Анна
- Ну, давай рассказывай! Я прямо горю от нетерпения! - Лера наполнила бокалы шампанским и, чокнувшись своим о мой, стоящий на столе, отхлебнула, с интересом разглядывая меня.
Я пожала плечами. Что рассказывать-то? О самом нелепом свидании в моей жизни?
- Лер, если честно, рассказывать особо нечего. Из нормального там было только поездка от моего дома к ресторану. Он обсуждал по телефону агитационный баннер со своей помощницей, а я пялилась на огни вечерней Москвы и предвкушала будущее удовольствие.
- Получила удовольствие?
- Нет. В ресторане к нему поминутно подходили какие-то люди. Кто-то что-то просил, кто-то за автографом, кто-то благодарил за какие-то блага.
- И? Впечатлилась ужином с известным политиком?
- Я впечатлилась бы гораздо больше, если бы удалось просто пообщаться, понять, что за человек, какой он внутри, в душе...
- Вот сегодня и поговорите! Что еще делать в театре? - Лера рассмеялась.
Одинцов Сергей Васильевич, кандидат в депутаты Государственной Думы, и я, Мерцалова Анна Сергеевна, познакомились две недели назад. И знакомство было, как мне кажется, совершенно не в депутатском стиле! Ну, где это видано, чтобы такой человек и вдруг обратил внимание на женщину, идущую по тротуару, вышел из своего кандидатского кортежа и по-пацански подкатил с глупой фразой о том, что сражен наповал моей нереальной красотой?
Пока я думала, Лера, как бы, споря со мной, рассуждала:
- А, впрочем, у таких людей, как Сергей Васильевич, на другие подкаты элементарно нет времени. Да и, наверное, с его-то внешностью и деньгами, бабы сами вешаются. Вот и отвык мужик проявлять интерес красиво! А ты бы, Аня, радовалась!
- Чему? - и правда, чему радоваться, если от Мерцаловой Анны, красивой, надо признать, бабы, сравнительно нестарой еще и умеющей заработать на кусок хлеба с маслом и тонким слоем икры, осталась только оболочка, работающая, покупающая шмотки, заботящаяся о сыне... А у этой оболочки давно уже нет ни желания, ни возможности чувствовать...
- Тому! Сколько можно одной жить? Ты после Макса своего вообще с мужиком спала?
- К сожалению, с мужиком я спала в последний раз еще до Макса. А вот с Максом, это как вместо кофе цикорий заваривать - он хоть чем-то и напоминает, только чем именно, вспомнить не могу.
- Опять Свята своего вспомнила! Давно пора из головы его выкинуть! Забыть и никогда не вспоминать!
- Не вспоминать? А Гришка? Живое напоминание мне... Но ты права! Об этой сволочи лучше на ночь не вспоминать - кошмары замучают! Наливай!
Свят
Меня, конечно, немного удивило, когда примерный семьянин Игорек после совместно выпитых двух бутылок Радуловского коньяка предложил позвонить бл.дям и вызвать одну из них ко мне, но пьяный мозг тут же нашел логичное объяснение - кто из нас хотя бы разок не сходил налево в жизни? Вот и Игорек, видно, тоже похаживает по-тихому. Это было, конечно, мерзко, но с другой стороны, в какой-то степени у меня самого рыльце в пушку, как говорится! Коньяк смягчил эмоции, малость раззадорил соскучившийся за долгие месяцы без бабы организм и ответил моим голосом:
- А зва-ани! И побыстрее чтоб!
Сервис меня приятно удивил! Мы еще не успели откупорить третью бутылку, неплохо прошерстив хозяйские запасы, а Игорю уже позвонили, сказав, что девушка прибыла и нужно впустить её в квартиру.
- Это что за бал-маскарад? Я такое… н-не заказывал! – икая и с трудом подтягивая обратно спущенные в ожидании заказанной проститутки до колен штаны, я еле шевелил непослушным после выпитого коньяка языком.
- Сегодня у нас в агентстве акция – все девушки приезжают на вызов в масках, - она говорила как-то странно полушепотом, то ли изображая таким образом томность и чувственность, то ли потеряв голос с предыдущим клиентом. Медицинская маска смотрелась, прямо скажем, нелепо на вызывающе раскрашенном лице в обрамлении копны спутанных каштановых волос.
- А че ты больная какая-то? Мне еще заразы не хватало! – пытался сфокусироваться на ней и понять, хочу сейчас эту девку или лучше просто лечь спать и отменить заказ.
- Я не больна. А вы решайтесь скорее, будете… реализовывать свои желания или нет, - нагло заявила она.
- Да, собсвенно, пофиг! Давай, раздевайся! Только, п-пожалуй, масочку не снимай. Так даже круче...
... Уже потом, трахая податливое тело и слушая притворные стоны, я поймал пьяным взглядом маленькую родинку, расположенную под ее левой лопаткой. У той моей женщины, имя которой нельзя произносить вслух, тоже есть родинка. Немного выше и чуть меньше размером... Коньяк и отсутствие секса на протяжении долгого времени сделали свое дело - мне отчетливо представилось, что это она сейчас стоит передо мной на коленях, уперев голову в подушку! Волосы у нее, у той, которую не смог забыть, светлее, но... это ведь ничего... бабы они часто экспериментируют с цветом своих волос. Можно придумать, что она просто покрасилась...
Градус удовольствия тут же повысился в сотню раз. И секс с проституткой, наконец, начал приносить удовольствие и мне самому. И, ускорившись до искр из глаз, впиваясь пальцами в бедра и кусая ее плечи, я рычал ей на ухо то самое имя...
Свят
Я думал, что в тюрьме меня научили держать в руках собственные эмоции. А еще мне казалось, что за столько лет чувства к ней, к этой стерве, перегорели, утихли. Да, не исчезли совсем - думать так было бы враньем самому себе. Не исчезли, к сожалению, но стали на порядок меньше.
Я так думал. А оказалось, что них.ра не исчезли! Эти долбанные чувства так оглушали, так ослепляли сейчас, что в ушах гудело и тело превратилось в сжатую пружину - вот только отпусти, и конец этому мужику! Качнулся в их сторону, тень метнулась по стриженному газону. Он труханул. Мне пришлось обнять дерево плотнее. Сука! Какого хрена я стою здесь? Чего не пришел утром? Я ж, вроде бы, по делу к ней! Так разве такими делами ночью занимаются? Ночью занимаются совсем другими делами... Не удержался. Как только узнал, что она здесь, рядом, в поселке живет, сорвался и чуть ли не бегом под окна поперся! Идиот! И недолго простоял - она с гулянки явилась. И не одна.
Судя по разговору, у них только-только всё начиналось. Но что это мне дает? Разве есть у меня право вмешиваться в ее жизнь? Я, после того, что сделал, не имею права даже смотреть в ее сторону! Даже ходить по одной с нею улице! И набить морду этому ушлому мудаку права не имею... Сколько их могло быть у нее за эти восемь лет? Сколько их было за эти восемь лет? А Максик где? Дружок мой закадычный? Рога ему наставляет или развелась? Сучка!
Привычная неоправданная злоба к ней, взлелеянная за восемь лет, проведенных в тюрьме, поднялась откуда-то из подсознания, ударила в солнечное сплетение и горечью отозвалась во рту... А нет, это я щеку до крови прокусил всего лишь! Если бы она только знала правду! Если бы знала!
Как зовут этого "кандидата" интересно? Пробить бы его, поинтересоваться, кто он! Попытался оборвать себя - нах.ра он мне сдался! Но знал, как ни противился сам себе, что все равно наведу справки, не смогу удержаться!
"На чай" она его звать отказалась, хоть, я это знал наверняка, никакого сына в доме быть не могло - Гришка сейчас находился на базе у Антона. Неподалеку от крыльца, буквально рядом с моим "укрытием" он полез к ней целоваться. Это было выдержать сложнее всего - его лапы сжимали тоненькую талию, гладили плечи... Ее волосы рассыпались по плечам. В шикарном платье и его пиджаке, накинутом сверху... На высоченных каблуках... Конечно, было темно. Но мне сейчас казалось, что она стала еще красивее, чем была тогда...
Нельзя было приходить, Мерцалов! Это - как соль на рану сыпать! Зажмурился, чтобы не видеть, чтобы не выйти из укрытия и не накостылять этому вылизанному придурку! Посмотрим, что ты за "кандидат"! Они попрощались. Он отправился к машине, где, судя по огоньку сигареты, находился водитель. Она, прошагала к дому, сделала вид, что отпирает и, когда машина, нагло посигналив на спящей улице, уехала, вдруг не пошла в дом, а села в своем шикарном платье прямо на верхнюю ступеньку крыльца. Все такая же - утонченная и потрясающая, и при этом удивительно непосредственная... Ни на кого непохожая... Невозможная...
Скрываться больше смысла не было. Утром приходить тоже нереально - я до утра не дотяну просто, загнусь от желания увидеть ее близко! И я шагнул в ее сторону из-за дерева...
Анна.
- Давай-давай, выходи из тени, наблюдатель! - скомандовала я воришке, или кто это там за деревом стоял. - Иди, отведай моей пули!
Конечно, я немного преувеличивала - никакого пистолета у меня и в помине не было. А вот перцовый баллончик, сейчас нащупанный в сумочке и практически вытащенный наружу, имелся! И я умела им пользоваться! И делала это в совершенстве!
- Для этого совсем необязательно звать меня ближе... Пуля и здесь достанет.
Баллончик выпал из ставших непослушными пальцев обратно в сумку, затылок прострелило болью, а в легких моментально закончился кислород. И я пыталась, пыталась вдохнуть, втянуть в себя воздух, но не получалось почему-то! Словно спазмом дыхательные пути перекрыло! В голове толчками крови - его имя! Единственная спасительная мысль - домой уйти нужно! Домой! Там я смогу и дышать, и думать, и жить дальше! И гордость свою спасти смогу! Уже однажды растоптанную им!
Но сильной я могу быть со всем миром - с Гришей, с коллегами, с клиентами, с подругами... Только не с ним! С ним я слабая и безвольная! Я даже уйти не могу! Наоборот, так и тянет, подойти к нему, увидеть его с самого близкого расстояния! Боже мой! Свят здесь рядом!
Я вскакиваю со ступеньки и делаю шаг в его сторону. Немного отпускает - судорожно втягиваю воздух! Но в ногах появляется какая-то слабость... Так со мной всегда было в его присутствии. А когда он касался... Стой, идиотка! Стой! Вспомни, как он с твоей подругой на твоих глазах обнимался! Вспомни, как сказал, что всегда любил только ее! Рука, которую я так и не достала из сумочки, нащупала баллончик. И я достала его. И даже выставила в его сторону.
- Я думала, здесь всего лишь воришка, ну, или хотя бы насильник какой-нибудь, а здесь - подлец, мерзавец и предатель! Три в одном! Мерцалов, это - частная территория. И я, как хозяйка, запрещаю тебе заходить на мою землю! Вон! Иначе приговор будет приведен в действие.
- А ты все такая же ненормальная, да, Мерцалова? Или ты Николаевой стала по последнему мужу? Неадекватная... Я к тебе по делу...
По делу! А говорит так, будто одолжение мне делает! Замечание о фамилии игнорирую.
Свят. Флэшбек
- Расскажи мне, Макс, где ты умудрился оторвать такую девчонку? И, самое главное, как уговорил эту королеву прийти с тобой в клуб?
Макс бросает взгляд, полный обожания, в сторону танцпола. Я бросаю тоже. И я совершенно не уверен, что мой взгляд сейчас хоть чем-то отличается от его! Потому что девочка просто невероятная! Безумно красивая - блондинка с волосами до бедер, с ангельским личиком, высокая, очень стройная, с длиннющими ногами! Словно с обложки журнала сошла! Да таких и на обложках нечасто встретишь! И при этом - умный взгляд темно-синих глаз, осанка, как у царицы, гордый изгиб бровей. Поведет своей черной изогнутой бровью и меня в дрожь бросает! Невозможная девочка!
- Э-э, Свят, ты не пялься давай! Она со мной пришла! Вон на Ленку свою смотри! - Максим ревниво толкает в плечо.
Смотрю.
Лена тоже красивая. Кудрявая. Грациозная, как кошечка. Смотрит томно, словно намекает на то, что будет ночью. Впрочем, это - ее фирменный взгляд, она им и на меня, ее парня, и на бармена, и на водителя такси смотрит. Не умеет по-другому. Играет, соблазняет, глазками моргает треугольничком - в пол, на объект, на потолок. Красивая. Но где-то в глубине души эта ее блядская натура роковой соблазнительницы меня давно уже начала раздражать.
Почему-то думается, что такая, как Анна, если полюбит, всегда только на одного будет смотреть с восхищением и любовью! Размениваться на случайные взгляды и уж тем более связи - не в ее характере! А вот моя девчонка и дня по мне страдать не станет - завтра же замену найдет! И почему-то сейчас это вовсе не кажется мне правильным...
Лена танцует - хорошо владеет своим телом, извивается, гладит себя по талии, по груди. Лена никогда не выходит из образа - бросает призывные взгляды всем самцам в округе. Нет, она не пойдет ни с кем, кто может сейчас рискнуть и подкатить к ней. Просто не может иначе. И совсем недавно меня бы уже начали бесить взгляды во-он того парня в кожаной косухе, который чуть ли не облизывается на нее. А нет! Сегодня не бесят. Сегодня я насильно заставляю себя смотреть на свою девушку. Потому что взгляд магнитом притягивается к другой.
Аня танцует. Обменивается улыбками с Леной. Ее бедра покачиваются из стороны в сторону. Я не слышу музыки - в ушах пульсирует в такт с ее движениями. Наверное, там что-то восточное звучит, раз она так... И эта длинная юбка на бедрах сидит низко, как у индийских актрис, а когда она поднимает вверх руки, белая маечка приподнимается следом... И между ней и поясом юбки мелькает белоснежная кожа ее живота...
Давлюсь слюной - так хочется попробовать ее. Все равно как попробовать - лизнуть, потрогать, вдохнуть запах! Нет-нет, я совсем не думаю о том, чтобы заняться с ней сексом - такие девочки так просто не дают! Таких добиваться годами нужно - это видно, это чувствуется! И это тоже отличает её от Лены! Или? Или тоже играет? Ленка выбрала роль роковой соблазнительницы, а Анька - этакой недотроги, снежной королевы? Не-е-ет! Тут все понятно с первого взгляда... И проверить можно.
- Слышь, Макс, ты с нею спал уже? - впиваюсь глазами в поплывшего от выпитого Максима.
- С кем? С Анькой? Совсем тронулся, что ли? Она не такая! За неделю знакомства она сегодня впервые за руку взять разрешила! А ты "спал"! Это тебе не...
- Э-э-эй, язык бы придержал! - вскидываюсь, но в глубине души я почему-то испытываю радость от того, что у них ничего не было, а еще большую от того, что она "не такая"!
- Да я не это имел в виду! Не Ленку твою! Так, в общем, сказал! - он смотрит мне за спину и расплывается в улыбке. - О-о-о, девчонки возвращаются!
По плечам скользят Ленины руки, она прикусывает мое ухо, мурлычет в него что-то и... я встречаюсь взглядом с Анной, усаживающейся сбоку от меня, ближе к Максиму. И на долю секунды мне кажется, что в ее глазах мелькает что-то похожее на разочарование или обиду! Глупости, конечно, мы ведь первый день знакомы...
Свят. Наше время
- Невозможная... - хочется добавить еще "моя", да только это давно уже не так!
А ведь если подумать, если представить себе на мгновение, что она меня вдруг простила, если поверить, что сейчас между нами уже ничего не стоит! Только ее решение, только ее ко мне ненависть! А она есть - по глазам вижу! И если попытаться перебороть ее, потягаться с неприятными воспоминаниями, которые я ей обеспечил, то... Но ведь не простит никогда! Такое не прощают! Да и какое-то время все равно нельзя к ней приближаться - подождать, убедиться нужно, что вся та история уже забылась, что опасности больше нет...
- Ладно, - вдруг сдается она. - Ты, наверное, по поводу Гриши?
- Не совсем... - а если по правде, то совсем не поэтому! Но признаться в том, что я не думал о мальчике, когда шёл сюда, совести не хватает. - Но и поэтому тоже. Как жить будем дальше?
Я не успеваю пояснить, что имею в виду, с кем будет парень и не хочет ли она переложить заботу о нём на меня. Она снова напрягается, вскидывается вся, словно вот-вот зарядит мне пощечину - даже рука заметно дергается...
- Как и всегда жили! Мы с Гришей здесь. А ты с какой-нибудь своей шалавой.
Ну, в принципе, она ответила на вопрос... Пропускаю мимо ушей странное заявление о моих возможных связях - хочется думать, что это ревность... но ведь восемь лет не виделись! Целую жизнь! Разве она может ревновать меня?
Анна
Восемь лет я мечтала об этом дне! Восемь лет придумывала обвинительные, и что уж скрывать, оскорбительные речи! Иногда представляла себе, как от всей души даю ему пощечину! И сотни раз придумывала себе альтернативный сюжет своей и его жизни! Вот если бы он никогда не встретил Лену! Вот если бы он любил меня, а не ее! Вот если бы Гриша был моим родным сыном! Вот если бы... Но другого сценария не было и быть не могло! Всё уже сложилось так, как есть...
Я не тешила себя мыслью, что чувства мои к Святу угасли. Знала наверняка, что если уж его нелюбовь, его предательство, не смогли их убить, растоптать во мне, то годы - это такая мелочь, им не справиться с этой трудной задачей.
Я помню, как стояла перед ним на коленях. Унизительнее ничего в моей жизни не было... Я помню, как рыдала и умоляла его не бросать, не уходить - мне казалось тогда, что жизнь не имеет смысла без него! Умереть хотелось...
Я это все помню. Да! Только сейчас, когда он зачем-то шагает в мою сторону, я внезапно забываю о своих унижениях... Просто от резкого движения с его головы падает капюшон... И я вижу его! Жадно рассматриваю, пытаюсь сравнить с той картинкой, которая жива в сердце...
Да, он немного другой. Но все-таки восемь лет - это не неделя, люди меняются... Черты лица стали грубее - щетина темнее и гуще покрывает подбородок. Скулы острее, явно похудел с момента нашей последней давней встречи, а значит, с его спортивным весом проблемы... Впрочем, какой спорт, в тюрьме же был... А взгляд тот же - из-под нахмуренных бровей, резкий, холодный. Этот взгляд чувствуется как прикосновение! И мне кажется сейчас - глупо и наивно - будто он гладит меня по щеке! И от глаз его мне совсем не холодно! Наоборот! В жар бросает! Глупая-глупая дурочка!
- Антону нужна помощь, - говорит он хрипло, откашливается, отвернувшись от меня и разрывая наши странные рассматривания друг друга. - Ему квартиру продать нужно срочно. Ты можешь помочь?
- Антону проще было позвонить мне самому! А не присылать такого переговорщика бесполезного, как ты!
- Вы с ним общаетесь?
- Естественно! Я частенько оказываю небольшие услуги юридического характера его "Востоку"! Ребенок... мой у него периодически живет! Как мы можем не общаться?
- Я думал, что Антон после того случая с Гришей, не очень тебя жалует...
- Антон - нормальный мужик! И всё понимает! - но слышать от Свята это было обидно! Я и сама себя ненавидела за то, что всё о себе и сыне поняла не сразу, что полюбить его смогла не сразу... точнее за то, что не сразу поняла, что очень сильно люблю его!
- Идиот! - негромко шипит Свят и еще тише добавляет, но я все равно слышу. - Чертов сводник!
А потом говорит громко:
- Так поможешь?
- Антону помогу, - говорю с вызовом, давая понять, что ему, Мерцалову, помогать не буду!
- Тогда я пойду, - пожимает он плечами и разворачивается, чтобы уйти.
И меня рвет на части! Я и хочу, чтобы ушел, чтобы оставил меня одну - дал возможность пореветь в одиночестве, упиваясь собственными воспоминаниями. И, в то же время, сердце мое все так же, как и раньше, рвется к нему! Мне хочется догнать, обнять со спины, прижаться к лопатке щекой и стоять рядом столько, сколько он позволит! Всю жизнь так стоять...
Но ему не нужны мои руки! Я не нужна! Нелюбима им! Уже зная, что буду сейчас плакать, чувствуя подступающие рыдания, берусь за ручку двери. И слышу:
- Ань, а ты ведь так и осталась Мерцаловой...
И это не вопрос. Естественно, мои документы есть в Гришином деле у Антона. Он мог их посмотреть. Я и замужем за Максом оставляла его фамилию... Только зачем он мне это говорит? Чтобы уколоть еще сильнее? Чтобы показать, что понимает, зачем мне ЕГО фамилия! Естественно! И скрывать нет смысла - да, оставила, потому что она ЕГО! Потому что всегда любила и сейчас люблю. Ненавижу и люблю! И когда-то казалось, что он тоже меня любит... А оказалось, что просто почудилось, просто мое глупое сердце придумало его ответные чувства. Ну, и он сам меня обманул... А фамилия... это просто такой вот странный, наивный способ показать близость к нему, показать всему миру, и себе, в первую очередь, что у нас все еще существует некая ниточка, связывающая, не дающая окончательно стать чужими.
Анна. Флешбек.
- Вы расстались? - я не могла поверить Лениным словам!
Подруга спокойно курила у окна, задумчиво посматривая вдаль. А в моей голове совершенно отказывалось укладываться то, что она мне пыталась донести - как можно расстаться с таким мужчиной! С первого дня знакомства со Святом Мерцаловым я завидовала Лене - красавец, спортсмен, с чувством юмора... и это всё здорово, все замечательно, но и еще что-то странное, необъяснимое, на уровне флюидов каких-то, от него исходящее, я ощущала, когда бывала рядом. Как если бы я была гурманом и вдруг обнаружила самое вкусное в мире блюдо. Как если бы я нашла "свой личный сорт героина", как говорилось во всем известном фильме. С первой встречи я знала, обрати он на меня внимание, я не посмотрю на Лену! Как девчонка трепетала возле него, дар речи теряла, краснела и бледнела от одного мимолетного взгляда! А теперь еле сдерживалась, чтобы не обрадоваться - они расстались! Да только радость моя оказалась недолгой.
Свят
- Мерцалов Святослав Николаевич? - раздается в трубке.
И какая сволочь позвонила мне, когда я только начал пить? Сейчас для меня просто жизненно необходимо было нажраться! Потому что тошно... Просто тошно... Если подумать, то по прихоти одного мудака вся моя жизнь пошла коту под хвост! Столько лет в тюрьме я и так, и этак прикидывал, а что если... а вдруг... а нужно было... По всему выходило, что я глупо подставился, что меня просто использовали, а я в свою очередь подставил её... Но когда закрутилось, когда дошло до точки, я уже и сам понял, что по-другому никак! Только стать для Аньки предателем, последней сволочью и мудаком, или какой там набор эпитетов она для меня припасла! От того и хотелось напиться! Оттого и жгло каленым железом в грудине.
- Да-а, это он... то есть я...
- Меня зовут Семёнов Валерий Андреевич, я звоню вам по просьбе вашего отца.
- Ха... Че? Мой отец пятнадцать лет назад умер! - рассмеялся я. - Как он тебе просьбу свою с того света передать умудрился?
- Ваш отец умер восемь лет назад. Кстати, именно в этот день, 22 июля. Годовщина.
- Мой отец - Мерцалов Николай Игнатьевич, - трезвея окончательно и выходя из себя, сказал я. - А не...кто-то там еще! А тот человек, которого ты имеешь в виду, козлина конченый, а не отец.
- То есть вы не станете отрицать, что Ждановский Юрий Витальевич был вам знаком? - судя по тону, звонивший вслед за мной начинал психовать.
- Лучше бы не был...
- Вот по поводу Ждановского нам и нужно встретиться.
- А пошел он, - я накатил стопочку, пока он разглагольствовал, и вполне закономерно решил, что на хрена мне нужны эти проблемы! Он, сволочь, сдох и обещаний своих не выполнил! А я из-за этой твари отсидел ни за хрен собачий восемь лет! - И ты вместе с ним!
- Послушайте, Святослав Николаевич...
- Сказал же, пошел ты...
Указав ему направление движения, я отключился. И налил еще стопку. Телефон зазвонил снова, когда первая бутылка подходила к концу. И так как, после выпитого я стал добрее, нажал на зеленую трубочку на экране телефона и услышал:
- Святослав Николаевич, послушайте! Это очень важно. Я предупрежу только, а там думайте сами. Дело в том, что Юрий Витальевич оставил вам одну очень важную вещь. Флешку с документами...
- Ага. Оставил. Я в тюрьме на личном компе ее почитывал, - заржал я. - Этот мудак оставил мне только срок в тюряге и неприятные воспоминания. Какие флешки вообще восемь лет назад были! У меня на дискетах комп еще работал.
- Были. У некоторых уже были. У Юрия Витальевича, например. Вы подумайте. Возможно, он передал вам ее задолго до того, как вы к нему пришли работать. Возможно даже, ну-у, я не знаю... Он вас предупредил, что нужно спрятать и вы куда-нибудь положили и забыли об этом...
- Слышь ты, х.р моржовый, у меня с памятью все в порядке пока. Еще раз позвонишь, найду тебя и засуну тебе флешку твою в задницу. Понял? Все, давай...
Голова уже соображала плохо. Водка давно сделала свое дело. Все вокруг казалось мне совершенно иным, не таким как еще час назад. Подумалось вдруг - всё же в порядке? Я жив, Анька жива, даже Гришка жив! А эта мразь сдохла. Туда ему и дорога! Флешка еще какая-то... Посрать на флешку... А пойду-ка я к Аньке! А что? Сейчас мне не стыдно смотреть ей в глаза! И вообще, сейчас все свои залеты я могу просто прикрыть опьянением. Мне сейчас все пофиг! Цветов ей куплю... Та-ак, такси вызывать надо - здесь, в посёлке, цветы я вряд ли найду, а без них никак! Анька любит цветочки, особенно розы! И резинки не забыть. Сейчас мне казалось, что она не может меня не простить, а уж излить ей душу пьяному будет намного легче, чем трезвому!
Воодушевленный придуманным, радостный и заранее возбужденный, я нащупал телефон и начал звонить...
Анна.
За что я его любила? За что? Внешность. Сила физическая. Чувство юмора, так не вяжущееся с его внешним образом. Все это мне нравилось в нём... Но не за это! В те редкие моменты, когда Свят был рядом, мне казалось, что я - самая любимая, самая красивая, самая-самая! Нет краше меня на свете!
У него получалось так воздействовать на мозг находящейся рядом женщины, что и сомнений не возникало в том, что она уникальна. Но и не за это всё-таки... Просто увидела впервые и сразу поняла - вот о таком всегда мечтала! Вот такого хотела бы видеть рядом всю жизнь!
Полночи провертелась в кровати, пытаясь уснуть. А в голове крутились воспоминания, а перед глазами стояло его лицо...
...Утром позвонил Антон. Спешить мне было особо некуда - встреча с клиенткой должна была состояться ближе к обеду, поэтому, страдая от недосыпа, я пила крепкий кофе, жалела себя и ненавидела Свята (как всегда... ничего в моей жизни не менялось...)
- Анна Сергеевна, Свят сказал, что вы согласны мне помочь, - после приветствия начал Радулов.
- Да, Антон Викторович, естественно, я согласна! Как быстро вам продать нужно? У меня есть один знакомый, у него жена - риэлтор. Позвоню, встречусь, только с вами подробности обсудить нужно, ну и документы, конечно, посмотреть.
Свят
- Ты что? Больно же, - соврала она. Но я был абсолютно уверен, что уложил ее на лопатки аккуратненько и совершенно ничего не повредил - опыт есть опыт, ничего не поделаешь...
- Не ври. Не вырывайся. Расслабься и получай удовольствие, - почему-то шепотом, словно у меня выключился звук, проговорил ей. Меня даже пьяного накрыло нехило! Всего-то подсечка. Всего-то к ногам её под коленками притронулся! А задохнулся, захлебнулся собственными чувствами - захотелось позволить себе (ведь сейчас у меня и оправдание имеется!) вжаться в её тело посильнее, закрыть глаза и на секунду представить, что мы все еще там - в нашем счастливом, но очень коротком прошлом... Когда нажирался, я всегда становился долбанным романтиком...
- Да пошел ты! - затрепыхалась она. - Шлюхам своим будешь так говорить!
Практически улегшись с нею рядом прямо на землю, я уткнулся в светлые волосы, остриженные чуть ниже плеч, носом провел по ушку, вдыхая забытый, но не стертый из памяти совсем запах. И она замерла, затаила дыхание, впиваясь пальчиками в мою руку. Нахрена я нажрался? Сейчас бы поцеловал ее! Впрочем, если бы я не нажрался, вряд ли мы оба сейчас оказались бы в такой ситуации... Я упирался ладонью в траву у ее головы и рассматривал ее. Красавица... Всё такая же. Годы её не испортили. Наоборот, она еще красивее стала! И меня все так же, как восемь лет назад, до дрожи поражала ее красота. Хотелось благоговейно любоваться ею, касаться, как какой-то драгоценности - кончиками пальцев чисто вымытых рук... Не пьяному, не впопыхах, не на траве, не против воли... И эти все "не" были неосуществимы!
- А давай, я просплюсь и приду к тебе? - уже зная заранее ответ, зачем-то спросил её.
- Зачем? - спокойно спросила Аня, открывая глаза и вглядываясь мне в самую душу. А ведь и правда, зачем? А что если сказать сейчас, что люблю её? Как там говорится? Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке? Во-от! Я сейчас имею право! - Отпусти меня, Свят, пожалуйста! Ты мне сейчас делаешь больно...
И несмотря на нетрезвое состояние, несмотря на дурман в голове, я сразу понял, что Аня сейчас совершенно не о физической боли говорит - не о том, что лежит прямо на земле! Её не это обижает и заставляет страдать! А что?
Нет, ну так-то понятно - я настолько неприятен после всего, что натворил, что ей больно меня видеть... Веселиться и продолжать тот бред, который я сейчас делал, вдруг перехотелось... Встряхнув головой, насильственно возвращая кровь из нижней половины тела в верхнюю, я оттолкнулся от земли и легко встал на ноги. Потом подал руку ей. И поставил рядом с собой ровно за секунду до того, как, лязгнув щеколдой, открылись ворота.
- Николаич, где ж ты всю ночь пропадал, бродяга? - старик Семеныч хитро склонил на бок седую голову, потом, видимо, разглядев рядом со мною Анну, добавил, обращаясь уже к ней. - Анна, вас Антон Викторыч зовет в дом. Он утреннюю тренировку с пацанами заканчивает, сейчас к вам подойдет.
- А! Так ты здесь по делу, дорогая? А я думал по мне за ночь соскучилась...
Анна
С опаской поглядывая в сторону собирающего на земле манатки Мерцалова, дрожащими руками поправляю смятую одежду, отряхиваю травинки с колготок и иду в дом.
В душе бушует буря из всевозможных противоречивых чувств, и я понять не могу, что именно больше всего меня сейчас убивает! Зачем он так со мной? У него игры какие-то, подшучивания... Словно и не было предательства, словно не было восьми лет одиночества, боли и тоски. Да, Свят пьян, но разве это оправдывает все вот эти глупости? Неужели не помнит, что я ему говорила тогда? Неужели не помнит, как я его любила? А для меня каждое прикосновение, как ножом по сердцу! Меня от его близости, от возможности видеть просто, трясет и ломает! Но что Мерцалову до моих чувств! Прикалывается, как будто я одна из подружек, с которыми можно ночь провести и забыть, как звали! Ведь совершенно точно такие у него имеются...
Удивительный он человек! Так Лену любил! Меня бросил из-за любви к ней, а теперь вот смеется, шутит, заигрывает, намеки пошлые делает, по городу с цветами катается - ищет себе развлечений! Исчезли чувства? Прошла любовь к ней? Также как и ко мне когда-то...
А самое страшное, что с моей стороны ничего не изменилось. Столько лет прошло! А я все также от него глаз отвести не могу! И как с этим жить? Как жить, если Мерцалов будет все время мелькать тут поблизости? Снова переехать, что ли? Но Гриша тогда как же...
...В доме у Радулова хозяйничала молодая красивая девушка - именно она встретила меня в гостиной и сразу проводила на кухню.
- Антон Викторович просил подождать десять минут. Может быть, с нами чаю попьете?
Мальчик лет четырех за столом уплетал румяный сырник, между делом проводя им возле мордочки сидящего на соседнем стуле игрушечного пса, кормил его по всей видимости.
А мне, собственно, не нужно бы интересоваться подробностями жизни обитателей этого дома, но я зачем-то интересовалась, прислушиваясь к звукам из прихожей - лучше уж здесь, с этой девушкой посидеть, чем со Святом снова встретиться!
- Нет, спасибо! Я только что позавтракала. Да и мне просто документы у Антона Викторовича забрать нужно - я ненадолго. А как зовут этого парня?
- Это Алик, сын Радулова. А я - Агния, няня мальчика.
Няня? Я удивленно посмотрела на нее снова. Странно! В одежде и аксессуарах я толк знала. И при всей кажущейся скромности, ее наряд стоил примерно как пара окладов няни! А маленькие сережки в ушках поблескивали бриллиантами! Но это всё, конечно, не мое дело...
Свят
Мне бы проспаться. Отойти от пьянки. На крайний случай, просто поболтаться по дому - отдохнуть, пожрать нормально... Но с Антоном такие штуки не прокатывают - он сам вечно вкалывает, как прокаженный, и никому вокруг спуску не дает.
Именно поэтому, вместо обычного, помнящегося с молодости, отходняка после пьянки, я получаю шоковую терапию в виде контрастного душа, легкого завтрака и почти полноценной тренировки! А к вечеру только легкая головная боль напоминает мне о ночном загуле... Ну, ещё помятый букет цветов, которые предназначались для Мерцаловой, но под ревнивыми взглядами Антона были вручены Агнии... и волнующие воспоминания о моей бывшей, лежащей подо мной практически на голой земле...
К вечеру в голову полезли мысли об утреннем звонке от прихвостня Ждановского, о флешке какой-то. И мне бы разобраться с этим. Позвонить. Расспросить. Только я почему-то, кое-как натянув на мокрое после душа тело спортивный костюм, снова рванул к ее дому! И если вчера у меня еще был для этого формальный повод, то сейчас я совершенно не представлял, как буду объяснять ей свое появление.
Ждал возвращения - ее машины не было возле дома. Потом, остановившись в паре метров от низкого забора на углу ее участка, наблюдал, как Анна поднималась по ступенькам крыльца, как искала в сумочке ключи, как долго возилась с замком, как странно, напряженно сжавшись, словно чего-то боясь, шагнула внутрь. И если до этого момента я еще сомневался, идти к ней или все-таки просто постоять возле дома, понаблюдать за окнами, то теперь сомнений не осталось. Быстро преодолев несколько десятков метров от незапирающейся калитки забора до крыльца, я начал подниматься. Но входная дверь сама распахнулась ровно перед моим носом, едва не треснув по ноге.
Испуганная, взволнованная, она неожиданно упала мне в руки...
-Свя-я-ят! - узнала сразу, и я не мог ошибиться - имя мое протянула с облегчением... так, как если бы обрадовалась мне. Потом на секунду замерла, позволяя мне, зажмурившись, насладиться парой мгновений в таком тесном контакте и тут же отпрянула в сторону.
- Вот видишь, сегодня ты уже бросаешься мне на шею, а что будет завтра? - несмешно пошутил я. И она не отреагировала на глупую шутку, хоть и должна была непременно это сделать. Она, обхватив себя руками за плечи, со страхом косилась в сторону входной двери. - Что случилось?
Я прямо-таки чувствовал опасность! Инстинктивно отодвинул ее подальше от входа в дом и прикрыл собой так, чтобы, в случае чего, с улицы тоже было не достать. Не зря два года проработал телохранителем - и хоть тот мой "клиент" все-таки погиб, случилось это уже без меня, а навык остался на всю жизнь.
- Там кто-то был, в доме. И дверь была незаперта. Но я точно помню, что закрывала ее! - зашептала она.
- У кого есть ключи?
- У Гриши. Всё. Больше ни у кого. Запасные хранятся в доме, в столе.
- Запасные не пропадали?
- Нет. Были вроде бы несколько дней назад.Там все раскидано, как будто искали что-то...
- Так. Сейчас я тебя провожу к дому Антона. А сам вернусь и осмотрю здесь все, - я даже сделал шаг в сторону ступенек, но понял, что Аня не идет следом. - Пошли!
- Я не пойду. Дома буду.
- Совсем тронулась? - вспылил я. - В твоем доме были чужие люди! А вдруг кто-то так и сидит где-нибудь под кроватью?
- Ну, если бы хотели что-то со мной сделать, мне кажется, раскидывать и этим отпугивать не стали бы. А ждали бы на входе. Просто обокрали, наверное. Сейчас осмотрюсь и полицию вызову. А ты иди обратно к Антону. Зачем тебе проблемы постороннего человека?
А мне было больно это слышать. Все понимал. Знал, что по-другому быть не может. Но при этом слушал и сердце сжималось - ей столько лет все приходилось решать самой. А мне всегда хотелось оберегать ее, защищать, сделать так, чтобы о плохом, о страшном эта женщина не задумывалась даже. Только получалось всегда обратное - я сам становился для нее главным источником проблем и боли...
- А ты найми меня своим телохранителем, - зачем-то предложил я. - Будешь платить мне. А я буду тебя охранять.
В ее взгляде было такое возмущение, что я приготовился выслушать целую гневную речь, но в сумочке у Анны зазвонил телефон и она, порывшись в ней, с трудом выудила откуда-то со дна, мобильник.
- Да, Сергей!
Только этого сейчас не хватало! Я был уверен, что имя своего вчерашнего ухажера (или это еще один, мною пока не виденный?) она выделила специально для меня. И специально назвала его так ласково, так вкрадчиво, словно рада его звонку! Все только для того, чтобы меня позлить! Зараза!
И он ей что-то весело затараторил в трубку.
- Да-а-а, помню... поужинать... Да! Я согласна! Давай! Десять минут? Подъезжаешь? Хорошо. Я буду ждать. Угу! Хорошо!
Счастливая улыбка на ее лице лучше всяких слов сказала мне, как она рада предложению и сейчас с удовольствием, забыв о случившемся, помчится с ним на ужин.
- А как же дом? Воры? Полиция? - напомнил ей, желая сейчас только одного - наорать на неё за легкомыслие и безолаберность!
- Сережа все решит.
Свят
И она согласилась, чтобы я остался здесь на ночь! А просто я все правильно рассчитал!
Я хорошо ее знал. Я хорошо помнил ее привычки, черты ее характера... И понимал, будь у нее время, Аня бы обдумала и поступила иначе, но сейчас, когда телефон разрывался от входящих, когда мимо дома по тротуару метался прилизанный тип, запакованный в уродливо узкий костюмчик (я уже рассмотрел его, как следует, из окна, пока она мылась), когда понимает, что потом, после ужина, придется вернуться в этот дом, потому что она с ним не спит!!! И он ее к себе не повезет! Сейчас она поступила так, как подсказывал ей я!
По сути, я отлично это понимал... По сути, сейчас весь вопрос был только лишь в доверии! Ей нужно было решить, кому она доверяет больше - мало знакомому (я очень надеялся, что это именно так!) кандидату или мне! И она выбрала меня! И пусть пока только в качестве защиты от грабителей на ночь...
Она застегивала ремешки на туфлях, присев на скамеечку в прихожей. А я стоял рядом и беспрепятственно рассматривал ее ножки. И это было... сногсшибательное зрелище! Будь благословенна та проститутка и Игорь, ее мне подогнавший! Потому что, если бы не она, если бы не недавняя ночь, с нею проведенная, не пошла бы Анька сейчас на свидание! Впрочем, тогда у меня точно не было бы совершенно никаких шансов...
- Так. Вот ключ, если что, - с трудом переведя взгляд выше ее ног, я легко просек, что Аня хотела было отдать его мне в руки, но потом неожиданно передумала и бросила на полочку в прихожей. Боишься меня касаться? Это правильно... А вдруг ты все еще такая, какой всегда со мной была? А вдруг не сможешь устоять? Вдруг тебе будет так же херово, как мне сейчас, когда колбасит от близости и невозможности тебя потрогать?
- Угу, разберусь! Эй, стой! - окликнул и она остановилась у порога, уже взявшись за ручку. - Давай, что ли, благословлю тебя, дочь моя?
- Придурок...
И, сопровождаемая моим смехом, она застучала каблуками по ступенькам крыльца, отправляясь на свидание с явно небедным поклонником (Водитель у него! Тачка дорогущая! Сам весь напомаженный - кандидат, сука!)! А я решил, что сейчас могу сделать только одно, чтобы обезопасить ее от приставаний с его стороны - навести изжоги этому кандидату! И для этого вышел вслед за ней на крыльцо.
И он заметил, да! С такого расстояния было непонятно, правда, насколько сильное впечатление на него произвело мое появление на пороге ее дома, но минуты две побледневший мужик точно изучал меня, сосредоточенно махавшего Анне вслед рукой. Ага, теперь, дорогая, попробуй, убеди своего хахаля в том, что я - домработница или сантехник! Средний палец правой руки довершил демонстрацию моего неравнодушия и, хотелось верить, еще больше расстроил кандидата...
А в ее доме все пахло духами. И запах этот, он не изменился, он много лет хранился у меня на подкорке, здесь, в месте, где она живёт, просто сводил с ума, заставляя жадно вдыхать и кружить по комнатам.
Моя снежная королева умела быть домашней девочкой. Она умела создавать уют. Я знал, что она любит готовить, коллекционирует фарфоровых собачек и обожает читать. И в нашем доме когда-то повсюду были расставлены маленькие горшочки с цветущими кактусами, а на диванчике в гостиной в беспорядке валялась целая куча разноцветных подушечек... Здесь тоже было красиво - мебель, подобранная со вкусом, те самые собачки - старые знакомые - выставленные за стеклом в шкафу. Цветы, лоскутное покрывало на её кровати...
Гришкина комната... Я ведь ни хрена не понимал, зачем тогда она взяла Гришку себе. Хотела причинить боль ребенку соперницы? При всей её внешней холодности она не была жестокой. Даже если бы захотела, даже из лютой ненависти Аня не обидела бы ребенка! Да и если бы хотела, чтобы ему было плохо, разве заботилась бы о нём? Да, перегнула палку, видимо, когда он сбежал. Но и в других семьях, в семьях, где дети родные, подобное случается? Так ведь? И опять же, Макс его ударил. Аня этого не делала... А Макс? Имел ли я право осуждать за это бывшего друга? Я бы смог растить чужого ребенка? Я смогу так? Ребенка с непослушного, с неидеальным поведением? Я бы смог не повышать голос, не наказывать? Да я со своим взрывным характером лупил бы, наверное, и родного! Я ведь с Гришей пока особо-то и не нашёл общий язык, хоть и старался общаться...
Прошел по комнатам, как маньяк сполчаса порассматривал вывешенные на полотенцесушителе трусики, ясно представляя себе их на ее заднице... Потом худо-бедно прибрался в доме, понимая, что вряд ли полиция будет заводить дело в том случае, если ничего украдено не было, а значит, и сохранять всё в таком виде нет смысла. Позвонил Антону - объяснил ситуацию, рассказал, что у Анны в доме кто-то рылся, и поэтому я останусь тут ночевать. Антон обещал сообщить местному участковому, чтобы тот явился сюда с утра.
А потом, отполовинив стоявшую в холодильнике запеченную в фольге рыбу, уселся перед телевизором и начал ждать ее со свидания, все чаще и чаще поглядывая на часы.
Анна
- Расскажи о себе, Анечка, - Одинцов сегодня, видимо, решил, что вчерашний наш поцелуй сделал нас с ним ближе друг другу и поэтому практически не выпускал мою руку, поглаживал ладонь своими пальцами. Даже сел специально рядом, для чего пришлось переставить стул, стоявший до этого напротив меня за маленьким круглым столиком. И в другое время я бы, наверное, возмутилась - не любила демонстрировать на людях личные отношения, но именно сегодня мне это всё было нужно! Просто необходимо! И я изо всех сил заставляла себя ощутить в Одинцове мужскую притягательность и отреагировать нужным образом на исходящий от него сексуальный призыв. Понять и осмыслить наличие призыва и притягательности получалось, а отреагировать - нет.
К половине одиннадцатого я выкурил половину остававшейся пачки сигарет. Потом докурил почти все собственные бычки, которые складывал на блюдце, взятое у Аньки в кухне и установленное на ступеньке крыльца рядом. Уйти за сигаретами к Семенычу не мог - вдруг воры вернутся или эта зараза приедет со свидания и будет трястись от страха тут одна. А курить хотелось так, что уши глохли!
Сколько жрать в ресторане можно? Ну, час, ну, два от силы! А за четыре часа, с потраченными двадцатью минутами на дорогу, можно было нажраться на неделю вперед, потрахаться, пожрать еще раз и вернуться! Чего так долго-то?
А вдруг и правда, он ее жарит где-нибудь в гостинице? Или вообще к себе домой повез? Сука!!!! Отчего-то задрожавшие руки сами потянулись к блюдцу с окурками. Надо было не отпускать! А с другой стороны, ведь как-то ты, Мерцалов, пережил ее брак с Максиком! Столько лет в тюряге каждую ночь представлял себе, как твой бывший дружок спит с твоей бывшей женой! Зубами скрипел от бессилия! А пережил, принял это! Да, собственно, ты сам, своими руками, свою женщину положил в кровать другого мужика! И тот факт, что это был Николаев, обожавший ее, любивший не меньше, чем ты сам, не успокаивал, как был должен, а распалял злость еще сильнее! Тогда не мог по-другому! Просто не мог!
А сейчас мог! Мог не пустить! Мог начистить рожу ее кандидату и отправить его восвояси несолоно хлебавши (сам, правда, тут же отправился бы на нары, но и хрен с ним!)! Сейчас мог, да только потом она и близко подойти бы не позволила! Я ее хорошо знал. Удивительно, что она вообще разрешила мне здесь остаться...
Появившиеся вдалеке на темной заснувшей улице огоньки фар, заставили подхватиться с места. Так! Ждать здесь, как заботливый папочка загулявшую дочку, или зайти в дом и оттуда понаблюдать за продолжением марлезонского балета? Зайти в дом было бы правильно, но к чему тогда было демонстрировать себя, когда он ее забирал? Нет уж, пусть прощаются у меня на глазах! Прикурил последний оставшийся бычок и приготовился смотреть "кино".
Он вылез первым. Открыл дверь с ее стороны. Подал руку (прямо прынц на белом коне!). Она легко выпорхнула из салона. Интересно, они меня видели? И если видели, как она меня представила? Сказала, что я - бывший муж или нет?
Говорили тихо, стоя за машиной. Мне были слышны только голоса и видны только головы - тачка слишком высокая! Но не понять, что на прощание кандидат притянул Мерцалову к себе и поцеловал, даже в кромешной темноте я не мог! Целовались. Причем не так, как вчера здесь же. Целовались по-взрослому! Последняя затяжка обожгла пальцы дошедшим до фильтра огнем. С особым старанием сунул окурок в блюдце и пару раз покрутил им, разгребая кучку его собратьев. Давай уже, иди домой, зараза! Хватит тут мне ваши лобызания показывать!
- До субботы, Анечка? - отчетливо различил я.
- Хорошо, Серёжа! До субботы!
- Я позвоню завтра?
- Позвони! Счастливого пути!
Она заторопилась к дому, постукивая каблучками по тротуарной плитке, а кандидат запрыгнул на заднее сиденье и поехал домой.
- "Счастливого пути"! - не удержался я. - Скатертью дорожка! Да, "Анечка"?
- Ой, Мерцалов, а чего это ты на крылечке сидишь? Меня дожидаешься или боишься там, в доме, один?
- Курю. Просто курю. Не люблю это делать в помещении, - соврал, не моргнув глазом, я.
- И правильно. Ты знаешь, я подумала, я и сама переночую. Чего мне бояться? Ты - опаснее, чем любой человек из нашей деревни. Восемь лет в тюрьме - шутка ли!
- Ну ты и зараза, Мерцалова! Какая же ты... зараза! Я бы просто с удовольствием сейчас оставил тебя один на один с твоими домашними монстрами и ушел, но, блин, сожрут же дурочку, а я потом что Гришке скажу?
- Скажешь, что погибла в неравном бою с жизненной несправедливостью...
- Глупая шутка.
- Вся наша жизнь - глупая шутка. Но смеяться приходится... сквозь слезы.
- Ладно, доморощенный философ, пошли спать, что ли? А то у меня завтра тренировка с пацанами в шесть. А ты, понимаешь, выгулялась до полуночи!
- Так и ложился бы! Чего ты высматривал?
- Я это... боюсь один в доме!
Она засмеялась. И смех ее, колокольчиком рассыпавшийся по тихой деревенской улице, щемящей грустью тронул мое сердце - когда-то она часто смеялась в ответ на мои шутки! Когда-то мы любили пошутить друг над другом и порой до слез угорали над собственными приколами. И я был бы счастлив, если бы ей снова было хорошо рядом со мной!
Пока она разувалась в прихожей, а я снова по-тихому пялился на ее ножки, решил поинтересоваться:
- Ну, и как, решил твой кандидат проблему?
- Решил.
- Как?
- Предложил убить всех бомжей в округе. Но я пожалела - люди все-таки.
- Поня-ятно. Не решил, значит. Херовый у тебя мужик.
- А у меня все мужики херовые. Фатальное невезение...
- Плохой у тебя вкус...
- Просто отвратительный...
Флешбек. Свят.
- Свя-ят? Может, назад, домой, вернемся? Как мы здесь будем... спать? - испуганные голубые глаза моей коренной москвички, ни разу не жившей в деревне у бабушки, не имеющей представления о печке, топящейся дровами, не знающей, что морковка растет на грядке и ее, оказывается, нужно поливать и полоть, заставили поперхнуться смехом - на самом деле боится! Бедная моя девочка! Ох, и это мы только в бабушкину хату вошли! А что будет, когда ты козу увидишь и курочек?
Бабушку, упорно отказывавшуюся переезжать к моей матери в город на пмж, неожиданно хватил инсульт. И пока вроде бы все обошлось, но годы-то, годы! Ничего не поделаешь - девятый десяток разменяла старушка. Мать сидела с нею в больнице, а меня с Аней отправила в бабушкин дом в деревню ухаживать за хозяйством, всего-то на пару дней, пока нас не сменит отец.
Тренировки выматывали. Я устал - чемпионат региона только-только закончился и мне удалось выбить для себя неделю отпуска. А тут еще оказалось, что Анька ни разу в Краснодаре не была! И, самое удивительно, никогда не жила в деревне! И я ехал сюда, как на курорт. А она - как в ссылку...
- Ну, давай не будем спать вообще? Что нам заняться больше нечем? - я бросил наши сумки с вещами прямо на вязаный коврик у двери и развернулся к ней. Она застыла на пороге, осматривая чистую, но совершенно несовременную комнату с подушками, сложенными горкой на кровати, с беленой русской печью, с иконами, украшенными рушником с вышивкой. Глаза на пол лица распахнулись - взгляд наполнен ужасом, как будто попала в хижину к аборигенам!
И не к месту здесь ее туфельки, ее платьице модное... Не к месту, наверное, маникюр на тонких пальчиках... Да только сердце удар пропускает, когда смотрю на нее! Моя красавица! Моя королева снежная! Коса через плечо перекинута... Гордый поворот головы... Губка нижняя закушена белоснежными зубками... - Чего ты испугалась, невозможная моя?
Притягиваю к себе, глажу, как ребенка по волосам, губами прижимаюсь к виску, к горячей гладкой коже. Сладкая моя... Любимая... Руками проникает под мою куртку, обнимает в ответ, доверчиво ластится, в шею целует, расслабляется, словно где-то внутри у нее была взведенная пружина и вот сейчас, в моих руках, ее отпустили.
- Чего ты испугалась, милая? Я же с тобой! Не бойся! - и я уже покрываю поцелуями ее скулы, трогаю губами ту самую, нижнюю, ещё недавно закушенную от страха. И мне уже без разницы, где мы, кто там кудахчет от голода в сарае на весь двор! Мне без разницы, что койка с железной сеткой и периной умеет проваливаться в центре практически до самого пола! И не смущает дикий холод в нетопленной три дня хате - мне жарко от того, что моя любимая рядом! Мне жарко от ее отклика, от языка, танцующего у меня во рту.
Мне хочется стащить с нее одежду, сбросить прямо на пол покрывало и подушки с кровати и любить свою женщину прямо здесь, на этой перине, в этой избе, пахнущей бабушкиными травами, сушащимися на подвешенной к матице веревке. Но холодно ведь очень - ноябрь все-таки! Замерзнет! Только ждать, пока натоплю печь, пока прогреется настывшая избушка, не хочу и не могу! Я уже завелся так, что дым из ушей! Распахиваю полы её пальто, рву вниз молнию на платье до самого пояса. Опускаю жадный взгляд на ее грудь. Белый кружевной бюстгальтер красиво поддерживает совершенной формы небольшие холмики. Сжавшиеся сосочки упираются изнутри в самое кружево... От холода так? Но потому, как бьется венка у ее ключицы, по тому, как бешено стучит ее сердце под моей ладонью, накрывшей белое кружево, понимаю - нет, не от холода вовсе!
Поднимаю взгляд на ее лицо - на скулах румянец, ротик приоткрыт, глаза... в глазах такое пламя, что мне кажется - печку я уже давно растопил и в доме нестерпимо жарко! И аккуратная коса успела растрепаться, выбившиеся прядки облепляют личико...
- Какая же ты... - задыхаюсь от восторга я. - Какая же ты красавица у меня, Анечка!
Мое сердце, словно с ума сошло - стучит так, что вот-вот проломит грудную клетку и выпрыгнет на вот этот бабушкин вязаный коврик. Я так невыносимо люблю её, что сам готов ковриком под ноги стелиться! Только это ей не нужно - она меня любит не меньше! Она меня любит!!! Знаю. Слышал уже эти слова от неё! Но именно сейчас почему-то они мне безумно нужны!
Опускаюсь перед ней на колени прямо на пол - без сапожек на каблуке она не такая уж и высокая. Языком трогаю сосочки прямо через тонкую кружевную ткань. Шепчу, переходя от одной груди к другой:
- Скажи... Любишь меня? - голос хрипит, на лбу испарина, в штанах все напряжено до боли и готово в бой.
- Люблю, - шепчет в ответ. - Очень люблю. Безумно...
Пальчики ласкают мою голову, замирают в волосах на мгновение, словно их хозяйка внезапно забывает, чем только что занималась, а потом продолжают свои движения. Расстегиваю бюстгальтер, сдвигаю в сторону, освобождая нежную плоть. Припадаю к соску... Здесь же холодно! Что я делаю? Пытаюсь отстраниться и прийти в себя - у нас ведь вся ночь впереди! Ловлю её взгляд... И понимаю, что не только мне одному сейчас больно от того, что прервался, но и ей тоже! Во взгляде её разочарование и обида. Э, так не пойдет, невозможная моя!
Рву молнию на платье до предела, и оно распахивается так же, как и пальто. Не заботясь совершенно о том, чтобы не порвать, быстро стягиваю до колен её колготки вместе с трусиками. И она смеется - так счастливо, так радостно, как будто я собираюсь ей сейчас устроить двухчасовой марафон любви! А я-то на пределе, меня надолго не хватит. А особенно быстро все может кончиться, если...
Анна
- Свя-ят, - шепчу в его плечо, касаясь губами кожи. Мне все равно, какие причины заставили его прийти ко мне! Мне все равно, что это, возможно, просто желание секса не имевшего женщину долгое время мужика! И даже пусть представляет на моем месте Лену! А-а! Не-ет! Не нужно, пожалуйста! Будь сейчас только моим...
И словами передать невозможно, как мне хорошо сейчас - у меня глаза от удовольствия закрываются, а волоски на руках стоят дыбом! Осторожно втягиваю носом запах мужчины - горячей кожи, сигарет, чего-то ещё знакомого, ему одному присущего, родного... Мы не двигаемся, не трогаем друг друга, просто я лежу у него на груди, плотно прижимаемая сбоку к горячему, практически обнаженному телу!
Я помню, что он - предатель! Где-то там, на краешке сознания живет эта мысль, обычно подогреваемая, лелеемая мною, и сейчас упрямо не желающая засовываться в дальний уголок памяти! Я все помню. Но я ЖИВАЯ! Мне тепла хочется! Мне ласки хочется! Мне секса хочется тоже! Я не знаю, кого проклинать нужно за то, что мое тело способно отзываться только одному мужчине! И не только тело, но и сердце, конечно же, и сердце тоже...
И оно отзывается! А он всего-то держит меня в кольце своих рук. Он всего-то оглушает меня бешеным стуком сердца под моим ухом! Это дико и не находит объяснения у меня в голове, но его пальцы, едва касающиеся моего плеча, почему-то дрожат! Я не могу придумать причину этого! И пусть бы ему было плохо, как было плохо все эти годы мне! Пусть бы ему вдруг стало так же больно, как было больно мне без него! Да только глупое влюбленное сердце (или кто это еще посылает в мой мозг эту предательскую мысль?) буквально молит о том, чтобы в эту, конкретную минуту, рядом со мной ему все-таки было ХОРОШО!
- Аня...
- Нет! Пожалуйста! Только молчи! - я не хочу вспоминать! Я не желаю слушать надуманные объяснения, оправдания, лживые признания и даже слова извинений! Одно слово - и мы поругаемся! Одно неверное движение, и нас снова разнесет по разные стороны баррикад! А мне жизненно необходимо, чтобы он сейчас побыл на моей стороне!
Он очень сильный. У него легко получается каким-то немыслимым образом так передвинуть меня, что буквально за долю секунды я оказываюсь лежащей на спине, а он сам, зависшим надо мной! И я поверить не могу, что это не сон! Что не мерещится мне, не чудится это лицо, освещаемое серым рассветом! Кладу руку на его щеку, закрываю глаза, стараясь прочувствовать и запомнить свои ощущения, и ощущаю касание его губ к середине ладони и шепот его мурашками бежит по коже:
- Ничего нет... Ни прошлого... Ни будущего... только сейчас.
И я киваю-киваю-киваю, как деревянный болванчик, не имеющий сил остановить бесконечное движение закрепленной на шарнирах головы. И прекращаю эти безумные кивки только тогда, когда его губы яростно впиваются в мой рот!
Прошлого, действительно, нет! А будущее мне, вообще, ни к чему совершенно! Только твердые губы, только язык, врывающийся в мой рот, исследующий его в бешеном ритме. Он так спешит, словно поймал меня убегающую, словно не я сама согласилась, а он крадет поцелуй, каждую секунду опасаясь возможного прекращения!
Сердце в груди разгоняется, стуком своим отдаваясь где-то в горле! Внизу живота болезненно сжимается забытое ощущение напряжения и ожидания. И я больше не бесчувственное бревно, каким была в постели с Максом, я - ЖЕНЩИНА! Мне тоже нужно!
Не для него, нет! Я не хочу давать ему своей нежности! Он не заслужил моей ласки! И уж тем более любви! Только для себя лично, чтобы мне было приятно! Для этого только запускаю пальцы в его волосы, короткие на затылке и чуть более длинные, жесткие на макушке. Он настолько МОЙ, что даже пальцам моим приятно касаться его головы!
Давай же, сделай со мной хоть что-нибудь! Мне это нужно сейчас!
Он всегда меня понимал в постели. И сейчас понимает! И все так же целует, но руки уже сдирают ночную рубашку, судорожно дергая бретельку на плече. И мне кажется по какой-то немыслимой причине он опьянен сейчас тем, что происходит между нами не меньше меня! Иначе бы разве не догадался, что эта вещь так не снимается! Ее просто вниз потянуть нужно, ну, или через голову аккуратно снять!
И я отталкиваю его, отрываюсь от его губ, поражаюсь расфокусированному взгляду, пытающегося осознать, что происходит мужчины, и стаскиваю ненужную сейчас одежду через голову. Швыряю, не глядя, куда-то в сторону и сама тянусь к нему руками, всем сердцем своим тянусь...
И пусть думает обо мне все, что пожелает! Я завтра подниму из руин свою гордость и сумею выстроить стену между нами. А сегодня умру, если он не станет моим!
Вспышками, рваными кадрами в памяти остаются картинки. Вот его рот целует мой сосок. Глаза смотрят в мое лицо. На лбу растрепанная челка. Плечи его широкие, вязь татуировки на бицепсе...
Треск ткани несчастных трусов. Смешная защита, придуманная мною, чтобы скрыться от его же взгляда, если мне вдруг бы удалось заснуть, а он вошел бы в мою комнату!
Сбившееся дыхание. Я уже не понимаю, чье именно. Для меня всё в тумане, пробиваемом яркими вспышками его прикосновений. Язык чертит линии на моем животе, оставляя влажные дорожки, заставляющие чувствовать прохладу. Рука, медленно ползущая вниз. Я забываю дышать... Я напрягаюсь до боли! Я подставляться готова под эту руку... Потом не вижу больше. Потому что не могу удержать глаза открытыми, когда длинные пальцы ложатся на промежность. Как и не могу удержать стона. И потом, сколько ни кусаю внутреннюю поверхность своей щеки, сколько ни сжимаю в кулаке зажатую простыню, я позорно хриплю сквозь сжатые зубы! И что в его пальцах такого волшебного, что меня так выкручивает на кровати? Ведь и Макс когда-то старался доставить мне удовольствие! И я сама пыталась... Но извиваться я могу только от этих единственных в мире рук...
Анна
Незамеченной уйти от спящего Мерцалова - это настоящая наука! Прошлую ночь он прокутил, весь день, наверняка, гонял мальчишек - об этом говорил Радулов при нашей с ним встрече, потом вот... был со мной... со мной был вместе... и, по моим расчетам, он должен был бы спать очень крепко. Но на самом деле получалось, что на каждое малейшее движение его руки отзывались крепким сжатием вокруг моего тела!
- Давай же, развернись на другой бочок, - тихонько шептала ему - когда-то это помогало, и он послушно разворачивался. Но сегодня, словно нарочно, лежал все в той же позе.
Он всегда так спал - наваливался во сне сверху, забрасывал свою тяжеленную мускулистую ручищу поперек меня. А еще от него обычно исходил такой безумный жар, что я просыпалась порой то от удушья, то от ощущения сгорания заживо! Я, глупая, не любила раньше, когда он во сне вот так же обхватывал меня... Зато сейчас его дыхание щекочущее мой затылок, его руки, тяжело навалившиеся на грудь, тепло его тела, в конце концов... Сейчас все это стало невыносимо прекрасным, самым желанным в мире ощущением!
Но оставаться здесь и дальше было нельзя! Потому что ночное безумие еще как-то можно было объяснить, а вот днем я должна быть холодной, ненавидящей его и обиженной!
Правая рука поддалась легко - взявшись за большой палец, я переложила ее на подушку. А вот левая рефлекторно сжималась на моей талии всякий раз, стоило только попытаться ее стащить! И мне сразу же начинало казаться, что он уже не спит, что уже смотрит на меня! Я замирала на пару минут, ожидая реакции, и, не дождавшись ее, продолжала свои попытки выбраться.
Ой, какая же я дура! Сама позволила перешагнуть невидимую глазу границу, которую выстроило между нами его предательство! А теперь... как жить теперь? Заныло сердце, горький ком обиды, тоски и досады перекрыл дыхание. И на этом надрыве мне вдруг стало безразличным, проснется Свят или нет. Я просто встала с кровати, не таясь и не опасаясь его разбудить.
Он поймал за руку, когда я уже сделала шаг прочь. И, опасаясь, что по своей дебильной привычке сейчас схватит, опрокинет на кровать, подомнет под себя, превратит в глупую шутку мои мысли и чувства, посмеется над моей болью, я заговорила первой, не поворачиваясь к нему, но и пока не вырывая руку:
- Свят, то, что случилось ночью, было ошибкой. Это больше не должно повторяться никогда. И, вообще, я не желаю тебя больше видеть! Не знаю, какие ты преследуешь цели, но не приходи в мой дом!
Я замолчала. И он молчал тоже. Но и руку крепко держал в своей ладони.
- Пожалуйста, отпусти, - чувствуя, как слезы подступают к глазам, прошептала я. Какой же я стала плаксой!
- Аня, можешь называть, как пожелаешь "то, что случилось ночью". Я называю это сексом. Мне понравилось. Тебе понравилось. Мы люди свободные ото всех возможных семейных обязательств. Что мешает нам иногда доставлять друг другу удовольствие?
Ах, ты, бесчувственная козлина! Что мешает? Да то, что для тебя это - просто секс, а для меня... Мне больно, что это не навсегда! Мне больно, что для тебя все так легкомысленно и просто - захотел и переспал, а потом ушёл покорять кого-то другого! А мне, мне как жить, когда ты будешь уходить? Но всего этого я сказать не могла! Унижаться, признаваясь ему в непрошедшей любви снова, не желала! Поэтому сказала другое:
- Мешает нам то, что, во-первых, я ненавижу предателей и не желаю иметь ничего общего с такими мерзавцами, как ты! А во-вторых, ещё и то, что, да, я пока не сплю с Одинцовым, но собираюсь это с ним делать потом, в будущем! И более того, я хочу, чтобы у нас с ним сложились нормальные отношения.
- Одинцов? Знакомая фамилия какая-то...
Выдернув руку, я схватила халат, лежавший на стуле, быстро закуталась в него и повернулась к Мерцалову, по-хозяйски развалившемуся на моей постели, ощущая хоть какую-то защиту.
- Конечно, знакомая фамилия - он кандидат в депутаты Государственной Думы! Его лицо красуется на сотне баннеров в городе, и даже у нас, здесь, на двери в магазин! - в течение своей пламенной речи по восхвалению Сергея я даже сумела ощутить некую гордость за него - ну-ка, какого полёта птица!
- Здорово, Анька! Будешь женой настоящего политика! Я прямо тебе завидую! Какая честь! Расскажешь потом, понравилось тебе трахаться с депутатом? А то у тебя однообразно все как-то - спортсмены, да программисты...
- Скотина! - мне так безумно захотелось чем-нибудь бросить в эту наглую морду, что я не сдержалась и, подхватив с пола собственные тапочки, швырнула оба сразу в него! Один Свят отбил, второй попал по животу! А живот у него все такой же - подтянутый, с кубиками пресса, словно не было стольких лет отсидки за решеткой... Дура! Пялишься вместо того, чтобы просто уйти! Идиотка! И я повернулась к двери, но перед этим, конечно, не могла не ответить на его оскорбление. - Почему же только спортсмены, да программисты? Ты просто многого обо мне не знаешь!
Короткий взгляд через плечо уже у самой двери... И перекошенное лицо Мерцалова делает мое утреннее настроение сразу на пару пунктов лучше!
Свят
Депутатшей стать захотела? Ага, сейчас! Когда там этот мудила вернется? В субботу? Я позабочусь о том, чтобы вчерашняя ваша встреча была последней! Яростно натираясь мочалкой в Анькином душе, я так ругал Мерцалову мысленно, что уши у неё точно пылать должны были! Куча мужиков у неё была? Врет! А если не врет? Зараза! А вдруг правда? И она с ними так же, как сегодня со мной... Сука! А сделать-то я ничего не могу! Да и что с этим сделаешь? Она имела право! Имела право спать с тем, с кем захочет! В голове были сплошные маты, перемежающиеся с диким воем закипающей ярости! Только бы не сорваться и не разнести ее дом - выйдя из себя, я могу быть настоящим неадекватом!
Анна
- Тряпка-тряпка-тряпка, - упираясь лбом в кафель на стене ванной, повторяла я. - Собралась, вышла и послала этого ублюдка на все четыре стороны! Лжец! Предатель! Для чего он вернулся сюда? Зачем говорит мне это? Вранье! Всё вранье! Выставить за дверь! Уехать! Забрать Гришку и уехать в Сибирь, на Камчатку, за Урал, в глушь какую-нибудь! Туда, где не будет этой разъедающей душу надежды! Любит? Вот этот человек, которого я ждала ночами, обливаясь слезами, мучаясь от ревности и тоски, человек, который в это время трахался с моей бывшей подругой, теперь говорит, что любит!
- Ань! Давай поговорим? - раздалось за дверью. - Просто выслушаешь меня и сама решишь, верить или нет! Даже на суде последнее слово положено обвиняемому...
Последнее слово? Сказал ты, Мерцалов, свое последнее слово! Не помнишь разве?
Флешбек. Анна.
Свята как подменили. Уже четыре месяца он работал у Ждановского, и с каждым днем мы все больше отдалялись друг от друга. Вначале я думала, что это произошло из-за того, что вскрылся мой обман с беременностью. Долго врать не имело смысла и на втором месяце нашей семейной жизни со Святом я призналась, что наврала ему.
А соврала... Соврала потому, что дико ревновала его! Однажды пришла на бой с его участием, насмотрелась там на поклонниц, прорывающихся в его раздевалку, и решила, что нужно как-то поторопить события... А, вообще, была небольшая задержка, я и проверять есть беременность или нет её не стала - как-то получилось, что в порыве ревности и накала собственнических чувств к нему, я ляпнула про беременность! А он тут же позвал замуж... А потом стал так искренне и честно ждать ребенка, что я испугалась - месячные с опозданием, но пришли... Ох, как же я изворачивалась, чтобы он не узнал о них! Жили-то мы вместе! И жалела об обмане! И кляла себя за глупость! И не знала, как дальше быть! Какая же дура была! Все мои унижения, все глупости, мною придуманные, не имели никакого смысла. А ведь живот должен был расти...
Сначала хотела сымитировать выкидыш, но потом поняла, что соврать так серьезно, сыграть правдоподобно, я все равно не смогу! И однажды просто рассказала ему, что обманула, что ребенка нет и не было. И ведь показалось тогда, что он даже обрадовался! Говорил что-то типа: "Я бы на тебе и без твоих сказок женился!" И даже утверждал, что рад тому, что я настолько сильно его люблю, что пошла на подобный подлог. Это я потом поняла - он обрадовался, что моей беременности нет, потому что у него уже намечался ребенок с Ленкой...
...Две ночи Свят не ночевал дома. Две ночи на мои звонки отвечал коротким сообщением: "Я занят. Скоро вернусь". Но теперь я уже знала, чем он был занят. Я все увидела сама. Не выдержав неизвестности, жутко беспокоясь о нем, я приехала к дому Юрия Ждановского. Припарковалась далеко от ворот - тогда только-только права получила, поэтому возле дома, где машины стояли достаточно плотно, не смогла найти местечка для своей. А вылезти не успела - почему-то в последний момент растерялась, испугалась и сидела в машине, думая, как объяснить охраннику, находящемуся в будке у ворот причину своего появления здесь.
И в этот момент ворота открылись, и они вышли под руку - Ленка и мой муж! Она была в темных очках, на голове - яркая косынка и... животик, обтянутый модным в те годы вязаным платьем. Свят бережно поддерживал ее под руку, усаживая на пассажирское сиденье. А мне бы вылезти из машины, броситься бы к ним, кулаками затарабанить по окнам, выкричать всю ту боль, которая кислотой обожгла сердце!
Только они уехали, а я долго сидела, уставившись невидящим взглядом в кованые завитушки высокого забора. Мне было так больно, как не было никогда в жизни! Мне умереть хотелось! Сделать что-нибудь с собой!
Мой Свят, самый нежный, самый любимый, самый лучший в мире, заботливый, сильный... Он же мне говорил, что любит! Он врал? Он к Ленке вернулся! И этот её живот... Этот живот? Там чей ребенок?
Замутило. Представилось и очень реалистично, как они вдвоем лежат голые на кровати, как он ласкает её... Я едва успела распахнуть дверь и выскочить из машины - вырвало прямо на асфальт. Потом на дрожащих ногах уселась обратно. Откуда-то вдруг появилось странное спокойствие, даже скорее безразличие ко всему. Ехать! Нужно ехать! Только куда и зачем?
С трудом вспомнила, как завести машину. Дороги обратно не помнила совсем. Да и накатило безразличие, стало неважно, куда ехать и зачем. Мчалась, не думая о правилах. Свят мне изменяет! Свят больше не любит меня! Как теперь жить? Зачем?
Слезы мешали смотреть на дорогу, и время от времени я растирала их кулаком по лицу. И вдруг в голову пришла спасительная мысль - а что если они случайно оказались вместе в этом доме? А вдруг она зачем-то приехала к Ждановскому и, встретив Свята, попросила проводить до дома?
Мне не верилось в такое, но я отчаянно цеплялась за эту идею. И, наверное, только благодаря ей сумела взять себя в руки и доехать до дома.
... А вечером он вернулся домой. Немного пьяный, виноватый... и уже чужой! Он с порога, едва успев снять обувь, сказал:
- Аня, нам нужно поговорить.
И я не сдержалась - ну ясно же, он расставаться пришёл! Но сейчас, в данную секунду, когда он был рядом, боль трансформировалась в ненависть, в злобу! Закричала:
Анна
Иду к двери и думаю, думаю... Странная фраза какая-то о том, что он ни к кому не возвращался... Может, он имел в виду, что и не уходил от Лены? Может, он с нею встречался даже в то время, когда у нас все было хорошо? Точнее, когда мне казалось, что у нас все хорошо...
Скотина! Зачем он мне это...
Распахиваю дверь. На пороге стоит Сергей Одинцов. А за его спиной ещё какие-то люди... Ничего не успеваю понять, как оказываюсь втиснута обратно в кухню и усажена ровно на тот же стул, на котором сидела раньше.
Точно в замедленной съёмке наблюдаю, как два огромных мужика с автоматами, напоминающие мне СМЕРШ, экипировку и работу которого я видела недавно по телевизору, заставляют Свята встать на колени лицом к стене. И он не сопротивляется, хоть я и вижу, а скорее, чувствую, как ярость переполняет его, как хочется ему кинуться в бой!
- Сергей, что происходит? - обращаюсь к Одинцову, с кем-то разговаривающему по телефону. Он смотрит вскользь, словно меня больше для него не существует. Но я успеваю уловить разочарование в его взгляде. Он знает, что Свят ночевал у меня?
Молчу. Выпрямляю спину - никому не позволю себя осуждать! Это мое право - спать с тем, с кем хочу. Мысленно чуть трансформирую фразу: "с тем, кого люблю". Свят молчит тоже. Странно, что он не сопротивляется - на него не похоже. Восемь лет назад, я в этом уверена, на колени его можно было поставить только полумертвого. Впрочем, дуло автомата одного из "смершевцев" очень убедительно упирается Святу в плечо.
Сергей отключает телефон и садится за стол напротив меня. Медленно кладет мобильник ровно на середину стола, поднимает взгляд на меня. Брезгливо кривится и говорит:
- Ну что, хватило вам ночи, чтобы найти? Или будем восстанавливать память? - что найти? О чем это он? Неужели... Неужели о флешке?
- Слушай, "кандидат", мне флешка, что бы там на ней ни было, вообще не нужна! Я о ней знать ничего не знаю, а уж Анька-то совсем ни при делах! - психует Мерцалов, пытаясь развернуться от стены к нам лицом.
- Ну да! И поэтому ты сразу после того, как узнал о ней, сюда прибежал?
- Я к ней пришёл потому, что вы здесь разворотили все. Это ж баба - ей страшно. Флешки у меня нет и не было. Я ничего о ней не знаю.
- Окей. Предположим, Одинцов ошибся. Предположим, нет и не было никакой флешки. Семен тебе зачем звонил? Что хотел?
- Я не знаю никакого Семёна. Позвонил какой-то хмырь, тоже, как и ты, флешку требовал.
- И что ты ему ответил?
- То же, что и тебе. Пошел на х.р.
Одинцов дернулся в сторону Свята, и я отчетливо видела, как налилось кровью его лицо. Я даже успела уловить короткий взмах его руки - знак "смершевцам". Это потом всё происходящее слилось для меня в сумасшедшую какофонию звуков - крики, удары, стоны. В моей маленькой кухне, казалось, трещит и грохочет мебель и находящаяся в ней посуда.
Я видела, как сыпятся удары прикладов на спину и даже голову Свята! Видела, как он пытается увернуться, как ударами снизу достает то одного, то другого подельника Одинцова. Не видела только, что глупо и бессмысленно бегу к нему на помощь сама! Я вся была там, в пылу драки, я, кажется, даже кулаками махала, помогая ему.
Очнулась, когда Одинцов, обхватив руками, прижал к себе.
- Дурочка, куда несешься? Под раздачу попасть хочешь? - негромко на ухо, слишком близко, слишком не вовремя, слишком чуждо мне сейчас. И я неосознанно с отвращением дергаюсь. А так с ним, похоже, нельзя. - Такая же, как все... Шалава...
И бешеный рев Мерцалова в ответ. Прикладом по затылку Святу прилетает, когда он, непонятно как вырвавшись от бойцов, хватает за грудки напомаженного Одинцова. Свят оседает на пол. Лицо в крови, глаз заплыл... Боже, Свят! Я столько раз тебя таким видела, но именно сейчас все совсем иначе выглядит! Чего он к Одинцову сорвался? Неужели чтобы меня защитить?
- Что вам надо! - на надрыве, со слезами в голосе, кричу, вывернувшись из рук Сергея и отскочив к стене. Мужики матерятся, поправляя свои балаклавы и тряся сбитыми кулаками. - Что тебе надо?
- Слушай сюда, Анечка. Я сейчас уйду. Ненадолго. До завтра, до вечера. А ты с твоим... благоверным сядешь и подумаешь. Хорошо подумаешь. От Ждановского должны остаться документы. Вероятнее всего флешка, но возможно, и на бумажном носителе тоже. Так вот... Если завтра к вечеру не найдете. Если не найдете завтра...
Он делает эффектную "театральную" паузу, и я зачем-то спрашиваю:
- Убьешь нас?
- Ну, вот еще, Анечка, я же не мой отец. Да и времена другие. Восемь лет прошло... Но вернуть ЭТО, - ногой пинает лежащего без сознания Свята. - Обратно за решетку, смогу запросто. Лет этак на пятнадцать. Надеюсь, объяснять, что в полицию идти не стоит, не нужно? Учти, себе дороже получится, - он шагает к выходу, но вдруг останавливается и через плечо оборачивается ко мне. - Разочаровала ты меня, Анечка, очень разочаровала. Такой неприступной, такой... настоящей казалась. А оказалась... А оказалась подстилкой тюремной. Не отмоешься.
Вытерев руки о мое кухонное полотенце, как будто это он их сейчас испачкал, а не его люди, Одинцов идет к двери, а я выбрасываю из головы все мысли о его словах, об отце его (при чем здесь его отец?), об угрозах, о том, что они вполне могут вернуться, и падаю на колени рядом со Святом.