Все персонажи и события, описанные в этом романе, являются плодом авторской фантазии. Любое совпадение с реальными людьми, живыми или умершими, или событиями является случайным.
Никогда бы не подумала, что моя жизнь превратится в нечто подобное мрачному роману, где тени прошлого сплетаются с настоящим, создавая атмосферу безысходности. И когда я это осознала, пути назад уже не было. Словно попала в зловещую сказку, где каждый шаг ведет вглубь темного леса.
Трудно даже вспомнить, с чего все началось... Наверное, в тот самый день, когда я узнала о свадьбе мужчины, которого тайно и безнадежно любила целую вечность. Десять лет! Десять лет я хранила эту любовь в своем сердце, как драгоценность, зная, что она никогда не станет моей.
***
– Не переживай ты так, – Ярослава легонько похлопала меня по плечу, пытаясь подбодрить. – Фамилия у него какая-то... так себе. Считай, что избежала непоправимой ошибки.
Я выдавила из себя подобие улыбки.
– Ну и что, что была бы я Сурковой, – усмехнулась я.
– Суркова Вера Львовна, – нараспев произнесла Яра, – как-то не очень сочетается с отчеством.
И ведь правда, звучало нелепо. Но, несмотря на это, моя безответная любовь к Коле, зародившаяся еще в школьные годы, никуда не делась. Она по-прежнему жила во мне, как заноза, причиняя постоянную боль.
– К сожалению, сердцу не прикажешь, а мозгу не докажешь, – вздохнула, поправляя больничный халат и снова уставилась в ленту новостей, где пестрели свадебные фотографии моей несбывшейся мечты.
– Да и жена у него... так себе, – как-то неуверенно протянула Яра. – Ну и что, что грудь четвертого размера? В старости ей каково будет? Ох, не завидую я её плечам.
Я закатила глаза и заблокировала телефон.
Несмотря на то, что я давно смирилась с тем, что нам с Колей не быть вместе, в глубине души все еще теплилась наивная надежда на взаимность. Возможно, если бы я проявила больше инициативы, приложила больше усилий, мы могли бы быть вместе. Эта мысль, как ядовитый плющ, обвивала мое сердце, не давая покоя.
– Я знаю это выражение лица, – Яра почти ткнула меня пальцем в нос, но вовремя остановилась. – Даже не думай об этом. Бог отводит от тебя ненужных людей. Однажды ты встретишь того, кто тебе действительно подходит. И вообще, мне кажется, твой Колька прибухивает.
– Яра, – в моем голосе прозвучала угроза, – тебе не кажется, что ты перегибаешь палку?
Подруга прикусила губу, сделав такое виноватое лицо, что злиться на нее было просто невозможно.
– В чем-то ты права, но это не значит, что тебе можно не следить за своим языком. Я конечно понимаю, ты девочка красивая, но даже с таким красивым лицом не каждый тебе простит ненужную прямолинейность.
Яра, на мой взгляд, обладала редкой, притягательной красотой. Высокая и стройная, она словно излучала свет. Её пшеничные волосы, не тронутые краской, ниспадали ниже плеч естественными волнами. Пухлые губы, глаза цвета глубокого озера, круглое, аккуратное личико и прямой, изящный носик – всё в ней говорило о славянской красоте, словно сошедшей со страниц русских сказок. В отличие от меня, она всегда улыбалась, умела радоваться самым простым вещам.
Иногда я задумывалась, что если бы судьба сложилась для нее иначе, наши пути никогда бы не пересеклись?
Яра — сирота, я же выросла в полной семье, в династии врачей-хирургов, с известной фамилией, что в априори открывала двери в нужные круги. Породистой крови, так сказать…
– Наша смена подходит к концу, – произнесла Яра, бросив взгляд на свои старенькие наручные часы.
– Уже? – я потянулась, разминая затекшие плечи. – Если честно, в последнее время я все чаще подумываю о переводе в патологию.
– Куда?! – изумилась Яра. – Да тебя мать в клочья разорвет!
– Возможно, это еще одна причина, почему я хочу туда, – с усмешкой ответила я. – Чем плохо? Подопечные не ворчат, не чувствуют боли, с ними можно поговорить обо всем. Они не осудят… Заманчиво. Как не посмотри, одни плюсы.
– Ну-ну… – скептически протянула Яра. – В любом случае, у тебя есть выбор.
В ее словах прозвучал оттенок зависти, но в глазах мелькнула тень вины.
– Я не это хотела сказать.
– Ты права, – я опустила взгляд на свои дорогие часы, чувствуя укол стыда. – Выбор есть, но вся соль в том, что я не здесь хотела быть.
От неприятной темы меня отвлек телефонный звонок от мамы.
Поначалу обыденная, нервная беседа обо всем и ни о чем быстро утомила.
– Мам, я прекрасно знаю, что ты не звонишь просто так, поболтать. В чем дело?
С той стороны повисла короткая пауза.
« – На следующей неделе Лев возвращается».
– Лев? – я остановилась возле машины, когда-то подаренной отцом. – Что этому мальчишке понадобилось? Деньги закончились?
Я кивнула в сторону пассажирского сиденья, приглашая Яру сесть, а сама осталась у водительской двери. Подруга, по совместительству коллега, понимающе юркнула в машину, давая мне возможность поговорить с мамой наедине.
«– Сколько ты ещё будешь… Ох! У меня из-за тебя скоро мигрень начнется!»
– А я-то тут при чем? – возмущенно рассмеялась, зачесывая пальцами волосы назад. – Это не я ослушалась родителей и сбежала к бабушке в другой город, лишь бы не поступать в медицинский. В отличие от брата, я делала и делаю все, чего бы ты не пожелала! Это не я была проблемным подростком! Не я вопреки всему миру делала все в точности наоборот!!
Не сдержавшись, бросила трубку и от обиды выругалась вслух. Стиснула свой яблочный телефон до побеления костяшек.
Вдох-выдох, вдох-выдох…
Мама была и остается единственным человеком в мире, способным не то чтобы поднять мне давление одним словом, а способным одним лишь взглядом довести до истерики.
Кое-как успокоив внутреннего обиженного ребенка, я села за руль.
Яра с осторожностью взглянула на меня.
– Я в норме, – положила телефон на панель. – Заедем в одно место по пути?
– Так спрашиваешь, будто это моя машина!
В своей легкой, шутливой манере подруга завела какую-то обыденную тему, дабы отвлечь меня.
Наша дружба – что-то из ряда вон выходящее, союз двух разнополярных миров, но тем не менее нам комфортно друг с другом.
Яра – словно сама весна, воплощенная в девушке. Легкая, цветущая, она притягивает к себе не только внешней красотой, но и каким-то внутренним светом, исходящим из самой души. И это несмотря на непростую судьбу, выпавшую на ее долю.
– Знаешь, Яр, мне иногда кажется, что в прошлой жизни ты была монахиней или даже спасительницей мира, – слова сорвались с моих губ совершенно неожиданно. На лице подруги мелькнула секундная пауза, удивление. Я и сама не понимала, откуда взялась эта мысль, но почему-то была абсолютно уверена в своей правоте. Видя ее замешательство, я поспешила объяснить: – Несмотря на все, что тебе пришлось пережить, ты с какой-то невероятной легкостью веришь в лучшее, видишь в людях хорошее. А я, наоборот, замечаю только их отвратительную сторону.
– Вер... – начала было Яра.
– Нет-нет, это не упрек, ни в коем случае, – поспешно перебила я. – Мне нравится твоя наивность. Знаешь, мне даже легче от того, что мы такие разные. Мне... как бы это объяснить... спокойно с тобой.
Смущенная своим неожиданным откровением и боясь обидеть подругу, я почувствовала, как щеки заливаются предательским румянцем.
– Блин, мне сложно это объяснить, но я... я даже немного завидую тебе. Твоей добросердечности, умению находить что-то хорошее даже в самой отвратительной ситуации. Просто... просто я не понимаю, как мы вообще сошлись?!
– Вер, угомонись, а? – Яра взглянула на меня с улыбкой, в ее глазах плескалось спокойствие. – Тебя вечно так уносит.
– Так? – переспросила задумчиво.
– Уносит в противоположную сторону после разговора с домашними.
– Есть такое... – признала я, погрузившись в свои мысли.
Вскоре мы подъехали к ювелирной мастерской. Яра осталась в машине, пока я забирала из ремонта цепочку, доставшуюся моему отцу от пра-прабабушки. Тонкая цепочка-змейка из белого золота была найдена мной после переезда в квартиру, которую отец получил в наследство. Какое-то время квартира оставалась безхозной, а потом, когда я устала от диктаторских замашек моей мамы, наконец-то психанула и переехала туда под предлогом удобства. После генеральной уборки я и наткнулась на забытые вещи дальней родственницы.
Помимо шкатулки с украшениями, в шкафах я обнаружила целую стопку старинных фотографий, альбомов, выцветших и рассыпающихся в руках писем и кучу всякого другого барахла. До сих пор рука не поднимается выкинуть старый пыльный чемодан с не менее пыльным содержимым. Большую часть, конечно, я выбросила, но некоторые вещи решила оставить, чтобы потом отдать отцу.
После ювелирки предложила Яре поужинать где-нибудь вне дома. Так уж вышло, что мы живем по соседству. Правда, я — в просторной сталинке с высокими потолками, а Яре досталась, как детдомовке, скромная квартирка в расположенной неподалеку хрущевке.
Понимая, что отказов я не принимаю, она сама выбрала подходящее место для позднего ужина.
– Не понимаю, как можно не любить мясо? – спросила я, расстилая на коленях тканевую салфетку. Никогда не понимала предпочтений подруги и замашки вегана.
– В отличие от некоторых, я склонна к полноте. Да и в принципе не люблю что-то кроме овощей и фруктов. Вкус совсем не тот...
– А какой он должен быть? – посмеиваясь, спросила я. – Вкус мяса...
— Даже не помню, — пожала она плечами с видом человека, чувствующего себя не в своей тарелке. — Плохие воспоминания из детства, ты же знаешь.
– Твоя нетактичная коллега и по совместительству подруга просит прощения, – скрасив неловкость в шутливой форме, я искренне извинилась.
Я всегда отличалась недостатком такта. Возможно, это издержки воспитания или влияние окружения, но моя прямолинейность слишком часто оборачивалась против меня. Люди не понимали, обижались, даже если я говорила правду, пусть и не самым приятным образом. Я не хотела никого задеть, просто по-глупому шутила, а мой юмор разделяли далеко не все. Только Яра научилась меня чувствовать по-настоящему.
После позднего ужина, состоявшего из брокколи, сельдерея и овощного салата, Яра наконец спросила: – Твоя мама до сих пор мечтает выдать тебя за сына своей подруги?
Я усмехнулась, откинулась на спинку кресла и, скомкав салфетку, бросила ту в тарелку. – Лучше бы она продолжала эти бесплодные попытки. В этот раз она огорошила меня новостью о приезде младшего брата.
– Это который Лев? – Яра сложила под подбородком тонкие пальцы. – Напомни, почему он переехал в Москву?
Я закатила глаза, бросив взгляд на соседний столик, за которым сидела молодая пара.
– Этот избалованный мальчишка решил, что раз его старшая сестра всячески старается угодить родителям, ему дозволено этого не делать. Видите ли, «талантливые люди не могут прозябать в культурной столице», видите ли, ему здесь было душно, а в Москве можно расправить крылья. Особенно имея преимущество в виде банковской карты, которую не нужно пополнять, ведь «не барское это дело».
Яра без всякого смущения заливисто рассмеялась, привлекая внимание посетителей с соседних столиков. Пара белых воротничков с любопытством поглядывала в нашу сторону.
– Прошло пять лет, но что-то мне подсказывает, ума в его голове не прибавилось.
– Какая ты злая сестра, – заметив интерес с соседнего столика, Яра равнодушно взглянула на часы. –– Мне кажется, уже пора домой. Завтра очередная смена, а потом долгожданные выходные...
– Думаю, ты права, – сказала я, поднимаясь из-за стола. – Да и если мы здесь останемся хоть на минуту, рискуем быть зажатыми теми толстопузами.
Подруга прыснула от смеха, прикрыв губы тонкими пальцами.
– Думаю, они не посмеют. Твой убийственный взгляд им этого не позволит. Ладненько, я быстренько в туалет, ты со мной?
– Я буду в машине.
Проходя мимо официантки, я на секунду остановилась.
– Будьте так любезны, – с дружелюбием взглянула я на коренастую девушку в белоснежном фартуке, – моя подруга пошла в туалет, я бы хотела, чтобы вон те мужчины прекратили проявлять к ней плотоядные интересы. В конце концов, это ведь приличное заведение?
Девушка, уловив смысл моих слов, понимающе кивнула и подошла к администратору. Я же направилась к выходу.
Уже на улице я подкурила сигарету, мысленно ругая себя за вредную привычку. Весенний ветерок веял холодом, а из-за повышенной влажности тело пробивала дрожь. Белое облако дыма, танцуя, поднималось и тут же уносилось прочь, рассеиваясь. Погрузившись в свои мысли, я не сразу заметила, как из черной иномарки за мной пристально наблюдает незнакомец. Но стоило мне присмотреться, как автомобиль медленно вырулил и исчез в рассеянном свете уличных фонарей.
– Что там?
Неожиданно за спиной послышался голос Яры, слегка напугав.
– О! Ты уже здесь. Да ничего особенного, просто... – посмотрела в место где исчез автомобиль, – ну что, едем?
Вернувшись домой после тяжелого дня, я, не разуваясь, рухнула на диван и машинально включила телевизор. Высокие потолки с лепниной, массивные деревянные двери, стены окрашены в светлые пастельные тона, украшали несколько старых картин найденых при переезде, все это залил холодный свет о экрана.
Мысль о том, что завтрашний день будет таким же, вызвала неприятный холодок. Уже собираясь лечь спать, когда часы показывали далеко за полночь, раздался настойчивый звонок в дверь.
– Какого… – пробормотала я, скидывая одеяло и натягивая тапки. Полы выложены паркетом, разражающе скрипят под ногами, выдавая мое присутствие. – Только бы не эта надоедливая соседка! Клянусь, я ей волосы повыдергаю!
В дверном глазке я увидела отдаленно знакомое лицо.
– Лучше бы это была соседка.
Отстегнув задвижку и повернув ключ, я распахнула дверь. На пороге стоял мой младший брат с самодовольной ухмылкой. Я молча смотрела в его наглые глаза, а он вовсю демонстрировал свои тридцать два белоснежных зуба.
– Ну, привет, сестричка! Сюрприз!
– Ага, – буркнула я и захлопнула дверь прямо перед его носом. Да так громко, что противная соседка наверняка сейчас прибежит разбираться.
И снова этот раздражающий звонок.
Вдох-выдох, вдох-выдох…
Открыла дверь и молча уставилась на наглую физиономию напротив.
– Серьезно? Не пустишь?
– А должна?
– Рассчитываю на твое доброе и понимающее сердечко.
– Увы, – звучно уперлась рукой в дверной косяк, когда младшенький попытался переступить порог. – Тебе что, негде ночевать? Напомнить адрес?
Наглая, но обворожительная улыбка Льва давно на меня не действует, однако он старательно продолжает скалиться.
– Лев, у тебя есть дом. По крайней мере, в Москве точно. Ну, на худой конец, можешь пожить у родителей. Огради меня от своего присутствия, прошу тебя.
Но молодой человек двадцати пяти лет был настроен иначе. Он принял умоляющий вид и достал из-за спины аккуратно упакованный в прозрачную пленку цветочный горшок, украшенный бантом.
– Венерина мухоловка, – с прищуром рассматриваю подношение, немного перегнувшись через порог. Подняла взгляд, полный скепсиса. – Ладно, входи.
Снизу послышался неприятный скрип открывающейся двери. Я закатила глаза и хлопнула дверью погромче.
Блондинистая голова тут же начала озираться по сторонам. Я забрала из его рук хищное растение и аккуратно принялась то распаковывать.
– А тут все изменилось.
Обойдя в гостиной по центру стоящий уютный диван, обитый тканью с геометрическим узором, непрошеный гость двинулся к стеллажу, где в ряды были выстроены книги и несколько зелёных растений. В сторону кухни, отделённой аркой, он идти пока не рисковал.
– Ты же должен был приехать через неделю.
– Как быстро разносятся сплетни! Я только утром оповестил маму, а ты уже в курсе всех событий.
– Еще бы… – рассматривая красные пасти мухоловки, я достала банку с еще живыми насекомыми. Поймав одну из упитанных мух и сунув ту в пасть одной, а затем и другой мухоловке, я удовлетворенно улыбнулась. Кормить-то живность чем-то надо. – Чего приперся-то? Где вещи?
***
Утро встретило меня неожиданным солнцем. Наверное, это первое солнце за всю весну, но даже оно не смогло разогнать моё мрачное настроение. Лишь мысль о том, что мне придётся выслушивать нудные наставления главврача отделения, вмиг убила все зачатки хорошего настроения.
В запасе было полчаса на завтрак и сборы, не считая времени на дорогу. Но счастье привалило откуда не ждали: младшенький умудрился удивить меня своей прозорливостью и желанием задержаться в моей квартире на подольше. Он приготовил завтрак! Да не просто яичницу-глазунью, а самую настоящую овсяную кашу!
– Можешь не стараться, ты здесь не останешься. Если вечером ты всё ещё будешь здесь, я позвоню матери.
Намазывая батон маслом, я пристально наблюдала за тем, как меняется его выражение лица.
За время нашей разлуки юноша заметно возмужал. И, как бы то ни было, в нём было больше материнских черт, чем отцовских: натуральный блондин, как мама, голубоглазый назло мне, правильные черты лица, ярко выраженная линия челюсти и ровный нос. Он всегда был таким – мальчиком-ангелочком. Я же пошла в отцовскую породу: русые волосы, ореховые глаза, высокие скулы и острые черты лица, ах да, и небольшая горбинка на носу. Хорошо хоть не аристократичный нос, и на том спасибо.
– Ну... Вер, выручи брата. Мама и так на мне отыграется за все пять лет отсутствия.
— То есть я, всё это время отдувающаяся за нас обоих, буду лишена удовольствия лицезреть твои мучения? Не тут-то было! Я ждала этого пять лет! Но по-родственному, так и быть, я дам тебе фору в шесть дней. Ты только подумай, целых шесть дней у тебя есть на то, чтобы бесцельно прожигать свою жизнь до инквизиции.
Брат нахмурился, но без злобы. Скорее, как обиженный мальчишка, у которого отобрали любимую игрушку за плохое поведение.
Я взглянула на наручные часы.
– Посуда на тебе, а я пошла на работу. Ключ оставишь у консьержа.
Положила запасную связку ключей на стол и, быстро натянув кроссовки, выбежала из квартиры.
Подобрав Яру на остановке, я выехала на главную дорогу.
Подруга, как всегда, излучала хорошее настроение, в отличие от меня, вечно угрюмой и недовольной.
Начало рабочего дня, удивительно, выдалось тихим, но радовалась я недолго — после обеда в больнице начался настоящий хаос. Как назло, к нам привезли мою сумасшедшую соседку снизу. Завидев меня, она принялась размахивать руками и кричать, обзывая меня, дословно, «чертовка! Эдакая вертихвостка и бессовестная мымра». Спасибо Яре, она взяла на себя эту взбалмошную старушку.
Ну почему мне так не везет даже с соседями? С самого детства я словно притягиваю неприятности. То компьютер сломается, то посуда разобьется, то машина заглохнет, то у парня, который мне нравится, случается отравление после Дня святого Валентина. А если задуматься, самые большие неудачи в моей жизни – это безответная любовь и случайно сорванные экзамены при поступлении в медицинский. Даже вспоминать не хочется... Но я поступила!
Ближе к вечеру позвонила мама. Я думала, она прознала о приезде Льва, но оказалось, что дела обстояли хуже...
– Я отказываюсь!
« – Вера, Михаил — прекрасный мужчина. Его отец — главный хирург госпиталя. Бабушка тоже работала там, только в другом отделении. Вся его семья очень хочет видеть тебя в качестве невестки».
Я закатила глаза.
– Мам, какой век на дворе? Прошло то время, когда родители решали судьбу своих детей. Я уже не маленькая, сама знаю, с кем мне просто трахаться, а от кого рожать детей!
« – Какая пошлость! — возмутилась она. — Мне все равно, что ты там о себе думаешь, но если ты не придешь сегодня на ужин с потенциальными родственниками, отец очень расстроится! В конце концов, Андрей — его близкий друг! Неужели так сложно хотя бы прийти и притвориться…»
– Нормальной? – фыркнула додумав за мать.
« – Именно! Нормально воспитанной девушкой, а не хамоватой и взбалмошной девкой! Я устала с тобой бороться! Просто один раз сделай, как я тебя прошу!»
Я не могла поверить своим ушам. И это говорит женщина, которая расписала всю мою жизнь с момента рождения и, наверное, до самой смерти. А ведь я только недавно начала проявлять свой бунтарский характер. Ну как недавно… С момента отъезда Льва в Москву.
«– Прошу тебя, побудь хотя бы для вида. Просто посиди, поужинай и поулыбайся. Я не говорю тебе прямо сейчас выходить за него замуж! Может, он тебе понравится после общения».
– А если нет? Ты отстанешь от меня?
В ответ – молчание, только тяжелое дыхание. Я чувствовала, как она недовольна моим вопросом.
– Ладно, я приеду. Но это не значит, что я сделаю так, как ты хочешь. Я знаю, что дядя Андрей – хороший друг отца, и только чтобы папа не выглядел неловко, я приеду.
«– Ужин вечером в семь. И будь добра, смени свои драные кроссовки на туфли-лодочки, надень платье и сделай хоть какое-то подобие прически».
В этот раз мама не стала дослушивать. Звук завершения вызова, словно издевательский смех, заполнил тишину. Внутри все похолодело, будто кто-то ударил в солнечное сплетение, а веки непроизвольно сомкнулись. Чтобы хоть как-то взять себя в руки, я начала медленно считать про себя, от одного до десяти.
Всегда считала, что образ злой мачехи – это всего лишь клише из сказок. Но когда твоя собственная мать ведет себя хуже, чем любая мачеха из книжки, невольно задумываешься: а стоит ли вообще заводить детей? Больше всего на свете я боюсь стать такой же, как она, по отношению к своим собственным детям. Ведь, как говорится, кровь не водица, и гены могут сыграть злую шутку.
– Ты такая задумчивая, что мне даже страшно, – с улыбкой произнесла Яра, когда мы подъехали к ее дому.
– У меня сегодня ужин у родителей. По сути, сватовство, – ответила я, откинувшись на спинку сиденья и снова закрыв глаза, попыталась унять дрожь внутри.
Подруга тихо усмехнулась.
– Дай угадаю, – она нарочито сменила тон, имитируя мамин голос, – «И будь так любезна явиться в приличном виде! Сбрось свой балахон и надень платье!»
Полтора часа спустя я уже стояла перед домом родителей. Впрочем, «домом» это место можно было назвать с большой натяжкой – скорее, это был настоящий особняк. Ненавистный мне особняк, коттедж, родительское гнездо, родовое поместье... Ладно, я, конечно, преувеличивала, но суть оставалась прежней: это место не вызывало у меня того трепета, который, наверное, испытывают нормальные люди при виде родного дома. Скорее, оно навевало угнетающее предчувствие неизбежного давления со стороны старших.
Меня встретили прямо на пороге. Мария Леонидовна, домработница, работавшая здесь, кажется, целую вечность, была единственным человеком, которому я искренне радовалась, не считая отца.
– Мария Леонидовна, я так рада вас видеть! – с искренней улыбкой я обняла эту почти пенсионного возраста женщину.
– Верочка, ты такая красивая! – с пробивающимися слезами на глазах она прикрыла нижнюю часть лица руками, оглядывая меня с головы до ног. – Совсем как принцесса!
Я отмахнулась с улыбкой.
– Скажете тоже! А вы, смотрю, совершенно забыли, как нужно стареть. Совершенно не изменились. Как обстоят дела с тем галантным мужчиной? – поиграла бровями, припомнив когда-тошнюю историю с любовными похождениями женщины.
Женщина округлила глаза и, озираясь, махнула рукой.
– Ой, что ты! Какой еще галантный? Павлин, ползучий гад! Крови мне попил только. Запомни, деточка, за красивыми словами и цветами может скрываться гнилая душонка. Чем громче и краше поет, тем больше слез ты выплачешь из-за него. Не верь! Верь только себе и своему сердцу.
После теплой беседы с Марией Леонидовной я двинулась к дому.
Идеально ровная лужайка, под девяносто градусов выстриженные кусты, безупречная форма деревьев... От всего этого мне становилось не по себе. Казалось, я попала в кукольный домик, лишенный каких-либо естественных изъянов. А ведь именно в изъянах и заключается индивидуальность.
Чистый, отполированный и натертый до блеска холл встретил меня ощутимым холодком. Несмотря на то, что дом был обставлен со вкусом, наполнен мебелью, картинами, статуэтками и цветами, я не ощущала в нем уюта. Возможно, кому-то это место и показалось бы уютным, но не мне. В моей квартире, которую мама считала маленькой и пыльной, было куда больше уютного беспорядка, нежели здесь, где все стояло ровно на своих местах.
– Вера.
В проеме двери, ведущей в гостиную, стояла высокая, статная блондинка с острыми чертами лица и льдом во взгляде. Это была моя мама.
Я повернулась всем телом к ней, расправила плечи и откинула волосы назад за плечи. Зеркало в пол, украшенное богемной рамой, отражало мой силуэт. Красное платье в пол струилось шелком, та самая цепочка-змейка из белого золота, доставшаяся от прапрабабушки, и легкий макияж.
Мама с придиркой во взгляде осмотрела меня с ног до головы.
– Сносно. Пойдем, все уже в сборе.
Я беззвучно передразнила маму и двинулась следом.
Ничего не изменилось. Абсолютно ничего. Я вошла в просторную гостиную, плавно перетекающую в столовую, словно шагнула в прошлое. Всё было на своих местах: длинный массивный стол, окруженный стульями с высокими спинками, изящные подсвечники, расставленные вдоль столешницы. Каждая деталь, казалось, застыла во времени. И даже запах... Он остался прежним, неизменным. Древесный аромат старой мебели, смешанный с легким пыльным цветочным благоуханием, окутывая знакомым ностальгическим облаком.
Наше появление привлекло внимание присутствующих. Отец с довольным лицом разулыбался мне, любопытные взгляды гостей то и дело скользили по моему силуэту.
Вечер начался с обмена формальными приветствиями и представления меня собравшимся. Затем всех пригласили к столу.
Всё протекало именно так, как я себе представляла, и даже атмосфера оставляла желать лучшего. Да, всё как я и предполагала, но чего-то не хватало... Какой-то острой, щекотливой темы.
И вот, словно по заказу, мужчина, которого мне прочили в мужья, повернулся и с притворной небрежностью спросил: – Верочка, позвольте поинтересоваться, вы любите детей?
Под пристальным взглядом мамы я кое-как выдавила из себя подобие дружелюбной улыбки.
– Ну конечно, – ответила, стараясь звучать убедительно. Мне даже показалось, что мама с облегчением выдохнула. – Моя мечта – усыновить или удочерить троих!
Эффект превзошел все мои ожидания. Лицо мамы буквально посерело, а уголки губ поползли вниз, взгляд красноречивее любой речи. Ох, услада моим глазам... Остальные гости восприняли мои слова со скептической усмешкой, дежурно рассмеявшись.
Зато папа, на удивление, расценил мои слова всерьез и даже с восхищением.
– Никогда бы не подумал, что у меня выросла такая чуткая и сострадательная дочь. Верочка, я горжусь тобой, – сказал он с доброй улыбкой и ловко перевел разговор в другое русло.
Михаил же тем временем заинтересованно поглядывал на меня. Неужели мои слова произвели на него впечатление? Я, конечно, ничего не имею против детей из детдома, и живой пример – моя подруга Яра – лучик света в моем мрачном восприятии мира. Но я рассчитывала произвести на потенциального женишка немного другое впечатление.
– А вот и еще один гость. Ян Иванович, что-то вы припозднились, – отец встал из-за стола, чтобы встретить кого-то.
Пока его не было, я принялась рассматривать сервировку стола, обилие яств и закусок. Честно говоря, я любительница поесть, даже пожрать, но в данный момент аппетит пропал напрочь, а ведь я не ужинала.
На противоположной стороне стола пустующее место занял еще один гость. Мужчина лет тридцати пяти, может, сорока, выглядел очень ухоженно. Густые каштановые волосы с пробивающейся сединой, ярко выраженный подбородок, красивой формы нос, тонкие губы, густые брови и пронзительные серые глаза. Казалось, меланина в его радужках почти не было, только темный ободок по краю.
Не знаю, в чем была причина, но этот мужчина меня настораживал. Сама атмосфера вокруг него была какой-то таинственно-загадочной и мрачноватой.
Из беседы я узнала, что он был судмедэкспертом с говорящей фамилией Зорин. В определенных кругах он довольно известен, хотя и прославился своей нелюдимостью.
Время словно застыло в густой, тягучей субстанции. Каждая минута казалась невыносимо долгой, словно испытывая мое терпение на прочность. Обычно у меня не было проблем с ношением каблуков, пусть это и было крайне редким явлением, но сегодня мои ноги протестовали с такой силой, словно я провела в этой обуви не несколько часов, а целую жизнь.
Наконец, улучив момент, когда внимание матери было отвлечено разговором, я решилась на побег. Нырнув в спасительную тень, я проскользнула в узкий коридор и быстро поднялась по лестнице на второй этаж, дабы переждать.
Я почти не надеялась, что мама сохранила мою комнату в том виде, в каком я ее оставила. Прошло столько лет... Но, к моему изумлению, когда я открыла дверь, время словно отступило. Все было точно так, как я помнила. Высокие окна пропускали мягкий свет уличной подсветки, большая кровать, у окна неизменно стоял массивный рабочий стол из дуба, исписанный каракулями и формулами. За одной из дверей скрывалась просторная гардеробная, а за другой — личная ванная комната. И вишенка на торте, на стенах все еще висели постеры на то время моей любимой группы. Комната дышала прошлым, окутывая меня ностальгией.
– Удивительно… – прошептала, подходя к рабочему столу.
Взяла первую попавшуюся книгу. Медицинские учебники, зачитанные до дыр хоррор-детективы, старая энциклопедия – все, что когда-то составляло мой мир.
Придаваться воспоминаниям я могу остаток ночи, но это значит быть пойманной вечно донимающей меня родительницей. Собрав остатки решимости, я решаюсь рискнуть и сбежать не просто из собравшейся компашки, а из родительского дома.
План был прост, я прокралась к лестнице, стараясь не издать ни звука, молясь, чтобы никто не заметил моего отсутствия. Но удача, видимо, отвернулась от меня в очередной раз. На самой лестнице я столкнулась лицом к лицу с ним – с тем самым судмедэкспертом, Зориным.
Время словно замерло. Я растерялась, все заранее заготовленные оправдания вылетели из головы. В горле пересохло, и я просто уставилась на него, как кролик на удава. Он ответил тем же. Его взгляд был непроницаемым, словно пытающимся прочитать мои мысли.
Не знаю, в чем была причина, может, в его пристальном взгляде, но я в очередной раз почувствовала себя крайне некомфортно. Внутри все сжалось от жутковатого предчувствия.
– Надеюсь, вам понравился вечер, – выдавила я, лишь бы нарушить тишину, и попыталась обойти его.
– Оказался не настолько скучным, как я предполагал, – неожиданно произнес он, заставив меня остановиться и обернуться. – В силу своей специальности смею предположить, вы затеяли побег?
Ишь какой проницательный.
– Вовсе нет, – дежурно улыбаясь, – обычная прогулка по дому и его окрестностям.
В этот момент его взгляд скользнул в сторону пустующего коридора.
– Не думаю, что Ксения Олеговна так просто вас отпустит. Слышал, вы живете где-то в центре?
– Не думаю, что вас это как-то касается, Ян Иванович...
Со стороны коридора послышались быстрые шаги и стук каблуков.
Зорин оказался прав. Моя мать не упустит шанса свести меня с Михаилом. Она, словно ищейка, чует мой замысел и своевременно нападает на след.
– Прошу прощения за прямолинейность, таков уж мой недостаток. Всего хорошего.
Сняв туфли, я стремительным шагом, чуть ли не «козочкой» вприпрыжку направилась в холл, а затем и на парковку, совершенно забыв, что приехала не на своей машине.
– Вот же дурында...
Нащупала в сумочке телефон, но, как назло, батарея была разряжена в ноль.
– Я буду проездом через центр, могу подбросить вас.
Вздрогнув всем телом, я резко отскочила назад и обернулась. За спиной стоял Зорин.
– Неужели вас не учили, что подкрадываться – дурной тон? Из-за вас я могу остаться заикой!
Его губы тронула то ли улыбка, то ли её подобие.
– Извини, я думал, ты слышала, как я шел следом.
А ведь и правда, я не слышала его шагов.
– Я буду благодарна вам, если вы вызовете мне такси.
Ответом послужила тихо пискнувшая сигнализация одной из машин.
– И все-таки я откажусь, – задрав подбородок повыше, зашагала по направлению к дому. Уж лучше попасться маме, чем ехать с незнакомцем на ночь глядя. Мало ли, он отбитый маньяк.
***
Как только Вера скрылась за массивной дверью родительского дома, Зорин опустился в кожаное кресло своего автомобиля. Едва он успел повернуть ключ в замке зажигания, как телефон в его внутреннем кармане пальто ожил, задрожав от вибрации. Бросив мимолетный, чуть раздраженный взгляд на экран, он неторопливо завел двигатель.
– Слушаю, – произнес он ровным, бесстрастным тоном.
– Иногда мне кажется, что ты делаешь это специально, – прозвучал голос из динамика. В нем сквозило раздражение.
– О чем ты? – Зорин вывернул руль, направляя машину к воротам, ведущим с территории владений Мироновых. Он несколько раз моргнул фарами охраннику, дежурившему на проходной. Тот мгновенно отреагировал, поднимая шлагбаум.
– Я о ужине с Мироновыми.
– А… – в голосе Зорина промелькнуло разочарование. – Думал, ты раньше узнаешь. Надеялся…
– Надеялся?
На лице Зорина появилась скучающе-довольная улыбка.
– Надеялся, что ты что-нибудь предпримешь, попытаешься помешать, – выехав на освещенную магистраль, залитую светом фонарей и рекламных вывесок, он добавил: – Я чуть со скуки не умер, ожидая.
С другого конца провода раздался гортанный смех.
– Тебе не кажется, что ты слишком жаден?
– А с чего бы мне быть щедрым? Старайся ты лучше, не плелся бы в хвосте. Думаешь, Всеволод долго будет терпеть твои заскоки? Имей в виду, он в курсе, что это ты подстроил аварию для Рябова.
В трубке воцарилась подозрительная тишина.
– Не знаю, какие цели ты преследовал, но Ольге удалось убедить Евдокию тебя не пускать в расход.
– Думаешь, раз Черкасов на твоей стороне…
– Черкасов здесь совершенно ни при чем, – Зорин бесцеремонно перебил собеседника, сменив тон голоса на ледяной. – Греть постель Ольги много мозгов не требуется. Но ты хоть иногда думай о чем-нибудь, помимо того, как насолить мне. Слишком большая честь тебе, что я лично решил закрыть эту проблему.
С той стороны послышался истеричный смех, не совсем подходящий мужчине, но, несомненно, мужской.
– Хочешь сказать, я недостаточно влиятелен в клане?! Ты тоже не имел права избавляться от Серова. Али был одним из важных козырей Ольги в центральном районе.
Зорин устало вздохнул. Водитель черного автомобиля притормозил – впереди образовалась пробка.
– Вась, ты не тот, кому я обязан отчитываться. Несмотря на то, что я не являюсь вхожим в узкий круг Всеволода, у меня достаточно авторитета и власти, чтобы твою жизнь сделать невыносимой. Мой тебе совет – не суй свой нос куда не следует. Занимайся тем, что умеешь лучше всего – ублажать Маслову.
Зорин больше не собирался выслушивать истерику собеседника и просто сбросил вызов.
Некоторое время мужчина обдумывал детали их разговора и причины, по которым Василий позвонил ему, но, не найдя адекватного объяснения, переключился на девушку, с которой сегодня познакомился.
Старшая дочь Мироновых – Вера. Несмотря на свой возраст, таких Вер в своей жизни Зорин встречал крайне мало. Его представление о носительнице этого имени было совсем другим: нежная, добрая и покорная. Но эта Вера – совершенная противоположность его ожиданиям. Острая на язык, дерзкая, язвительная и, тем не менее, по-своему очаровательная. Но не характер или очарование привлекли мужчину в ней, а то, как от девушки пахло. Тонкий, почти неуловимый аромат напоминал ему совершенно другую даму.
Машины впереди тронулись.
– Когда только успел… – пробормотал Зорин вслух, слегка ухмыльнувшись. – Садовник, ты совершенно не изменился, так ведь?
Телефон вновь завибрировал, на экране высветилось «Титов», но Зорин не спешил отвечать на входящий. Он продолжал размышлять о Вере. Ее дерзость была словно вызов, а аромат – ключом к давно забытым воспоминаниям. Он не мог понять, что именно его так зацепило. Возможно, это было сочетание несочетаемого: невинное имя и бунтарский дух, а быть может, он просто устал от предсказуемости и фальши, которыми был окружен.
Пробка постепенно рассасывалась. Зорин надавил на газ, автомобиль плавно скользнул вперед, растворяясь в потоке машин.
Телефон продолжал вибрировать. Зорин бросил на него мимолетный взгляд и, наконец, принял вызов.
– Титов, – произнес он ровным голосом, стараясь скрыть раздражение. – Что-то срочное?
Он знал, что Титов не отстанет, пока не получит то, что ему нужно.
***
Проскользнув в дом словно тень, я тут же босиком помчалась по длинному коридору, ведущему в хозяйственный блок. Меньше всего на свете мне хотелось столкнуться с мамой.
– Лев, это просто невероятная возможность! – услышала я приглушенный, но полный энтузиазма голос. Сразу узнала дядю Лёшу.
– Ты серьезно мне это говоришь? – с удивлением и легкой иронией ответил отец. Я замерла на месте. Спрятавшись в тени за углом, я невольно стала подслушивать их разговор. – Ксюша, если узнает, спать не сможет ночами, – пошутил он, я же нахмурилась. Что же это за новость такая, что способна лишить сна даже такую невозмутимую женщину, как моя мать? Любопытненько.
– Да это же какой взлет! – восхищенно подхватил дядя Лёша. – Если ты займешь место заведующего отделением хирургии в центре, я даже боюсь представить, какие двери для нас откроются!
Изумление – слишком слабое слово для описания моих чувств. Глаза мои, казалось, вот-вот выскочат из орбит, когда я поспешно прикрыла рот рукой, чтобы сдержать вырвавшийся вздох.
Если я правильно поняла, речь шла о Центральной хирургической клинике имени Свердулина. Это же невероятный прорыв! Мой отец, не щадя себя, работал обычным главврачом в заштатной больнице где-то на окраине города, а теперь у него появился шанс занять такое… и это мягко сказано… престижное место!
В эту клинику даже обычной медсестрой устроиться – задача не из легких, а тут целая должность заведующего! Мать не просто сон потеряет, она в обморок упадет в ту же секунду!
Прошлая ночь выдалась кошмарной. Я практически не сомкнула глаз, мучимая жуткими сновидениями. Мне снилось, будто я убегаю от кого-то невидимого, но ощущаемого всем нутром. Чувство тревоги и страха не покидало меня.
В два ночи, окончательно измученная, я просидела за просмотром детских мультиков вплоть до пяти утра, попросту боясь сомкнуть глаза. Боялась снова погрузиться в тот неосязаемый кошмар. Подобные ночи я переживала только в глубоком детстве, тогда мне даже прописывали успокоительные и водили к психологу.
Лев заявился рано утром, будучи в стельку пьяным. Я подозревала, что так будет, а в глубине души вовсе надеялась!
– Я не достаточно ясно изложила свою мысль вчера?
Для вида запричитала, тихо радуясь его появлению.
– Ну, ик, ты говорила, что ночевать мне здесь нельзя. Про дневное время ничего не было сказано, ик!
Я отмахнулась от ударившей в нос волны перегара.
– Ладно, оставайся. Лучше уж ты будешь под моим присмотром, чем шляться непонятно где по ночам. Если мама узнает, от меня мокрого места не останется, как, впрочем, и от тебя.
Младший брат расплылся в широкой улыбке и движимый гравитацией полез обниматься, споткнувшись о порог.
– У меня такая заботливая сестра, ик!
Заметив, как позеленело его лицо, я сразу поняла, что к чему, и, схватив его за шиворот, потащила в туалет. Опустив белобрысую голову в унитаз, я испытала мимолетное чувство детской злорадности, которое тут же сменилось отвращением.
Не представляю, сколько нужно было выпить, чтобы дойти до такого состояния!
– Зачем ты столько…
– Буэ-э!!!
Встречный позыв тошноты заставил меня незамедлительно покинуть уборную.
– Вот же наградил бог родственничками!
Когда Лев закончил опустошать свой желудок и я уложила его спать, наконец-то смогла себе позволить провалиться в сон, но длилось это недолго. Разбудил дверной звонок.
– Неужели опять эта ненормальная бабка? – проворчала я, шаркающей походкой направляясь к двери, бросив косой взгляд на Льва, зарывшегося под подушку и закапавшегося в пушистом пледе.
– Почему до тебя не дозвониться? О боже! Что за вонь?
Стоящая на пороге Яра зажала нос пальцами и с осторожностью вошла в квартиру.
– Сильно воняет? Я, наверное, принюхалась.
– Воняет? Мягко сказано! Здесь стоит такой мерзкий шмон, что я даже не могу придумать ему описание!
Девушка распахнула окна, впуская в квартиру свежий, прохладный весенний воздух. Меня тут же пробрал озноб, я поёжилась.
– Я в шоке! – воскликнула Яра, глядя на меня с каким-то странным сочетанием восторга и ужаса. – Только не говори, что коварный план твоей мамочки сработал!
– Что ты имеешь в виду? – сонно пробормотала, потирая глаза.
– Ну как что? Если ты так сильно вчера напилась, то у меня два варианта: либо вы уже переспали, либо ты умудрилась надраться без меня по какой-то другой причине и, не исключено, тоже с кем-то развлекалась. Выкладывай!
Нетерпеливо потирая руки, подруга обошла диван, намереваясь плюхнуться на него.
– Яра, нет! – попыталась я ее остановить, но было поздно.
Из-под одеяла раздался болезненный стон, эхом прокатившийся по гостиной, следом за ним последовал пронзительный визг Яры. Но на этом хаос не закончился. Перепуганная до смерти, Яра, прикрывая лицо руками, случайно задела бедром высокую напольную лампу. Та, потеряв равновесие, рухнула на пол, увлекая за собой еще что-то, что с грохотом разбилось.
Из-под одеяла показалась растрепанная физиономия Льва. Ослепленный ярким дневным светом, он прикрыл лицо руками и громко выругался.
Заметив полуголого парня, Яра вопросительно посмотрела на меня, слегка склонив голову и приподняв бровь. По ее лицу было ясно, что она уже сделала свои выводы.
– Нет, – предостерегающе сказала я. – Яра, нет. Это не то, что ты подумала.
– А-ха, – протянула она, переведя взгляд с меня на кое-как прозревшего парня. – Конечно-конечно, я сделаю вид, что поверила.
Присмотревшись к его достаточно рельефному телу, Яра одобрительно кивнула, стрельнув в меня взглядом.
– Отвратительно, – скривилась я.
– Вера, какого хрена? – проворчал брат.
– Заткнись, иначе я сейчас тебя вышвырну полуголого в коридор, – процедила сквозь зубы и, подняв с пола валявшуюся футболку, швырнула ею ему в лицо. – Оденься, божедурье луковое.
Наконец-то заметив Яру, Лев принялся натягивать на голый торс мятую футболку.
– Знакомьтесь, это мой младший брат – Лев. А это моя подруга, по совместительству коллега из реанимации – Яра. А теперь подними свою задницу с дивана и унеси себя в ванну приводить в порядок. Не забудь, тебе предстоит еще уборую отмыть.
Брат, явно смущенный моим резким замечанием, то и дело бросал быстрые взгляды в сторону Яры. Подруга, словно решив не смущать младшенького своим присутствием, притворилась, что ее внезапно заинтересовала старая лампа, валявшаяся на полу. Она сосредоточенно изучала ее, избегая смотреть на нас.
Когда Лёва скрылся из виду, Яра смущенно пожала плечами и виновато улыбнулась.
– Значит, вы вчера вместе напились? – спросила она, приподняв бровь.
– Ты же знаешь, я давным-давно отказалась от алкоголя, – закатив глаза, я обошла журнальный столик и осмотрела беспорядок на полу. – В нашем случае роль выпивохи взял на себя мой младшенький.
– Тогда что с твоим лицом? Неужели ты забыла, что у нас на сегодня планы?
– Нет, не забыла, – я попыталась придать голосу бодрости, – просто ночью плохо спала. А потом Лёва приперся, пока уложила его, уже часов шесть было... Будильник не услышала. Надо прибраться...
Спустя полчаса Лёва все же предстал перед нами в более-менее приличном виде. Привел себя в порядок, благоухал одеколоном и успешно делал вид, будто это не он вчера заблевал мне весь туалет.
Пока я собиралась, он всеми способами развлекал Яру разговорами, и, судя по ее виду, девушку это забавляло.
В какой-то момент я начала наблюдать за ними издалека. Они сидели за столом в небольшой, но просторной кухне, наполненной ароматом свежесваренного кофе. Яра рассказывала какую-то историю, а он слушал её, едва сдерживая улыбку. Его глаза неотрывно следили за каждым её движением: как вздрагивают её губы, когда она смеется, и как светятся глаза, когда она увлечена разговором. Со стороны их общение казалось таким простым и естественным – разговор, смех, кофе, – но в этот момент внутри меня что-то начало закрадываться. Я не знаю, как точно описать это ощущение: то ли ревность, то ли предчувствие, то ли нетерпение узнать, чем это все обернется. Смешанные чувства страха и радости.
Я слишком хорошо знала своего брата и понимала, что обычно он не так увлечен разговорами, не так часто улыбается настолько искренне, и глаза его обычно не так горят в компании девушки. Но в этот раз все было по-другому. Его взгляд был полон тепла, он не мог оторваться от Яры, как будто заколдованный.
Неужели это и есть влюбленность?
В глубине души я словно ощущала его чувства – что это больше, чем просто беседа за чашкой кофе. Возможно, Лев сам еще не осознавал этого тихого зарождения чувств, которые даже во мне вызывали легкий трепет.
Когда я начала улыбаться? Не знаю...
Интересно, он знает, что стал пленником любви?
– Яра, я готова! – объявила я, прерывая их идиллию.
Я прямо вижу, как братец не хочет, чтобы Яра уходила.
– А можно я с вами? – спросил он с надеждой в голосе.
– Ни в коем случае, – процедила я сквозь зубы, словно злодейка из мультфильма про ламу, – даже не думай об этом. Ты забыл?
По взгляду понятно, что забыл.
– Тряпка под ванной, средство для мытья плитки за раковиной. Желаю удачи, – с сарказмом. И, не дав опомниться, резким движением закрыла перед его носом дверь.
***
Допив молочный коктейль, я замахнулась стаканчиком, целясь в урну. Хотелось попасть с первого раза.
– Больше не могу, – выдохнула я, откидываясь на спинку стула. – Каждый день – крики, паника. Постоянные, часто совершенно необоснованные, придирки и прессинг. Я сполна нахлебалась, каково это – носить известную фамилию. Повышенное внимание и ожидания – к этому я была готова. Но завистники, те, кто намеренно пытается «укусить», поддеть, выставить меня дурой… Аргх! Сил моих нет!
– Ты правда этого хочешь? Перевестись? – с грустью спросила Яра.
– Не знаю…
Скорее всего, на меня повлияли последние новости и перспектива пойти по стопам отца в центральную клинику. Но что тогда буду представлять из себя я? Поддамся искушению, пойду по легкому пути и тем самым докажу злопыхателям, что они в чем-то правы. Мое врожденное упрямство не позволяет мне действовать импульсивно.
– Может, реально в патологию податься? – пробормотала я, покусывая ногти, и тут же отдернула руку. Дурацкая привычка.
– Ага… – Яра пригубила зеленый чай с саркастичной усмешкой. – Первый раз это звучало смешно, но сейчас – нет. Даже не думай.
– Мне всегда была интересна эта область медицины. Все строго и понятно… Там совершенно другой ритм жизни…
– Ага, умиротворенный?
– Не нужно ни за кем наблюдать, не нужно переживать, что ты ошибся.
– Ну, скажешь тоже… – возразила Яра.
– Это если ты дундук, а я-то не дундук. Я в себе уверена. В своих знаниях.
– В таком случае… я пойду с тобой. Пусть тебя вдвойне грызет совесть. Что ты не только свое, но и мое будущее похоронила, – неожиданно заявила Яра.
– Яра… – я вытаращилась на нее.
– Просто, слушая тебя, мне стало так интересно. Ты во многом права… Да я, честно говоря, и сама устала от этой постоянной суеты и криков.
– Какая же ты бываешь противная, – прищурившись, покачала я головой, наблюдая, как она надула губы «уточкой» и с особым пафосом вскинула бровь.
За окном уже темнело. Вечерняя пятничная суета заполняла улицы, отражаясь в архитектуре Петербурга.
За соседним столиком мое внимание привлек разговор двух пожилых женщин. Они старались говорить тихо, но я слышала их достаточно отчетливо.
– Знаешь, Свет, эта болезнь… Не похожа на что-то обычное и известное… Сын просто заболел, его лихорадило по-страшному, тошнило, а потом… Потом его забрали в больницу, – наполненный болью голос женщины дрожал.
– Лидочка… Сама знаешь, каждому отмерен свой срок.
– Может быть, это связано с экологией или новыми вирусами? Сейчас много всего, сама ведь знаешь, но почему же именно мой мальчик? Он ведь был спортсменом! Крепким, сильным, сколько золотых медалей… Ох… И детки его обожали, – всхлипнула женщина, прикрывая лицо руками. – Совсем молодой же… Даже тридцати пяти не было.
***
Квартира, доставшаяся мне... почти мне, от бабушки, была, конечно, не дворец, но вполне себе уютная, особенно после косметического ремонта.
Две комнаты, кухня, широкий коридор и кладовка, забитая всяким хламом. Стены украшали старые картины в позолоченных рамах – пейзажи, натюрморты, портреты каких-то незнакомых мне людей. Было жалко просто выбросить пусть и старую, но качественную стенку-сервант, стол, стулья, резной комод и даже люстру с хрустальными слезами.
Пришлось отмывать, перекрашивать что-то... Вдыхать новую жизнь.
Всё это добро перешло ко мне от пра-прабабки, Нины Федоровны. Я не была знакома с ней... лично. Нас, конечно, представляли друг другу, но я в то время даже головы держать не могла самостоятельно. Знаю её только по фотографиям.
– Лёва! Ну сколько можно?! – заорала я, прохаживаясь по гостиной, в которой младшее недоразумение нашего семейства сейчас обитает. Гора одежды, разбросанные пустые банки из-под газировки – типичный пейзаж после его пребывания.
Из кухни высунулась лохматая голова брата.
– Чего орешь? Я занят, – уминает уже что-то.
– Занят? Ты занят тем, что превращаешь мою квартиру в свинарник! Я вообще-то тоже здесь живу!
– Да ладно тебе, Верчун. Уберусь потом, – отмахнулся он.
– Потом? – развожу руками, бросаю взгляд на эркер и мой рабочий стол, уже заваленный бумажными пакетами с брендовыми лейблами. Бесит! – Это «потом» длится уже третий день! Я сегодня генеральную уборку затеяла, и ты мне помогаешь, понял?
– Ну Веееер…, – протянул он жалобно.
– Никаких «Веееер»! – передразнивая, – Либо помогаешь, либо выметаешься!
Лев вздохнул и обреченно, захлопнув холодильник, покинул кухню, обтирая руки о майку. Отвратительно.
– Ладно, ладно. Что делать-то?
После получасового ворчания и споров мы все-таки принялись за уборку. К моему удивлению, брат оказался вполне сносным помощником. Под его руководством пылесос гудел, а тряпка для пыли ловко скользила по поверхностям.
Когда с основной частью было покончено, а меня уже понесло по наклонной, я решила заглянуть в кладовку. Последнее время меня не покидала мысль о вещах Нины Федоровны. Хотелось наконец-то освободиться от хлама, да и обустроить кладовую под гардеробную.
В комнатке, затянутой в углах паутиной, царил полумрак и пахло пылью. Я принялась перебирать давнишние коробки с личным хламом, пока не наткнулась на кожаный чемодан, который я также намеревалась отыскать.
– Подь сюды-ы...
Потянула чемодан на себя, но ручка предательски отвалилась, и он с грохотом рухнул на пол, рассыпав свое содержимое.
– Черт!
Книги в твердых переплетах, несколько пожелтевших блокнотов, та самая старинная шкатулка из красного дерева, фотоальбомы… Все это принадлежало покойной.
Я открыла один из альбомов. Черно-белые фотографии, пожелтевшие от времени, запечатлели лица людей, которых я никогда не знала.
Вот женщина в белом халате стоит в окружении других врачей и медсестер. На заднем плане виднеется госпиталь. Война… Она работала в госпитале во время войны.
Сглотнула.
По некоторым лицам не просто видно, а чувствуется горечь утрат и боли.
На другой фотографии – группа солдат, кто-то улыбается, кто-то выглядит уставшим и измученным. Их лица, их судьбы… Все они – часть истории моей семьи и истории когда-то огромной страны.
Когда попыталась впихнуть шкатулку, внутренний карманчик чемодана надорвался, и оттуда выглянул пожелтевший, но толстенький конверт.
Интересно... Никогда прежде его не видела.
Запечатан.
Открыла.
Внутри письма, написанные выцветшими чернилами, неразборчивым размашистым почерком. Возможно, на иностранном языке, и еще несколько фотографий.
На одной из них – Нина Федоровна с коллегами, врачами и солдатами. На других – одиночные и совместные портреты. На одной из фотографий Федоровна стоит рядом с мужчиной с глубокими носогубными морщинами. На обратной стороне надпись: «Я и Гордеев Женька».
Гордеев…
Гордеева Анна Сергеевна и Евгений с фото – родственники? Надо будет расспросить отца.
Следующие фотографии не отличались от предыдущих, пока я не наткнулась на одну, с надорванным углом. На ней Нина Федоровна стояла в компании невероятно красивой женщины.
Волнистые длинные, как мне показалось, блондинистые волосы, огромные глаза, как у куклы, и чувственные губы. Невероятная, натуральная красота!
Перевернула фотографию.
«Я и Аленушка».
Кто такая Аленушка? Подруга? Сестра?
Вроде сестер у Федоровны не было, одни братья, и все полегли на войне за родину. Героями.
– Вера! Тебя! – крикнул Лев.
Я небрежно сунула фотографии обратно в конверт, но старый пергамент попросту не выдержал, разорвался с хрустом, все фотографии и письма рассыпались по полу.
– Да ёшки-матрешки!
Ладно, соберу потом.
***
Над темной, словно отполированный обсидиан, гладью Невы, словно призрачное видение, возвышался особняк.
Архитектура, вдохновленная величием императорских дворцов, была умело дополнена современными элементами, создавая атмосферу изысканной, но сдержанной роскоши. Окна, разделенные на множество ромбовидных ячеек, ловили и отражали мерцающее ожерелье огней ночного Петербурга.
Территория вокруг, окутанна полумраком, деликатно подсвечена приглушенным светом старинных фонарей, отбрасывающих причудливые тени на ухоженные газоны.
Внутри, у огромного панорамного окна, стоял мужчина. На вид ему около сорока лет, с короткой стрижкой, открывающей высокий лоб, и волевым подбородком. В его серых глазах, казалось, застыла вечная зима, а в каждом движении чувствовалась сдержанная сила. Он излучал ауру спокойствия, но в то же время от него веяло холодом, словно от айсберга, дрейфующего в океане.
Услышав тихие шаги, он обернулся.
По широкой лестнице, отделанной темным деревом, спускалась женщина. Ее облик резко контрастировал с окружающей роскошью: простые серые спортивные штаны, выцветшая растянутая футболка, короткая стрижка, открывающая уши, и лицо, щедро усыпанное веснушками. Несмотря на это, в свои годы она выглядела удивительно молодо и свежо, словно время над ней не властно.
– Мирон, – произнесла она, подойдя ближе.
– Вероника, – ответил он с легкой, почти незаметной улыбкой. В его голосе, с мягким ударением на «о», звучала теплая нотка, смягчающая его холодную ауру.
Во взгляде обоих читалось глубокое понимание и многолетняя дружба, проверенная временем и закаленная обстоятельствами.
– Всеволод и Ева, как я понимаю, наслаждаются отдыхом на островах? – спросила Вероника, легко запрыгнув на высокий барный стул у просторной кухонной стойки.
Мирон молчал, лишь слегка приподняв бровь.
– Судя по пейзажным фотографиям, которые она неустанно постит в сеть, да. Наша «верхушка» полностью отключилась от мира. Значит, полномочия Всеволода по некоторым вопросам теперь временно на тебе?
– Именно. И, должен признаться, это добавляет мне седых волос, – ответил Мирон, нахмурившись.
– Как обстоят дела с клиникой?
Мирон вздохнул, уложив локти на гладкую столешницу просторной кухни-бара.
Вероника распахнула дверцу огромного холодильника, где преобладали свежие фрукты, овощи и зелень. Никакого мяса. Зато в соседнем, прозрачном холодильнике с матовым стеклом, поддерживающем температуру +4 градуса, стройными рядами стояли бутылки с алым содержимым.
– Клиника будет под контролем клана, – заверил он.
– Зорин взялся за это дело? – улыбнулась женщина. – Поэтому столько уверенности?
– Да. Не должен был, но после выходки Бурса у него не осталось выбора.
Вероника покачала головой.
– Этот Бурс… что за глупый поступок. И, признаться, Зорин мне симпатизирует больше, чем остальные исполнители второго круга.
Достав из холодильника длинный огурец и ополоснув тот под струей воды, женщина принялась им хрустеть.
Мирон промолчал, наблюдая за Вероникой, взгляд которой скользил по помещению, словно сканируя.
– А Ольга? – с прищуром спросил теперь Мирон, – Как там, в северо-западном регионе?
Взгляд мужчины был пронзительным. Вероника же смотрела открыто, но в глубине ее глаз мелькали искры, выдающие напряжение.
– Ева раздражается, – с легкой улыбкой произнесла она, отгрызая еще один кусок от огурца. – Внутренние распри в ее окружении… Очередная причина, почему Евдокия так внезапно решила уехать на отдых, утащив за собой Всеволода.
Небольшая пауза.
Мирон не проронил ни слова, но Вероника видела, как в его глазах промелькнула тень. Он анализировал, просчитывал скрытые мотивы внезапного отпуска, взвешивал все «за» и «против», словно играя в шахматы с невидимым противником. Он не демонстрировал эмоций, но Вероника знала, что он далеко не так спокоен, как кажется.
В его голове всплыли слова Зорина, о том, что он просил недавно узнать об исполнителе из другого клана – Кольцове.
– Кольцов… Он несколько раз появлялся в общих кругах, – задумчиво произнес Мирон, скорее себе, чем Веронике.
Большой плюс для Мирона в Веронике был в том, что женщина не задавала лишних вопросов, без острой необходимости. Тем, кому она доверяла, она в открытую и без утайки давала нужную информацию, а Черкасов был одним из немногих, кому она доверяла безоговорочно.
– Не думаю, что это проблема, – ответила женщина, дожевывая. – Наш клан самый влиятельный в городе, даже несмотря на временные проблемы Ольги.
Мирон покачал головой, не соглашаясь.
– Южане не менее прозорливы. И Марфа… Она последние лет двадцать не показывается. Тебе не кажется это странным?
Его взгляд стал более пристальным, словно он пытался вытянуть из Вероники ответ, который она сама, возможно, еще не осознала. Он знал, что эта женщина обладает уникальным даром – чувствовать ложь и предчувствовать опасность. Именно поэтому он так ценил ее мнение.
Вероника отложила недоеденный огурец на столешницу и задумчиво посмотрела в окно, на мерцающие огни ночного города.
В ее глазах отражались тысячи маленьких искр, будто она пыталась разглядеть в них ответ.
– Марфа… – прошептала она, смакуя это имя. – Да, это странно. Слишком долгое затишье. Она всегда была… непредсказуемой. И очень опасной. Если она что-то задумала, это может стать серьезной проблемой для всех нас.
Она повернулась к Мирону. В глазах проскользнула тревога.
– Нужно узнать, что она замышляет. И как можно скорее. Иначе мы можем пропустить удар, который нас уничтожит.
– Такое уже бывало... – ухмыляясь она закатила глаза. – Возможно, старуха, меняет личность.
– Чтобы удержать свою позицию, нам нужно удержать центр. Медучреждения…
– Знаю. И мы удержим, после той истории с Серовым... Хорошо, что Ева не стала вдаваться в подробности.
Вероника открыла холодильник и достала одну из бутылок с алым содержимым.