Варвара Фоменко (Ледышка)
Это был июнь 2024. Жаркий, неприятный, отталкивающий месяц, как мне казалось. За столько лет я так и не полюбила это время года. Тем более, в Новороссийске, где теперь жила. И большую часть своего времени я проводила дома за бокалом сухого красного и очередной своей книгой, пока супруг был в бесконечных рабочих разъездах. Мне нравилось это, никто не напрягал меня. Не нервировал и не раздражал длительным присутствием. И самое главное – я занималась любимым делом. Играла в оркестре виолончелистов и выступала сольно. Моё имя было на слуху. Мы очень часто ездили куда-то с концертами. Камерный оркестр филармонии «Девора». Так нас называли.
За счёт такого образа жизни мне удавалось быть собой. Даже будучи в браке. Ведь я была крайне замкнутой и холодной.
Нашему с Димой сыну Игорю на тот момент было уже семь лет. Ребёнок, что родился вопреки здравому смыслу. Потому как ни один из нас не был готов к таким переменам. Но я быстро адаптировалась к любой «проблеме». И на момент того, как я узнала, что беременна от Димы, шёл уже четвёртый месяц моей беременности. Месячные вопреки всем законам анатомии шли до пятого, и это послужило подставой в варианте моей истории, а, точнее, права выбора. Аборт было делать поздно и опасно. Но отдавать ребёнка в детский дом я не хотела. А со временем и вовсе полюбила своё дитя. К семи годам Игоря между нами сохранялись дружеские отношения. Я слушала своего ребёнка и одобряла его лидерские качества. Во многом шла на поводу у сына, разрешала то, что запрещал отец. И очень много времени мой ребёнок проводил в дорогущих особняках моих родителей Фоменко или Олейник, к клану которых относился мой супруг.
Богачи и аристократы, мы быстро спелись и оба понимали, что наш брак не несёт любви, а лишь статус, который оба пытались сохранить. Любые чувства я оставила в прошлом, ведь прекрасно помнила к чему таковые приводили. Одна моя первая оплошность в подобных привела к краху моего личностного «я». А это было недопустимо. Отныне всё это было под запретом – влюблённость, любовь.
Холодный расчёт – вот, что было важно. Даже любовь к сыну пугала меня, потому что это значило лишь одно – кто-то может воспользоваться этим уязвимым местом. Ранить, обидеть, отнять. Имя первой любви в захоронениях моей памяти было строго под запретом. Я никогда не интересовалась его жизнью. Не вспоминала и не знала, чем закончилась его история…
Варвара Фоменко (Ледышка)
– Слушай, я понимаю, что ты не можешь, но это такой шанс, что тебя, блин, останавливает?! – ноет в трубку мой коллега и по совместительству лучший друг Ромка.
– Я занята, уже сказала. О таких концертах сообщают заранее, – категорично говорю, отмечая кое-что в своём блокноте.
– Да? И чем? Снова бухаешь и смотришь «Линкольн для адвоката»? – растягивает он губы в недовольстве. – Я знаю, что Игорь у Олейников, а Димон в Москве! Хватит тупить!
– Нет, у меня встреча с подругой, – аргументирую я, пытаясь увильнуть от разговора и спрыгнуть.
– У тебя нет подруг, я – единственный твой друг, и то ты меня таковым не считаешь. Прекращай! Нам нужно выступить там, это огромный шанс. Они спонсоры, Варя! – уговаривает он меня, чем неимоверно бесит. Просто до трясучки раздражает. – Варваааара Николавна!
– Я говорила, что ненавижу тебя? – спрашиваю, таким образом соглашаясь.
– Да, постоянно. Заеду в семь. Оденься посексуальнее, – хохочет он, сбросив трубку.
– Придурок! – выкрикиваю я на прощание, уже слушая гудки и уставившись на себя в зеркало.
До семи ещё три часа, и я всё же заставляю себя выглядеть подобающе.
Чёрное, облегающее, приталенное платье до колен и с запахом. То, что мне нужно, чтобы удобно держать виолончель. Вполне приемлемое декольте. Короткий рукав. Волосы собраны в аккуратный колосок. Высокие каблуки и яркий макияж.
Когда за мной приезжает Ромка, я буквально «сияю» от недовольства. Просто потому что обожаю вредничать.
– Лицо попроще, и будет в самый раз! – улыбается он, открывая мне дверцу своего авто.
– От тебя другого и не ждала, – подъедаю я в ответ. – Это далеко?
– В «Walnut Room», – показывает он мне зубы.
– Что?! Ты с ума сошёл? Это же в Анапе! – бунтую я, выпучив глаза.
– Тут час езды. Успокойся уже. Я довезу тебя без проблем. Ну, Варя, блин, – хмурит он лицо. – Из двенадцати человек, вы с Тохой, как всегда, всех бесите.
– Не сравнивай меня с ним! – дерзко отвечаю, разозлившись.
– Тогда не будь как он! – нервозно произносит он в ответ.
– Ладно, твоя взяла. Поехали уже, – говорю я, присаживаясь в машину.
Через полтора часа езды мы уже стоим в том ресторане. Огромные колонны, живые цветы, яркое освещение, фонтан в центре зала.
– А оформление действительно впечатляет. Кто организатор? – спрашиваю, уставившись на кучу народа, что толпятся вокруг.
– О-о-о я не сказал? Это самое интересное! Медведев Антон Геннадьевич! – восторженно заявляет он, не скрывая своей радости.
– Ого, ну теперь понятно, почему настолько вычурно, – отчеканиваю я напряженно.
– Теперь понимаешь, почему всё должно быть идеально? Если выгорит, мы всегда будем играть на его мероприятиях, – говорит Ромка, одухотворенный такой новостью.
– Кто все эти люди? – спрашиваю я, осматривая зал.
– Акционеры, бизнесмены, благотворительные фонды, да и просто посетители ресторана, тут и таких полно, ты же знаешь, чтобы забронировать здесь место, нужно полгода стоять в очереди, – говорит он, усмехнувшись. Ромка, что называется, связующее звено. Впереди планеты всей, всегда обо всём договаривается. С ним наш оркестр прославился и стал известным. Нас стали везде приглашать, и мы зарабатываем довольно неплохие деньги, но я делаю это в первую очередь для души. Музыка – моё всё. Хотя я и интроверт, для меня быть в центре внимания сложно, но приходится, как музыканту.
– Да уж, хотя, можно поесть дома в тишине, – блаженно говорю я, мечтательно выдохнув.
– Ты – сумасшедшая душнила, – смеётся надо мной Ромка. Он никогда меня не понимает.
– Нет, я рациональная. Ничего не принесёт тебе такого удовольствия, как вечер проведённый в одиночестве, наедине со своими интересами, – подмечаю я, вглядываясь в незнакомые лица, от которых меня реально передёргивает.
– А как же общение? Любовь? Как муж живёт с тобой столько лет? – издевается друг, щёлкнув меня по носу. Терпеть не могу, когда он так делает.
– В том то вся и прелесть – мы редко видимся. Кроме того, мне не нужен другой человек, чтобы чувствовать себя полно…цен…но, – смотрю в конец зала, пошатнувшись. И всё, что было внутри меня внезапно исчезает – стержень, сила, уверенность. Только лютая безмерная боль, проникающая внутрь моей души, вновь даёт о себе знать, стоит присмотреться.
– Нет, не может быть.
– Что такое? Знакомые? – спрашивает он, придерживая меня за локоть.
– Нет, вовсе нет, – поворачиваюсь я к нему лицом, спрятавшись от толпы. – Когда там уже мы?
Я хочу скорее выступить и уехать домой отсюда. И у меня кружится голова от страха. Просто убежать уже поздно. Я справлюсь. Я столько лет его не вспоминала. К чёрту его. Не хочу видеть больше никогда! Что он вообще здесь забыл???
– Скоро, через десять минут нужно занять места, – указывает он пальцем на стулья в середине.
– Поняла, ладно, я отлучусь в дамскую комнату, – удаляюсь я в сторону коридора.
Варвара Фоменко (Ледышка)
Что я умею делать – так это абстрагироваться во время игры на виолончели. Душа уходит в пятки и сидит там, покуда смычок находится в моих ледяных руках. Каждое движение мастерски отточено, наша игра не просто впечатляет, как говорят другие – она лечит, даже моё израненное сердце. И за всей ненавистью друг к другу впервые в жизни я словно играю для него. Сама не знаю, почему.
Мелодия жёсткая, сильная, интригующая. И он сидит в зале, будто пялясь только на меня. Словно я держу его на коротком поводке, но нет. Мне плевать, останется ли он. Быть может, я и сука, но сука талантливая. И делаю, что умею. Не желая отвлекаться на всякий сброд в виде Викторова и воспоминаний о нём.
Мы играем около сорока минут, и по окончании все начинают очень громко аплодировать нам, Ромка приобнимает меня, и краем глаза я вновь замечаю взгляд Дани на себе, в полной мере его ощущаю и неприятно ёжусь на месте, будто от холода.
– Ура, мы сделали это! – улыбается Ромка, глядя на восторженную толпу. – А ты не хотела ехать. Смотри, бедовая!
Когда речь идёт о концертах, он всегда выглядит на миллион долларов, улыбается, как голливудский актёр, не иначе, и смокинг смотрится на нём просто идеально.
– Да уж, – мямлю я себе под нос, разочарованная такой нежеланной встречей. Всё о чём могу думать, так это он. И меня из-за этого коротит.
– Что-то случилось? Ты снова какая-то дёрганная, – подмечает он, спрашивая через звуки хлопков и возгласы.
– Нет. Всё нормально, – отрезаю я. – Это всё? Мы поедем или тебе ещё нужно поболтать с Антоном Геннадьевичем?
Спрашиваю я с укором, ведь надеюсь скорее оказаться дома.
– Естественно, нужно. Если он доволен, то надо обсудить детали. А вот и он. Побудешь в зале недолго? – спрашивает он, убегая в сторону и оставляя меня одну, я даже ответить не успеваю, но решаюсь затеряться где-нибудь в толпе, чтобы только не видеть Даню.
Однако, откуда ни возьмись, ко мне подкрадываются какие-то люди и начинают восхвалять мой талант. И всё дело в том, что из двенадцати человек, я – единственная женщина. Но меня бесят эти стереотипы. Словно по логике других, я должна была выбрать инструмент полегче.
– У Вас превосходно получается, несмотря на то, что Ваши руки такие хрупкие, – говорит один из мужчин, заставляя меня ещё сильнее стиснуть зубы.
– Талант – дело врождённое, – подмечает другой. Более умный.
– Это понятно, но такой огромный инструмент в руках нежной девушки кажется чем-то неестественным, – продолжает первый.
Я уже хочу уйти, но внезапно ощущаю, что сзади кто-то стоит и дышит мне прямо в затылок.
– Нежная девушка только кажется такой нежной, на деле она очень сильная и грубая, так ведь, Варвара Николаевна, – звучит его бесячий тон, и я отодвигаюсь в сторону, словно ужаленная.
Но замечаю неподалёку Ромку со своим покровителем, ради которого мы все сюда приехали.
– Данил Александрович любезно предоставил нам лучший загородный дом для всей семьи, так что я задержусь здесь ещё на несколько дней. Обычно я не люблю гостиницы, поэтому езжу один, чтобы не мучить семью, но, раз выпала такая удача, а детям нравится на море, мы решили остаться на все выходные и продолжить банкеты, – сообщает Антон Геннадьевич, а Ромка внезапно толкает меня в бок локтём.
– Это значит мы будет играть и завтра, и послезавтра. Ты не представляешь, сколько это денег, – шепчет он мне на ухо. Словно мне есть дело на денег… Ни одни деньги мира не стоят таких унижений.
– Да мне плевать, я не буду здесь играть, – сцепив зубы, выдаю я с жестоким взглядом.
– Поговорим позже, – неестественно улыбается он этому усатому мужику в костюме.
– Какие-то проблемы? – встревоженно спрашивает он у моего друга.
– Нет, что Вы, никаких. Как штык в 20:00 наш оркестр к Вашим услугам, – услужливо произносит он, касаясь ладонью моего локтя. Вот ведь…. Зараза…
– Что ж, это прекрасно. Извините меня, мне нужно отойти, – он достаёт телефон из кармана и отходит. – Да, любимка, я слушаю…
– Ты вообще себя слышишь? Жалкое зрелище! – рявкаю я Ромке, отодвинувшись в сторону. – Унижаешься перед ним, как щенок какой-то!
– Да ты чего заладила? Ты посмотри, как много здесь известных людей! Все в восторге, даже Тоха согласился! А ты снова начинаешь! Варвара Николаевна, у тебя что, ПМС?! – разгневанно спрашивает Ромка, превышая допустимые децибелы. И я мечтаю его ударить.
– Заткнись! – выпаливаю, и случайно задеваю глазами Даню, а он продолжает стоять неподалёку и сверлить меня странным пристальным взглядом. Ему что здесь мёдом намазано? Он специально?
– Всё, можешь идти к машине, я сейчас догоню тебя, не обижайся, – ласково молвит Рома и направляется забирать наши виолончели и смычки со сцены.
– Вижу, ты не только меня бесишь, – ехидно произносит Викторов, подкрадываясь сзади.
– Ты ещё здесь? – направляюсь я к выходу, а он внаглую следует за мной. Звук каблуков звучит на весь ресторан, заставляя даже меня саму нервничать, отсчитывая шаги. Словно я вот-вот завалюсь в обморок.
– Как сложилась твоя жизнь? – задаёт он вопрос, и я останавливаюсь, замерев возле двери. Тяжёлый выдох, кажется, слышен на весь холл первого этажа. А то, что внутри и озвучивать не берусь… Месиво.
Варвара Фоменко (Ледышка)
Ромка догадывается, что что-то произошло, и, наклонившись к моему уху, тихо произносит:
– Малышка, у тебя помада размазалась, – на его лице появляется хитрая ухмылка, граничащая с удивлением.
Я тут же отворачиваюсь, судорожно пытаясь вытереть подбородок, а он аккуратно проводит пальцем, стирая лишнее.
– Вот так, не благодари, – продолжает он, покачав головой.
Мне стыдно, плохо и просто ужасно неприятно от сложившейся ситуации, ведь я даже не думала, что Даня так сделает, да ещё и неподалёку от жены, что ждала его в зале. Я ведь совсем не из таких и всегда осуждала подобное поведение. Но что мне было делать в этот раз, когда в такой ситуации оказалась я сама?
Ромка извиняется перед гостями и отводит меня в сторону, бережно взявши за плечи.
– Давно Димон звонил? – спрашивает он растерянно.
– Три дня назад, у него очень серьёзная сделка, и ему не до разговоров, – отвечаю я честно. – Это совсем не то, что ты подумал. Я не знаю, как так получилось, он сам набросился на меня. Я не успела среагировать.
– Ну да, конечно, ты не успела, – смеётся он в ответ на мои глупые оправдания. И ведь я сама понимаю, что они звучат по-идиотски.
– Я совершенно растеряна, Роооом, – тяну я, присаживаясь на стул, и он берёт меня за руки.
– Послушай, это нормально. Он не смог сдержаться, ты тоже не среагировала. Так бывает. Видимо, ваша история закончилась как-то неправильно или не до конца, – предполагает он, успокаивая меня. – Но тебе нужно быть сильной и думать о себе. И чуть-чуть обо мне, потому что мне нужна коллега, а не тряпка!
– Спасибо, Ромыч… Ты вот сейчас очень утешил, – киваю я, встав со стула. – О, блииин, спрячь меня от него!
Ромка вдруг осматривается, а перед нами, откуда не возьмись, уже появляется встревоженный Данил.
– Эй, друг, можно я… – указывает он на меня. – Буквально на секунду.
– Варь? – спрашивает Рома, но я качаю головой. Не хочу с ним больше разговаривать.
– Девушка не хочет тебя видеть, – отрезает в ответ на его просьбу.
– Слушай, Варь, я хотел извиниться и сказать, что ухожу. Прости, – торопится он сообщить это через Ромкино плечо и быстро направляется к выходу. Наверное, его уже там ждёт жена… Трус.
Я выдыхаю. Всё закончилось. Наконец-то. Завтра ночью я уеду к себе в Новороссийск и больше никогда не увижу его. На душе становится легче, но осознание того, что я ощутила, не даёт покоя.
Я ведь думала, что всё в прошлом. С мужем у меня не было ничего подобного, и мне кажется, что это и есть взрослая жизнь. Так где же эта моя взрослая жизнь рядом с Викторовым? Почему рядом с ним я вновь превращаюсь в безропотную, маленькую девчонку девятнадцати лет, учащуюся на первом курсе универа с красивым и дерзким мальчиком по имени Даня?
Выступление, вопреки переживаниям, проходит прекрасно, Антон Геннадьевич благодарит нас, и остаётся всего один день, чтобы вечером мы спокойно отдыхали дома, купаясь в деньгах и славе, но внезапно он приглашает нас в загородный дом. Чтобы его дети и супруга тоже послушали нас. Я не верю своим ушам.
Я сразу же сказала Ромке, что поеду только в том случае, если там не будет этого придурка, и он уверяет меня, что так и будет.
И тем же вечером я ужасно напиваюсь. Всё начинается с шампанского после выступления, а затем я беру две бутылки в машину. Пью, блюю, плачу и рассказываю Роме всё, что пережила тогда из-за Дани.
– Слушай, подруга, это ужасно, – держит он мои волосы, пока из меня выходит всё, что я выпила. – Может, его брак не такой счастливый? Ну… Зачем ему целовать тебя иначе…
– Он просто издева… – закашливаюсь я, извергая лишнюю огненную жидкость.
– Тебе надо попить воды. Нахрен его, Варь. Завтра ты должна быть в норме. Оно не стоит того, чтобы из-за него ты ещё и испортила себе карьеру, – категорично заявляет Рома, протянув мне бутылку. – Пей и блюй.
– Ты прав, – беру я её и делаю глоток. – Ненавижу его.
– Я его уже тоже ненавижу, подруга, – поддерживает он меня, приобняв.
– Давай переспим, а… пожалуйста, – прошу его полумёртвым голосом, а этот придурок ржёт надо мной, словно мне и без того мало унижений.
– Дорогуша, я полуживых не трахаю. Кроме того, у тебя есть Димон. И ты бухая в говно, – подытоживает он, взяв меня на руки, и волочёт в машину…
***
Я открываю глаза дома только в двенадцать часов дня. На тумбе стоит вода, аспирин и таблетки от похмелья, в ногах – тазик. А на зеркале помадой написано: «В 18:00, с любовью, Ромашка».
– Блин… что вчера было, – роняю я голову обратно на подушку.
Мне вообще теперь не хочется никуда ехать, не хочется больше появляться в обществе этих снобов. А вспоминая губы Викторова на своих, меня тошнит ещё сильнее, но от страха, а не от отвращения. На секунду мне вдруг кажется, что это был лишь плод моего больного воображения. И его на самом деле там не было… Но нет.
Я смотрю в потолок и не шевелюсь, но рука сама ныряет под одеяло, потому что всё тело вновь напряжено. И я спокойно жила без секса и мастурбации неделями, но сейчас ощущаю в этом острую необходимость. И хорошо, что в тумбочке всегда лежит стимулятор, ведь иногда мужа нет дома месяцами. Это быстро избавляет от проблем. Но стоит мне коснуться себя, как я понимаю, что буквально вся мокрая. Настолько, что всё предательски скользит. Что мне снилось? Я не помню.
Варя Фоменко (Ледышка)
Ошеломлённая происходящим, я кое-как беру себя в руки. Блестящая игра на виолончели не может быть омрачена таким нелогичным, вопиюще непристойным поведением с его стороны. Антон Геннадьевич стоит посередь зала со своей красавицей женой и двумя детьми. Овации сыплются со всех сторон, и Рома очень доволен, неестественно улыбается, но, всё же, наклоняется и шепчет мне на ухо:
– Я чуть не словил сердечный приступ, с тебя поход в паб, – сияют его зубы от вспышек фотоаппаратов.
– Если бы ты знал, что случилось, ты бы не ставил условия, – бубню я в ответ.
– Что? О чём ты? – удивленно спрашивает он, всё ещё не меняя гримасу. А я тут же впадаю в краску.
– Ты хоть иногда можешь не улыбаться? Это безумно раздражает, – говорю я, сцепив зубы.
– И быть на всех фото как вы с Миллером? Нет, спасибо, – подытоживает он, кланяясь гостям.
– Я сто раз говорила и повторюсь, не сравнивай меня с ним. Посмотри, какой он идиот, – я смотрю в сторону на парня, который зачесывает пятернёй свои прилизанные гелем волосы назад, словно расчёской.
– Ну да, есть такое, – смеётся Ромка. – В общем, рассказывай.
Когда мы отходим, я, хоть и со стыдом, рассказываю ему о случившемся, и Ромка, мягко говоря, охреневает на месте.
– Этот парень мне уже нравится. Ну ты и блудница, Варька! Знал бы – трахнул тебя раньше, – хохочет он на весь холл.
– Заткнись! – вновь шиплю я, уставившись на него в гневе.
– Воу-воу, успокойся, это же шутка. Всё, кроме блудницы… Ауч! – хватается он за руку после моего удара.
– Не трогай мои руки, это святое. Они приносят мне славу и деньги! – трёт он плечо. – Чёрт, такая маленькая, и так больно бьёшь!
– Ты получишь ещё не так, если будешь издеваться, – коротко отрезаю я, уставившись на подходящего к нам Антона Геннадьевича.
– Милая девушка, Вы сногсшибательны. Я готов целовать Ромке руки за то, что он нашёл Вас, или песок по которому Вы ходили, – говорит он вслух, посмеявшись, и его жена касается моего плеча.
– У Вас непередаваемый талант. Я в восторге. Антоша говорил, что Вы потрясающе играете, но слышать это самой… Совершенно другой уровень, – нахваливает она меня.
Я не особо люблю слушать подобные речи, но признание важно для внутреннего «я». Дело, которое приносит тебе наслаждение должно быть оправдано и оценено другими.
– Я видел, Вас подвёз Даниил, а он сам не захотел остаться? – спрашивает Антон Геннадьевич, и я чуть ли не давлюсь собственной слюной. – Он нахваливал Вас ничуть не меньше. Говорил, Вы учились в одном городке. В одном университете.
– Да, было такое, – коротко отвечаю я, не желая разводить эту тему.
– Он также говорил, что был влюблён в Вас, но это неудивительно, – подмечает он, заставив меня застыть от неловкости. Господи. Он что это всё специально? Ещё и Антону Геннадьевичу что-то о нас рассказывал. Какой же козёл.
– Антооош, не вгоняй девушку в краску, – осекает его жена, состроив гримасу отрицания.
– Я не собирался, лишь подмечаю, сколько у Варвары Николаевны талантов, – сообщает мужчина, словно реально пытаясь надавить на больное.
– Что ещё такого важного успел сообщить Вам Даниил? – спрашиваю я саркастически, уже будучи чуть ли не в истерике.
– Что Вы выбрали другого, – смеётся он, как будто это действительно столь забавно, блин. Обсуждать чужую личную жизнь.
– Антон Геннадьевич, хочу спросить Вас о концерте, запланированном на декабрь, – переводит тему Рома, пытаясь его отвлечь, но он любитель посплетничать. Тема с моим личным, судя по всему, не даёт ему покоя.
– Что ж… Если бы я учился с Вами, взял бы автограф ещё тогда, – смеётся он, протягивая ей руку. – Насчёт концерта, я свяжусь с Вами, Роман.
Я недоверчиво даю в ответ ладонь, и Антон Геннадьевич целует её, галантно возвращаясь обратно в свой круг.
– Он рассказывал ему про тебя. Охренеть, – улыбается Ромка, еле сдерживая смех.
– Не смешно! – рявкаю я, услышав лёгкий звук телефонной мелодии из своего клатча. – Ну, надо же. Это Дима. Я отойду.
Рома кивает, и я отвечаю на звонок, бродя по коридору. Если честно, почти ничего не чувствую, когда он звонит. Просто пустота. Я знаю, что он отец моего сына. Знаю. И поэтому держусь за сохранение этого брака. Ведь уже решила для себя, что семья и ребёнок важнее собственных чувств…
– Здравствуй, – звучит на том конце.
– Думала, потеряла тебя, – говорю я, язвя.
– Родная. Прости, пожалуйста. Я так устал от этих сделок… Но ты и представить не можешь, сколько я заработал, – со смехом говорит он, и я растягиваю губы.
– Миллион? – шучу в ответ, но слышу совсем не насмешливый голос.
– Бери выше, – твёрдо говорит он.
– Два миллиона? – спрашиваю я, улыбаясь. По сути мне плевать на эти цифры. И на деньги тоже плевать. Их всегда было в достатке. Мои родители всегда мне давали. И для меня это не представляет особой ценности.
Варя Фоменко (Ледышка)
Через неделю Дима возвращается домой. А за пару дней до этого я уже успела встретить в аэропорту его маму и Игоря. Женщина приехала погостить. Она у него достаточно резкая. Очень яркая, эксцентричная дамочка в шляпе, которая всегда заставляет меня нервничать, но Игорюшка буквально обожает своих бабушек.
Если сравнивать мою маму и Димину, между ними можно провести огромную черту, как разграничитель совершенно разных характеров и внешнего вида. Маргарита Григорьевна относится к подвиду сильных, но взбалмошных женщин. Тогда как моя мама обладает холодным умом и стойким нравом. Я похожа на мать и даже слишком, но только не в случае с любовью. Ведь они с отцом любят друг друга по-настоящему.
Я надеюсь, что это чувство отныне будет обходить меня стороной, но слова Антона Геннадьевича никак не выходят из головы. «Влюблён, выбрала другого».
Я всё время вспоминаю его последнее мне сообщение.
«Сорян, Варь, но ты была нужна только из-за денег твоего отца. Это была месть таким, как ты, не более того. Ты мне не нужна. Так что забудь всё, что было».
– Ну вот, иди сюда, хоть обниму свою жену, – Дима выдёргивает меня из негативных мыслей, прижимая к себе, и я ощущаю по всему телу мелкую, тревожную дрожь, которая говорит о том, что я – редкостная дрянь.
– Привет, – утыкаюсь носом в его грудную клетку.
– А где там мой сын?! Никто не видел? – с широкой улыбкой произносит он, глядя на Игоря. – Ну, ты и вымахал!
– Отсутствуй почаще, он ещё и не так вырастет, – подъедаю я его, скрестив на груди руки.
– Пап, – молвит сын, когда тот обнимает его и треплет по волосам.
– Извините, я без подарков, мне некогда было их приобретать, но зато с круглой суммой на счету, – улыбается он во все тридцать два.
– Это мы уже поняли… Твоя мама меня… – не успеваю я договорить, как сзади слышится писклявый голос.
– Сыыынооок, – обнимает она его. – Совсем отощал. Ты что не ел?! А чего лицо такое бледное???
– Мам, да нормальное у меня лицо, – оспаривает он, качая головой, пока она дёргает его за щёки. – Слушай, прекрати, мне тридцать лет.
– Ну и что? Ты всегда будешь для мамы любимым сыном, – пропевает она, и я закатываю глаза, направляясь в столовую.
За ужином мы с Димой сидим вместе и противостоим его матери. Потому как она хочет поехать на курорт с нами, но Дима категорически против, а я и подавно, но её заманчивое предложение присмотреть за ребёнком, пока мы будем наслаждаться только друг другом, заставляет нас задуматься, и в итоге мы решаем согласиться. Выбор падает на Casa de Campo Resort & Villas в Доминикане.
Первая часть отпуска идёт прекрасно. Я действительно скучала по нему, хоть и не так явно, как ему бы этого хотелось, но больше, чем я могу себе позволить. Солнце я не особо люблю, поэтому почти всю дорогу не вылезаю из отеля, пока Игорюша и Маргарита Григорьевна гуляют по пляжу, ходят в бассейн и ездят по экскурсиям.
Я и Дима проводим всё время вместе, но ему приходится силой вытаскивать меня на улицу, чтобы показать хоть кому-то, что он не гордый одиночка. А я боюсь загара. Моя нежная кожа обгорает на ярком солнце за считанные минуты, поэтому я стараюсь быть в тени.
– Нет, слушай, я реально не могу. Ты не понимаешь, – ругается Дима по телефону, когда я спускаюсь вниз. – Я и так пробыл там столько времени. Я отдыхаю, чёрт, Марк!
– Успокойся, что случилось? – спрашиваю я, приобняв его сзади.
– Ничего, Варь. Я не соглашусь и точка. Неважно, – отсекает он, не ответив.
– Ладно, – отхожу я в сторону.
– Извини, это Марк. Говорит, что снова нужна моя финансовая помощь. Но я предупреждал его, что буду с семьёй. Так дела не делаются, – сурово произносит он, заставив меня состроить напряженный взгляд.
– Ты ведь можешь съездить туда и прилететь обратно. Это ведь недолго. Максимум три дня. Мы подождём тебя здесь, – говорю я, положив ладони на его плечи.
– И они будут ездить на мне всю оставшуюся жизнь. Нет, Варь. Пусть ищут другого финансиста, – категорично заявляет он, обняв меня за талию.
– Проблем не будет? – спрашиваю я огорченно.
– Да мне похрен на эти проблемы. Для меня главное – вы, – утверждает он, вдыхая запах моих волос. И я уже забыла про то, что сделала, когда его не было, но неожиданно вспоминаю то болезненное чувство в груди, которое бьёт под дых. Мучает и терзает… И мне становится совсем невыносимо.
Ближе к позднему вечеру мы все сидим на берегу. Мальчишки купаются, а я смотрю на звезды. И внезапно, неожиданно для меня самой мой телефон вибрирует, пока Маргарита Григорьевна что-то рассказывает про свою молодость. Я не слушаю её, я погружена в свои мысли. Но, взяв гаджет в руки, моя душа улетает прямиком в пятки.
– Ты не написала сама. И я имел наглость узнать твой номер у Медведева. (Д)
– Какого чёрта?! Не пиши сюда больше. (В)
– Не могу. (Д)
– Нет, можешь. И больше писать ты не будешь. (В)
– Поспорим? (Д)
– Завтра я сменю номер (В)
Даня Викторов
С того самого дня в машине она не выходит из моей воспалённой башки. Я не могу спать, не могу есть. Ночами представляю её голой в душе, и меня нервно потряхивает от ненависти к самому себе. Мне так стыдно перед Наташей. Так чертовски стыдно.
По утрам я увожу Кристину в школу, а Колю в сад. Я нормальный отец, вроде как, многие говорят, что даже заботливый и любящий, но теперь, кажется, что муж я просто отвратительный.
Ведь раньше я никогда не задумывался об изменах. Это было для меня самым мерзким, что могло происходить в браке. Если хочешь другую – уходи от жены, не обманывай её и не ври самому себе. Так я считал. Всегда. Но не теперь, когда встретил её снова. Ведь я прекрасно понимаю, что она никогда не будет со мной. Она никогда не откроет для меня своё сердце, и случайный секс – это всё, что светит нам, в лучшем случае. Но всё равно не могу, нахрен, угомониться. Слежу за ней, ищу в соц. сетях, даже узнал её номер. Всё это начинает походить на паранойю. Какую-то долбанную маниакальную зависимость от бывшей. Я тупо не могу прекратить всё это.
Периодически её образ всплывает и тогда, когда мы с Наташей находимся в постели, а это действует на психику так сильно, что я начинаю просыпаться раньше, чтобы бегать по парку до изнеможения. Наташа замечает эти изменения, но думает, что у меня какой-то кризис, потому что я всё время отнекиваюсь. Когда я женился на ней из-за случайной беременности, я сразу предупреждал, что моё сердце навсегда закрыто. Но она и слушать не стала. Сказала, ребёнок должен расти в браке, что ей всё равно люблю я её или нет, а мне хотелось давать хоть кому-то тепло, раз моя Ледышка так легко от него отказалась. И я выбрал малышку у неё в животе, которую сам же и назвал Кристиной…
Наташа училась с нами в одном университете, но на другой специальности. Мы знали друг друга ещё до наших отношений с Варей. Однако встречаться с ней я наотрез отказывался. Я в принципе не собирался заводить ни с кем отношений… Так уж вышло, что меня на это подбила одна единственная девушка, и то ровным счётом нихрена для этого не делала… Варя Фоменко…
До сих пор вспоминаю насколько сильным был её укол в сердце.
Месяцы отношений… Наш первый раз и те болезненные слова, что она мне написала, когда меня задержали после того недоразумения с её отцом… Обвинив меня чуть ли не во всех смертных грехах, сказав, что всё, что между нами было – ошибка… И что она никогда бы не стала встречаться с таким нищебродом, как я. А после я узнал, что она состоит в отношениях с Димкой Олейником. Я их увидел… Она даже на суд мой не пришла. А мне дали условку. Два года…
Зато вот Наташу это не остановило.
Но её улыбка и золотые волосы отныне не приносят того утреннего комфорта, потому что я уже просыпаюсь подонком и не могу не испытывать отвращения к самому себе. Хорошо, хоть Кристина и Коля отвлекают меня от этого чувства, и я как можно больше времени провожу с ними и на работе, пытаясь избавиться от ноющего в груди фантома.
Я даже добился всего только ради того, чтоб она узнала… Чтобы охренела и пожалела обо всём, но, естественно, она не жалеет. Она же замужем за одним из самых богатых челов, что учились в нашем универе. Кто бы сомневался…
Когда я взял её номер после того концерта, я выжидал целых две недели, боролся, сопротивлялся. Думал о том, что справлюсь. Но ровным счётом нихрена не помогало. Даже объятия Наташи и её стоны казались чем-то чужим, чем-то не тем. Это сводит с ума хуже любого психического расстройства. Ведь, по сути, десять лет брака стёрлись за одну сраную секунду рядом с ней. Что это? И как мне с этим тягаться? Я просто не знаю, что теперь делать…
Она снова попала прямо в сердце и заледенила его, будто грёбанная Снежная королева…
– Дань… Что такое? Ты стал отдаляться…
– Тебе кажется, – и снова я отнекиваюсь, уходя от разговора. Сейчас я занят домашними делами в гараже. Точнее, всеми силами пытаюсь это продемонстрировать.
– Дело в ней, да? Конечно… Всегда было в ней. Даня, десять лет прошло… Десять лет!
Смотрю на неё и внутри всё болит. Думает, я не знаю, сколько прошло??? Если я, сука, каждый день считал, как параноик.
– Мне нечего тебе сказать…
– Ты… Я думала, что ты забыл… Что отпустил. Не бывает ведь так, Дань. У нас уже двое детей… Я родила тебе!
Она ревёт и не может успокоиться, а я не знаю, куда себя деть.
– Наташ… Она всё равно замужем… Это… Оно выветрится. Нам просто не надо видеться какое-то время…
– Нет, наоборот! Надо показать, насколько ты меня любишь. Вот что надо! А ты ведёшь себя совсем не так!
– Слушай, чё ты от меня хочешь?! Мне высрать то, чего нет? Сколько раз я тебя предупреждал???? И после рождения Кристины тоже! Я говорил давай 50 на 50… Давай жить порознь. А ты что сказала?!
– Понять не могу, как ты так можешь…
– Да, сука, твою мать!
– Мам, пап… – появляется наша дочка на лестнице в гараж.
– Малыш…
– Вы ругаетесь? – спрашивает она, нахмурившись.
– Нет, иди сюда, – зову я её.
– Мам, ты плачешь? – добавляет малышка, насупившись.
– Нет, просто твой отец… Ведёт себя, как… Я ушла…
Варя Фоменко (Ледышка)
По возвращении из отпуска, я сменила номер. Строго приказала Ромке никому его не давать и решилась поехать с Димой на барбекю к Антону Геннадьевичу.
Конечно, этот день не предвещает ничего хорошего, кроме палящего солнца и духоты. Ромка вчера скинул адрес, и я уже заранее знаю, что, скорее всего, мой бывший тоже будет там. Но перспектива счастливо выглядеть рядом с мужем и разбить ему сердце для меня всё же на первом месте.
Мы берём с собой и Игоря. Я не собираюсь делать с собой что-то особенное. Надеваю белую блузу с коротким рукавом и белые брюки палаццо, чтобы на солнце было не так мучительно. Но мы взяли с собой и другие вещи, в том числе, естественно, для купания и каких-то спортивных мероприятий, ведь Антон Геннадьевич любитель подобного.
Когда мы заезжаем туда, первым делом мой взгляд бегло осматривает все машины. Мустанга нет, и я выдыхаю, успокоившись и подумав, что мне повезло. Но знакомый смех сзади заставляет меня обернуться. Рядом носятся двое ребятишек. Точные копии его жены, разве что волосы похожи на отцовские. Кудрявые локоны девочки закрывают всю спину, и я неприятно ёжусь, увидев, как его супруга кидает на меня свой взгляд. Ну, точно же… Это же Наталья Дубровская. Офи-ге-ть. Он всё-таки на ней женился…
– А вот и они, – произносит, откуда не возьмись, Антон Геннадьевич. – Твой неуловимый Дмитрий, дорогуша.
– Здравствуйте, наслышан, – протягивает он руку.
– Роман уже приехал. Как и Даниил со своей семьей, – ехидно улыбается Антон Геннадьевич, пожирая меня глазами. Мне кажется, для него это лишь какая-то игра, где нас переставляют как шахматные фигуры на доске. – Познакомьтесь, Дима.
У меня внутри что-то клинит. Я не ожидала их контакта друг с другом. И, увидев, как рука Дани пожимает руку моего мужа, и как его супруга недоброжелательно на меня смотрит, я погружаюсь в какую-то панику. Меня всю передёргивает. Как же неприятно… Чёрт возьми, я и не думала, что будет достигнут такой эффект.
– Наслышана о Вашей игре, мне так и не удалось это прочувствовать, прямо перед концертом Данилу стало плохо, – говорит она с сожалением, но её голос звучит так гадко и подозрительно. У меня нюх на людей, и она мне не нравится. Тогда я знала о ней лишь то, что она хотела встречаться с Даней, больше ничего. И она сто процентов меня помнит. Я по её лицу вижу. Не знаю, к чему весь этот цирк.
– Очень жаль, – отвечаю я, и Данил внаглую приобнимает меня при всех, наклонившись к уху.
– Не жалей, – звучит его шёпот, и глаза сверкают таким огнём, что я дрожу и дёргаюсь от него в сторону.
– Дмитрий, очень рад встрече, – молвит Даня, взяв супругу за талию.
– Да, я тоже, приятель. Напомни, чем ты занимаешься? – с пренебрежением спрашивает Дима, улыбнувшись. Словно не помнит о нём ничего, но это же не так. Я знаю, что он помнит и про наши отношения, и про всё, что тогда случилось. Только они оба играют в какую-то игру и притворяются, фиг знает для чего.
– У Данила теперь своя риэлтерская фирма, – говорит за него эта Наташа, пожимая руку Диме.
– Что ж… Всё понятно, – молвит он. – Принести тебе вина? А то ты какая-то напряженная. – поворачивается он ко мне.
– Да, можно. Я пока найду Ромку, – говорю я, удаляясь вглубь зала и просверлив Данила осуждающим взглядом.
Красное полусухое оказывается очень вкусным, но я позволяю себе лишь один бокал прежде, чем Антон Геннадьевич пригласит нас на задний двор стрелять из лука. Это конкурс, на который я с радостью согласилась. Что может быть проще, чем переплюнуть кого-то в стрельбе. На расстоянии пятьдесят метров установлено несколько мишеней, и я ехидно ухмыляюсь этому.
– Ну, что же Вы, народ, из всех гостей вышла одна мадам, – парирует Антон Геннадьевич. – Я, пожалуй, присоединюсь. А Вы, Дмитрий?
– Она переплюнет здесь любого, не хочу быть опозоренным, так что, я пасс, – сдаётся он сразу, смеясь и отпивая вино.
– Что ж. Досадно. Даниил Александрович? – смотрит он на него.
– А я попробую. Чем чёрт не шутит, – подходит он ко мне, выбирая место и оружие. – Подвинешься?
Его дьявольская улыбка раздражает до нервного истощения.
– Зачем вызвался? Мог и не идти. Я знаю, ты не умеешь стрелять, – сурово озвучиваю я, готовясь к выстрелу.
– Хотел посмотреть вблизи, как работает профи, – отходит он назад, ухмыльнувшись.
Моя рука аккуратно натягивает тетиву, осанка всегда словно струна в статике, прямая и неподвижная. Одна стрела, вторая, третья, – все попадают по мишеням. Точно в цель. Аплодисменты и восторженные реплики доносятся от остальных гостей. Но я уже привыкла к этому.
Однако не успеваю я обернуться, как Данил принимается стрелять за мной, но находясь при этом немного левее. Первая, вторая стрелы точно в яблочко, рядом с моими, а третья и вовсе пробивает лопасть моей и отскакивает в сторону.
Мой взгляд сначала фокусируется на увиденном, не веря в происходящее, а потом я смотрю на него в полном недоумении. Где он, блин, научился? Ладно, я… У меня отец этим занимался. И меня учил, а он? Обычный мальчишка из Дивного?
– Это ещё как называется?! – спрашиваю я в изумлении, пока все хлопают ему.
Варя Фоменко (Ледышка)
Сердце бьётся в сомнениях. Я прекрасно понимаю, что он стоит там. За дверью. И что он видел меня в белье, что уже просто невероятно странно и дискомфортно. Переодевшись, я беру себя в руки и выглядываю в коридор.
– Что ты хотел? – спрашиваю холодным, расчётливым тоном.
– Поговорить, – выдыхает он, глядя на меня в смятении. И я приоткрываю дверь чуть шире.
– Заходи, – говорю, осмотревшись.
– Я понимаю, как это выглядит, – произносит Даня растерянным голосом, ощущая на себе мой ледяной взгляд. – Ну, вот, ты смотришь на меня, и я забыл, что хотел сказать.
– Мне отвернуться? – спрашиваю я без эмоций.
– Дело не в этом. Ты не понимаешь, как на меня действуешь, – мямлит он, стараясь не смотреть мне в глаза. – Я ощущал и ощущаю вину перед женой. За всё, что было между нами. И я знаю, что нужно прекращать это.
– Так прекрати, – резко перебиваю я его.
– Если бы я мог, я бы давно так и сделал! – парирует он в ответ, потирая ладонями, и всё же смотрит в мои глаза. – Я не могу не думать о тебе.
Он подходит ближе. Дыхание сбивается. Кажется, что температура в помещении достигает максимума.
– Но придётся, Данил, – скупо отвечаю я, ожидая совершенно другого. Он стоит в метре от меня, и мне очень хочется вновь поцеловать его. Та энергетика, которую он мне даёт, разжигает во мне внутренний огонь. Его пальцы касаются моего лица. Нежно, почти неощутимо. Но я успеваю закрыть глаза, думая о том, как ненавижу себя за то, что позволяю ему себя трогать.
– А что если это не просто так, Варь? Что, если мы с тобой… – он подходит в упор и аккуратно проводит кончиком носа по моей щеке, отчего я вся покрылась мурашками. Мягкие губы касаются моей скулы, оставляя обжигающий поцелуй.
– Даня, прекрати, – судорожно произношу я, не в состоянии сдвинуться с места или оттолкнуть его. Всё тело дрожит и превозносится. – Данил…
Он двигается в сторону шеи, бережно сгребая мои волосы в кулак. Я бы не смогла выбраться из его хватки при любом желании. Но, конечно, самым важным является то, что я и не хочу этого вовсе. И в моих фантазиях мы с ним давно делим территорию на этой огромной кровати. Господи, стыдобище…
– Скажи, как мне прекратить это… Как мне… Остановиться, Ледышка, – он придавливает меня за талию к своему телу, ладонями проскальзывая через резинку шорт в область моих ягодиц. – Блядь. Твою мать. – ругается он себе под нос.
Всё моё тело тает от его касаний, а мысли плывут, и я не могу сосредоточиться, чувствуя его тёплые ладони на своей заднице. А ощущение того, что это совершенно неправильно, ещё сильнее сводит меня с ума. Нажимает на спусковой крючок у моего виска.
– Я не знаю, – шепчу я в его губы, обвив крепкие плечи руками. – Не знаю, что делать.
– Я тебя хочу, – абсолютно по-сумасшедшему заявляет он, впиваясь губами в мои, и уже пытается стянуть с меня шорты, как вдруг внезапно в моей голове щёлкает, и я отталкиваю его со всей имеющейся силы.
Грудь тяжело вздымается. Я поправляю одежду, тревожно глядя на него, и прекрасно понимаю, что это полное безрассудство. То, что мы творим, совсем не поведение двух взрослых людей, а скорее, подростковые шалости, причём, тесно переплетающиеся с другими людьми. В ловушке, созданной нами, находятся и наши партнёры. А так нельзя. Это бесчестно и жестоко.
– Ты был прав, нужно держаться подальше, – говорю я, застыв в двух метрах от него и глядя на то, как открывается дверь нашей с Димой комнаты. Меня чуть не хватает удар. Перспектива быть застуканной заставляет меня закашляться.
– Варь, – замирает Дима в дверях с напряжённым оскалом, не сводя глаз с Дани, и я дёргаюсь. Хорошо, что я соображаю на ходу и искусно лгу, но… Он всё равно что-то чувствует. Я ведь не слепая.
– Да, Дим, Данил просто спрашивал про нашего общего знакомого, он перестал выходить на связь, извини, – сочиняю я, как мертвец, но при этом ощущаю, как в кровь поступил бешеный выплеск адреналина.
– М-м-м… Может я знаю этого вашего знакомого, в одном универе ведь учились, – с недоверием спрашивает он, чуть ли не скрипя зубами от напряжения. У Дани тоже играют желваки. Господи, надеюсь, они не раздерутся прямо здесь…
– Нет, ты его не знаешь, он с подготовительных, – добавляю я, пока Даня направляется к двери.
– В общем, раз ты больше ни о чём не знаешь, тогда я оставлю его поиски. Может он просто не желает общаться.
– Да, скорее всего так и есть, – соглашаюсь я с ним, и он кивает, покидая комнату.
Я думаю, что со стороны наше представление точно выглядело, как абсурд. Надеюсь, Дима не начнёт истерику… Я не вынесу этого.
– Всё нормально? Ощущение, что вы не случайно здесь вдвоём оказались, явно не из-за какого-то там знакомого, – с подоплёкой переспрашивает Дима, уставившись на меня. – О чём вы говорили?!
– Ни о чём, и нет, это не так, – вру я, уже будто на автомате.
– Ладно, не связывайся с ним, и я хотел сказать, что Антон Геннадьевич ждёт нас на площадке, и сам хотел переодеться, – психованно лезет он в сумку за вещами.
– Да, конечно, я хочу пить, – я выскакиваю из комнаты, как безумная, и забегаю в туалет, захлопнув за собой дверь и включив воду.
Данил Викторов
Я уже не могу терпеть, блядь. Страсть застилает разум. Член ноет в изнеможении. Мне не терпится трахнуть её, да так, чтобы она не смогла забыть этого. Она лежит подо мной, нетерпеливо стаскивая с меня шорты и футболку, оставляя в одних чёрных боксерах, и сексуально закусывает губу. Ровно так же, как десять лет назад… Блядь, до сих пор это помню. Как Ледышка становилась в моих руках безвольной растекающейся лужицей…
– Теперь ты, – говорю я, залезая ладонью под её футболку и лиф, нащупав грудь. Соски, как твёрдые горошины, перекатываются между пальцами, заставляя её извиваться. Всё ноет от исступления. Она опускает вниз мои шорты, и я чувствую, что вот-вот взорвусь от напряжения.
– Просто трахни меня, я уже не могу, – поторапливает она меня, пытаясь снять с меня последнюю деталь моего гардероба, и трогает через ткань мой до одури возбужденный член. Только от одних этих движений можно кончить, но перспектива погрузиться в Фоменко намного выше всего этого.
Мои пальцы цепляют белое кружево и медленно стягивают вниз, касаясь её кожи как бы невзначай. Я оставляю её перед собой абсолютно голой и невинной, и заворожен её внешним видом. Как когда-то в первый, сука, раз… Я в раю… И в ужасе, потому что мне столько раз это снилось. Снова и снова...
Её припухшие от поцелуев губы раскрываются от испытываемого возбуждения, а глаза блестят в темноте комнаты лунными отблесками перламутра. Я уже это видел… Я уже это делал… Думал, что никогда больше не смогу это ощутить…
Одно только касание моих пальцев взрывает мозг до того, что я рассыпаюсь на частицы, а она очень громко всхлипывает, сводя брови домиком.
И это лишь одно наше секундное взаимодействие. Твою мать… Всё по новой. С Наташей никогда так не было. Почему с ней никогда так не было???
Моя вторая ладонь тут же прикрывает ей рот с целью сделать её тише, и я склоняюсь прямо над ней, достав презерватив из кармана шорт и снимая свои боксеры. В это мгновение чувствую себя хищником на охоте.
Стоит только провести пальцами от пупка вниз по лобку, дразня и нежно переходя ей в пах, она сжимает ноги, блокируя доступ к себе, заставив меня улыбнуться. Я рву упаковку и растягиваю на себе защиту, тяжело дыша и возбужденно глядя на неё.
– Ты такая красивая, Варя, – аккуратно отвожу её колено в сторону и провожу членом по влажной плоти. – Я скучал…
Я не собираюсь спрашивать. Ждать. Ломаться. Одновременно с поцелуем, я делаю это первое движение в неё, выбивающее из меня все внутренности. Почему с ней вот так? Я думал, что это лишь кажется таковым. Что в итоге не будет ничего особенного, что я всё выдумал, но её еле слышимые стоны в моё ухо, тело, ласкающее моё в ответ и эти глаза, в которых можно утонуть, не отпускают.
Я вдруг с ужасом понимаю, что это нихрена не просто секс. Не желание, не похоть, а что-то более ненормальное. Но не может ведь это быть затянувшаяся подростковая влюбленность? Слишком наивно, слишком сложно и до одури глупо.
Выражение моего лица меняется, пока мы смотрим друг на друга. Я реально боюсь того, что к ней чувствую. Столько лет я думал, что иначе и не бывает. Не помнил, забыл, что можно ощущать этот шквал эмоций к одному единственному человеку. Мои движения становятся интенсивнее, а руки бродят по ней, будто за невозможностью найти себе место. Я то сжимаю её бёдра, то ласкаю грудь и обхватываю ладонями тонкую шею, заставляя её выгибаться передо мной как тонкую струну.
Она вдруг резко отталкивает меня, переворачивая на лопатки и усевшись сверху, и отсюда вид на неё ещё прекраснее. Такая хрупкая, но жестокая, и полностью в моих руках. Однако осознавать, что она не моя и никогда не станет моей – ужасно неприятно. Но самым ужасным является то, что глядя на неё я понимаю, что должен был быть её единственным. Во всяком случае, по восприятию моего тела. Осознание этого пиздец как болезненно. Но ничего уже не вернуть назад. У нас обоих семьи.
Однако в этот момент мы с ней будто находимся в другой реальности, где всё это время, границы стёрты. Где нет гравитации, я парю в невесомости. Только рядом с ней… Она столь размашисто двигается на мне, будто раскачивается на волнах безумия. И, вспоминая всю боль между нами, то отвратительное поведение и момент, когда я на самом деле решил, что её отец действительно может помочь мне с деньгами, я чувствую себя идиотом. Не нужно было вообще связываться с её семьёй. Не нужно было портить себе жизнь… Секс пропитан этим переизбытком старых эмоций. Таких разных и таких неправильных. Даже сама наша встреча сто процентов является ошибкой.
Я хорошо помню тот момент, когда она перестала быть для меня скалой, бесчувственным камнем, пустышкой. Когда я доломал её баррикады, заставив обратить на себя внимание. Мою Ледышку всегда было не просто покорить, и я удивлён, что она так легко купилась на деньги Олейника, ведь у её семьи и своих не мало, но, видимо… Богачи, как и грязь, притягиваются…
Я помню эти глаза, в которые сейчас смотрю. Кожу, которой касаюсь. Губы, которые целую. Это ужасный опыт. И сейчас, когда она сидит на мне голая в тёмной комнате, я ощущаю себя как никогда паршиво, но и прекрасно одновременно. В первую очередь, мы с ней обманываем самих себя и друг друга, а уже потом других людей.
Она кончает, сотрясаясь на мне, под натиском моих рук и движений. Доит меня, как сумасшедшая. Я уже и забыл, каково это с ней. Размазало за считанные минуты… Тогда как с Наташей я порой вообще не могу кончить… Опускаю её на себя, чтобы хоть на секунду ощутить, каково это – держать её хрупкое тело в своих объятиях, позабыв обо всём другом… И мы оба сейчас чудовищно неправы. Обманщики, предатели, слабаки. Я хотя бы обозначил перед женой, что ухожу. Я хотя бы сделал это, а она? Она по-прежнему принадлежит ему… Она его жена. Его женщина. Меня от всего этого колотит.
Варя Фоменко (Ледышка)
Когда я прибегаю обратно, все уже сидят за большим столом и распивают вино. Я подсаживаюсь к Диме, который буквально испепеляет меня взглядом. Но то, что творится внутри меня не описать никакими словами. Я просто не понимаю, кому верить… Неужели Даня сказал мне правду???
А что если реально… Всё было так, как он говорит. Господи, остановить бы своё сердце, которое сейчас пытается всеми правдами и неправдами проломить грудную клетку, мчится, как сапсан, не видя перед собой ничего кроме пустоты… И я разбиваюсь вновь и вновь… Я чувствую себя уничтоженной. Словно меня размазало о суровую реальность. И даже сидя, я не чувствую опоры. Меня несёт куда-то… Стирая все мои представления о прошлом… Все мои выстроенные границы… Всё разом. В труху.
– Где ты была? – вопрос звучит так тошнотворно… Потому что я знаю, что виновата и что придётся лгать. Я это понимаю. И мне очень неприятно из-за этого. Я не хочу никого ранить. Однако сейчас во мне преобладают другие чувства. Желание узнать правду. Оно выше той вины внутри.
– Мне стало нехорошо, я выходила после ссоры детей.
– Ссоры детей, что случилось?! Игорь что-то сделал? – сразу же напрягается Дима, и я перехватываю его руку, чтобы успокоить. Он не бьёт его, но бывает с ним груб. А из-за его постоянного отсутствия Игорь принимает любое его наказание очень близко к сердцу. А мне этого совсем не хочется. Мне важно, чтобы они оставались в тёплых отношениях. Ведь Игорюша очень любит отца, как бы там ни было.
– Конечно, нет. Они просто не поделили тарелку на поле. Ничего такого, – отвечаю я. – И я ушла в дом полежать.
– Что ж, понятно. Кажется, Викторовы тоже ушли туда «полежать», – смеётся он. – Их давно нет.
Я чуть не выдаю себя выражением лица, но вовремя отворачиваюсь. Не знаю, на кого было рассчитано подобное заявление, но чувство, словно специально для меня. И внезапно Данил возвращается за стол вместе со своей женой. Ей, вроде бы, стало немного легче, а то ведь она так напилась, что на ногах еле стояла. Я даже не смотрю на них и стараюсь делать вид, что ничего не произошло, но Даня смотрит на меня, не отрывая глаз, и Антон Геннадьевич видит это.
– Дорогая Варвара, как Вам дом? – улыбается он, глядя на меня.
– Большой, – скупо отрезаю я, наливая себе вино.
– Роман рассказал, что у Вас страсть к белому цвету в интерьере, и я выделил Вам самую стильную комнату, – улыбается он, сверля меня глазами. Ромка при этом сидит и рассматривает меня, зажмурившись. Знает ведь мою реакцию. Я вообще не люблю, когда кто-то что-то обо мне рассказывает. Сплетничает… Но сейчас все мои мысли о том инциденте. И я не сержусь на лучшего друга.
– Это было ни к чему, но спасибо, – говорю я очень расстроенно.
После случившегося с Даней у меня скручивает все внутренности. Боль поглощает моё сердце. И думаю, Данил чувствует это. Меня буквально трясёт. Что же это такое… Если это правда… Если правда, значит, мне надо выяснить, что тогда случилось. Мне надо это знать. Спросить у отца… Позвонить и узнать, ведь всё это было связано с его офисом.
Но вот вопрос… Что это изменит? У меня семья… Я же люблю Диму… Люблю? Если бы любила, я бы никогда ему не изменила… Никогда. Так что же это за чувство к Дане… Что прошло десять долгих мучительных лет, а оно никуда не исчезло. Что это за долбанная мания?!
– Наташа, Вы не в духе? – спрашивает у неё Антон Геннадьевич, нахмурившись. Я смотрю на неё, а она бросает на меня ненавистный агрессивный взгляд.
– Извините меня, я выйду, – со слезами говорит она, выбегая из-за стола.
– Мам! – кидаются дети за ней, но Даня останавливает их.
– Кристина, Коля, сидите здесь. Я сам пойду за мамой, – наказывает он им, присев перед ними на колени и обняв. – Всё будет хорошо.
– Почему мама убежала? – спрашивает девочка с грустью.
– Малыш, это я во всём виноват. Но мама сейчас вернётся, – направляется он за ней. – Наташа!
Мне стыдно смотреть на это, но, кроме этого, очень больно. И, помимо прочего, я всё ещё не понимаю, что между нами тогда произошло. Может ли он так подло врать… Чтобы что? Чтобы сломать мой брак? Разрушить семью? Мой Даня… Тот Даня, которого я когда-то безумно любила, способен на это?
– Всё хорошо, родная? – спрашивает меня на ухо Дима, и я вздрагиваю на месте, выдернутая из своих мыслей.
– Да, – смотрю на своё обручальное кольцо.
– Я хотел сделать тебе сюрприз, но ты такая грустная, что мне хочется рассказать сейчас, – шепчет он вдогонку, и я смотрю ему в глаза, полные энтузиазма.
– Ч…Что?
– Хочу предложить тебе переезд в Москву. Ты ведь всегда хотела новые возможности. Мне предложили работу. Постоянное место без разъездов. Как мы всегда и хотели. Отличная зарплата, очень перспективное предложение, – говорит он, и я бледнею ещё сильнее. Чувство, будто он всё это не спроста предложил именно сейчас… Что же произошло? Что он пытается от меня скрыть?
– А когда… когда нужно ответить? – спрашиваю я дрожащим голосом.
– К концу месяца, дорогая. Мне дали время. Мы успеем перевести Игоря в лучшую школу. Всё за счёт конторы. Подумай, любимая, – продолжает он, взяв меня за руку, и нежно целует мою ледяную ладонь.
Варя Фоменко (Ледышка)
После предложения супруга я совсем меняюсь в лице. Данил с Наташей возвращается за стол, он крепко сжимает её руку, но на её лице столько боли и ненависти, что я ощущаю её даже через три метра расстояния. Но и во взгляде Дани я вижу какое-то отчаяние… Его глаза словно кричат мне, что он не врал. Надеюсь, он ничего ей не рассказал о нас.
– Дмитрий, насчёт нашего разговора, перезвоните мне в сентябре, и мы обсудим, – молвит Антон Геннадьевич, и Дима неоднозначно кивает, словно пытаясь замять лишние вопросы. Но я не стану спрашивать при всех, просто молча беру на ус. Тем более, я всё ещё обдумываю слова Димы о Москве. И есть ли у него причины увозить меня так далеко… Точно ли просто так, из-за того, что я давно хотела?
Ромка ухаживает за какой-то девушкой, но периодически смотрит в мою сторону, пытаясь при этом поймать мой взгляд. Однако, мне стыдно, и мои глаза бегают. Я, всё же, хочу рассказать ему о случившемся чуть позже.
Мы с Димой направляемся спать в районе двенадцати часов ночи. Но, когда он начинает меня целовать, я вдруг отстраняюсь, с ужасом понимая, что мне противно. Я не могу делать этого. И, вместо чувства вины, у меня появляется жалость к себе. Из глаз льются чёртовы слёзы.
– Что случилось? Варь… – он так напрягается, потому что давно не видел, чтобы я плакала. От того в глазах появляется паника. – Это как-то связано с ним???
– Ничего. Извини меня, – прерываю я свою реакцию, смахнув скупые слёзы. – Этого больше не повторится. И с ним это никак не связано.
– Варя, я же вижу что-то не так.
– Просто обними меня, Дима. Мне это нужно, – прижимаюсь я к нему в отчаянии в надежде почувствовать к нему что-то большее, чем уважение и привычку, но нет. Этого не появляется.
Он обнимает меня, а я прекрасно понимаю, что не готова на секс с ним. И ещё я постоянно вспоминаю Данины слова. Дима не настаивает, но гладит меня по голове.
– Варь, ты просто устала… Просто напряглась сегодня. Мы с тобой десять лет вместе… Мы знаем друг друга от и до… Малышка моя. Девочка…
От его слов я засыпаю, пытаясь не думать о тревоге, что заполняет моё сердце.
Утром мы очень быстро собираемся, Дима настаивает под предлогом того, что я приболела, он увозит меня оттуда, пока Викторовы ещё спят… А я думаю, что это к лучшему. Возможно, нам стоит прекратить всё сейчас, пока это не вылилось во что-то ужасное.
В дороге Ромка присылает мне сообщение.
– Потерял тебя. Спрашивал новый номер (Р)
– Не смей давать его. (В)
– Но он предлагал миллион долларов, я не мог отказать (Р)
– Заткнись (В)
– А вообще, мне жаль его. Позвони, как будешь дома (Р)
Я знаю, что мне нужно будет поговорить с ним. Только Рома может дать совет и выслушать, не осуждая. Возможно, я, наконец, готова признать нашу дружбу. Дима, слава Богу, не мучает меня предположениями и расспросами. Он будто видит, что я не готова к большему. Я и так показала ему новые эмоции, что уже необычно и интимно для такой, как я.
И я всё сильнее понимаю, что становлюсь слабее и мягче из-за Данила.
Когда мы приезжаем домой, я провожу время с сыном. Мы решаем вдвоём съездить в парк. И уже там Игорь вдруг спрашивает меня о том, чего я совсем не ожидаю.
– Если вы с папой решите переехать, меня никто спрашивать не станет, да? – звучит детский, но твёрдый голосок.
– Почему ты так решил? И про переезд… почему ты спрашиваешь? – задаю я вопрос, опасаясь, что Дима уже готовил ребёнка к этому.
– Я услышал ваш разговор вчера за столом, – отвечает он честно, опустив глаза.
– Слушай, Игорюш. Ещё не всё решено. Я не давала однозначного ответа. Пока мы думаем, – искренне отвечаю я, ведь и сама не готова к этому.
– Ладно. Но ты скажешь мне заранее? Знай, что я не хочу прощаться с друзьями, – отвечает он, убегая в сторону турникета.
– Я знаю, сын, я знаю, – соглашаюсь я, задумавшись, и решаюсь позвонить Ромке.
Он берёт трубку сразу же и уже находится дома.
– Может, стоит встретиться и поговорить лично, раз всё так серьёзно, – предлагает Ромка в ответ.
– Я с сыном и не могу, он и так услышал лишнее, – говорю я, отстранившись подальше.
– Лишнее? Что случилось? – удивляется он в ответ.
– Дима предлагает переехать в Москву, – коротко сообщаю я, зная наперёд, что он не одобрит моё такое решение.
– В Москву?! Ты с ума сошла?! Естественно, нет! Ты подумала о Даниле?! – спрашивает он в истерике.
– Не притворяйся, Данил здесь не при чём, речь об оркестре и я понимаю, – отрезаю я в ответ.
– Да, об оркестре, милочка. Плевать мне на твоего кудрявого, но выглядел он и вправду печально, – признаётся Ромка. – Я не отпущу тебя. Без тебя мы – одна звезда и десять неудачников. Так не пойдёт.
– Ну, естественно, – смеюсь я в ответ. – Я и сама не хочу уезжать, поверь.
– Но дело в… – произносит он, останавливаясь.
Варя Фоменко (Ледышка)
– Я удаляюсь. Говорил же «верну тебя в надёжные руки», – машет мне Ромка, ретируясь от нас и достав телефон.
Я не знаю, куда себя деть. Глаза метаются по бару в немой истерике.
– Ты так быстро уехала утром, я даже не успел тебе сказать, – молвит Даня ласковым тоном, будто боясь меня спугнуть. Но я уже… Очень боюсь. – Я сказал Наташе, что не могу быть с ней. Но я не говорил о тебе, можешь не волноваться. Я просто подал на развод.
Он видит моё испуганное лицо, но всё равно продолжает говорить.
– Варь… Прошу, поговори со мной. Просто я не хочу быть лжецом. С момента, как я увидел тебя, я понял, что у нас с тобой что-то не завершилось. Оно замерло на месте, и мы не дали этому шанс. Но я всё ещё чувствую к тебе. Очень много… И неужели ты не понимаешь, что нас обманули…
– Данил… зачем ты мне это говоришь? У нас не будет продолжения. И я не брошу мужа только из-за ночи, которая была ошибкой, – очень болезненно отвечаю я, сдавливая в горле ком. – То, что случилось… Оно ведь в прошлом…
– Но мы не были… ошибкой. И в глубине души ты это знаешь. Ты такая умная. Такая сильная. И давишь это внутри, словно не понимая истинного смысла жизни, – молвит он с горечью.
Его глаза полны надежды, и он попытается коснуться моей руки.
– И в чём он, просвети, – одёргиваю её с остервенением, глядя в его зелёные глаза. Не знаю, почему, но я не могу полноценно поверить в сказанное. Я пока ещё ничего не понимаю…
– В том, чтобы чувствовать. Посмотреть на свою жизнь через двадцать лет и сказать – я чувствовала. Любила, ревновала, ненавидела, жила по-настоящему. А не вскользь. Пытаясь забыть кого-то, – отвечает он, пересаживаясь на мой диван, заставив меня отодвинуться к стене вплотную.
– Ты что совсем не любил свою жену, раз так говоришь? – спрашиваю я с комом в горле.
– Тебе правду сказать? Когда мы с Нат поженились, она была беременна. И я не хотел этого… Но хотел ребёнка. Очень хотел, и она приняла это. Это тоже было любовью… Стало со временем… Но это и на десять процентов не похоже на настоящую любовь. На то, что я сейчас ощущаю. К тебе… – признаётся он, будто с болью в сердце. У него такие глаза… Я в них реально тону.
– Может, ты просто хочешь потрахаться, откуда я могу знать, – прерываю я его очередной грубостью. Сама не знаю, зачем. Проверяю? Быть может… Его щёки пылают, а глаза, которые были наполнены теплом ко мне в момент становятся стеклянными от этих слов.
– Я бросаю семью и сижу здесь, выжидая тебя, выпрашивая какого-то чувака вытащить тебя в бар в соседнем городе. Ты думаешь так делают, потому что просто хотят потрахаться? В чём проблема сделать это с кем угодно, кроме тебя? Думаешь, я обделён женским вниманием? Почему я не могу делать это с женой, Варь?! Да потому что я, блин, влюблён в тебя, неужели ты не понимаешь?! – срывается он с тяжёлым дыханием. Его так сильно трясёт, что я и сама дрожу месте с ним.
Он вдруг вцепляется в мою руку.
– Уходи от него. Скажи, что уйдёшь, я прошу тебя, – подносит он мою ладонь к губам. Он реально рассчитывает на это? Думал, я решусь и выберу его?
У меня внутри очень много всего. Особенно, осознание того, что своим выбором я сломаю две семьи. Сделаю несчастными троих детей. И я ощущаю к нему так много, но сказать ему об этом – значит, раз и навсегда задурить ему голову ложными надеждами.
– Данил. Всё кончено. Тебе нужно забыть. Твоя жена любит тебя. Это просто кризис. Я слышала про такое. Это пройдёт, – говорю я, загоняя его в петлю.
– Варь… Это жестоко, – прерывает он меня, пытаясь понять, что на самом деле происходит. – Скажи правду. Ты же понимаешь, что мы были… Мы с тобой были когда-то. И всё ещё есть. И нас просто разорвали… Я клянусь тебе, что я никогда не был с тобой из-за денег. Никогда этого не было. Почему ты не веришь мне???
– Потому что я не понимаю, о чём ты, кому это нужно??? – категорично выпаливаю я, скрестив на груди руки, словно пытаясь скрыть свою душу от него. – Ты что-то придумал. То, чего нет и не было. Не втягивай меня в это… Я ещё не поговорила с отцом…
– Да ну… Серьёзно? Значит, придумал? – нервно спрашивает он, коснувшись моего лица кончиками пальцев. И меня словно током бьёт в эту же секунду.
– Да, – подтверждаю я, отвернувшись от него. Внутри ураган. Не могу даже прямо сидеть. Меня потряхивает из стороны в сторону. Как флюгер на ветру.
– Варь. Если я сейчас выйду отсюда один, то это конец. Для нас с тобой это всё, – ставит он вопрос ребром. И его голос такой серьёзный… Что мне страшно, но я всё равно стою на своём.
– И это будет правильно, – убийственно гляжу я на него. Но мои глаза… Они словно кричат ему – не смей уходить… Только попробуй. Рискни…
– Варя, которую я знал, никогда не была правильной. Никогда не была трусихой. И не боялась говорить, что думает, – отрезает он, нервно сжимая челюсть. Он злится на меня за то, что я снова не могу открыться ему по-настоящему.
– И это привело её к тому, что она осталась в неведении, пока человек, которого она любила, пошёл на преступление вместо того, чтобы поговорить с ней и объяснить хоть что-то, это было подло, – выпаливаю я, не жалея его.
– Это не было преступлением, это было предложением твоего отца. Но я не мог тебе этого рассказать. Мне нужны были деньги. Ты знаешь, что было тогда с моим отцом… И я поступил глупо, думая, что мне помогут. По-идиотски, знаю. Я сломал нам обоим жизнь. Но ты ведь знаешь, что нравилась мне. Даже больше, чем нравилась, – обреченно выдыхает он. – Ты помнишь всё, что было… Ты точно это помнишь, как и я! Я помню, как ты смотрела… Как ты целовала. Нихрена не изменилось, Варь… Оно всё ещё моё. – указывает он на моё сердце. А мне так плохо от его слов, что я срываюсь на крик.
Варя Фоменко (Ледышка)
Даня бросает на стол десять тысяч, поверх стоимости всего, что было выпито, и выносит меня оттуда практически на руках. Компании там шумные, и никто даже не обращает внимания на такое непристойное поведение. Усевшись в чёрный мустанг, мы с ним начинаем движение. Сначала едем молча, просто периодически разглядывая друг друга в темноте салона, освещённого только лунным свечением.
– Куда мы? – спрашиваю, растерянно глядя на то, как мы съезжаем с основной дороги на грунтовку.
– Ты не забыла, кто я? – усмехается он в ответ.
– Засранец? – приподнимаю я брови со стеклянным взглядом, а он заливисто смеётся, услышав это.
– И это тоже, конечно. Но я – риэлтор, Варь, – бренчит он ключами.
– Я думала, в Анапе, – удивляюсь я.
– Во всех ближайших городках, – поправляет он меня.
– Но мне нужно будет вернуться домой, – сообщаю я с тревогой.
– Я понимаю. Я отвезу тебя, как только ты скажешь, – отвечает он. – Но пообещай поговорить с ним.
– Поговорю, – соглашаюсь я, слыша, как он гасит мотор.
Я отрываю от него свой завороженный взгляд, и вижу перед собой такую красоту. Маленький домик на озере. Совершенно в глуши. Огромная купель во дворе с горячим паром. Вокруг горят тёплые жёлтые огоньки. На небе уже появляются звезды. На часах 22:26. И я, как когда-то во снах… Рядом со своей первой настоящей любовью. Наедине…
– Нравится? – спрашивает он, когда я с горящими глазами подхожу ближе. Он уже видел этот взгляд. Это неподдельное удивление. Мы уже когда-то были в похожем месте…
– Тёплая, – провожу я рукой по воде.
– Полезешь внутрь? – улыбается он, глядя на меня своей волшебной улыбкой. Ох уже эти зелёные омуты… Они сводят меня с ума. Мне точно не жить…
– Полезу, – киваю я, удивив его, и принимаюсь раздеваться прямо там. Брюки и блуза буквально сразу оказываются на ближайшей деревянной лавке. – Как давно ты снял его?
– Я хотел ночевать здесь. Даже без тебя. А снял я его только сегодня, хоть и видел его раньше, – он стаскивает с себя джинсы и смотрит на меня. А я стою в белье… – Раздевайся полностью.
– Полностью? – переспрашиваю я, перебирая ноги.
– Здесь всё чистое. Вода новая, сегодняшняя, работает от электрообогрева. Я лично её набирал. Раздевайся, – настаивает он, глядя на то, как я послушно избавляюсь от последних деталей одежды. Кружевное чёрное белье убрано прочь, и я собираю волосы в высокую шишку на голове. Моё тело в свете луны и маленьких уличных фонариков выглядит достаточно хорошо, уверена. Мне нечего стесняться. Я ступаю на деревянные ступеньки, и погружаюсь в тёплую, приятную воду, примкнув спиной к бортику.
Даня снимает боксёры, и я вижу, как отскакивает его эрегированный член, высвобождаясь от тесной ткани. Эта мощная махина увесисто покачивается в воздухе и я, не прерываясь, смотрю на неё. Мои чёрные глаза мысленно стоят перед ним на коленях. Во всяком случае я думаю об этом… И у меня между ног всё горит.
– Что мы будем делать? – дрожит мой голос, когда он придвигается ко мне вплотную и усаживает на свои ноги.
Его руки нежно проводят по моему позвоночнику, а затем направляются погладить меня спереди. И он считает мои рёбра тактильно. Прощупывает каждую деталь. Мои тонкие плечи. Густые смолистые волосы, собранные наверху. Соски…
– Ты – самая красивая женщина на свете. Богиня. Я так жалею, что не нашёл тебя раньше, – выдыхает он, и я вдруг перебиваю его.
– Ты сказал Антону Геннадьевичу про то, что я выбрала другого, – отчеканиваю я, чувствуя, как он расслабляет хватку, уставившись на меня. – Откуда ты знал? Ты что следил за мной?
– Первый месяц. Когда я был на условке, я вас видел… С Олейником, – нервно смеётся Даня.
– В смысле? Я не была с ним в первый месяц… Я долго с ним не была… Целый год он просто был моим плечом… Мои утешением. Другом. Что ты говоришь??? – спрашиваю я в шоке.
– Я видел вас, Варь. Собственными глазами, он целовал тебя, – уверяет он меня с пренебрежением в голосе, и тут я вспоминаю тот странный момент, когда Дима ни с того, ни с сего поцеловал меня прямо в губы, хотя я была явно не готова к этому… Но он сразу же принялся извиняться, и я забыла этот инцидент…
– Но между нами почти ничего не было, – опровергаю я, опустив взгляд. – Он раз поцеловал меня, и я растерялась, но потом сразу оттолкнула.
– Я тогда сразу же ушёл. У меня внутри всё перевернулось. И он начал выкладывать посты в сеть, мол у него появилась любимая девушка. Но имени не называл… Не знаю, помнишь ли ты, видела ли… Но я сразу подумал о тебе. Проклинал всё, мне было хреново, Варь, – с пустотой в голосе отвечает Даня. – Я думал, ты выбрала его…
– Я не выбирала его, я мучилась, – резко отвечаю я, положив ладони на его грудь. – Моим первым был ты. Мне после тебя было так плохо. Я долго не могла ни на что решиться. После нашей с тобой истории… Год никого не подпускала…
– Понятно, – с грустью произносит он. – Я столько раз представлял, что бы было, если бы всего этого не случилось. Если бы мы с тобой могли быть вместе. Без лжи. Без боли. Без всего этого… И я так хотел быть с тобой, что забыл, как и когда отпустил.