Псих из Крашти. Нодлутский вечер

1

По желаниям читателей и при деятельном участии
Анны Сиротиной

1

Он

— Совершенно бесплатно! Вжух — и в небо!

Глотка у мелкого пронырливого мальчишки, разносчика рекламных листков, была луженая, от звонкого голоса зудело в ухе, пустырь, отданный на попрание выставке магтехнических достижений со всех уголков Нодштива, которая еще даже официально не началась, походил на муравьиную кучу.

Пи, сегодня Пи, а не секретарь министра по внутренней безопасности Питиво, только вышел из экипажа, отточенным движением водрузил на макушку шляпу. И сразу захотел обратно. В уютный, обитый бархатом салон, затем, по вихляющим вдоль Вертлюги улочкам Восточного, на проспект, запруженный экипажами и пешими по случаю выставки сверх всякой меры, через центр, мимо министерства и храма в Северный. Домой. Или в кабинет в министерстве. Или в архив. Или в еще какое-нибудь темное тихое место, где не орут на ухо и не машут перед лицом пачкой дрянных оттисков на рыхлой бумаге.

Идеально сидящий костюм, шляпа, трость, синие стекла в серебряной оправе.

Цветные стекла стали таким же привычным атрибутом, как шляпа и трость. Не сразу. Так же, как Пи не сразу заметил, что краски вокруг начинают выцветать. Будто бы он по капле погружается на изнанку, перемычку между реальностью и гранью, где живым нет места, если ты не темный.

Окружающее больше не слепит глаза пестротой? Какая мелочь. Есть мечта и возможности, а цвета легко добавить самостоятельно. Тем более что придание оттенка восприятию — не далеко не единственное свойство нанесенного на стёкла состава.

Зато с даром все в порядке. Настолько, что Пи избавился от связанной с водой досадной мелочи, когда он лишался возможности использовать магию, стоило под дождь попасть или не вовремя принять ванну. Даже случайно пролитый стакан и тот был чреват неприятностями.

Пи окунулся в людское море, ориентируясь на видимый издалека купол аэростата. До агрегата Пи дела не было, интересовал расположенный рядом павильон прибывших из Драгонии мастеров клана арГорни. Алхимики, мастера горного дела и немножко некромаги. Работа и личный интерес.

— Маленькие радости, — в который раз за нестерпимо долгое утро напомнил себе Пи. — Маленькие радости и немного запланированного безумия, чтобы встряхнуться.

Безумием, как сегодняшний светлый костюм, теперь было все, что хоть как-то не укладывалось в каркас выстроенной жизни. Идеальной. Идеально направленной к желаемому: очередное повышение и собственный при Управлении магического надзора и порядка отдел — отдел магических аномалий. Кому как не ему?

Но больше, чем секретики, свои ли, чужие, Пи обожал совмещать нужное и личное. Как сегодня. И сегодня он уже выбрал цвет настроения, как вдруг в сутолоке краем глаза уловил яркий сполох. Рыжий. Даже сквозь синие стёкла.

Сначала от палаток, отмеченных значками магической опасности и огороженных лентами для обслуживающего персонала, повалил дым, затем оттуда с хохотом и гвалтом выбежали чумазые работники. И она. В штанах и мятой рубашке, чумазая, хохочущая и…

— Рыжая…

Память взорвалась фейерверком ничуть не хуже того, который готовили за лентой ограждения для торжественного вечернего открытия выставки.

Улыбка стала другой. Кто-то шарахнулся с пути, породив в условно упорядоченном движении островок хаоса и ругани на нескольких используемых в королевстве Нодштив наречиях.

То, ради чего Пи явился до открытия выставки, было забыто.

Дым привлек внимание, жадные до развлечений более шустрые зеваки помешали, и Пи потерял яркий сполох за мельтешением плеч и голов. Первая мысль была — мало ли похожих? Но он тут же ответил сам себе: «Да. Мало. Вообще нет», — и, наплевав на манеры, ведь обходился как-то когда-то без них, протолкался ближе, не стесняясь использовать локти, трость и мелкие темные пакости вроде «спотыкалки».

Резкий запах алхимических смесей, дыма и, внезапно, жасмина заставил сердце провалиться куда-то в бездну. Пи нырнул под ленту ограждения, показал возмущенному коротышке со вставшими дыбом волосами карточку с символом «благостной длани», спросил:

— Где… — Снова провалилось. — Где эта, — нервный взмах рукой, — рыжая?

— Ди? Так ушла, маджен. Туда вон, — широкая ладонь дернулась в сторону и за одну из палаток. — Еще догоните.

Здесь публика была почище, места больше, а шатры кое-где уже вовсю торговали сувенирами. Пи завертел головой, уверенный в том, что быстро найдет девицу в штанах и мятой рубашке среди прилично… Переоделась. Гладкая юбка, жакет, миниатюрная шляпка с вуалеткой, ажурный зонтик, игривые рыжие локоны задевают кружевной воротничок-стойку.

— Леди.

Обернулась, перехватив зонт, как когда-то за миг до удара перехватывала черенок обожаемой метлы, чтобы огреть по пальцам нахала, вздумавшего хватать за плечо.

Зеленые глаза смотрели как на чужого.

Рука соскользнула. Пи, ошеломленный, остался стоять. Она ушла, а в ушах металось брошенное с презрительной жалостью: «Вы обознались, маджен».

Тогда, после жаркого завершения совместного безумного путешествия, Пи несколько раз принимался ее искать. Говорил себе, что затем, чтобы в глаза бесстыжие посмотреть. Безрезультатно. Несмотря на все значительно возросшие возможности и связи.

2

Эти

Несколько лет назад. Конгрегация. Орден Арина

Солнце садилось за венчающей храм статуей, а у Посланника, Пастыря живущих и т.д. и т.п. сделался донельзя фривольный вид.

Белый камень окрасился розовым, тени лежали так, словно каменные губы Ее проводника и ключника чувственно изгибались, а пальцы протянутой ладонью вниз руки и вовсе намекали на неприличное. Занятный оптический эффект создавал иллюзию, что тайная обитель ордена такой же высоты, как и храм Света, оттого каменный лик Пастыря живущих направлен прямо на этот вот балкон.

Арен-Фес поежился. День посвящения ордену был не тем воспоминанием, которое станешь призывать сознательно, но главе, Светлейшему Арен-Эйшу, вздумалось поговорить именно здесь. Не потому ли, что именно с балкона прекрасно просматривался выход целительского дома для сотрудников?

Целительством там занимались больше для вида. Как для вида были три надземных этажа. Самое интересное происходило несколько ниже, а выход, он же вход, был один. Оттуда совсем недавно вышла симпатичная рыжеволосая ведьма.

Закатное солнце не оставило без внимания и ее. Волосы приобрели необычайно сочный оттенок. Веда приподняла лицо вверх, Арен-Фесу подумалось, что с улыбкой, поудобнее перехватила метлу и махнула, подзывая экипаж.

— Эксперимент прошел не просто удачно, а пугающе удачно, — произнес Светлейший, шевельнулся, кресло скрипнуло.

Арен-Фес занимал такое же, по другую сторону миниатюрного столика, на котором таял паром из тонкого носика чай. Чайник и чашки были стеклянными, чай — розоватым, как подкрашенные закатом каменные одежды Посланника. Светлейший собственноручно по чашкам разливал.

— Что-то не так? — с несвойственным беспокойством спросил Арен-Фес, принимая угощение. Чай оказался с кислинкой.

— Она не просто идеально среагировала на процесс, — неторопливо ответил глава ордена, делая два осторожных глотка и глядя в сторону, куда укатила рыжая особа. — Ее регенеративные возможности теперь мало чем уступают врожденному свойству дивных. Она, конечно, не начнет заращивать потенциально смертельные раны, не обретет новых сил к имеющимся, но ее продолжительность жизни по прогнозам теперь практически равна эльфийской. Обидно только, что мои умники так и не смогли выяснить, какой фактор сыграл.

— Фактор Пи, — Арен-Фес ухмыльнулся. — Насколько мне известно, в ночь перед тем, как веда Зу-Леф отправилась за своим вознаграждением, они весьма бурно и активно… прощались. Я понимаю, куда умчались ваши мысли, Светлейший. Но даже для фактора Пи нужно определенное стечение обстоятельств, вплоть до случайного морфа в шкафу. Повторить не получится.

— Тогда, может, всё к лучшему.

— Что именно?

Арен-Фес не особенно надеялся на ответ, не тот у него был уровень, но Арен-Эйш ответил:

— Она забыла всё, что случилось с нею, с ними обоими. Последнее воспоминание — инцидент на Цитрусовом балу в Фалмари.

— Вы имеете в виду скандал на балу в Фалмари? — усмехнувшись, уточнил Арен-Фес.

— Он самый.

— Потеря памяти обратима?

— Вполне, — кивнул Светлейший. — Естественным путем. Со временем она вспомнит.

— Что же… Действительно, может, и к лучшему. Каждый пойдет своей дорогой. Это будет более… эффективно. Если использовать. Со временем.

Солнце опустилось ниже, фривольная улыбка сползла с каменного лика Посланника, но проплывающее мимо легкомысленно подкрашенное облако замоталось вокруг шеи статуи и улеглось на плечах пушистым боа. Будто Пастырю живущих вдруг вздумалось посетить один из ныне модных вампирских заведений со срамными танцами на столе вокруг вколоченного в центре шеста.

Куда только не заводит подчас служебная надобность…

Не к месту вспомнилось стремительное преображение брата после завершения авантюры с перевозкой копии флейты, оригинал которой был без лишнего внимания доставлен из Корре в хранилище в Нодлуте благодаря бедламу, устроенному Питиво и его напарницей Амандой Зу-Леф.

Артефакт… оба артефакта в надежном месте, конгрегация сумела удержать заинтересованность Драгулов, что не лишнее, учитывая страсть Светлейшего к экспериментам на сути и крови старших рас, а его, Арен-Феса, беспутный и почти совсем пропащий братец Пи получил идеальный шанс для воплощения мечты. В той ее части, что касалась карьеры в министерстве.

Арен-Фес был чрезвычайно доволен, даже рад, что всё устроилось как нельзя выгоднее всем сторонам, но совесть, которой у инквизитора полагалось быть если не мертвой, то покладистой и покорной, дернулась.

— Всё еще не успокоились? — В почти лишенном эмоциональной окраски голосе Светлейшего Арен-Эйша проскользнуло раздражение и капля отеческой укоризны. — У вас исключительно неординарные аналитические и организационные таланты, Арен-Фес, но слишком трепетная привязанность к брату и прочие неудобные атавизмы, кои истинным сынам Арина надлежит оставлять за порогом, тормозят вас, как привязанные к ногам колодки.

— Вы сейчас о том, что я предложил Пи в качестве кандидата для участия в эксперименте по вживлению активных блокирующих и ограничивающих плетений?

— Не просто предложили, вы его наглым образом протащили, — наполненная чаем чашка Светлейшего, уже не первая, опасно накренилась, грозя пролить напиток. Чай, к этому времени настоявшись, стал почти красным.

3

Она

Обычно способ заняться нудной монотонной кропотливой работой до полного мысленного опустошения срабатывал идеально, но не сегодня. Пестик в ступке то и дело замирал, а рука вместо вращательного движения норовила совершить совсем другие, мало соотносящиеся с подготовкой трав для варки зелий.

— Пестик должно подбирать по руке, иначе толку не будет, — вспомнились теткины наставления. — Форма идеальная, чтобы рукой обхватить, и округлый верх, чтобы большой палец удобно ложился.

Обхватила, легла… Вот же… Эльфийской крови в теле на порядок больше, чем было, а реакция на сезонные приливы вожделения никуда не делась. Конец лета, начало осени, время созревания, сбора урожая, бунта между телом и мозгами. Так накрыло, хоть отворотное пей. И замуж хочется. А за кого выходить, когда кругом одни темные или недоумки? Первый котел…

Испорченное пришлось выбросить и идти в кладовую за новой меркой. Вожделение вожделением, а заказы за нее никто не сделает. Ничего, забористее будет.

Главное, Аманда уже и на вывеске писала, что дорого, а все равно ходят. Так она и без рекламы в «Сплетнике», про которую жена пекаря с энтузиазмом рассказывала, себе клиентов соберет. Слухи эффективнее иной рекламы.

Еще бы светены-благодетели не давали поручений так же часто, как некоторые девицы за «холостым сбором» бегают. Будто Аманда единственная ведьма на весь Нодлут, способная сварить «вспышку» или «гремучую плеть». Алхимики с подобным и без ведьмачьей силы справляются.

Пестик ерзнул по дну ступки, и идеально растертая мерка стеблей полыни пыхнула, едва не подпалив челку.

— Драть меня гу…

Пригласить на чай старшего сына бакалейщика? Или найти карточку, которую встреченный на прошлой неделе в парке эльф всучил? Миленький. Не местный и не из Лучезарии. С севера. Из дома Авата. Визитку всучил как раз после того, как Аманда, согласно судебному предписанию после инцидента в Фалмари, предупредила, что общение с ней чревато случайным получением неснимаемого проклятия. Брюнет. Волосы для эльфа неприлично короткие, крупной волной, парфюм аппетитный, будто в кондитерской лавке стоишь. Кофе с кардамоном и шоколадом. Прямо как…

Чашка вывернулась из рук, а кофе, как раз с кардамоном, щедро оросил стол, пол и юбку.

Ни с зельями, ни с готовкой не ладилось катастрофически. С таким настроением только уборку делать. На чердаке. Там с момента въезда было еще полно всякого, сгруженного по принципу «потом разберу». Давно собиралась, но так и не собралась. И сейчас не рискнула. Еще пожар устроит.

С пальцев искрит, а саму знобит.

Попить всё же сделала. Чай. Успокоительный. Ушла в комнату за столик, где разбирала письма и занималась другой бумажной скукотой. Села в окошко смотреть. День, улица, фонтан. Окна можно бы и протереть, а самой переодеться. Потом. Сначала чай.

Нервное состояние было напрямую связано с последним поручением на готовящейся к открытию выставке. И ведь не один день прошел, а как час назад.

Сначала сквозь дым и толпу Аманда почувствовала взгляд, от которого волоски на коже встали дыбом, словно она протекающий накопитель лизнула, а потом, когда домой шла, решив заодно поглазеть на палатки, ее окликнул и остановил…

«Кто такой этот Пи?» «Гений! Урод! Идиот… Красавчик.» «Конгрегация Нодштива и Орден Арина кое-что ему…»

Густые черные волосы, безумные и безумно притягательные синие и лиловые искры в темных глазах, пугающе живой рисунок тьма-вязи на груди, знак благословения на упругой заднице… Запах тела похож на аромат кофе, который варят орки, с кардамоном и перцем, очень горький и очень черный. Или шоколад, тоже черный. С соленой карамелью. Такой вкус был у его страсти. Безумие.

«Как он вам показался?» «Полный псих.» «Как его на самом деле зовут?» «Вам это не нужно».

— Мне это не нужно, — произнесла Аманда, наткнувшись взглядом на прохожего, и в который раз поежилась. Так можно ежесекундно вздрагивать. Сейчас каждый второй носит трость.

Прохожий обошел фонтан, остановился, почти скрывшись за скульптурной композицией, потоптался там и направился в дом напротив, где была лавка артефактора.

В ситуации, в которой Аманда оказалась, когда Пи ее остановил, романтичным барышням следовало испытывать от нечаянной встречи бурю чувств, ронять сжавшееся сердце в туфли, бросаться на грудь со слезами или хотя бы ошеломленно распахивать бездны глаз и ошеломленно же замирать на вдохе, лепеча что-то бессвязное.

Сердце осталось, где природой положено, и с лепетом не сложилось. Разве что ошеломление присутствовало. Потому что не было узнавания в первый же миг. Было во второй. Уже после того, как сказала: «Вы обознались, маджен», и после того, как отвернулась.

Шок.

Зато первая, инстинктивная реакция оказалась верной. Зонтик, как когда-то черенок метлы, перехватила, чтобы по загребущим лапам огреть, хотя правильные ведьмы сначала проклинают, а потом уже лупят.

Он был всё так же хорош, несмотря на бесячие жучиные усы. Притягательно властный флер сильного темного, идеально сидящий костюм, дорогая трость. Словно ожившая картинка с первой страницы «Сплетника». Сквозь дразняще терпкий парфюм — горькие нотки кардамона и перца.

4

Он

Пи не мог ошибиться. Однако, Аманда была — собственными глазами видел, собственной рукой потрогал — и не было. Не было в системе того уровня, куда у Пи был официальный доступ. И вроде как не было там, куда доступа не было, но хватило связей, наглости и денег влезть посмотреть, не вызывая лишнего внимания.

Гнусный манипулятор, в ухо тюкнутый благодатью братец Цзафес тоже куда-то пропал, будто нарочно. Как знал, что у Пи к нему случится вопрос, и заблаговременно испарился из Нодлута. Куда-то, как удалось выяснить окольными путями, в приграничье.

Пи даже на выставку возвращался несколько раз и едва душу из запускавших фейерверк алхимиков не вытряс. Душа вытрясалась, а сведений по-прежнему было с гулий хвост. Ведьма являлась для инспекции и проверки с предписанием конгрегации, проверила всё как положено и нос везде сунула. Оставила резолюцию, выдала заверенное дланью разрешение и отчалила.

— Хотя, когда отсыревшая коробка с реагентом случайно хлопнула и подготовленные для смешивания, а потому открытые красители выдуло на воздух, думали, что не выдаст, — как на духу (а дух от него после второй кружки пенного было густой) делился хоббит. — Но она только выматерилась как проходчик, и хохотала, когда мастер-пламятехник ее в дыму и кутерьме за мягкое мацнул и на рефлексе огреб.

Огрести — это как два сложить. И за словом рыжая никогда в карман не лезла.

Стало хуже. Пусть бы тоска, как раньше, но не это вот глухое раздражение, которое даже любимым делом было не заглушить.

Показался в министерстве, переложил пару бумажек для вида, забрал приглашения на ежесезонный благотворительный бал в магистрате и пошел пройтись.

До Центра дворами, потом через проспект в парк. Тепло. Дорожки, клумбы, шиповник в налитых кроваво-красных ягодах. За парком небольшая площадь с фонтаном, а на площади лавка мастера-артефактора Рома, у которого Пи когда-то купил трость и который чуть позже помог привязать к трости дурной и упрямый ритуальный клинок.

Дурной, потому что Пи во время обретения получил меч, а не кинжал или нож, как все нормальные темные его категории. А упрямый потому, что у клинка было слишком устойчивое воплощение в мире живых. В столице с мечами на бедре не гуляют, не приграничье. Да и какой меч, когда на тебе шляпа и костюм? Трость другое дело.

Дверь в лавку едва головой не открыл. Споткнулся на крыльце о кота, опознав в животном старинного знакомца, не кота ни разу. Хотя как можно опознать морфа, когда в морфьей природе заложено облик менять что в мире живых, что на изнанке, где эти пакостливые твари большей частью себя обитают?

Но морф, полыхнув наглыми зенками, уже растаял зеленоватой дымкой, дверь открылась, а слово вырвалось. Не совсем приветственное. Но Пи успел уточнить, что сказанное относится не к уважаемому мастеру-артефактору, который поправлял что-то на витрине в торговом зале, а гнусной твари, бросающейся под ноги посетителям.

— Ваш? — спросил Пи.

— Кот? — уточнил мастер, вычленивший из ранее произнесенного единственное приличное слово. — Вроде как мой. Является, когда я в лавке или в мастерской. Поесть, на крыльце полежать, иногда гуляет со мной до парка, дохлого крота в мастерскую приволок... Хотя я думал сразу, что он веды из дома напротив, который с зеленой крышей. Даже относил его туда, но он возвращается. — Последнее прозвучало неуместно зловеще, мастер Ром смущенно кашлянул. — Вы по делу, маджен Питиво, или просто гуляете?

— Гуляю. По делу.

Пока артефактор смотрел трость, ставшую слишком чувствительной к незначительным проявлениям дара во время эмоциональных всплесков (с момента встречи на выставке), Пи шлялся от одной витрины к другой и пытался поймать мелькнувшую мысль. Мысль проявляла чудеса увертливости. Как морфа по подвалам ловить, не имея в кармане рыжего волоска натуральной ведьмы, желательно с примесью эльфийской крови.

«А я всего-то хотела домик. Маленький домик с зеленой крышей…»

— Веда в доме напротив давно живет? — выпалил Пи, хватая трость, протянутую вышедшим из мастерской артефактором.

По древку тут же промчался разряд, круглое навершие матово подсветилось, а с пятки в пол ударила лиловая молния.

— Трость в порядке, — сказал мастер Ром, провожая взглядом юркнувший к высокому потолку сизый с ноткой вишни дымок. — Кажется, дело в вас, маджен.

Пи моргнул, сдержанно поблагодарил, не считая, насыпал чаров в плошку на столе-прилавке, разделяющем торговый зал и вход в мастерскую, торопливо извинился за подпорченный пол и вышел. Медленно. Но едва оказался за порогом, рванул через площадь.

Трость задела бортик фонтана. Дохнуло вдруг болотной сыростью. Отчетливо вспомнилось приземление после первого (и последнего!) полета на метле, разговор-исповедь на островке посреди болота и пальчики Аманды, доверчиво тычущиеся в ладонь.

Вдоль ограды росли высокие кусты с такими шипами, что захотелось рефлекторно поджавшееся благословение шляпой прикрыть. Второй линией обороны была табличка: «Зелья только за деньги. Нереально дорого». На лицо вползла шальная улыбка.

Шляпу Пи всё же снял и так, с улыбкой наперевес, постучал. Дверь распахнулась.

Пи смотрел на Аманду, Аманда на него. Долго. Целых две секунды. Он с несвойственной неловкостью нерешительно подался навстречу и едва не получил по носу. Дверью.

5

Она. Он.

Просто не ожидала, что он окажется на пороге. И теперь было всё: и сердце в туфлях, и спертое дыхание, и ощущение, что поймали с поличным на горячем. Горячо тоже стало. Дверная ручка в руке стремительно нагревалась.

Аманда сделала осторожный шаг назад, попятилась и села.

Спустя несколько долгих минут под дверь, нагло презрев охранку, пролез конверт, слегка замятый на уголках. Внутри оказалось приглашение на бал в магистрате. Не именное, но по вензелям и тиснению понятно было, что кому попало подобных не раздают.

Бездна.

— Мне это не нужно, — угрожающе повторяла Аманда, бросая взгляды на лежащее на столе приглашение.

Тисненая, бархатистая на ощупь темно-багровая картонка вызывающе торчала из розовато-кремового конверта, раскуроченного в стремлении открыть поскорее, а завитки вензеля на углу топорщились прямо как эти его… м-мер-р-рзс-ские усики.

Бесит. Усы, очочки, гладкий прилизанный вид, костюмчик модный.

А улыбка безумная. Та. Прежняя…

Аманда стиснула кулаки, решительно отвернулась к приглашению спиной и ушла. В шкаф. И там тоже была бездна. Бездна всего, но ничего того что можно было бы надеть на прием уровня, на который намекала бархатная бумага и тиснение.

— Не слишком ли дорого мне обходится бал, на который я не пойду? — проворчала Аманда, не без удовольствия разглядывая себя в зеркало в салоне готового платья на следующий день. — Не слишком ли…

Спина открытая, вызывающий блеск тяжелой золотой парчи приглушен несколькими слоями газовой ткани. Верхняя расшита мелким черным бисером. Плотный корсет чуть придавливает грудь…

— Не слишком, — заметила продавщица, помогая надеть перчатки и набрасывая на плечи идущее в комплекте манто из короткого черного меха. — Платье отказное, клиентка несколько польстила себе в области декольте. И даже манто не спасло ситуацию. Так что я сделаю вам скидку, веда. В любом случае, бал пройдет, а платье останется. И раз уж вы так деятельно не собираетесь никуда идти… — Чуть вздернутые к вискам, намекающие на мимобеглых эльфов в родословной глаза лукаво блеснули из-под полуопущенных ресниц, указывая в сторону двери с табличкой «Только для дам».

— Вот Тьма! — воскликнула Аманда несколькими минутами позже, разглядывая черное кружевное бесстыдство с шелковой лентой на ответственном за приключения месте.

Изготовитель обещал отсутствие швов, максимальный комфорт, повышенную эластичность и полное падение нравов, едва узелок будет распущен.

— Насколько… дорого?

— Так же, как выглядит.

— Бессовестно… Беру. Бал, как вы сказали, пройдет, а платье останется.

— Бессовестно? Оригинально. Не хотите поучаствовать в лотерее? Владелец салонов одежды, Хисимэ Аватэль ищет название для новой торговой марки. Любой покупатель может участвовать. Если ваш вариант выберут, получите подарок.

Аманда пожала плечами. Пусть. В любом случае ее сейчас интересовали совсем иные, подброшенные мирозданием подарки.

Прохладный летний вечер мягко опустился на Нодлут. Бал... шел где-то там, в магистрате, а Аманда осталась снаружи. Давно укатил экипаж, на котором она приехала, давно закрылись двери за последними припозднившимися гостями, смятая в руке картонка-приглашение так же давно потеряла презентабельный вид, как Аманда — свою решимость.

Когда она стала такой трусихой?

В голове обрывками метались придуманные слова и образы, как она войдет, а он увидит. Но она не вошла. Храбрости не хватило даже на то, чтобы выйти из экипажа у крыльца магистрата — попросила остановить раньше. Говорила себе, что нужно пройтись и успокоиться, унять нервную дрожь, угомонить грохочущее сердце.

Уняла, угомонила и осталась стоять снаружи. Даже спиной отвернулась. Дышала вечером, улыбалась воспоминаниям, немного корила себя за транжирство и медленно, словно разматывала душу на мгновения, шла прочь.

Шла и повторяла, как заклинание: «Безумие. Совершеннейшее безумие. Мне это не нужно». Однако чувства не зелье с накопительным эффектом, над которым чем дольше наговор читать, тем надежнее и сильнее работает, а у безумия были на этот счет совсем другие планы.

Безумие уже вырвалось из душного, шумного, слишком пестрого, слишком многолюдного зала наружу. Прижав трость и шляпу под рукой, безумие дернуло слишком туго повязанный шейный платок, вдохнуло прохладу, сумерки, искры фонарей и робкие звезды.

Бросив быстрый взгляд, на секунду замерло с занесенной над ступенькой ногой и как в пропасть шагнуло… Куда?

Эпичнее было бы в бездну, но сердце звало направо с небольшой площади, где золотом мелькнул в свете фонарей блик на платье и яркий огненный сполох в усыпанных искрами волосах.

Нагнал, обхватил и прижал к себе, тьму распустил и руки. В глазах безумные лиловые искры, в небрежно прижатых шляпой волосах ветер. Улыбка. Резкий запах кардамона и черный шоколад. Плавится, обволакивает, как урчащий, обманчиво ласковый голос:

— Возможно, мы могли бы быть знакомы, прекрасная веда.

— Могли бы, маджен. С чего начнем? Вы… представитесь? — ответила Аманда, борясь с желанием облизать пересохшие губы и просто борясь с желанием. Ведь пальцы безумия уже нырнули под манто и, едва прикасаясь, крадутся, поглаживая каждую ямочку и позвонок на голой спине. Вверх-вниз…

6

Он и она

Потерять голову от поцелуев? Легко. Тут бы части туалета не растерять. Но Пи внезапно повел себя как воспитанный темный. Он прекратил безобразие, потрогал кончиком языка губу, надкушенную в алчном порыве сожрать поганца целиком (колени предательски дрогнули), и махнул тростью, подзывая экипаж.

Момент слабости в коленях был замечен, но за предложенный локоть Аманда не вцепилась, а лишь элегантно оперлась, и в подкативший экипаж они сели как приличные, друг напротив друга, будто сумасшедшие поцелуи несколькими минутами ранее были лишь плодом расшалившегося воображения, а галстук на Пи еще до всего криво сидел.

Аманда успела рассмотреть обивку сидений в модный огурчик. От узора, состоящего из миндалевидных капель с заостренным загнутым верхним концом, рябило в глазах, а от запаха кофе с кардамоном и перцем, который стал насыщеннее и гуще в замкнутом пространстве, кружилась голова. Снова хотелось губы облизать, или чтобы Пи... Тьма, как горячо… На кончике языка остался вкус его губ и кожи. Горький шоколад... Аманда прижала язык к нёбу, стараясь удержать ускользающее ощущение. Хотя, чего проще, вот же, напротив, только руку протяни, но руки остались лежать, и в этом тоже было удовольствие.

— Куда, маджен? — густым и гулким, как из бочки, голосом напомнил возница-гном снаружи.

— Северный, — ответил Пи, не сводя взгляда с Аманды. — Яшмовый съезд, от сквера налево и до конца.

Аманде казалось, что он знает. Чувствует ее состояние и тоже нарочно тянет, прикасаясь только взглядом.

— Гулий дом, что ль? — снова загудел возница.

— Трогай.

Экипаж дернуло, прислоненная к ноге трость качнулась в сторону Аманды, и та ловко сцапала ее. Обеими руками. Пи запоздало подумал, что лучше было бы ехать к ней домой, но рыжая молчала.

Бесстыжие зеленые глаза, сладкие губы, витающее в воздухе желание… Безумие. Безумие растекалось по венам, дурманя словно молодое ягодное вино. Нестерпимо хотелось скорее оказаться внутри желанной ведьмы, заставить её стонать и извиваться, кусаться и царапаться, под его напором. Но Пи нарочно тянул, сдерживая себя, и в этом тоже было удовольствие.

— Гулий дом? — изобразила вежливое удивление Аманда.

— Горгулий, — поправил Пи. — Дом горгулий. Так особняк называется.

Одна рука рыжей плотно обхватывала костяное навершие, вторая сползла на соединяющую его с древком серебряную розетку. Пальчики нервно скользили по завиткам узора. Вверх-вниз…

Светляк в салоне тлел, но Пи не стал его обновлять, в неверном свете зеленые глаза Аманды казались почти черными, манто распахнулось, открывая вид на придавленную жестким корсетом грудь. Вдох.

Аманда подняла свой голодный, полный вожделения взгляд и наткнулась на пылающий сине-фиолетовыми искрами такой же. Трость грохнула на пол. Она дернулась подхватить, но попала ладонями в ловушку рук. Пальцы переплелись. Ладонь прижалась к ладони. Под бельем мгновенно стало очень горячо и влажно, а места в экипаже — катастрофически мало. Воздуха тоже.

Навзничь.

Сорвавшийся стон.

Звон в голове.

Прикосновение вскользь по шее и груди как разряд молнии.

Не прошло и минуты, как ловкие пальцы Пи нашли скрытую под хитрым швом шнуровку корсета. Дышать стало легче, но ненадолго, Пи принялся играть с освобожденной грудью, то прикусывая, то скользя языком по напряженным вершинкам. Руки рывком задрали юбки, прошлись по внутренней стороне бедра, оставляя след из горячих мурашек, и добрались до сокровенного.

Подвижные пальцы нетерпеливо повозились с промокшим кружевом, отодвинув в сторону, погладили влажные складочки, раздвинули, устремились внутрь, погружаясь на всю длину, и, уверенно согнувшись, дотронулись до пылающей точки внутри, запуская сладкие импульсы. И, словно этого было мало, большой палец лег на крошечный бугорок, сминая его и отправляя Аманду в сладострастный нокаут.

Беззащитно оголенный животик вздрагивал, окаменевшие соски стояли торчком. Тело Аманды еще не успело отойти от первой волны наслаждения, всё внутри еще сжималось. Под музыку сладких стонов, Пи быстро избавил себя от мешающей одежды и одним мощным толчком погрузился в трепещущее лоно.

В этот раз Пи подчинил её полностью, не давая ни малейшего шанса контролировать процесс. Толчки становились сильнее, ускорялись, и Аманда позорно капитулировала. Стоны срывались с губ, но их заглушали горячие губы некроманта. Впитывали. Не позволяли добраться до чужих ушей. Словно хотели сохранить только для себя.

Но несмотря на охвативший тело экстаз, ведьмачья натура воспротивилась сладкому, но наглому порабощению. Пи толкнулся яростнее, буквально вколачивая себя в ее покоренное тело, и на благословенной заднице расцвели восхитительные в своей простоте алые узоры, похожие на молодой полумесяц. Ознаменовал сие событие блаженно-мучительный стон. Пи тот час же впился в припухшие губы с новой силой, покалывая нежную кожу своими усиками, запуская щекотные мурашки и вызывая желание тут же почесаться.

Так как руки были заняты, а подобная «ласка» требовала мщения, Аманда яростнее запустила коготки в упругие половинки, прижимая к себе некроманта, выгнулась и подалась вперед, насаживаясь плотнее. Пи откликнулся на призыв, ускоряя движения. Ненавистные усики были забыты, ведь тело плавилось от резких глубоких толчков, стимулирующих скрытую внутри точку удовольствия. Миг невесомости и острые ощущения пронзили низ живота, заставляя Аманду сжаться.