Глава 1. Цветёт и пахнет

На грязных улицах Бхалапура кричали и бранились торговцы, сновали по брусчатке рикши, жался к обшарпанным стенам бедный люд. И сквозь всё это столпотворение торопливо проталкивались чумазые мальчишки. Недавно они играли в мяч, но сейчас им было не до смеха.

– Быстрее! Догоняют! – торопил друзей Вазант. Позавчера ему исполнилось двенадцать, и он считал себя взрослым. Он думал, что уж теперь точно сможет за себя постоять и выпутаться из любой передряги.

Из любой, да не из этой.

Стояла вонь и духота, над городом висел туман, и дышалось с трудом. Но ребята были до того напуганы, что остановиться и перевести дух просто не могли. Две чёрные машины, словно гигантские хищники, неумолимо следовали за ними по пятам. Народ расступался, лавочники умолкали, извозчики сворачивали в безлюдные проходы, куда и Вазант с товарищами непременно бы свернул, если бы не наказ матери: «Как заметишь погоню, постарайся слиться с толпой, но ни в коем случае не прячься в закоулках. Это подлинные мышеловки для таких мышат, как ты».

Убогие домишки без стёкол буквально наседали друг на друга, и стиснутые между ними горожане были вынуждены нырять в подвалы, чтобы не попасть под колёса иностранных автомобилей. Эти автомобили не так уж и часто жаловали в зловонные кварталы.

– Богачи приехали, да? Будут сладости раздавать? – спрашивала какая-то девчушка, высовываясь из окна и показывая пальчиком на дорогу.

– Тише, тише, иди сюда, – испуганно бормотала старушка, отстраняя внучку от проёма и прижимая к иссохшей груди. – Да, богачи, – прибавляла она обречённо, не решаясь дать им иное наименование: работорговцы.

Вазант бежал без оглядки. Толпа поредела, и он слышал рядом учащённое дыхание товарищей. Они уже почти отчаялись найти выход из этого нескончаемого каменного лабиринта.

– Куда ты нас завёл?! – воскликнул его приятель. – Здесь тупик!

И правда, тупик. Кирпичная стена, усеянная объявлениями и плакатами. Мальчишки пытались встать друг другу на плечи, чтобы перебраться на ту сторону, но им недоставало роста.

– Пропали! – захныкал малыш Джей, завидев вдали «вестников гибели» с тонированными стёклами. Мама малыша Джея говорила, что внутри у металлических чудищ – кожаные сидения, вентиляция и благоухание, а за рулём сидят те, в ком едва ли осталась хоть капля человечности.

– Нет, не пропали! – храбро крикнул Вазант. – Вспомните про Волшебные Деревья!

– Волшебные Деревья миф! – шмыгая носом, возразил кто-то.

– Если веришь всем сердцем, будешь спасён! – с горячностью отозвался тот.

Вдруг из бараков в ребят полетели камни, и один больно ударил вдохновителя в лоб.

– Убирайтесь! – зашипели оттуда. – Вы накликали беду, и теперь нас тоже схватят.

– Кому нужны бродяги вроде вас? – с вызовом бросил Вазант. – Они охотятся только на крепких и здоровых, а не на тех, у кого кожа да кости!

– Всё равно, убирайтесь...

И град камней возобновился. Между тем «чёрные тучи» на колёсах приближались, зловеще шаря фарами в смрадном тумане. Путь к отступлению был отрезан.

«Что скажет отец, когда узнает о моём похищении? – с содроганием подумал малыш Джей. – Каково будет моей младшей сестрёнке?»

И тут его красное, заплаканное личико озарилось светом надежды. Как неистовый, бухнулся он на колени прямо перед машинами и стал шептать:

– Волшебные Деревья, спасите, спасите меня! Прошу, спасите меня!

Его примеру последовали многие, но не все. Не все были так наивны, чтобы верить в «подобную чушь». Старшие метались, как куры в курятнике, и чувствовали себя соответственно.

А Вазант умолял о спасении столь исступлённо, что не воспринимал ничего вокруг. Прекратился каменный град, беднота затаилась в своих убежищах, и дверцы машин распахнулись. Из салонов выпрыгнули нелюди, о которых слыхал малыш Джей. Сперва они накинулись на самых суетливых.

– Не дайте уйти этим молящимся! – зарычал один из охотников. – Они вот-вот исчезнут!

Его предсказание не замедлило сбыться: Вазант и несколько его друзей растворились в воздухе, и больше их никто не видел.

***

Кристиан сам вырыл себе яму, когда выяснилось, что он хорош в японском. Если бы он не проговорился Джулии о том, сколько лет он прожил среди носителей языка, сейчас ему было бы гораздо легче.

Он бы не сидел допоздна под сакурами, после того как отвёл лекции в академии, и не разъяснял бы основы каллиграфии одной упёртой и чрезвычайно бестолковой особе, а предавался бы заслуженному отдыху.

Но что поделать? От судьбы не убежишь, даже если очень постараешься.

Джулии, студентке второго курса, отказать он так и не отважился, да и настойчивости ей было не занимать. Приспичило выучить японский – вот и давай она допекать профессора: научите да научите, и нет, возражения не принимаются.

Именно поэтому они сидели теперь в белой пагоде сада сакур, и Джулия то и дело рвала рисовую бумагу сильным нажатием кисти.

День подходил к закату, и сад снаружи затих в предвкушении ночной прохлады. Только пчёлы по-прежнему гудели, да робко стрекотали сверчки. Повсюду – ни ветерка.

Глава 2. Разоблачение

Вазант сделал глубокий вдох и попытался разомкнуть веки. Но на глаза ему словно была надвинута плёнка, ресницы слиплись, а кожей спины чувствовалось что-то рыхлое и влажное, как губка. Он запустил пальцы в эту массу, вырвал клок податливой ткани и, поднеся к носу, уловил обострённым обонянием аромат свежескошенной травы.

– Как странно, – проговорил он, ощупывая своё тело. – Здесь кромешная тьма. – Его голос впитали скользкие стенки кокона, и эха не последовало. – Неужели я внутри Волшебного Дерева? Неужели…

Только сейчас он различил слабое журчание нисходящих и восходящих токов в окутывающей его оболочке. Казалось, весь кокон дышал, пульсировал, как сердце, и убаюкивал, убаюкивал…

– Я в безопасности, – прошептал Вазант. – Спасён.

Мышцы его расслабились, голова упокоилась на небольшой складке растительной плевы, и он забылся бестревожным сном.

***

Красуясь перед зеркалом, Франческо примерял галстуки один за другим.

– Я попрошу подругу взять меня с собой, нарву в саду цветов и преподнесу ей, самой красивой девушке в академии.

Его сверстник прыснул и ненароком свалился с кровати.

– На тебя без слёз не взглянешь! – сказал он, оправляясь. – Вот угораздило же! Позволь поинтересоваться, кто эта заноза?

– Кто же ещё? Конечно, Аннет Веку! – Франческо пригладил волосы и вздёрнул подбородок.

– Любовь зла, – подытожил собеседник. – Представь, какую отбивную из тебя сделают девчонки из четвёртого апартамента!

– Кто, Мирей? Джулия? Но ты ведь им не расскажешь, правда? Эй, кончай зубоскалить!

Но тот, кому были адресованы эти слова, стал просто невменяем. Он катался по ковру и дрыгал ногами, надрываясь от смеха.

– Сейчас я из тебя отбивную сделаю! – разозлился Росси, срывая со шкафа скульптуру Немезиды. Весельчак тотчас овладел собой.

– Хорошо, хорошо, извини. Обещаю, что никому не проболтаюсь. Мертвецы – хи-хи – не говорят.

И, в восторге от своей шутки, он вновь расхохотался.

– Прекрати! – взревел Франческо, схватив его за ворот и как следует встряхнув. Привыкший к собственным остротам, он, как выяснилось, не терпел легкомыслия со стороны товарищей.

Лицо собеседника окаменело, и он многозначительно поднял указательный палец.

– Я не разглашу секрета только в том случае, если ты мне скажешь, о каком саде идёт речь.

***

Книга предсказаний в академии считалась чуть ли не самой главной ценностью. С помощью книги директор принимал решения касательно рынков сбыта продукции, а также поставщиков запчастей и материалов для новых изобретений.

Пролистнув страницу-другую, он мог кардинально изменить свои планы и отправиться, скажем, в Мадрид, чтобы лично встретиться с главой какой-нибудь компании, производящей редкий вид топлива или синтетического волокна.

Поначалу Деви думал пользоваться книгой единолично. Но не тут-то было. Студенты бастовали три дня и за эти три дня даже успели перетянуть на свою сторону некоторых профессоров. Директор сдался, однако поставил условие: не более визита в сутки.

Он распорядился, чтобы никто ни при каких обстоятельствах не притрагивался к чудо-книге, назначив на должность «листателя» некоего Рафаэля с кафедры лингвистики.

На вид книга была самым заурядным справочником с потрёпанными жёлтыми листами и рассыпающимся переплётом. Толщиной в тысячу страниц, она вмещала гораздо больше информации, чем можно было себе представить, причём эта информация постоянно менялась. Никто не знал, какой механизм лежит в основе подобных метаморфоз, но бытовало мнение, что на справочник наложено древнее колдовство.

Неудивительно, что златокудрый Рафаэль с превеликим трепетом касался помятых страниц, переворачивая их с той осторожностью, какую проявляет завзятый филателист при просмотре своих коллекций.

– Терпение, подруга, – проговорила Джейн, допивая чай.

Она выдержала паузу, и Лиза заёрзала на стуле.

– Ну?

– Сегодня вечером… Мы идём читать книгу предсказаний! Я записала нас с тобой ещё неделю назад.

– Умопомрачительно! – прошептала Лиза. – Мы с тобой, сегодня? – Она перегнулась через стол, и её взгляд был красноречив как никогда. – Боюсь, я не доживу до вечера.

… Чугунная металлическая дверь с ручкой в виде кольца протяжно заскрипела и отворилась с таким трудом, что обе девушки переглянулись: какой силач сторожит книгу? Силачом оказался неправдоподобно худой, почти эфемерный Рафаэль.

– Милости прошу, – изрёк он, проведя рукой по волосам.

Снаружи редко капал сентябрьский дождь. Оранжевый свет фонарей причудливо скользил по ветвям близстоящих деревьев, стелился по аллее и расцвечивал маслянисто-чёрную дверь, будто сообщая: «Вот оно, вместилище тайн. Не проходите мимо!».

– Вскоре перед вами разверзнется будущее. Будет оно мрачным или сотканным из золота, покажет сей манускрипт, – словно по бумажке прочёл Рафаэль и от себя добавил: – На какое будущее изволите загадывать?

Глава 3. Истинное предназначение сакуры

– … И знаешь, что мне захотелось сделать?

– Дай догадаюсь. Провалиться сквозь землю? – предположил Франческо, засовывая ветвь-телепортатор в верхний ящик лабораторного несгораемого шкафа. – Сгореть со стыда? Рассыпаться пеплом?

– Я же не феникс! – рассмеялась Джулия. Встав на табуретку, она сняла с шеи серебристый ключик и трижды повернула в замке. – Нет, мне безудержно захотелось подбежать к этому маленькому страдальцу, обнять его и заверить, что все несчастья позади.

– И ты разрыдалась прямо на поляне.

– Да нет же! Я попросила прощения.

Вслед за ящиком она тщательно заперла и сам шкаф.

– Небось, оправдывалась, – Франческо явно стремился вытянуть из неё как можно больше фактов. – Как отнеслась к твоему появлению наша японка?

– Вначале с недоверием, а потом... – Джулия понизила голос и приставила ладонь ко рту. – А потом предложила мне стать её правой рукой!

– Нянчиться с детишками? Тьфу! – скривился Франческо. – И ты согласилась?

Та снисходительно улыбнулась в ответ.

– Разумеется, ведь самое интересное ещё впереди.

Парень пожал плечами: что может быть интересного в воспитании малолетних проказников?

– Когда я за тобой пришёл, ты была как зачарованная: на вопросы отвечала односложно, двигалась со скоростью черепахи, а выражение лица – ну прямо-таки комическое! Вот, точно как сейчас!

Джулия прислонилась к железной дверце шкафа и не мигая посмотрела на Франческо.

– Всё, ты меня вдохновила! – сказал тот. – Напишу твой портрет.

– Портрет? Кто-то хочет украсть мою славу? – осведомилась Роза, врываясь в лабораторию с осенним ветром.

Именно она претендовала на роль единственной и неповторимой художницы. Марала бумагу без устали, где придётся и чем придётся. И, похоже, успела запечатлеть в профиль или анфас почти всех обитателей общежития. Чуть ли не у каждого в комнате висела картина с её автографом.

– Решили меня навестить? – спросила Роза. – Что ж, будьте как дома.

– Что выращиваешь? – полюбопытствовал Франческо, вынимая из стерилизатора чашку Петри с лимонно-жёлтым гранулярным содержимым.

– Не трожь мои каллусные культуры, а то эксперимент рухнет, – сказала Роза и проворно отобрала у него чашку. – А ты, дорогая, не опирайся на шкаф, вдруг тоже рухнет. Ума не приложу, зачем его вообще здесь поставили. Никто ведь им не пользуется…

«Ага, как же, не пользуется», – ухмыльнулась Джулия.

– Гостеприимство из тебя так и хлещет, – сыронизировал Франческо. – Будьте как дома, будьте как дома! А сама: это не лапай, на то не дыши. Мы, между прочим, сюда не просто так заявились, а по делу.

– Вот как? По делу, значит?

Здесь следовало бы придушить болтуна на месте.

– Да-да, мы пришли взять взаймы немного твоего пресловутого моющего средства, – выкрутилась Джулия.

– Что ж, берите, – благосклонно отозвалась Роза. – Всегда пожалуйста.

С головой окунувшись в подсчёты и приготовления к опытам, она не видела, как шутника чуть ли не взашей вытолкали из кабинета, и уж навряд ли слышала те нелестные эпитеты, которыми его наградили. А Джулия, очутившись с Франческо на коридоре, разом припомнила и пустила в ход такие словечки, от которых у людей интеллигентных вянут уши.

***

Если бы стены генетической лаборатории были наделены даром речи, они бы, несомненно, подтвердили, что Роза, или «Солнечный цветок», как нарекли её студенты, принималась за практику ни свет ни заря, потому что по утрам у неё бывало отличное настроение. Если бы стены умели говорить, они обязательно поблагодарили бы её за тот чудесный подарок, который она приготовила им сегодня...

– Умудрилась ведь прицепить разноцветных бабочек к доске! А что это на обоях? Бумажные хризантемы? Сними сейчас же! Не позорь кафедру! – строго велела её руководительница. – Тебе нечем заняться?

Театрально всплеснув руками, она куда-то убежала. У неё постоянно находились срочные дела.

Роза удручённо опустилась на стул и вздохнула.

– Генетика совсем не моё. Мне бы в художественную школу...

Не успел умчаться один «ураган», как через порог перескочила другая «стихия» – взмыленная, но не лишённая достоинства Аннет Веку с ведёрком, где хранилась щёлочь, и болтающимся в кармане шпателем.

– Мне нужно триста грамм едкого натра, ну просто позарез! Есть у вас весы?

– Там, – безучастно указала Роза.

– А ты что как в воду опущенная? – с сочувствием спросила Аннет.

В ответ последовала обтекаемая реплика.

– Солнечный цветочек – и вдруг хандрит? – Тут Веку обратила внимание на занавески и обомлела от восхищения. – Это твои бабочки? Ох, какая прелесть! Они как живые!

– Нравится? – приободрилась Роза.

– Шедевр! – запрыгала Аннет и, позабыв о щёлочи, бросилась звать остальных.

Скоро в лаборатории столпилось несметное число её поклонников и поклонниц, и они наперебой стали расхваливать бумажных морфид и махаонов. Хризантемы тоже вызвали бурю эмоций, и многие ратовали за то, чтобы сберечь их для будущих курсов.

Глава 4. Выбор Лизы

Взмокшего и всклокоченного Франческо швыряло из кабинета в кабинет, в отведённой ему лаборатории штормило, а его самого видели то с огромным термометром в кармане, то с непомерного объёма цилиндром под мышкой.

В его калькуляторе села батарейка, часы барахлили, а крыса, которую он собирался зарезать в целях эксперимента, забилась под громоздкую установку для получения дистиллированной воды и ни в какую не желала вылезать.

– Беда, ох беда! – бормотал Франческо, носясь по коридору, как полоумный.

Он поднял на уши кафедру биофизики, а товарищей с кафедры генетики озаботил просьбой добыть ему длинную палку для отлова крысы.

Несчастное животное скреблось по линолеуму и жалобно пищало, а через стойку от водяного фильтра булькала и плевалась кипятком кастрюля на электроплитке. Горе-экспериментатор забыл снять с водяной бани пробирки, и часть из них полопалась.

В общем, ему ничего не оставалось, как сетовать на свою неорганизованность, с чем он успешно справлялся всю первую половину дня. А после обеда его стали атаковать тревожные мысли, среди которых непостижимым образом затесались мысли об Аннет. Выяснилось, что она вегетарианка.

– Ну и что с того? – недоумевала Роза. – Тебе-то какая разница?

– Мне?! Да как же? Я ведь…э-э-э...

– Не надо, не говори. Я поняла по твоему виду: ты потерял голову.

– Ещё не потерял! – возразил было Франческо.

– Но всё к тому клонится. Здравомыслие, друг мой, это такая тонкая вещь, которая нет-нет да и просочится между пальцев, если её не беречь. А Веку, будь она хоть сама Антонелла Муларони [4], не заслуживает твоих жертв.

[4] Глава правительства Сан-Марино

– Да ладно, не преувеличивай! Я всего-навсего откажусь от своей любимой ветчины, куриных ножек, паштета, мясных рулетиков, пельменей… О-ох! – Он чуть не прослезился. – Как тяжко-то!

Роза скрестила на груди руки и торжествующе откинулась на спинку стула.

– Хлебнёшь ты ещё с ней лиха, – авторитетно заявила она.

Франческо гордо выпрямился.

– А вот и нет!

– Ладно-ладно. Посмотрим, сколько дней ты продержишься на рыбе, – съехидничала Роза.

Франческо показал ей язык.

Спустя сутки он выглядел так, словно объелся кислых яблок, что, конечно же, не укрылось от всевидящей Мирей. Новость, облетевшая общежитие с лёгкой подачи Розы, потрясла и возмутила её.

– Предатель! – бросила она парню в лицо, когда тот заявился в гостиную четвёртого апартамента. – Ты исключаешься из нашего союза.

– Но ведь союз и так трещит по швам, – вмешалась демократичная Джейн. – Кианг мы выгнали, на Джулию ты злишься. Заносить в чёрный список Франческо, по-моему, уже перебор.

– Тебя не спросили! – вскипела Мирей.

Не ответив, Джейн громко захлопнула дверь в свой номер.

В общем, Франческо очутился меж двух огней и не знал, куда себя деть. С одной стороны – непримиримая Джулия, подхватившая от француженки вирус под названием "я с тобой не дружу". С другой – Аннет Веку, гордая и неприступная, как крепость Фенестрелле [5].

[5] Крупнейшая крепость Европы, строившаяся с 1728 по 1850 годы на итало-французской границе, в Альпах

Безбелковая диета подорвала его здоровье, и он шатался по коридорам, как подстреленный.

На глаза научному руководителю он старался не попадаться, потому как побаивался дополнительной нагрузки на свои и без того хлипкие плечи. Товарищи от него отвернулись, а те немногие, кто составлял ему компанию дождливыми осенними вечерами, отзывались на его жалобы дружным хохотом, чем повергали его в ещё большее уныние.

В итоге он задумал сделаться отшельником – его к этому, видите ли, вынуждало тоскливое существование. В последний (предположительно последний) день своего пребывания в общежитии он тайком пробрался на кухню, где услужливые поварихи загодя приготовляли мясной бульон. Выхлебал этого бульона с полкастрюли – разумеется, от горя. И был таков.

Надо полагать, прежний, вегетарианский, рацион больше не соблюдался.

Но самым примечательным стало то обстоятельство, что безутешный итальянец избрал местом своего отшельничества то же дерево, что и колючая Кианг. Звездочёт Донеро понадеялся было, что среди ветвей гигантского вяза эти двое не уживутся, и, наладив подзорную трубу, приготовился насладиться зрелищем скандала. Но здесь он прогадал.

Они мирно поделили утлый домишко, и теперь через дырявую крышу дожди щедро поливали их обоих.

Однако, когда Франческо заикнулся о реконструкции жилища, Кианг внезапно открыла в себе дар убеждения и так заговорила нахлебнику зубы, что тот покинул древесный домик без всяких драк и распрей. В общежитие он вернулся с понурой головой, не представляя, как залатать бреши в отношениях с однокурсниками.

– Если б я строил дом, то сколотил бы его по аналогии с хижиной Робинзона Крузо… – пробурчал Франческо, плюхаясь на диванчик рядом с Розой. К тому времени страсти поулеглись, и только Джулия да Мирей по-прежнему на него дулись.

Глава 5. Пробуждение Клеопатры

– Ци-ци-кее-кее! – сказала гаичка. – Тиу-тиу-тиу! – И спорхнула в клевер.

Тёплый ветерок нежно скользил по траве и окутывал натруженные руки Аризу Кей, которая обсаживала маргаритками необъятную сакуру Джулии Венто. Погружённая в свои думы, она не обратила на пернатого никакого внимания.

– Ци-ци-кее-кее! – повторила гаичка. – Черри Блу! – И, взмахнув крыльями, исчезла в кроне.

Хранительница вздрогнула.

– Что? Черри Блу? Это же новое имя! Пойду, запишу, пока не выветрилось из головы.

Но по дороге она остановилась, чтобы прихватить лопату, забытую у стремянки.

– Зирр-зирр-зирр, – прострекотал на земле кузнечик. – Церамида Ру. Зирр-зирр-зирр.

– Еще одно! – подивилась Аризу Кей. – Только бы не забыть! – И она с проворством устремилась к беседке, где лежал набор для каллиграфии.

Но не ступила она и двух шагов, как на неё со всех сторон посыпались всевозможные имена. Если раньше сад молчал, то теперь он буквально взорвался фейерверком таинственных посланий. Имена шелестели в листве, булькали в ручье, мелькали в перекличке птиц. Имена звучали повсюду.

– По очереди! Прошу, по очереди! – взмолилась Аризу Кей.

В этот день она извела порядочную кипу рисовой бумаги, израсходовала с три дюжины дощечек и вконец вымоталась, пока бегала по саду, снабжая деревья «предписаниями» по вызволению страдальцев из горячих точек.

– Не нынче-завтра здесь будет аншлаг, – пробормотала она, в изнеможении растянувшись на циновке под сосной. – Уж больно утомительны эти хлопоты. Надо бы набрать помощников…

***

Девушка-ночь была не из тех, кто покоряется судьбе, и охотники поступили бы очень опрометчиво, если бы засадили её в какой-нибудь ящик или клетку. Но, к счастью для охотников, кенийка испарилась прежде, чем они успели что-нибудь предпринять.

Яростная жажда сражаться куда острее обычной жажды. В пленнице дерева бурлили соки гнева, и поэтому она не замечала тихого клокотания соков кокона. Она пришла к выводу, что бледнокожие поработили её и везут на чужбину.

Ох и злоба закипела внутри!

Кокон не справился с ролью заботливой няньки, за что был жестоко наказан. Дерево сотрясли четыре последовательных удара, и клумба вокруг оросилась обильным дождём из бледно-розовых лепестков. Наконец от мощного толчка из сакуры вместе с водянистым фрагментом ткани стремительно вылетел участок коры. Так Клеопатра добыла себе свободу, а Джулия проворонила её пробуждение.

Выпрыгнув из дупла, африканка приземлилась на мягкую почву, где под действием чар уже подрастали всходы маргариток. Раны от пуль зажили, и она была готова к поединку. Только вот враги куда-то подевались. Видно, струсили.

Возликовав вдвойне, Клеопатра, эта дикая кошка, отправилась гулять сама по себе. Глубокие следы босых ног и изувеченная вишня стали первыми (но не последними) уликами преступления. Нарушительница порядка самолично выбралась из дерева, а потом удрала.

В общем, было о чём погоревать.

Раздосадованная хранительница подвела Джулию к попранной клумбе и выразила сожаление по поводу сакуры. Потом вдруг приосанилась, глянула на свои ладони и, изобразив на лице глубочайшее умиротворение, прикоснулась к истерзанному растению.

Что тут началось!

Её рука облеклась, словно перчаткой, пушистыми нитями света, и этот свет разлился по коре, утекая в корни и поднимаясь к ветвям. Рассудив, что одного воздействия мало, Аризу Кей приложила к вишне другую ладонь, и дерево засияло изнутри.

Джулия обомлела от восторга.

По мере того как сакура наполнялась светом, ствол всё больше истончался, разрыв в нём зарастал, а крона украшалась локонами цветов. Полянка близ вишни расцветилась столь необыкновенными огнями, что узкоглазой садовнице позавидовал бы любой селекционер с Земли.

Но вот, волшебное действие кончилось, и Аризу Кей опустила руки, лучась такой радостью, будто ей только что вручили Нобелевскую премию.

– Как… Как это у тебя получается? – ошеломлённо спросила Джулия. За видимой простотой и непритязательностью хранительницы в действительности скрывалась несокрушимая воля, внушительная энергия и беспримерное могущество.

– Внутренняя тишина, – ответила та. – Она основа всего. Пока ты суетлив, ты бесполезен и непродуктивен. Но если дать мутной воде в твоём стакане отстояться, вскоре покажется дно.

– Хотела бы я стать таким совершенством, как ты.

– Я далека от совершенства, – тонко улыбнулась Аризу Кей. – Даже если бы я посвятила практикам всю жизнь, вряд ли достигла бы идеала. Человеку это не по плечу. Но кое-чему мы всё-таки можем научиться. Возьми хотя бы каллиграфию…

– Ага, Кристиан намекал, что с её помощью я стану лучше, – перебила Джулия. – Слабо верится. Но я бы всё отдала, чтобы стать похожей на тебя.

– Мне нравится твоя прямота, – сказала японка. – Но в том-то и соль, что всё отдавать не нужно. Ты мечтала научиться каллиграфии, так не бросай её лишь оттого, что она наскучила. Иначе ни в чём не преуспеешь.

– По-твоему, рисуя иероглифы день и ночь, я обрету внутреннюю тишину? – скептически отозвалась Джулия.

Глава 6. «Шестёрка проныр и К.»

Джейн питала слабость к любовным романам, мыльным операм и просто операм. И от экрана, что горел в гостиной, её было за уши не оттянуть. Поэтому Лиза решила не докучать ей со своими рассказами о Донеро и не затрагивать тему предсказаний. Тем более, что герои сериала рассуждали как раз об этом.

«Генри, гадалка предсказала тебе скорую гибель. Умоляю, не садись сегодня за руль! На улице гололёд. Я не переживу, если с тобой что-нибудь случится!»

«Успокойся, дорогая. Гадалка и не такого наговорить может, лишь бы денег содрать с честного человека».

И всё в том же духе добрых сорок минут. Лиза ещё кое-как переваривала российские сериалы, но вот от зарубежных её мутило самым скверным образом.

– Раз ты здесь, принеси мне чего-нибудь попить, – попросила Джейн, не отрываясь от кино. – И присоединяйся, если хочешь.

Лиза фыркнула и ушла за чашкой. Когда она вернулась, её подруга явно кого-то хоронила, рыдая в три ручья и непрестанно хлюпая носом.

– Вот уж нашла, по ком слёзы лить, – проворчала Лиза, поставив чашку с чаем на журнальный столик. – Наревёшься ещё. Помнишь пророчество из книги?

Джейн откинулась на спинку дивана.

– О, нет! Я не воспринимаю подобные вещи всерьёз. Ты только представь: путешествие на острова. Немыслимо! Я и так с трудом покинула Лондон. Туристка из меня никакая… Кстати, как первое впечатление от будки на пружинах?

– Это было великолепно! – оживилась Лиза. – Нас раскачивало, как на лодке в шторм. Донеро рассказывал о Марианской впадине и Большом Барьерном рифе, о своих приключениях в пустыне Гоби и загадках Амазонии. Я словно побывала сразу в тысяче мест! А ещё… Ещё у него есть необычная подзорная труба. Хочешь разглядеть охранника на стенной башенке, а на деле выходит, что упираешься взглядом в Эйфелеву башню. Да-да, хочешь верь, хочешь нет, – добавила она, когда брови Джейн поползли вверх.

С мольбертом под мышкой и папкой картона в другой руке в гостиную ввалилась Роза.

– Фу-уф! Ну и денёк! – протянула она и с размаху плюхнулась рядом с Джейн.

– Творила? – поинтересовалась та.

– И весьма неплохо, – заметила Лиза, разглядывая эскизы художницы. – Уверена, эта осень будет твоей.

– Завтра даю мастер-класс по акварели, – устало проговорила Роза. – Я здесь нарасхват. Но знаете, несмотря на всю эту суматоху, я чувствую некоторое одиночество.

– Одинока среди людей… Как лирические герои Лермонтова, – ввернула Лиза.

– Не среди людей, а в своей комнате, – уточнила Роза. – И ещё меня гложет совесть.

– Так уж прямо гложет?

– Да, потому что Кианг ютится на дереве исключительно по моей вине. Кто на неё накричал? Я. Кто поколотил? Тоже я. И только представьте, каково мне занимать целую комнату, в то время как все вы живёте по двое.

– Значит, тебе нужна компаньонка, – заключила Джейн. – Но такая, которая не устраивала бы бардак. У тебя есть кто-нибудь на примете?

– А не лучше ли вернуть Кианг? – попыталась было встрять Лиза. Только её никто не слушал.

– На примете? – почесала в затылке Роза. – Так сходу и не назову…

– То-то и оно. Займись пока что поисками сожительницы. Это тебя отвлечёт, – посоветовала Джейн.

***

Джулия допустила грубейший промах, перенеся кенийку в непривычную для неё среду. Глухие стены здания академии обступали со всех сторон: ты в ловушке, бежать некуда. Это вам не слоновая трава, сквозь стены запросто не пройдёшь. Они-то больше всего и смутили Клеопатру.

Когда же она попыталась высказать свои соображения по этому поводу, вместо членораздельной речи из её уст вырвались слова, совершенно Джулии незнакомые (перешагнуть языковой барьер можно ведь было лишь в саду). Поэтому пришлось им изъясняться знаками да междометиями.

– Ты, – сказала Джулия, ткнув пальцем в грудь африканке, – будешь учиться вместе со мной. В академии. – И она обвела жестом парк.

– Ёнканга, – сказала Клеопатра. – Я… строить… ёнканга. И жечь… пщщщ… sadaka moto.[11]

[11] Жертвенный огонь (суахили)

– Нет-нет-нет! – воскликнула та. – Никаких «ёнканга»! Никаких «жечь»! Будешь жить… там, – убеждающим тоном произнесла студентка, указав на дворцовый ансамбль. – В общежитии.

– В об-ще-жи-ти-и, – неуверенно повторила Клеопатра. – Sipendi! [12] – запротестовала она. – Не хочу!

[12] Не нравится! (суахили)

– В таком случае, отправишься обратно в сад, к узкоглазой!

Для пущей выразительности Джулия оттянула уголки глаз. Этот жест подействовал на кенийку отрезвляюще. Возвращаться на небесный остров после всего, что она натворила? Ну уж нет.

«Где бы её поселить? – размышляла Джулия, шагая по аллее и таща Клеопатру за собой. – Да так, чтобы об этом не прознали ни преподаватели, ни студенты…».

Когда беглянки очутились в парке академии, стояла ночь. Рыжие пятна фонарей высвечивали отвоёванное у темноты пространство и мерцали на фасаде главного корпуса таинственными маячками. Аллеи были пусты, пустовали и скамейки у фонтанов. Только какой-то поэт-полуночник с пятого курса шатался среди насаждений. Но его не стоило опасаться – он был всецело поглощён собой и своими ощущениями.

Глава 7. Со студентов взятки гладки

Почему он не услышал, как заскрипела дверь? Петли смазали? Очень не вовремя, если начистоту. Между противниками вмиг завязалась отчаянная борьба, и кончилась она так же внезапно, как началась. Кристиан очутился на полу с разбитой губой, а сверху на него, хрипя и чертыхаясь, навалился Туоно. Грузный противник попросту придавил его к земле, не оставив возможности дать отпор.

– Я давно за вами присматриваю, голубчик, – процедил заместитель директора, скручивая Кристиану руки. – Вы давненько у меня под прицелом.

– Ваше положение не даёт вам права калечить людей, – с достоинством отозвался Кимура. – Не будете ли вы так любезны меня развязать?

Туоно больно пнул его под ребра.

– Будет мне тут всякая мразь рот разевать! Попался – так уж не отвертишься! Деви живо распорядится, где тебя сгноить. Завтра же состоится суд, а потом или каторга, или казнь.

Кристиан заметно присмирел. Только сейчас он в полной мере осознал, в какую угодил передрягу.

«Сопротивление бессмысленно. Оправдаться перед Сатурнионом вряд ли выйдет, а на везение нечего даже и надеяться. Остаётся ждать скорейшего исполнения приговора, каков бы он ни был. Ко всему прочему, я смертельно устал».

Казалось, он готов был смириться, совершенно безучастно наблюдая, как Туоно отдаёт распоряжения охране.

«Слабак, – подумалось ему. – Ничтожество. Ты и вправду ничтожество, если не можешь за себя постоять. Без меня ребятам ни за что не справиться с мафией. Уже хотя бы ради этого следует побороться за свою жизнь. Ради замысла и ради… неё».

***

– Джулия, почему не спишь? – поинтересовалась Лиза, подавляя зевоту и присаживаясь на диван.

Та одёрнула край своей шёлковой сорочки, даже не взглянув на вошедшую.

– Голова трещит, в мыслях полный бардак, – пожаловалась она. – Попробуй тут усни!

– Можешь поделиться мыслями со мной, – предложила Лиза. – Если переложить часть груза на другого, становится легче.

– Боюсь, я взвалила на свои плечи непосильную ношу. Того и гляди раздавит. – Джулия стиснула в руках виски и зажмурилась. – За какой конец потянуть, чтобы размотался клубок? Как искать этих проклятых мафиози, если даже не знаешь, с чего начать?

Лиза оживилась. Так вот, за чем дело стало!

– А ещё, – безрадостно продолжала Джулия, – что-то не так с моим научным руководителем. Если раньше он мне хоть немного нравился, то теперь как отрезало. Между нами словно стена выросла. А построил её не кто иной, как синьор Кимура. Только подумать, сам воздвиг, а бочки на меня! Мол, отчего это ты меня дичишься, отчего смотришь как снежная королева… Тьфу, тошно! С больной головы на здоровую!

– У вас пропало взаимопонимание, – заключила Лиза. – Ты подозреваешь его, он недоволен тобой. От этого расстройства есть хорошее лекарство. Правда, оно устраняет сомнения, а не горечь...

– О чём ты говоришь?

– О книге предсказаний, конечно! Мы с Джейн её уже опробовали. Составит любой прогноз, хоть на месяц, хоть на год. Нипочём не ошибётся!

– Отведёшь меня к книге?

– Обязательно. Но завтра. А там я тебе ещё кое о чём расскажу, – подмигнула Лиза. – О средстве по разматыванию клубков (хи-хи).

– Нет уж, пожалуйста, расскажи сейчас, – нахмурилась та. – Иначе я до утра глаз не сомкну!

– Ладно, ладно. Так вот, – с заговорщическим видом начала Лиза. – У Донеро, моего учителя, есть одна диковина: кеплеровская подзорная труба. А примечательна она тем, что через неё всё как на ладони видно. Я подозреваю, что с её помощью можно даже рассмотреть, что делается внутри Бермудского треугольника. Кроме шуток.

– Прямо какая-то ночь откровений, – покачала головой Джулия. И тут обе явственно различили, как в средней комнате кто-то бухнулся на пол. – Клеопатра, – прошептала она. – Никак не свыкнется с нашими «удобствами». А насчёт подзорной трубы… Можно будет ею воспользоваться?

– Думаю, с Донеро я договорюсь. Он уступчивый, – сказала Лиза и потянулась, заведя руки за спину. – О-ох, ты как хочешь, а я отправляюсь на боковую.

«Счастливых редко посещает бессонница, – пробормотала Джулия, когда она скрылась в дверях. – А мне интуиция подсказывает, что скоро я сделаюсь глубоко, глубоко несчастной».

***

Он мог бы запросто расправиться с верёвками и освободиться, но отчего-то медлил. Конвойных в расчёт брать не стоило. Эти бравых, мускулистых парней, которые сейчас так невозмутимо вышагивали рядом, можно было только пожалеть. А вот с Туоно следовало держаться настороже. Его тучная комплекция не более чем прикрытие для мощных, развитых мышц. Кристиан по опыту знал, что соперника лучше переоценить, чем недооценить, а потому заранее просчитывал ходы.

В этом поединке шах и мат должен был объявить он.

От кабинета директора их отделяли считанные метры, когда Кимура нанёс первый удар. Охранники практически одновременно впечатались в стены коридора и обмякли, точно марионетки. Туоно, шедший впереди, резко обернулся и тотчас получил кулаком в челюсть. Обезумев от ярости, он набросился на врага. Но тот успел увернуться и наградил его ударом по колену, заставив взвыть от боли.

Загрузка...