Прыжок в междумирье.

Глава 1.

Глава 1

Алиса всегда считала, что её земная жизнь сложилась как-то… мимо неё. Не трагично — просто будто кто-то аккуратно сдвинул её рельсы на соседнюю ветку, где состав идёт, но никогда не приходит к виду на море. Двадцать семь лет, серый офис на третьем этаже бизнес-центра, где лампы мигали, как усталые цикады; график «девять — шесть тридцать»; чай с привкусом дешёвой парфюмерии из общей кухни; вечера, протекающие в тишине так, словно дом был не домом, а коробкой для обуви.

Она была красивой — и знала это лишь теоретически. Рост — метр семьдесят два, фигура — гибкая, как у тех, кто когда-то занимался танцами и потом бросил, но тело всё ещё помнит выворотность и мягкость. Кожа — светлая, у шеи — родинка, из-за которой когда-то парень в университете называл её «Сириус». Волосы — густые, каштановые, чуть тяжелее, чем хотелось бы: когда распускала их по плечам, казалось, что на висках становится прохладнее. Глаза — серо-голубые, именно тот тон, что днём отражает небо, а вечером — становится стальным. И резкий, неправдоподобно честный профиль: высокая линия скулы, тонкая, но упрямая нижняя губа. Отражение в зеркале нравилось ей лишь в моменты, когда она забывала, что зеркало — это судья.

— Может, дело во мне, — шептала она иногда, наклоняясь к стеклу так близко, что дыхание запотевало холодную поверхность. — Может, я просто не нравлюсь тем, кому нравлюсь я.

С мужчинами ей не везло. Её тянуло к сильным — душой, характером, тем, кто умеет держать слово. Притягивались же те, кто держал только телефон, банку с пивом и собственную обиду на мир. Один — эгоистичный драматург любительского театра — убеждал, что «женщина-муза не должна спорить». Второй — адвокат без дел — любил Алису так яростно, что его любви хватало лишь на два дня, а потом он переключался на себя. Последний — казавшийся почти правильным — уходил неслышно, оставляя записку из двух слов: «Не жди». И чашка с недопитым кофе остывала рядом, как ещё одно ненужное обещание.

Работа держала её на поверхности. Она считала цифры лучше, чем чувства: финансовые модели в Excel были утешительнее человеческих моделей поведения. Пальцы бегали по клавишам, как пианист по партитуре, и из колонок А, В, С рождалась ясность: сойдётся — не сойдётся. С людьми так не получалось. В людях всё время не сходилось.

Дом не спасал. Однокомнатная квартира с окнами во двор-колодец, где летом пахло липой и кошачьими драками, а зимой — чужими супами и влажным снегом. На подоконнике — два кактуса (выживают, когда забывают поливать), стопка книг, которые она медленно — болезненно медленно — читала по десять страниц на ночь, и коробка с мелочами: билеты на «Нотр-Дам де Пари» шестилетней давности, значок с лисой, серьга, потерявшая пару, и фотография — Алиса с распущенными волосами, смеётся, а рядом — мама, совсем ещё молодая, держит дочери плечи. Мама умерла рано — сердце. Алиса иногда разговаривала с фотографией, как с живой. Говорила тихо, чтобы соседи не подумали что-то лишнее.

Тот день, который всё переломил, начинался банально: дождь с утра, отчёт к четырём, шутка шефа, от которой всем стало неловко, и сестра коллеги, продающая бусы ручной работы в коридоре. Алиса купила одну — тонкую нитку прозрачных стекляшек, красных и дымчатых, и надела сразу: вдруг это — примета к переменам. К вечеру заболела голова. Она вышла в семь сорок, задержавшись, чтобы дослать правки, и пошла пешком — странная привычка проверять, жив ли город, когда у тебя внутри всё замирает.

Дождь лил душем на максимум. Асфальт глянцевал, как чернильный пруд. Фонари рисовали на лужах вторые луны. Алиса шла быстро, пряча подбородок в шарф, чувствуя, как промокают тонкие туфли. На перекрёстке грузовик, гружёный чем-то строительным, резко вывернул, потому что кто-то не выключил поворотник. Свет фар вспыхнул так близко, что Алиса увидела в нём собственные глаза. И подумала почти спокойно: «Ну вот и всё».

Чего-то страшного не было. Был хлопок — тишина — свет.

---

Сначала она ощутила кожу. Странно, но именно так: будто кто-то вернул ей тело, проведя ладонью от плеч к запястьям, и каждая клетка сказала «я здесь». Затем — воздух. Он пах не озоном и не больницей, а чем-то… высоким: снегом в Карелии, настоем мяты, свежим льдом на озере. Под ногами ничего не было — и всё было: невидимый пол держал её уверенно, как если бы под ступнями оказался гигантский лист стекла.

Перед ней вырос кристалл — ростом с человека, гранёный, прозрачный, с внутренним свечением, похожим на дыхание. Он не стоял — он присутствовал, как присутствует музыка: сразу везде. И он пел. Это не была мелодия — это было многоголосие гармоник, от которых плечи сами расправлялись, а в горле становилось свободно.

— Алиса, — сказал кристалл. Голос был не мужской и не женский — как если бы говорили сразу многие, и все — искренне. — Твоё земное тело повреждено. Душа не завершила свой путь. Есть два выхода.

Она слушала и понимала, что слёз нет — совсем. Как будто место, где они живут, занял свет.

— Первый, — продолжил кристалл, — раствориться в дыхании Вселенной. Отдать силу — стать частью большого света. Второй — возродиться. Не на Земле. В мире, где возраст считается иначе, где тридцать — только начало самостоятельности, где действуют иные законы. Там ты начнёшь с тем же телом, что любила и ненавидела, но с судьбой, которую ещё не писали.

— Почему я? — спросила она. Её голос не дрожал, но вибрировал в унисон этому месту. — Почему у меня должен быть выбор?

— Потому что ты всегда выбирала. Даже когда казалось, что нет выбора. И потому что мир, куда ты можешь выйти, тоже любит выбирать — и тех, кто умеет.

Внутри всплыла память: хирург-стоматолог в детстве — «надо терпеть», Алиса — «делайте без укола». Насмешки в школе — «надо промолчать», Алиса — «нет, хватит». Третий курс — «иди на эконома, стабильнее», Алиса — «я хочу считать». Она всегда выбирала. Иногда — плохо. Но выбирала.

— В чём цена? — спросила.

Кристалл вспыхнул — и вокруг развернулся космос. Не чёрный — глубинный, с полосами цветной туманности, будто кто-то разлил акварель, и капли заняли свои звёздные места. В этом космосе вращались миры. Один — как опал: молочно-голубой, с мерцающими пятнами. Второй — резче, гранёный, как обсидиан со светом изнутри. Третий — медовый, с белыми, как пух, континентами.

Глава 2.

Глава 2

Город распахнулся сразу. Не как открытка — как лёгкие: вдох — и свет входит в тебя целиком. Небо было выше, чем привычно, — словно прозрачный купол с тонкими, едва видимыми линиями, по которым бежали огни: это не звёзды, а воздушные магистрали. По ним скользили кар-капсулы — бесшумные, с мягкими сполохами под днищем. Между магистралями, как в симфонии, на разных высотах тянулись световые нити — каналы связи: где-то мерцали интенсивнее, где-то гасли, как волна после прилива.

Под ногами — живая набережная. Камень дышал: сбоку в разрезе можно было заметить, как в структуре пробегают светящиеся строчки — рунопроводка. Тонкие символы складывались, мигали и таяли, переводя нагрузку, согревая поверхность на прохладном ветру, подстраивая сцепление к шагу. От воды пахло железом и солью; речной рукав был широк, как бухта, — гладь тёмная, но в глубине — тысячи серебряных искр. Потом я пойму: это городской «косяк» — стая биодронов-очистителей. Сейчас же я стояла и просто смотрела.

— Это Срединный Мир, — тихо сказал Раэль, будто боялся разрушить момент. Его голос вплёлся в шум воды. — Мы называем его так, потому что он действительно промежуточен: между пространствами, между эпохами, между теми, кто уходит, и теми, кто приходит.

— Хаб, — отозвался Кай, лениво, но с лёгкой гордостью. — Перекрёсток, если по-нашему. Здесь сходятся «швы», Алиса. И да, ты их видишь.

Олим стоял чуть позади, на шаг, как хорошая тень. Ветер подхватывал его серебряные волосы и снова укладывал. Он смотрел не на город — на меня. Иногда — на мои плечи. Иногда — на руку, которую я машинально сжала в кулак.

— Если сделать шаг вправо, — продолжил он, — попадёшь в слой времени. Если шаг влево — в слой пространства. Здесь тонко. Поэтому правила жёстче, чем кажутся.

— Какие? — спросила я, не снимая взгляда с воздуха: по одной из верхних линий пронёсся состав, воздух вокруг него дрогнул — и стало пахнуть грозой.

— Первое, — поднял ладонь Раэль, и на его коже тонко вспыхнули световые прожилки. — Нельзя забирать волю. Ни у людей, ни у миров. Помочь — да. Навязать — нет. Мы не строим для других их судьбы.

— Второе, — продолжил Кай, и его янтарные глаза чуть прищурились, — не брать трофеи, если не заплатил. Любая ценность — знание, артефакт, растение — имеет цену. Деньгами, временем, энергией. Иначе шов рвётся, и нас выкидывает на обочину. Или хуже — в яму.

— Третье, — сказал Олим, — помнить о балансе. Сняв боль «здесь», ты можешь вызвать волну «там». Потому любой Переход — под протокол. Любая помощь — с якорем. Любой дом — с основанием не только в материи, но и в памяти.

Слова ложились не как лекция — как ручной код, которым прошивают тонкую ткань. Я слушала и вдруг поняла, почему у меня не дрожат колени: меня слышат. Не обещают, не манипулируют — объясняют. И я — не декорация, а участница.

— А как здесь живут? — спросила я. — Люди… Здесь их много? Или больше таких, как вы?

— Здесь — всякие, — Раэль улыбнулся уголком губ. — Землян — достаточно. Приходят по-разному: кто — как ты, на развилке; кто — дипломатией; кто — торгуя. Есть и другие расы: моренцы — архитекторы воды, атрейцы — мастера живого камня, песочные — картографы пустынь. Есть техномаги — те, кто родился здесь. Их магия растёт вместе с сетью. Смешанный мир.

— И смешанные семьи, — хмыкнул Кай. — Предупреждаем сразу — от взглядов не спрячешься. Ты — новая Хозяйка. Идти будем тихо, но многие нас почувствуют.

— Пусть чувствуют, — сказала я, на удивление спокойно. — Пусть привыкают, что я — не товар.

Кай усмехнулся одобряюще. Раэль кивнул. Олим — впервые — коротко, почти незаметно, улыбнулся глазами: тень в зелени стала мягче.

Мы шли по набережной. Слева от реки — город распускался ярусами. Нижний — уютные улицы без автомобилей: узкие, мощёные, но не камнем — гибкой плиткой, которая меняла жёсткость, если по ней бежит ребёнок. Дальше — в кварталах — дома, похожие на большие морские раковины и листы папоротника. Они росли — не метафора: в стенах шевелилась ткань, подстраивая окна под свет, а кровли были садами: сады источали запах розмарина, тимьяна и чего-то цитрусового, которого я не знала.

На втором ярусе — мастерские. Снаружи — ничто, внутри — лаборатории: за прозрачными полуплёнками мелькали контуры станков, происходили невероятные вещи: в одном окне живой лозой обплетали макет фюзеляжа, в другом — стеклянная рыба вела лучом что-то наподобие чертежа прямо в воздухе. Ещё выше — узлы. Купола — антенны — арки. Их было мало, но они светились тише всех, и от них разливалась тишина. Я почувствовала, как хочется говорить тише — и подумала, не в этом ли секрет гармонии: город сам подсказывает, когда быть громче, а когда — мягче.

— Мы проведём тебя в Регистр, — сказал Раэль. — Нужен ключ-нить. И дом — точка якорения. Без дома ты — «переходница без пристани», а это… — он немного замялся, — неудобно.

— Уязвимо, — уточнил Кай. — Без домовитости ниже шанс на удачные Переходы. Наша магия — не только о вспышках. Она о возвращении.

Олим кивнул, словно ставя подпись под двумя голосами.

— Дом выберем сегодня, — подвёл итог он. — И строить начнём сразу. Ты — рисуешь, мы — подстраиваем. Материал — живой, крепкий. Фундамент — на памяти. Так надо.

Мы свернули во двор с белыми арками. Внутри — светло, как в зимней оранжерее: зелень в подвесных чашах, вода в узких каналах вдоль стен. Посередине — круглый стол, будто выросший из пола. Меня усадили так, что спиной я чувствовала тёплый воздух из щели — вентиляция здесь была как дыхание: незаметная, но заботливая.

— Твои руки, — попросил Раэль, присев рядом. Его пальцы — тёплые; свет с кожи укладывался на мою ладонь, как тонкая марля. — Это не больно. Ключ-нить — не власть. Это твой голос, записанный в городе.

На стол выкатился маленький карий шар — не стеклянный, но гладкий. Раэль коснулся моей ладони шаром — и изнутри вверх пошла тонкая серебряная нить. Она не царапала — щекотала. Взлетела, как паутинка, зацепилась за воздух — и в воздухе, прямо над столом, загорелось слово. Моё имя.

Глава 3.

Глава 3

Алиса долго не могла понять, где заканчивается междумирье и где начинается новый мир. Коридоры из сияющих граней растворялись в мягком тумане, и вдруг шаги её вывели на поверхность. Под ногами раскинулась гладь травы — мягкой, серебристой, словно каждое её лезвие было соткано из света и тени одновременно. Воздух пах свежестью и каким-то едва уловимым пряным ароматом, который невозможно было сравнить ни с одним земным запахом.

Она вдохнула глубоко — и впервые за много лет ощутила, что её лёгкие раскрываются до конца. На Земле всё время было ощущение тесноты, как будто мир поджимал её, давил стенами, шумом, суетой. Здесь — просторно. Слишком просторно.

Перед ней открывалась долина: холмы, гладкие озёра, вдалеке мерцали огни — будто города или поселения, но не такие, как земные. Блики там складывались в руны, в символы, и даже свет двигался по своим законам. Алиса шагнула ближе к краю утёса и замерла.

— Это и есть твой новый дом, — прозвучал позади неё глубокий, ровный голос.

Она обернулась.

Светлый стоял прямо, словно изваяние. Его белые волосы сияли на солнце, кожа казалась почти прозрачной, а глаза — небесно-голубыми, холодными, но завораживающими. В нём было что-то пугающе чистое. Такую чистоту Алиса всегда боялась испачкать даже взглядом. Но при этом в его лице читалась сила, которая не допускала сомнений.

Рядом, почти в тени от его сияния, стоял Тёмный. Чёрные волосы спадали до плеч, глаза горели золотом, будто внутри скрывался огонь. В его облике было больше жизни, страсти, чем у Светлого. Он двигался иначе: чуть склонял голову, слегка щурился, словно всё время искал слабое место в собеседнике. Его энергия обволакивала, притягивала и одновременно пугала.

Чуть поодаль стоял Серебряный. Высокий, гибкий, с волосами, будто сотканными из расплавленного металла, и глазами глубокого зелёного цвета. В его взгляде было что-то иное — не вызов и не холод, а древность. Он словно наблюдал за ней не только глазами, но и памятью, которая жила в нём веками.

Алиса поймала себя на том, что дрожит. Не от страха — от того, что она чувствовала: их взгляды прожигают её насквозь. Светлый смотрел с почтением, будто признавал в ней что-то большее. Тёмный — с хищной жадностью, будто она уже его. Серебряный — как исследователь, которому интересно, какой выбор она сделает.

— Я… — Алиса запнулась, чувствуя, что голос дрожит. — Я должна привыкнуть.

— Ты хозяйка, — сказал Светлый. — Но дом мы создадим вместе.

— Или разрушим, если захочешь, — ухмыльнулся Тёмный.

Серебряный ничего не сказал. Только склонил голову и чуть прищурил глаза, словно проверяя, насколько далеко она готова зайти.

Алиса сжала руки в кулаки. «Гарем. Трое. Боги или демоны? — мелькало в голове. — А я? Я всё та же земная девчонка, которую бросали мужчины. Смогу ли я выдержать?..»

Но в груди уже разгоралось другое чувство. Волнение. Сила. И странное предвкушение.

Алиса впервые ощутила землю нового мира, когда хрустальный мост междумирья растворился под её ногами. Она ступила босыми ступнями на мягкую, тёплую почву, покрытую светящейся травой, и замерла. С каждой травинкой, прикасавшейся к её коже, словно пробегала тонкая искра. Воздух был наполнен ароматами — свежий, чуть пряный, с оттенком чего-то цветочного и едва уловимого металлического, как будто сама магия витала в каждом вздохе.

— Здесь ты — гостья, — сказал Светлый, его голос прозвучал тихо, но властно. Он смотрел на Алису с мягким сиянием в глазах, будто пытался оградить её от того, что ещё предстояло. — Но очень скоро станешь частью этого мира.

Тёмный усмехнулся. Его улыбка была хищной, глаза — золотисто-горящие. Он скрестил руки на груди и бросил почти вызов:

— Часть этого мира? Да скорее пленница. Никто ещё не попадал сюда добровольно.

Алиса вздрогнула от этих слов, но заставила себя выпрямиться. Она не привыкла уступать.

— Пленница? — с иронией переспросила она. — Странный способ приветствовать женщину, которая, похоже, стала вашей «законной» хозяйкой.

Мужчины переглянулись. И в этих взглядах Алиса уловила напряжение. Трое, такие разные, но объединённые одной тайной.

Третий — тот, что держался в стороне, словно чужак даже среди них, — наконец заговорил. Его голос был низким, глубоким, с оттенком хрипоты:

— Здесь всё не так, как ты думаешь. У тебя будет дом. Но не замок, не дворец. Место, которое ты сама создашь. Мы лишь поможем.

Он подошёл ближе, и Алиса заметила, как его зелёные глаза вспыхнули в полумраке. Он был ближе других к её росту — и всё же towering, огромный, выше на голову. В его облике не было божественного сияния, как у Светлого, и звериной ярости, как у Тёмного. Но именно его спокойствие пугало сильнее всего.

Алиса заморгала, пытаясь унять дрожь. Она слышала каждое биение сердца.

— Дом… — повторила она. — И что, он вырастет из земли по щелчку пальцев?

Светлый улыбнулся, впервые позволив себе теплоту:

— Если ты этого захочешь — да. Мы втроём владеем магией стихий. Каждый — своей. Но твоё слово здесь главнее.

Тёмный усмехнулся вновь, отступив назад, но его взгляд горел:

— Только не думай, что дом защитит тебя от законов этого мира. Здесь у каждого есть роль. И у нас тоже. Мы не рабы. Не игрушки.

Алиса задержала дыхание. В этих словах был вызов, но и правда. Она посмотрела на них — одного за другим. Светлый — сияющий, но слишком правильный, будто готовый поклоняться. Тёмный — опасный, полный страсти, но дерзкий. И третий — сдержанный, непонятный, но с таким взглядом, от которого невозможно отвести глаза.

И вдруг ей стало страшно.

Не от них. От себя.

От того, как сердце ускорилось, как внутри поднялась волна эмоций — восторг, тревога, странное предчувствие.

— Хорошо, — сказала она тихо, но твёрдо. — Тогда покажите мне этот мир. Если уж я здесь, я хочу знать, где оказалась.

Светлый подал ей руку. Тёмный хмыкнул, явно недовольный её независимостью. Третий лишь молча кивнул, но во взгляде его промелькнула искра.

Глава 4.

Глава 4

Алиса проснулась от ощущения, будто её тело одновременно горит и мёрзнет. Казалось, что воздух вокруг слишком плотный, насыщенный энергией, и каждая клеточка кожи ловит его вибрации. Она открыла глаза — и едва не зажмурилась вновь: над ней раскинулось небо, но не привычное голубое, а словно сотканное из потоков света и тени. Сквозь него медленно проплывали сияющие сферы, оставляя за собой переливающиеся следы, будто кометы.

Она поднялась, всё ещё не до конца веря, что это реальность, а не сон. Земля под её ногами была мягкой, но не из травы — скорее, из живого ковра, который мерцал серебристым светом при каждом её шаге. От этого светящегося ковра исходил лёгкий аромат свежести, как утро после грозы.

Перед ней открывалась панорама мира. На горизонте возвышались горы — но не каменные, а словно из хрусталя, прозрачные и переливающиеся изнутри. Реки, текущие сквозь долину, были окрашены в необычные оттенки — одна золотилась, другая сверкала голубым, а третья мерцала зелёным, как изумрудный поток. Всё здесь дышало магией, но не угрожающей, а гармоничной, словно само пространство приняло её.

— Это и есть… мой новый мир? — прошептала Алиса, и собственный голос показался ей чужим, слишком звонким среди этой тишины.

И тогда она заметила их.

Трое. Те, кого она видела в Междумирье.

Первый, тот, что сиял светом, стоял чуть впереди. Белые волосы спускались на плечи, переливаясь серебром, а глаза были прозрачны, как высокое небо. В его чертах читалась надменная спокойность, но взгляд — внимательный, пристальный — заставлял Алису ощущать себя не объектом, а центром его вселенной.

Второй, с тёмными волосами и золотистым прищуром, опирался на колено, касаясь ладонью земли, будто проверяя её дыхание. Его кожа казалась отлитой из бронзы, тело — жилистое, мощное, с внутренней готовностью к прыжку. От него веяло страстью и вызовом: он смотрел на Алису, как на добычу, но одновременно — как на равную, способную выдержать его огонь.

Третий держался чуть позади. Волосы цвета жидкого серебра отливали зеленью в лучах света, глаза, глубокие и странные, словно хранили в себе память тысячелетий. В его облике было меньше открытой силы, но больше опасной, скрытой глубины. Он не спешил подходить, но именно его взгляд заставил Алису задержать дыхание.

Они молчали. Но напряжение в воздухе было густым, почти осязаемым.

— Ну и… — Алиса нервно провела рукой по волосам, чувствуя, как сердце колотится. — Вы… кто?

Светлый шагнул вперёд. Его голос был чистым, будто колокольный звон.
— Твои спутники. Твои Хранители. Закон мира прост: твоя душа возродилась здесь — значит, мы связаны.

Тёмный усмехнулся, и эта усмешка была как вспышка молнии.
— Спутники? Смешно. Я не привык быть в гареме. — Он бросил на неё взгляд, полный огня. — Но если уж связаны — посмотрим, кто кого удержит.

Сереброволосый не сказал ни слова. Только шагнул ближе, и его тень легла на её плечо. Алиса ощутила, будто его молчание громче любых слов.

Она пыталась собрать мысли. «Гарем… трое мужчин… Боги, я ведь едва ли справлялась с одним! А теперь? И… почему они такие разные? И почему, несмотря на страх, мне не хочется убежать?»

Вместо ответа она вдохнула глубже. Мир звал её, требовал понять. Она обвела взглядом пространство вокруг: словно каждая гора, каждая река, каждый камень были не просто элементами, а частью огромного организма.

— Где мы? — спросила она.

Светлый сделал широкий жест.
— Это Срединный Мир. Он соединяет эпохи, культуры, народы. Здесь нет одного времени. Здесь есть всё. Ты сможешь ходить между гранями, вытаскивать забытые цивилизации из небытия. Атланты, майя, народы, канувшие во тьму — их судьба теперь в твоих руках.

— И в наших, — добавил тёмный, хищно сощурив глаза.

А сереброволосый тихо произнёс:
— Но прежде тебе нужен дом. Центр силы. Место, где ты будешь возвращать себе дыхание.

Алиса обернулась. Её сердце вдруг дрогнуло: она увидела плато, где сходились три реки. Там, словно ожидая её решения, стояла ровная площадка, залитая мягким светом.

— Дом, — прошептала она. — Я хочу построить его сама. Не дворец. Не замок. Просто… место, где будет тепло.

Тёмный рассмеялся.
— «Просто место»? Для женщины, которая шагнула сквозь миры? Посмотрим, что у тебя выйдет.

Светлый подошёл ближе, накрыв её ладонь своей. Его прикосновение было холодным, но в этом холоде ощущалась надёжность.
— Мы поможем. Магия этого мира — в твоём распоряжении.

А сереброволосый наклонил голову, его глаза вспыхнули зелёным.
— Только помни: построить дом легко. Сложнее — удержать его.

Алиса улыбнулась — впервые искренне за долгое время. В груди расправились крылья.
— Тогда начнём.

И мир ответил — вспышкой света на горизонте.

Сумерки в Междумирье наступают не как на Земле. Здесь небо не тускнеет — оно будто наливается молоком света, делается глубже, плотнее, и в этой густоте загораются тонкие, как иглы, звёзды. Кажется, протяни руку — и уколешься блеском. Воздух становится медовым, тягучим; в нём слышится далёкая перекличка кристаллов, и трава отзывается лёгким шорохом, словно море, когда ветер дышит у самого берега.

— Начнём дом, — сказала я, хотя сердце всё ещё колотилось после встречи, после слов Кристалла и признания троих. — Не дворец и не замок. Дом, в котором можно смеяться, ругаться, молчать… жить.

Светлый кивнул — почти незаметно, как свеча перед молитвой. Тёмный дернул уголком губ — мол, наконец-то дело. Древний посмотрел так, будто дом уже стоял, и ему оставалось только назвать его по имени.

Мы выбрали место на пологой террасе из полупрозрачного камня — оттуда открывалась долина, где гладила глаза река, а дальше, у края, поднимались струящиеся, как шёлк, кроны деревьев. Земля здесь была не чернозём и не песок, а тонкая зернистая пудра с вкраплениями светящихся крупинок — стоило ступить, и под кожей поднималась едва уловимая дрожь, будто поверхность отвечала: «Слышала. Приняла. Запомнила».

Глава 5.

Глава 5.

Имя дома. Первый шов: соль и огонь

Дом проснулся раньше меня — и это было не страшно. Он дышал ровно, как тёплый пёс у ног, и, когда я открыла глаза, свет уже лежал полосами по полу, а в воздухе было чуть сладко: корица, груша и далекая влажная прохлада от фонтанчика.

Я села. Волосы рассыпались по плечам — мягкие, тяжёлые. Дом пододвинул ступеньку, чтобы ступать было удобно. Если бы у него были руки, он, кажется, потрепал бы меня по макушке.

— Доброе утро, Хозяйка, — голос Светлого лёг гладко, как шёлк. Он стоял в проёме открытой створки, не переходя внутренний порог, будто боялся смять моё утро своим весом. — Чай уже ждёт.

— А кофе? — спросила я с надеждой.

— Кофе — после поцелуя, — буркнул Тёмный, появляясь за его плечом. Глаза — тёплое золото, волосы растрёпаны, на скуле тонкая царапина — то ли от тренировочного клинка, то ли от бесстыжей ветки. — У нас здесь так заведено.

— Это где это «здесь»? — прищурилась я.

— Там, где ты улыбаешься. Там и заведено, — отрезал он и, не дожидаясь разрешения, шагнул ближе, но остановился — на грани. Границу он чувствовал лучше всех: полутона — его стихия. — Если серьёзно, кофе будет, просто я хотел увидеть, как у тебя дернётся левая бровь.

— Дёрнулась? — Светлый улыбнулся на вдохе, беззвучно.

— Ещё как, — Древний прошёл мимо тихо, будто тень. И поставил на стол две чашки — светлую и тёмную. — Кофе и чай. Баланс.

— У нас сегодня «шов», — напомнила я себе вслух, чтобы не утонуть в их присутствии. — И… имя. Дом должен получить имя до первого выхода.

Светлый посерьёзнел. Тёмный уронил подбородок в ладонь, будто в карты проиграл — и слишком прекрасно понимает ставки. Древний только кивнул — и это «кивнул» было как печать.

Мы спустились во внутренний двор. Фонтан держал ровный столб воды — он уже «пел» мои привычки, выбивая короткие ритмы под шаг. Я коснулась кромки чаши. Холод стеклянной воды прояснил голову.

— «Перекрёсток»… — сказала и тут же покачала. — Слишком общее. «Пристань» — красиво, но статично. «Гнездо» — уютно, но слишком домашне. А мы — не только дом.

Светлый положил ладонь рядом. Свет от его кожи тонко подсветил воду изнутри, и в глубине чаши вспыхнули крошечные иглы.

— Имя — это не вывеска, Алиса, — напомнил Древний. — Это договор между местом и тем, кому оно служит. Ты обещаешь ему что-то, оно обещает тебе взамен.

— Тогда… — я почувствовала, как слово приходит не с головы — из позвоночника, где-то от поясницы; как будто оно уже давно лежит, только ждало, когда я его увижу. — «Перелётная».

Дом звякнул — радостно, как ложечка о стекло.

— Почему? — тихо спросил Светлый.

— Потому что мы не якоримся навсегда. Мы будем улетать и возвращаться. И дом должен знать: он — не крепость, он — птица. Садится на край любого мира, но всегда — возвращается к своему сердцу.

Тёмный улыбнулся краем губ:

— Неплохой характер для дома. С твоим — совпадает.

Древний провёл пальцем по кромке чаши — и имя легло в воду звуковой волной. На миг фонтан стал выше, как если бы дом вытянул шею — гордый, красивый — и съел это слово целиком.

Сердце Перелётной забилось в такт моему. Договор принят.

---

Под галереей нас ждали «кожа» и «кости» выхода — артефакты, что держат шов в пределах приличия. Светлый проверял световые захваты, Тёмный крутил в пальцах керамический петлевой ключ, Древний неспеша опоясывал меня тонкой лентой эфира так, будто надевал невидимую броню.

— Не тяжело? — тактильно спросил он. Его пальцы едва касались кожи — больше воздуха, чем тела, но я всё равно чувствовала: он здесь.

— Нормально. Как ремень безопасности.

— Ты будешь видеть два слоя: явный и подклад, — объяснил Светлый. — Если начнёт рябить — моргни и произнеси «зазор». Дом услышит через нас и подправит.

— Если станет пахнуть железом и мёдом — отходим, — добавил Тёмный. — Это значит, что ритуалы пошли в расход по живому.

— Не обещай никому рассвет, — коротко напомнил Древний. — Имен не раздавай. Ни людей, ни мест. Сегодня — только эвакуация и «семена».

— Какие семена? — уточнила я.

— Знаний, — Светлый протянул мне ладонь — на ней дрожал крошечный многогранник, как капля льда. — Слитки-споры: достаточно положить в «библиотеку» мира — они впитают окрестные тексты/песни/схемы и вернутся к нам. Мы не крадём — мы копируем воздух.

— А люди? — я почувствовала, как внутри всё сжалось.

— Только те, кто готовы уйти, — ответил Древний. — И только в шов, где их след не поломает узор.

Тёмный щёлкнул петлёй. Воздух перед нами расслоился — как тюль, как вода. Пахнуло солью. И пеплом.

— Добро пожаловать в город-на-краю, — сказал он. — До извержения — сутки с хвостиком. Двигаемся, как туристы. Говорим — как моряки.

— А если нас спросят, откуда мы? — я поджала губы.

Светлый мягко улыбнулся:

— Мы — из Порта Перелётной.

— Из Порта Перелётной, — повторила я. И шагнула.

---

Соль ударила в лицо как пощёчина — свежая, ядреная, живой океан. Я моргнула. Мир был ярким — до режущего контраста: белые стены домов, синее, почти чернильное, море, краска крытых галерей — жгучая охра и терракота, где-то под ногами тёплый камень, отполированный тысячами босых ступней. Одежда сама подтянулась и стала уместной: на мне появилась лёгкая туника с переплетённым шнуром на плечо, короткий пояс, мягкие сандалии; волосы сами собрали узел с тонкой бронзовой шпилькой.

— Вижу, — хмыкнул Тёмный, — дом тебя любит. Мне вечно подсовывает что-то с карманами.

На нём и правда оказался безупречный кожаный нагрудник и широкие штаны с кучей карманов; Светлый — белесый плащ на одно плечо, как свет на марше; Древний — простая темная накидка и бронзовый обруч на предплечье, никаких украшений.

Мы шли по набережной, как люди, у которых есть дело. В лицо били крики чаек и зов торговцев. Воздух был упругим. Далеко, за линией домов, курился тонкий дымок — крошечная, почти ласковая «проба пера» вулкана. Люди смеялись, пили, ругались, торговались — у них был ещё целый день.