Место действия происходит в Таврической губернии. В связи с искажением временного пространства, некоторая историческая информация может быть значительно изменена и дополнена автором.
Я ощутила острую, жгучую боль в правом плече, боль настолько сильную, что подкосились ноги и я упала на колени, не в силах сделать глубокий вдох - впускала воздух малыми порциями, сцепив зубы. Рой темных мушек перед глазами застлал обзор, холодным потом окатило спину и на краткий миг мне показалось, все, я умираю, а это пред агональная судорога охватывают моё тело. И свет, что разлился спустя скачок из темноты, надежда на спасение после мрачного глухого тоннеля и есть рай. Выход. Но боль, что пронзила меня спустя несколько секунд быстрого бега раскромсала надежду выжить: со мной творилось что-то не поддающееся логике.
От чего такая боль? Инфаркт? Но почему в правой стороне? И я еще так молода! Дрожащими пальцами прикоснулась к плечу, пытаясь унять боль. Но ощутила нечто горячее, липкое и в ужасе заверещала, не помня момент, когда успела пораниться.
В нос ударил запах железа и теплая струйка крови вытекая из раны на плече, расползалась алым пятном по белому рукаву, орошая траву и подол платья, не оставляя сомнений, что кровь моя и рана настоящая.
Откуда? Чем? О каменный утес, когда падала? Как я не переломала ноги – вопрос.
И тут я услышала нарастающий гул позади себя. Он приближался, словно грузовик-тяжеловоз, работая мощностями, сотрясая землю. Превозмогая боль, опираясь здоровой ладонью о землю, я кое-как нашла в себе силы и медленно обернулась на источник шума, не понимая, где я и что происходит. Но то, что я увидела превысило все мои фантазии: всадники, человек двадцать, одетые в мундиры и на лошадях, скакали галопом мне навстречу, хлеща коней и издавая горловые звуки. Казалось, они не видят меня и через минуту, настигнув, затопчут.
Боль на краткий миг отступила, потонув в большем страхе: где я и кто эти всадники? Я попала на съёмку фильма? В ужасе от происходящего я закричала что было сил и, подвернув ногу, присела на пятую точку.
- Помогите! Остановитесь! Остановитесь…, - подняв неповреждённую руку над головой, стала размахивать, пытаясь привлечь внимание.
Кони, мощные и взмыленные, понукаемые всадниками, приблизились, выбивая подковами жухлую траву и песок. Заржали и встали на дыбы, сдерживаемые под уздцы наездниками-мужчинами, одетыми в камзолы из далекого прошлого.
- Господи Иисусе, Аверьян, ты подстрелил девку! – громко произнёс один из всадников, испуганно поглядев на меня, потом на напарника.
- Вижу, Ярополк, - недовольно скривился стрелок и спрыгнул на землю. – Сам не рад, - и сделал по направлению ко мне два шага.
Что?! Боже, в меня стреляли по-настоящему? И во мне находится пуля? Реальность произошедшего окатила, словно ледяным душем. Меня затрясло, сознание затуманилось, и последнее, что я увидела – перепуганное лицо склоненного надо мной мужчины, перед тем как провалиться во мрак.

Сентябрь в Крыму – это ещё один месяц лета. Туристы покидали полуостров, позволяя нам, крымчанам наслаждаться без лишней суеты бархатным сезоном: плавать в прогретой морской водичке, нежиться на берегу из мутно-белого кварца и ракушечника под нежными лучами ласкового солнца без риска превратиться в вареного омара.
- Вставай, соня, - пробубнил над ухом Рома и подцепив козырек кепки, заглянул в глаза.
- М-м, мне солнце глаза слепит, - оттолкнула я его ладонь, приподнимаясь на локтях. – Отстань, дай ещё позагорать.
- Мы сходим в бар, Ксень. Ребята по коктейлю хотят жахнуть. Тебе принести чего-нибудь?
- Рома, ты уже выпил пива. Не пей больше, - я поднялась и села, уровняв наши лица и напряженно глядя парню в нетрезвые глаза.
- Да брось, детка, все под контролем, - и, мазнув пальцем по носу, выпрямился. – Куплю тебе сорбет. Какой хочешь?
Я недовольно вздохнула. Если Роман уходил в бар с друзьями, то мог зависнуть там до утра, забывая про назначенное свидание. Мы ссорились, потом я его прощала, какое-то время общаясь без эксцессов, но это неизменно повторялось, и я уже готова была распрощаться с ним навсегда. Но обучение в соседствующих институтах и частое пересечение в перерыве между лекциями в ближайшем кафе, а так же общие друзья нас снова сближали.
- Ежевично-манговый, - сказала капризно.
- Ха, если такой будет, детка. Нет, значит клубничный возьму, как ты сама, лакомка, - и, наклонившись, схватил меня за подбородок и грубо поцеловал, напоследок куснув.
- Ц-ц, Ром, ты зверь что ли?! – прижала подушечками пальцев прикушенную губу.
- Клубничный сорбет, - засмеялся и попятился. – Скоро буду. Жди меня, - и, развернувшись, побежал к прибрежному кафе.
Расстроенно посмотрев в спину удаляющемуся парню, поднялась с лежака. Подруги мои тоже ушли в кафе, контролируя своих парней от лишнего возлияния, а меня эта компания тяготила. Обучаясь в институте – я в медицинском, а Рома в педагогическом, в рамках учебного процесса мы находили общие интересы, но отношения с Романом, скорее навязанные и с чисто постельным интересом с его стороны, разочаровывали. Мне хотелось искренности, совпадения вкусов и взглядов, взаимной любви.
Подойдя к кромке воды, я позволила волнам полизать мои стопы. Конечности радостно отозвались на прохладу и я поняла, что сильно перегрелась, пролежав под палящими лучами два часа.
Недолго раздумывая, отойдя на пару метров от края воды и отсчитав "раз, два, три", разбежалась и бросилась в море с криком: "Юху…, а…!" – плюхнулась в волны, погрузившись с головой, рассекая толщу водной глади руками, плыла в глубь моря, пока не заныли мышцы и в легких не закончился воздух.
Вынырнула, отплевываясь. Тело горело от перепада температур, голову студило ветром, в руках легкий тремор, но внутри меня полный восторг, ликование, полет в бездну. Оглянулась и охнула: я заплыла на ограничительные буйки. Вот что творит порой адреналин. Развернувшись, погребла медленно обратно, упав на спину и любуясь фигуристыми кучевыми облаками, словно сахарная вата, хаотично разбросанная по небу и кормящая тамошних ангелов.
Вдруг резкая, выкручивающая боль свела судорогой левую икру. Я невольно вскрикнула и забарахталась, чувствуя, что теряю контроль над телом, делая усилия руками, чтобы держаться на воде. Засучила ногами друг о друга, но одна перестала подчиняться, задеревенела и потянула ко дну.
Страх сжал тисками внутренности, посылая сигналы спасения в мозг, и я закричала на сколько позволили легкие:
- Помогите! Я тону! Тону! – захлебываясь криком, испугом и соленой водой.
У берега мельтешили единичные туристы, чайки горланили над головой, вторя моим крикам, но не принимая участия в помощи и я, уже мысленно прощаясь с жизнью, представляя, как вода разорвет мои легкие, а тело уплывет далеко в море и его даже не предадут земле, начала рыдать, изо всех сил пытаясь выбраться из водной стихии и прибиться на мель. Но волны то толкали вперед, к берегу, то тянули обратно на глубину.
Я выдыхалась, черные мушки перед глазами заполонили обзор, застилая сапфировое небо, все больше затягивая в адовый тоннель, из которого можно выбраться только бесполым ангелом.
И когда я уже обессилела, перестав бороться, смирилась с участью утопленницы, неведомая сила подхватила меня из воды и потянула вперед, туда, где было больше света и воздуха.
Надежда на спасение обрела плоть, с силой вытаскивая к берегу. И когда я упала на спину и проехала, ощутив кожей царапающий песок, поняла, что спасена.
Дельфин?
- Ты жива? – пророкотал мужской бас над головой.
Не дельфин. Мужчина.
Я сфокусировала взгляд, пытаясь разглядеть черты спасителя и не смогла: они расплывались, и лишь четкий, уверенный голос, подбадривая, давал надежду, что я не в раю, а еще на земле и жива.
- Да-да, жива, - прохрипела склоненному надо мной мужчине. – Только ног не чувствую.
- Сейчас помассирую и почувствуешь. Побежишь на них, - хохотнул и, схватив лодыжки, поочередно принялся массировать икры и стопы, разгоняя кровь по венам.
Я не протестовала против откровенных ласк, понимая, что незнакомец это делает не с интимным подтекстом, а ради спасения, но отчего-то его нежные растирания и утешающие нашептывания привели меня в смущение. С Ромой я не испытывала подобного, хотя мы встречались больше года.
Рома, не понял, что произошло, набросился с кулаками на Адриана, решив, что незнакомец меня домогался. Но Адриан, ловко увернувшись, вывернул его запястье и заблокировал удар. Выяснив отношения без кровопролития, они нехотя извинились друг перед другом и разошлись.
Мне было стыдно вдвойне: за свой вид и за неблагодарного парня. Роман так и не понял, что мне угрожала смертельная опасность. То ли в меру алкогольного опьянения, то ли в меру эгоизма и недальновидности.
Я, ещё раз поблагодарив Адриана за спасение, под руку с Ромой ушла к своему лежаку.
Тот день мне запомнился надолго. И незнакомец с красивым и редким именем Адриан тоже. Я ложилась спать и грезила о нем, представляя, как бы развились наши отношения, не приди в тот момент Рома. Я вообще забыла о нём, готовая раствориться в обаянии спасителя, и, если бы он позвал меня на свидание, не раздумывая согласилась бы.
Но судьба нас развела так же молниеносно как столкнула. Он, подхватив маску с трубкой для ныряния и послав мне на прощание лучезарную улыбку, пошёл дальше вдоль берега. Не забыв еще раз предупредить, чтобы была осторожнее и одна в море не плавала.
***
Так как Роман учился на историческом факультете и его друг Сашка, по совместительству парень моей подруги Варвары, то они нас уговорили совместить отдых и курсовую работу – посетить пещерные города в окружении Симферополя: Мангуп-Кале, Чуфут-Кале и Эски-Кермен.
Мы выехали из дома, едва забрезжил рассвет. Взяв термоконтейнер с холодными напитками и закусками, имея большое желание устроить пикник у подножия одного из культурных объектов, провести фотосессию и набраться новых, совместных впечатлений.
Варька по дороге пытала меня насчет спасателя, услышав из уст Ромы в очередной раз напоминание о случае, произошедшем в море. Мы сидели с ней на пассажирском сидении и откровенничали.
- Если он такой ловкий, надо было ему номерок свой дать, Ксюш, - напутствовала Варька, сияя взглядом.
- Как ты себе это представляешь? – недоумённо прошептала подруге и, приложив палец к своим губам, покосилась на водителя. Склонившись к уху, добавила: - Я бы хотела еще раз с ним увидеться и понять, что за ощущения во мне рождаются в его присутствии.
- Сказочно и романтично! – закатила глаза Варя. – Как ты его описываешь, то там точно Бог - сын Посейдона, а не живой парень, - захихикала подружка.
Я щелкнула по носу мечтательницу и откинулась к изголовью. Адриан не выходил из головы уже неделю. Мне бы устыдиться, я вроде как с парнем, не свободная, но совсем не чувствовала угрызений совести. Рома не внушал доверия и не уверена была, что верен был мне, пока мы состояли в отношениях, хотя и клялся в верности, если я начинала подозревать в обратном.
- Девчонки, мы прибыли, - обернулся к нам Сашка и подмигнул. – Сейчас пикничок организуем, на пледе в пещере побарахтаемся, да детка? - произнес с интимным подтекстом, за что Варвара влепила ему подзатыльник и прикрыла ладонью болтливый рот.
Эта пара не уступала друг другу по шалостям, словно брат и сестра и, если честно, они были слишком похожие, чтобы в будущем строить серьёзные отношения.
- Испачкаете мне салон - заставляю драить! – рявкнул Роман на расшалившуюся парочку.
- Ром, ну Варька первая полезла, что сразу угрозами сыпать, - произнёс заискивающе Сашка. – Варя, - обернулся и приказным тоном сказал: - Рома нас высадит и обратно автостопом или пешкадропом двинемся.
Варя, спрятавшись за меня, показала язык своему парню и средний палец.
- Не достанешь меня! Саня-конопатый, убил дедушку лопатой!
- Ну, держись, Варвар, заберемся в пещеры, месть моя будет беспощадная, - засмеялся довольно Сашка.
И вот так было постоянно.
Мы доехали до подножия крымских гор и, забравшись на максимально возможную высоту, припарковали авто на площадку и пошли покорять Эски-Кермен.
Солнце уже поднялось из-за гор, обещая теплый день. На мне было легкое платье до колен и джинсовая куртка. Мне пришлось её снять и перекинуть на руку. Подхватив легкий рюкзак с продуктами, пошла за ребятами. Парни шли впереди, а мы с подругой следом. Варвара не выпускала из рук смартфон, щедро пополняя в нём фотогалерею.
Византийская крепость впечатляла «главной улицей» города, от которой в разные стороны отходили подземные казематы. А на склонах колыхались одичавшие заросли винограда, что возделывали когда-то горожане. Мы спустились в осадный колодец и побывали в церквях Успения Марии и Трех всадников.
Мангуп-Кале привлекал не своей древностью, а неописуемой красотой, окружающей его буквально со всех сторон. Возвышаясь как исполин над тремя долинами, он представлял прекрасную площадку для обзора окрестных достопримечательностей. Здесь действительно захватывало дух: на руинах древнего городища, от созерцания этих красот место это казалось самым романтическим и волнующим на всей планете!
Из трех пещерных городов Чуфут-Кале впечатлил больше остальных. Настоящий город, в котором жили постоянно люди, занимались хозяйством, решали административные проблемы.
Мы сделали привал перед тем, как завершить последний бросок по лабиринтам древнего города. Разложили закуски на импровизированном столике – одном из каменных глыб с плоской поверхностью. Спрятавшись от солнца в тени деревьев, мы перекусили бутербродами и холодным, мятным чаем. Я сидела рядом с Ромой, привалившись к его плечу спиной и прикрыв глаза, представляла, что позади меня находится парень с редким именем Адриан. Он стал моим наваждением и, не смотря на то, что я ничего о нем не знала, кроме имени и благородного поступка, все мое существо тянулось к нему, как цветок к источнику света. Вторая половина меня стыдилась этих мыслей в присутствии своего парня, который как я чувствовала подозрительно на меня смотрел.
- Кладите её на повозку, поручик Сташевский.
- Брось еще одну шкуру, Яр, ей и так больно, ещё и растрясёт по пути.
- Что вы так распетушились перед крестьянкой, подумаешь ранили в руку. Русские бабы крепкие и не такое выносят.
- Дайте фляжку водки плесну на её рану.
Ко мне понемногу возвращалось сознание и я могла разобрать речь мужчин. Один из них держал меня на руках, плотно прижимая к груди, но при этом бережно, щадяще. Платье задралось и под коленями я ощущала колючее сукно его мундира и часть кожи руки, невольно смутившись от столь откровенного касания.
- Аверьян, камзол твой весь в крови девчонки, - заметил рядом стоящий мужчина.
- Ай, пёс с ним, позже вычищу. Тут главное, чтоб барышня не померла.
Что? Я могу умереть? Не хочу! Мне еще рано! – вопил мозг и я, дернувшись в чужих руках, распахнула глаза. Боль тут же пронзила плечо и я застонала.
- Тише, тише, дева, потерпи, - тихо произнес мужчина, державший меня на руках, и мы встретились с ним взглядами: на меня смотрели самые голубые глаза на свете – настороженные, удивленные и… знакомые.
Я силилась узнать его, но понимала, что этого мужчину вижу впервые.
- Кто Вы? – спросила охрипшим голосом.
- Тот, кто Вас подстрелил. Нечаянно. Простите, - посмотрел на меня умоляюще.
Все-таки мне не показалось и меня реально ранили. А потом спросила:
- Вы снимаете кино?
- Что такое кино? – задал он глупый вопрос и брови его дёрнулись вверх.
Может не расслышал?
- Ну фильм, эпизод погони…?
- Голову что ли зашибла…, – размышляя произнёс и пожав плечами, бросил на мня сочувствующий взгляд. Потом посмотрел на своих коллег, ища поддержки.
Я повернула голову в сторону рядом стоящих кавалергардов и, натолкнувшись на несколько пар недоумённых глаз, совсем сникла. Они меня принимали за сумасбродную девицу, камикадзе.
- Пустите меня. Отпустите на землю, - заелозила в жилистых руках, ощущая себя крайне неловко в объятиях зрелого мужчины.
- Вы слабы и теряли сознание, лучше я положу Вас в подводу.
- Пожалуйста, - умоляюще прошептала, напрягаясь все больше в окружении мужчин в форме.
Они не были похожи на кого-либо ранее виденных мною людей, но я приказала себе успокоиться. Может потеря сознания шалит с моей памятью и восприятием.
Поручик Сташевский, как назвали товарищи моего стрелка, глубоко вздохнув и игнорируя мой протест донес меня до повозки, запряженной двумя лошадьми, и бережно опустил на дно, закинутое овчиной. Я неуклюже оправила здоровой рукой подол платья: в крови и грязный, которое напоминало скорее использованную марлю, чем модный сарафан из жатого хлопка.
- Нате, выпейте, - протянул капитан серебряную в рисунках фляжку и я, сев на попу, несмело приняла её и поднесла к носу. Спирт?
Мужчина, опередив мой вопрос, произнёс:
- Водка. Три глотка и на рану остальное. Вот, возьмите, - протянул мне белый платок. - Приложите к ране.
Пила я только слабый алкоголь и осторожно поднеся фляжку ко рту, не решалась отпить.
- Пей, не отравишься, Аверьян сивуху не пьёт! – подбадривая, рассмеялся второй кавалергард.
Тогда как третий, смотревший на меня с недоверием, неприязненно скривившись, отвернулся и выругался, но я не смогла разобрать каким словом.
Я робко прикоснулась к горлышку серебряной фляжки и осторожно влила в рот напиток. Спирт обжёг слизистую, вызвав сильное слюноотделение, и я поспешно проглотила её вместе со спиртным, едва не закашлявшись. Слезы брызнули из глаз и я поспешила их утереть тыльной стороной ладони.
Мужчины рассмеялись моей неумелости. Тот, кого звали Аверьян, снисходительно посмотрел на меня и задал вопрос:
- Вас как зовут, дева? Или это тайна?
Смысл мне его скрывать?
- Ксения моё имя, - произнесла по слогам, пристально разглядывая его.
- Ксения… Аксинья то бишь, - улыбнулся Аверьян и глаза его на миг стали синее ясного неба, а легкие морщинки обозначились на загорелом лице. – Так откуда вы, Аксинья? Выскочила на поле, как с неба свалилась, - поручик забрал у меня флягу и положил в нагрудный карман.
- Может, Вы от жениха убегали, а мы перехватили? – подсказал второй военный и огладил пальцами короткую бороду, откровенно потешаясь.
Я подумала о Романе и что он остался где-то внутри пещерного города и наверняка ищет меня. Пусть мы и поругались, но не мог же он хладнокровно бросить меня и уйти. Промолчала, понурив голову не решаясь признаться в личном.
- Яр, не смущай девицу. Пусть рана её заживет и она сама расскажет, как попала из неоткуда на пастбища. Поблизости и сёл то нет.
Я прикоснулась к поврежденному плечу, радуясь, что кровь перестала сочиться, и тем не менее рана выглядела ужасно. Мне срочно требовался врач, а эти ребята не спешили отправить меня в больницу.
Мужчины привезли дичь из леса и сложили в две повозки пойманных животных, некоторые из них уже были мертвые, другие дрыгали конечностями и я содрогнулась от жалости. Я сидела на грубо сколоченном табурете, все больше нервничая в новой обстановке с незнакомыми людьми. Хотелось пить и есть, но просить у поручика гордость и обида на него не позволяла.
- Как себя чувствуете, барышня? – спросил подошедший ко мне Ярополк и я подняла взгляд от мысков кед. Так и хотелось крикнуть: паршиво!
- Терпимо, - ответила устало. – Не найдется ли для меня стаканчика воды?
- Отчего же не найдётся, хм, фляга целая на второй подводе, - и, повернувшись корпусом, крикнул кому-то: - Степан, принеси раненной воды напиться.
Вновь повернулся ко мне и пристально вгляделся. Я опустила взгляд, не готовая к беседе, но ощущая кожей интерес кавалергарда. Спустя пару минут подошел тот, кого звали Степаном, и протянул мне большую жестяную кружку.
Я удивлено посмотрела на бородатого и седого мужчину в штатском: штаны по типу бананов, зауженных внизу и черную рубаху до середины бедра из грубой ткани. Незнакомец выдавил улыбку и кивнул.
- Спасибо, - я взяла чашу, размером с ковшик и, заглянув внутрь принюхалась. Не доверяла я актерам-военным, так тщательно меня оберегающим.
Но инстинкт выживания пересилил и я большими глотками утолила жажду. Не отравят же они меня в конце-то концов. Пока смотрела в дно кружки, пропустила появление нового персонажа: подошёл поручик и недовольно оглядел наш трио.
- Что за хороводы вокруг барышни?
- Пить попросила, Аверьян. Ты чего раздухарился?
Сташевский поглядел на меня сверху и с сарказмом произнес:
- А потом снова по кустам плутать?
Я не ответила на провокацию. Вернув посуду седовласому, поблагодарила и, обхватив себя руками, отвернулась, глядя на высокий утес. К вечеру стало заметно прохладнее.
Слышала возню и разговор за спиной, но пропустила уход двоих. Украдкой взглянула на сапоги, по выправке уже поняв, что Сташевский остался и буравит моё темечко. Зашевелился. А через мгновение на спину легло что-то тёплое, уютное. Я от неожиданности дёрнулась и вскинула голову, встретившись с голубыми глазами поручика.
- Продрогли гляжу. На вот мундир мой, согреет, - и отнял от меня руки.
Я хотела вернуть его вещь и заявить, что мне от него ничего не нужно, но искренняя забота в глазах и тепло, что окутало озябшие плечи, требовали поблагодарить мужчину.
- Спасибо.
Немного еще постояв, глубоко вздохнул и отошел. От его одежды пахло хвойной смолой, табаком и конским потом. Но запах не раздражал, он был новым для меня, загадочным и вызывающий странный внутренний трепет.
В село мы отправились спустя два часа. И ехать мне пришлось на лошади, в седле рядом с моим стрелком, так как две повозки загрузили оружием, силками и добытой дичью.
Поначалу я, шокированная, уставилась на предложение ехать в седле. Но у меня не осталось выбора, кроме как идти пешком, ехать с мертвыми тушками или на лошади. Я не могла показать своих страхов и неумения перед Аверьяном. Но залезть в седло без его помощи мне не удалось. И под всеобщее улюлюканье и подразнивание коллег мужчина, подкинув меня под попу, помог забраться в седло. Краска стыда снова залила мне лицо, когда послышались скабрезные шутки и пошлости, на которые поручик лишь посмеивался и довольно улыбался.
Спустя пять минут и он оказался на лошади, позади меня. Я максимально отстранилась от мужчины, вцепившись в луку седла. Не знаю чего я больше опасалась: упасть с лошади в момент езды или чтобы грудь незнакомца терлась о мою спину.
От напряжения ныли мышцы, руки дрожали, а пальцы вцепились в космы коня, веря, что в них защита и спасение. Встречный ветер холодил неприкрытую грудь, и я постоянно сводила полы мундира.
- Я так Вам противен, что готовы свалиться под копыта коню? – произнес сосед за спиной.
Мы сбавили темп, перейдя на шаг и, отставши от остальных всадников. Аверьян, осмелев, потянулся за своей одеждой. Я с волнением обернулась.
- Снимите его с плеч и проденьте в рукава, - приказал, послав строгий взгляд. – И застегните на верхние пуговицы. Не хватало, чтобы лихорадку подхватили, - приговаривая, помог облачиться в мундир.
Я покорно исполнила приказ, понимая разумность предложения – заболеть не хотелось. А потом поручик, придвинул меня к своему телу и, прижав теснее рукою, приказал лошади перейти на галоп, держа поводья одной рукой. Я откинулась на сильную грудь и зажмурила глаза, молясь про себя чтобы мы не разбились от быстрой скачки, контролируя лишь дыхание и руку Сташевского, что лежала поперек талии в защитном жесте.
Я не знаю сколько мы ехали, но мне оказалось мучительно долго, а когда он приказал лошади остановиться, я распахнула глаза в надежде, что он доставит меня прямиком в больницу или хотя бы фельдшерский пункт. Но поручик меня сильно удивил: село имело постройки домов прошлого века, одно-двухэтажные здания, дорогу из булыжников и отсутствие столбов электропередач. Навстречу нам ехали люди: мужчины и женщины с детьми на повозках, запряженные лошадьми или несущие на спинах тяжелые мешки и короба. А уличные фонари, низкие и в форме многогранника лампы, не имели между собой проводов - модель прошлого века или более.
Я с удивлением рассматривала внутренний двор, поражаясь правдоподобности картины прошлого века и восхищаясь талантами декораторов и исполнителей. Одежда и поведение актеров отражали колорит девятнадцатого - начала двадцатого века. Речь и их манеры тоже исполнялись на высшем уровне.
Меня только удивляло, куда они убрали столбы электропередач и как обходились без сотовой связи. Самое главное для чего? Ведь в кадры можно допустить фрагменты без этих деталей.
Следуя по пятам за Сташевским, мы прошли в каменное прямоугольное строение, выкрашенное снаружи побелкой - видимо недавно обновленное. На входе я прочитала табличку с гравировкой: "Лазаретъ", отмечая стиль написания текста, соответствующее тому времени и с опаской зашла в распашные двери.
- Авдотья Никитична, здравствуйте, - обратился поручик к женщине в образе сестры милосердия. - Расстегаев в госпитале?
- Давеча был в операционной, - проскрипела старушка, с любопытством разглядывая меня. – Кто это с Вами, господин Сташевский? Никак невестой обзавелись? – и уголки ее тонких сухих губ дрогнули, а вокруг голубых, пытливых глаз пролегли морщинки и я поняла, что она не так и стара, как мне показалось на первый взгляд.
- Господь с Вами, Авдотья Никитична, какая мне невеста на службе? - возразил стрелок и мельком меня оглядел. – Раненная, осмотреть бы надо…, - произнёс с сожалением и поджал губы.
Признаваться, что это он меня подстрелил, Сташевский явно не торопился.
Медсестра поцокала, поохала, но расспрашивать о подробностях не стала. Пожелав здоровья, пошла прочь по делам, а мы двинулись дальше по коридору, пока не добрались до нужного кабинета.
Сташевский остановился и, постучав в деревянную дверь чисто символически, ту же распахнул ее и заглянул внутрь. Убедившись, что искомый врач на месте, оглянулся на меня и кивком головы пригласил зайти первой.
Я произнесла тихое спасибо и переступила порог просторного помещения. Светлые стены и большие окна до потолка, с деревянными, крашеными рамами пропускали много света в помещение, делая его стерильным. Мужчина в белом хлопковом халате, с залысиной и густыми бакенбардами, оторвался от заполнения бумаг и, подняв взгляд, с любопытством уставился на нас.
Я тихо поприветствовала доктора и подошла ближе, с интересом разглядывая обстановку врачебного кабинета. Здесь даже шкафчики и кушетки были раритетными, а также грубо сколоченный стол и табуретки вдоль стены. А вместо шариковой ручки врач использовал перьевую, макая ее в чернильницу. И если бы не уверенность в то, что я на съёмочной площадке, не осталось бы сомнений, что я попала в далекое прошлое.
- Иван Иванович, нужна Ваша помощь, - заявил поручик. – Пулевое ранение, - и, осторожно взяв меня за руку, повернул раненной стороной.
Доктор встал из-за стола и направился к нам, на ходу расспрашивая как это произошло.
- Вот так дела, Аверьян! – поцокал врач, пристальнее разглядывая рану, а потом поднял взгляд серых, участливых глаз и спросил: – Ну что, голубушка, рассказывайте, как угораздило Вас под пули залететь? Тоже желали фазана подстрелить? – потешался. И не дожидаясь ответа, приобняв за плечи, повел на кушетку.
Объятия доктора несли заботу и тепло, а пахло от него хвойным мылом и спиртом. Я прониклась доверим и расслабилась, уверовав, что попала в надежные руки врачевателя.
Я промолчала, сильно вымотавшись за те несколько часов, что провела в условиях съёмок, и было одно желание: поскорее оказаться дома, а уж потом, завтра подумать, как произошло мое перемещение за пределы пещеры.
Поручик, тушуясь, рассказал как подстрелил меня, сожалея и не понимая как это могло произойти, ведь он опытный и меткий стрелок, а врач, усадив меня на деревянный стул, рассматривал рану, приговаривая насколько мне повезло. Пройди пуля в пяти миллиметрах ближе, повредила бы кость и артерию.
Потом он велел позвать медсестру и та отвела меня в процедурную комнату, где обмыла рану горячей водой и обработала вонючим раствором антисептика.
- Ну что, барышня, рану шить будем? – заглянул в лицо Иван Иванович. – Рана не опасная, хотя микробы могли попасть и может быть нагноение. Я подержу Вас в госпитале ночь, а на утро поглядим.
- Спасибо, доктор, - я благодарно улыбнулась мужчине, украдкой разглядывая его и пытаясь распознать за профессиональным гримом известного актера.
Сташевский топтался у порога операционной и на просьбу покинуть помещение, покинул его нехотя, напоследок послав мне сочувствующий взгляд.
Меня поразили инструменты в металлическом лотке, минимальный и самый простой набор пузырьков, кусков марли и отсутствие одноразовых инструментов, в очередной раз восхищая правдоподобности антуража прошлых веков. Но больше всего шокировало, что кожу мне шили без обезболивания, на что я дико заорала и забилась в руках медсестры, когда хирург мне проколол кожу толстой, изогнутой иглой.
- Вы с ума сошли, на живую шить?! – дёрнулась я, едва не плача, и зашипела на врача. А врач ли он вообще? – Разве нельзя обезболить, а потом проводить манипуляции? – вытаращила глаза на извергов-медиков.
- Чем тебя обезболить, хлороформом, или морфием? – строго произнес врач, явно не ожидая моей бурной реакции. – Рана поверхностная, выдержишь, - и снова потянулся ко мне с полукруглой иглой. – Женщины от природы выдерживают боль лучше мужчин, перестань кричать.
После мучительных экспериментов над моим телом доктор наложил марлевую повязку и, пожелав скорейшего выздоровления, распорядился насчет койки-места в госпитале, в соседнем крыле здания.
Плечо, растревоженное манипуляциями доктора, снова заныло и мне не терпелось найти свой рюкзачок и принять обезболивающее, которое я носила на всякий случай. Раз уже на постановочной площадке не оказалось нужных лекарств придется воспользоваться своим запасом.
- Сильно болит? – участливо поинтересовался Сташевский, ведя меня по петляющему узкому коридору к выходу.
- Переживу, - буркнула и почувствовала, что к боли примешивается чувство тошноты. Желудок при мысли о пище заурчал, выдавая состояние голода. – А где у вас буфет? Или кафе для персонала?
Поручик резко остановился и недоумённо воззрился на меня. Почесав затылок, с сожалением выдал:
- Трактира нет у нас. Это в Ливадии. Мы питаемся в казарме, на кухне. А для больных вроде как отдельная пища, - он извлек из нагрудного кармана камзола часы и оповестил: - Ужин через два часа.
Чёрт! Что еще за трактир? Неужели нельзя выражаться современным языком наедине? Проще вернуться в Бахчисарай, а оттуда до дома рукой подать, чем получить помощь и порцию перекуса.
- А мини-маркет есть поблизости? Я согласна и на фастфуд! – с предвкушением облизнулась, представив пышную булочку с котлеткой и листиком салата или сосиску в тесте.
- Что такое мини-маркет? – осторожно переспросил Сташевский, чем полностью меня ввел в тупик и разозлил.
- Прекратите уже играть роль! Мне уже не прикольно! Я хочу есть и готова купить хоть чипсы с сухариками, хоть слойку с конфитюром! – недовольно выпалила и, обогнув мужчину, пошла впереди него, решительно настроенная найти в поселке искомый магазин.
Сташевский следовал за мной, но молчал. Приветствуя лишь встречающихся на пути работников госпиталя, военных коллег на костылях и тех, кто состоит на активной службе.
Мы вышли на вымощенную брусчаткой площадку внутреннего двора и я пристальнее огляделась в поисках атрибутов современности. Может пропустила их от стресса. Но картина ничем не отличилась от той, что я увидела полчаса назад и меня это удручило.
Куда мне идти? В какую сторону бежать? Солнце медленно закатывалось за горизонт, лишая меня надежды на ночевку дома. Я не понимала почему Варя и Роман меня не ищут? Вынужденная принять помощь своего стрелка, оглянулась в его поисках, а, встретившись с ним взглядом, посмотрела с надеждой. Сташевский, заметив мое пристальное внимание, распрощался с очередным любопытным товарищем и пошел мне навстречу.
- Странная вы, барышня, Аксинья, - начал отповедь. – Головой что ли повредились, покудова падали наземь или притворяетесь умалишенной.
Ничего себе наезд поручика! Я открыла рот от возмущения и обиды, что по вине этого непутевого стрелка оказалась в чужом месте, но тут же закрыла, понимая, что мы не понимаем друг друга, и он мне не поможет найти столовую и тем более выбраться со съёмочной площадки.
- За свое состояние я должна Вас, поручик, поблагодарить! – сказала язвительно. – Еще не известно чем мне обернется полученная рана. Шрам точно останется и мне придется либо татуировку сделать в этом месте, - и демонстративно повела плечом, - либо к пластическому хирургу обратится.
- Простите еще раз, Аксинья. Не имел намерения погубить такую красавицу, - ответил Сташевский и в его глазах застыло искреннее раскаяние. – Что я могу лично для Вас сделать?
Я отвернулась, сдерживая слезы обиды, и охватила себя за плечи руками в защитном жесте.
- Пожалуйста, верните мой рюкзачок и мы распрощаемся. Спасибо, что отвели меня к врачу. За заботу. Не бойтесь, я не стану подавать на Вас в суд за причинение мне телесных повреждений.
Поручик булькнул, коротко выругался и, схватив меня за руку, потянул на себя.
- Не злитесь на меня и не обижайтесь, Аксинья, я бываю порою резок. Идемте с мной, я Вас накормлю. Сегодня на ужин шулюм из куропатки и зайцы на вертеле. Зря что ли охотились? Степанида и Степан, если не ссорятся, такую вкуснятину готовят, с пальцами проглотишь!
Я насупилась и нерешительно пошла рядом. Его рука была мозолистая, грубая, теплая – ладонь рабочего человека. Ногти коротко стрижены, чистые, но никак не вязались с руками человека, живущего в городской среде и тем более актера. И я в очередной раз поразилась образу присутствующих на съёмочной площадке.
При мысли о жареном мясе, я облизнулась, почуяв в воздухе гарь от костра и аромат трав. Есть хотелось до болезненных спазмов.
- Я словно голодная волчица – согласна на все, - сказала я с жаром и рассмеялась.
- Ну вот и славно, - покосился на меня Сташевский, не выпуская моей руки. - А потом я верну Вам вашу вещь. Она приторочена к луке седла. Я и забыл про сумку.
Он подвел меня к каменному одноэтажному строению и, оставив под деревянным навесом, вошел в здание. На запахи пищи сбежались дворовые собаки, виляя крендельками хвостов и поскуливая, ждали костей и на меня поглядывали без интереса.
Я присела с краю одной скамьи и огляделась: открытое строение было что-то вроде летней кухни: два ряда длинных столов из неотесанного дерева, лавки, покрытые старыми и ткаными коврами, овечьими шкурами или не застелены совсем. В конце прямоугольной беседки стояла каменная печь и в ее зеве на вертеле жарилась тушка зайца или птицы. Я не рассмотрела, быстро повернувшись на шум: несколько человек в штатском вывалились из проёма в низкое здание и с удивлением уставились на меня.
Как и ожидалось гостиница для участников съёмочной группы не предполагалась и я уже насторожилась, чувствуя, что меня либо тщательно разыгрывают, либо я плавно схожу с ума. Невольно вспомнился фильм "Холоп": ведь герой сюжета тоже верил, что попал в другое время.
После ужина я распрощалась с мужчинами, а на предложение отыскать повариху и поблагодарить за ужин лично, поручик сказал, что он спешит и срочно должен проводить меня до лазарета. Пришлось оставить свои благодарности до утра. В ночь я точно не собиралась выбираться из лагеря и искать дорогу домой. Сташевский по пути заскочил в конюшню и вернул мне рюкзачок. Он задержался взглядом на вышитых орнаментах в отделке и спросил:
- Что это за символы? Скандинавские? Отличная выделка кожи.
Рюкзак из телячьей кожи ручной работы произвел на Сташевского впечатление, но я, порядком уставшая, лишь согласно кивнула ему, не желая вдаваться в подробности производителя и, закинув за спину, побрела в сторону медпункта. Мы зашли в лазарет и, пройдя по уже знакомому мне коридору, свернули в другую сторону. Сташевский распахнул дверь в большую больничную палату и окликнул персонал. Навстречу нам вышел дежуривший медбрат дородной комплекции и больше похожий на дровосека, чем на медика.
- Я тут раненую привел тебе, Гриня. По настоянию Ивана Ивановича девица направлена на долечивание в лазарет.
Дровосек безэмоционально оглядел меня, вытирая руки ветхим полотенцем и недовольно цыкнув щербатым ртом, произнёс:
- Отдельной палаты нет для женщины. Может, у матери настоятельницы пусть переночует? – оглядел меня с головы до ног.
- Расстегаев сказал в лазарет, значит, побудет здесь. До утра, - ответил с нажимом Аверьян. – А завтра порешаем куда ее.
Сташевский обвел небольшое помещение с десятком коечных мест, большая часть из которых была занята больными, и вновь посмотрел на санитара.
– Григорий, хорошенько гляди за барышней и, если можно, отведи место поукромнее, за ширмой.
Я при своей усталости все же нашла силы рассмотреть, что на кроватях лежат настоящие пациенты. Мужчины. Причем настолько натурально изображающие болезнь и ранения, что невольно поёжилась. Неужели это пострадавшие на съемках актеры? Или они продолжали репетировать сцену даже ночью? Но я так вымоталась, что мозг перестал реагировать на тревожные звоночки и, поблагодарив Сташевского, пошла следом за великаном Гришей, стараясь не сильно пялиться на якобы больных.
Мужчина, грузный и немногословный, отыскал для меня старую ширму, с потертой и местами штопанной парусиной и указал на место в дальнем углу.
- Вот Ваш ночлег, сударыня, - зыркнул на меня исподлобья, перегораживая часть прохода ею. – Ежели чего надобно, зовите. Я сплю у входа, в коморке.
- Благодарю, Вас, Григорий, - ответила как можно приветливее. – Если можно стакан воды. Я хочу лекарство от головной боли выпить.
- Мигрень мучает? – спросил понимающе. – Не увлекайтесь опиумными настойками – мой вам совет, - и, пожав плечами, побрел обратно.
Это что он имел ввиду?! Какой еще опиум? Наверное, мне послышалось или актер пошутил.
Я устало опустилась на жесткую кровать с металлическим изголовьем и растерянно огляделась. Выбеленные каменные стены, розовели в заходящих лучах солнца, пробивающихся через грязные стекла, лишь наполовину прикрытые льняными шторами. В окнах мелькали мимо проходящие люди: военные и в штатском, занятые своими делами, их голоса доносились в распахнутые форточки и, судя по разговорам, они мне снова показались странными, точно люди не из современного мира.
Какой-то мужчина громко простонал и попросил Григория подать ему воды, а с соседней койки другой больной, скрипнув пружинами, сел на кровати и устремил взгляд в мою сторону.
Мы молча переглянулись и пациент, с любопытством оглядев меня, усмехнулся и пробормотал что-то невнятное. Потом устало вздохнул и вернулся в исходное положение лёжа.
С одной стороны меня пугал ночлег среди мужчин, с другой у меня не осталось сил, чтобы трезво анализировать происходящее. Я отвернулась спиной к больным и, достав из косметички таблетку анальгина, положила в рот. Вспомнив, что у меня в рюкзачке есть начатая бутылка газированной воды, запила и легла в кровать. В помещении витал слабый запах лекарств и болезней, как в настоящем стационаре, но постель, на которой я расположилась оказалась вполне сносной: чистой и пахнущей хозяйственным мылом. Под размеренный разговор медбрата и двух мужчин, я незаметно провалилась в глубокий сон. А когда проснулась, то резко распахнула глаза и уставилась в нетёсаные балки потолочных перекладин, тускло подсвечиваемые настенными лампами. Керосиновые? Но сонный мозг не успел выдать четкий анализ изображению, зато слух уловил командный голос мужчины и я окончательно проснулась.
- Где девица, Гриша?
В лазарет зашли трое мужчин. В форме военных, без стука, как будто на то имели право. Я лежала наискосок от входа и краем глаза видела их силуэты.
Медбрат тихо ответил спрашиваемому и кивком головы указал в мою сторону, продолжив манипуляцию с другим больным. Я подобралась, натягивая простыню выше и, оглядев себя, все ли прикрыто, медленно выдохнула. Боль в ране притихла, но все еще была ощутимая и резкие движения доставляли дискомфорт.
Ночь прошла беспокойно. Непривычная обстановка и ноющая боль в плече, тугая повязка – не располагали ко сну. Я лежала на другом боку или спине. Мужчины тоже ворочались и тихо стонали. И я в который раз удивилась: зачем они себя так ведут или почему? Но сил подняться и подойти ближе, спросить у лежачих не было. Тело все еще было слабое. Немного гудела голова и мучила жажда. А еще насекомые: комары, мухи и муравьи. Неужели у съёмочной группы нет репеллентов с собой?
Едва забрезжил рассвет, я села в постели. Натуральные позывы требовали высвобождения, а я так и не спросила, где у них расположен туалет. Терпела всю ночь. На полу, у кроватей мужчин, я видела ночные вазы. Горшки! Кошмар! Неужели они и правда ходят в них? И меня не разочаровал один из больных. Мужчина, что накануне пялился на меня, тоже проснулся и, свесив руку, подхватил ночную вазу, проскрипев днищем по деревянному настилу. Я завороженно уставилась на него: неужели прям тут сходит в горшок? И да, мужик откинул байковое одеяло и, достав свой мужской причиндал, помочился в вазу, оглашая стыдливым журчанием маленькое помещение.
Глаза мои полезли на лоб. Так и хотелось ему сказать: ты вообще конченный, ссышь в него! Сходи в туалет, не изображая тяжело раннего и не ходячего!
Прогремев крышкой, мужчина вернул его на место и с шумом задвинул под кровать. А я застыла, шокированная его поведением. Значит, не для антуража, а реального использования горшки стоят.
Я же не собиралась сикать на глазах у десятка мужчин. Мне хватило и вчера в свидетели поручика. Нужно было срочно выбраться из лазарета и отыскать, как они выразились, нужник.
Я огляделась в поисках чем бы прикрыться. Китель поручик забрал с собой, а в тонком сарафане я замерзну, пока отыщу их ватерклозет. На спинке пустующей кровати я обнаружила толстый, стеганный халат. Закутавшись в него и надев кеды, я тихонько двинулась вдоль ряда к выходу, старясь бесшумно ступать и не смотреть по сторонам, хотя боковым зрением чувствовала пару глаз, меня провожающих.
Скрипнув дверью, вышла наружу и остановилась на крыльце. Огляделась. Природа затевала рассвет. Ночная дымка сизого тумана рассеивалась, уплывая в горы. Воздух, наполненный запахом догорающих костров, диких трав и росы, бодрил, и я поёжилась от прохлады, покусывающей мои голые икры, радуясь, что надела халат. Кони, загнанные в стойло неподалеку, то и дело оглашали пространство похрапыванием и ржанием, предвкушая утренний выпас.
И куда мне идти? Где он их туалет?
- Барышня чего-то ищет? – спросил кто-то и я от испуга вскрикнула и схватилась за горло.
- Ты контуженный? Напугал меня! – набросилась с обвинениями на приближающегося парня в форме с ружьем на плече. – Туалет я ищу! Ясно тебе? Где чёрт побери у вас душевая комната?!
Парень обалдел от моей нападки, а мне вот вообще стало не смешно.
- Э… Так ночной горшок же есть у Вас, - промямлил и, смутившись, отвел взгляд в сторону. – Не обязательно на улице нужду справлять.
- Давай я сама решу где мне ее справлять!
Я спешно продела руки в рукава халата и, подвязав его поясом, спустилась по ступеням на землю. С вызовом посмотрела на солдата, решительно отстаивая свой интерес.
- Я Вас провожу, - откашлялся и, махнув рукой, повел в сторону соседнего строения.
В полумраке я едва могла различить тропинку, семеня за караульным, и когда он привел меня в тот самый отхожий угол, я все же не сдержала возгласа удивления.
- И это… ваш…, ваш…
- Нужник, - подсказал парень и нервным жестом поправил фуражку. – Для офицерского чина есть другой, а мы, солдаты его Величества, тут справляем.
Солдат его Величества!? Чуть не заржала от его высокопарности, но побоялась, что надую прям в трусы. Спорить и возражать, как мне не нравится всё их обустройство, не осмелилась и даже пожалела, что не пожурчала в ночную вазу, как тот мужик.
Прямоугольное, грубо сколоченное строение с тремя скрипучими дверцами на выбор, со специфическими запахами – вот он их нужник. Однозначно в поле сходить было комфортнее, даже если при этом мой зад щекотали дикие травы. А я, наивная, себе нафантазировала белый фаянс в поле и водопровод.
Послав недовольный и предупреждающий взгляд сопровождающему, решительно зашла в отхожее место. Было темно и страшно и я, идя на поводу природных инстинктов, быстро завершив свои дела, буквально выскочила наружу.
Парня не увидела, зато услышала мужские голоса за углом. Притаилась за кустом, прислушиваясь. Мужчины курили и огоньки от папирос мелькали возле их лиц, словно горящие мотыльки.
- Как думаете, поручик, а девица свободная или крепостная?
- А тебе что с того, Лёнька? Даже если ничейная, то тебе точно не достанется, - деловито изрек его собеседник и затянулся. – Ну сбежала из дома или мужа – найдут ведь ее и обратно вернут.
- А Вы что?
- А что я? Я извинился. Если она из барских, штраф выплачу. Если крепостная, вернем хозяину.
Я узнала во втором собеседнике Сташевского и мне показалось сожаление в его словах, будто он имел какие-то виды на подстреленную добычу в виде меня. Сердце мое невольно пустилось вскачь. Слушая их диалог, с ужасом обнаружила, что они реально считают меня сбежавшей из родительского дома. Все окружающие вели себя весьма странно и никто не желал меня понимать или чего-либо объяснять.
В лазарет я не вернулась, окончательно проснувшись. Солнце почти встало над холмами и лагерь зажужжал, зажил повседневной жизнью. Конюхи потянули лошадей из стойла к реке. Из кухни на крыльцо вышел лопоухий паренек с ведрами и помчался за конями, крича невнятные слова.
Я сидела на скамье под навесом и наблюдала за людьми, и чем больше смотрела, тем тревожнее мне становилось на душе. Поведение актеров настораживало, а их удерживаемая роль поражала. Моментами мне казалось: я схожу с ума, потому что начинала думать, что я попала в прошлое. Или крепко сплю. Проснусь вот, позвоню подруге и тогда посмеемся с Варькой над моим кратковременным безумием.
Хотелось искупаться и выстирать сарафан, который был испачкан не только кровью и пылью, но и потом. Конским, моим, мужским…
- А где Вы купаетесь, господин Сташевский? – окрикнула своего надсмотрщика. – Или прачечная у вас есть?
Он стоял неподалеку и чистил лошади копыта. Или подбивал подкову – я не очень разбиралась в уходе за лошадьми.
Сташевский опустил ногу коню и, обернувшись, недоуменно посмотрел. Может не расслышал? Я вышла из-под навеса и подошла ближе.
- Хотелось бы помыться и постирать одежду, - демонстративно распахнула полы халата и показала ему запачканный сарафан. – Если, конечно, это возможно…
Сташевский залип на демонстрации моих голых ног и, кашлянув, отвел взгляд в сторону.
- Баню топим единожды в неделю. Но для больных в лазарет сестры носят горячую воду с кухни. Спроси у Степаниды или Авдотьи Никитичны, - посмотрел на меня вновь.
Я покивала головой и вернулась на скамью. Все больше людей заполняло пространство двора и я невольно оказалась в центре внимания. Кто-то из мужчин кивал головой, приветствуя меня поутру и разглядывая с любопытством, но большинству не было до моей персоны дела. Я все думала о том, что надо бы дождаться завтрака и, забрав рюкзачок, по-тихому свалить от съемочной группы.
Ярополк, увидев меня, заулыбался и, отбившись от толпы других кавалергардов, направился в мою сторону.
- Доброго утречка, красавица! Уже бодрствуете, Аксинья?
- Спасибо и Вам! Да, встречаю рассвет, как видите.
Мужчина подошел к чану с водой и, зачерпнув ладонями, умылся, фыркая и тряся головой. Вытерев капли влаги со лба тыльной стороной ладони, сел на край скамьи и медленно осмотрел меня.
- Как Вам спалось, царевна-лягушка? – спросил Ярополк и глаза его засветились лукавыми искорками.
- Яр, перестань приставать к девице, - рявкнул на него Сташевский, усаживаясь рядом, и меня охватило раздражение: кто он такой, чтобы командовать?
- Лягушкой никогда не была. А уж царевной и подавно, - ответила с улыбкой и плотнее свела полы халата. Под их взглядами стало неловко. – Но в целом терпимо. Надеюсь, сегодня отправиться домой.
Мужчины вопросительно переглянулись и мне показалось в их взглядах немое обсуждение моей персоны.
- Значит, ты не из знатных фамилий? - после паузы спросил Сташевский.
- Ну, не знаю. Если считать Антона Павловича Чехова моим дальним родственником, то вполне и знаменитая, - хохотнула.
Но, видя их недоуменные лица, сникла. Видимо, мою шутку парни не оценили. А про Чехова как будто совсем не слышали, что само по себе странно.
К нам подходили другие военные, делились сигаретами, новостями, чистили своих лошадей. Двое принялись колоть дрова и носить внутрь деревянной постройки. А я все больше недоумевала происходящему, а вопросы задавать не решалась, боясь показаться глупой.
На крыльцо внутреннего двора вышла тучная женщина в красном платке, завязанным узлом на затылке, в черном платье и переднике не первой свежести и, треснув о днище котелка половником, огласила:
- Солдатушки, поторопитесь принести мне воды и дрова, а то голодными останетесь. Лёнька, - окрикнула ночного караульного, - а ты марш в огород лука надери и ботвы свекольной. Твоя очередь.
Лёнька возмутился, но его сослуживец, выхватив ружье, подтолкнул друга вперед, поторапливая.
- Это наша Степанида. Уже тумаки спозаранку раздает.
- То-то Степа ее на сене в сарае спит, в обнимку с бутылкой бражки, - и мужчины рассмеялись.
Я решила сходить в лазарет и собрать свои вещи, пока готовится завтрак. Мужчины были заняты разговорами, а я тихонько просочилась и ушла. Мне не показалось: Сташевский только делал вид, что не смотрит за мной, а стоило отойти, как я ощутила на спине взгляд его пронзительно синих глаз. Невольно обернулась и точно – смотрит прямо на меня, при этом слушает собеседника.
Я быстрым шагом дошла до крыльца больницы и, едва дернув на себя дверь, чуть не упала, столкнувшись с медсестрой Расстегаева - Авдотьей.
- Ой, милая, а я тебя ищу. Зашла в комнату, а хворые говорят, нет тебя. Ушла на двор и с концами.
- Простите, что напрягаю Вас.
Я кратко пояснила причину своего исчезновения. Женщина спросила, как я себя чувствую и не болит ли плечо, пригласив после завтрака показать рану доктору.
- А вы где кушаете? – спросила медсестру. – А то мне неудобно среди мужчин находиться.
- Что? Куда Вы меня ведёте? – попыталась сопротивляться.
- Капитан Маслов велел Вас привезти к нему, - затормозил на миг, но вновь потянул за собой.
О! Еще мне не хватало снова увидеться с этим подозрительным и напыщенным мудаком.
- А можно узнать: зачем меня будут допрашивать? По поводу ранения Вами?
- Сейчас сама узнаешь. Но лучше говорить правду. Петр Андреевич не любит, когда юлят. В подвале запросто закрыть может.
В подвал?! За что? Меня распирало спросить, но язык не повернулся. Может я сплю и снова снится бред? Все от того, что я Роме помогала с рефератом по русско-крымской войне, вот и разыгралось воображение!
- Но позвонить я хотя бы могу? – раздражённо топнула ногой. – Дайте мне телефон! Я имею право на звонок близкому человеку.
- Никак нельзя, Аксинья, - и лицо его приобрело непроницаемую маску.
- Это ещё почему?!
- Здесь нет телеграфа. Село глухое, фонари и те не зажигают, - продолжал говорить поручик, ведя меня под руку к отдельно стоящему зданию в два этажа.
Плечо заныло от напряжения, но я, сцепив зубы, молча терпела боль. Утешая себя тем, что мы сейчас разберемся с недоразумением, надо мной повеселится съёмочная группа и поздравит меня с актерским дебютом.
Но спустя время я круто обломалась.
Мы прошли мимо часового с винтовкой на плече, которому Сташевский лишь кивнул, и завел меня внутрь здания. В помещении сновали мужчины в форме, лица некоторых я видела на охоте и за столом, а незнакомые вопросительно смотрели на меня и поручика. Мы поднялись по деревянной скрипучей лестнице на второй этаж и, пройдя по узкому сумрачному коридору, подошли к двери того самого начальника.
Сташевский для приличия постучал в дверное полотно и, тут же открыв дверь, отошел в сторону, пропуская меня вперёд.
В глаза бросилась скудная обстановка рабочего кабинета: два стола, за одним из которых сидел хмурый капитан, и ряды деревянных стульев по обеим сторонам, низкий двухстворчатый шкаф в углу. Бегло оглядев помещение, я посмотрела на начальника.
- Здравствуйте, - поздоровалась первая и остановилась на входе, от чего-то чувствуя себя неуютно. – Вы хотели меня видеть?
- Вызывал, - поправил меня мужчина и указал взмахом руки на ближайший к нему стул. – Проходите сударыня.
- Пётр Андреевич, позвольте остаться? – подал из-за спины голос Сташевский.
- Разрешаю, Аверьян Андреевич, - и выразительно посмотрел на меня.
Мне не осталось выбора как пройти и занять стул. Поручик же, сложив руки за спиной, остался на входе. Боится, что я дам дёру, а он тут как тут, меня перехватит? Улыбнулась мыслям, но, заметив с каким пристальным вниманием рассматривает меня Пётр Андреевич, нахмурилась в ответ.
- Итак, сударыня Аксинья Чехова, откуда Вы? Как попали в охотничью долину и с какой целью прыгнули под копыта коней?
Мужчина, сложив пальцы домиком, подался ко мне и пытливо посмотрел в глаза. Глазки-бусины и практически лысая голова, багровое лицо напомнили мне вареного рака. А тонкие усики, нервно подрагивающие при каждом движении, завершали образ ракообразного.
Я спрятала улыбку, опасаясь не к месту рассмеяться и повторила ему то, что сообщила накануне при первой встрече. И чем больше я говорила, тем более скептичным становился его взгляд. Сташевский откашлялся и прошелся по комнате, напоминая о себе.
- А мне думается другое, сударыня.
- И что же? – я завелась и начала дерзить.
- Что Вы сбежали из отчего дома со своим кавалером или сообщником, вероятно иностранным шпионом, подосланным вражескими государствами. И у меня есть основания Вас задержать до выяснения личности. А вздумаете сбежать – бросим в темницу. Что-то вы явно не договариваете, сударыня!
Что?! Я - сообщница шпиона? Да мужик спятил! Отыгрывает роль на мне? Как же меня уже раздражала вся эта игра актеров и быт царского века!
- Вы… хотите сказать, что я пособница шпионажа? Вы серьёзно? – подалась к нему, не веря в услышанное.
- Приказ его величества царя выявлять подозрительных личностей. Я не верю не единому сказанному Вами слову. Если Вы сбежали из родительского дома – поясните причину, - продолжал делать все более нелепые выводы Маслов. - Если из беглых крепостных, то мы должны разослать письма градоначальникам ближайших губерний о нахождении на территории лагеря крестьянки, тут он выразительно посмотрел на мои плечи, руки. - Хотя по твоему виду не скажешь, скорее барская дочка: белые, нежные ручки, необветренная кожа лица…, - с этими словами капитан перегнулся через стол, наклонился ко мне и дотронулся пальцем до моей щеки, от чего я невольно вздрогнула и резко отстранилась.
Поручик уселся напротив и косился на меня не менее подозрительным взглядом. А я подняла взгляд и вперилась в изображение на портрете над его головой: образ царя Николая I. Я встряхнула головой, посчитав, что от волнения воображение играет злую шутку. Ведь вместо лица одного из представителей дома Романовых должен быть изображён действующий президент России, но контурные карты, развешенные по стенам вместо картин – старые, выцветшие с пометками из красных флажков и сдвинутыми границами доказывали обратное. За грудиной ёкнуло, в горле образовался ком и я не могла произнести ни слова в свою защиту – открывала и закрывала рот, словно выловленная из воды рыба.