Просто фантастика (продолжение)

Глава 1. О назойливой ревности супруги и наложнице, пребывающей в мире сна.

Супруга генерала Лин Фэна, урожденная Ли, была мягко говоря обеспокоена его выбором наложницы.

Мало того, что он таскал эту девку с собой во все походы, так еще и прятал ото всех. И никто так и не удостоился сомнительной чести быть представленным ей. Госпоже Лин Фэн доносили разное. Одни болтали, что наложница некрасива и чуть ли не калека, что было полной чушью. Другие, что мерзавка, окрутившая ее благородного супруга, дешевая певичка, шантажом заставившая принять ее, связав какой-то опасной тайной. Вот это было похоже на правду.

Пусть их брак являлся политическим союзом двух могущественных семей, она никому не позволит встать между ней и Лин Фэном.

И теперь целью первой госпожи генерала Лин Фэн было во чтобы то ни стало освободить супруга от навязанной ему против воли позорной обузы.

Соглядатаи первой госпожи, посланные в военный лагерь Лин Фэна возвращались ни с чем из-за неоправданно усиленной охраны покоев ненавистной наложницы. Тогда царственная родственница госпожи Лин – принцесса Фуян, выслушав сетование молодой женщины, мягко намекнула, что раз супруг держит наложницу под замком, опасаясь разглашения какой-то тайны, то может заставить замолчать эту опасную женщину навсегда? Тем она обяжет генерала уделять больше внимание ей, собственной супруге.

И тогда в лагерь генерала, что стоял в уезде Цзисянь, отправилась доверенная служанка госпожи Лин – пронырливая особа, наловчившаяся улаживать грязные, недвусмысленные делишки своей госпожи.

Однако через три дня вернулась с невероятной новостью, что довелось ей услышать на здешнем рынке от местных, судачивших, что наложница генерала, которой стремились представится местные шихао (городские богачи), пребывала в долгом сне.

Генерал же ревниво оберегал беспробудный сон своей наложницы, сторожа спящую, что морской дракон драгоценную жемчужину.

Вызнав и пронюхав все, что можно, верная служанка не увидела возможности пробраться к бесполезной наложнице и отравить мерзавку. Да и пусть ее, долго ли господин будет терпеть такую-то, что все спит да спит. Толку от нее, что от цветка, который не поливают.

Выслушав служанку, госпожа вроде согласилась, что предпринимать, какие-либо усилия из-за бесполезного ничтожества не стоит, но через неделю вдруг передумала, заявив, что нельзя быть настолько беспечными и надо все же испытать судьбу. К тому же обеим было не впервой избавляться от неугодных соперниц.

Тогда-то ушлая служанка сумела подкупить солдата-охранника стоящего у входа в палатку, через его же дочь. Служанка была весьма убедительна, пообещав простоватой девчонке устроить ей брак с приличной семьей. Конечно, стражник не мог устоять против такого искушения, чтобы пристроить дочку в приличную семью, да и сделать-то ему нужно немного: всего на всего смотреть в сторону и ничего не видеть.

В назначенный день так и произошло. Наемник ночью прокрался в военный лагерь и скользнул к шатру, охраняемый днем и ночью, и дождавшись пока из шатра не выйдет лекарь, а бдительный стражник, зевая, глазел на полную луну, проскользнул внутрь.

Приспущенные циновки на окнах, хранившие полумрак в тишине покоев, все же позволяли увидеть за пологом, лежащую на ложе, застеленном шкурами и атласом, женщину.

По толстому персидскому ковру расстеленного на войлоке, опасный ночной гость приблизился к одру обреченной, и не смог побороть искушения, чтобы не взглянуть в лицо своей жертвы. Такую не забудешь. Эта женщина не была окружена роскошью, только необходимое, но дорогое и добротное.

Слабо заплетенные косы, лежали на груди. Свободная рубаха из мягкого тонкого полотна. Она была умыта, но не накрашена, ни румян, ни белил. Под валиком подушки наверняка лежало саше, потому что до наемника доносился тонкий аромат сандала и ванили. Склонившись, чужак поднес палец к носу спящей, ощутив едва уловимое дыхание и снова взглянул на нее.

Было в молодой женщине, что-то необычное. Вместо выражения кротости, спокойная уверенность. Видимо не знала она голода, не ведала страшных потрясений и роковых потерь, может потому сохранила приветливую красоту, хотя и не была юна. Но генерал, говорят, сам расчесывал ей волосы и умащивал руки бальзамом. Кроме него за девушкой ухаживал войсковой лекарь, да пожилая женщина, что приходила с ближайшего стойбища.

Наемник хмыкнул: понятно, почему генерал трясется над этой женщиной, подобной драгоценности. Но, как и драгоценность может быть тусклой подделкой, так и эта девка может оказаться мелочной охотницей до богатства.

Достав из-за пазухи пузырек с ядом, он вынул промасленную тряпицу, закупоривавшей настолько узкое горлышко, что яд процедился сквозь него скудной каплей, что упала на бледные губы спящей.

- Но вдруг господин прознает обо всем? – беспокоилась тем временем служанка госпожи Фэн, расчесывая ее длинные волосы, гребнем из белого нефрита.

- Так что же? – безмятежно пожала плечами супруга генерала. – Не забудь, что я из рода Ли, племянница пятого принца Ли. Что может сделать мне гнев супруга, когда во мне течет королевская кровь.

Тем временем офицеры самого Лин Фэна были встревожены – генерал, казалось, не думал о предстоящем бое.

А ведь они уже стояли перед врагом.

Противник, зная Ли Фэна и его тактику неожиданного нападения, стремился закрепиться на противоположном берегу мелководной, но широкой речушки, хоть и превосходил численностью Лин Фэна чуть ли не вдвое. Но генерала это не волновало, что сейчас действительно заботило его - это состояние наложницы.

Глава 2. О том можно ли спастись от капли яда и порождения тьмы.

Капля яда упала меж сомкнутых губ, терпко и вязко потекла на язык, стянуло нёбо горьким.

Своей горечью и жжением яд сотряс организм жертвы и спящая, прерывисто вздохнув, открыла глаза, едва различая в темноте склонившуюся фигуру и белеющее над нею размытым пятном лицо.

Не особо разбираясь, явь то или сон, проснувшаяся бессознательно, но умело ткнула, нависшего над нею, в глаза. О чем тут было думать? Чего ожидать от того, кто стоит над ее постелью ночью с явно недобрыми намерениями?

От внезапности и боли, не ожидавший нападения от девушки, только что лежавшей перед ним без сознания в беззащитной неподвижности и способной защищаться разве что визгом, злоумышленник попятился, согнувшись в три погибели, сипло ругаясь, прижав ладони к глазам.

Не теряя времени, наложница вскочила с ложа, но от резкого движения ее повело, голова пошла кругом, но в едва пробудившемся мозгу билось одно – нужно спасаться и немедленно…

Проморгавшийся злодей перестал метаться и стонать, посылая тихие проклятия. В руке его холодно блеснул остро отточенный клинок.

Не особо разбираясь в темноте где тут выход, девушка ринулась в ту сторону, где обозначился лунным светом проем окна, забранный изящной решеткой, по пути, споткнувшись о сунувшегося ей наперерез негодяя.

На поверку оконная решетка оказалась декоративной и хлипкой и все никак не проморгавшемуся наемнику только, и оставалось, как услышать треск тонких реек и раздираемой оконной бумаги, через которые спросонья проломилась его жертва. Но она не уйдет далеко, ей не суждено пережить этой ночи, зло усмехнулся наемник.

В затуманенном мозгу девушки билось одно: бежать быстро и далеко.

Куда?

Не важно… Потом разберется.

Но хотеть и делать не одно и то же. Она путалась в странно длинных и свободных одеждах, и никак не могла припомнить, откуда у нее такая ночная рубаха. Но все это скользнуло мимо сознания. Вокруг стоял адский грохот, что-то полыхало, где-то истошно кричали, ей под ноги упал человек в стальном шлеме, пронзенный стрелой. Творилось, что-то невообразимое, кровавое, невероятное. Из безмятежного сна, она сразу угодила в хаос бойни.

Перед глазами все плыло и прыгало, в голове шумело, сознание мутилось, рот стягивала жгучая горечь.

Это, что еще такое? Она же не собирается терять сознание?

Действительность проявлялась пугающими урывками. Резня вокруг была ужасной. Вдруг ее схватили, поспешно сунули в рот два липких шарика, вкус которых она не почувствовала и потащили к темному лесу у видневшейся за ним горной гряды, прочь от ужаса, что творилась вокруг.

Старик, что упрямо толкали ее вперед, то бесцеремонно волок за руку, все оглядывался, боясь, что их кто-то догонит. Она тоже обернулась и поплатилась за это. Голова закружилось, словно тележное колесо, которое крутанули с бешеной скоростью, желудок связало болезненным узлом, горло наполнилось желчью, в пищеводе словно встал ледяной кол. Ноги подкосились и, едва справляясь с дурнотой, девушка, схватившись за ветку, повалилась в какие-то заросли.

- Да… да… - едва переводя дыхание, бормотала она старику, что выдергивал ее из зарослей, - бежать… надо бежать...

Погоня не заставила себя ждать, их уже увидели, когда они добежали до первых деревьев, которые могли их скрыть. Какой-то человек в темном, с лицом скрывающимся за черной повязкой с повадками крадущегося шакала, кинулся за убегавшими, пока метавшиеся вокруг всадники с дикими воплями и восторженными визгами, убивали и резали всех подряд.

Старик все бормотал через силу, задыхаясь на бегу, что им бы только добраться до монастыря Нефритового Будды, а уж там они спасены.

Догадка, что она отравлена, плыла и растекалась в ее воспаленном мозгу, словно масляное пятно по воде. Было так плохо, что хотелось тут же умереть. Сквозь шум в ушах, она различала, чьи-то настигающие шаги, но ей надо было, чтобы ее стошнило, настолько было муторно. Старик все тащил за собой, больно вцепившись костлявыми пальцами ей в руку, а ее мотало из стороны в сторону.

Они упали в кусты, и когда ее рот сжала сухая ладонь, к ее горлу поднялась жгучая горечь. Мимо зарослей, в которые они повалилась, прямо перед ее носом, осторожно ступил остроносый войлочный сапог.

Беглецы сжались, тесно прижавшись друг к дружке. Но старик тяжело и хрипло дышал, а она едва терпела очередной болезненный спазм, сводивший ее желудок.

Рот наполнился горечью, от которой просто необходимо было избавиться.

Преследователь, перешедший на крадущийся шаг, остановился и, чутко прислушиваясь, наклонил голову набок. Девушка задыхалась, сухая ладонь с шершавой пергаментной кожей не давала ей дышать.

Убийца уверенно двинулся в их сторону как кот, подкрадывающийся к мыши. Из тьмы, сгустившейся между деревьев, метнулось, что-то налетев на их упрямого преследователя.

И в темном лесу, глухой ночною порой, под треск ломаемых веток, содрогающихся стволов, раскачивающихся крон и осыпающейся листвы, началась какая-то чехарда. Дерущиеся, то кидались друг на друга, то разбегались в стороны, чтобы вновь сойтись в безжалостном поединке.

В лунном свете мелькали холодными росчерками безжалостные ножи, от которых поединщики ловко и умело уворачивались. И все же, кто-то из них допустил промашку, а другой мигом ею воспользовался. Раздалось тошнотворное чавканье, когда оточенное лезвие выдернули из живой плоти и глухой стон, невольно принявшего в себя клинок.

А затаившуюся в кустах беглянку нещадно рвало. Полоскало ее от души, до посинения. Пока девушка давилась, деликатно отползая от своего старика, на поляне уже все закончилось.

На вытоптанном поединщиками пятачке, остался лежать бесформенной грудой несостоявшийся отравитель, он же неудачный преследователь сбежавшей наложницы.

Его убийца исчез, слившись с мраком, так же неожиданно, как и появился.

Старик осторожно приподнялся из кустов, опасливо огляделся и снова спрятался за ними. Он потерял свою квадратную высокую шапочку и шпильку.

Глава 3. Глава о генерале Северных границ или О бирке военного лекаря и письме настоятельницы монастыря Нефритового Будды

В ту же ночь Лин Фэн покинул усадьбу, куда в былые дни стремился всей душой. Родовое поместье перестало быть его домом после смерти матушки, достойной из достойнейших женщин Поднебесной, поскольку домом начала заправлять навязанная ему супруга.

Он ничего не говорил в то время, когда супруга за глаза порочила его перед своей родней, но перед ним казалась кроткой и послушной.

Не вмешивался в домашние дела, которые полностью оставил на нее. Лишь предупредил, чтобы не истязала неосторожных служанок, что посмели восторженно отзываться о нем, ее муже и повелителе.

Ни разу не повысил голоса, когда она изводила его ревностью.

Пока она вдруг не превратилась в смертельный клинок в чьих-то неведомых руках, направленный ему в сердце.

То, что за его супругой встал некто могущественный, Лин Фэн понял по надменному тону и самоуверенности с какой держалась с ним в эту встречу его супруга. Она ясно дала понять, что дни его наложницы сочтены. Не задумываясь и не колеблясь, он выбил это оружие, что было направлено на Ю Ли, из рук властного недруга.

Он уже догадывался, кому стал неугоден. Это был пугающий противник, но Лин Фэн принял вызов и не потому, что он генерал Северных границ, а потому, что речь шла о его женщине, которую у него отняли.

Ему было муторно, наказание супруги не принесло облегчения его сердцу. К тому же, он привык убивать в бою, а не казнить.

После того, как дыхание его супруги угасло, ее служанка ползала у его ног, обнимая колени, моля не забирать ее ничтожной жизни. Он не стал убивать служанку, лишь бросил сквозь зубы, что бы позаботилась о достойном погребении для своей госпожи.

Лин Фэн казнил дочь знатного дома, но он был в своем праве наказать супругу и знал, что этот поступок не останется безнаказанным. Он прольет вино за ее заблудшую душу. Если же случиться так, что семья Ли добьется для него сурового наказания, то примет приговор, не оправдываясь. Его семья тоже осудит его и все равно он прольет за наказанную им супругу вино

Только принять то, что Ю Ли больше нет он не мог. Это свалилось на него такой тяжестью, что если бы поверил, это бы сломало его. Зачем тогда все это было? Зачем он выкрал ее из будущего? Что бы в его прошлом, она встретила свою смерть? Он не будет проливать вина по ее душе.

Он осмелился отвоевать эту девушку у вечности и Неба, вопреки судьбе и мирозданному порядку, что установили боги. Он попрал время и законы бытия и был наказан за дерзость. Может Небо не зря разделило их пропастью эпох, чтобы они никогда не встретились, а словно небесный Пастух и Ткачиха, мечтали друг о друге, как о несбыточном, чувствуя один другого неясными образами со смутным безотчетным волнением?

Его любовь убила Ю Ли. И все же, Лин Фэн не мог сдастся и хватался за все, что давало ему даже намек на надежду. Умом он понимал, что Ю Ли не могла спастись, что она должна погибнуть, но чувствовал, что она не умерла. Откуда появилась такая уверенность, объяснить не мог даже себе. Только если бы она умерла, разве у него была бы воля выдержать эту бессмысленную действительность?

Не было ничего, что могло бы убедить его в ее гибели. Какие-то следы, ведущие к обрыву? Доказательство того, что ее отравили? Но эти следы, могли указывать не на гибель, а, наоборот, ее борьбы, чтобы выжить. И есть ли хоть что-то, что может убедить его в обратном?

Вот это «хоть что-то» было для него страшнее смерти.

Он гнал коня без отдыха, позади, не отставая, держался сяовэй (офицер старшего командного состава) из Отборных. Останавливались на заставах, предъявляли свои бирки-пропуска и мчались дальше.

Добрались до места ранним утром. Но прежде, придержав коня, Лин Фэн с высоты холма осмотрел лагерь. По углам высокой ограды дозорные вышки, ворота открыты, значит, гонг к подъему уже прозвучал.

Лагерь был разделен на квадраты – дворы, отведенные за каждым подразделением. Подразделения в свою очередь делились по племенам, либо по месту рекрутирования или военных поселений – фубин. Он узнавал флаги каждого подразделения, но, что бы их не отличало, объединяло одно - ровно поставленные палатки и юрты, которые были разрешены не только иноплеменным офицерам. Ровные квадраты тентов располагались и вокруг его ставки тоже, не защищенной никакой оградой – генерал был доступен для всех своих солдат и офицеров.

Он был не против того, что каждое подразделение обособилось и огородилось условной оградой, будь то ровные стойки с копьями, телеги или просто натянутое полотно. Лин Фэн оценил такое планирование, после того как на лагерь – цзяо (Важный стратегический пункт на границе), напали степняки. Тогда, каждый такой двор, мигом укрепившись всем чем мог, зажав в проходах вертлявых степняков, методично уничтожил их, не давая вырваться за пределы лагеря. В другой раз он повторил эту тактику, умышленно заманив врага в свой лагерь.

С правого края, развевается флаг могучих пехотинцев сюнцюй «Медвежьи щиты». По соседству с ними расположились дворы лучников юйлинь «Лес перьев», а так как они «смертоносны, словно оперенные стрелы, и многочисленны, словно деревья в лесу», то все как один носили шлемы с перьевыми плюмажами.

Дальше шли палатки подразделений «Стреляющих на звук» - шэньшэнь, отчаянно соперничающие с юйлинь. «Стреляющие на звук» могли поражать в темноте даже на мимолетный шорох. За ними разбили свои палатки элитные «Нетупящиеся мечи» цяньню, похволявшиеся, что могут забить своими мечами тысяча быков.

Глава 4. О суровых монастырских буднях или Никогда не сдавайся – позорься до конца

Когда над верхушками деревьев завиднелась крыша монастырской пагоды, беглянка села в стороне от дороги, чтобы подкрепиться. Ее потряхивало от слабости, отнимавшей силы, и она едва передвигала ноги, волоча и шаркая ими и впрямь как древняя старуха.

Вареное яйцо, две лепешки, да паровая булочка, мало помогли делу, но ей было вкусно. Посидев немного и собравшись с силами, она побрела дальше.

Дорога круто поднялась вверх. Деревья поредели, уже чаще попадались валуны, и дорога вверх, перешла в каменистую тропу, что вывела на пологий холм, где кроме низкорослых кустов дикого чая из растительности ничего не произрастало. И вот тогда она полностью увидела двухярусную пагоду, чью крышу с изящно изогнутыми на углах скатами заметила, поднимаясь сюда. Пагоду окружала ограда, в которой высились ворота абрикосового цвета, из чьих распахнутых створок вынеслись навстречу несколько рычащих худых собак.

И тут у ворот монастыря, силы оставили ее. Очнулась от того, что ее легонько хлопали по щекам.

- Очнись, сестрица… очнись…

Она улыбнулась склонившейся над ней безволосой девушке, давая понять, что пришла в себя. Видимо получилось не очень, потому что девушка покачала бритой головой, которую покрывала шапочка из небеленого холста и, заботливо поддерживая ослабевшую скиталицу, дала ей напиться вкусной холодной воды.

- Что у тебя с глазами, сестра? – спросила молодая монашка. – Они у тебя странные.

Оборванка снова ответила слабой улыбкой, только на это движение губ у нее хватало сил. Монашка продолжала озадаченно оглядывать ее. Прибредшая сюда явно за помощью, не бросилась что-то выпрашивать или рассказывать слезливую историю своих злоключений, лишь произнесла:

- Уродилась такой…

- Ты не здешняя?

Бродяжка пожала плечами.

- Ты бежишь от чего-то? Или от кого-то? С тобой жестоко обращались?

Нищенка печально улыбнулась.

- Очевидно, ты из-за Великой стены, из варварского племени? Тебе есть куда пойти? Нет? Тогда оставайся в обители пока полностью не окрепнешь и не поймешь, куда тебе податься.

И вот беглянка обрела, пусть и временный, приют, чтобы перевести дух и собраться с мыслями. С ней обращались доброжелательно с мягкой предупредительностью и заботой. Такой заботой сестры горной обители никого не обделяли.

Ее покормили, провели в купальню на небольшом озерце, пусть и прогретой солнцем, но все равно холодной водой. После снабдив простой груботканой, но чистой одеждой, отвели в крохотную летнюю постройку с бамбуковыми стенами и полом, устланным толстыми циновками. Больше ничего в этой каморке не было.

Зато была она сухой, пахла солнцем, что било из всех щелей, и продувалась ветром несшего то свежесть с горных ледников, то луговые ароматы со знойных равнин. Переодеваясь в то, что принесли монахини, она обнаружила в своих лохмотьях пузырек с лекарствами о котором ей настойчиво твердил, куда-то запропастившийся старик, которому была обязана жизнью.

Единственное оконце плотной завесой закрывал дикий плющ. Ей здесь нравилась, даже пресная еда из недоваренных овощей, что ей дали у чадящего уличного очага под бамбуковым навесом.

По дорожкам неслышно проходили монахини, смотря себе под ноги и сосредоточенно перебирая четки. Курились благовония из каменной курильницы в виде треножника, стоящей напротив храма.

К ней подошли две молодые монашки, одна высокая и худая с угловатой обритой головой, другая приземистая с широким плоским лицом и узкими глазками. Но обеих роднило добродушное приветливое выражение и мягкий взгляд.

- С тобой желает поговорить настоятельница, - пояснила ей приземистая монахиня. – Ты должна прямо без утайки отвечать на все ее вопросы.

Высокая монахиня кивнула.

- В обители тебя не обидят, но и ты не криви душой, - добавила она, с интересом смотря не вновь прибывшую. И подхватив ее под руки с двух сторон, повели за собой.

Остановились перед двумя ступенями, ведущим к трехстворчатым дверям низкого павильона, приземистая монахиня справа громко возвестила:

- Она очнулась, и мы привели ее, учитель!

- Пусть войдет, - послышалось в ответ.

- Ступай, - велела ей монахиня справа, а худая монахиня слева ободряюще кивнула.

Настоятельница оказалась маленькой женщиной, с лицом изборожденным морщинами с гладко выбритой головой, в красно-коричневых свободных одеждах. Хотя ее небольшая фигура и осанка были на удивление величественны, держалась она сдержанно, а на серьезном лице с крупными чертами, тем удивительнее выглядели улыбающиеся глаза.

- При первом взгляде ты показалась изможденной старухой, но на самом деле молода и прекрасна. Что вынудило тебя так измениться? - мягко спросила настоятельница. - Позволь узнать, что с тобой случилось?

Какое–то время странная гостья озадаченно молчала. Милосердное участие, конечно, не отменяло того, что настоятельница, как представитель власти, должна быть начеку и выяснить все о сомнительной личности, притащившееся в монастырь едва живой. Но если бы она, хоть что-то помнила о себе и понимала что происходит.

- Помню лишь, что проснулась от того, что кто-то пытался меня убить. Я убежала, меня преследовали и мне не удалось бы, спастись, если бы не старик, укрывший меня от убийц в кустах.

Глава 5. О заботливой тетушке, похотливом торговце и беспамятной супруге или Кокетки на фоне собак.

Этой ночью Лин Фэн преклонил колени перед алтарем в храме Нефритового Будды, пока его взмыленного коня заводили в монастырскую конюшню и успокаивали разошедшихся собак.

- Ты здесь. Не думала, что прибудешь так скоро, - встретила племянника настоятельница, выйдя ему на встречу.

- Ты ждала меня? – стянул он, с головы посеребренный шлем с пышным длинным плюмажем. - Рад видеть тебя, тетушка Пэн, в добром здравии.

- Ах ты, несносный мальчишка, - воскликнула она, не скрывая радости от встречи, ведя долгожданного гостя к кабинету, где их встретила послушница, подавшая им чай. – Как я могла не ждать тебя, если сама послала весточку, зная, что ты мечешься в поисках своей пропавшей наложницы.

- Она не наложница, а жена. Но погоди, ты говоришь, что посылала мне письмо? Я ничего не получал от тебя.

- Почему тогда здесь? – удивилась настоятельница. – Если не мое послание, тогда что привело тебя сюда?

- Мы отыскали тело погибшего лекаря. Его армейской бирки и амулета при нем не было. Мы поняли, что он передал их Ю Ли, отослав ее к тебе.

- Ю Ли? Так ее зовут Ю Ли? – проговорила настоятельница задумчиво и выложила на столик перед племянником бирку и амулет. Лицо его озарилось проблеском радости, но вмиг замкнулось. И все равно, не сумев сдержать нетерпения, он коршуном бросился на эти вещи.

- Она цела? С ней все хорошо? Где она? – спросил он удостоверившись, что бирка и впрямь принадлежит погибшему лекарю.

- Ты хочешь, прямо сейчас, убедиться, что та кого так отчаянно ищешь, здесь? Но все сестры спят, - подняла ладонь четвертая тетушка генерала Лин Фэна, останавливая порыв племянника. – Ты увидишься с ней утром. Не нарушай сейчас покой обители.

- Позволь лишь взглянуть…

Увидев спящую, Лин Фэн опустился у ее ног, на край одеяла. Это действительно была его Ю Ли, которая снова спала. Ему хотелось смотреть на нее, в каком бы виде она не предстала перед ним. Похудевшая, измученная, в грубом монашеском одеянии…

- Это та, кого ты ищешь? – тихо спросила настоятельница, когда Лин Фэн, прикрыв ладонью светильник, бесшумно выскользнул из кельи.

- Ты сделала меня счастливым, тетушка, - шепнул генерал, задувая пламя светильника, подхватывая ее под руку.

- Ты относишься к ней как к сокровищу и забыл о себе, разыскивая ее. Что ты намерен делать дальше? –спрашивала настоятельница, увлекаемая им от кельи Ю Ли. – Увезешь с собой? Но она ничего не помнит, уверяю тебя.

- Она останется в монастыре с твоего дозволения. Но я побуду с ней немного, может, вспомнит меня.

- Вот и славно. Пойдем, в трапезной накрыт стол для твоих людей и тебе отвели покой. Но ты же поужинаешь со своей тетушкой, несносный мальчишка?

- С большим удовольствием. Я очень голоден.

За чаем в кабинете настоятельницы их разговор принял другой поворот. Сидя напротив, Лин Фэн бесшумно пил чай из чаши красной глины, слушая сетования тетушки Пэн.

– Ты заставил меня испытать нешуточную тревогу, когда исчез со своим отрядом на несколько дней. Знаешь ли ты, что злые языки воспользовавшись этим, утверждали, что ты переметнулся к Чу (одно из царств Древнего Китая). И если бы не заступничество принцессы Фуян, сейчас не разговаривал бы со мной.

- И как же ее высочеству удалось пресечь подобные слухи? – поинтересовался Лин Фэн, коротко взглянув на родственницу.

- Тебе же известен ее решительный нрав, она просто приказала выследить и уничтожить тех, кто стоял за распространением зловредных наветов о тебе.

Жаровня потухла и в кабинете заметно похолодало. Настоятельница плотнее запахнула на себе шерстяной плащ и, привстав, заботливо подлила из свежего чая в чашу племянника. Лин Фэн молчал, явно не собираясь поддерживать разговор о ее высочестве. Он уже давно все решал сам, но были вещи, которые все равно следовало обсудить, потому что были опасны и для семьи Фэнов.

- Я беспокоюсь за сестру, которую отослала к тебе, - отступила настоятельница, решив продолжить тревоживший ее разговор издалека.

- Должно быть, мы с ней разминулись. Пошлю за ней в лагерь и верну ее тебе, - охотно отозвался Лин Фэн.

- Нисколько не сомневаюсь и не беспокоюсь о том. Но скажи, правдивы ли те ужасные обвинения, что дошли до моих ушей? Ты убил свою жену?

- Это так, - невозмутимо подтвердил Лин Фэн, поднося чашу с чаем к губам.

- Ты понимаешь, что наделал?! – в ужасе воскликнула перепуганная Пэн, схватившись за вытертые четки. – О, Будда Милосердный, ты же погубил себя!

- Пусть так. Та женщина не была мне женой, - напомнил ей племянник. – Наш с ней брак был политическим союзом, выгодной сделкой. Тебе ли этого не знать.

Лицо настоятельницы омрачилось тяжелыми воспоминаниями о своем собственном браке.

- Я отмолю твой грех, - прошептала она.

- Я сам отвечу за свои грехи, - решительно отставил недопитый чай племянник. - И… если Ю Ли.. если она в чем-то провинилась перед тобой и обителью, спрашивай ее вину с меня, ее мужа. Я сполна отвечу за все.

Настоятельница покачала головой.

- Почему ты пошел на такое? –не отступала настоятельница. Она была потрясена не столько признанием Лин Фэна, сколько его безжалостностью, чтобы говорить о чем-нибудь другом.