Прыжки вверх и вниз

Пролог 1

Увар Орс родился заново семь месяцев назад, когда он стоял весенней ветреной ночью на мосту через бурные воды реки Укосмо. Он стоял здесь уже час с ясно звенящим в голове ужасом. Он дрожал, его зубы стучали на холоде, и воды, несущиеся под ним, обещали муки ада. Это была ночь на Остару — Весеннее Равноденствие, время, когда силы Тьмы в последний раз торжествуют, давая шороху силам Света, но в итоге оказываются поверженными.

И то была ночь, когда Увар должен был умереть. Гадалка так и сказала: «Ты умрёшь. В ночь на Остару, на мосту твоё сердце остановится навсегда. Потому что твоя жизнь тут закончена. Она была бесполезна. Возможно, в следующей жизни ты дашь больше этому миру». Увар тогда клял себя, что повёлся на шутливое предложение приятеля посетить эту «сивиллу». Ведь приятель тоже посещал её. «Представляешь, Уви, она знает дату смерти! И она точно говорит, когда! Вот мне она сказала, я умру на следующей неделе. Да ещё и от пули, у себя дома! И якобы я буду дичью! Это такой бред!».

Увар решил сходить к гадалке из любопытства. А через неделю его приятель правда умер. Именно так, как предсказывала гадалка. Он сидел у себя в квартире на восьмом этаже, и в него попала случайная пуля. Охотник-любитель из соседнего дома чистил ружьё и оно выстрелило.

А теперь он, Увар — жертва неотвратимости судьбы. Гадалка сказала: он умрёт. Назвала точное место и дату. Увар не мог не прийти на мост в Ночь Остары. Он уже знал: неотвратимо! Ведь если бы он не пришёл, не собрался сюда, то случилось бы что-то, из-за чего он бы тут всё равно оказался.

Увар боялся смерти. Но понимал: гадалка, в сущности, права. Он такой бесполезный… Как он умрёт? Случится авария, и машина столкнёт его? Или он оступится и упадёт в реку? Или его сердце остановится от неведомой сердечно-сосудистой болезни, которая раньше себя никак не проявляла? А ведь его мать так и умерла: никогда не жаловалась на сосуды, и сердце внезапно остановилось…

Увар подумал, что его последняя мысль о том, что надо взглянуть на небо. Перед тем как исполнится чудовищное, страшное предсказание…

Когда он запрокинул голову, замер от неожиданности зрелища: над его головой парила зелёная карета, запряженная лошадьми. Лошади цокали по облакам, верша путь в пригород. Из кареты простёрлась тоненькая изящная женская ручка и кинула несколько цветов.

В полёте, опускаясь на Увара, они источали загадочный аромат новой жизни, радости, свершений. Увар понял, что в этот момент предсказание гадалки рассыпалось в прах! Что его судьба — снова в его руках. Смерть отменяется. Его сердце ещё долго будет биться…

Карета немного наклонилась в полёте, делая поворот, и Увар разглядел ту, что в ней сидела. Она не видела его. Излучая счастье, она смеялась, улыбалась коням, мчащим её навстречу весеннему ветру. Увар прижал к сердцу пойманные цветы и прошептал:

— Моя фея. Моя богиня. Я буду искать тебя и найду, где бы ты ни была.

Он в полубессознательном состоянии спустился на тротуар и, шатаясь от опьянения, пошёл по нему, ничего не помня. Кроме лица Феи, спасшей его. Победившей злую ведьму-гадалку… Он шептал, что сделает всё ради того, чтобы встретить её. Что клянётся в эту же ночь сделать что-то доброе для мира, для людей. Для Феи.

Спустя два часа, болтаясь по городу и ища, какие добрые дела совершить, он наткнулся на умирающего. Поначалу Увар принял его за бомжа. Прежний Увар — «Увар до встречи с гадалкой» — прошёл бы мимо и презрительно бы скривился. Но новый, новорождённый Увар, давший клятву Фее Весны в Зелёной Карете, понял — это его шанс стать хотя бы на миллиметр чище, приблизиться хотя бы на микрон к Богине.

— Эй, брат мой, ты живой? Что с тобой? — он опустился на колени перед бездомным и потормошил его за плечо.

Тело под его рукой вздрогнуло. Человек издал булькающий хрип, тяжело задышал, а потом упал, переворачиваясь на спину.

Увар едва удержался от крика. Он впоследствии не понимал, что напугало его больше: чудовищная кровоточащая рана незнакомца или его лицо и кожа. Ибо такую тёмно-зелёную, пупырчатую, в крапинках кожу Увар видел только у лягушек, которых его заставляли препарировать на лабораторных занятиях в мединституте.

Пролог 2

Семь месяцев спустя на Эллен Харви напали на автобусной остановке, когда она возвращалась от гостей. На остановке стояла она одна, и в тот поздний час никаких прохожих толком не было. Нападавших было пятеро, они окружили девушку:

— Хей, красоточка, будешь смирненькой — мы отстанем. Кошелёчек давай сюда и сумочку. И цацочки, ха-ха, ага-ога!

Эллен в непритворном презрении закатила глаза:

— Ну вот, я же только сегодня надела новое пальто. Вы хотите неприятностей, мальчики? Вы их получите, если не уйдёте по-хорошему.

Один из бугаев загоготал, второй ткнул третьего под локоть:

— Эй, слышал, эта истеричка нам угрожает! Хах-ха-ха!

Ещё один внезапно подошёл к Эллен вплотную и схватил её за локоть, зашипев ей в ухо и обдавая вековым перегаром:

— Кошелёчек, деточка! Давай по-хорошему, а то я у тебя его возьму по-плохому, и не только кошелёчек, а всю тебя, да! Ха-х-ах-а!

— Фу! Для начала хотя бы душ прими и научись пользоваться парфюмом, а потом предлагай свидание. Только, смотрю, ты альфонс, раз рассчитываешь на свидание за счёт девушки!

Эллен попыталась вырваться, не теряя достоинства в голосе и осанке, но парень перехватил её крепко и дёрнул на себя. Остальные алчно приближались и с предвкушением садистического удовольствия скалились.

Мимо проехала полицейская машина. Сотрудники патрульной службы в ней слушали по радио комментатора, освещающего футбольный матч. Они поймали краем глаза Эллен и компанию парней, и подумали, что это невинная молодёжь, возвращающаяся с вечеринки и ждущая последнего автобуса. И поехали дальше. Эллен чертыхнулась про себя.

— Придётся вас покалечить, — одними губами проговорила она. — Раз уж назвали истеричкой, нужно соответствовать роли. Да и хорошо, что не при свидетелях!

В одном Эллен ошибалась. Свидетель был. Неподалёку за кустами на стене дома сидел Михаэль. Его секретирующие железы выделяли слизь, позволяющую ему оставаться в неподвижности, прилипая к отвесным поверхностям. Михаэль выходил из тайного убежища только ночью: его внешность не позволяла ему находиться среди общества днём.

Он не слышал Эллен. Не видел её лица — она стояла спиной к нему. Он понял, что девушке угрожает опасность. Всё произошло слишком быстро! Эллен ударила первой. Умелым хуком ноги она свалила одного из подкатывающих громил, вырвалась из захвата, наподдав дурно пахнущему "альфонсу" под первое число. Принялась за третьего, четвёртого...

Пятый ошалел и принялся пятится назад. Наверное, новичок в их банде.

Но нет: не упуская из виду драку, он лазил в карманах громадных штанов-размахаек. Михаэль понял, что негодяй сейчас достанет оружие, и начал к нему подкрадываться.

Эллен вошла во вкус, молодчики тоже. Её изящная красная сумочка от кутюр из искусственной кожи уже валялась в стороне на грязной, примоченной октябрьским дождиком почве, но парням теперь не до денег. Их раззадорила прекрасная незнакомка, дерущаяся как королева воинов, и четверо из пятерых страстно возжелали, чтобы она была повержена.

Забыв природную аккуратность, педантичность, перфекционизм и флёр аристократизма во внешнем облике, Эллен превратилась в озорного подростка. Она наподдавала удар за ударом нападавшим несостоявшимся грабителям, а те никак не могли её достать. Эти представители общественного дна поднаторели в уличных бессистемных драках и запугиваниях слабых. Но Эллен — силачка в шкуре такой вот "слабенькой" — сбила их с панталыки и взорвала мозги.

Двое отступали, ещё двое пытались драться. Михаэль почти добрался до пятого. Вся драка случилась в течение нескольких секунд, но и Михаэлю, и Эллен казалось, что они участвуют в ней по меньшей мере час.

— Аха-ах!!! — вскрикнула Эллен в ужасе: — Ты мне ноготь сломал! Ты хоть знаешь, сколько я копила на маникюр, сколько я часов подрабатывала, чтобы позволить себе в единственный выходной сходить в салон красоты?! Получай!!!

Теперь ужас Эллен от испорченного ногтя сменяется берсеркерской яростью. Если до этого она кувыркалась и прыгала на довольно высоких каблуках, ловко била не в полную силу — шлёпала "мальчиков-альфонсов", то теперь она — воплощение машины смерти. Оставшиеся двое нападающих это чувствуют, делают пару шагов назад. Но тут подкрадывается тот, с ножом.

— Ия-я-я-я-я-я-а-а-а!!! — вопит он от отчаяния, изображая из себя победителя ночных фурий.

Эллен резко оглядывается, и в её зрачках отображается страх: "Не успею...".

Размахивая ножом со скоростью бетономешалки, подонок оказывается всё ближе и ближе.

Но тут сверху на него кто-то прыгает. Кто-то невообразимо ловкий, вёрткий и... склизкий?! С дерева на головы сразу двум бандитам падает ещё пара шматков слизи. Михаэль приземляется прямо на грудь человека с ножом, вырывает оружие, ломая кисть, и оскаливается, заглядывая в глаза. Бандит вопит от боли, смотрит в ответ в немом ужасе — в абсолютно жёлтые, широко расставленные глаза с вертикальными зрачками.

— Чудовище!!! Урод!!! Бежим отсюда!!! — орёт самый трусливый из компании.

— Н-н-н-на, отдаём ему девку на растерзание! Рвём когти!!! — кто-то из них со всей силы толкает Эллен прямо на Михаэля — а в этот момент Михаэль теряет равновесие, и тип, на которого он прыгнул, выворачивается ужом.

Ещё через секунду корова слизывает невероятно скоростным языком сразу пятерых бандитов. Их скулёж и нечленораздельный мат уносится всё дальше и дальше.

Михаэль, изрядно оглушённый быстро сменяющейся картинкой, продолжает сжимать Эллен сзади за плечи. Эллен дрожит — не от страха, а от проходящего гнева. Михаэля она пока не разглядела. Тот шепчет:

— Простите... С вами всё в порядке? Э... я... пожалуйста, не оглядывайтесь... я не болен, я просто... я пошёл!

Он резко отпускает Эллен, успевшую почувствовать сквозь лёгкую осеннюю красную ветровку холодную влажность его рук. Она оглядывается и видит, как некто уже повернулся к ней взглядом, быстро садится на корточки и... прыгает! Очень, очень, очень высоко — прямо на дерево! Шелестят кусты. Потом — на стену дома.