Прощая себя

Она стояла напротив разбитого зеркала, босыми ногами ощущая покалывание от впившихся осколков стекла. Кто-то звонил в дверью Но она не могла ее открыть. Но как оказалось, она не была заперта.

— Что ты наделала? — спросил друг, обнаруживший её в таком состоянии.

— Тебе нужно в больницу!

— Не нужно, я справлюсь сама!

— Но твои ноги!

Виктория отмахнулась от попыток друга ей помочь и, не обращая внимания на боль, пошла к своей кровати.

— Если хочешь помочь, возьми пинцет и помоги мне вытащить их. В больницу я не поеду.

— Но раны глубокие, возможно, придётся их зашивать!

— Не нужно! Перекисью зальём, бинт намотаем — и нормально! До свадьбы заживёт!

Павел даже улыбнулся от последних слов Вики, зная, что кто-кто, а она уж точно не торопится замуж. Ей и так неплохо жилось одной.

— Так расскажешь всё‑таки, за что ты так с зеркалом? — спросил Паша после того, как закончил «спасательную операцию» на ногах Вики и теперь принялся убирать разбросанные на полу осколки.

Паша был замечательным другом. Он всегда чувствовал, когда Вика нуждалась в нём, и тут же незамедлительно приходил. Многие считали, что их связывает что-то большее, чем просто дружба, но любовь совершенно не имела для них значения. Они были друг другу словно брат и сестра, и ничего большего.

— Присядь.

Вика похлопала по кровати, приглашая Пашу присесть рядом, — так ей было проще разговаривать с ним. Она долго молчала, думая, как начать разговор, и, когда подобрала нужные слова, начала свой рассказ.

Всё началось ещё с раннего детства. Не раз она слышала о том, какая она «не такая».

«Слишком худая».

«Слишком бледная».

«Лицо какое-то невыразительное».

«Чё руки такие волосатые, ты что, йети?»

«Голос тихий! Ты можешь говорить громче? Хватит бубнить себе под нос!»

«Почему ты молчишь? Язык проглотила?»

«Ты, наверное, всё рассказываешь своей мамочке? Как можно с тобой дружить. Тихоня». «Ну ты и мышь».

Она слушала это в свой адрес раз за разом от людей, которые её окружали. Её всегда упрекали в чём-то. Даже в собственной семье всегда были недовольны ею.

«Недостаточно хорошо учишься».

«Недостаточно успешна».

«Ничего не можешь».

«Слабая, бесхребетная».

«Нытик».

«Истеричка».

Живя с этими мыслями с самого детства, она неустанно верила в них. Если случалось, что она каким-то образом слышала похвалу или комплимент в свой адрес, то это значило, что над ней просто подшучивают. Она считала именно так. Чем взрослее она становилась, тем больше рос этот ком. Каждый раз, когда она подходила к зеркалу, ей хотелось побыстрее от него уйти, потому что она не любила того человека, который предстал перед ней по ту сторону.

Виктория погрузилась в воспоминания и на некоторое время прервала свой рассказ. Паша ждал, когда она продолжит, но она просто сидела, молча, смотря в одну точку.

— Ты поэтому разбила зеркало? Что, с тех самых пор ты так сильно не любишь себя, и до сих пор ничего не изменилось?

Девушка глубоко вздохнула и продолжила свой рассказ. Родители от неё всегда что-то требовали. Они чётко с самого её детства запланировали её будущее, и она жила по этому плану каждую минуту и живёт до сих пор. Они всегда упрекали её, приводя в пример более успешных друзей, спрашивая, почему же она так не может. Почему она так глупа и ни на что не способна. И чем сильнее её обвиняли в чём-то, тем сильнее она разочаровывалась в себе. Она не справлялась с возложенными на её плечи ожиданиями и раз за разом доказывала родителям, что они были правы. У неё ничего не получалось хорошо.

— Я тебе денег даю, а ты даже нормально экзамены сдать не можешь. Тупорылая. Ничего из тебя не выйдет, — сказал ей как-то отец, когда она уже поступила в университет.

Она ещё не раз услышит от него эти слова. А каждый раз перед экзаменами ей будет звонить мама со словами: «Не дай бог ты сдашь на три, отец тебя убьёт».

Она уже ненавидела этот университет и эту учёбу. Она знала, что если не сдаст, лишится половины стипендии, а это значит — придётся снова брать денег у родителей и выслушивать очередные упрёки отца. Конечно, она могла устроиться на работу, но каждый раз, когда она об этом заикалась, она слышала обвинения в свой адрес о том, что она не справится с работой и учёбой одновременно. Она же всё‑таки ни на что не способна.

«Не дай бог ты вылетишь из университета, отец тебя убьёт. Поэтому даже не вздумай никуда устроиться».

Слова родителей оказывали на Вику огромное влияние. Она действительно начинала верить, что, раз она такая никчёмная, она не сможет ничего сделать, и мысли о работе постепенно рассеивались.

Она продолжала рассказывать о своей жизни, а Паша продолжал слушать. Ему казалось, что человека, сидящего перед ним, он видит впервые. Он знал её с первого курса университета — уже семь лет — и впервые узнал эту её сторону. Были ли они такими близкими друзьями, как он думал?

Он вспомнил, как они ещё учились на первом курсе, и преподаватель спросила, не родственники ли они, так как чем-то похожи внешне. Виктория тогда улыбнулась и сказала, что он — её потерянный близнец. Преподаватель на секунду задумалась, а когда поняла, что Вика над ней подшучивает, улыбнулась ей в ответ.

— Тогда бы вы могли стать парой. Вы бы хорошо смотрелись вместе.

Они тогда посмеялись, а позже действительно начали общаться, но не в том смысле, в каком хотела их преподаватель. Они стали хорошими друзьями. Они даже заключили шуточный договор о том, что если не поженятся до тридцати, то поженятся друг на друге, чтобы не встречать старость в одиночестве. Вика тогда казалась ему весёлой и общительной девушкой, и он даже представить не мог, что внутри неё скрываются такие тараканы.

Вика уже закончила рассказ и пошла на кухню, чтобы сделать им кофе. Паша отговаривал её, понимая, как больно её ногам, но она сказала, что уже всё нормально и ноги почти не болят. И когда она удалилась, он остался переваривать рассказанное ею. Хоть сейчас она и находилась в другой комнате, она продолжала: