Академия Налинор встретила меня дождём.
Не мелким осенним моросящим дождиком, а ливнем, который превращал брусчатку в реку цвета ржавчины и сдирал последние листья с деревьев. Вода лилась так плотно, что небо слилось с землёй в одно серое пятно.
Я стояла у ворот с промокшей насквозь сумкой и чувствовала, как холод заползает под мантию, липнет к коже, забирается в кости. Волосы прилипли к щекам. Вода текла за воротник, стекала по спине.
Дрожать я не собиралась.
Дрожь — для тех, у кого есть куда вернуться.
У меня не было дома. Была комната над мастерской, где мать шила на заказ с утра до ночи, пока пальцы не кровоточили. Был младший брат, который таскал воду за три копейки. Были долги, которые мы выплачивали уже пятнадцать лет.
И была фамилия Дорн, которая когда-то что-то значила. До того, как нас растоптали.
Ворота открылись сами. Бесшумно, будто ждали меня.
Я шагнула внутрь.
Плиты под ногами оказались тёплыми. Магия, вплетённая в камень, реагировала на живое. Лёгкий укол прошёлся по груди, будто что-то внутри узнало это место.
Я подняла голову.
Главное здание Академии возвышалось в конце аллеи — серое, массивное, с башнями и узкими окнами, похожими на бойницы. Над входом — герб. Две короны, развёрнутые остриями друг к другу. Змея и дракон, сплетённые в вечной борьбе.
Дарио и Фалькре.
Два рода, которые ненавидели друг друга так давно, что уже никто не помнил, с чего всё началось.
Но я помнила, почему я ненавижу одно из этих имён.
Мне было восемь, когда отец пришёл домой с бумагами и сказал, что мы разорены.
Он сидел за столом, руки тряслись, глаза красные. Мать молчала, прижимая ладонь к губам. Я стояла в дверях и не понимала, что происходит.
Потом отец сказал одно слово.
Фалькре.
Они подали в суд. Обвинили его в нарушении контракта, в краже формулы красителя, который делал ткань магической. Формулы, которую отец разработал сам, годами экспериментируя в подвале нашего дома.
Суд длился три месяца. Фалькре привели свидетелей. Документы. Доказательства, которые выглядели безупречно.
Мы проиграли.
Потеряли мастерскую. Дом. Всё.
Отец умер через год. Сердце не выдержало.
Мать так и не оправилась. Она шьёт до сих пор, но руки кривые от артрита, каждый стежок даётся с болью.
А Фалькре процветают. Их мануфактуры по всей стране. Их ткани покупают короли. Их имя — синоним богатства и власти.
Я выросла, зная одно.
Они украли у нас жизнь.
Я пришла в Академию Налинор, чтобы получить знания. Чтобы стать настолько сильной, что никто больше не сможет растоптать меня. Чтобы доказать, что фамилия Дорн ещё может что-то значить.
Но в глубине души я знала.
Рано или поздно я столкнусь с кем-то из рода Фалькре.
И когда это случится — я не отступлю.
Церемония посвящения началась в полдень.
Большой зал был забит студентами. Мантии всех цветов — алые, изумрудные, золотые. Лица холёные, уверенные. Смех, разговоры, уютный гул голосов.
Я протиснулась в самый конец и встала у стены в своей потёртой форме, из которой вода всё ещё стекала на пол, оставляя лужицы.
Девушка рядом поморщилась и отошла в сторону, прикрыв нос платком.
Я сделала вид, что не заметила.
На возвышении появилась Хранительница Приёма. Женщина в серебристой мантии, с лицом строгим и холодным, как зимнее утро. Седые волосы были собраны в тугой узел. Глаза тёмные, пронзительные.
— Добро пожаловать в Академию Налинор, — её голос разнёсся по залу, гулкий и властный. — Сегодня вы получите символ вашего пути. Талисман, который станет вашим проводником в магии.
Она хлопнула в ладоши.
Двое слуг вынесли длинный стол, покрытый чёрным бархатом. На нём — шкатулки. Десятки. Маленькие, изящные, каждая со своим узором.
— Подходите по одному. Возьмите шкатулку. Откройте её. Талисман сам выберет вас.
Студенты начали выходить. Движения уверенные, спины прямые. Первым подошёл парень в алой мантии — высокий, широкоплечий, с гербом Дарио на груди. Взял шкатулку, открыл. Достал амулет в виде крылатого змея. Зал зашумел одобрительно.
Следующая — девушка с длинными чёрными волосами. Она достала кольцо с зелёным камнем размером с перепелиное яйцо и прижала его к груди, словно живое существо.
Очередь двигалась медленно. Студентов становилось меньше. Шкатулки исчезали одна за другой.
Я ждала.
Наконец Хранительница посмотрела в мою сторону.
— Стефания Дорн.
Шёпот прокатился по залу. Кто-то повернулся, чтобы посмотреть на меня.
Я вышла вперёд.
Шаги гулко отдавались в тишине. Мокрые следы на полу. Кто-то сзади хихикнул. Ещё один голос — тихо, но я услышала.
— Это та самая стипендиатка? Боги, посмотрите на её мантию.
Я не оборачивалась. Поднялась на возвышение.
На столе осталась одна шкатулка.
Маленькая, из тёмного дерева, почти чёрного. Узор на крышке — переплетённые змеи, настолько детально вырезанные, что казалось, они движутся.
— Открой, — сказала Хранительница.
Я потянулась к шкатулке.
В тот миг, когда пальцы коснулись дерева, воздух в зале сгустился. Стал плотным, тяжёлым.
Я открыла крышку.
Внутри лежало кольцо.
Серебряное, с камнем цвета запёкшейся крови. Узор на ободке тонкий, почти невидимый — руны, сплетённые так плотно, что казалось, они живые. Камень мерцал в свете факелов, и в его глубине будто плавала тень.
Красивое.
Слишком красивое для того, чтобы достаться мне.
— Надень его, — голос Хранительницы прозвучал как-то напряжённо.
Я взяла кольцо. Металл был холодным. Ледяным, как зимняя река.
Надела на безымянный палец.
И мир замер.
Не снаружи. Внутри.
Холод пронзил руку, полоснул по венам, ударил в грудь. Плиты под ногами нагрелись так, что я почувствовала тепло сквозь подошвы. Воздух стал густым, как вода.
Первую ночь я почти не спала.
Лежала на жёсткой кровати в маленькой комнате на четвёртом этаже и смотрела в потолок. Кольцо на пальце пульсировало. Не больно. Просто мерно, в такт сердцебиению.
Но это было не моё сердце.
Я чувствовала его.
Где-то в другой части Академии Арей тоже не спал. Я знала это так же ясно, как знала, что дышу. Его пульс отдавался у меня в висках. Медленный, ровный, но с какой-то напряжённостью, будто он сжимал челюсти.
Я закрыла глаза и попыталась отключиться от этого ощущения.
Бесполезно.
Связь была как верёвка, натянутая между нами. Чем сильнее я пыталась её игнорировать, тем отчётливее чувствовала.
К утру я сдалась. Встала, умылась ледяной водой из кувшина и оделась.
Занятия начинались в восемь.
Большая аудитория на втором этаже была забита студентами.
Я вошла последней и заняла место в самом конце, у окна. Достала тетрадь, перо, чернильницу. Положила всё аккуратно на парту.
Дверь распахнулась.
Вошёл Арей.
Мантия цвета сухой крови безупречно отглажена. Волосы аккуратно уложены. Лицо спокойное, но я видела тень под глазами. Значит, он тоже не спал.
Наши взгляды встретились на секунду.
Он отвёл глаза первым. Прошёл к первому ряду и сел рядом с парнем в такой же мантии — широкоплечим, с квадратной челюстью.
Кто-то за моей спиной прошептал:
— Это же Фалькре. Слышала, что вчера произошло?
— Слышала. Говорят, он связан с какой-то нищебродкой.
— С той, что в потёртой мантии сидит? Боги, представляешь, каково ему?
Смешки.
Я не оборачивалась. Открыла тетрадь и уставилась в неё, будто читала что-то важное.
Дверь снова распахнулась.
Вошёл профессор. Мужчина лет пятидесяти, в тёмно-синей мантии, с бородой клинышком и пронзительными голубыми глазами.
— Доброе утро. Я — профессор Корвен. Веду курс по основам магической теории.
Он прошёл к кафедре, положил на неё стопку книг.
— Сегодня мы начнём с простого вопроса. Что такое магия?
Несколько рук взметнулись вверх.
Корвен кивнул девушке в первом ряду.
— Магия — это энергия, которая пронизывает весь мир, — сказала она уверенно. — Маги учатся её чувствовать и направлять.
— Правильно, — кивнул Корвен. — Но неполно. Магия — это не просто энергия. Это связь. Между живым и неживым. Между прошлым и настоящим. Между теми, кто связан кровью, клятвой или проклятием.
Он обвёл взглядом аудиторию.
— Магия реагирует на эмоции. На желания. На ненависть и любовь. И чем сильнее эмоция — тем сильнее магия.
Я почувствовала, как кольцо на пальце нагрелось.
Корвен продолжил:
— Существуют артефакты, которые усиливают эту связь. Амулеты, кольца, браслеты. Некоторые из них благословенны. Другие — прокляты. И самые опасные — те, что связывают двух магов воедино.
Он замолчал. Посмотрел в мою сторону.
Или мне показалось?
— Такие артефакты называются Связующими. Кольца Связывания — один из примеров. Они создавались с благой целью, но стали проклятием. Потому что связь, которую они создают, не контролируется разумом. Только эмоциями.
Жар пополз по моей руке.
Я сжала кулак под партой.
Корвен продолжал лекцию, но я больше не слушала. Сердце билось слишком быстро. Дыхание сбилось.
И вдруг я почувствовала.
Гнев.
Не свой. Его.
Арей сидел в первом ряду, спина прямая, лицо спокойное. Но внутри него клокотала ярость. Я чувствовала её так отчётливо, будто это была моя собственная эмоция.
Жар в груди усилился.
Я прижала ладонь к рёбрам.
Корвен оборвал речь на полуслове.
— Мисс Дорн, вам нехорошо?
Все повернулись ко мне.
Я подняла голову.
— Нет, всё в порядке.
— Уверены?
— Да.
Он смотрел на меня долго. Слишком долго.
Потом кивнул и продолжил лекцию.
Но я больше не могла сосредоточиться.
Потому что гнев не уходил. Он наполнял меня, как вода, заливающая лёгкие. Чужой, но такой реальный, что я не могла от него отделаться.
Я посмотрела на затылок Арея.
И поняла.
Он чувствует то же самое. Мою злость. Моё раздражение. Мой страх.
Мы связаны так туго, что эмоции перетекают из одного в другого, как кровь по венам.
Лекция закончилась через час.
Студенты начали расходиться. Я собрала вещи и пошла к выходу.
— Дорн.
Голос остановил меня у двери.
Я обернулась.
Арей стоял у кафедры. Один. Остальные уже вышли.
— Мне нужно с тобой поговорить, — сказал он.
Я подошла ближе. Остановилась в паре шагов.
— Говори.
Он посмотрел на дверь, проверяя, что никого нет. Потом перевёл взгляд на меня.
— Ты чувствовала это? Во время лекции?
Я кивнула.
— Твой гнев.
— А я — твой страх, — бросил он. — Это невыносимо.
— Я не виновата.
— Я знаю, — он провёл рукой по волосам, и я впервые увидела его не таким уверенным. — Но это нужно прекратить.
— Как?
— Не знаю! — голос сорвался на крик, но он быстро взял себя в руки. — Хранительница сказала, что мы должны научиться контролировать связь. Значит, есть способ.
Я скрестила руки на груди.
— И что ты предлагаешь?
Он молчал. Челюсть напряжена, глаза холодные.
— Мы будем встречаться, — наконец сказал он. — Каждый день. После занятий. Попробуем разобраться, как это работает.
— Ты же сказал, что не хочешь со мной работать.
— Я не хочу умирать ещё больше, — отрезал он.
Тишина повисла между нами.
Я посмотрела на кольцо. Камень слабо пульсировал.
— Хорошо, — сказала я. — Но с одним условием.
— Каким?
— Ты перестаёшь называть меня нищебродкой и замарашкой.
Он усмехнулся. Коротко, без радости.
— Хорошо. Я буду называть тебя по имени. На людях. Наедине можешь не рассчитывать на вежливость.
— Договорились.
Он развернулся и пошёл к двери. Остановился на пороге.