.

— Марина Викторовна, здравствуйте… — говорю хрипло.

Она смотрит на меня поверх очков. Вспоминает, кто я.

— Левина, верно? — спрашивает лениво. — Аспирантка кафедры психологии?

— Да, — киваю. — Я… хотела уточнить, можно ли сменить научного руководителя.

Марина Викторовна на мгновение замирает, взгляд становится настороженным.

— А кто у вас? В чем причина?

— Темнов Роман Константинович. Мы сильно расходимся по подходам, — выдыхаю. — Мне кажется, я не смогу работать под его руководством.

Марина Викторовна открывает толстую папку с бумагами, переворачивает листы с шелестом, потом смотрит на экран монитора. Она будто нарочно никуда не торопится. Каждое движение нарочито плавное.

— Ваша тема «Эмоциональная зависимость в романтических отношениях» входит в проект кафедры, — бесстрастно выговаривает она. — Пока проект не завершится, вам придётся работать с профессором Темновым.

Сердце падает в живот. Ну как так? Что за бюрократическая западня?

— Простите… что? — у меня срывается голос.

— Всё просто, — поясняет она буднично. — По этому направлению идёт финансирование от университета. Аспиранты внутри проекта автоматически закрепляются за научным руководителем, который подал заявку.

— То есть… я не могу перейти к другому преподавателю? — я всё ещё цепляюсь за последнюю ниточку.

Марина Викторовна убирает папку.

— Только если смените тему, — она переводит взгляд в монитор и продолжает себе под нос: — А это новая заявка, новый допуск, рецензенты, всё с нуля. Вы же не хотите терять место?

— Не хочу, — отвечаю слабым эхом. — Спасибо.

Марина Викторовна всё-таки бросает на меня взгляд и теплеет.

— Не переживайте, Анна Дмитриевна, — говорит мягко. — Профессор Темнов требовательный, но справедливый. Поверьте, с ним вам повезло.

Я киваю и выхожу. Повезло разве что как утопленнику.

Коридор кажется ещё длиннее, чем был. В ушах пульсирует кровь. Пальцы всё ещё холодные, хотя воздух в здании душный.

Темнов знал мою тему. Услышал на собеседовании. И теперь — формально и безупречно — я прикована к нему.

Я возвращаюсь к рабочей рутине, пытаясь заставить себя не думать о профессоре, но ощущение западни не проходит.

Сегодня исследовательское время утром, а лекции вечером.

Я читаю монографии, делаю пометки в блокнот, иду в библиотеку.

К середине дня голова гудит, глаза слезятся от экрана, а блокнот исписан формулировками по теме «эмоциональная фиксация на объекте». Звучит до боли символично.

Возвращаясь в кабинет, обнаруживаю на электронке новое письмо. Стандартное уведомление о приглашении по внутренней системе документооборота.

«Индивидуальная консультация. Тема: уточнение гипотезы».
Организатор Р. К. Темнов.
Дата и время — завтра в пять часов вечера.
И внизу две кнопки «Я приду» и «Я не приду».

Ловушка захлопнулась. Если я проигнорирую это приглашение, я фактически нарушу свои аспирантские обязанности. А если приму, снова окажусь лицом к лицу с Темновым.

Я не могу заставить себя нажать «Я приду». Сердце разгоняется до второй космической от мысли о новой встрече. Но и нажимать «Я не приду» неправильно.

Мозг отказывается принимать решение, и я иду на пары. Сегодня у меня лекции до вечера.

Я рассказываю третьекурсникам о фундаментальных подходах в психологии, а мысли крутятся вокруг письма. Мне придётся принять решение. Но не сейчас. После лекций. Вернусь в кабинет и… сделаю выбор.

Когда заканчивается пара и студенты расходятся, я остаюсь в аудитории одна и рассеянно собираю вещи со стола. Конспект, методичка, ноутбук. Вещи можно собрать, но не мысли. Они врассыпную.

Щёлкает дверь, я не успеваю поднять взгляд, сердце само делает кульбит, будто знает первее меня, кто пришёл. Внутри ощущение, будто кто-то вторгся в мой воздух.

— Продуктивный день? — звучит знакомый низкий голос.

Я замираю. Мурашки катятся по спине. Темнов пожаловал собственной персоной.

Медленно поднимаю взгляд. Он стоит у двери, опершись плечом о косяк.

Снова без галстука, в серой рубашке с закатанными рукавами. Будто нарочно.

На запястье поблёскивают знакомые тяжёлые часы.

Он выглядит так, будто пришёл по делу, но отлично знает, что моё сердце пропускает удары.

— Вы следите за моим расписанием? — спрашиваю с показной иронией. — Или просто телепат?

— Просто преподаватель, — мягко отвечает он. — Знаю, когда заканчиваются пары у моих аспирантов.

Аспирантов. Множественное число звучит лукаво. Я ведь точно знаю, что у него только один аспирант. Я.

Прекращаю играть в послушную.

— Что вы здесь делаете? — выдавливаю, не скрывая раздражения.

— Вы не ответили на письмо, — говорит Темнов. — Я пришёл узнать, почему вы до сих пор не подтвердили явку.

________________

Привет, прекрасные!
Представляю вам ещё одну книгу нашего литмоба «Горячий профессор»
Саша Девятова
Профессор, я не готова…

https://litnet.com/shrt/gcF7

7. Консультация назначена

Аня

Я цепенею, понимая, что он припёр меня к стенке. Сейчас мне придётся принять решение о консультации. Уже в принудительном порядке. Времени подумать не осталось.

Темнов отлепляется от косяка и медленной походкой направляется ко мне. Идёт с таким видом, будто даже стены должны ему поклониться.

— Итак, Анна Дмитриевна. Вы не ответили на письмо, — говорит он, останавливаясь напротив в трёх шагах.

Стоит достаточно далеко, чтобы между нами было пространство, но слишком близко для меня.

— Объясните, почему не подтвердили явку?

Я мысленно делаю вдох.

— Я видела письмо, — отвечаю твёрдо. — Я не уверена, что хочу её проводить.

— Вот как? — тёмные брови поднимаются на высокий лоб.

Темнов делает ещё пару шагов и оказывается совсем рядом. И я улавливаю запах его парфюма — терпкий, с горечью и с горячей древесной нотой, от которой внутри становится тесно.

— Вы не уверены, потому что злитесь, — говорит он спокойно и бархатисто. — Но злость — форма зависимости. При том самая надёжная.

Я моргаю. Он что, вот так и будет меня клеить?! Меня затапливает возмущение.

— Вы… вообще слышите, что говорите? — стараюсь сказать твёрдо, но выходит слишком вызывающе.

— Ещё как. — Темнов кивает без улыбки. Его взгляд скользит по моему лицу, задерживается на губах. — И вижу тоже.

Он слишком нагло рассматривает моё лицо. Кожа под тонкой тканью блузки нагревается, будто он дышит прямо на неё.

— Прекратите, — вырывается само, и я отступаю на шаг.

Рядом с ним спирает дыхание.

— Что именно? — Темнов снисходительно наклоняет голову. — Говорить? Смотреть? Или быть вашим руководителем?

От этого ровного, уверенного тона у меня мурашки по всему телу. Внутри становится позорно тепло.

Я делаю ещё шаг назад, натыкаюсь на стол.

— Вы ведёте себя так, будто специально ставите меня в неловкое положение, — бормочу вполголоса.

Темнов усмехается.

— Вы себе это придумали. Моя работа — контролировать вашу работу над кандидатской, — мягко парирует он. — Ваша — её писать. Впрочем, если хотите отказаться, сделайте это официально.

У меня холодеет спина. Он мне сейчас официально уволиться из аспирантуры предлагает?

— Я была в деканате, — выдыхаю, сделав вид, что он про своё руководство. — Мне не позволили сменить научного руководителя.

Он медленно растягивает губы в улыбке. Но в ней нет радости. Холодный триумф.

— Значит, судьба решила за нас, Анна Дмитриевна, — говорит бархатисто.

Это «нас» врезается в мозг. Всё это тонкая манипуляция, в которой я вязну как муха в смоле.

— Вы всё подстроили, — выговариваю тихо. — Не понимаю, что вам до меня. Вы всеми силами стараетесь меня к себе привязать!

Темнов мгновение смотрит на меня, а потом аудиторию облетает его раскатистый смех.

— Привязать?! — повторяет он, всё ещё смеясь. — Вы слишком высокого мнения о себе, Анна Дмитриевна. Между нами работа и ваша кандидатская. Давайте будем придерживаться этой расстановки сил?

Я аж опешиваю. Такого щелчка по носу я не ожидала. Он только что сделал вид, что я себе выдумала его интерес ко мне?

— Вы хотите сказать, что все ваши действия, — начинаю я, загибая пальцы. — Непристойное предложение на собеседовании, вчерашний кофе в Сундуке, даже то, что моя тема оказалась привязана к проекту кафедры — лишь плод моей фантазии?

Темнов подходит ко мне вплотную. Ставит ладони по сторонам от меня. Не касается, но давит присутствием. Гладит моё лицо тяжёлым взглядом, будто изучает, ждёт не ответа, а реакции.

Запах его парфюма и чего-то тёплого, телесного, перемешивается с ароматом моего смущения. Я затаиваю дыхание.

— Ваши фантазии мы обсудим отдельно, Анна Дмитриевна, — произносит он низким голосом, который застревает где-то между рёбрами. — А завтра… мы будем говорить о ваших гипотезах.

В воздухе между нами искрится невидимое напряжение — опасное и обжигающее. По коже пробегает дрожь, и Темнов её замечает.

— Я не собираюсь никуда вас заманивать, — произносит он тихо, и это звучит почти интимно. — Всё проще. Вы — интересная исследовательница. А я… не отпускаю тех, кто стоит усилий.

Сердце стучит где-то в горле, в ушах шумит кровь. Щёки пылают. Дрожь в теле уже не скрыть.

У меня ужасное ощущение, что я идеально повторяю судьбу несчастной Вероники Соловьёвой. Но у меня не автобус, а поезд. С рельс не сойти. И вагон несёт меня прямо в лапы к монстру.

Темнов убирает руки и делает полшага назад, словно освобождает меня.

— Завтра в пять, — договаривает он строго, смеряя меня взглядом. — Консультация по теме кандидатской. Если не придёте, считайте, что отказались от работы.

Он разворачивается и выходит из аудитории. Я стою, пока звук его шагов не растворяется в коридоре. А потом опускаюсь на край стола.

Пульс бешеный. Ладони влажные, дыхание горячее. Он не прикасался, не сказал ничего неприличного. Но в теле ватная слабость и позорное тепло, будто всё это было. Темнов оставил след своей близости — в запахе, в тишине, в дрожи под рёбрами. И как, спрашивается, работать с ним после этого?

Однако… от аспирантуры я отказываться не собираюсь. Слишком много сил положено и слишком многое на кону, чтобы спасовать. Я пойду на эту консультацию. И посмотрим, кто из нас первый потеряет самообладание и откажется от сотрудничества.

________________

Привет, прекрасные!

Представляю вам ещё одну книгу нашего литмоба «Горячий профессор»

Мари Дион, Вильда Кранц

Профессор. Недопустимая связь

https://litnet.com/shrt/9hz0

8. Фиксация на объекте

Аня

Наутро я собираюсь в университет в тяжёлом мутном предвкушении. Я не жду консультации, а боюсь. И даже не могу понять, почему Темнов так меня пугает. Почему рядом с ним я дрожу и трепещу. Почему его аура подавляет. Что в нём такого дьявольского?

Я одеваюсь максимально сдержанно. Серая рубашка, костюм, волосы в пучок. Хочу выглядеть максимально профессионально, чтобы не искушать… Его или себя? Кого я сейчас пытаюсь остановить?

Лекции тянутся медленно. Я не могу собраться — мысли мечутся между «пойти и не показать слабости» и «сбежать, пока не поздно».

Сегодня пятница. Консультация в пять вечера, когда на кафедре совсем никого не останется. К тому же впереди выходные. Мозг упрямо подкидывает дурацкие идеи того, что может предложить Темнов этим вечером. Я их отринываю, но внутри смятение. Я не представляю, чего ждать.

В кабинет Темнова я стучу ровно в пять и вхожу после повелительного «Войдите».

Он сидит за столом, сосредоточенно смотрит в рабочий ноутбук. Поднимает на меня взгляд, в котором нет даже тени вчерашнего разговора. Держит холодную профессиональную дистанцию будто всё было сном.

— Присаживайтесь, — говорит он ровно.

Голос звучит нейтрально. Только тембр всё тот же — тёплый, глубокий, вибрирующий внизу живота.

Я сажусь с другой стороны стола. Темнов провожает моё движение взглядом, будто оценивает, насколько я внутри дрожу. Потом берёт с края идеально прибранного стола распечатку и пробегает глазами.

Он держит листы кончиками пальцев, заглядывает поверх, делает пометки ручкой.

— Не спешите с гипотезой, — говорит он через несколько секунд. — Вы смешали корреляцию и причинность. Это ошибка первого курса.

Я краснею, киваю.

— Поняла, — голос звучит слишком тихо.

Он кладёт листы передо мной и наклоняется через стол, чтобы показать на формулировку в тексте. Пахнет кофе, чернилами и его парфюмом.

Его рука лежит на столе в нескольких сантиметрах от моей. Прикосновения нет, но оно ощущается.

— Вот здесь, — говорит он, лицо в нескольких сантиметрах от моего. — Вы пишете «влечение», а нужно «фиксация на объекте». Это не одно и то же.

Его дыхание касается моей щеки. Сердце замирает, а потом принимается стучать с удвоенной силой. Я дышу через раз, будто боюсь его спугнуть.

— Попробуйте перечитать работы Брэуэра, — продолжает Темнов как ни в чём не бывало. — Он рассматривает эмоциональную зависимость как форму самообмана. Вам пригодится для первой главы.

В его голосе нет вчерашней бархатности, ровный учительский тон. А я покрываюсь мурашками от его звучания. И в груди разрастается удушливый жар.

— Поняла. Сделаю. Принято, — отвечаю на все его слова. Потому что сейчас он не соблазнительный мужчина, каким был вчера в аудитории, а строгий преподаватель, который, к тому же, говорит очень дельные вещи.

Закончив разбирать текст, он выпрямляется, откидывается на спинку кресла.

— На следующей неделе принесите обновлённый вариант, — произносит строго. — И, пожалуйста, без излишне личных интонаций в тексте. Мы пишем о зависимости, а не исповедуемся.

Наши взгляды сталкиваются, и кажется, что в воздухе в этом месте рассыпаются искры.

Он только что разнёс в пыль мой текст, но сделал это грамотно и дал советы. Мне бы злиться, а я испытываю к нему уважение и даже извращённую благодарность. Не за формулировки, конечно, а за то, что ему и правда не всё равно до моей работы.

— Всё на сегодня, — спокойно подытоживает он. — Можете идти.

Я поднимаюсь, не чувствуя ног. Голова кружится. Темнов сегодня и Темнов вчера — два разных Темнова. И этот будто ничего не знает о том, каким был тот.

Пока еду домой, прокручиваю в голове предложения профессора, но в памяти всплывает лишь его физическая близость при полной эмоциональной недосягаемости. Он как лёд, под которым течёт расплавленный металл. И если лёд просто обжигает холодом, то металл испепелит на месте.

Дома я разбираю сумку, ставлю чайник и сажусь за блокнот. Руки всё ещё дрожат. Консультация была полезной, я многое поняла. Но внутри колет ощущение, что Темнов во мне разочаровался.

Наверное, это и к лучшему. Лучше быть одной из многих обычных аспиранток, чем войти в историю и при этом исчезнуть, как Вероника Соловьёва.

На столе вдруг звонит телефон. Внутри вспыхивает надежда, что это Темнов, которую я тут же давлю на корню. Стыдоба! О чем я думаю?!

На экране фотография сурового бородатого мужчины в клетчатой рубашке и с охотничьей винтовкой на плече. Подпись «Папа».

Я месяц игнорировала его звонки, ждала, пока устроюсь в аспирантуру. Больше нет поводов молчать. Откладываю блокнот, снимаю трубку.

— Да, пап, — говорю неуверенно.

— Ну наконец-то! — раздаётся из динамика. Голос отца глухой, твёрдый, с интонацией, от которой я в детстве всегда выпрямлялась. — Долго ты ещё собираешься прятаться от семьи? Мы ждали тебя летом. Почему не приехала? Почему трубку не брала?

— Папа, я работаю, — выдыхаю. — У меня началась аспирантура, я читаю лекции, делаю научные публикации.

— Да что у тебя за наука? Психология не наука! — выговаривает он резко. — Я тебе запрещал поступать в аспирантуру! Что ты себе удумала?

Он всегда умел уколоть именно туда, где больно.

— Что тебе надо, пап? — устало спрашиваю я. — Я не прошу у тебя денег. Не сижу у тебя на шее. Обеспечиваю себя сама.

— Ты должна работать здесь, в нашем городе, — рычит. — Забыла совсем о семье! Мама внуков хочет.

Он использует маму как щит. В ушах поднимается шум.

— Папа, хватит, — мне просто нужно закончить этот разговор.

— Нет, ты меня послушаешь, — голос становится холодным. — Ты должна жить здесь. Жениха мы тебе уже присмотрели. Семёнов младший. Отличная партия. Школа готова взять тебя учительницей начальных классов.

Я молчу. У меня тошнота поднимается от этих перспектив. Семёнов младший — тридцатипятилетний великовозрастный ребёнок, которому мама носки надевает. Школа там сельская. И в моём классе будет от силы детей пять. Я же с ума сойду там. Бесповоротно.

9. Основы зависимости

Аня

До следующей консультации проходит неделя. Снова пятница. Снова вечер. У меня готов переделанный текст, который я сохранила в сетевой папке на кафедре и заодно распечатала, чтобы было удобнее делать пометки.

Я вхожу в кабинет Темнова привычно после стука и его «Войдите».

Он встаёт из-за стола. Без пиджака, рубашка светло-серая, рукава снова закатаны. Движения точные, экономные. В его спокойствии есть нечто вызывающее — будто у него всё под контролем. Хех, только не я.

— Проходите, присаживайтесь, Анна Дмитриевна, — холодно говорит он, кивая на стул для посетителя. — Я прочитал ваш текст.

Я не подаю вида, что удивилась. Полагала, что он станет изучать его только при мне. Сажусь, кладу на стол распечатку, готовая делать в ней пометки.

Темнов же опускается в кресло и кликает что-то на компьютере. Вглядывается в монитор.

— Теперь текст лучше, — замечает он не глядя на меня. — Но всё ещё слишком эмоционально.

— Эмоции — часть материала, — возражаю я осторожно. — Если их убрать, получится сухой отчёт.

— А наука и должна быть сухой, — он переводит на меня колючий острый взгляд. — Эмоции — инструмент, не цель. Вы же не хотите, чтобы вас считали поэтессой, а не исследователем?

У меня начинают теплеть щёки, и я стискиваю кулаки на коленях.

— Нет, — отзываюсь тихо.

Темнов снова обращается к монитору.

— Тогда не позволяйте себе писать так, будто описываете свои собственные эмоции, — произносит требовательно. — Что это такое: «Эмоциональная зависимость рождается там, где одно сердце перестаёт чувствовать границы другого»?

Слова моей кандидатской из его уст звучат карикатурно и жёстко. Как щелбан, щелчок по носу. Когда писала эту фразу, я гордилась формулировкой. Она действительно поэтичная.

— Мы же не про поэзию говорим, а про клиническую модель поведения, в конце концов, — добавляет Темнов укоризненным тоном.

Я краснею.

— Я просто пыталась передать идею, — выдавливаю.

— Передали. Даже слишком убедительно, — сухо отвечает он кивая. Затем добавляет с лёгким, почти насмешливым наклоном головы: — Следите за тем, где заканчивается объект исследования и начинаетесь вы сами.

Он снова возвращается к тексту на экране, пробегает глазами, усаживаясь чуть удобнее, и я замечаю, как натягивается рубашка на его плечах, как перекатываются мышцы под тонкой тканью.

Бесит! Потому что я не должна этого замечать. Темнов будто нарочно выглядит как сошедший с Олимпа Аполлон, и это я его ещё без одежды не видела.

— И ещё, не уходите от первого лица, — он снова поворачивается ко мне, прожигая взглядом из-под бровей. Уголки губ чуть приподняты. — Когда вы пишете «исследователь установил», я прямо вижу, как вы пытаетесь спрятаться.

— А вы бы не прятались, если бы ваш научный руководитель вёл себя так, как вы? — вырывается у меня прежде, чем я успеваю это осознать.

Темнов медленно поворачивается ко мне всем корпусом. Его ладонь оказывается рядом с моей, но не касается. В глазах — ни раздражения, ни удивления. Только сосредоточенность, будто я поставила сложную, но интересную задачу.

— Я веду себя со всеми одинаково, — произносит он тихо и мягко. — Просто не все одинаково реагируют.

Он подаётся чуть вперёд, перехватывает мой взгляд и уже не отпускает.

— Кому-то достаточно замечания, чтобы собраться, — продолжает он. — А кто-то… теряет равновесие.

Голос ровный, без тени флирта, но между словами паузы, от которых дрожит воздух.

— Так что, если вам кажется, что я веду себя иначе, — добавляет он напоследок буднично, — возможно, это потому что вы сами воспринимаете иначе.

Формально всё в рамках приличия.

Но моему телу плевать на формальности: кожа горит, дыхание сбивается, будто этот ответ стал самым откровенным прикосновением за всё время нашей работы.

К лицу густо приливает кровь. Время ещё не вышло, мы пробеседовали минут двадцать, если верить настенным часам, но я больше не могу тут находиться.

— До следующего раза, — бросаю я дрожащим голосом и вылетаю вихрем из его кабинета, не слыша, какие слова он пуляет мне вслед.

У меня взрывается мозг от него. Жестами, движениями, взглядом он показывает одно, а словами говорит другое, и каждая фраза всё сильнее укладывает меня на лопатки.

Я выбегаю из корпуса и жадно втягиваю прохладный осенний воздух. Конец сентября, листва желтеет и опадает. Красивая пора. Но из головы не выходит профессор Темнов.

Как от него защищаться? Может, попросить прочесть мою работу другого преподавателя? Так вообще делается? Может, Темнов нарочно издевается надо мной, лишь чтобы посмотреть, как я буду реагировать на критику стилистики?

Я добираюсь до дома как в тумане. Мысли не собрать, разбегаются точно тараканы на кухне, если резко включить свет.

Доцент Климов мог бы прочитать мой текст. Он всегда относится ко мне благосклонно. Только вот Темнов наверняка рассердится, если узнает. Но мне нужно доказать себе, что я не бездарь и не игрушка в руках злого гения.

Что же, у меня есть выходные, чтобы решить, пойду ли я к доценту Климову в понедельник с щекотливой просьбой.

________________
Привет, прекрасные!
Представляю вам ещё одну книгу нашего литмоба «Горячий профессор»
Алёна Невская
Несговорчивый профессор

https://litnet.com/shrt/HMxn

10. Доцент Климов

Аня

Все выходные я мучаюсь сомнениями. Очень хочется получить ещё одно мнение, но страшно, что до Темнова дойдёт мой вотум недоверия. А иначе я не узнаю, издевается он надо мной или нет.

В понедельник я прихожу в университет с тяжёлым сердцем и готовым решением, но ещё медлю, откладываю на завтра. Будто надо, чтобы решимость настоялась на подавленности и стрессе.

На почте от Темнова никаких писем, мы даже на кафедре не сталкиваемся, но не покидает ощущение, что он где-то рядом.

Почему-то становится отчётливо заметно, что имя «Роман Константинович» слишком часто звучит на кафедре и произносится с осторожным уважением, как о человеке, с которым не стоит спорить.

Реальность всеми силами пытается сбить меня с выбранного курса. Темнов словно часть воздуха. И чем больше я стараюсь отгородиться, тем сильнее понимаю, что живу в его гравитации.

Хочу доказать себе, что могу работать без него. Что я не зависима от его одобрения, не обязана ловить каждый его взгляд. Надо всё-таки рискнуть.

Во вторник с распечаткой главы я иду к доценту Сергею Викторовичу Климову — тому самому, с кем Темнов тогда сидел в «Сундуке». Хочу просто второго мнения. Хочу, чтобы кто-то, пусть даже в обход Темнова сказал мне: ты не бездарь, Аня. У тебя получается.

Я стучу и после приглашения захожу в кабинет Климова. Здесь пахнет бумагой и старой пепельницей, будто кто-то давно не выбрасывал окурки. Окно приоткрыто, с улицы тянет осенним воздухом и слышен шум студентов.

Сергей Викторович сидит за столом, задумчиво щурясь в монитор, и на звук моих шагов поднимает глаза с лёгкой растерянной улыбкой.

— Анна Дмитриевна? Какими судьбами?

— У меня к вам просьба, Сергей Викторович, — отвечаю доверительным тоном. — Я… хотела бы попросить вас взглянуть на мой текст. Просто для обратной связи.

Он морщит лоб, но встаёт, берёт у меня распечатку.

— Это по вашему исследованию? — Он быстро перебирает листы.

— Да, — киваю. — Про эмоциональную зависимость.

— Хорошо, — кивает он, потирая лоб. — Я посмотрю, как будет время.

Он говорит дружелюбно. От этого тона в спине разжимаются мышцы. Я выдыхаю, благодарю его и ухожу с чувством внутренней лёгкости. Кажется, я наконец взяла под контроль хоть что-то в своей жизни.

Темнов не появляется даже на горизонте, и остаток вторника с утром среды я дышу спокойно, пока меня в аудитории не находит доцент Климов.

Он поспешно подходит ко мне, протягивает мне мою распечатку. Чуть помятую, будто её трогали. Я пролистываю — без единой пометки. Хороший знак?

— Анна Дмитриевна, я посмотрел ваш текст. — Он натянуто улыбается, как человек, которому неловко. — Очень добротно. У работы серьёзный потенциал.

— Спасибо, — улыбаюсь с облегчением и максимально аккуратно уточняю. — Возможно, вы что-то мне по её поводу скажете?

Он мнётся, окидывает взглядом пространство вокруг меня, потом останавливает взгляд у меня в районе шеи.

— Понимаете… Я не могу давать комментарии, Анна Дмитриевна, — говорит скованно. — Это часть проекта Романа Константиновича.

— И что? — я не понимаю. — Мы же на одной кафедре, это не секретная разработка.

Сергей Викторович качает головой.

— Я не хочу вмешиваться в вашу работу. Я слишком дорожу нашей дружбой и ценю его доверие. Не обижайтесь.

У меня начинают дрожать пальцы, и я складываю руки на животе. Такое чувство, что Темнов опутал всё здесь незримой паутиной, и от благосклонности этого паука зависит, какая мушка будет съедена первой.

— Нет, всё в порядке, — выдавливаю. — Я понимаю.

Климов кивает, будто рад, что разговор окончен, и уходит быстрым шагом.

Я стою прижимая листы к животу. Растерянность и тревога заполняют душу. Леденеет внутри. Даже дружба с Темновым — рычаг давления на коллег.

Темнов как панацея и чёрная метка одновременно. Проклятье.

В середине дня на почту поступает приглашение на встречу. Открываю и застываю.

Тема: внеплановая консультация.
Цель: корректировка исследовательской стратегии.
Организатор: Р. К. Темнов.

На сегодня, в шесть вечера.

Внизу нет привычных «Я пойду» и «Я не пойду» Только одна кнопка — «Отметить получение».

Внутри зреет леденящее душу предчувствие, что меня ждёт разбор полётов, но я как могу отгоняю от себя страх. Ну что Темнов сделает? Отчитает? Сделает выговор? Откажется?

Думаю, ничего не сделает. Просто пропесочит, и на том всё закончится. В крайнем случае, он просто передаст меня другому научному руководителю — ровно то, чего я и добиваюсь, правда? Я отвечаю себе «да» на этот вопрос, но сама себе не верю.

К вечеру кафедра привычно вымирает. В коридоре тихо, только где-то вдалеке шелестят бумаги и скрипит стул. Дверь в кабинет Темнова приоткрыта. Я не успеваю постучать, он будто чувствует моё приближение.

— Входите, Анна Дмитриевна, — раздаётся из-за двери.

Ладони мгновенно становятся липкими. Я толкаю створку, дрожа от невесть откуда взявшегося страха, но готова посмотреть угрозе в лицо.

________________

Привет, прекрасные!
Представляю вам ещё одну книгу нашего литмоба «Горячий профессор»
Анна Эдлин
Мой опасный профессор

https://litnet.com/shrt/78YZ

11. Внеплановая консультация

Аня

Стоит сделать шаг в кабинет, как Темнов выхватывает меня взглядом и держит тяжёлым вниманием будто в тисках.

— Проходите, садитесь, — велит он.

Он сидит за столом, расслабленно, руки сцеплены в замок.

За окном повечерело, так что в кабинете полумрак, и только настольная лампа рядом с компьютером отбрасывает мягкий жёлтый свет. Пахнет жасмином и терпко-горьким — его парфюмом.

Я сажусь на край стула для посетителей. Откуда этот страх. Движения скованные, спина прямая, плечи норовят задраться, и я только усилием воли не позволяю этого.

— Я рад, что вы пришли, Анна Дмитриевна, — сухо говорит Темнов. — Признаться, я не ожидал, что вы начнёте искать альтернативные мнения.

Я замираю, забыв вдохнуть, в груди вихрем взвивается тревога.

И почему-то становится очень стыдно. Я ведь была уверена в правильности обращения к Климову. Почему сейчас, когда Темнов прижал меня к стенке, я вдруг изменила отношение?

— Я… просто хотела убедиться, что правильно поняла направление, — начинаю оправдываться. Это бесит, но не могу иначе.

— То есть вы не доверяете моим оценкам? — спрашивает Темнов, не повышая голоса, но металлические нотки иглами вонзаются в уши.

Я бледнею.

— Нет, просто… Я ведь не сделала ничего плохого… — мямлю, пытаясь зацепиться за собственную мотивацию.

— Всё в порядке, — отрезает он, поднимаясь. — Я не против, если вы хотите учиться у многих. Но… имейте в виду. Не каждый захочет вас отстоять, если работа выйдет за рамки проекта.

Он подходит ближе. Не спеша. Опирается бёдрами о край стола совсем близко, так, что я чувствую его тепло. Между нами уплотняется воздух.

— Что вы хотите этим сказать? — спрашиваю с усилием.
— Всего лишь, что я привык нести ответственность за тех, кого беру под крыло, — спокойно отвечает он. — И не люблю, когда они мечутся между разными мнениями.

Он говорит мягко, вроде заботливо, но в его словах чувствуется сталь.

Я напряжена до кончиков волос. Кажется, ещё чуть-чуть, и от меня можно будет подзарядить телефон.

— Ваша тема перспективна, — продолжает Темнов. — Вы на верном пути. Рядом со мной вы подниметесь. Без меня затеряетесь среди тысяч других.

Он возвращается на место, упирает локти в столешницу. Всё в этом жесте — безмятежная уверенность. Он не угрожает. Он констатирует, хотя в его словах больше угрозы.

— Вы хотите от меня отказаться? — спрашиваю я сама не зная зачем.

— Нет, это вы, похоже, хотите, — Темнов усмехается, а я замираю.

Почему-то именно сейчас, когда всё повернулось именно так, что я могу получить другого научного руководителя, мне страшно и уже совсем не хочется.

— Вот как мы поступим, Анна Дмитриевна, — бархатисто говорит он. — Консультацию в пятницу я отменяю. До понедельника вы принимаете решение, хотите ли вы продолжать работу со мной, или мне стоит передать вас доценту Климову, например. А в понедельник мы поговорим.

У меня мурашки по спине. Ощущение уходящего поезда, в который я не успеваю запрыгнуть, стучит учащённым пульсом в висках. Мне хочется прямо сейчас сказать, что я желаю продолжить работать с ним, но Темнов выставляет ладонь, не позволяя мне открыть рот.

— На этом всё, Анна Дмитриевна, — говорит бархатисто. — Можете идти.

Я выхожу на деревянных ногах и не могу понять сама себя. Что он такого сделал, что я яростно захотела остаться его подопечной? Повысил свою ценность в моих глазах? Пристыдил за действия за его спиной?

Я добираюсь до дома снова как в тумане. Из головы не выходит этот разговор. Слова Темнова прокручиваются в памяти снова и снова. А голос, будто застрявший в ушах, заставляет меня дрожать даже в стенах квартиры.

Какое решение принять? Остаться? Или всё-таки к другому научному руководителю? Я ведь этого хотела сама, но теперь меня обуревают яростные сомнения.

Остаток недели я думаю над решением, которое надо принять. Оно определит мою судьбу. От него зависит моя карьера. Как жаль, что нельзя заглянуть в будущее и увидеть последствия выбора. Но выбор придётся сделать.

В выходные я даже не могу спать. Ворочаюсь, кутаясь в одеяло, но сон не приходит. Из-за Темнова я окончательно лишилась покоя.

В понедельник еду на работу не выспавшаяся и разбитая. Привычно захожу снять верхнюю одежду в деканат, и меня перехватывает Марина Викторовна, секретарь. Цербер не дремлет.

— А чего это вы так рано? — спрашивает удивлённо.

— Так у меня пары же, — отвечаю как ни в чём не бывало, хотя совершенно не хочу с ней говорить.

— У вас сегодня нет пар, перераспределили нагрузку, Анна Дмитриевна, — укоризненно произносит она, журя меня как ребёнка.

На спине выступает ледяной пот. Я тут же хватаю телефон и залезаю в расписание. И правда. На месте моих преподавательских часов стоят прочерки, зато эти же часы прибавились у другой аспирантки.

— Кто распорядился? — в голос само собой просачивается возмущение.

— Ну вы же понимаете, Анна Дмитриевна, — Марина Викторовна смотрит поверх очков. — Сверху спустили, а мы люди маленькие, выполняем.

Всё становится кристально ясно. Темнов ставит палки в колёса? Или демонстрирует могущество? Я покажу ему могущество! На каждого зарвавшегося наглеца находятся законные методы управы!

________________

Привет, прекрасные!
Представляю вам ещё одну книгу нашего литмоба «Горячий профессор»
Вета Солло
Профессор. В его власти
https://litnet.com/shrt/3Lvh

12. Заявление

Аня

Правильнее всего пойти сразу к корню проблем. К Темнову. И распрощаться с ним. Перейти к другому научному руководителю и забыть как страшный сон все его пакости. Но он ведь этого и добивается. Ясно, что это по его ходатайству мне рабочие часы пересмотрели. Кому ещё это надо было?

Но я не пойду к нему. Не стану играть по его правилам. Я отправляюсь к замдекана. Профессору Куликову. Вхожу в кабинет после стука.

— Геннадий Григорьевич, доброе утро, — начинаю чуть неуверенно. Я всегда перед ним робела. — У меня вопрос.

— Левина? — он отвлекается от монитора на несколько мгновений, бросает на меня ленивый взгляд и возвращается к своему делу. — Говорите. Что у вас?

Я набираю побольше воздуха.

— Мне урезали нагрузку, — выговариваю медленно, слова будто не хотят звучать. — Мои лекционные часы передали Лебедевой. Я хочу понять, почему.

— Если урезали, значит, так было нужно, Анна Дмитриевна, — увещевающим тоном будто малому ребёнку разжёвывает замдекана. — Сейчас идёт перераспределение часов по всем кафедрам.

— Но у меня их и так было меньше всех! Куда ж последние забирать? — против воли возмущённо спрашиваю я и не договариваю, что так у меня совсем не будет денег на жизнь.

— Видимо, нашли более оптимальный вариант, — он со скучающим видом пожимает плечами. — Можете написать заявление на пересмотр в частном порядке, оставьте его Марине Викторовне, но не гарантирую, что его рассмотрят быстро.

Геннадию Григорьевичу невыразимо плевать на мои проблемы. Какая-то аспирантка остаётся без нагрузки, а значит, без денег. Какая разница, правда?

— Спасибо, — выдавливаю глухо и ухожу.

Заявление я всё-таки оставляю. Иду к Марине Викторовне, которая сейчас смотрит на меня даже сочувствующе и выдаёт мне бланк.

«Прошу пересмотреть решение о перераспределении учебной нагрузки…»

Я отдаю заявление, Марина Викторовна проштамповывает, произносит дежурное «вас уведомят о рассмотрении».

Я ухожу из деканата расстроенная. Чувство, что я толку воздух в бездонной бочке. Все мои телодвижения бесполезны. Но я всё равно не пойду к Темнову. Он только и ждёт, чтобы я приползла и выпрашивала. Не дождётся!

Отомстил? Что же, пусть это будет на его совести.

Я направляюсь в свой кабинет. Раз уж нет пар, займусь исследованием. Но в коридоре меня окликает тонкий звонкий женский голос.

— Анна Дмитриевна! — сзади раздаются торопливые шаги. Меня догоняет Юля — первокурсница с моей группы, курносая и обычно весёлая, но сейчас нет.

— Юля? Почему вы не на паре? — тяну я с подозрением.

— Не хочу, — отвечает она. — Светлана Васильевна ужасно рассказывает. Почему вы от нас ушли?

Я моргаю. Ушла? Значит, студенты уверены, что это по моей инициативе?

Горло сжимает обида.

— Идите на пару, Юля, — говорю строго. — И чтобы я больше таких разговоров не слышала.

Это последняя капля. Мне до боли в зубах тошно от того, как Темнов всё это провернул. И ведь талантливо разыграл, что не прикопаешься. Я не хотела к нему идти, но сейчас во мне полыхает такая жгучая ярость, что мне хочется прийти к нему в кабинет и растерзать его.

Каблуки гулко отстукивают по коридорам, и вот я уже у двери Темнова. Не стучу. Врываюсь как к себе домой. Замираю на пороге. У него сидит доцент Климов, и сейчас оба упирают в меня взгляды. Климов — удивлённый, а Темнов — заинтересованный.

Мне на всё плевать.

— Зачем вы это делаете, Роман Константинович?! — кричу на профессора.

— Что именно, Аня? — низким спокойным голосом переспрашивает Темнов.

У меня от гнева перед глазами темнеет. Он сейчас будет строить из себя непричастного. Ну конечно!

— Вы отлично знаете, о чём я! — сама поражаюсь, откуда у меня такой тон.

Темнов спокойно переводит взгляд на Климова.

— Мы договорим в другой раз, Сергей, — говорит ему. — Я сам тебя найду.

— Хорошо, Роман Константинович, — бормочет Климов, встаёт и выходит, закрывая за собой дверь.

Взгляд Темнова становится прожигающим.

— Аня, сядьте и скажите, в чём вы меня обвиняете, — произносит он строго.

Конечно, сейчас он будет меня подавлять, просто чтобы сломить напор, сбить решимость.

— Не хочу я сидеть! — вырывается ожесточённо. — Я хочу лишь, чтобы всё было нормально! Хватит меня кошмарить!

Брови Темнова на мгновение взлетают.

— И в мыслях не было, Аня, — говорит он нарочито спокойно. — С чего вы взяли?

— С того, что вы решили отомстить! — слова сами сыплются изо рта. — Урезали мне нагрузку, да? После того, как я обратилась к Климову?

Он нахмуривается, потом тихо усмехается.

— Откуда такая богатая фантазия? — смотрит как на несмышлёныша.

— Не притворяйтесь! — выговариваю я. — Вы ходатайствовали за перераспределение! Чтобы я больше времени уделяла консультациям, чтобы сидела здесь, под вашим взглядом!

Он встаёт, обходит стол, опирается рукой о край.

— Я вообще не касаюсь распределения нагрузки, Аня, — говорит твёрдо. — Это учебная часть.

Я замираю. По спине катятся колючие мурашки. Воздуха не хватает.

— Что?.. — вылетает вместе с выдохом.

— Не знаю, кто вам это внушил, — ровно говорит Темнов, — но я ни о чём не ходатайствовал, ничего не подписывал.

Мне становится так стыдно, что хочется испариться. Исчезнуть. Уши вспыхивают. Я прячу взгляд и разворачиваюсь к двери, на глаза наворачиваются слёзы.

— Простите, — бросаю через плечо и хватаюсь за ручку двери. — Я… ошиблась.

Я не успеваю открыть дверь. Темнов придавливает створку ладонью у меня над плечом. Не даёт мне выйти.

Я в ловушке. Мне шах и мат. Поставленный собственными руками.

Темнов рядом. Я спиной ощущаю его тепло.

Внутри тайфун и тошнота от себя, от ситуации, от того, что я только что нарушила субординацию — наехала на человека, который значительно выше меня в иерархической лестнице. И ещё оттого, что обнажила чувства. Проявила слабость, расплакалась.

13. Решение

Аня

Я ставлю стакан и стараюсь как можно незаметнее вытереть мокрые щёки. Он, конечно, видит. Я чувствую его взгляд.

— У меня… отобрали пары. Передали Лебедевой, — я поднимаю к нему лицо. — Для меня это критично. Мне нужна преподавательская нагрузка.

Темнов медленно кивает.

— Вы пытались как-то решить этот вопрос? — спрашивает он, присаживаясь на край стола. И я снова засматриваюсь на то, как он выглядит. Одёргиваю себя — он мне только что вопрос задал, хватит пялиться.

— Да, я пошла к замдекану, он сказал: «значит, так надо», — старательно не пускаю в голос злость. — А на заявление вообще отмахнулся.

— Кто конкретно? — спокойно спрашивает Темнов.

Темнов не мигая смотрит на меня. Взгляд, пробирающий до костей. Решительный и строгий. Чувствую себя как на допросе. И не могу не ответить.

— Профессор Куликов, — выдавливаю я, внутренне ёжась. Кажется, я совершаю ошибку, закладывая одного их руководителей кафедры. Чёрт. Уши и щёки начинают гореть.

— Вот как, — Темнов кивает и вынимает телефон.

Лицо каменное, невозмутимое. Он неспешно листает список контактов, потом нажимает вызов.

— Марина Викторовна? Да, добрый день. — Он говорит мягко, обволакивающе. — У меня уточнение по Анне Дмитриевне Левиной. Её часы действительно перераспределены?

Слушает ответ. До меня доносится искажённый динамиком голос секретаря с лебезящей интонацией.

— Кто подписывал распоряжение?… — строго спрашивает Темнов, дослушав. — Понятно. Перешлите мне копию документа.

Он заканчивает разговор, и ждёт, видимо, письма по электронной почте.

Я замираю, не дышу. Всё внутри сжалось в комок. Неужели Мария Викторовна так быстро выполнит просьбу?

Телефон Темнова вибрирует от силы через минуту. Она, оказывается, умеет быть оперативной. Темнов читает полученный документ, кивает себе, потом снова открывает адресную книгу.

— Не волнуйтесь, — обращается он ко мне, говорит тихо и ласково, как с ребёнком. — Это дело одного звонка.

Я сижу в шоке. Не верю. Не понимаю, как так может быть. Но в его телефоне уже идёт набор номера.

— Елена Сергеевна? Доброе день. Это Темнов, — говорит он поставленным голосом. — Мне нужно, чтобы вы отменили перераспределение нагрузки Левиной.

Голос на том конце мне незнаком. Кто-то из учебного отдела? Или другого административного узла?

— У нас с вами был договор, что аспиранты, которые участвуют в моих проектах, получают приоритет, — он добавляет в голос металла. Снова слушает. — Елена Сергеевна, мне не нужно понимать мотивацию. Мне нужно, чтобы с понедельника Левина вела те же часы, что и раньше. Благодарю.

Он снова вешает трубку, поднимает взгляд на меня и мягко улыбается краешком губ.

— Готово.

Я смотрю на него как на волшебника. Или на бога. Или… на мужчину, который только что вытащил меня из пропасти, не спросив, хочу ли я быть спасённой.

— Как… вы это сделали? — шепчу я.

— Просто напомнил коллегам, кто у нас занимается развитием грантов и исследований, — спокойно говорит он. — И чьё мнение надо уважать.

— Но… вы ведь не руководите учебной частью? — сама слышу в голосе подозрение.

— Именно. Я лишь намекаю. И, как правило, этого достаточно, — сдержанно усмехается он. — А Куликов… Не злитесь на него. Он человек старой формации. Не любит вникать. Особенно если в деле звучат женские голоса.

У меня не складывается. Точнее, я просто не знаю внутреннюю кухню. Темнов ведь сам мог создать мне проблем, чтобы вот так триумфально их решить? Или не мог?

— А почему хоть у меня часы забрали? — спрашиваю на удачу.

— Ваши часы отдали Светлане Васильевне, потому что у неё не добиралась ставка. Она уже не аспирант, а преподаватель, — спокойно и без какого-либо волнения говорит Темнов. — Формально, как аспирант, вы не приписаны к дисциплине, нагрузка у вас дополнительная, не контрактная.

Он смотрит на меня серьёзно:

— Таких всегда снимают первыми, — он молчит пару мгновений, потом добавляет мягче, с иронией. — И, конечно, никто не подумал вас предупредить. Считается, что аспиранты «терпят всё», а потом благодарят за любую подачку.

Я молчу, обида сжимается в горле. Я надеялась на более уважительное отношение руководства.

— Но не в этот раз, — добавляет Темнов. — Помните, что я вам говорил? Я вступаюсь за своих аспирантов, потому что принимаю за них ответственность.

Мне становится не по себе. Стыд и благодарность во мне смешались в горькую жижу и отравляют желудок тошнотой.

— Простите… за всё, — бормочу, краснея с новой силой. — Я наговорила вам… всякого. И ворвалась без разрешения.

— Аня, — Темнов наклоняется ко мне, опираясь рукой о край стола. — Я же сказал: всё в порядке.

— Нет, не в порядке, — вырывается отрывисто, — вы не были обязаны…

— Был. Обязан, — перебивает он. — Пока вы в моей группе, я отвечаю за ваш путь. А ещё…

Он замолкает, вглядываясь в моё лицо, на котором, кажется, отражаются все оттенки стыда и отчаяния, затем говорит тише:

— Можете ответить честно на один вопрос? — он заглядывает мне в глаза с таким выражением, что я сразу понимаю — вопрос будет личным.

________________

Привет, прекрасные!
Представляю вам ещё одну книгу нашего литмоба «Горячий профессор»
Женя Громова
Мой бешеный профессор
https://litnet.com/shrt/yBox

14. Отгул

Аня

Мурашки по спине от близости и взгляда Темнова. Он будит во мне что-то… созвучно фамилии тёмное и порочное. И воображение уже рисует вопросы типа «В какой позе вам…» или «О чём вы фантазируете в ду́ше, когда…».

Я медленно киваю, хотя ни в чём не уверена.

— Вы правда считаете, что я стал бы вас «кошмарить»? — спрашивает он. — Ради чего?

Я прикусываю губу. Не знаю, что сказать. Я ведь предполагала, что это месть. Но сейчас, видя масштабы его влияния, понимаю, что подозревать его в такой мелочности просто глупо. Мстящий Темнов — это как грузовик, который ощутит червяка, которого переехал.

— Вы талантливая. Упрямая. Ваша работа одна из лучших. — Он смотрит в упор. — Я бы не стал ставить палки в колёса… тому, кем восхищаюсь.

Я забываю, как дышать. К горлу подступает несглатываемый ком. Услышать от Темнова «одна из лучших» и «восхищаюсь» в одном предложении — то, о чём я и не мечтала.

Темнов отстраняется первым. Возвращается на своё место.

— Возьмите отдых до конца недели, Аня, — говорит мягко. — Отдохните. Переварите всё. А с понедельника возвращайтесь.

— Спасибо, — выговариваю тихо.

— Не за что, — отвечает Темнов, поднимая уголки рта. — Но в следующий раз, если будет сложно… не бегите от меня. Приходите, мы вместе во всём разберёмся.

Я выхожу из его кабинета на привычно негнущихся ногах. Иду в деканат и оставляю секретарю заявление на три дня отпуска за свой счёт. Мария Викторовна недобро смотрит на меня, но заявление принимает и проштамповывает.

Темнов сказал отдохнуть. Вряд ли я получу удовольствие от тупого лежания на диване в своей квартирке. Но есть одно проверенное средство от стресса — ремонт. Или уборка. Или… готовка. Что угодно, лишь бы руками.

Вернувшись домой, я прохожусь по своей однушке и решаю её преобразить. Часть времени уделяю планированию, часть — просмотру всяких хэнд-мэйд решений в интернете. А потом иду и покупаю всё необходимое.

В портновской лавке обрезки цветастых тканей. В художественном — шестицветную гуашь и несколько мини-валиков. В канцелярии — плотные пластиковые уголки.

И следующие сутки провожу за тем, что нашиваю на светлые грустные шторы разной формы цветные заплатки, а из уголка делаю трафарет в виде нескольких цветов разного размера и при его помощи наношу на стекло белую гуашь. Теперь шторы яркие, а стекла густо утыканы белыми матовыми цветами.

Я так воодушевляюсь, что весь четверг провожу за тем же занятием на кухне. Расписываю гуашью обшарпанные фасады, даже шью прихватку из остатков лоскутков. Очень нарядно, глаз радуется. И главное, всё легко смыть и вернуть этой убитой квартире первоначальный ущербный вид!

В пятницу мне звонит Лера, приглашает встретиться. Называет бар в центре города и время. В семь вечера. После того, как у неё закончится рабочий день в университете. Я успею приехать, поэтому соглашаюсь.

Приезжаю к назначенному времени, выбираю столик у окна с мягкими диванчиками, сажусь, изучаю ламинированную брошюру меню на столе. Вскоре вбегает Лера. Как всегда взбалмошно шумная, но некоторая суетливость ей идёт. На ней яркое пальто и развевающийся шарф. Она сбрасывает берет на диванчик, потом стягивает верхнюю одежду, водружает на вешалку. Плюхается напротив.

Мы заказываем по коктейлю подошедшей официантке. Я — молочный, а Лера клубничную маргариту.

— Ну что, — говорит Лера, пока мы ждём заказ, — твой властелин тьмы опять выкинул фортель?

Я криво усмехаюсь. В голове всё ещё звучит: «тем, кем восхищаюсь». Отдаётся в душе сладким эхом, опасным и волнующим.

— Он… сказал, что восхищается моей работой, — признаюсь, отводя взгляд.

— Ага. Работой, — протягивает Лера с нажимом. — Слушай, Ань, ну он явно к тебе неровно дышит. Ты ведь планируешь с ним встречаться, когда он предложит?

— Какое встречаться?! Перестань, — отрезаю. — Он просто… о проекте беспокоится. А обо мне заботится как о подопечной.

— Я тебя предупреждала, — Лера переходит на таинственный шёпот. — Он тебя уже зацепил. В этого дьявола невозможно не влюбиться.

Я не отвечаю. Она права. Зацепил. Я расшивала лоскутками шторы и щила прихватки, именно чтобы заполнить тоску. А не для того, чтобы преобразить дом.

— Я просто боюсь, Лер, — говорю наконец тихо. — Он слишком… пугает меня. Я в него проваливаюсь, как в омут. Не с его типажом строить долгосрочные отношения. Я просто наживу себе очередную рану.

— А если не наживёшь? — спокойно спрашивает Лера. — А если ошибаешься на его счёт?

Мне нечего ей сказать. Я прячу взгляд в мутно-белый молочный коктейль и делаю несколько глотков не чувствуя вкуса.

— О-оу, — вдруг говорит Лера.

Я вздрагиваю всем телом. В её голосе неподдельная тревога.

— Что? — произношу почти одними губами и зачем-то чуть пригибаюсь к столику.

— Вспомнишь солнце, вот и лучик. — Она вздыхает. — Темнов здесь. На восемь часов. С женщиной.

Во мне что-то взрывается, и я, позабыв все приличия, поворачиваюсь на восемь часов, как и сказала Лера. И вижу. Темнов и правда сидит за столиком в самом углу. Войдя, я его не заметила. С ним какая-то блондинка. Лица я не вижу, она сидит в мою сторону спиной, но мне хватает, чтобы нарисовать её себе в красках и сразу понять, что она красивее меня.

— Да не пялься ты так! Спалишься! — шипит на меня Лера.

А я не могу оторваться от углового столика, и вдруг Темнов поворачивает голову, и наши взгляды сталкиваются в воздухе где-то посередине зала.

Спину обдаёт волной мурашек, сердце подпрыгивает и замирает. Я забываю вдохнуть. Взгляд Темнова становится заинтересованным, но он невозмутимо переключает внимание на свою собеседницу.

А я, заливаясь краской, поворачиваюсь обратно к Лере.

— Мне надо идти, — бормочу, поспешно вытаскивая бумажник.

Лера хватает меня за запястье через стол.

— Ань, мы только встретились, хватит истерить, — пытается меня урезонить.

15. Ресторан

Аня

Я застываю. Не верю, что это Темнов, но уши не лгут. Это его голос. В переносице колет, глаза подло щиплет. Щёки вспыхивают. Он задал мне вопрос. Я заставляю себя повернуться.

Действительно Темнов. Красивый как всегда. Невозмутимый.

— Удивлена, что вы без спутницы, — говорю сдержанно.

— Вы поэтому так поспешно сорвались, что даже не допили молочный коктейль? — Он усмехается и делает шаг ко мне.

Воздух между нами, кроме выхлопных газов, пропитывается чем-то сладким и опасным.

— Не хочу мешать вашему свиданию, — отвечаю едко.

Он мягко смеётся. Улыбка искристая, настоящая.

— Вы помешаете, если уйдёте, Аня, — отвечает бархатисто, просмеявшись.

У меня в голове ступор и когнитивный диссонанс. Что это значит? И снова ощущение, что я угодила в очередную его ловушку. Ведь у этой бредовой фразы есть логичное объяснение, которого я не вижу.

Он подходит ещё ближе. В его взгляде серьёзность, которую я не могу игнорировать.

— Как это? — выговариваю медленно.

— Я бы с удовольствием пригласил на свидание вас, — снова бархатно рокочет Темнов.

Голова гудит. В груди — хлопок, вспышка, как фейерверк, запущенный в закрытом пространстве.

— А как вы объясните это своей подруге? — тяну недоверчиво. — Или вы предпочитаете «свободные отношения»?

— Жанна из проектного комитета, — спокойно парирует он. — Она получила необходимую информацию и ушла. У нас была деловая встреча.

Я замираю. Так то было не свидание?

— Что? — только и могу выдавить.

— Я увидел вас, Аня, когда вы только вошли в бар, — говорит он чётко. — И теперь хочу пригласить на свидание, раз уж мы внезапно встретились.

Он не улыбается. Он серьёзен. И так спокойно смотрит, будто признаётся в чём-то, что давно решил. А я просто не знала.

— Но... Лера... — лепечу. — Я её оставила.

— Уверен, она поймёт, — произносит он, и взгляд его становится острее. — Я бы хотел посидеть с вами где-нибудь в уютном месте.

— А я не могу, — произношу, стараясь не выдать дрожь в голосе. — Мы же... вы же...

— Я ваш руководитель, — заканчивает он за меня. — Да. Но я и мужчина. И, поверьте, то, что вы ушли, оставив коктейль недопитым, ударило по моей гордости. Дайте шанс исправиться.

Я не успеваю ничего ответить — он уже жестом останавливает такси.

— Один ужин, — говорит Темнов, распахивая заднюю дверь. — Только я и вы. И разговор, который, мне кажется, нам давно пора было начать.

Я медлю секунду, две. В голове коллапс. Идти на это свидание нельзя.

— Просто разговор, Аня, — мягко наседает Темнов. — Такси ждёт.

Я вспоминаю, что он помог мне решить проблему с преподавательскими часами, и сажусь в машину, оправдывая себя тем, что отвечаю на приглашение из уважения.

Едем молча и недолго. Минут десять.

Темнов расплачивается, выходит первым и галантно помогает мне выйти из машины. Подаёт руку красиво и по-джентльменски. Я ловлю себя на мысли, что рядом с ним чувствую себя леди. Я ни с одним мужчиной такого не испытывала, а Темнову удаётся как-то незримо очаровывать.

Ресторан оказывается уютным, камерным. На входе встречает хостес, провожает в дальний полукруглый альков с мягкими креслами. Зал оформлен в сдержанных тонах, столики далеко друг от друга. Музыка звучит фоном едва слышно. Всё располагает к интиму — не физическому, а душевному. Который куда опаснее.

Я беру в руки меню. Темнов же смотрит только на меня.

— Белое сухое и два лосося Пронасе, — сходу произносит подошедшему официанту.

Я поднимаю на него взгляд, чуть хмурюсь.

— Я же ещё не выбрала, — фыркаю.

— Я выбрал за вас, — спокойно говорит Темнов. — Позвольте за вами поухаживать.

— Хм, — я хмурюсь ещё сильнее. — Ваши ухаживания больше похожи на завуалированное доминирование.

— Может, и так, — отвечает он и наклоняется ближе. — Но на вас действует. Признайтесь.

Мурашки сбегают по позвоночнику, дыхание сбивается.

— Вы слишком...

— Какой?

— Опасный, — шепчу.

Темнов смотрит на меня пронзительно. Уголок губ поднимается, делая его лицо ещё красивее и ещё опаснее. Вылитый дьявол-искуситель.

— Вы не первый человек, который мне это говорит, — отвечает он тихо. — Но вы первая, с кем я не хочу, чтобы меня боялись. Хочу, чтобы вы узнали, какой я на самом деле.

Он откидывается на диванчике, не прерывая взгляда. И в этой расслабленной позе, в этой мягкой властности, в этой тишине он намного страшнее.

Страшнее — потому что я хочу его не разумом, а телом. И тянусь к нему, даже когда сама себе это запрещаю.

— Аня, — говорит он, наклоняясь вперёд. — Признайтесь. Вы боитесь не меня.

Я вцепляюсь в него взглядом. Этот мужчина плавит мою оборону и каким-то образом постоянно умудряется забраться под панцирь.

— А чего же? — шепчу.

— А того, как сильно я вам нравлюсь, — выговаривает Темнов низким голосом, от которого в животе застревает дрожь. — Вы хотите меня. Не так ли?

________________

Привет, прекрасные!
Представляю вам ещё одну книгу нашего литмоба «Горячий профессор»
Анита Полли
Профессор. Соблазнение практикантки
https://litnet.com/shrt/FBA7

16. Не так!

Аня

Я хватаю ртом воздух от такого наглого вопроса. И самое ужасное, что Темнов попал в самый нерв. Я хочу его. Это правда. И нет смысла отрицать это самой себе. Но сказать это ему равносильно падению в бездну стыда.

— Нет, это не так, — выговариваю я отрывисто.

— Ваши глаза не лгут, Аня, — мурлычет Темнов и властно закидывает руку на спинку дивана.

Я невольно слежу глазами за этим движением, вижу, как приоткрывается пола пиджака, как сорочка натягивается на накачанной груди профессора. Нет. Стоп. Хватит!

— Вы слишком льстите себе, Роман Константинович, — выпаливаю я и поднимаюсь.

Подхватываю сумочку и медлю пару мгновений. Бросаю взгляд на открывающийся полупустой зал и темнеющий проход в гардероб. От силы шагов двадцать пробежать.

— Сядьте, Аня, — приказывает Темнов строго.

Я вздрагиваю. Его голос с металлическим звоном отрезвляет.

— Оставьте игры для кого-то другого, Роман Константинович, — выговариваю я и направляюсь к выходу.

Не оборачиваюсь. Взгляд Темнова жжёт лопатки. Внутри дрожь и холод. Возможно, я наживаю себе врага? Нет. Темнов не позволит своей аспирантке провалиться. Это вопрос его профессиональной чести.

А вот передать другому преподавателю, наверное, может. Ну и пусть. Мне тоже дорога профессиональная честь.

Я добираюсь до дома, успеваю только пальто снять, и в сумочке вибрирует телефон. Я в сердцах выхватываю его, думая, что это очередной жест Темнова… но нет. Это отец. Прислал сообщение в мессенджер.

«Аня, если ты ещё не уволилась, у тебя последний шанс это сделать, иначе я начну действовать по своим каналам».

Чёрт. Устало кладу телефон на тумбочку, стягиваю сапоги. Нет, это всё какой-то сюр. С одной стороны меня допекает почти в буквальном смысле профессор, с другой — отец. Оба пытаются меня подчинить. И оба стоят между мной и моей мечтой.

Всю субботу я работаю над кандидатской, пытаясь не вспоминать Темнова. Да вот только от каждой формулировки, от каждом слова будто исходит вибрация его голоса «меньше эмоций», «это не ваша исповедь».

Он будто мрачная тень, стоящая за спиной. Пропитал всё, всю меня, все мои мысли своим вниманием.

В воскресенье мне пишет Лера. От её сообщения я покрываюсь мурашками и холодею внутри.

«Аня! Я видела, как ты села в машину с Темновым. Колись, где провела ночь?».

Ну вот, теперь она ещё и слухи обо мне распустит. Пишу ответ. Несколько раз стираю, подбирая самые правильные слова, чтобы получилось как можно меньше кривотолков. В итоге отправляю:

«Дома я провела ночь! Одна! Я ушла из ресторана до того, как подали заказ».

От Леры мгновенно прилетает ответ: «Совсем с ума сошла?! Ну ты и синий чулок, Аня!»

Я ставлю телефон на беззвучный, потому что вижу в окне чата, что Лера продолжает строчить. Успокаиваю себя тем, что мне удалось донести ей, что я не спала с Темновым.

В понедельник я выхожу в университет с тревожным комом под рёбрами. Расписание в электронке обновилось, и на девять и одиннадцать утра стоят мои пары.

Мне бы успокоиться, но тревога не отступает.

Я всё ещё не до конца верю, что Темнов не... подстроит что-нибудь. Он слишком влиятельный. Слишком непредсказуемый. Слишком... зараза, засел у меня в голове!

Я открываю аудиторию, захожу первой. Через пару минут студенты подтягиваются. Смех, болтовня, тетради, стаканчики с кофе. Всё по-прежнему. Будто ничего и не было.

Пара проходит легко, даже вдохновенно. Я ловлю себя на том, что улыбаюсь. Студенты слушают. Кто-то задаёт вопросы. После лекций ко мне подходит несколько студентов, благодарят, что вернулась.

Приятно! Я на своём месте. И тут же в груди колет чувство вины — это благодаря Темнову я тут. Он меня вернул. А я… из ресторана убежала.

Нет. Я всё сделала правильно. Он преступил границы дозволенного, и я ответила в тон.

После пар я привычно занимаюсь исследовательской работой. Сижу за ноутбуком в кабинете, проверяю таблицы, подчищаю диаграммы, вылизываю отчёты. Вечереет. В коридоре стихает шум, и вдруг раздаётся тихий стук в дверь.

Я всё ещё в данных, отвечаю на автомате.

— Открыто, — бросаю рассеянно, не отрывая взгляд от экрана.

Тихий скрип двери почему-то врезается в уши, и воздух в кабинете становится плотнее, гуще, будто электризуется. Потому что… Я поднимаю взгляд и вижу Темнова.

Дьявол во плоти пожаловал к сбежавшей добыче.

Стоит в дверном проёме как тень из сна. В пальто до колена, со спокойным лицом, изучает меня, чуть склонив голову. Смотрит в упор, держит вниманием.

— Что вы здесь делаете? — вырывается у меня громче, чем следовало.

— Решил проверить, как вы, — произносит он бархатно.

Спокойно входит в кабинет, закрывает дверь и щёлкает замком, а потом как ни в чём не бывало поворачивается ко мне. Во взгляде торжество хищника, который настиг добычу.

17. Кабинет — не келья

Аня

Во мне взрывается адреналин, в животе печёт, а пальцы леденеют.

— Освободите мой кабинет, — я поднимаюсь, будто стараюсь казаться больше. По правде, мне просто совсем неуютно сидеть под щупающим взглядом Темнова. Хочется быть на одном уровне хотя бы примерно.

— А если я не хочу? — спрашивает он вкрадчиво и делает шаг к моему столу.

— Кабинет — моё личное пространство, — выговариваю как можно твёрже, хотя внутри поднимается подлая дрожь. — И я хочу, чтобы…

Темнов не даёт мне договорить.

— Ваш кабинет находится в университете, — перебивает он. — Это не келья в монастыре.

Он делает ещё шаг. Медленный, вкрадчивый, как кот, который подкрадывается к птичке. Мне хочется отступить. И хочется остаться. Оба желания рвут меня на части, смешиваются в шквальную тревогу в груди.

— Роман Константинович, что вам нужно? — выдыхаю хрипло, понимая, что плавлюсь под его властной харизмой.

Он подходит ещё, и я не выдерживаю, отступаю к шкафу.

— Я пришёл за ответом. — Он в два шага сокращает дистанцию, встаёт прямо напротив меня. — Почему вы сбежали в пятницу? Почему вы врёте и себе, и мне? Почему дрожите рядом со мной, но не отстраняетесь, м-м?

Он ставит ладонь рядом с моей головой на дверцу шкафа. Захватывает пространство не касаясь.

— Роман Константинович, — выдавливаю я. — Это непрофессионально.

Вторая его рука занимает место рядом с моей головой. Я полностью в ловушке. Темнов чуть наклоняется, и его дыхание лижет мою щёку.

— Аня, — говорит он тихо и низко. — Профессионально — это когда я работаю с вами над кандидатской. Когда добиваюсь для вас часов, защиты, преференций.

Я дрожу. В теле нестерпимый жар. Запах Темнова кружит голову. Боже, что он со мной делает! Просто одним тем, что стоит рядом!

— Вы манипулируете мной, — шиплю сквозь зубы, пытаясь бороться с ощущениями тела.

— А вы поддаётесь, Аня, — роняет он и поднимает угол губ. — Не потому что слабы. А потому что вас ко мне тянет.

Он наклоняется ещё ближе, смотрит в упор, совсем близко. Совсем горячо.

— Скажите, Аня, — шепчет он. — Если я сейчас коснусь вас... вы оттолкнёте?

Я молчу. Потому что не знаю. Не уверена, что смогу устоять, и частью души хочу проверить.

— Спросите себя честно, — продолжает он. — Это страх... или возбуждение?

Темнов наклоняется так, что его дыхание касается мочки уха и шеи. Я вся в мурашках, тело бьёт крупная дрожь, которую легко заметить. Он почти касается, почти целует, но замирает и отступает. Сразу на расстояние вытянутой руки.

А потом вынимает из внутреннего кармана пальто свёрнутую бумагу и кладёт мне на стол.

— У вас теперь не только восстановленные часы, но и две дополнительных пары, — поясняет по-деловому. — Я позаботился.

— Зачем? — вырывается оторопело.

— Потому что я хочу, чтобы вы остались, — он смеряет меня снисходительным взглядом. — В аспирантуре. В университете. И в моём поле зрения.

Он делает паузу.

— Иначе я потеряю к вам интерес, — добавляет с опасной, хищной полуулыбкой. — А вы ведь этого не хотите, правда?

После этого он спокойно поправляет воротник пальто и направляется к двери. Останавливается не доходя шага и оборачивается через плечо.

— Жду на консультацию в пятницу в пять, — бросает ровно. — Не опаздывайте.

Затем щёлкает замок, и Темнов покидает мой кабинет не дожидаясь ответа.

А я стою, не в силах выдохнуть. Между ног жар. В висках бьётся пульс. По телу волнами бегут мурашки.

Темнов ставит меня в положение, где любое сопротивление будет выглядеть истерикой, а любое согласие — капитуляцией. Он не оставляет мне безопасного выхода. А в голове всё ещё звучат его слова, произнесённые у самого уха: «Страх или возбуждение?»

Я не знаю. Я не знаю, почему боюсь его. Просто есть это чувство, что нельзя. Нельзя позволять себе в него влюбляться. Только есть проблема — похоже, я уже.

Домой еду как в тумане. Каждая встреча с Темновым выбивает меня из колеи. А когда приезжаю в квартиру, на тумбочке у двери обнаруживаю записку от тёти Маши.

«Я заходила сегодня, Анечка. Проверила, всё ли в порядке. Ты окна помой, пожалуйста. Я показывать квартиру буду в среду».

Внутри поднимается злость. Мало того, что она без приглашения вторгалась в квартиру, так ещё и… выселять меня собирается? И ставит перед фактом показа.

Я сразу беру телефон и набираю её, но сердце тревожно ёкает. Я ведь ничего не изменю. Только поругаюсь зря. Может, повесить трубку и не портить отношения? Или…

На другом конце снимается трубка.

— Анечка, здравствуй, — раздаётся недовольный голос тёти Маши.

Что ж, разговору таки быть.

18. Выселение

Аня

Тётя Маша дышит в трубку тяжело, будто уже приготовила целый набор неприятных новостей.

— Тётя Маша, здравствуйте, — стараюсь говорить легко и непринуждённо, хотя внутри так и кипит возмущение. — Я вашу записку прочитала. Чего это вы меня не дождались, чтобы в квартиру зайти?

Она усмехается.

— Ну так это ж моя квартира, — выговаривает с выражением «и ежу понятно». — Мимо днём проходила, заглянула посмотреть. Не ждать же тебя с работы.

Я молчу. Святая простота. Хотя чего я злюсь. Я ж тут на птичьих правах. И даже не плачу за аренду.

— Анечка… давай без эмоций, — произносит она таким тоном, после которого эмоции как раз и закипают. — Я решила начать сдавать эту квартиру.

По затылку холод, будто плеснули ледяной воды.

— Что? — выдыхаю. — В смысле, сдавать? Я же… и так живу тут!

— Ты живёшь как гостья, за аренду не платишь, — говорит она решительно. — Ты съедешь, как только я найду арендаторов. Прости, детка, но у меня свои нужды. Мне нужны деньги.

Я сжимаю телефон так, что пальцы ноют.

— Так давайте я буду платить! — пытаюсь удержать голос. — Я же работаю! Мне нравится эта квартира!

— Э… нет, девочка, — вздыхает она. — Сейчас такие цены… Ты даже не представляешь, сколько стоит нынче съём. Я с тебя такие деньги брать не буду. А я… мне самой надо жить, ты же понимаешь.

Конечно, понимаю. То есть обязана понять. И желательно с улыбкой.

— Тётя Маша, пожалуйста… хотя бы месяц, — прошу тихо. — Я хоть подыщу новую квартиру.

— Ань, — перебивает она мягким тоном, в котором слышится приговор, а не забота, — я понимаю твоё положение. Но я приняла решение.

До меня доходит. Конечно. Я закрываю глаза.

— Вам звонил мой отец? — выдыхаю едва слышно.

Пауза говорит ярче ответа. Тётя Маша на том конце издаёт длинный стон.

— Ну признайтесь, это папа вас попросил меня выселить? — повышаю голос. Почти кричу в конце. Отчаяние вонзает когти в сердце, отравляет душу.

— Был разговор, да, — наконец произносит тётя Маша. — Он говорил… что ты слишком оторвалась от семьи. Тебе бы вернуться. У тебя там всё есть, а в Москве… ты одна-одинёшенька.

С такими друзьями, как тётя Маша, и враги не нужны. Пока она называла себя маминой подругой, я была не одна. А теперь вдруг… Внутри всё сжимается до боли, будто я упала в ледяную воду.

— И вы… согласились? — голос предательски дрожит.

— Анечка, — снова этот вязкий, сочувственный тон, — тебе правда лучше вернуться. Родной город, родные люди… там спокойнее. Здесь ты только мучаешься. С работой трудно, с деньгами трудно… Сама же видишь, что не тянешь.

Она продолжает что-то говорить словами отца, у меня в ушах поднимается гул. Папа решил выкурить меня из Москвы, лишив жилья. Это похоже на него. Он любит контролировать, и снова забирает меня под контроль.

— Понятно, — говорю глухо. — Съеду, как скажете.

— Ты не сердись, — добавляет тётя Маша. — Я же тебе добра хочу.

Я вешаю трубку.

Добра. Конечно.

Стою посреди своей маленькой кухни и смотрю на расписанные мной фасады. На цветные заплатки на шторах. На цветы гуаши на стекле. На уют, который привнесла в этот дом.

Нет у меня больше дома. Надо паковать вещи.

Отец не заставит меня вернуться. Ни так, никак. Никогда.

Я буду бороться. Сначала обзваниваю агентства. Потом листаю сайты с объявлениями. Потом пишу в студенческие чаты, выпускные, рабочие. У меня почти нет накоплений, но всегда же можно договориться. Заплатить в рассрочку, позже внести залог…

Но по моим запросам ничего не находится. Цены даже на комнаты в коммуналках такие, что мне с моей зарплатой не потянуть. Последняя попытка — завтра обратиться к коменданту за комнатой в общежитии.

Я вся на нервах еду в университет утром на полчаса раньше, чтобы зайти к замдекана. Хотя надежды на то, что он поможет, мало. Он ведь не любит женских голосов.

Но выбора нет. Сегодня вторник. Если завтра тётя Маша сдаст квартиру, а сегодня я не найду жилья, она выставит меня на улицу. Ну, точнее, с прицелом, что я уеду в родной город. По факту — на улицу.

Куликов мажет по мне флегматичным взглядом, отрываясь от монитора.

— Левина? Что у вас снова стряслось? — спрашивает себе под нос и снова уставляется в экран.

Я обрисовываю ему ситуацию. Честно и прямо. Мне нечего скрывать. Да он и сам отлично знает, какие у аспирантов зарплаты.

— Боюсь, Анна Дмитриевна, я вам ничем не помогу, — мрачно выговаривает он, услышав проблему. — Распределение комнат завершилось в августе. Места держат только для мигрантов и обменных. Кроме того, ваша кафедра не подавала заявку. Так что квоты у неё нет.

— То есть, комнату мне не получить? — спрашиваю тихо, чтобы удостовериться.

— Не получить, — подтверждает Куликов. — Попробуйте обратиться к друзьям.

Благодарю и выхожу из его кабинета.

Отчаяние застревает в груди.

Ну да, нет у меня друзей, способных поселить у себя. Лера живёт в однушке с парнем и кошками. Я даже спрашивать её не буду.

Мозг подбрасывает дурную мысль, чтобы попросить Темнова похлопотать за меня. Ага. Он только и ждёт, чтобы сделать ещё что-то, чтобы я была ему ещё сильнее должна. Нет.

Может, квартиру ещё не снимут? Она убитая, буду надеяться, что она не понравится новым жильцам.

Только в среду, вернувшись с работы, я застаю в доме тётю Машу с её дочерью Катей и сыном Валерой. Они делают уборку. Мои вещи вынуты из шкафа и сложены посреди комнаты горой.

— Аня! — едва заметив меня ругается тётя Маша. — Я велела тебе вымыть окна! Почему ты этого не сделала?

Во мне закипает гнев. Высказать ей всё, что я думаю о таких друзьях, как она? Или просто забрать скарб и уйти?

19. Вынужденная миграция

Аня

Нет. Скандалить — последнее дело. Они выставляют меня как мусорный пакет за дверь, а я не опущусь до их уровня.

Я подхожу и молча впихиваю вещи в чемодан. Он жалобно скрипит молнией, когда я застёгиваю молнию. Влезло всё: одежда, пара книг, блокноты, ноутбук и украшения.

Я не пыталась накопить много вещей. И денег покупать особо не было, да и зачем, когда в размере я последние пять лет не менялась?

— Всего доброго, — бросаю я тёте Маше.

— Не хворай, — летит в спину от Валеры, и я перешагиваю порог.

Вниз по лестнице, и я на улице. Холодно. Внутри тоска и горечь. Больно, когда с тобой обходятся как с побирашкой и прихлебательницей. Думаю, даже если бы я платила аренду, тётя Маша пошла бы навстречу отцу и выселила меня. Просто под другим предлогом.

Что же. Отец добился своего. Лишил меня дома. Но меня ему так не сломать.

Выбор у меня не велик. Университет. Вокзал. Кафе до закрытия, но дальше пустота. Самое безопасное — поехать в универ и попытаться спрятаться в кабинете.

Привычный маршрут прохожу на автомате, мысли только о том, что делать. Где жить. Как срочно заработать денег на жильё. Как не умереть с голоду.

В желудке сосёт. Ну конечно. Беда никогда не приходит одна. Поесть можно в «Сундуке», в памяти всплывает приятный аромат тамошних сэндвичей.

Я перехожу улицу и спускаюсь в полуподвальное помещение. На двери прилеплен скотчем лист офисной бумаги с надписью маркером: «Ищем официантов. Опыт приветствуется».

Мир делает «дзынь». Вот он, выход! Всё же реальность не так сурова ко мне, как могло показаться.

Я толкаю дверь, вхожу в наполовину заполненный бар. Среда, семь вечера, так что посетителей уже не так много.

Я не сажусь за столик, сразу иду к администратору, стоящему за стойкой. Мужчина лет двадцати пяти, с усталыми глазами, но добрым лицом, поднимает на меня взгляд.

— Здравствуйте… — выдыхаю. — Я насчёт объявления. Вам ещё нужны официанты?

— Да. — Он оценивает меня взглядом: чемодан, усталое лицо, печать отчаяния и решимость человека, которому нечего терять. — У нас график два через два. Полные смены.

Моя хрупкая надежда разбивается вдребезги.

— А вечерами? — тяну умоляющим тоном. — Я могу… подменять? Брать вечера? Ставьте меня на короткие смены, я быстро учусь…

Администратор смущённо трёт шею:

— Нет, официанты работают два через два. Не обессудьте, — в голосе холодная вежливость. И я понимаю, что отказ — не его вина, но от обиды хочется наговорить ему гадостей.

Но я этого не сделаю. Он ни при чём. Я киваю, разворачиваюсь и ухожу, так и не поев. Вохникает чувство, что на меня всё время кто-то смотрел, но я списываю это ощущение на взгляд администратора. Он наверняка проследил мой путь. Так что… Плевать. Я иду в университет.

Я прохожу через проходную под предлогом забрать забытую вещь и объясняю чемодан командировкой. Охранник меня пропускает, хотя и смотрит недоверчиво.

Я прохожу на свою кафедру, открываю кабинет. Это теперь мой единственный «дом». Мягкое кресло, стол, настольная лампа, запах бумаги. Не уют, конечно. Но крыша. И тепло.

Ставлю чемодан рядом с шкафом. Завариваю чай из пакетика. Ем последнюю булочку. Сажусь на стул, накрываясь собственным пальто, сворачиваюсь клубком и пытаюсь задремать.

Неудобно. Спина ноет. Но измученное тяжёлым днём сознание всё-таки меркнет, и я проваливаюсь в сон.

Четверг проходит как в тумане. Я просыпаюсь даже отдохнувшей, хотя всё тело ломит от неудобного сна. Я привожу себя в порядок в туалете и иду на лекции. В обед покупаю в магазинчике творожок, сосиски и воду.

Ем в кабинете, пью воду мелкими глотками. Там же остаюсь вечером. Не выхожу, чтобы не столкнуться с припозднившимися коллегами. Работаю над кандидатской. Удивительно, но в этих ужасных условиях у меня поднимается работоспособность.

Глаза начинают слипаться в половине одиннадцатого вечера, и я принимаю ту же, что и вчера, позу для сна. Неудобно, но терпимо. Тер-пи-мо. Я справлюсь — твержу себе как пономарь, пока не отрубаюсь.

В пятницу утром волосы выглядят… ну… хуже, чем в студенческие годы после ночных посиделок. Я переодеваюсь в туалете в свежую блузку и новую юбку, но все вещи после чемодана мятые.

Стыдоба.

Я прячу волосы в хвост, поправляю макияж. Смотрю на себя в зеркало:

— Твоя мечта засунуть меня в сельскую школу учителем вон в той мусорке, пап, — говорю себе. Мне нужно хоть как-то себя подбодрить.

Вдыхаю. Иду на работу.

К моменту вечерней консультации с Темновым я чувствую себя выжатым лимоном. Голова ватная, мысли в кучу. Это, наверное, была самая тяжёлая неделя за всю мою бытность в университете с самого первого курса.

Темнов сидит за столом, прожигает меня внимательным взглядом и, кажется, замечает всё. Грязные волосы, мятую блузку, чуть размазанную тушь.

— Вы… устали, — произносит он тихо, и в его голосе звучат изучающие, внимательные нотки. Опасно внимательные, которые хочется слушать и слушать..

— Да нет, — вру. — Всё хорошо, Роман Константинович.

И упрямо держу спину ровно. Я стараюсь слушать всё, что говорит Темнов, но не могу сосредоточиться. Мозг просто не тянет. Темнов видит, что я рассеянная, но не ругает, будто входит в положение. И внутри разгорается благодарность за его сочувствие. Хотя, может, я себе его только придумала.

Дает замечания, изредка цепляет взглядом, коротко и мимолётно, но так, что дыхание сбивается.

— Через неделю я жду от вас список тезисов и гипотез для основной части, — говорит он, поворачиваясь ко мне.

Красивый, уверенный, отдохнувший. Ему бы мои проблемы…

— И обязательно отдохните на выходных как следует, Аня, — добавляет он, вглядываясь мне в лицо. — Вы выглядите бледновато и измождённо.

Я киваю. Молчи. Не смей жаловаться.

Но в груди гудит отчаяние. Страх. Я не просто не отдохну в эти выходные. Я не знаю, куда мне деться. Ведь по выходным университет практически закрыт.

20. Безопасность

Аня

Темнов заходит в кабинет и закрывает дверь так тихо, будто опасается спугнуть мою хрупкую оставшуюся волю.

— С каких пор вы живёте здесь? — повторяет он.

Голос ровный, но металл скрипит в окончаниях.

Я открываю рот, но не могу ни слова произнести. Сердце стучит в висках. Руки дрожат. Пальцы судорожно сцеплены на столе.

— Аня, — мягко произносит Темнов и делает несколько тихих шагов к столу, но каждый будто давит мне на грудь. — Я жду.

Мне придётся рассказать. Стыд и страх сплетаются внутри в тугой узел. Как он отреагирует? Посмеётся? Доложит обо мне?

— Я… — начинаю, и голос сразу предаёт меня треснувшей хриплостью. — Это не то, что вы думаете.

Темнов вскидывает брови. Одно лёгкое движение, которое уничтожает все мои попытки защищаться.

— А как мне думать? — он склоняет голову. — Чемодан. Полупустая бутылка воды. Упаковка… творожка. Два дня подряд одинаковый хвост.

Он подходит ещё ближе, и я начинаю ощущать его запах — парфюм и тепло тела.

— Аня, хватит юлить, — добивает Темнов. — Скажите правду.

— Мне… негде жить, — выдыхаю я едва слышно. Стыд затапливает до краёв.

Он медленно кивает, будто уже решает что-то для себя.

— Почему.

Не вопрос. Приказ.

— Меня… выселили, — отвечаю уже не сопротивляясь, голос сиплый. — Знакомая, у которой я жила, решила сдавать квартиру.

Взгляд Темнова становится цепким.

— И вы подчинились? — его голос будто скребёт по стенке моей души. — Сложили вещи. Ушли. Сели здесь и… что? Надеялись, что всё само рассосётся?

Во мне просыпается гнев.

— Вы меня отчитывать собрались? — выговариваю сердито и тут же жалею о своём выпаде. — Простите, Роман Константинович. Я не платила ей за аренду и жила без договора. По сути, она просто перестала делать мне одолжение.

Огонёк раздражения в глазах Темнова, возникший на мою грубость, смягчается.

— И как вы планировали выкрутиться из сложившейся ситуации? — спрашивает он уже ровно.

— Я пыталась найти жильё, — говорю горестно. — Не смогла сразу снять. Искала по объявлениям. Думала… может, в общежитии… но мне отказали, что мест нет.

— Куликов, — бросает Темнов резко. — Конечно.

Он подходит вплотную к столу. Мой мозг категорически отказывается сидеть, когда он так нависает. Я вскакиваю и снова оказываюсь в той же же ловушке. Снова стены, шкаф и он напротив, слишком близко.

— И вы решили, что сможете жить тут, так? — мягко давит он.

— Я хотела… да. Пока не подыщу жильё… — Я зажмуриваюсь, боюсь увидеть его реакцию.

— А деньги пытались заработать официанткой в Сундуке, — вдруг насмешливо добавляет Темнов.

Я вздрагиваю. Он был там. Он видел. Слушал?

— Вы… — я глотаю воздух, возмущение само проникает в голос, — зачем подслушивали?

— Аня, вы вошли туда с чемоданом. — Он произносит это так, будто я пришла туда с плакатом «Помогите мне». — Мне достаточно глаз, чтобы понять, что вы не поесть зашли. Вы были в отчаянии. И вы говорили так, что я слышал каждое слово не подслушивая.

Я опускаю голову. Стыд сжигает изнутри.

— Как… однако тесен мир, — выдавливаю скрипуче и с досадой.

— Тесен, да, и не без добрых людей, — отвечает он тихо. — Вы тонете. И пытаетесь улыбаться, пока не уйдёте под воду с головой. Может, хватит?

Он смотрит так, будто вскрывает меня по слоям.

— Почему вы не пришли ко мне? — Вот сейчас в его голосе снова появляется строгость.

— Потому что вы… вы… — я задыхаюсь. — Вы не тот человек, у которого можно просить помощи!

— Почему такое мнение, Аня? — Он огибает стол и подходит вплотную ко мне. — Я вас пугаю? Я вам неприятен? Или… — он наклоняется ближе, ниже, обжигая дыханием мою щёку, — или вы боитесь, что если попросите меня о помощи… то уже никогда от меня не избавитесь?

Я замираю. Дрожь проходит по позвоночнику.

— Скажите, Аня, — бархатисто давит Темнов. — Я хочу услышать.

— Да, — сорвалось с губ. — Боюсь.

Пауза. Его зрачки темнеют. Уголок губ ползёт вверх. Триумф, который он пытается скрыть или показывает, что пытается.

— Чего именно? — Нет. С живой он не слезет.

— Того, что вы слишком сильно… — я краснею до корней волос. — Влияете на меня. Давите уже тем, что присутствуете.

Темнов медленно тянет руку в мою сторону, и я почти жду прикосновения. Но он просто… берёт ручку чемодана.

— Отлично, — произносит он. — Наконец-то честность.

И поворачивается к двери.

— Пойдёмте, Аня, — роняет невозмутимо.

— Куда?.. — шепчу, не чувствуя ног.

Он оборачивается. Во взгляде ледяная сталь и огонь одновременно.

— Ко мне, — отвечает он. — Вы больше не будете ночевать здесь.

Я сглатываю. Паника накатывает волной.

— Роман Константинович, нельзя! — бормочу скороговоркой. — Я не могу. Это непрофессионально,

— А жить в своём кабинете умирающим аспирантом — профессионально? — строго перебивает он. — На вокзал хотите? На улицу? Или… ждёте, пока охрана поймает вас спящей за столом и поднимет вопрос о вашем увольнении?

Я застываю. Он прав. Во всём. Мне нечего ответить.

— Пойдёмте, Аня, — повторяет он тихо и опасно. — Пока я не взял вас за руку.

21. Территория хищника

Аня

Я переступаю порог. Темнов заходит следом, ставит чемодан у стены и почти бесшумно закрывает за мной дверь, но щелчок замка отдаётся у меня под рёбрами, будто это захлопнулась моя клетка.

Темнов проходит мимо меня, не трогает, но его присутствие задевает сильнее любого прикосновения. Пространство будто прогибается под ним.

— Добро пожаловать, Аня, — произносит он спокойно, снимая пальто, — теперь вы на моей территории. — Он поднимает на меня взгляд. — И под моей защитой.

Защитой. Он не предлагает чувствовать себя как дома. Он говорит так, будто метит границу, где заканчивается моя свобода.

Я стою в коридоре, измученная, голодная, с грязными волосами и сердцем, бьющимся в горле. Нет, я здесь не гостья, а объект внимания хищника.

— Аня, у нас будет несколько правил, — произносит Темнов негромко и, подойдя, мягко расстёгивает на мне пальто.

Я и забыла. Настолько погрузилась в свои мысли, что так и застыла в прихожей его квартиры в пальто. Я понимаю, что уже поздно сопротивляться, и просто позволяю ему снять с меня пальто.

— Первое, Аня, — бархатисто произносит Темнов, вешая мою одежду в шкаф. — Вы всегда сообщаете, где вы.

Он говорит так, будто это не обсуждается

— Второе. — Темнов возвращается ко мне. Подходит слишком близко и мягко кладёт руку на плечи. Ладонь жжётся между лопаток. Я чувствую его дыхание, ещё до того, как он заговорит. — Вы не врёте мне, когда я спрашиваю, как вы себя чувствуете.

У меня по спине прокатывается горячая волна. Я хочу отступить, но не могу. Рука Темнова мягко влечёт меня вперёд по прихожей.

— И третье. — Его голос баюкает и гипнотизирует. — Вы прекращаете притворяться сильнее, чем вы есть.

Я сжимаю кулаки так, что пальцы белеют.

— Я… не притворяюсь, — пытаюсь сказать твёрдо, но получается слишком тихо.

Он останавливается передо мной и поднимает бровь, будто предлагая мне не позориться дальше.

— Я покажу вам дом и провожу в ванную, — он пропускает мимо ушей мои слова. — Примите душ. Потом приходите ужинать.

Темнов провожает меня вперед, показывает закрытую дверь.

— Здесь моя спальня, ваша гостевая, напротив, — тоном экскурсовода произносит Темнов, указывая мне на вторую дверь напротив, потом на следующую по коридору. — Ванная комната здесь, дальше кухня. — Машет в сторону открытого тёмного проёма. — А напротив кухни гостиная. В торце коридора мой кабинет.

Я мысленно присвистываю. Четырёхкомнатная квартира в центре. Откуда у профессора такие деньги? Тьфу ты! О чём я думаю? Он вполне мог заработать на эту квартиру. Его книги продаются миллионными тиражами.

Темнов проходит в ванную, включает мне свет, потом подходит и вручает матерчатый свёрток махровой ткани тёмно-серого цвета.

— Не удивляйтесь так, — мурлычет он чуть насмешливо. — Это халат. Чтобы было во что переодеться. Вы же не станете прямо сейчас разбирать чемодан.

Он смотрит прямо, слишком внимательно, слишком глубоко.

— Вы замёрзли, — Голос мягкий, но в нём сталь. — Полотенца найдёте в ванной.

Темнов уходит и скрывается в кухне. А я беру халат, чувствую пальцами плотную ткань. Запах его дома — кофе, кожа, тёплое дерево — обволакивает, проникает в кожу.
Меня шатает. Наверное, от усталости.

Я иду в ванную, закрываю дверь и прислоняюсь к ней спиной, пытаясь хоть чуть-чуть прийти в себя. Это очень плохая идея — жить у Темнова. Но он прав, будет хуже, если меня спалит охрана. Так что надо как можно быстрее найти деньги и снять квартиру.

Я захожу в душевую кабину, которая больше похожа на космический корабль. Настраиваю воду. Горячая вода массирует кожу, бьёт по плечам, смывает усталость, грязь, чужое равнодушие.

Но вот от чего невозможно отмыться — от взгляда Темнова. Я до сих пор чувствую его на коже. И позорно смакую эти ощущения.

Когда я выхожу в халате, с мокрыми волосами, Темнов выходит из кухни.

Он смотрит на меня. Останавливается всего на долю секунды, и во взгляде вспыхивает что-то тёмное, опасное. Горячее и голодное. Но он тут же возвращает эмоции под контроль.

Гладит меня взглядом по щекам, вглядывается в губы, потом переводит к глазам. Уже холодный и чуть насмешливый.

— Пойдёмте ужинать, Аня, — говорит ровно. — Я заказал в итальянском ресторане.

— Мне… не хочется, — шепчу я.

— Аня. — Он подходит. — Мы же говорили о правилах. Вы за этот день съели один творожок и наверняка голодны как зверь.

Он наклоняется, и его голос становится ниже, чем грех.

— Прекращайте изображать железную леди, — добавляет требовательно. — Это вам не идёт.

Губы сами хотят дрогнуть. Я ненавижу себя за слабость, но иду.

Ужин сервирован так, будто хозяин готовился к приёму важного гостя. Тёплый свет, две глубоких тарелки с пастой, дразнящей ароматом. Бокалы, вино.

— Вы всех голодных аспиранток так кормите? — я поднимаю бровь. — Простите, я не одета для светской трапезы.

По взгляду Темнова и по тому, как он улыбается, я уже понимаю, что этот ужин будет совсем не ради еды.

22. Правила игры

Аня

Темнов невозмутимо пододвигает мне стул, помогая усесться, сам опускается напротив. Откидывается на спинку, вооружается бутылкой вина и разливает по бокалам. А сам изучает меня. Раздевает вниманием. Это хуже прикосновения.

— Поверьте, Аня, в этой квартире не гостила ещё ни одна аспирантка, ни сытая, ни голодная, — отвечает он.

Я беру вилку, но она дрожит в пальцах. Он ведь лжёт. Смотрит в глаза и лжёт. Я всё ещё отлично помню рассказ Леры про Веронику Соловьёву. Неужели её ноги тут не было?

Какое-то время мы едим. Молча, спокойно, не отвлекаясь на разговоры. Темнов следит не за вилкой, не за бокалом — за мной. Кажется, считывает даже ритм дыхания.

Нет. Я не позволю ему снова меня подавить. Поднимаю подбородок.

— Роман Константинович, — говорю ровно, — я хочу спросить кое о чём.

— Вот как. — Он слегка улыбается. Опасно. — А я хочу проверить… насколько вы азартны, Аня.

Я моргаю.

— В смысле? — выдавливаю тихо.

Он ставит бокал и склоняет голову чуть на бок.

— Игра. Вопрос на вопрос. — Темнов будто в лёгком предвкушении постукивает пальцами по столу. — Вы задаёте мне вопрос. Я отвечаю. Потом задаю я. И вы отвечаете. Без уклонений.

Внутри что-то холодеет — и одновременно вспыхивает.

— Согласны? — он смотрит так, будто знает, что я скажу «да».

И я правда говорю:

— Согласна.

Он кивает.

— Ваш вопрос первый. — Темнов снова берёт бокал, аккуратно отпивает вино. — Я буду джентльменом и уступлю вам.

Ну что ж. Пусть будет игра. Я поднимаю взгляд:

— Вы женаты?

По лицу Темнова скользит лёгкая, едва заметная усмешка. Он не отводит глаз.

— Нет и никогда не был.

Говорит так легко и искренне, что хочется поверить. И на душе становится легче от мысли, что он холостяк. Но я не позволяю себе поверить. Всё ещё смотрю на него недоверчиво.

— Тогда почему от вас сбежала Вероника Соловьёва? — спрашиваю следом.

Он поднимает бровь, медленно, почти лениво.

— Аня, — говорит вроде мягко, но я слышу строгие металлические нотки. — Так не пойдёт. Теперь моя очередь.

Меня прошивает горячей иглой злости и смущения одновременно. Не утерпела. Показала уязвимость. Зараза. Что же. Киваю — правила есть правила. Жду вопроса.

— Я хочу узнать у вас о личном, — бархатисто мурлычет он. — Первый поцелуй. Когда вы впервые поцеловались?

Я давлюсь воздухом и хватаю бокал, чтобы занять пальцы.

— Я… Это слишком личное, — бормочу себе под нос.

— Разве? — Темнов чуть прищуривается. — Я так и думал. Вы не азартны.

Словно плёткой по самолюбию.

Горло сжимается. Щёки горят.

— В семнадцать, — выдыхаю я сквозь зубы. — На выпускном. На заднем дворе школы.

Он улыбается уголком губ — медленно, хищно.

— Вот и отлично, — произносит он. — Теперь я отвечу на вопрос про Веронику.

Он откидывается в кресле, принимает расслабленную позу, но взгляд остаётся цепким.

— Вероника Соловьёва решила сделать себе имя за мой счёт, — говорит Темнов негромко. — Дала интервью, намекая на отношения, которых не было. Поливала грязью. Недобросовестный журнал это опубликовал. Мой адвокат добился полного изъятия. После иска о моральном ущербе она сбежала за границу, чтобы не участвовать в процессе.

Он говорит спокойно. Уверенно. Как человек, который давно всё понял и пережил.

Я слушаю и… снова не верю. Или не хочу верить. Или слишком привыкла искать зёрна правды под слоями чужих слов.

Но спорить не собираюсь.

Он делает паузу, склоняет голову:

— Вопрос.

И в этот момент я уже чувствую, что дальше будет только хуже. Сжимаюсь и заранее краснею.

— Ваш первый секс, — спокойно произносит Темнов. — Помните, как это было? С кем?

Я делаю несколько судорожных глотков. Пальцы другой руки сжимают сиденье стула так, что дерево трещит.

— Нет, — на этот раз я говорю твёрдо. — Я не буду отвечать.

— Вы нарушаете правила, Аня, — говорит Темнов с видом победителя. Или шантажиста? — Действительно готовы сдаться?

— Я. Не буду. Отвечать! — вырывается слишком громко, слишком остро. — Это переходит все границы!

И я резко поднимаюсь. Ножки стула явно царапают пол. Сердце стучит в висках так, будто сейчас разорвёт череп.

— Я больше не хочу есть, — выговариваю хрипло и ухожу из кухни.

Бегу по коридору, в свою гостевую спальню, захлопываю дверь, прижимаю её спиной. Не могу унять дрожь по всему телу. Я не могу дышать. Я не могу думать.

И точно не готова признаться Темнову, что в свои двадцать три я ещё не была с мужчиной. Чтобы он рассмеялся, что я синий чулок.

Я беру себя в руки и пытаюсь привести себя в порядок. Достаю из чемодана пижаму, переодеваюсь трясущимися руками. Раскладываю одежду на завтра. Умываюсь. Ложусь в постель.

Долго смотрю в потолок. Долго думаю о нём. О себе. О том, что я здесь — в его доме и гостья, и узница, и подопытная крыска. И надо бежать без оглядки, так что следует приложить все усилия к этому. В конце концов засыпаю, провалившись в сон неожиданно глубоко.

Просыпаюсь от того, что кто-то касается моего плеча.

Я вскакиваю, хватаясь за одеяло, и вижу Темнова. Он сидит рядом, его рука тормошит меня за плечо, обнажённое пижамной майкой, бретелька во сне сползла к локтю.

Он слишком близко. И его запах — парфюма и мужчины, только что принявшего душ — мгновенно заставляет меня проснуться и позорно сжать бёдра.

На нём чёрная рубашка — строгая, гладкая, подчёркивающая широкие плечи. Такие же брюки с идеально заглаженными стрелками. Он выглядит так, будто готов вести заседание комиссии академиков.

Он смотрит не на моё лицо — на ключицу, голое плечо. И лишь потом поднимает взгляд, будто проверяет, заметила ли я.

— Просыпайтесь, Аня, — спокойно произносит он. — Завтрак готов.

Я моргаю — я в пижаме, с растрёпанными волосами, с опухшими глазами после ночи почти без сна. И сегодня суббота. Почему он будит меня сам? Да ещё и в такую рань?

23. Кому-то пора прийти в себя

Аня

Я бегу в ванную, которая, к счастью, за соседней дверью, привожу себя в порядок, потом одеваюсь в домашние брюки и простую футболку.

Выхожу в кухню так, будто меня пригласили не завтракать, а на допрос в ФСБ. Спина прямая. Сажусь и сплетаю пальцы. Сердце бухает, как если бы внутри сидел птенец и бился о рёбра.

Темнов ставит передо мной тарелку. Не спрашивает, что я хочу, не уточняет, что я люблю, не делает попытки быть вежливым. Аппетитная яичница, ломтик авокадо, всё идеально, будто он точно знает, что мне нужно.

— Ешьте, — произносит он ровно.

Это не просьба, а команда.

Я беру вилку. Пытаюсь делать вид, что нормально ем, но чувствую на себе его взгляд — изучающий, оценивающий, контролирующий.Словно он не еду мне подаёт — а проверяет, выдержу ли я рядом с ним ещё одну ночь.

Мы молчим. Он ест спокойно, сосредоточенно, как человек, у которого всё под контролем. У меня же на каждом вдохе внутри скребётся мысль: «беги, беги, пока не поздно». Только я знаю, что поздно.

Я съедаю половину порции — дальше не лезет. Темнов замечает.

— Этого мало, — произносит он тихо, но в голосе всё та же сталь. — Не играйте со здоровьем, Аня.

Вот же… Как можно одновременно злиться и… таять?

Он встаёт, кладёт на стол небольшую связку ключей.

— Это от квартиры. Берите. Не смотрите так, как будто я оказываю вам услугу, — цедит нравоучительно. — Вы же не собираетесь просидеть весь день взаперти?

Я качаю головой, придвигаю к себе ключи. Холодный металл кажется обжигающим.

Потом Темнов протягивает мне листок, сложенный вдвое.

— На случай непредвиденного, — поясняет он спокойно, — Номера такси, сервисного мастера, охраны, управдома. И ещё. Мы должны обменяться контактами.

— Мы… что? — моргаю.

— Вы живёте под моей крышей, — повторяет он с нажимом. — Значит, я обязан иметь возможность связаться с вами.

И точка. В его голосе это слышно.

Я зажимаю телефон двумя пальцами, будто он радиоактивный.

— Мне это… не нравится, — говорю подозрительно.

— Зато мне нравится знать, что с вами всё в порядке, — парирует Темнов и жестом просит мой телефон. — Разблокируйте и дайте мне телефон.

Он смотрит так уверенно, что сопротивляться бесполезно.

Можно было послать. Можно было сцепить зубы. Можно было сказать «нет».

Я… даю. Он невозмутимо вбивает свой номер в мой телефон, звонит себе, сбрасывает звонок и возвращает мне гаджет.

Потом накидывает пальто и направляется к двери.

Черная рубашка. Чёрное пальто. Собранный. Опасный. Чертовски красивый. Сексуальный. Блин. Будто едет не на деловую встречу, а вершить судьбы.

— Я вернусь к вечеру, — добавляет он, открывая себе дверь. — Не кисните в квартире. Прогуляйтесь, Аня.

Дверь закрывается. И я остаюсь в его квартире одна. С ключами. С его запахом.
С пониманием, что он будит меня в субботу в семь утра, готовит завтрак и уезжает по каким-то делам, которые не имеют ко мне никакого отношения.

Выйти и погулять? Не хочу. Я по натуре домоседка. Ухожу в свою комнату и сажусь за ноутбук. Однако «работать» не получается. Мысли постоянно убегают за Темновым. Куда он ушёл? С кем встречается утром субботы, да ещё и одевшись так красиво? С женщиной? Или по делам?

Перечитываю вчерашние тезисы… ничего не улавливаю.

Иду на кухню, пью воду, но не могу заставить себя вернуться в гостевую спальню. Меня как магнитом тянет в комнату напротив. В спальню Темнова. Какая она?

Я подхожу и несколько мгновений стою перед его дверью. Сексуальное безумие вступает в свои права. Я надавливаю на ручку. Вхожу. Приближаюсь к кровати.

Подушка чуть примята, покрывало натянуто ровно.

Я сначала робко сажусь на край, но аромат постельного белья тянет лечь, и я укладываюсь на бок. Касаюсь лицом ткани, которая хранит его запах — древесный, тёплый, терпкий.

И кристально чётко осознаю, что пропала. Полностью. Необратимо. Это не влюблённость. Это зависимость. Это падение в пропасть с раскинутыми руками.

Но с Темновым нельзя. Нельзя строить отношения. Нельзя мечтать. Нельзя позволять себе это чувство.

Он хищник, красивый, сильный, умный. А я… аспирантка с чемоданом проблем.

Но я лежу на его кровати и вдыхаю его запах. Чувства обжигают так сильно, что хочется выть.

Внезапно раздаётся трель звонка. Мелодичная, как птичье пение.

Я подпрыгиваю, как ужаленная. Поспешно расправляю смятое покрывало, направляюсь к двери. Это Темнов вернулся? Обещал же вечером?

Подхожу осторожно, как мышь к мышеловке.

— Кто там? — спрашиваю через дверь.

— Элла Гриндер. Юридический отдел фонда «Полярис», — раздаётся чёткий командный женский голос. — У меня документы для профессора Темнова.

Я медлю. От кого? От какого фонда? Какие документы?

— Простите? — переспрашиваю.

— Девушка, это срочно, — чеканит женщина с другой стороны. — Мне нужно передать профессору Темнову макет контракта.

Я открываю. И вижу перед собой женщину-стилет.

Красивая как манекенщица. Высокая. Гладкие чёрные волосы. Узкое серое платье и кремовое кашемировое пальто. Сапоги на шпильке. Строгий неброский, но дорогой макияж. В руках держит запечатанный конверт.

С наклейкой международного фонда и жирной надписью: POLARIS EDUCATION GROUP.

— Профессор просил завезти на дом. — Она перешагивает порог и протягивает мне конверт. — Это материалы к следующему этапу переговоров. Нам нужно получить обратную связь как можно скорее.

Я крепко сжимаю конверт.

— Я передам… спасибо.

Элла кивает и уходит. Я закрываю дверь. В руках тяжёлый, плотный, официальный конверт. Я смотрю на него, как на бомбу.

Международный фонд. Переговоры. Следующий этап переговоров. Срочно.

Темнов уезжает в субботу в восемь утра «на встречу», выглядит как глава корпорации — и вот доказательство. Он что-то планирует.

Серьёзное. И вряд ли я вхожу в его планы. Он просто приютил бедную аспирантку.

24. У меня к вам дело

Аня

Внутри всё сжимается, пока я жду ответа Темнова. Перед глазами проносятся картинки бедствий, которые могли случиться с его квартирой.

— У меня к вам дело, — отвечает он деловым тоном.

Я замираю в кресле перед зеркалом. Вроде надо выдохнуть, но… Дело? В субботу? После того, как он пошлыми вопросами выгнал меня из кухни вчера вечером?

— Какое? — спрашиваю осторожно.

— Где вы? — перебивает он, будто решает за меня. — Я приеду за вами.

Тон командный. Я моргаю. Простите, что? Вот так сразу? Командным голосом? Будто я вещь на полке, которую можно забрать.

— Я… в салоне красоты, — выдыхаю ошарашенно.

— Адрес, — требует Темнов.

Парикмахер быстро всё понимает и, стоит мне найти её взгляд, диктует мне адрес. Я повторяю.

В трубке возникает давящая пауза. Та, от которой по позвоночнику ползёт лёгкая дрожь.

— Пять минут, — говорит он.

И вешает трубку.

Пять минут. Всё. Аня закончилась. Остался объект интереса профессора-хищника.

Мастер уже укладывает мне волосы. Я сижу прямая, как струна, когда возле витрины появляется чёрная машина. Темнов прибыл.

Он выбирается с водительского сиденья и идёт к салону. В чёрной рубашке и распахнутом пальто. Слишком красивый для субботы, и я ненавижу себя за то, как у меня перехватывает дыхание. Я ведь внутри рада его видеть, и сердце подпрыгивает при его появлении.

Дверь салона открывается. Воздух становится плотнее. Густее. Горячее.

Темнов видит меня, сканирует внимательным взглядом. И, кажется, в его глазах вспыхивает огонёк интереса.

Стилист рядом нервно теребит расческу, будто опасается, что Темнов сейчас прикажет её уволить. Он выглядит как муж, нашедший жену не там, где ей стоит быть.

— Вы закончили? — спрашивает он у кого-то из нас.

Девушка кивает.

— Мне… ещё нужно расплатиться, — отвечаю я растерянно.

— Не беспокойтесь. — Темнов кивает с видом «я всё решу» и идёт к стойке администратора. Оплачивает мою стрижку.. Возвращается ко мне.

Смотрит с симпатикей как мужчина. И критично, как хирург, оценивающий пациента перед операцией.

— У нас есть немного времени, — произносит он, распахивая пальто передо мной. — Вас нужно переодеть.

Я моргаю.

— Простите? Что?.. Зачем?..

Темнов мягко берёт меня за локоть и выводит из салона. Влечёт к машине.

— Не спорьте, Аня, — мягко рокочет он, открывая мне пассажирскую дверь. — Так надо. Насладитесь субботним вечером.

Я не спорю. Просто ошарашена его внезапным напором. И тем, что он за меня уже что-то решил.

Темнов садится за руль, заводит машину и выезжает на проспект. Едем молча и недолго. Он паркуется у шикарного магазина вечерних туалетов. Настоящий бутик. Где вместо полок подиумы, а у продавцов лица людей, которые могут продать платье по цене почки.

Как только Темнов входит, навстречу тут же выбегает расторопная продавец в тёмно-синей юбке-карандаш и голубой шёлковой рубашке. Всё с иголочки. Волосы в тугой пучок. Строгость и элегантность в одном флаконе.

Темнов кивает на её приветствие, сам проходит вдоль стоек с нарядами и выбирает платье в пол цвета тёмного вина. Достаточно откровенное, чтобы обнажить линию ключиц. Достаточно элегантное, чтобы выглядеть как оружие.

— Примерьте, — велит он мне и протягивает платье.

— Зачем? — я в лёгком ступоре качаю головой, но чувствую себя овечкой на верёвочке, которая уже пришла за волком к месту жертвоприношения.

— Аня, мы же договорились, что вы не будете спорить, — добродушно отвечает он. — Красивое платье, красивая вы, примерьте.

Я подчиняюсь. Отчасти потому что хочу примерить это платье, отчасти потому что я позволила затащить меня в этот магазин. Теперь и правда глупо строить из себя «нехочуху».

Я иду в примерочную и переодеваюсь. Платье ложится идеально, будто сшито под меня. Обтекает бёдра, подчёркивает талию, линию спины.

Я выхожу и встречаю взгляд Темнова. Горячий, мужской, в котором читается голод и удовлетворённость. Он смотрит так, будто не платье выбирал, а меня. А сейчас проверяет, насколько хорош его выбор.

Он рассматривает меня. Без стыда. Без смущения. С хищным спокойствием человека, который уверен в результате.

У меня жар под кожей разливается, щёки вспыхивают от откровенного интереса профессора.

— Отлично, Аня. — Темнов наконец кивает и подзывает продавца. — Срежьте бирки, девушка уйдёт в нём.

— Оно… слишком дорогое, — выдавливаю я, подойдя ближе к Темнову, когда девушка убегает за ножницами.

— Аня, — он произносит моё имя низко, уверенно, встаёт вплотную, убирает шальную прядку с моего лица. — Не считайте мои деньги. Мне нужно, чтобы вы выглядели безупречно.

— Но зачем? — повышаю голос, устав от загадок. — К чему таинственность?

Он не моргает.

— Никакой таинственности, Аня, — отвечает он довольным тоном. — Вам предстоит встретиться с соперницей, которая об этом не предупреждена.

Я вздрагиваю.

— С какой ещё соперницей?!

Темнов проводит пальцами по моему подбородку, чуть приподнимая голову.

— Скоро сами узнаете, — он очаровательно улыбается. — Я оплачу платье, и мы поедем ужинать.

И уходит к кассе. Потому что, больше объяснений мне пока не положено.

А я стою перед зеркалом, в платье цвета вина, и понимаю, что снова в его игре. И хищнику, который ведёт эту партию, совсем не важно, что я хочу. Но я всё равно иду за ним, потому что когда Темнов смотрит так жарко… у меня не остаётся выбора.

25. Только один вечер

Аня

Темнов расплачивается, и мы снова садимся в машину. Теперь я в шикарном платье, моя собственная одежда спрятана в брендовый пакет бутика на заднем сиденье.

Темнов мягко ведёт машину по вечереющему городу, рулит уверенно, ровно, без лишних движений, как человек, который всегда точно знает, куда едет. И кого везёт.

— Так что за… — начинаю я. — Скажете уже, что за дело-то?

— Да. — Он даже не даёт мне сформулировать. — Мне нужно, чтобы вы мне подыграли. Исполните роль моей девушки. Только на один вечер.

Я чуть не стону вслух. Часть моей души давно хочет быть его девушкой. И не на один вечер. Только рациональность и логика заставляют меня сопротивляться. Это всё неправильно. Любая интрижка всё испортит. А тут… такая лакомая подковырка. Примерить себя на роль его девушки. Ну да конечно.

— Что за игры? — спрашиваю строго. — Очередной пункт плана по завоеванию?

Я пытаюсь говорить возмущённо, чтобы не показать истинных чувств.

Он смотрит на дорогу, но улыбается уголком губ, и земля уходит из-под ног от этого простого жеста.

— Друг пригласил меня на ужин. Михаил Полозов. Банкир, — отвечает Темнов спокойно, информативно. Как будто речь о погоде. — Его сестра, Жанна… давно хочет сблизиться со мной.

Я закашливаюсь, горло першит. В груди колется ревность, а в желудке вскипает злость на себя. Темнов — не тот, кого мне нужно ревновать!

— Сблизиться? — уточняю. — Это вы так сгладили формулировку?

Он чуть хмыкает. Опасно тёплым звуком.

— Она слишком настойчивая, — отвечает он. — Мне она неинтересна.

— Так скажите ей прямо, — бросаю. — Вы же взрослый человек.

Темнов тормозит на светофоре и поворачивает голову ко мне. Плавно. Взгляд колючий, острый, как нож из чёрной стали.

— И испортить отношения с её братом? — спрашивает тихо. — Это был бы глупый шаг.

И вот тут я всё понимаю. Он выбрал меня в качестве «щита». Красиво одетого. Пахнущего салоном красоты. И, надо полагать, мнимо «влюблённого». Только вот не мнимо, но он не должен об этом узнать.

— Чудесно, — выговариваю с сарказмом. — Просто идеальная суббота.

— Просто расслабьтесь и получите удовольствие от ужина, — невозмутимо бросает Темнов, паркуя автомобиль у ресторана.

Разумеется, заведение класса люкс. Высокие окна, дорогие машины, мягкий свет внутри. И меню наверняка без цен.

Темнов выходит первым, подходит к моей двери и открывает её сам. Галантно подаёт руку. Я медлю.

— Аня, не тяните время, — говорит тихо. — Нам пора.

Я таки выбираюсь из машины, и он ведёт меня внутрь через открытую швейцаром дверь.

В гардеробе Темнов забирает у меня пальто. Я уже чувствую на себе взгляды людей, которые проходят мимо. Это не мой мир, здесь слишком всё дорого, слишком много блеска и фальшивых улыбок.

После гардероба к нам подходит хостес, проводит к столику у окна, за которым уже сидят мужчина и женщина. Та самая Жанна.

Великолепная светская львица. От неё тянется шлейф дорогих духов. Идеальные локоны распадаются по плечам. Платье цвета утренней зари, с таким декольте, будто оно висит на ней исключительно благодаря самоуверенности.

Улыбка голливудская, белозубая, широкая.

— Рома, — мурлычет она. — Наконец-то. Я уж думала, ты опоздаешь.

Он кивает ей с холодной вежливостью.

— Привет Жанна, Миша, — говорит он, отодвигая мне стул. — Знакомьтесь. Это моя девушка Аня.

Жанна медленно переводит взгляд на меня и оценивающе проводит вверх-вниз. Как сканер в аэропорту — ищет слабые места.

— Вот как? — тянет она. — Девушка, говоришь?

Темнов, не мигая:

— Да, моя женщина, женщина, с которой я пришёл.

У неё дёргается уголок рта.

— Странно. — Голос мягкий, как бархат по стеклу. — Я думала, у профессора вкус должен быть несколько более… изысканный.

Миша Полозов, братец, который сидит рядом и смотрит на меня с куда большей симпатией, чем я готова выдержать, морщится.

Я мысленно считаю до трёх. Она думает, что может щёлкнуть меня по носу, и я стерплю?

— Это, Жанна, потому что вы путаете изысканность с тщеславием, — говорю я почти ласково. — Понимаю. В вашем окружении это часто одно и то же.

Над столом повисает душная тишина. У Жанны пятнами краснеют скулы .

— Ух ты, Анна… — выдыхает, Миша.

Темнов смотрит на меня с… уважением. Будто услышал что-то, чего не ожидал.

И в его взгляде пламя — тёмное, глубокое, мужское. Восхищённое.

— Кстати… вы сегодня обворожительны, Анна, — произносит Миша, пытаясь спасти ситуацию.

А вот это была ошибка. Потому что Темнов застывает. Губы сжимаются. На челюсти играют желваки. Плечи напряжены. Воздух рядом с ним холодеет.

И я понимаю, если сейчас ничего не сделаю, он разнесёт этот вечер в пыль.

Я беру бокал. Коротко, уверенно улыбаюсь Мише:

— Спасибо. Но сегодня здесь самая красивая женщина — Жанна, — перевожу взгляд на неё. — И все это знают.

Жанна вскидывается, сбитая с толку. Миша облегчённо протягивает руку к бокалу. Темнов смотрит на меня так, будто я только что вытащила таракана из его пунша. Он не ожидал отступления ради него. И это, кажется, его бесит даже больше, чем радует.

Жанна хмыкает:

— Лесть всегда работает, — говорит уже не так язвительно. — Особенно когда говорят то, что я и так знаю.

Я отвечаю улыбкой — спокойной, наглой, зеркальной.

Ужин продолжается. Уже без острых вбросов. Мы обсуждаем выставку в Третьяковке, новый инвестиционный проект Полозова, пару банковских интриг. В общем, ничего особенного.

И правда лёгкий дружеский ужин. Только воздух вокруг Темнова всё равно ледяной. Он говорит мало. Зато слушает. Всех. Но особенно меня. Каждую фразу.
Каждый вдох. Неотрывно следит за мной, будто ищет флирт с Мишей, которого быть не может.

Миша смеётся много и громко. Он явно привык брать всех харизмой.

Между ним и Темновым угадывается старый университетский след — пара шуток, пара намёков на давние истории, фрагменты каких-то общих ночей, где присутствовали книги, алкоголь и споры до хрипоты.

26. Слова, которые раздевают хуже рук

Аня

Дверь за нами закрывается мягко, почти бесшумно. Но в квартире стоит тяжёлая, как закрытый сейф, тишина.

Темнов снимает пальто, аккуратно вешает, на плечики, методично поправляет лацканы, будто порядок в прихожей — единственное, что сдерживает его от взрыва.

Я стою на расстоянии трёх шагов, прижимая к себе пакет с собственным платьем, и пытаюсь понять, чем дышать.

Он начинает первый.

— Итак, — произносит он сухо, подходит ко мне и жестом просит у меня пальто. — Хотите объяснить?

— Что именно? — я осторожно расстёгиваю пуговицы и стягиваю его с плеч.

Темнов смотрит на меня. Лицо спокойное. В глазах угли не то гнева, не то желания, а может, всё вместе.

Он забирает моё пальто, вешает рядом со своим, потом возвращается ко мне.

— Начнём с простого. — Он останавливается слишком близко. Нависает не угрожающе, но как неизбежность. — Почему вы ушли из дома?

А, вот оно.

— Мне… нужно было выйти. Проветриться. — Я хочу пытаюсь выскользнуть вдоль стены, но он ставит руку, запирая меня.

— Проветриться, — повторяет он, словно слово ему не нравится. — В салоне красоты.

— Да. А что такого? — я пожимаю плечами, пытаясь делать невозмутимое лицо, но его запах — спокойный, тёплый, уверенный — рушит моё самообладание.

Мне точно надо уйти. Я делаю быстрое движение, подныривая под его рукой и оказываюсь сбоку. Темнов не преследует, медленно поворачивается ко мне, как хозяин положения. И я чувствую что не могу просто уйти — его внимание держит меня тут.

— Аня, — он произносит моё имя мягко, но со стальными нотками. — Вы ушли без предупреждения. Не позвонили мне.

— Я не обязана… — начинаю я, но он перебивает. Ровно, тихо:

— Обязаны, — звучит как приказ. — Раз живёте под моей крышей.

У меня внутри всё вздрагивает.

— Это уже перебор, Роман Константинович. — Я качаю головой, понижаю голос. — Я не ребёнок. И не… собственность.

— И всё же вы ушли так, будто убегали. — Он наклоняет голову. Так медленно, что у меня перехватывает дыхание.

— От чего? — Меня пробрасывает холодом. Может, он заметил, что я заглядывала в его спальню? Чёрт! — Я… не убегала. Просто… хотела привести себя в порядок.

Он усмехается. Безрадостно. Сарказм режет воздух.

— Да. Это я заметил. — Делает мягкий шаг ко мне. — Я знаю, что вы сделали.

Ну всё, стыд затапливает меня до краёв. Надо бежать! Я пытаюсь направиться в коридор, но он перехватывает мой локоть. Легонько, не сжимает, но так, что не вырвешься, не уронив достоинство.

— Аня, — его голос низкий, шероховатый. — Вы и так отлично выглядели. Зачем вы вдруг сорвались в салон красоты?

Или он всё же не узнал о моих маленьких проделках? Но выдавать истинную причину желания прихорошиться мне не хочется. Слишком стыдно.

— Потому что… — я глотаю воздух и не говорю, что Элла Гриндер выглядела так… будто я ему не подхожу. — Я захотела выглядеть лучше. Выглядеть не хуже других.

Он сжимает челюсть.

— Вот значит как. — Он меня отпускает, проходит в столовую, не оглядываясь, и бросает в воздух: — Вы всё ещё не поняли.

— Чего? — спрашиваю, заходя следом.

Чёрт, мне бы сейчас уйти, но он меня заинтриговал!

— Что я не хочу, чтобы вы были «как другие», — говорит он тихо, повернувшись ко мне. Подходит так, что мне приходится вжаться в стену. — Что я хочу вас такой, какая вы сама по себе. Самобытная.

Я моргаю. Не дышу. Сердце колотится под рёбрами. Слова «хочу вас» выжигаются в сознании точно белым фосфором. Остальные после них перестают восприниматься.

В голове красным мигает — он играет, он издевается! Он специально использовал «хочу» в одном предложении дважды, и в первый раз нейтрально, чтобы я раскисла и поддалась.

— Хватит играть в игры, Роман Константинович! — выговариваю я строго и разворачиваюсь, чтобы выйти, но он опережает. Захлопывает дверь у меня перед носом, и я оказываюсь в ловушке между его телом и запертой створкой.

— Какие игры, Аня? — спрашивает он таким горячим шепотом, что у меня бёдра тяжелеют. Его грудь почти касается моей, ладони прижаты к двери по сторонам от меня.

— Это всё не по-настоящему! — я цепляюсь за собственную беспомощность, как за единственное, что ещё полностью осознаю. — Вы не меня хотите, а…

Я замолкаю, не придумав лаконичной формулировки.

— А что, Аня? — рокочет Темнов, вжимаясь в меня телом, и сомнений не остаётся. В живот упирается твёрдое и горячее подтверждение его желания. — Так чего я хочу, если не вас?

Мне нечего ответить, но он и не ждёт ответа.

Я чувствую его дыхание на губах, и мир становится маленьким. Мысли занимает только Темнов, с его шикарным ароматом и дверь за спиной. Горло сжимается. Всё тело горит.
Нет, нельзя. Я не могу ему подыгрывать. Не могу растворяться. Я должна… я должна…

Я собираю остатки смелости, упираю ладони ему в грудь и толкаю. Слабо, но как получается.

— Отпустите… — выдыхаю я, пытаясь выскользнуть. — Это неправильно. Я не должна быть… частью вашего спектакля!

Он не двигается ни на сантиметр. Точно каменный утёс. Смотрит сверху вниз, как на несмышлёного зверька, пытающегося бодаться с тигром.

— Спектакля? — повторяет он с едва сдерживаемым гневом, но так тихо, что я замираю вся в мурашках.

Мои руки всё ещё прижаты к его груди, и он опускает ладони на мои запястья, а потом прижимает к двери над головой. Перехватывает оба одним движением.

— Я предлагаю вам реальность, Аня, — шепчет он почти мне в губы.

— Это ложь, — отвечаю я слишком быстро. — Вам удобно держать меня рядом. Вот и всё.

Он резко втягивает воздух, взгляд свирепый.

— Удобно? — повторяет он тихо. — Вам кажется, я хочу удобства?

Я пытаюсь отвернуться, но он свободной рукой берёт меня за подбородок, фиксирует лицо, будто собирается сказать что-то жёсткое или злое, но вдруг набрасывается на мои губы. Жадно, сминает их своим напором, требовательно проталкивает язык мне в рот, будто он ждал этого поцелуя слишком долго. Так, будто я — единственное, что выбивает у него землю из-под ног.