Если бы вы были птицей…
Вы бы увидели, как огромная колонна пеших воинов и всадников тянется по заснеженной дороге. Впереди, на статных, породистых лошадях ехал сам хан и его приближённые. Настроение было приподнятым — возвращение из похода с богатой добычей, пленниками и новыми историями о победах.
На пути им встретился небольшой городок уруссов. Не важный, не богатый, но гордый. Его существование раздражало хана лишь тем, что он стоял на пути. Привычка уничтожать — стала второй кожей. Хан усмехнулся:
— Сжечь. Вместе с уруссами.
Разведка доложила: крепость небольшая, защитников мало. Ров, деревянный мост, башни — стандарт. Но в этом «стандарте» было что-то неуловимо чужое.
Утро наступило как по команде. Горны и барабаны разорвали тишину, лучники выстроились в ряды, как черепица на крыше. Первые стрелы взвились в воздух — зажигательные, с огнём. Они вонзались в стены, но дерево не вспыхивало. Огонь тух, будто в нём не было воли. Это сбивало с толку.
— Древесина сырая? — бросил кто-то.
— Или покрыта чем-то... — пробормотал другой.
Снова рык, снова стрелы, и снова — тишина. Ни пламени, ни паники.
Пехота начала подготовку к штурму. Мост, как предполагали командиры, был ловушкой. Поэтому решили прокладывать дорожки по льду — из хвороста, с защитой от стрел. Работа кипела. Несколько солдат падали, сражённые меткими выстрелами со стен, но замена находилась быстро. Дорожки удлинялись, армия приближалась.
И вот, когда первые бойцы почти достигли берега крепости, лёд под ними исчез — не треснул, не проломился, а будто испарился. Вода поглотила их. Люди барахтались, кричали. Стрелы обрушились на тех, кто плыл к берегу. А тех, кто пытался бежать обратно — тянули на дно. Русалки? Нет. Что-то хуже. Бледные лица с хищными глазами и зубами, как у мурен, вцеплялись в глотки и тянули в бездну. Лёд снова сковал воду. Как будто ничего и не было.
Хан заорал:
— Что это?! Кто за этим стоит?!
Командиры, осознав провал, передали приказы вниз. Один из рядовых с дрожащими руками приблизился к краю. Коснулся льда. Он был обычным. Солдат осторожно встал на него, сделал несколько шагов. Улыбнулся. Всё нормально… И в этот момент опора исчезла, пасть под водой распахнулась и забрала его с криком, который никто не услышал.
Хан вскочил, в бешенстве глядя на бастионы.
А там, за стенами, был покой. Не страх — но отчётливое знание: смерть близко. Ни суеты, ни паники. Только решимость. Город не собирался сдаваться. Город — ждал. Его защищали мёртвые. Его защищали не только люди.
На рассвете, в плотном тумане, воздух разрезали первые глухие удары — монголы развернули катапульты. С ветром тянуло запах смолы, железа и надвигающейся беды. Хан лично отдал приказ: началась настоящая осада.
В подвале крепости девушка резко очнулась от грохота. Это она ранее сплела заклятие, защищающее стены от огня и разрушений. Шум вскоре притих — чары сработали, но сил становилось всё меньше. Она знала: придётся позволить ундинам, охраняющим воды рва, отдохнуть. Закрыв глаза, она вновь погрузилась в хрупкую дрему, пытаясь сохранить остатки энергии.
С высоты башен видно было: центральный участок стены пострадал, но главные укрепления устояли. Людей внутри становилось всё меньше. Монголы вновь выстроили пешие отряды. Убедившись, что лёд больше не таит в себе магических ловушек, они двинулись лавиной к стенам. Стрелы летели с обеих сторон, выкашивая нерасторопных. Лестницы взмывали к стенам, падали, скользили по залитому кровью дереву.
К ночи, под горн, монголы отступили. Их мёртвые лежали в снегу, смешавшись с землёй.
Утром трое всадников отделились от основного лагеря и подъехали к мосту. Один держал знамя, другой громко крикнул:
— Открывайте! Хан требует переговоров!
С башни дружинник ухмыльнулся и кивком указал на открывающиеся ворота.
Вскоре копыта застучали во дворе княжеского дома. Абака, главный полководец хана, ступил внутрь зала, удивившись: на троне сидел мальчик, окружённый свитой. Слева — женщина в царских одеждах, вероятно мать или тётка, справа — громила в кольчуге, сзади — монах в чёрном.
Абака фыркнул. Всё это казалось фарсом. Он даже не стал скрывать презрения:
— Переведи, — бросил он своему спутнику, — я не стану преклоняться перед мальчишкой.
— Хан спрашивает, есть ли здесь взрослый хозяин? — прозвучал перевод.
— Я здесь Князь! — отозвался мальчик громко и чётко.
Абака со снисходительной улыбкой сделал шаг вперёд.
— Мой великий хан предлагает тебе сдаться. Твои стены — иллюзия. Твои лучники — комариные укусы. Зачем умирать? Покорись. Мы дадим жизнь твоим людям.
Юный князь, сидя на троне, ответил, не моргнув:
— Иначе что? У тебя хан уже потерял столько воинов, сколько не терял в боях за большие города. Может, вам пора развернуться и уйти в степь, пока не поздно?
— Ты не понимаешь, кто перед тобой, щенок! — прошипел Абака. — Мы — воины степи. Мы сожгли города больше твоего. Ты думаешь, твоя крепость выстоит?
Мальчик спокойно встретил его гнев:
— Думаешь, что это игра? Ты стоишь перед тем, кто может уничтожить твоё войско одной мыслью. Но продолжай. Я дам тебе шанс. Если сможешь — уходи.
Абака, не выдержав, развернулся и вышел. Но на пороге, в полной тишине, он услышал мужской голос мальчика:
— Последний шанс.
Когда Абака вернулся в ставку, его лицо было мрачным, как грозовая туча.
— Господин, крепость не сдаётся. Князь — дерзкий, не боится нас. Но… он не один. В этом городе что-то не так.
Хан, выслушав, не показал ни тени удивления. Он лишь усмехнулся:
— Неважно, кто он. Мы сотрем этот город до основания. Его падение — вопрос времени. Готовь катапульты. Утром начнём.
— Да, господин, — поклонился Абака, хотя в голове его звучали слова мальчика вновь и вновь:
«Уже погибло много воинов…»
Он отогнал мысли. Войну ведут не сомнения, а сталь.
Раннее утро. Земля дрожала от топота. Воины, охрипшие и уставшие, с надрывом подкатывали тяжёлые валуны к катапультам. Надрывные рёвы командиров смешивались с лязгом железа и скрипом канатов — всё было почти готово.