Просто няня 2

Глава 8

Суббота. Раньше для меня это был просто выходной, а теперь это слово звучало как музыка, как обещание маленького чуда. А всё потому, что в субботу Андрей Игоревич, начальник с замашками властелина мира, был дома. И его дети, мои любимые маленькие монстрики, чудесным образом превращались в почти паинек. Нет, они, конечно, не переставали проверять мои нервы на прочность, но делали это с опаской, то и дело косясь на папин кабинет, откуда мог в любой момент донестись грозный рык.

Этот день был до неприличия хорош. Настолько, что я ждала подвоха. Мы, вы только представьте, все впятером торчали на кухне. Меня осенила гениальная, как мне казалось, идея: «Семейный день песочного печенья». И теперь его стерильная, сияющая кухня, где раньше можно было проводить операции на открытом сердце, напоминала поле боя после взрыва на мукомольном заводе. Мука была абсолютно везде. Серьёзно, я нашла её даже у себя в кармане.

Алина, высунув от усердия кончик языка, пыталась вырезать формочкой-звёздочкой нечто, больше похожее на хромую кляксу. Марк снизошёл до нашего плебейского занятия и с видом профессора отмерял сахар на кухонных весах, что-то бубня себе под нос про «кристаллизацию сахарозы». Он даже соизволил похвалить меня, заявив, что я «интуитивно соблюдаю базовые пропорции», что, видимо, было высшим комплиментом. Кира, наша молчаливая снежная королева, на удивление, тоже не осталась в стороне. Она с сосредоточенным видом раскатывала тесто, и на её щеке красовался очаровательный мучной мазок, который делал её похожей на обычную девочку, а не на маленькую затворницу.

И даже он! Сам Андрей Игоревич! Отложил свои бесконечные дела, засучил рукава дорогой рубашки и теперь стоял, неловко улыбаясь, и пытался вылепить из остатков теста белку. Получалось, честно говоря, нечто среднее между крысой и раздавленным баклажаном, но сам факт его участия был дороже всех сокровищ мира.

Вся кухня была пропитана густым ароматом ванили и сливочного масла. Кажется, это было счастье. Простое такое, домашнее, немного липкое от теста. Я оглядела эту картину: перепачканные, но хохочущие дети, их отец, выглядевший до смешного беспомощным с куском теста в руках, и почувствовала, как внутри что-то тёплое разливается по венам. Кажется, мой план по растопке ледяных сердец этого семейства начал работать.

И конечно же, именно в этот самый момент, когда до идеальной картинки из рекламы майонеза оставалось всего пара шагов, раздался звонок в дверь. Резкий, наглый, требовательный.

Мы все как по команде вздрогнули. Смех затих. Андрей недовольно нахмурился, бросил своего уродливого бельчонка на стол и пошёл открывать. Я же по старой привычке начала судорожно вытирать руки о фартук, гадая, кого там черти принесли в субботний полдень.

Дверь открылась, и на пороге нашего мучного рая возникла она. Женщина, сошедшая с обложки глянцевого журнала, рекламы дорогих духов и презрения ко всему живому. Идеальная укладка, где каждый волосок знал своё место. Строгий брючный костюм цвета, который я мысленно окрестила «серая тоска миллионера». В руке — папка из кожи какого-то несчастного крокодила, в другой — телефон. Она вошла в холл, и её тонкие каблуки зацокали по мраморному полу. Цок-цок-цок. Словно маленькие гвоздики в крышку гроба нашего тихого семейного счастья.

— Андрей, дорогой, я буквально на секунду, тут нужно срочно подписать… — её голос, похожий на перезвон хрустальных бокалов, оборвался.

Она увидела нас. Её холодные, как айсберги, глаза скользнули по кухне, брезгливо задержались на мучном апокалипсисе, просканировали детей, которые тут же сжались, и остановились на мне. Она оглядела меня с ног до головы: мои потёртые джинсы, футболку с дурацким котом, мой фартук в муке и масле. В её взгляде не было злости или ненависти. Было что-то хуже — холодная брезгливость. Так смотрят на плесень, внезапно обнаруженную в коробке с элитным шоколадом.

Она медленно, очень медленно повернула голову к Андрею. На её идеально очерченных губах появилась вежливая, но абсолютно ледяная улыбка.

— Андрей, милый, а это ещё что за… — она сделала крошечную, но убийственно ядовитую паузу, — новый обслуживающий персонал?

Тишина. В ушах зазвенело. Слово «обслуживающий» повисло в воздухе, как топор палача.

Дети застыли. Алина испуганно пискнула и спряталась за меня, вцепившись в мой фартук мёртвой хваткой. Кира, которая мгновение назад почти улыбалась, снова надела свою ледяную маску, только теперь в её глазах сверкала неприкрытая ненависть к гостье. А Марк сдвинул брови и уставился на эту даму так, словно она была нерешаемой и крайне нелогичной задачей, портящей всю статистику.

Я почувствовала, как внутри меня начинает закипать мой знаменитый ростовский характер. Спокойно, Даша, дыши глубже. Уголовный кодекс не одобряет применение скалки в качестве аргумента в споре, даже если очень хочется.

Я медленно, с чувством собственного достоинства, вытерла руки о фартук, расправила плечи и вышла из-за кухонного острова, становясь между ней и детьми. Посмотрела этой бизнес-акуле прямо в её холодные глаза.

— Дарья Игоревна, — мой голос прозвучал на удивление твёрдо и спокойно. — Воспитатель.

Андрей, до этого стоявший с видом человека, которого ударило молнией, наконец отвис. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но так и замер, не найдя слов.

Женщина, которую, как я позже узнала, звали Вероника, даже не посмотрела в мою сторону. Она снова повернулась к Андрею, и её улыбка стала ещё слаще и ядовитее.

— Ах, воспитатель… — протянула она, вкладывая в это слово всё своё презрение. — Как мило. Так что насчёт документов, дорогой? У меня нет времени на эту канитель.

Она победила. Этот раунд был за ней. Одним щелчком пальцев она поставила меня на место. Показала, что она — из его мира, мира крокодиловых папок и срочных дел. А я — так, временное недоразумение. Функция. Обслуга, как ни назови.

Но, глядя в её торжествующие глаза, я поняла одну простую вещь. Деловой визит превратился в разведку боем. И я, сама того не желая, оказалась на линии фронта. Холодная война в одном отдельно взятом особняке была официально объявлена. И что-то мне подсказывало, что мои битвы с детьми за манную кашу были лишь лёгкой разминкой.

Глава 9

Подарки от Вероники ещё несколько дней сиротливо стояли по углам гостиной. Они были как дорогие надгробия на кладбище детского веселья. Марк один раз попробовал запустить дрон, но тот лишь жалобно прожужжал и отказался взлетать, словно тоже впал в депрессию. Художественный набор Киры так и лежал нетронутым, а жуткая фарфоровая кукла Алины, казалось, следила за всеми своими стеклянными, пустыми глазами. Дети шарахались от этого барахла, как от чего-то заразного.

Атмосфера в доме стала просто невыносимой. Даже неугомонная Алина сдулась, как воздушный шарик, и теперь тихо бродила по дому, волоча за собой плюшевого зайца.

Нужно было срочно что-то делать. Устраивать какой-то взрыв, фантан, да хоть потоп, лишь бы разогнать эту тоску. Идея пришла сама собой, когда я, прислонившись лбом к холодному стеклу, смотрела на огромный старый дуб в саду. Он был такой могучий и надёжный, настоящий зелёный великан.

— А что, если… — я резко обернулась. Дети, похожие на трёх сонных котят, сидели в разных углах огромной гостиной. — Что, если мы построим себе штаб? Секретный, он будет только наш! Прямо на дереве!

Слово «штаб» сработало лучше, чем команда «подъём» в армии.

Алина тут же вскочила, её глазки заблестели.

— Штаб? Прямо на дереве? И мы там будем прятаться?

— Ещё бы! — подхватила я, входя в раж. — Сделаем верёвочную лестницу, придумаем секретный пароль, который никто-никто не будет знать! И флаг повесим! Пиратский!

— Это нецелесообразно с точки зрения безопасности, — тут же вставил свои пять копеек Марк, но я уже видела, как загорелись его глаза за стёклами очков. — Необходимо провести анализ прочности ветвей, составить чертёж и рассчитать допустимую нагрузку.

— Так в чём же дело? — я подмигнула ему. — Назначаю тебя главным инженером нашего сверхсекретного объекта! Без твоего одобрения и гвоздя не забьём!

Кира, которая до этого момента, казалось, вообще нас не слышала и что-то чирикала в своём блокноте, вдруг подняла голову.

— И окно, — тихо-тихо, почти шёпотом, сказала она. — Нужно сделать большое окно. Чтобы смотреть на облака. И можно гирлянду из маленьких фонариков повесить.

Моё сердце подпрыгнуло. Ледышка тронулась! Моя маленькая, колючая принцесса сама подала идею! Да это же победа!

— Кира, ты будешь нашим главным дизайнером и декоратором! — торжественно провозгласила я. — Твоё чувство прекрасного превратит наш штаб в настоящий дворец!

— А я? А я? — запрыгала на месте Алина, боясь, что все должности раздадут без неё.

— А ты, — я сделала максимально серьёзное лицо, — будешь самым главным человеком на стройке! Прорабом! Будешь следить, чтобы инженер и дизайнер не отлынивали от работы!

Алина тут же выпятила грудь и для солидности схватила с каминной полки позолоченную кочергу. Вид у неё стал такой важный, будто она собралась руководить строительством как минимум Крымского моста.

И работа закипела! Марк с рулеткой и умным видом настоящего учёного обследовал дуб, постукивал по стволу, что-то чертил в блокноте и бормотал себе под нос про «сопромат» и «точки опоры». Кира на огромном листе ватмана уже рисовала эскиз нашего домика. Там были и резные ставенки, и горшки с цветами на подоконнике, и даже флюгер в виде кота. Алина, наш строгий прораб, бегала между ними, размахивая кочергой и отдавая ценные указания: «Так, инженер, меряй лучше! Дизайнер, рисуй ровнее! А ты, Даша, почему прохлаждаешься? А ну-ка быстро принеси нам лимонада!»

И тут начали происходить настоящие чудеса. Наша бурная деятельность, как мёд для пчёл, стала притягивать других обитателей этого чопорного дома.

Первым не выдержал садовник Семён. Он долго наблюдал за нами издалека, потом подошёл, крякнул, почесал затылок и, хитро прищурившись, сказал:

— Эх, молодёжь… Инженеры, дизайнеры… А у дерева-то вы спросили? Вот эта ветка, — он похлопал по толстому суку, — она крепкая, надёжная. А вот на ту, что потоньше, даже не дышите. Давайте-ка я вам помогу, а то наломаете тут дров, прости господи.

Следом за ним из кухни показалась усатая физиономия повара Аркадия. Он смерил нашу команду весёлым взглядом, громко хмыкнул и скрылся. А через десять минут появился снова, но уже с огромным подносом, на котором горой возвышались румяные пирожки с картошкой и стоял запотевший кувшин с компотом.

— Великие стройки требуют усиленного питания! — басом провозгласил он. — Налетай, строители!

Дети, чумазые и абсолютно счастливые, с радостным визгом набросились на угощение. Мы уселись прямо на траву и уплетали эти пирожки так, будто ничего вкуснее в жизни не ели.

Но главный сюрприз был ещё впереди. Явление, которого я никак не могла ожидать.

Из дома, с прямой спиной и лицом английской королевы, вышла она. Валентина Ивановна. Наша экономка, гроза всего живого. В руках она несла стопку идеально выглаженных белых простыней. Мы инстинктивно замолчали. Я уже приготовилась к тому, что сейчас нас всех отправят мыть полы зубными щётками за устроенный на газоне беспорядок.

Она подошла, окинула нас ледяным взглядом, от которого, кажется, даже компот в кувшине покрылся инеем.

— Вот, — она протянула мне простыни. Голос был сухой и скрипучий, как несмазанная дверь. — На занавески.

Я замерла, боясь пошевелиться.

— Чтобы всякие не подглядывали, — буркнула она, фыркнула, развернулась и, чеканя шаг, удалилась обратно в дом.

Я смотрела ей вслед, потом на стопку простыней, которые пахли лавандой и солнцем, потом на круглые от удивления глаза детей. И меня вдруг накрыло такой тёплой волной счастья, что захотелось смеяться и плакать одновременно.

И я поняла, домик на дереве — это конечно очень хорошо. Но на самом деле мы строили храм всеобщего счастья. Из старых досок, детских рисунков, горячих пирожков и даже из ворчливо выданных простыней.

***

Наш строительный проект, который Марк с серьёзностью восьмилетнего гения назвал «Операция “Неприступная крепость”», набирал обороты. Я и не подозревала, что в тихом садовнике Семёне скрывается талант плотника. Он, поворчав для вида на нашу затею, притащил откуда-то из сарая пахнущие пылью и временем, но на удивление крепкие доски. Торжественно вручил Марку молоток, прочитав краткую лекцию о технике безопасности, а потом повернулся ко мне.

Глава 10

Весь вечер после моего сногсшибательного пируэта со стремянки я напоминала себе зомби из дешёвого ужастика. Мозг отключился, а тело двигалось на автопилоте. Фантомное ощущение сильных мужских рук на моей талии никак не хотело пропадать, а перед глазами то и дело всплывал кадр: его серые, до смешного растерянные глаза в паре сантиметров от моих. Я машинально помогала детям чистить зубы, читала младшей сказку про трёх поросят, но если бы меня спросили, как звали поросят, я бы, наверное, ответила: «Ниф-Ниф, Наф-Наф и Андрей-Соколов». Мысли были где угодно, но только не в детской. Они застряли в саду, в той неловкой, но оглушительной паузе, которая растянулась, казалось, на целую вечность.

Когда дом наконец погрузился в тишину, я поняла, что сон мне сегодня не светит. В голове был такой ураган мыслей, что уснуть было бы просто опасно — могло и унести. Чтобы хоть как-то занять руки и успокоить нервы, которые плясали джигу, я поплелась на кухню. Не за едой, нет. Хотя соблазн опустошить холодильник был велик. Я шла за работой.

Накануне, во время строительства нашего грандиозного «штаба» из пледов и стульев, Марк умудрился зацепиться за какой-то гвоздь и порвать рукав своей любимой куртки. Не какой-нибудь брендовой, от которой ценник отрывать страшно, а самой обычной, удобной, в которой он носился во дворе как угорелый. Мальчишка тогда расстроился до слёз, хотя и пытался спрятать это за своей фирменной маской «мне-всё-равно-я-гений». Я пообещала, что всё починю. Слово учителя — закон.

И вот я сидела за гигантским кухонным столом, который больше походил на взлётно-посадочную полосу для частного самолёта, и, склонившись под светом одинокой лампы, делала то, чему меня научила бабуля. Я штопала. В моих руках была иголка с ниткой, а на коленях лежала синяя курточка моего маленького всезнайки. Стежок за стежком, я аккуратно соединяла края дырки, стараясь, чтобы шов был почти невидимым. Это было до смешного простое, почти медитативное занятие. Оно возвращало меня из мира странных взглядов и фантомных объятий в понятную реальность, где у каждой проблемы есть решение. Дырку можно зашить, разбитую коленку — помазать зелёнкой, а испуганного ребёнка — обнять. Всё просто и ясно.

Я так увлеклась, что не услышала шагов. О своём присутствии незваный гость сообщил сухим, недовольным покашливанием, будто у него в горле застрял сухарь осуждения. Я вздрогнула и подняла голову.

В дверях, скрестив руки на груди, стояла Валентина Ивановна. Прямая, как палка, и строгая, как директор школы на педсовете. Её взгляд скользнул по куртке, потом впился в иголку в моих руках.

— Могли бы и мне отдать, Дарья Игоревна, — проскрипел её голос. В нём, как всегда, плескалось неодобрение. Мол, опять занимаетесь не своим делом, лезете куда не просят. — У меня для этого и машинка швейная имеется.

Она явно ждала, что я сейчас начну извиняться, лебезить или просто молча отдам ей куртку. Но я слишком устала для этих придворных игр.

— Зачем? — я пожала плечами и снова уткнулась в работу. — Я и сама прекрасно умею. Бабушка научила. Говорила, каждая девка должна уметь три вещи: борщ варить, рубаху зашить и так посмотреть, чтоб все всё поняли без слов. С последним у меня пока проблемы, а вот с остальным — полный порядок.

Я говорила это без вызова, продолжая своё дело. Стежок, ещё стежок. Я не видела её лица, но чувствовала, что она не уходит. Просто стояла и смотрела. Тишина на кухне стала не враждебной, а скорее… выжидательной. Будто она решала, казнить меня или помиловать.

Я закончила шов, закрепила нитку, обрезала её и с удовлетворением потрясла курткой. Получилось аккуратно. Почти незаметно.

— Вот, — я расправила рукав. — Как новая. Завтра Марк обрадуется.

Я подняла глаза. Валентина Ивановна всё ещё стояла на том же месте. Но что-то в её лице изменилось. Вечная маска ледяной королевы дала трещину. В её строгих, выцветших глазах промелькнуло что-то странное… Удивление? А может, даже уважение. Совсем капелька.

Она смотрела на меня, простую девчонку в растянутой футболке, которая сидела и чинила куртку своего воспитанника. Не потому, что это входило в обязанности. А просто потому, что так было надо. Для неё, женщины старой закалки, для которой дом и порядок были альфой и омегой, этот простой поступок сказал больше, чем любые дипломы. Он показал, что я не очередная пустышка, приехавшая на всё готовенькое.

— Поздно уже, — буркнула она, отводя взгляд, словно смутившись собственных мыслей. — Отдыхать вам пора.

Сказав это, она развернулась и бесшумно, как призрак, исчезла в коридоре.

Я осталась сидеть в тишине, удивлённо моргая. Это был наш самый длинный и, пожалуй, самый человечный разговор.

А на следующее утро случилось то, чего я и вовсе не могла ожидать.

Я спустилась на кухню, где уже вовсю гремел посудой Аркадий, напевая себе под нос что-то разудалое. Валентина Ивановна, как обычно, с блокнотом в руках, раздавала ему ценные указания. Увидев меня, она замолчала на полуслове.

— Доброе утро, Дарья Игоревна, — сказала она своим обычным, ровным тоном.

Я приготовилась к очередной порции инструкций: «Проследите, чтобы Алина не ела пластилин», или «Напомните Марку, что взрывать петарды в библиотеке запрещено».

Но вместо этого она сделала паузу, перевернула страницу в своём блокноте и, не глядя на меня, спросила:

— Я тут составляю меню на неделю. Может, у вас будут какие-то пожелания? Дети, может, чего-то особенного хотят?

Я замерла с чашкой чая на полпути ко рту. Аркадий за спиной экономки выпучил глаза и беззвучно присвистнул, незаметно показывая мне большой палец.

Она спрашивала моего мнения? Валентина Ивановна, грозная и неприступная хранительница всех секретов этого дома, только что добровольно поделилась со мной крупицей своей власти. Она признала во мне человека, который знает её детей.

Появился намёк на оттепель в наших ледниковых отношениях. И я поняла, что мой маленький ночной подвиг с иголкой и ниткой оказался важнее всех педагогических приёмов. Иногда, чтобы растопить лёд в чужом сердце, нужно не говорить, а просто делать. Штопать куртки, строить штабы и верить, что даже самый колючий кактус однажды обязательно зацветёт.