— Мария, немедленно убери на заднем дворе! Там лошади потоптались! Скоро их светлости пожалуют!
Голос экономки миссис Харгривз прорвался сквозь гул кухни, резкий, как удар хлыста. Я едва успела проглотить последний кусок черствого хлеба — весь завтрак, что мне достался, — и тут же вскочила со скамьи, чуть не опрокинув кружку с водой.
— Уже бегу!
Схватив ведро и метлу, я рванула через служебный коридор, прижимая к груди растрепанные концы чепца. Осенний ветер гулял по двору, срывая с деревьев последние листья, и теперь вся моя утренняя работа — аккуратные кучи у парадного входа — пошла насмарку.
— Почему так долго? — миссис Харгривз поджала тонкие губы, когда я промчалась мимо. — Ты эту площадь уже полчаса метёшь!
— Так листьев навалило… — попыталась я оправдаться, но экономка лишь махнула рукой, давая понять, что разговоры излишни.
Я бросилась к узкой двери в дальнем конце коридора — слава Богу, в этом огромном доме были служебные входы, иначе пришлось бы обегать его снаружи, теряя драгоценные минуты.
— Господи, только бы успеть…
Рванув на себя железную ручку, я вывалилась на залитую солнцем мостовую — прямиком в объятия незнакомца.
— О-па!
Сильные руки подхватили меня прежде, чем я успела грохнуться на камни. Лишь ведро звонко клацнуло об камни, а метла вывалилась из рук. От неожиданности я вскинула голову и встретилась взглядом с парой насмешливых серых глаз. Они усмехнулись, а затем их обладатель одним рывком поставил меня на ноги, продолжая придерживать.
Передо мной стоял молодой человек в дорогом синем сюртуке, с тростью в одной руке и перчатками в другой. Его лицо — высокие скулы, прямой нос, чуть иронично приподнятая бровь — выдавало в нём того, кем он и был: одного из сыновей хозяина дома.
— Ты меня чуть не сбила, пташка, — усмехнулся он, не спеша разжимать пальцы на моих плечах.
Я вспыхнула до корней волос.
— Прошу прощения, сэр. Я… я уже ухожу.
Я попыталась выскользнуть из крепких рук, но он на мгновение задержал меня, изучающе оглядев с головы до ног.
— Аккуратней, птаха, — наконец, отпустил он, слегка улыбнувшись. — А то в следующий раз упадёшь.
Я не стала отвечать — лишь рванулась прочь, гремя ведром и прижимая к груди метлу, как щит. Но не успела сделать и трёх шагов, как сзади раздался насмешливый голос:
— Уилл, а ты умеешь выбирать девушек!
Я обернулась и увидела второго молодого человека — чуть постарше, чуть грубее чертами, с той же насмешливой ухмылкой. Он только что слез с коня и теперь с интересом разглядывал меня.
— Заткнись, Марк, — холодно бросил первый.
Но его брат не унимался.
— А зря, Уилл, очень зря. Эту пташку я здесь ещё не видел. Мог бы и себе забрать…
Я не стала дожидаться продолжения. Рванув ближайшую дверь, я влетела внутрь и с силой захлопнула её за собой, отрезая себя от их смеха.
Сердце бешено колотилось.
— Ну и нахал… — прошептала я, откидывая от себя ведро с метлой и поправляя сбившийся чепец.
Но в глубине души я знала — хуже всего было не то, что я врезалась в герцогского сына.
Хуже всего было то, что когда он назвал меня «птахой»… это прозвище почему-то не показалось мне обидным.

Последние лучи заходящего солнца золотили высокие окна Уитмор-холла, когда я, сгорбившись под тяжестью ведра с помоями, брела через двор к служебному флигелю. Ноги ныли от двенадцатичасового рабочего дня, а на ладонях уже появились новые волдыри после чистки медных ручек парадного входа.
"Еще только конюшня осталась..." — подумала, когда грубый голос конюха Джона разорвал вечернюю тишину.
— Эй, девка! Лорд Марк Сент-Клер вернулся с охоты — вся сбруя в грязи! К утру должна блестеть, как новенькая!
Я молча кивнула, чувствуя, как от усталости у меня слегка дрожат колени. В голове уже составлялся список дел, которые нужно успеть до ночи: вымыть охотничьи сапоги и сбрую молодого хозяина, перебрать крупу для завтрашнего пудинга, успеть отнести в деревню обещанные яблоки.
Последнее было важнее всего. Сегодня младшая сестренка Лиза праздновала свои восемь лет, а я пообещала принести угощение из поместья, да и мама жаловалась на легкое недомогание...
Когда, наконец, закончились все дела, сумерки уже плотно окутали окрестности. Я поспешно свернула в кухонный сад, где под старым дубом, как обычно, ждал мой "гонорар" — мешочек с кухонными отходами, среди которых сегодня было несколько яблок.
Дорога в деревню вилась между полями, и я торопилась, боясь, что в темноте не разгляжу тропинку. Ветер шевелил подол юбки, а в ушах звенела тишина, нарушаемая лишь криками ночных птиц.
И вот впереди показались огни — наш Грейсфорд. Деревня спала, лишь в нескольких окнах ещё теплился свет. В одном из них — окне нашей хижины — я разглядела знакомый силуэт матери, качающей младшего брата.
Дверь скрипнула, когда я осторожно вошла внутрь. В хижине пахло дымом, вареной капустой и мокрыми пелёнками.
— Мария! — прошептала мать, и я увидела, как её усталое лицо озарилось слабой улыбкой. — Мы уже думали, ты сегодня не придёшь.
Шесть пар глаз устремились на мой узелок. Маленький Джекки первым не выдержал:
— Сестра! Ты принесла гостинцы?
Я развязала мешочек, и на грубый деревянный стол посыпались яблоки — три помятых, два подгнивших, и одно самое красивое, которое я специально отложила для именинницы.
— Для тебя, Лиза, — сказала я, протягивая девочке румяный плод. — С днём рождения.
Когда дети улеглись спать, а отец вернулся с ночного дозора — он подрабатывал сторожем в помещичьем саду — мы сидели втроём у потрескивающего очага.
— Ну как там, в барском доме? — спросил отец, чиня старый башмак.
Я рассказала о своём дне, не упоминая, конечно, о встрече с молодым графом. Но мать, сев в потрепаанное кресло и взяв дрожащими руками чашку с горячим отваром от простуда, посмотрела на меня очень внимательно.
— Что-то случилось, дочка?
Я опустила глаза:
— Сегодня... меня назвали птахой.
Отец резко поднял голову, и в его глазах мелькнула тревога.
— Кто? Кто тебя так назвал?
— Младший сын герцога... Уильям Сент-Клер, — прошептала я.
В очаге треснуло полено. Отец отложил шило и посмотрел на меня строго.
— Держись от этих господ подальше, слышишь? Их ласка — что волчья шкура: сверху мягкая, а внутри зубы острые.
***
Тем временем в Уитмор-холле Уильям Сент-Клер стоял у окна своей спальни, наблюдая, как где-то там, в темноте, мерцают огоньки деревни. В пальцах он перебирал маленькое гусиное перо — то самое, что подобрал утром после встречи со светловолосой служанкой. Оно вылетело из ее причёски, будто девушка до этого взбивала подушки.
За спиной раздался насмешливый голос:
— Мечтаешь, братец?
Марк, его старший брат, развалился в кожаном кресле, попивая херес из массивного бокала.
— Отстань, — буркнул Уильям, не отрываясь от окна.
Марк усмехнулся:
— Неужели тебя задела та девчонка? Бедная пташка, должно быть, дрожала от страха, как лист на ветру.
Уильям разжал пальцы. Перо плавно опустилось на персидский ковер.
— Она не дрожала, — тихо сказал он. — Она смотрела мне прямо в глаза.
Бокал в руке Марка замер на полпути ко рту. Впервые за много лет он видел, как его всегда невозмутимый младший брат... задумался о простой служанке.
Листья хрустели под ногами, когда я пробиралась по тропинке к озеру. После утреннего дождя дорога в деревню через поля превратилась в грязное месиво, и старый лесной путь стал единственным вариантом. В руке я крепко сжимала узелок с лекарственными травами — миссис Харгривз сегодня милостиво разрешила мне уйти пораньше, узнав, что у матери началась лихорадка. Если накануне вечером мы думали, что всё обойдётся, то с утра она уже не могла встать с кровати, так что я уходила с тяжелым сердцем на работу, а вот теперь торопилась попасть домой изо всех сил!
Ветер шевелил ветви дубов, срывая с них последние пожухлые листья. Я ускорила шаг — солнце уже клонилось к западу, а в лесу темнело вдвое быстрее.
Вдруг тишину разрезал странный звук — что-то среднее между всплеском и криком.
Я замерла, прислушиваясь.
— Помогите!
Голос донёсся со стороны озера. Всего секунды замешательства И, бросив узелок, я побежала на звук, цепляясь юбкой за колючие кусты.
Озеро Блэквуд лежало передо мной, тёмное и холодное. Посередине, барахтаясь в воде, был… он.
Уильям Сент-Клер.
Его каштановые волосы слиплись на лбу, а лицо искажала гримаса боли.
— Ногу… свело… — с трудом выдавил он, пытаясь удержаться на поверхности.
Я не думала. Скинув передник и башмаки, тут же прыгнула в озеро.
Вода обожгла кожу, как тысяча иголок, но я всё равно схватила графа за руку и потянула к берегу, чувствуя, как его тело становится всё тяжелее.
— Держитесь за меня, милорд! — крикнула я, хотя сама едва не захлёбывалась.
Мы барахтались, казалось, целую вечность. Когда мои ноги, наконец, коснулись дна у самого берега, я чуть не заплакала от облегчения.
Уильям рухнул на песок, дрожа всем телом. Его губы посинели, а на лбу выступили капли пота.
Я опустилась рядом, выжимая воду из юбки.
— Вы… вы сумасшедший, сэр! — выдохнула я, когда немного отдышалась. — Кто купается в октябре?
Он приподнялся на локте, кашлянул, и… неожиданно рассмеялся.
— Я не купался, Птаха. Я упал.
Я нахмурилась.
— Как это — вы упали?
— Шёл по берегу, поскользнулся. Хотел выбраться, а ногу свело.
Его зубы стучали, но в глазах светилось странное оживление.
— Почему вы одни? Где ваши люди?
Уильям махнул рукой.
— Охотились с Марком. Я отстал… хотел побыть один.
Он попытался встать, но тут же вскрикнул от боли — судорога ещё не прошла.
Я вздохнула и опустилась перед ним на колени.
— Дайте ногу.
— Что?
— Ногу дайте, милорд. Иначе до утра здесь просидим.
Он растерянно протянул мне ногу. Я взяла его ступню в свои огрубевшие руки и начала разминать мышцы, как когда-то делала для отца после долгого дня в поле.
Уильям сначала напрягся, потом постепенно расслабился.
— Откуда ты знаешь, как…
— У моего отца после пахоты часто сводит ноги, — коротко ответила я.
— А плавать откуда умеешь?
— У меня много младших братьев, за которыми приходилось в своё время следить. А они любили плавать и плескаться в речке. Пришлось научиться.
Тишина. Только капли воды стекают с нашей одежды на песок.
— Ты сегодня не в поместье, — вдруг сказал он.
Я пожала плечами:
— Мать заболела… У нее лихорадка, сэр. Миссис Харгривз отпустила.
— А ты… умеешь читать?
Вопрос был настолько неожиданным, что я подняла на него глаза.
— Читать? Немного. Отец научил.
— И тебе нравится?
Вопрос немного удивил.
— Конечно, сэр. Я бы с удовольствием читала, если бы у меня была такая возможность!
— А писать?
— Только свое имя.
Он кивнул, словно что-то обдумывая. Потом неожиданно улыбнулся.
— Спасибо, Птаха.
Я быстро отдёрнула руки.
— Вам уже лучше?
— Гораздо.
Он встал, пошатываясь, и протянул мне руку, чтобы помочь подняться. Я намеренно проигнорировала этот жест, вставая самостоятельно.
Мы стояли друг напротив друга — он, высокий и благородный даже в мокрой одежде, и я, дрожащая от холода служанка.
— Я… мне нужно идти, — сказала я, подбирая свой узелок с травами.
Уильям кивнул.
— Я провожу тебя.
— Нет! — вырвалось у меня громче, чем я планировала. — То есть… не стоит. Меня и так уже ждут.
Он смотрел на меня так пристально, что мне стало не по себе.
— Тогда до завтра, Птаха.
Я уже отвернулась, когда услышала его последние слова:
— В библиотеке, за восточным крылом, есть книги по медицине. На случай, если твоей матери станет хуже.
Не оборачиваясь, я кивнула и быстро зашагала по тропинке. Только когда лес скрыл меня от глаз, я позволила себе дрожать не только от холода.
***
В хижине горел тусклый свет. Мать, бледная, но уже более оживленная, сидела у очага с младшей сестрой на руках.
— Ты вся мокрая! — воскликнула она, когда я подошла ближе и передав узелок от экономки, поцеловала её в щеку.
Я повесила платок сушиться и рассказала о своем «приключении», опустив, конечно, детали разговора.
— Библиотека? — отец нахмурился, когда я упомянула об этом. — Мария, ты же понимаешь…
— Я не пойду туда, — быстро сказала я.
Но когда все уснули, я ещё долго смотрела в потолок, вспоминая серые глаза, которые в сумерках казались почти серебряными.
***
Тем временем Уильям Сент-Клер стоял перед камином в своей спальне, разглядывая мокрый листок, который нашёл в кармане после возвращения.
Это была страница из молитвенника — та самая, что выпала из узелка той странной девушки, когда она убегала.
На полях кто-то неумелой рукой вывел:
«М. Барлоу»
Говорите — любит читать…
Он осторожно положил листок в ящик стола, прямо поверх приглашения на бал к герцогу Норфолку.
Утро в Уитмор-холле начиналось как обычно: крики экономки, стук кастрюль с кухни и бесконечная вереница дел. Я уже успела вымыть ступени парадного входа, когда миссис Харгривз сунула мне в руки корзину с хлебными крошками.
— Покорми птиц у фонтана, да поживее! Леди Агата сегодня приезжает — негоже, чтобы воронье кружило над головами гостей.
Я кивнула и направилась через сад, наслаждаясь редкими минутами покоя. Осеннее солнце грело спину, а под ногами мягко хрустели опавшие листья. У фонтана, как всегда, собрались голуби — жирные, важные, с блестящими шейками. Они уже знали меня и встретили довольным воркованием.
— Вот, ненасытные, — улыбнулась я, рассыпая крошки.
И тут почувствовала, что за мной наблюдают.
Осторожно оглянувшись, я заметила его. Уильям Сент-Клер стоял у окна восточного крыла, опершись о подоконник. Он не улыбался, не махал рукой — просто смотрел. Так, как будто разглядывал редкую птицу, которую боится спугнуть.
Я резко отвернулась, чувствуя, как по спине пробежали мурашки. Что ему нужно?
Крошки быстро закончились, и я уже собралась уходить, когда из-за кустов выскочил рыжий кот — любимец кухарки. Птицы с шумом взметнулись в воздух, а он, довольный, уселся прямо на мою юбку.
— Спустись, бестия, — попыталась я его согнать, но кот лишь мурлыкал, упираясь лапами мне в колени.
Тут раздался смех.
Я подняла глаза и увидела, что Уильям теперь стоит на террасе, всего в нескольких шагах. На нём был тёмно-зелёный сюртук, и солнечный луч играл на пряжке кожаного пояса.
— Кажется, ты обречена, — сказал он, и в его глазах мелькнула та самая насмешливая искорка, что была при нашей первой встрече.
Я нахмурилась, отрывая кота от юбки.
— Он просто голодный, милорд.
— Как и те вороны, что ты кормила? Или голуби?
— Голуби, — поправила я, не понимая, зачем он вообще со мной разговаривает.
Уильям сделал шаг ближе. Теперь я отчетливо видела, как ветер шевелит непослушные пряди волос.
— Ты всегда так... разговариваешь с птицами? А ещё с котами?
— И с котами, — я пожала плечами. — Они хотя бы не называют меня «птахой».
Сказала и тут же прикусила язык... Как можно.. с хозяйским сыном... Но он лишь рассмеялся — искренне, по-юношески. И вдруг протянул руку, как будто хотел коснуться моей руки, но в последний момент остановился.
— Я хотел спросить... как твоя мать?
Этот вопрос застал меня врасплох.
— Лучше. Спасибо.
— А книги... ты нашла те, что я упоминал?
Я покраснела. Конечно, я не пошла в библиотеку — одна мысль была безумием. Но он, кажется, всерьёз ожидал ответа.
— Нет. Я... не имею права там находиться, милорд.
Уильям нахмурился, словно эта мысль никогда не приходила ему в голову.
— Я мог бы...
— Мария! — резкий голос миссис Харгривз прорезал воздух. — Ты где пропадаешь? Леди Агата Гриствуд уже у ворот!
Я метнулась прочь, даже не попрощавшись. Но успела заметить, как его лицо снова стало холодным и отстранённым — словно ставни захлопнулись.
В тот день я больше не видела Уильяма. Леди Агата Гриствуд — сестра старого герцога — оказалась дамой бойкого нрава, и весь дом бегал, выполняя её капризы. Только поздно вечером, когда мыла пол в коридоре у библиотеки, я услышала голоса.
— Ты что, всерьёз интересуешься этой девчонкой? — это был Марк Сент-Клер.
— Отстань, — ответил Уильям.
— Отец узнает — тебе несдобровать.
— Я сказал, отстань.
Затем шаги, хлопнувшая дверь.
Я замерла, сжимая тряпку. Интересуется? Мной?
И тут увидела её — маленькую книжку, аккуратно положенную на подоконник в нише. На обложке золотыми буквами было вытеснено: "Лекарственные травы Британских островов".
Я оглянулась — коридор был пуст. Сердце колотилось так громко, что казалось, его слышно даже сквозь стены.
Рука сама потянулась к книге. Это было редкое, очень дорогое издание. даже я, такая деревенская, необразованная девка это понимала...
Под обложкой лежала записка:
"Для М. Барлоу. Чтобы в следующий раз точно знала, какие травы собирать".
Я судорожно сунула книгу под фартук и быстро-быстро принялась тереть уже чистый пол, когда из библиотеки вышел Уильям.
Он прошёл мимо, не взглянув на меня. Но в уголке его губ дрогнула едва заметная улыбка.
Друзья! Добро пожаловать в новую историю! Я обещаю, что она будет максимально тёплой и доброй. Эта история любви согреет Ваше сердце ❤️
Обязательно добавляйте историю в библиотеку, а так же поставьте звёздочку/сердечко в карточке книги, если она Вам нравится — мне будет очень приятно ♥️

Книга жгла мне карман весь день.
Я прятала её под тюфяком в девичьей, завернув в старую шаль, и каждый раз, проходя мимо, бросала на свёрток тревожный взгляд. Что, если кто-то найдёт? Мысль о том, что меня могут обвинить в краже, заставляла сердце сжиматься.
Но ещё страшнее было другое — почему он это сделал?
— Мария, ты сегодня будто лунатик ходишь, — фыркнула кухарка Марта, когда я в третий раз перепутала содержимое подносов к ужину.
— Простите, — пробормотала я, спешно расставляя тарелки.
Леди Гриствуд, как оказалось, любила поесть, и кухня работала, как часовой механизм, готовя одно блюдо за другим. Я мельком увидела Уильяма, когда подавала суп, — он сидел рядом с тёткой, вежливо улыбаясь, но глаза его были пустыми, будто мысли витали где-то далеко.
Может, книга — просто шутка?
Но когда я вернулась в девичью поздно ночью, решив сегодня не идти домой, усталая и продрогшая, свёрток по-прежнему лежал на месте. Я зажгла свечу (хотя это было запрещено) и осторожно развернула шаль.
«Лекарственные травы Британских островов».
Кожаный переплёт был тёплым на ощупь, страницы пахли чернилами и чем-то ещё — может, его руками? Я машинально провела пальцем по золотому ободку, представляя, как он выбирал эту книгу, листал её, думал…
— Глупости, — прошептала я себе, но всё же открыла первую главу.
И замерла.
На листе, прямо под названием главы, аккуратной рукой было выведено:
«Для Марии. Чтобы знала, что ромашка лечит не только лихорадку, но и тревогу. У.»
Я захлопнула книгу так быстро, что свеча задрожала, отбрасывая на стены сумасшедшие тени.
Не думать! Об этом нельзя думать!
Утро началось с переполоха.
— Кто-то брал книги из библиотеки! — кричала миссис Харгривз, мечась по коридорам. — Герцог приказал проверить все полки! Пропало коллекционное издание! Хозяин хотел показать несколько книг леди Гриствуд, но одной не хватает!
Я стояла, прижавшись к стене, и чувствовала, как кровь стынет в жилах.
— Ты чего белая, как мел? — прошептала горничная Сара.
— У… у меня голова болит, — соврала я.
Вдруг в коридор влетел Марк Сент-Клер.
— Экономка! — его голос звенел, как натянутая струна. — Отец требует тебя немедленно.
Миссис Харгривз побледнела и бросилась в господскую часть дома. Сара шмыгнула следом, а я осталась…
Старший Сент-Клер же, вместо того, чтобы уйти, медленно обернулся и… посмотрел прямо на меня.
— Любопытно, — сказал он, играя тростью. — Кто бы это мог взять книгу? Про травы… Помниться, когда я узнавал об одной пташке у горничных, мне сказали, что она единственная из прислуги, не считая дворецкого и экономку, кто умеет читать…
Я стиснула зубы, чтобы они не стучали.
— Не знаю кто взял книгу, сэр.
Он сделал шаг ближе.
— Странно. Мой брат вчера допоздна сидел в библиотеке.
— Возможно, он и взял, милорд, — выдавила я.
Мужчина усмехнулся.
— Возможно. Но зачем тебе тогда дрожать, пташка?
Я не успела ответить — в коридоре появился Уильям.
— Марк, — его голос звучал холодно. — Отец ищет тебя.
Братья обменялись взглядом — словно два волка перед схваткой.
— Иду, — наконец, сказал старший и, проходя мимо меня, тихо добавил: — Будь осторожна, птичка. Книги — опасная пища для таких, как ты.
Когда его шаги затихли, Уильям вздохнул и провёл рукой по лицу.
— Он прав, — неожиданно сказал он. — Это было неосмотрительно.
Я подняла на него глаза.
— Вы… пожалели, сэр?
Он покачал головой.
— Нет. Но теперь тебе, из-за моей недогадливости, стоит быть осторожнее.
— Почему вы это сделали? — спросила я, не в силах сдержаться.
Уильям посмотрел на меня — долго, так долго, что я почувствовала, как по щекам разливается жар.
— Потому что жажду образования нельзя запрещать.
И, не дав мне ответить, он ушёл.
Я спрятала книгу в старый дубовый сундук под кроватью — там, где хранила свои немногочисленные сокровища: мамин напёрсток, первое письмо от младшей сестры, написанное её мужем. В прошлом году она выскочила замуж за мельника и уехала с ним в другой город, а так же пожелтевший кружевной платочек — подарок крестной.
Но даже когда я закрыла крышку, слова из книги будто витали в воздухе:
«Ромашка: успокаивает нервы, лечит бессонницу…»
И ещё одно слово, не написанное, но такое же настоящее:
Уильям.
Яблони в старом саду Уитмор-холла гнулись под тяжестью плодов, их ветви почти касались земли. Миссис Харгривз велела мне собрать корзину самых спелых — для пирогов к ужину леди Агаты. Поздние яблоки — всегда одни из самых вкусных.
— Только смотри, не объедайся, — бросила кухарка Марта, суя мне в руки плетёную корзину. — В прошлом году девчонка так набила живот, что потом три дня отлёживалась.
Я лишь кивнула, радуясь возможности вырваться из душной кухни.
Осенний сад встретил меня тишиной и золотистым светом. Листья под ногами шелестели, будто шептались о чём-то важном. Я осторожно потянула ближайшую ветку, и румяное яблоко само упало мне в ладонь.
— Вот бы и мои проблемы так легко решались, — пробормотала я, кладя плод в корзину.
— А какие у тебя проблемы, Птаха?
Я вздрогнула так сильно, что чуть не выронила корзину. За спиной, прислонившись к стволу старой яблони, стоял младший Сент-Клер. На нём не было сюртука — только белая рубашка с расстёгнутым воротом, и строгие штаны из дорогой ткани. Солнечные блики играли в волосах и коже крепкой шеи.
— Вы... вы всегда так подкрадываетесь? — выпалила я, чувствуя, как бешено колотится сердце.
Он улыбнулся.
— Ты была слишком погружена в свои мысли.
— А вы слишком свободны, если можете бродить по саду среди дня, милорд, — огрызнулась я, тут же пожалев о своих словах.
Но Уильям лишь рассмеялся.
— Привилегия рождения. Хочешь, подержу корзину?
— Нет! — я резко отвернулась и потянулась за следующим яблоком, но ветка оказалась слишком высокой.
В следующий миг я почувствовала тепло за своей спиной — он подошёл вплотную и легко сорвал яблоко, которое я не могла достать.
— Держи, — его дыхание коснулось моей шеи, и по спине пробежали мурашки.
Я взяла плод, стараясь не задеть его пальцы.
— Спасибо, — пробормотала я, невольно оглядываясь. — Но мне лучше работать одной.
— Почему? — он не отходил, а его глаза — такие светлые на фоне осенней листвы — изучали моё лицо.
— Потому что если нас увидят...
— Что тогда? — он сделал шаг ещё ближе, хотя казалось, что ближе уже некуда....
Я отступила, споткнулась о корень и чуть не упала, но он поймал меня за локоть. Его пальцы обожгли кожу даже через ткань рукава.
— Тогда мне будет хуже, чем вам, — я вырвала руку. — Вы — сын герцога, носите титул графа. А я всего лишь...
— Ты — та, кто спасла мне жизнь, — тихо сказал он.
Ветер сорвал с дерева несколько листьев, и они медленно закружились в воздухе между нами.
— Это не имеет значения, — прошептала я.
— Для меня имеет.
Мы стояли так близко, что я видела, как зрачки цвета грозы расширились. В саду вдруг стало очень тихо — даже птицы перестали щебетать.
И в этот момент раздался голос:
— Уильям! Где ты пропадаешь?
Мы резко отпрянули друг от друга. Из-за кустов сирени появился старший Сент-Клер, и его острый взгляд сразу перешёл с брата на меня.
— А-а, — он протянул слово, словно пробуя его на вкус. — Вот где ты. Отец ищет тебя — обсуждаем охоту на фазанов.
Уильям кивнул, но не спешил уходить.
— Я занят.
— Да уж, вижу, — Марк усмехнулся. — И весьма плодотворно...
Я опустила глаза и сделала шаг назад, но Уильям неожиданно сорвал еще одно яблоко и положил в мою корзину.
— Мы закончили, — сказал он, глядя мне в глаза. — Мария, передай миссис Харгривз, что к ужину я бы хотел яблочного пирога.
— Да, сэр, — прошептала я, чувствуя, как взгляд его старшего брата прожигает мне спину.
Они ушли, споря о чём-то, а я осталась стоять под яблоней, сжимая корзину так сильно, что пальцы побелели.
Вечером, когда я относила бельё в восточное крыло, то услышала голоса из кабинета старого герцога. Дверь была приоткрыта, и слова долетали чётко:
— ...неприлично, Уильям! — гремел голос хозяина поместья.
— Я просто помог служанке собрать яблоки, — спокойно ответил Уильям.
— Не ври мне! Марк всё видел. Ты забываешь, кто ты!
— А кто я, отец? — голос Уильяма вдруг стал опасным.
— Ты — Сент-Клер. И если я ещё раз услышу, что ты...
Я не стала дослушивать и поспешила прочь, но последние слова герцога всё же догнали меня:
— ...то этой девке несдобровать.
В девичьей я развернула тряпицу, где лежали три идеальных яблока — те, что я спрятала специально. Для младших сестёр.
Но сегодня они казались мне безвкусными.
Я закрыла глаза и снова увидела тот взгляд — тот момент в саду, когда мир сузился до золотистого света в его глазах.
"Для меня имеет значение."
Я резко встала и потушила свечу.
Спать не хотелось.
За окном луна освещала сад, где всего несколько часов назад...
Я потянулась под кровать и нащупала кожаную обложку подаренной книги. Может быть, там найдётся трава от этой новой болезни — от странного тепла в груди и одновременно леденящего страха?
Но я так и не открыла её. Вместо этого прижала книгу к себе и зажмурилась, словно она могла стать щитом от всего, что ждало меня завтра.
Кухня Уитмор-холла гудела, как потревоженный улей. Леди Агата требовала завтрак, а я, по нелепой случайности, разбила кувшин со сливками. Белая лужа растекалась по каменному полу, смешиваясь с пылью у моих ног.
— Ну и бестолковая! — миссис Харгривз взмахнула руками так резко, что её чепец съехал набок. — Марта, немедленно дайте ей тряпку! А ты, — она повернулась ко мне, и её глаза сверкнули, — после уборки отправляйся к мистеру Колтону. Пусть решит, что с тобой делать.
Марта сунула мне тряпку, шепнув на ходу:
— Держись, девочка. Старик Колтон сегодня с утра как медведь с больной головой.
Я молча принялась вытирать пол, чувствуя, как дрожат руки. Мистер Колтон, управляющий поместьем, славился своей жестокостью. В прошлом месяце он высек конюха за то, что тот уснул на дежурстве.
Когда я поднялась на ноги, в кухню влетела запыхавшаяся горничная.
— Леди Агата требует свежих цветов в гостиную! Немедленно!
Миссис Харгривз закатила глаза:
— Мария, займёшься цветами после того, как...
— Я сама, — перебила её пожилая служанка миссис Уэллер, появившаяся в дверях. — А ты, девочка, иди к Колтону. Чем быстрее — тем лучше.
Кабинет управляющего находился в самом мрачном углу служебного флигеля. Даже в солнечный день здесь царил полумрак. Я постучала, с трудом сглатывая ком в горле.
— Войдите! — прогремел голос из-за двери.
Мистер Колтон сидел за массивным дубовым столом, заваленным бумагами. Его толстые пальцы сжимали перо так крепко, что оно вот-вот могло сломаться.
— А, Барлоу, — он откинулся на спинку кресла. — Опять набезобразничала?
Я опустила глаза:
— Я нечаянно разбила кувшин, сэр.
— Нечаянно, — он передразнил меня. — А знаешь, сколько стоит этот кувшин?
Я молчала.
— Полкроны! — он ударил кулаком по столу. — Полкроны из твоего жалования!
— У меня нет жалования, сэр, — прошептала я. Нам платили раз в год — перед Рождеством.
Колтон медленно поднялся из-за стола. Он был огромным, как медведь, и сейчас его тень накрыла меня целиком.
— Значит, будем вычитать из твоего пайка. Хлеб, масло, сыр — до тех пор, пока не покроешь убыток.
Я сглотнула. Это означало, что мои младшие братья и сёстры останутся без лишнего куска.
— И раз уж ты так неловка, — продолжал он, подходя ближе, — то сегодня будешь чистить выгребные ямы. Без ужина.
Я сжала кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони.
— Да, господин.
— И... — он внезапно схватил меня за подбородок, заставив поднять голову. — Если я ещё раз услышу, что ты крутишься возле молодого господина...
Дверь кабинета распахнулась с такой силой, что она ударилась о стену.
— Колтон.
Голос был тихим, но таким холодным, что даже управляющий вздрогнул и отпустил меня.
В дверях стоял Уильям.
— Милорд, — Колтон поспешно отступил. — Я просто...
— Я знаю, что ты "просто", — Уильям вошёл в кабинет, и теперь я видела, как его скулы напряглись от гнева. — Оставь нас.
— Но, милорд, дисциплина...
— Сейчас же.
Когда дверь за Колтоном закрылась, Уильям повернулся ко мне. Его глаза были темнее, чем я когда-либо видела.
— Ты в порядке?
Я кивнула, не в силах вымолвить ни слова.
— Он... он часто так себя ведёт?
Я опустила глаза.
— Мария, — он сделал шаг ближе. — Если он ещё раз...
— Пожалуйста, — я прервала его, наконец подняв голову, — не вмешивайтесь, сэр.
— Почему?
— Потому что после вашего ухода мне будет только хуже! — мой голос дрожал. — Вы не понимаете? Вы приходите, играете в благородного спасителя, а потом уходите — а мне остаётся расхлёбывать последствия!
Он замер, словно я ударила его.
— Я не... играю.
— Нет? — я не узнавала свой собственный голос — такой горький и резкий. — А что это тогда? Зачем вы дарите мне книги? Зачем помогаете собирать яблоки?
Уильям сжал кулаки.
— Потому что...
— Потому что вам скучно, — закончила я за него. — Я — развлечение. Новый щенок, за которым интересно наблюдать.
Его лицо исказилось от боли.
— Ты действительно так думаешь?
Я не ответила.
— Хорошо, — он резко развернулся к двери, — я уйду. Но знай, Мария... — он обернулся на пороге, — иногда даже щенок может ошибаться.
Когда дверь закрылась, я опустилась на ближайший стул, вдруг осознав, что дрожу всем телом.
Вечером, когда я, грязная и уставшая, выползла из выгребной ямы, меня ждал сюрприз.
На ступеньках служебного входа лежал свёрток. Внутри был кусок тёплого хлеба с маслом и... маленькая книжечка.
"Законы о правах слуг в Англии", — прочитала я на обложке.
На первой странице было написано:
"Чтобы знала, что даже у щенка есть права. У."
Я прижала книгу к груди и впервые за день улыбнулась.
****
Тем временем в кабинете герцога разгорался скандал.
— Ты осмелился вмешаться в дела управляющего?! — гремел хозяин.
Уильям стоял посреди комнаты, бледный, но непоколебимый.
— Он запугивал служанку.
— А тебе какое дело?!
— Я...
— Всё ясно, — раздался новый голос. В дверях стоял Марк, опираясь на косяк. — Братец влюбился в дворовую девку.
Тишина повисла, как нож перед падением.
— Это правда? — прошептал герцог.
Уильям молчал.
— Ответь!
— Да, — тихо сказал Уильям. — Это правда.
Его отец побледнел, как полотно.
— Тогда выбирай: либо ты прекращаешь это... безобразие, либо...
— Либо я уйду, — закончил за него Уильям.
Марк засмеялся — резко, неприятно.
— О, это будет зрелищно. Сын герцога Сент-Клера в лачуге со служанкой.
Но Уильям уже выходил из комнаты.
— Я подумаю, — бросил он на прощание.
А в кармане его сюртука лежало перо — то самое, что он подобрал после их первой встречи.
Утро началось с переполоха — леди Агата объявила, что будет завтракать в саду. Я металась между кухней и оранжереей, неся то свежие скатерти, то подогретые булочки, когда миссис Харгривз схватила меня за рукав.
— Ты сегодня обслуживаешь её светлость, — прошипела она, поправляя мой чепец с такой силой, что булавки впились в кожу. — И если хоть одна крошка упадёт не туда — пеняй на себя!
Сердце ушло в пятки. Леди Гриствуд слыла привередой — вчера она отослала назад суп, потому что он был «слишком горячий», а позавчера заставила перестилать постель три раза.
Я осторожно вышла на террасу, где под кружевным навесом уже была накрыта белоснежная скатерть. Леди сидела в плетёном кресле, окружённая подушками, а после моего прихода, внимательно изучила мою фигуру через лорнет.
— Так-так, — её голос напоминал скрип старого дерева. — Это и есть та самая девочка?
Я замерла с подносом в руках, не понимая, о чём речь.
— Подойди ближе, дитя.
Шаг. Ещё шаг. Поднос слегка дрожал в моих руках.
Леди Агата оказалась маленькой, почти хрупкой старушкой, но её глаза — такие же светло-серые, как у Уильяма, — горели живым любопытством.
— Так ты та самая птаха, что моего племянника из озера вытащила?
Я чуть не выронила поднос.
— Я... то есть, да, ваша светлость.
Она неожиданно рассмеялась — звонко, по-девичьи.
— О, не смущайся! Садись.
— Я... не могу, ваша светлость.
— Вздор! — она стукнула тростью по мраморному полу. — Я приказываю.
Я осторожно опустилась на край стула, чувствуя, как накрахмаленная скатерть неприятно скрипит от того, что я посмела дотронуться до неё своими грубыми руками.
— Расскажи, как это было.
И я рассказала: про холодную воду, про судорогу, про то, как мы потом сидели на берегу. Только про книгу умолчала.
Леди Агата слушала внимательно, изредка попивая чай. Когда я закончила, она неожиданно спросила:
— А читать ты умеешь?
Я кивнула, не понимая, к чему это.
— Хорошо, — она вдруг улыбнулась, обнажив белые зубы. — Тогда сегодня вечером ты придёшь ко мне — поможешь разобрать письма. В семь. Не опаздывай.
Я открыла рот, чтобы возразить, но она уже махнула рукой:
— А теперь убери этот поднос и принеси мне свежих персиков.
Новость разлетелась по дому быстрее, чем я успела донести персики.
— Леди Агата выделила тебя! — ахнула Сара, когда я вернулась в кухню.
— Это ненадолго, — проворчала миссис Харгривз, но в её глазах читалось уважение.
Я не успела осознать происходящее, как в кухню ворвался запыхавшийся лакей.
— Марию Барлоу к его милости!
Все замерли. Даже шумящие на плите кастрюли казались тише.
— К... кому? — прошептала я.
— К молодому графу Уильяму, — уточнил лакей, избегая моего взгляда.
Марта перекрестилась.
Он ждал меня в библиотеке.
Солнечные лучи играли на корешках старинных книг, а сам Уильям стоял у окна, спиной ко мне, когда я робко постучала и вошла.
— Вы... звали меня, сэр?
Он обернулся. Лицо его было бледным, а под глазами залегли тёмные тени.
— Ты познакомилась с моей тётей.
Это было не вопрос, а утверждение.
— Да. Она... пригласила меня на вечер.
— Я знаю, — он прошёлся по комнате, потом резко остановился передо мной. — Мария, будь осторожна.
Я нахмурилась.
— Она кажется доброй...
— Она — играет. Как кошка с мышкой.
— Почему вы так думаете?
Он сжал кулаки.
— Потому что сегодня утром она за завтраком спросила отца, не кажется ли ему, что ты очень похожа на покойную леди Элеонору.
Я ничего не поняла.
— А это... плохо?
Уильям горько усмехнулся.
— Леди Элеонора была моей матерью.
Воздух словно вырвали из лёгких.
— О...
— Теперь понимаешь? — он подошёл так близко, что я почувствовала запах его одеколона — бергамот и что-то ещё, тёплое, как осеннее солнце. — Она что-то затевает.
Я отступила, внезапно осознав, что дрожу.
— А что... что мне делать?
Он долго смотрел на меня, потом неожиданно протянул руку — чуть не коснулся моей щеки, но в последний момент опустил.
— Будь собой. Только так можно выиграть в её играх. Я постараюсь узнать, что она задумала.
Дверь библиотеки скрипнула. На пороге стояла леди Гриствуд собственной персоной.
— Ах, вот где ты, племянник! — её глаза скользнули с Уильяма на меня. — И... пташка тут как тут. Как мило.
Уильям выпрямился.
— Тётя.
— Я забираю свою новую компаньонку, — объявила она, протягивая мне руку. — Мы с ней сегодня вечером будем разбирать письма. А сейчас ей надо работать. Не отвлекай, Уилли.
Я робко шагнула вперёд, чувствуя, как Уильям напрягся рядом.
— До свидания, милорд, — прошептала я, делая реверанс.
Леди Агата повела меня к двери, но на пороге обернулась:
— Ах да, Уильям... Отец хочет видеть тебя в кабинете. Кажется, речь пойдёт о твоей... помолвке.
Дверь закрылась за нами, но я всё ещё слышала, как за ней разбился стеклянный стакан о камни — вероятно, Уильям швырнул его в камин.
Вечером, когда я робко постучала в дверь гостиной леди Агаты, меня ждал сюрприз.
Вместо горы писем на столе стоял чайный сервиз и две тарелки с бисквитами.
— Садись, дитя, — леди Агата указала на кресло. — Сегодня мы будем пить чай.
Я осторожно опустилась на край стула.
— Ваша светлость... а письма?
— Какие ещё письма? — она невинно подняла брови. — О, это просто предлог, чтобы поговорить.
И, налив чай, она неожиданно спросила:
— Ты любишь моего племянника?
Чайная ложка звякнула о блюдце.
— Я...
— Не лги. Я вижу, как ты на него смотришь.
Я опустила глаза, чувствуя, как горит лицо.
— Это... не имеет значения.
— Напротив, — леди Агата отхлебнула чай. — Это имеет огромное значение. Потому что он явно тобой очарован.
Горничные суетились, как перепуганные мыши, когда я вошла утром в гостиную с подносом для леди Гриствуд. После вчерашнего разговора она потребовала, чтобы теперь я подавала ей утренний шоколад лично.
— Аккуратнее, — прошипела миссис Харгривз, поправляя мой передник. — Сегодня сервируют китайский фарфор. Один набор стоит больше, чем твоя семья заработает за десять лет.
Я кивнула, чувствуя, как подноc дрожит в моих руках. Солнечные лучи играли на хрустальных графинах, расставленных на резном буфете. В центре комнаты на круглом столе красовалась восхитительная ваза — белоснежная, с голубыми драконами, изящная, как лепесток.
Леди Агата восседала в кресле у окна, окружённая подушками, и изучала меня через лорнет.
— А, моя птаха! Иди сюда.
Я сделала шаг. Ещё шаг. Как раз проходила мимо центрального столика, и вдруг…
Громкий треск разорвал воздух.
Я замерла, чувствуя, как кровь стынет в жилах. Краем глаза я увидела осколки на полу. Голубой дракон теперь лежал в кусках у моих ног. Но я же даже не задела его подносом!
— Это… это не я, миледи, — прошептала едва слышно, потому что голос предательски дрожал.
В дверях стояла горничная Сара с круглыми от ужаса глазами.
— Это она разбила вазу! — вдруг закричала она, тыча в меня пальцем.
Я открыла рот, чтобы возразить, но в этот момент в комнату ворвалась миссис Харгривз.
— Что за шум?! — её взгляд скользнул по осколкам, и лицо исказилось от ярости. — Барлоу!
— Я не…
— Молчать! — экономка взмахнула рукой, будто собиралась ударить меня. — Немедленно позовите мистера Колтона!
Комната завертелась перед глазами. Колтон. Порка. Вычет из жалования. Голодные ночи…
Я машинально отступила назад, чувствуя, как подкашиваются ноги.
И вдруг…
— Оставьте её.
Тихий, но чёткий голос леди Агаты Гриствуд разрезал напряжённую тишину.
— Но, ваша светлость… — начала миссис Харгривз.
— Это была моя ваза, не так ли? — женщина медленно поднялась с кресла. — Значит, я вправе решать.
Она подошла ко мне и неожиданно подняла с пола что-то маленькое и блестящее.
— Видите? — она показала всем мраморный шарик. — Как здесь мог оказаться этот шарик… Будто им намеренно сбили фарфор. Это не девочка разбила вазу. Это чья-то… шутка. И кто же мог кинуть его с этой стороны…
Её ледяной взгляд скользнул с того места, откуда она взяла шарик до стола, а потом по прямой, прямо… к Саре! Девушка мгновенно побледнела.
— Я… я не…
— Вон, — прошипела почтенная леди. — И чтобы я больше не видела тебя здесь.
Когда Сара выбежала, рыдая, а миссис Харгривз покорно удалилась, леди Агата вдруг улыбнулась мне.
— Ну что, птаха, теперь ты мне обязана.
Слухи разнеслись по дому быстрее пожара. К полудню все знали, что леди Агата «взяла меня под крыло». Кухарки заговорщически перешёптывались, когда я проходила мимо, а миссис Харгривз теперь смотрела на меня с неловким уважением.
Я же думала только об одном — зачем Сара это сделала?
Ответ пришёл неожиданно.
Когда я выносила ведро с кухонными отходами, меня догнал Марк.
— Ну что, пташка, — он блокировал выход со двора, опираясь руками о стену с обеих сторон. — Теперь у тебя могущественная покровительница.
Я попыталась пройти мимо, но он поймал меня за руку.
— Сара была глупа, — прошептал он, наклоняясь так близко, что я почувствовала запах дорогого вина. — Но в следующий раз тебе не повезёт.
— Зачем вам это, милорд? — вырвалось у меня.
Его глаза сверкнули.
— Потому что мой брат — дурак. А ты… ты просто развлечение.
Он отпустил мою руку и ушёл, насвистывая.
Вечером я снова была у леди Агаты — на этот раз мы действительно разбирали письма.
— Ты молчишь, — заметила она, откладывая очередное послание.
Я вздрогнула.
— Простите, ваша светлость.
— О чём думаешь?
Я не решилась сказать правду.
— О вашей доброте.
Леди Агата рассмеялась.
— Я не добра, дитя. Я… практична.
Она подошла к окну, за которым разгорался закат.
— Ты знаешь, почему я вмешалась сегодня?
Я покачала головой.
— Потому что ты напоминаешь мне… меня.
Это было так неожиданно, что я подняла глаза.
— Когда я была молодой, я тоже влюбилась не в того человека, — её голос вдруг стал мягким. — Но у меня не хватило смелости бороться. И я… Отпустила его. У него теперь чудесная семья, дети, внуки… А я… я просто богатая старая дева.
Она грустно рассмеялась, а затем повернулась ко мне, и в её глазах горел странный огонь.
— Не повторяй моих ошибок, Мария.
В этот момент дверь открылась, и на пороге появился Уильям.
— Тётя, отец просит тебя… — он замолчал, увидев меня.
— Иди, — кивнула леди Агата. — Мы закончили.
Я встала, делая реверанс, и направилась к двери. Проходя мимо Уильяма, я почувствовала, как его пальцы слегка коснулись моей руки — настолько лёгкое прикосновение, что его можно было принять за случайность.
Но я-то знала.
Перед сном я обнаружила под подушкой маленький свёрток. В нём был кусочек воска и записка:
«Завтра в саду. В полдень. Приди».
Я спрятала записку в книгу о травах и погасила свечу, но спать не могла долго.
За окном шумел дождь, а в голове звучали слова леди Агаты:
«Не повторяй моих ошибок».
И где-то глубоко внутри, под грудой страхов и сомнений, теплилась крошечная надежда.
Полдень.
Солнце стояло в зените, когда я пробиралась через запутанные садовые дорожки к беседке, скрытой за живой изгородью. В кармане моего передника лежала та самая записка, а сердце колотилось так громко, что, казалось, его слышно даже сквозь шелест листьев.
«Что я делаю?»
Мысли путались: леди Агата, разбитая ваза, угрозы старшего Сент-Клера… Но сильнее всего было другое — воспоминание о том мимолётном прикосновении вчера вечером.
Беседка оказалась маленькой и круглой, увитой плющом. Уильям уже ждал, облокотившись о резные перила. На нём был простой коричневый сюртук без украшений, а в руках он вертел что-то маленькое.
— Ты пришла, — он обернулся, и солнечный луч упал прямо на его лицо, делая глаза почти прозрачными.
Я остановилась на пороге, вдруг осознав, как это безумно — служанка и сын герцога, встречающиеся тайком.
— Вы хотели поговорить, милорд?
— Да, — он сделал шаг вперед, затем, словно передумав, отступил назад. — Садись.
В беседке стоял маленький столик с чайным сервизом — простым, но изящным.
— Это…
— Я сам принес, — он неловко улыбнулся. — Не мастер сервировать, но…
Я осторожно опустилась на край скамьи.
— Ваша тетя…
— Знает, — он сел напротив. — Она… необычная женщина.
Тишина. Только птицы щебечут где-то в кустах.
— Мария… — он вдруг протянул руку через стол, но не коснулся меня. — О чём вы говорили вчера?
Я опустила глаза.
— О любви.
— О… нашей?
Горячая волна прокатилась по лицу.
— Я не знаю, есть ли «наша», милорд.
— Перестань, — он вдруг сжал кулак. — Не называй меня так. Не здесь.
— Но это правда, — я подняла на него глаза. — Вы — сын герцога. Я — служанка.
— А в озере? Ты тоже была «всего лишь служанкой», когда спасала мне жизнь?
Я замолчала.
Он встал и начал мерить беседку шагами.
— Отец объявил, что хочет моей помолвки с леди Изабеллой Норфолк.
Словно ледяная вода окатила с головы до ног.
— Я… поздравляю.
— Черт возьми! — он резко обернулся. — Ты действительно думаешь, что я соглашусь?
Я тоже вскочила.
— А что вам остается? Вы сказали сами — ваш отец объявил. Не спросил!
— Потому что я… — он вдруг замолчал и достал из кармана то, что вертел в руках раньше. Это была маленькая деревянная птичка — грубо вырезанная, но узнаваемая.
— Я сделал это. Для тебя.
Я взяла фигурку дрожащими пальцами.
— Почему?
— Потому что… — он глубоко вдохнул. — Когда я называл тебя «птахой» в первый раз, это была насмешка. А теперь…
— А теперь?
Он посмотрел мне прямо в глаза.
— Теперь я смотрю на тебя и понимаю — ты единственная, кто видит меня, а не титул.
Сердце застучало так сильно, что стало трудно дышать.
— Милорд…
— Я откажусь от Изабеллы, — перебил он. — Но мне нужно знать… — голос его дрогнул. — Ты… чувствуешь что-то ко мне?
Деревянная птичка была тёплой в моей ладони.
— Я…
Шаги. Громкие, торопливые.
Мы обернулись одновременно.
Миссис Харгривз стояла в проёме беседки, её лицо было багровым от бега.
— Барлоу! Леди Гриствуд требует тебя немедленно! — её глаза скользнули по чайному сервизу, по Уильяму, по моему раскрасневшемуся лицу. — И… ваша светлость, — она сделала неловкий реверанс. — Герцог просит вас в кабинет.
Уильям сжал кулаки, но кивнул.
— Скажите, что я иду.
Когда экономка скрылась, он повернулся ко мне.
— Это не конец.
Я судорожно сунула птичку в карман.
— А что ещё может быть?
Он не ответил. Просто взял мою руку и на мгновение прижал к своим губам.
— До завтра, Птаха.
Леди Агата ждала меня в будуаре.
— Ну что, — она отложила книгу, когда я вошла, — признался? Я услышала, что брат его зовёт и решила тебя тоже вызвать, чтобы не оставлять одну.
Я открыла рот, закрыла, потом достала деревянную птичку.
— Он… сделал это для меня, миледи.
Леди Агата внимательно рассмотрела фигурку, потом неожиданно улыбнулась.
— Мой племянник никогда не был искусным резчиком. Но ради тебя, кажется, постарался.
Она подошла к окну, откуда был виден сад.
— Отец вызывает его, чтобы объявить о помолвке официально.
— Я знаю, — прошептала я.
— И что ты будешь делать?
Я сжала птичку в руке.
— Ничего. Что я могу сделать?
Леди Агата резко обернулась.
— Бороться!
— Но…
— Нет «но»! — она стукнула тростью. — Ты любишь его?
Я молчала.
— Отвечай!
— Да! — вырвалось у меня громче, чем я планировала. — Да, люблю. Но что это меняет?
Леди Агата вдруг улыбнулась — той самой хитрой улыбкой, которая пугала весь дом.
— Тогда завтра ты будешь обедать с нами. За общим столом.
Я остолбенела.
— Вы… шутите?
— Нисколько, — она подошла ко мне и поправила мой чепец. — Через два дня все увидят тебя не служанкой, а леди.
— Но я не…
— Ты будешь, — перебила она. — Потому что я так решила.
И, повернувшись к двери, добавила:
— А теперь иди. Нужно подготовить тебе платье.
Когда я вышла, в кармане по-прежнему лежала та деревянная птичка. И, странное дело, она казалась теплее солнца.
Кухня Уитмор-холла гудела, как потревоженный улей. Я стояла у каменной раковины, бессмысленно перебирая грязные тарелки, когда до меня донеслись обрывки разговора:
— …сама видела, в саду, за чаем…
— …а леди Агата её как родную приняла…
— …граф Уильям совсем голову потерял…
Ложка звякнула об пол. Все замолчали.
Миссис Харгривз вошла на кухню с таким видом, будто собиралась кого-то казнить.
— Барлоу, — её голос резанул, как нож. — Леди Гриствуд требует тебя в свои покои. Немедленно.
Я вытерла руки о передник и вышла под тяжёлыми взглядами. За спиной тут же поднялся шепот:
— Говорят, он подарил ей кольцо…
— …видела, как в саду целовались…
— …отец в ярости, грозится выгнать…
Леди Агата встретила меня в своем будуаре, окружённая шелками и кружевами. На кровати лежало платье — нежно-голубое, с тончайшей вышивкой.
— Примерь, — приказала она, не отрываясь от письма.
Я осторожно дотронулась до ткани. Она была мягкой, как лепесток.
— Ваша светлость, я не могу…
— Можешь, — она отложила письмо и подняла на меня острый взгляд. — Завтра ты будешь обедать с нами. Как леди.
— Но…
— Никаких «но». Сними этот тряпье и примерь платье.
Дрожащими руками я расстегнула передник.
Платье сидело как влитое.
Я смотрела в зеркало и не узнавала себя: тонкая талия, белые плечи, волосы, уложенные в скромную, но элегантную прическу.
— Недурно, — оценила леди Агата. — Теперь слушай внимательно.
Она вручила мне веер.
— Завтра за обедом ты будешь молчать. Отвечать, только если спросят. Смотри в тарелку. Никаких взглядов на Уильяма.
— А если…
— Если герцог начнет кричать, — перебила она, — я возьму слово.
Я кивнула, чувствуя, как подкашиваются ноги. А вдруг… Леди давно уже сошла с ума, и теперь я для неё — просто развлечение на старости лет? Но молодое сердце так хотело верить в чудо, что я… я решилась.
— И ещё одно, — леди Агата открыла шкатулку и достала тонкую серебряную цепочку с маленьким медальоном. — Это тебе.
В медальоне была миниатюра — та самая, с портретом леди Элеоноры.
— Чтобы помнила, — прошептала она, застёгивая цепочку у меня на шее. — Любовь сильнее условностей. Это и тебе и Уильяму полезно будет помнить. А их отцу, я, так и быть… сама напомню, — и она улыбнулась той самой хитрой улыбкой.
Слухи, тем временем, расползались по дому, как паутина.
Когда я возвращалась в девичью — уже в своём обычном платье, но с медальоном под воротником, — меня остановил брат Уильяма.
— Ну что, пташка, — он преградил путь, опираясь руками о стены коридора. — Готовишься к завтрашнему спектаклю?
— Откуда вы…
— Неужели ты думаешь, что в господском доме можно что-то утаить? Слуги давным-давно рассмотрели все приготовления этой старой сумасшедшей.
Я попыталась пройти мимо, но он схватил меня за руку.
— Отец в бешенстве — он всё равно не позволит! Если думаешь, что твоя новая роль что-то изменит…
— Отпустите, сэр, — я вырвала руку.
Он усмехнулся:
— Завтра будет весело.
Ночью я не могла уснуть.
Деревянная птичка, подаренная Уильямом, лежала у меня под подушкой. Я то и дело доставала её, чтобы убедиться, что это не сон.
За стеной кто-то шептался:
— …а миссис Харгривз говорила, что леди Агата хочет её удочерить…
— …граф Уильям якобы грозился отказаться от наследства…
— …завтра всё решится…
Я натянула одеяло на голову, но голоса не умолкали. Глупые сплетни, порождающие ещё более безумные домыслы!
Утро началось с переполоха.
Леди Агата прислала горничную — помочь мне одеться и причесаться.
— Сидите смирно, — бормотала девушка, заплетая мои волосы. — Ох, и натерпелась же я сегодня…
— Что случилось?
— Граф Уильям весь дом на уши поставил! — она понизила голос. — Говорят, ночью был страшный скандал. Он заявил, что отказывается от леди Изабеллы…
Сердце заколотилось чаще.
— И… что сказал герцог?
Горничная побледнела.
— Он пригрозил выгнать сына из дома.
Я закрыла глаза.
Когда я была готова, леди Агата сама пришла за мной.
— Ты прекрасна, — оценила она. — Теперь слушай. Что бы ни случилось там — держись.
Я кивнула, с трудом сглатывая ком в горле.
Дверь в столовую казалась мне вратами в ад.
Леди Агата толкнула её, и мы вошли.
За столом уже сидели: старый герцог с каменным лицом, Марк с ядовитой ухмылкой, несколько незнакомых аристократов… и Уильям.
Его глаза встретились с моими, и в них вспыхнул огонь.
— А вот и наша гостья! — громко объявила леди Агата, подталкивая меня вперёд. — Милорды, позвольте представить вам мою протеже — мадемуазель Барлоу.
Тишина повисла, как нож над шеей.
Старый герцог медленно поднялся.
— Это… шутка? Сестра?
— Нисколько, — леди Агата усадила меня рядом с собой. — Мария — дочь моего старого друга. Я взяла её под опеку.
Ложка, которую держал Марк Сент-Клер, грохнулась на тарелку.
— Тетя, ты с ума…
— Молчать! — тряхнула тростью леди Агата. — Или ты забыл, с кем говоришь? Я стара, но всё еще выше тебя по положению и занимаю должность фрейлины её величества, пусть она и не вызывала меня к себе несколько лет. Так что не тебе, Марк Сент-Клер, мне указывать.
Уильям сидел, не шелохнувшись, но уголки его губ дрогнули.
Старший герцог налил себе вина дрожащей рукой.
— Значит, так, — прошипел он. — Ты хочешь сказать, что эта… девушка…
— Будет обедать с нами, — закончила за него леди Гриствуд. — Как равная.
И, повернувшись ко мне, добавила громко:
— Мария, милая, попробуй трюфели. Они восхитительны.
Я потянулась к блюду, чувствуя, как двадцать пар глаз следят за каждым моим движением.
В этот момент Уильям неожиданно встал.
— Отец, — его голос звучал чётко, — я хочу официально представить вам мадемуазель Барлоу.