Птица вольная

пролог 1

Ветер стелился по степи, унося снежную пыль в пустоту. В такой мороз степь становилась безмолвной, даже шакалы не выли, спрятавшись в норах. Но Айсу слышала её дыхание, дыхание бескрайней степи.

Она шла легко, почти не проваливаясь в снег, не оставляя глубоких следов. Ноги знали путь, руки привычно сжимали поводья лошади, которая покорно шла за ней, но на душе было неспокойно. Духи предупреждали её весь день.

Сначала ветер сменил направление, потом старый ишак у юрты начал тревожно бить копытом и орать, будто чуял беду. Вечером Айсу бросила кости на кошму и увидела кровь.

Она понимала, что что-то должно случиться. Но когда наткнулась на след в снегу, сердце её всё равно ёкнуло.

Кровь. Свежая.

Она поспешно опустилась на колени и коснулась пятен, которые уже начали покрываться ледяной коркой. Поднесла руку к глазам, потёрла пальцами — ещё не до конца застыла. Жертва была где-то рядом.

Айсу пошла по следу, держа коня за повод. Ветер на мгновение стих, и она услышала тяжёлое, рваное дыхание.

Возле самого края оврага, среди сугробов, лежал человек.

Она замерла.

Чужой? Свой?

Осторожно приблизилась.

Мальчишка, совсем ребёнок.

Кровь запеклась на его меховом тонга, ноги скрючены, губы потрескались от холода.

Айсу быстро осмотрела его, глубокая рана на боку, но мальчик был ещё жив.

— Акмак! (прим. автора: дурак, глупец) — тихо ругнулась она, хватая его за плечо. — Ты зачем тут сдохнуть решил?

Ребёнок не отвечал, был без сознания, снег впился в его щеку.

Она снова огляделась. Одна она не дотащит его до стойбища, а если оставить здесь, то он до утра не доживёт.

Айсу стиснула зубы и вынула нож.

Если он умрёт, духи унесут его в Верхний мир. Но если дать ему тепло, кровь снова побежит по жилам, и, возможно, судьба передумает забирать его.

Резким движением она отрезала свою косу. Длинные, густые пряди упали на снег. Айсу подняла их, сжала в ладонях, поднесла к губам и зашептала:

— Кара куш, кара куш... Возьми мои волосы, согрей его сердце. Пусть он проснётся.

Она подожгла пряди, и дым от них потянулся вверх, растворясь в ночном воздухе.

Ветер завыл, закружил вихрем снег.

Мальчишка вздрогнул, его глаза медленно открылись.

Небо и степь. Всё расплывалось, всё путалось, но в этом снежном мареве он увидел её.

Девочка, едва ли старше него. Короткие тёмные волосы, высокие скулы, и глаза… ему показалось, что они светятся как звёзды.

Он хотел сказать что-то, но язык не слушался.

— Ты меня слышишь? — строго спросила Айсу.

Он моргнул.

— Слышишь? — переспросила она, встряхнув его за плечо.

Мальчишка приоткрыл рот, но только и смог, что захрипеть.

— Кетши!(при. автора Тупица, глкпец) — выругалась она. — Хватит валяться, будешь пить!

Она вытащила бурдюк с настоем чёрного корня, прижала к его губам.

— Пей!

Он с трудом сделал маленький глоток, но тут же закашлялся, сплёвывая горькую жидкость.

— Тьфу! — голос у него был слабый, но возмущённый.

— Ах ты...! — Айсу хлопнула его по щеке. — Жить хочешь? Тогда глотай!

Он отвернул голову.

Айсу закатила глаза.

— Ну и упрямый же ты!

Она прижала к губам бурдюк, набрала в рот настой, наклонилась и прижавшись губами к губам мальчишки, заставила его проглотить жидкость.

Мальчишка замер, но инстинкт победил. Он сделал глоток, потом ещё.

Девочка отстранилась, вытерла губы и посмотрела на него, теперь его судьба в её руках.

Мальчишка задышал ровнее, но веки его тяжело опустились. Айсу знала, если он уснёт сейчас, то уже не проснётся.

— Эй! — Она снова хлопнула его по щеке. — Не смей засыпать!

Он поморщился, попытался пошевелиться, но едва смог приподнять руку.

— Кимсын? (прим. автора: Кто ты? Или же в грубой форме «кто ты такой») — спросил он хрипло.

— Та, кто тебя вытаскивает из могилы, — буркнула она, оглядываясь.

Холод пробирался под тонкий тонга, морозный воздух жалил кожу. Лошадь нервно мотала головой и была копытом, чуя чужую кровь. Девчонка потянулась к седельной сумке, вытащила лёгкий текемет и накрыла мальчишку.

— Нужно выбираться отсюда, — пробормотала она.

Айсу взглянула на коня.

— Давай, братишка, не злись, — пробормотала она, похлопав лошадь по шее. — Сегодня тебе достанется необычный груз.

Она потянулась к мальчишке, но он вдруг дёрнулся.

— Нет… — слабый голос, еле слышный.

— Тише ты, — проворчала она. — Тебя никто не спрашивает.

Она попробовала поднять его, но мальчишка застонал, зубы сжались от боли.

— О, Тенгри! — выдохнула Айсу, усаживаясь рядом.

Она не любила таких. Тех, кто, даже умирая, будет цепляться за свою гордость, лишь бы не показать слабость. Но этот… Ему и лет-то мало, а уже такой упрямый!

— Ты хотя бы скажи, кто ты? — спросила она, вынимая из седельной сумки кусок чистой ткани.

Мальчишка помолчал, затем едва слышно выдохнул:

— Арслан.

Девочка приподняла бровь.

— Лев? — усмехнулась. — Слишком хилый ты для льва.

Арслан сжал челюсти, но сил возразить у него не было. Айсу быстро разорвала ткань и прижала её к ране.

— Сейчас будет больно, держись, — предупредила она.

Но вместо того, чтобы дать ему время подготовиться, резко нажала ладонью на рану. Арслан вскрикнул, тело его дёрнулось, но она тут же навалилась сверху, прижимая его к снегу.

— Спокойно, спокойно, — приговаривала она, удерживая его. — Ещё чуть-чуть, потерпи.

Он задышал часто, грудь ходила ходуном, но не закричал.

— Молодец, — похвалила Айсу, завязывая повязку. — Теперь слушай меня внимательно. Я сейчас посажу тебя на коня. Если будешь дёргаться, просто свалишься. Понял?

Арслан не ответил.

Айсу прищурилась.

— Эй, маленький хан, ты что, опять отключился?!

Она потрясла его за плечо.

пролог 2

Айсу гнала коня вперед, чувствуя, как спина мальчишки прижимается к ее груди. Он был таким легким, почти невесомым, но его слабое дыхание давало понять, что он еще жив.

Ночь накрыла степь тяжелым покрывалом, но она знала дорогу. Кочевники ориентировались по звездам, читая их, как рассказ старого акына. Где-то там, среди темных холмов, были юрты её племени, где всегда горел огонь, где ждали теплый кумыс и горячий бешбармак.

Но сейчас каждый удар копыт казался медленным. Время растягивалось.

— Держись, Арслан, — пробормотала Айсу, прижимая его крепче.

Мальчик не ответил.

Она знала, что ему больно. Знала, что рана могла воспалиться. Ее взгляд упал на ткань, что она повязала на рану, кровь снова проступила сквозь неё.

— Пусть духи предков помогут ему, — выдохнула девочка.

Она дернула поводья, направляя коня в сторону небольшой рощи. Если не обработать рану сейчас, он может не дожить до утра.

Под защитой одиноких деревьев, казалось, было чуть теплее. Айсу соскользнула с седла, ловко спрыгнув на землю, и осторожно стянула Арслана вниз.

— Эй, не умирай раньше времени, — пробормотала она, укладывая его на землю.

Вокруг было тихо. Лишь ветер пробегал сквозь ветви, шепча что-то древнее, забытое. Айсу знала духи степи всегда рядом. Они смотрят, решают, кто достоин жизни, а кто должен уйти.

Она вытащила нож и полоснула его лезвием по руке. Несколько капель упали на землю.

— Матери-Земле, духам, ветру, что несет жизнь, — пробормотала она.

Старики учили ее: если просишь о помощи, нужно дать что-то взамен. Капля крови самая малая плата за чужую жизнь.

Айсу достала бурдюк с водой, пропитала кусок чистой ткани и принялась очищать рану. Арслан дернулся, простонал сквозь зубы, но так и не открыл глаз.

— Слабак, — пробормотала она, но в голосе не было злости.

Рана была глубокая, но чистая. Если духи степи будут милостивы, мальчишка выживет.

Айсу натянула на него свой текемет, потом села рядом, привалившись к тонкому деревцу.

Ей тоже нужно было отдохнуть.

Но ночь принесла с собой сны.

***

Она стояла посреди пустой степи. Полная луна висела над головой, заливая землю серебристым светом.

Перед ней стоял кто-то высокий, его лицо скрывала тень.

— Ты выбрала путь, Айсу, — голос, низкий, будто шум ветра в горах.

— Я ничего не выбирала, — ответила она, но голос дрогнул.

— Духи выбрали за тебя.

Фигура сделала шаг вперед.

— Ты спасла его. А значит, связала ваши судьбы.

— Чушь! — огрызнулась она.

Но мир вокруг качнулся и растворился в темноте.

***

Айсу проснулась резко, будто кто-то дёрнул её за плечо.

Сначала она не поняла, что её разбудило. Лёжа на боку, она чувствовала, как холодный воздух пробирается под ичиг, а редкий ветер лениво шевелит края её камзола. В ночном воздухе пахло сыростью, снегом и кровью.

Лошадь нервно переминалась с ноги на ногу и трясла густой гривой.

Айсу замерла, прислушиваясь.

Тишина.

Такая непривычная, что звенело в ушах.

Степь никогда не бывает совсем безмолвной. Всегда где-то вдалеке кричит ночная птица, где-то воет шакал или бродит ветер среди трав. А сейчас ничего. В такой тишине, даже снежная крошка, падая с ветки, казалась слишком громкой.

Духи беспокоились.

Она медленно потянулась к ножу, висящему на поясе. Её пальцы крепче сжали рукоять, сердце гулко застучало в груди.

Что-то было не так.

Она бросила взгляд на мальчишку. Арслан спал, его дыхание было тяжёлым, но ровным. Он ещё держался.

Айсу поднялась, ступая осторожно, как хищник, который почуял другого зверя.

В этот миг кусты слева от неё шевельнулись.

Она развернулась, выхватывая нож.

— Кто здесь? — голос её прозвучал твёрдо, без страха.

Ответа не последовало.

Девочка смело шагнула вперёд, и кусты снова дрогнули.

Айсу прищурилась.

Из-под густых веток медленно выполз маленький комок. Она опустила взгляд и с удивлением посмотрела на волчонка.

Шерсть его топорщилась клочьями, лапы дрожали, а в тёмных глазах светился странный, умный блеск.

Айсу застыла, не отрывая взгляда от серого комочка шерсти.

Волк не просто зверь, так просто не появляется.

Это знак.

Великий небесный волк, предок всех кочевых народов, тот, чья кровь течёт в жилах ханов и воинов. Его появление всегда значило что-то важное. Благословение, предупреждение… или проклятие.

Айсу медленно опустилась на одно колено.

— Одинокий ты, — пробормотала она.

Он явно потерял мать. Его стая, возможно, ушла, а его оставила умирать сама степь.

Но почему он пришёл именно сюда?

Айсу осторожно протянула руку к нему, волчонок не отступил. Он смотрел на неё долго, изучающе.

Потом шагнул вперёд.

Один раз.

Второй.

И ткнулся мокрым носом в её ладонь. Девочка замерла, затаила дыхание.

Её пальцы невольно зарылись в его густую шерсть, а сердце глухо стукнуло.

— Айсулу… — вдруг прошептал кто-то позади.

Она резко обернулась.

Мальчишка открыл глаза, его взгляд был мутным, но осмысленным.

— Что ты сказал?

— Ты… Айсулу…

Айсу замерла.

Это имя никогда не звучало из чужих уст.

Айсу — так звали её все.

Но Айсулу… Лунная красавица, так называл её отец, когда она была совсем маленькой. Так шептала мать, укладывая её спать в старой юрте.

Она крепче сжала пальцы в шерсти волчонка.

Духи степи уже сделали свой выбор, связали судьбы.

Но вдруг тишину нарушил звук.

Сначала едва слышный, словно ветер пронёсся над верхушками деревьев. Но затем…

Голоса.

Глухие, мужские. Разные. Кто-то звал.

— Арслан!

Айсу замерла, притаилась среди тонких деревьев. Где-то неподалёку кто-то искал мальчишку.

Она вскочила, сердце заколотилось.

Если его найдут…

1

Ветер в степи стихал очень редко.

Он зарождался в дальних скалах, несся над выжженной землей, путался в гривах лошадей, трепал юрты и хлестал по щекам всадников. Он наполнял собой все: голоса людей, ржание лошадей, скрип кожаных ремней, шум костров. Ветер был вечным спутником кочевников, другом и врагом.

Арслан сидел на краю утеса, глядя на раскинувшееся внизу стойбище. Десятки юрт выстроились правильными кругами, вокруг них паслись кони, а дальше простиралась бескрайняя степь — его дом, его мир.

Ему был двадцать один год. Еще мальчишкой он потерял свою семью и племя, но сумел выжить. Теперь он был ханом, предводителем небольшого, но крепкого рода.

Позади раздался тихий хруст камней. Арслан не обернулся.

— Опять крадешься?

Крупный волк, с темной полосой вдоль спины, бесшумно подошел ближе и ткнулся мордой в его плечо.

Арслан усмехнулся и провел ладонью по густой шерсти. Этот зверь был с ним уже много лет. Люди говорили, что хан проклят, что только шаманы ходят рядом с волками, но Арслану было все равно. Волк спас ему жизнь когда-то, и с тех пор они были неразлучны.

— Думаешь, сегодня будет удачный день?

Волк зевнул, щелкнув клыками.

Арслан снова посмотрел вниз.

В стойбище начинался новый день. Рядом с юртами разгорались костры, женщины уже сновали между шатрами, разнося еду и теплые меха, дети с визгом гонялись друг за другом, пугая собак. Мужчины чистили оружие, готовились к охоте.

Арслан встал, стряхнул снег с плаща и направился вниз. Волк двинулся следом. Когда он прошел мимо шатра, изнутри донесся знакомый голос:

— Арслан-хан, ты наконец-то проснулся?

Из юрты вышел Бату, его верный друг и соратник.

— Утро давно началось, а ты все в раздумьях, — ухмыльнулся он. — Думаешь о чем-то важном?

— Думаю, чем накормить тебя, чтобы ты перестал болтать.

Бату рассмеялся и хлопнул хана по плечу.

— Тогда пойдем, мясо уже готово. Да и народ хочет видеть своего предводителя.

Они направились к большому костру, где уже собрались мужчины. Жарилось мясо, воины переговаривались, проверяли оружие. Арслан сел, принял из рук женщины деревянную чашу с кумысом.

— Сегодня идем на охоту? — спросил кто-то.

— Да, — кивнул хан. — Зима уже пришла в степь. Нам нужны шкуры и мясо.

Мужчины одобрительно загудели.

Жизнь в степи была проста. Сегодня охота, завтра перегон стада, послезавтра возможно, бой. Но пока было утро, и в воздухе пахло жареным мясом и дымом.

Арслан откинулся назад, слушая шум стойбища.

Ветер по-прежнему пел свою песню.

Воздух был свежий, морозный, пропитанный запахом дыма и конины. Утренний свет, пробиваясь сквозь редкие облака, окрашивал степь в мягкие золотистые оттенки, но холод уже напоминал, что зима скоро накроет степь плотным, снежным одеялом.

Мужчины собирались на охоту. Их лица были суровы, взгляд напряжён. Это была не просто охота, это было испытание, древний обряд, в котором каждый должен был доказать себе и духам степи, что он достоин жить.

Арслан встал среди воинов, бросая гордый взгляд на каждого. Они были как волчья стая — сильные, выносливые, способные выживать в самых жестоких условиях.

— Пусть ветер ведёт нас, — произнёс он, глядя на людей.

В ответ одобрительное молчание. Это означало согласие, уважение, братство.

Арслан молча кивнул.

Воины племени проверяли оружие. Тетива лука натягивалась с глухим звуком, готовая выпустить смерть. Стрелы ровные, острые, с черными и белыми перьями. Ножи наточенные, так что, проведя лезвием по коже, можно было ощутить холод, но не порезаться.

— Пора, — сказал хан.

И они двинулись к лошадям.

Кони били копытами о землю, раздували ноздри, возбуждённые, нетерпеливые. В глазах их плясал огонь, предвкушение бега, свободы.

Арслан легко вскочил в седло, почувствовав привычное движение мышц под собой. Конь фыркнул, переступил копытами, будто и сам был готов к охоте.

— Вперёд!

Сотни копыт ударили по земле, разгоняя утреннюю тишину.

Ветер ударил в лицо, холодные порывы резали кожу, но внутри пылал жар. Лошади напрягали мощные шеи, вытягивали ноги, погружаясь в бешеный ритм скачки.

Они неслись так долго, что время перестало существовать.

Был только бег.

Только ревущий в ушах ветер.

Только бешеный стук сердца, что сливался со стуком копыт.

Арслан чувствовал, как натянуты поводья, как спина коня покрывается потом, но животное не замедлялось.

Это была его стихия, его жизнь и его степь.

Внезапно, впереди мелькнула тёмная линия.

— Куланы!

Дикие кони паслись у замёрзшего ручья, их шелковистые гривы дрожали под порывами ветра. Они ещё не почувствовали опасности, но их уши уже подрагивали, будто чувствуя, что на них что-то надвигается.

— Окружить их! — скомандовал Арслан.

Всадники рассыпались полукругом, загоняя стадо.

Куланы заметили людей и рванули прочь. Их сильные тела напряглись, мускулы играли под шкурой, копыта выбивали снежную пыль.

— Гони!

Кони неслись, охотники подгоняли их, загоняя добычу к ущелью.

Арслан выхватил лук, натянул тетиву, ветер рвал перья на стреле, пытаясь сбить прицел, но хан был точен.

Выдох.

Стрела рассекла воздух, вонзилась под лопатку кулану.

Жеребец взвился на дыбы, его глаза вспыхнули яростью, а затем он рухнул, выбивая копытами снег.

— Первый есть!

Стрелы одна за другой впивались в бегущих животных. Копья пронзали воздух. Ловчие забрасывали арканы, вытягивая самых сильных — для приручения.

Крики, топот, запах пота и крови.

А затем всё стихло.

Земля была усыпана телами. Мужчины спешивались, вытирали окровавленные ножи.

— Хорошая охота, — сказал Бату, переводя дыхание.

— Возвращаемся, — бросил Арслан.

Они уже почти достигли стойбища, когда волк, бежавший рядом, вдруг замер. Его уши вздрогнули, нос дёрнулся. А затем зверь рванул в сторону, будто что-то учуял.

2

Конь двигался рысью, его дыхание сливалось с порывами ветра. Арслан держал девушку уверенно, словно добычу, но даже через плотную ткань её одежды ощущал тепло её тела. Она была лёгкой, миниатюрной, но вместе с тем, в этой хрупкости чувствовалась сила.

Её чёрные волосы, словно крылья ворона, рассыпались по его седлу и боку лошади, время от времени касаясь его руки. Лицо её оставалось скрытым, и только тонкая линия бледных губ да ресницы, дрожащие будто во сне, говорили о том, что она жива.

Кто она?

В степи не бывает случайных людей.

Когда охотники приблизились к стойбищу, мужчины, женщины, дети высыпали из юрт. Радостный гул разнёсся над стойбищем.

— Хорошая добыча, — громко объявил Бату, спешиваясь. — Теперь зима нам не страшна!

Люди подбегали, принимали мясо, переговаривались. Но потом их внимание переключилось на Арслана.

Он всё ещё сидел в седле.

А на его лошади пленница.

— Кто это?

— Шпионка?

— Где вы её нашли?

— Чужачка!

Голоса сливались в один встревоженный гул, напряжение росло.

— В степи, недалеко от стойбища, — коротко ответил хан, спрыгивая с лошади. Он легко подхватил девушку, перекинул через плечо и двинулся к своей юрте.

— Ты не боишься? — вполголоса спросил Бату, шагая рядом. — Если она шпионка, её уже ищут.

— Если ищут, значит, скоро придут, — равнодушно бросил Арслан.

Он не стал никому объяснять, почему взял её с собой. В этом не было необходимости.

***

Айсу очнулась от холода.

Первое, что она увидела, это зыбкое свечение масляного огня. Тени на стенах юрты двигались, отбрасывая узоры, похожие на силуэты духов.

Голова раскалывалась. В висках бился глухой, гулкий ритм боли. Она попробовала пошевелиться, но тут же почувствовала, как ремни впиваются в запястья.

Связана.

Воспоминания вспыхнули перед глазами девушки: скачка, погоня, кнут, боль, падение.

— Очнулась?

Айсу резко повернула голову.

Перед ней стоял мужчина. Высокий, с широкими плечами, с чертами, высеченными, как древний каменный идол. Его тёмные глаза смотрели холодно, изучающе.

Но было одно, что заставило её сердце пропустить удар. Эти глаза она уже видела.

Двенадцать лет назад. Мальчик, едва живой, она спасла его тогда, согрела своим дыханием, дала ему силу выжить.

А теперь он стоит перед ней и не узнаёт её. Айсу почувствовала, как её губы чуть дрогнули.

— Ты связал девушку, которая даже не сопротивлялась? — её голос был насмешливым, провокационным. — Какой смелый воин.

Губы хана едва заметно дёрнулись, но выражение лица осталось каменным.

— Кто ты?

— Айсу.

Он сел на корточки перед ней, их лица оказались на одном уровне.

— Я спрашиваю: кто ты?

Девушка молчала, смотрела в глаза мужчины без страха. Он изменился, теперь львёнок стал львом, гордым и сильным.

— Шпионка?

Айсу улыбнулась.

— Разве шпионки скачут по степи в одиночку?

— Иногда.

Он внимательно изучал её, его взгляд задержался на её глазах. Голубые, чистые как весеннее небо над степью.

Хан слегка нахмурился, такие глаза среди кочевников были редкостью. Необычные, красивые.

Арслан выпрямился.

— Ты сама выбрала этот путь, Айсу, — тихо, но твёрдо сказал он. — Если не хочешь говорить сама, мне придётся заставить тебя.

Она встретила его взгляд смело, и усмехнулась.

— Попробуй, хан.

Тишина между ними натянулась, как тетива лука. Волк у входа зашевелился, чувствуя напряжение.

Арслан медленно выдохнул.

— Хорошо.

Грубые руки схватили её за плечи и поставили на ноги. Голова кружилась, тело словно налилось свинцом.

Взгляд хана был холоден, челюсть крепко сжата. Он схватил её за локоть и дёрнул, заставляя идти вперёд.

От резкого рывка Айсу споткнулась, но не подала виду, что ей больно.

Юрта осталась позади, ночной воздух был пропитан запахом костров и шерсти. Люди уже начали собираться, завидев хана с пленницей.

— Куда ты меня тащишь, хан? — голос её был хриплым, но не дрожал.

Арслан не ответил, он шёл быстро, почти волоча её за собой. Айсу могла бы сопротивляться, но она не стала.

Пламя факелов бросало рваные тени на лица людей.

Айсу вывели на площадь, к столбу, к которому привязывали пленников.

Хан стоял рядом, его лицо было мрачным, безразличным.

— Пять ударов, — голос Арслана был ровным, но в груди что-то странно сжалось, когда он произнес эти слова.

Айсу стояла перед ним, её руки были связаны, тёмные волосы спутались, упав на лицо, но в глазах не было ни страха, ни покорности.

Она улыбалась.

Толпа затаила дыхание, когда двое мужчин схватили девушку за плечи. Один рывком стянул с неё тёплый плащ, другой разорвал рубаху, оголяя тонкую спину. Огонь факелов плясал на её коже.

Арслан видел, как напряжённо сжались её лопатки, но она не издала ни звука. Не умоляла, не боролась. Только подняла подбородок, гордо ожидая наказания.

Толпа зашепталась.

— Красота, как у степного духа...

— Почему молчит?

— Точно шпионка…

— Сейчас заговорит…

Арслан сделал шаг вперёд и взял в руки кнут.

Его пальцы крепче сжали рукоять, и в этот момент он сам не понимал, что раздражает его больше, её дерзкая усмешка или его собственное желание стереть эту надменную улыбку с её губ.

Кнут взвился, свистнул, рассекая воздух.

Первый удар.

Девушка дёрнулась почти незаметно, но не издала не звука.

Второй удар.

Кожа лопнула, алые капли набухли на спине, но губы её остались сомкнутыми.

Третий.

Боль должна была ослабить её ноги, заставить согнуться, но она стояла, как скала.

Арслан чувствовал, как что-то нарастает внутри него с каждым новым ударом.

Четвёртый.

Он видел её плечи, дрожащие от боли. Но не услышал ни стона, девушка только тяжело дышала.

3

Первое, что она ощутила, когда снова пришла в себя, это резкий, терпкий аромат трав. Чьи-то пальцы, тёплые, грубые и чуть шершавые, уверенно скользили по её спине, едва касаясь свежих ран.

Айсу до скрипа стиснула зубы.

— Шаманы не должны бояться боли, — голос был низким, властным.

Она медленно открыла глаза.

Арслан.

Он сидел рядом, внимательно смотрел на неё. Его взгляд тёмный, как весенняя, пропитанная влагой земля, заставлял что-то сжаться внутри девушки.

Молча, неторопливо, Арслан обмакнул кусок мягкой ткани в отвар из трав и провёл по раненой спине. Кровь уже свернулась, но кожа оставалась распухшей, горячей. Каждое его осторожное, почти нежное прикосновение, отзывалось вспышками боли, но Айсу не издала ни звука. Лишь сильнее сжала зубы и отвернулась, глядя на потрескивающий в очаге огонь.

Ей было больно. Но дело было не только в ранах.

Воспоминания накатили волной: белая, безмолвная степь, освещенная лишь полной луной, и на снегу крошечная фигура, слабая, дрожащая. Тогда она просила духов, чтобы они не забирали его. Едва живой, полузамерзший, он выглядел лишь тенью человека. А теперь… теперь перед ней сидел мужчина. Взрослый. Сильный. Воин. Хан.

Но его сердце, казалось, стало камнем.

Айсу прикрыла глаза. Как странно… Её руки когда-то согревали его, спасали. А теперь его руки причиняли ей боль.

Арслан не поднимал глаз. Он молча продолжал очищать раны. Привыкший к боли — чужой, своей, любой, — он не знал жалости. Но сейчас… Сейчас внутри него что-то было не так.

Он злился. Злился на себя.

За то, что не сдержался. За то, что ударил её. За то, что в тот миг, когда она подняла на него глаза и улыбнулась, его захлестнул гнев. За то, что теперь, сидя рядом, он чувствовал вину, которой не мог объяснить.

Кто она?

Почему её взгляд тревожил его так сильно?

Почему казалось, что он смотрит в собственное прошлое?

Айсу молчала. Она смотрела в огонь, прислушиваясь к его мерному потрескиванию, к тому, как языки пламени лижут сухие поленья.

Много лет назад она согревала в ладонях озябшие пальцы мальчика, который умирал в снежной степи.

Теперь этот мальчик стал мужчиной.

И он даже не узнал её.

Арслан вытащил из мешка смесь из лекарственных трав. С привычной сосредоточенностью размял её в руках и осторожно приложил к её спине. Он двигался мягко, стараясь не причинить ей новой боли.

Айсу зажмурилась, почти беззвучно зашипела.

Когда закончил, он потянулся к рубахе, осторожно стягивая её с женских плеч. Айсу не сопротивлялась. Её взгляд был всё так же устремлён в огонь.

Хан старался не смотреть на её тело, но он не мог не заметить её хрупкие ключицы, выпирающие рёбра, маленькая грудь.

Она явно недоедала.

Арслан натянул на неё чистую рубашку. В его племени женщины не жили в голоде. В его племени женщин берегли.

— Ты так и не сказала, зачем ты здесь, — его голос прозвучал отстранённо, почти холодно.

— Я шла по тропе духов, — ответила она. Голос её был тих, но твёрд. — И она привела меня сюда.

Арслан сел рядом, скрестив руки. Её слова тревожили его. Он не верил в шаманские тропы. Но она… Она, кажется не лгала.

Волк, который всё это время неподвижно сидел у входа и наблюдал за шаманкой, поднялся и бесшумно подошёл к Айсу. Лёг рядом, свернувшись кольцом, его густой хвост аккуратно лёг ей на ступни.

Арслан замер, наблюдая за ним.

Его волк никогда не подходил к чужим. Он отвёл взгляд, но странное беспокойство уже запустило когти в его мысли.

Айсу не сказала ничего. Не посмотрела на волка, не попыталась согреться у очага. Она просто опустилась на шкуры, что устилали пол юрты, и закрыла глаза.

Она выбрала землю, а не мягкую постель хана.

Арслан снова насторожился.

Почему она отказалась от того, что могло дать ей тепло и комфорт? Настолько ей была неприятна даже мысль, лежать в постели мужчины, что причинил ей боль?

Он не задал вопроса вслух. Но в груди что-то неприятно сдавило.

Айсу не произнесла ни слова. Лишь стащила с постели хана шкуру и натянула её на себя. Волк остался рядом.

Арслан молча вышел из юрты.

Ночь была холодной. Ветер теребил сухую траву, которая клочками торчала из-под свежего снега, уносил с собой всё, что нельзя было удержать.

Хан не знал, что с ним происходит.

Не знал, почему колкий взгляд этой женщины отдаётся эхом в его душе, задевает сердце.

***

Тишина.

Степь, словно живое существо, поглотила все звуки. В юрте потрескивал костёр, его свет играл тенями на лице Айсу.

Она не спала.

Арслан…

Умирающий мальчик из снежной степи.

Пустота и обида поселилась в её груди.

Зашуршал полог юрты, вырывая девушку из плена болезненных мыслей.

Арслан вошёл почти бесшумно.

— Ты не спишь, — его голос был хрипловатым. — Почему не на лежанке? Тебе не холодно?

Она не ответила сразу. Только тряхнула головой, закрывая лицо волосами.

Было ли ей холодно?

Да, было, но показывать хану слабость девушка не хотела.

— Я не привыкла к удобствам.

Арслан нахмурился. Он внимательно разглядывал шаманку, как будто пытался понять её мысли.

— Ты странная, — наконец, сказал он. — Странствующая шаманка, дитя духов. Я не верю, что ты просто забрела сюда случайно.

Арслан сделал несколько шагов к огню, и сев, погрузился в тишину. Изредка он поглядывал на неё, на её спокойное лицо, скрытое волосами.

Юрта наполнилась тишиной. Но долго сидеть вот так хан не смог, поднялся, снова подошёл к Айсу. Не мог он позволить спать девушке на полу.

— Пока ты здесь, я не позволю тебе спать на полу, — сказал он решительно, стоя перед ней. — Перебирайся на лежанку.

Айсу, не меняя позы, чуть наклонила голову. Её глаза встретились с его, и на губах шаманки появилась холодная улыбка.

— Я не собираюсь делить постель с мужчиной, — сказала она, и в её голосе звучала ясная провокация. Она даже не попыталась скрыть этого.

4

Утро пришло тихо. Первые лучи солнца едва пробивались сквозь серое небо, разливаясь бледным светом по степи.

Внутри юрты было тепло.

Айсу всё ещё спала, спрятавшись под несколькими слоями шкур, словно пыталась отгородиться от мира.

Волк лежал рядом, не двигаясь, но его глаза были открыты. Он следил. Слушал. Охранял.

Арслан почти не спал этой ночью, думал, размышлял, и то и дело, погладывал на спящую девушку. А с первыми лучами солнца встал, и бесшумно отогнув полог, вышел на улицу.

Зима приближалась.

Ветер уже нёс в себе её дыхание, холодное, колючее. Снег хлопьями опускался на пожухлую траву. Скоро степь окончательно изменится.

Нужно готовиться.

Воздух был свежим, пах сырым грунтом и далёкими кострами. В стойбище уже во всю кипела жизнь.

Женщины растирали зерно в ступках, расстилали мясо для сушки. Дети, закутанные в меха, носились между юрт, разгоняя собак. Мужчины седлали лошадей, проверяли упряжь, чистили оружие.

Зима близко.

А он до сих пор не понимал, что его тревожит больше — её приближение… Или женщина, что спала у него в юрте.

— Хан, ты наконец-то выбрался, — раздался голос Бату, его старого друга и соратника. — Мы уж думали, ты решил поспать до полудня.

— Мне есть чем заняться, — коротко ответил Арслан, окидывая взглядом лагерь.

Бату ухмыльнулся, подойдя ближе.

— Племя шепчется. Женщины судачат, что ты оставил шаманку у себя.

Арслан нахмурился.

— Пусть языки прикусят.

Бату засмеялся, но не стал продолжать. Вместо этого кивнул в сторону юрт, где уже шли приготовления к переезду.

— Мы почти готовы. К полудню можем выдвигаться.

Мужчина стоял, устремив взгляд на степь. Снег уже покрыл землю, оставляя лишь редкие, утратившие былую зелень островки травы. Ветер, холодный и сухой, свистел между юртами. Степь была ещё не в плену зимы, но её дыхание уже чувствовалось, холод с каждым часом всё крепче сжимал её. Арслан знал, что уходить нужно было сейчас, пока не пришла настоящая зима.

— Хорошо, — кивнул он. — Дай команду готовиться.

Бату ушёл, а хан задержался, глядя на свою юрту. Он не знал, что делать с этой девушкой. Она казалась ему то хрупкой и нежной, то сильной и дерзкой, и в этом было что-то такое, чего он пока понять не мог.

Внутри юрты Айсу медленно открыла глаза. Первые мгновения она не двигалась, прислушиваясь к окружающему миру. Её спина саднила, но боль уже не была такой острой. Шкуры, в которые она закуталась, хранили тепло.

Она повернула голову, увидела волка, который по-прежнему лежал рядом. Зверь был спокоен, но его уши были настороженно подняты, а янтарные глаза следили за ней.

— Значит, ты всё-таки выбрал меня, — прошептала она, протянув руку и проведя пальцами по густой шерсти зверя. Волк не шевельнулся, только закрыл глаза, словно соглашаясь с её словами.

Айсу села, осторожно потянулась, размяв затёкшие мышцы. В юрте ещё пахло травами, которыми Арслан обработал её раны.

Внезапно полог юрты откинулся, и внутрь вошёл хан.

— Ты ещё спишь? — в голосе его не было гнева, скорее, лёгкое удивление.

Шаманка подняла на него взгляд.

— Я не привыкла спешить по утрам.

Арслан нахмурился, но ничего не ответил. Он подошёл к небольшому котлу, висевшему над углями, зачерпнул деревянной ложкой горячий напиток и протянул ей.

— Пей. Это согреет тебя.

Айсу взяла чашу, её пальцы чуть коснулись его руки, и он невольно заметил, какие они маленькие, но жилистые. Не мягкие и нежные, а руки человека, привыкшего жить в степи, в холоде, в ветрах.

— Мы уходим, — сказал он после паузы. — Зима близко. В этих местах скоро начнутся бураны.

Девушка сделала глоток горячего напитка.

— И что ты собираешься делать со мной, хан?

Он посмотрел на неё, на её спокойное лицо, в глазах которого отражались тлеющие угли очага.

— Пока ты идёшь с нами.

Она чуть склонила голову.

— Как пленница?

— Как гостья, — ответил он после небольшой паузы.

Айсу усмехнулась.

— Никогда не думала, что ханы называют пленников гостями.

Арслан не ответил. Он ещё раз посмотрел на неё, затем развернулся и вышел, оставив её наедине с её мыслями и волком, который по-прежнему лежал рядом, будто знал что-то, чего не знал никто другой.

Шаманка молча до пила отвар, ощущая, как тепло медленно разливается по телу. Спина ещё ныла, но боль уже притупилась. Она сидела, глядя в огонь, а в голове крутились слова хана: "Пока ты идёшь с нами."

Она не знала, радоваться этому или нет. Не знала, что ждёт её впереди.

Волк рядом пошевелился, зевнул, клацнув клыками, и посмотрел на неё, как будто ждал, что она что-то скажет.

— Кажется, судьба снова играет со мной, — прошептала она, почесав зверя за ухом. — Только я пока не понимаю, в какую игру.

В юрте было тепло, но за её пределами жизнь уже бурлила. Айсу слышала, как люди разбирают свои временные дома, как лошади тревожно ржут, как дети визжат от радости, бегая между взрослыми. Племя готовилось покинуть это место.

Она глубоко вздохнула, откинула меха и медленно встала, времени сидеть у костра и наслаждаться теплом больше не было.

Девушка вышла из юрты, накинув на плечи меховую накидку, и почувствовала, как холодный ветер тут же впился в кожу.

Он пробрался под одежду, путаясь в её волосах — густых, буйных, чуть спутанных от сна, с вплетёнными в тонкие косички бусинами и мелкими перьями степных птиц. Она провела пальцами по губам, они были потрескавшимися от ветра, как и её кожа, чуть обветренная после долгих странствий.

Она прищурилась, глядя на раскинувшийся вокруг лагерь. В её ясных, небесно-голубых глазах отразилось утреннее солнце, пробивающееся сквозь снежную пелену.

Племя готовилось к переходу. Мужчины седлали лошадей, проверяли оружие. Женщины сворачивали юрты, перевязывали мешки с провизией, следили за детьми. Всё было чётко, слаженно — эти люди привыкли жить в движении, привыкли к степи, к её суровости.

5

Арслан стоял у своего коня, затягивая ремни на седле. Высокий, широкоплечий, с сильными руками, привыкшими держать оружие, он выглядел так, как и подобает хану — грозно и уверенно. Его длинные тёмные волосы были заплетены в несколько кос, а щетина подчёркивала резкие черты лица. В глазах, тёмных, как ночь, скрывалось что-то тяжёлое, не только власть, но и груз прожитых лет, потерь, решений, от которых нельзя было уйти.

Айсу подошла ближе, изучая его, и на мгновение вспомнила мальчика, которого когда-то спасла. Тогда его глаза были такими же — серьёзными, внимательными. Но теперь в них не было ни тени той прежней мягкости.

— Мне сказали, что я должна ехать с тобой, — бросила она, глядя прямо на него.

— Да, — коротко ответил он.

— Ты боишься, что я сбегу?

Он посмотрел на неё и качнул головой.

— Если бы я боялся, тебя бы уже не было в живых.

Айсу усмехнулась, но ничего не ответила.

Арслан запрыгнул в седло, затем протянул ей руку.

Она на мгновение замерла. Ей не хотелось, чтобы он видел её слабой, но в то же время она понимала, что спорить бессмысленно. Она вздохнула, взялась за его руку и легко вскочила в седло перед ним.

Он тут же сомкнул руки на поводьях, их плечи почти соприкасались.

— Ты не слишком тёплый для хана, — заметила Айсу.

— А ты слишком смелая, как для пленницы, — ответил он.

Она усмехнулась, но ничего не сказала.

В этот момент хан поднял руку, давая сигнал, и племя двинулось в путь.

Ветер поднимал снежную пыль, белые хлопья таяли на тёплой коже. Айсу смотрела вдаль, туда, где степь простиралась до самого горизонта, и чувствовала, что её жизнь снова меняется.

Вопрос был только в том, в какую сторону.

Степь медленно погружалась в снежную пелену. Ветер бил в лицо, холод пронизывал до костей, и даже самые стойкие всадники начинали ежиться, кутаясь в меха. Айсу сидела впереди Арслана, чувствуя, как его дыхание срывается на горячий пар. Её руки были скрыты в складках одежды, но взгляд оставался внимательным, сосредоточенным.

— Вам нужно изменить путь, — вдруг сказала она, не отрывая взгляда от горизонта.

Арслан не сразу ответил, но она ощутила, как его тело чуть напряглось за её спиной.

— Почему? — голос хана прозвучал низко, почти равнодушно, но она чувствовала скрытое напряжение.

— Если вы пойдёте дальше прямо, вас накроет буран, — спокойно объяснила она. — Через несколько часов снег полностью закроет обзор, и вы потеряете дорогу.

Он не ответил, но девушка знала, что её слова не пройдут мимо.

— Я слышу ветер, — добавила она после короткой паузы. — Он несёт дурные знаки.

Арслан издал короткий звук похожий на смешок, но его пальцы на поводьях сжались сильнее.

— Ты шаманка или предсказательница?

— Я дитя степи, — твёрдо сказала она, даже не дрогнув.

В этот момент ними поравнялся Бату. Его лицо было хмурым, губы плотно сжаты.

— Арслан-хан, почему мы тормозим?

— Меняем маршрут, шаманка видит впереди беду, буран накроет племя, — коротко бросил Арслан.

— Меняем? — брови Бату резко сдвинулись. — Из-за её слов?

Айсу не шелохнулась, но её пальцы сжались в кулаки. Она знала этот тон — недоверие, раздражение.

— Да, из-за её слов, — жёстко сказал хан.

— Ты доверяешь чужачке? Да ещё и бабе? — в голосе Бату прозвучало откровенное презрение. — Какой ещё буран? Мы идём по верному пути, и никто ещё не умирал от снега.

Айсу чуть повернула голову, глядя на воина с холодной насмешкой, но молчала, предоставляя возможность говорить Арслану.

— Ты стал ханом? — ледяным голосом спросил Арслан, резко натягивая поводья.

Бату сжал зубы, но не отвёл взгляда.

— Нет, ханом стал ты, — процедил он.

— Тогда не смей ставить под сомнение мои приказы перед всеми, — голос Арслана зазвенел, как натянутый лук.

Вокруг стало тише. Всадники внимательно наблюдали за разговором, притормаживая коней.

— Мы идём в обход, — чётко сказал хан. — И если хоть одно слово сомнения снова сорвётся с твоего языка, Бату, то следующую стоянку ты встретишь не в седле, а на земле с рассечённой спиной.

Бату сжал кулаки, его ноздри раздулись, он знал — Арслан не бросает слов на ветер. Он резко кивнул и направил коня вперёд, срываясь на галоп.

Айсу улыбнулась уголками губ.

— Ты жесток, Арслан-хан, — тихо сказала она.

Арслан склонился чуть ближе, его голос был хриплым от холода.

— Нет, я просто не терплю глупцов.

Она взглянула на него исподлобья.

— Тогда тебе повезло, что я не глупа.

Он усмехнулся.

— Возможно.

Они свернули с прежнего пути.

Через два часа Айсу обернулась и увидела, как вдали, там, где они должны были пройти, метель закрутилась в снежную воронку, безжалостно поглощающую степь.

Арслан молча смотрел на бушующую стихию.

— Значит, ты действительно слышишь ветер, — произнёс он тихо.

Айсу улыбнулась одними глазами, в которых плескалось небо.

— Ты сам ответил на свой вопрос, хан.

К ночи племя нашло удобное место для стоянки — небольшую низину, защищённую от ветра валом камней. Люди быстро принялись ставить юрты, разводить костры, разделывать добычу. Пахло дымом, мясом и сырой шерстью. Всадники распрягали уставших лошадей, стаскивали с себя снегом пропитанные меха. Степь гудела голосами, потрескиванием огня, далёким ржанием коней.

Арслан спешился, бросил поводья подбежавшему мальчишке и медленно оглядел стоянку. Всё шло своим чередом, но что-то не давало ему покоя.

Айсу всё ещё сидела в седле, держась прямо, несмотря на усталость. Волосы её растрепались, тонкие косички с бусинами и перьями спутались на ветру. Обветренное лицо было спокойным, но он заметил, как сжаты её губы, как она чуть глубже, чем нужно, вдыхает воздух.

— Спускайся, — коротко бросил он.

Она повернула голову, и в глазах её отразился огонь костров.

— Или ты снова захочешь меня сбросить?

6

Юрта встретила их тёплым полумраком. Арслан осторожно уложил девушку на лежанку и на секунду задержал взгляд на её лице, она казалась... слишком бледной.

Он молча разжёг огонь, добавил в него сухих веток, чтобы стало теплее. Затем опустился рядом, расстёгивая завязки её плаща и осторожно снимая промёрзшую, влажную одежду.

Она осунулась или показалось?

Раны на её спине воспалились, красные края слегка припухли. Он провёл пальцами рядом с ними, не касаясь, и недовольно сжал челюсти.

— Вот упрямая... — выдохнул он.

Он встал, вышел из юрты и почти сразу столкнулся с Бату.

— Она в порядке? — спросил воин, взглянув в сторону юрты.

— У неё жар, — отрезал Арслан.

Бату хмыкнул.

— И что ты собираешься с ней делать? Таскать всюду за собой?

Арслан медленно повернул голову и исподлобья посмотрел на мужчину.

— Ты снова хочешь, чтобы я поставил тебя на место, Бату?

Воин усмехнулся, но сразу отвёл взгляд.

— Да я просто... — Он махнул рукой. — Забудь.

Арслан не стал больше говорить. Он направился туда, где травница сушила пучки целебных растений.

— Дай мне что-то от жара, — потребовал он.

Старуха смерила его цепким взглядом, но промолчала, протягивая мешочек с сушёными листьями.

— Заваришь в кипятке, дашь выпить, — сказала она.

Арслан взял травы и поспешно вернулся в юрту.

Айсу лежала так же, укутанная в шкуры. Волк уже устроился у её бока, его тёплое тело чуть подрагивало, согревая её.

Арслан опустился рядом, развернул мешочек с травами, бросил горсть в котелок с горячей водой. Пахнуло горечью и чем-то терпким.

Айсу зашевелилась, веки её дрогнули, но она не открыла глаза.

— Пей, — негромко приказал он, приподнимая голову девушки.

Она попыталась отвернуться, но он настойчиво поднёс чашу к её губам.

— Айсу, пей говорю.

Она слабо вздохнула и всё же сделала несколько глотков. Арслан смотрел, как краснота уходит с обветренных щёк, как понемногу перестаёт дрожать её хрупкое тело.

Волк плотнее прижался к ней, согревая.

— Упрямая, — повторил Арслан одними губами.

Но в его голосе больше не было раздражения.

Арслан вышел из юрты, глубоко вдохнув морозный воздух. Снег больше не падал, но небо оставалось низким, серым, обещая новый буран в скором времени. Ветер гулял между юртами, раскачивал привязанные к шестам амулеты, тихо завывал в кожаных покровах шатров.

Он быстро осмотрел стоянку. Все юрты были поставлены, кони привязаны, люди заняты делами. Воины готовили стойбище к холодной ночи, женщины варили горячий бульон, возились с детьми. Все было на своих местах.

Хан подошел к костру, где сидел старик, заведовавший запасами.

— Дай мне еды, — бросил он коротко.

Старик покосился на него, но промолчал, молча протянув деревянную чашу с горячим бульоном и лепёшку.

— Еще одну, — сказал Арслан.

— Для кого? — хитро поинтересовался старик.

Арслан не ответил, цокнул языком и протянул руку за ещё одной миской. Старик молча отдал хану вторую порцию бульона, от лепёшки Арслан отказался. Сомневался, что у шаманки были силы что-то жевать, бульон бы хоть выпила. В раздумьях мужчина направился обратно к своей юрте.

Когда он вошёл, тепло ударило в лицо. Огонь горел ровно, волк свернулся клубком у шкуры, но время от времени поднимал голову, наблюдая за Айсу.

Айсу металась в бреду, её лоб был горячим, губы пересохли, видимо жар не до конца оставил её. Она дышала тяжело, прерывисто, словно боролась с невидимой тенью, что сжимала её в своих холодных пальцах.

Арслан сидел рядом, наблюдая за тем, как она ворочается, шепча что-то едва слышное.

— …львенок…

Сердце хана пропустило удар.

Он невольно наклонился ближе.

— Что? — Одними губами прошептал хан, надеясь, что шаманка его услышит, даст ответ.

Айсу что-то пробормотала снова, но слова были смазаны, будто сорваны ветром.

— …спасённый львенок…

Арслан сжал челюсти, почувствовав странный, непонятный укол в груди.

«Львенок».

Почему её голос, едва различимый, заставил в нём что-то дрогнуть?

Что-то смутно знакомое проскользнуло в глубине сознания, но он не мог ухватить это воспоминание, как будто оно было скрыто густым туманом.

Её лицо… голубые глаза, потрескавшиеся губы, волосы, заплетённые в тонкие косички …

Он знал её?

Нет, не мог.

Он бы запомнил, если бы встречал такую женщину.

Но почему тогда её голос, её слабый, ломающийся шёпот, будто зацепился за что-то глубоко в его душе?

Арслан провёл рукой по лицу, пытаясь отогнать это странное чувство. Сейчас было не время разгадывать загадки.

Она горела, её тело било ознобом, и если он не согреет её, то к утру жар может только усилиться.

Это моя вина — не переставал корить себя мужчина.

Но сейчас думать было некогда.

Она горела.

Её лицо снова раскраснелось от жара, дыхание стало тяжелее. Он знал, что согревать человека в таком состоянии нужно теплом другого тела.

И сейчас это был единственный выход.

Арслан выругался сквозь зубы, расстёгивая ремни одежды. Снял меховой плащ, сбросил рубаху.

Волк поднял голову, настороженно посмотрел на него.

— Не рычи, — тихо сказал Арслан.

Он лег рядом с Айсу, осторожно укутал их обоих шкурами, обнял её, прижимая к своему телу.

Арслан прижался щекой к её виску, ощущая её дрожь.

— Тише, — пробормотал он, не зная, обращается ли к ней или к самому себе.

Тепло его тела постепенно начало согревать её. Но вместе с этим появилось странное, почти щемящее чувство в груди. Как много он не понимал в этой женщине. Как много не знал о ней.

А она… помнила его.

Ночь тянулась бесконечно.

Айсу несколько раз просыпалась, металась, шептала что-то невнятное, а он снова и снова поил её отваром, придерживая её голову и убеждая сделать хотя бы несколько глотков. Губы её потрескались до крови, а дыхание было таким слабым, что казалось, ещё немного и оно вовсе исчезнет.

7

К рассвету жар наконец спал. Дыхание стало ровнее, а тело шаманки больше не билось в ознобе.

Айсу свернулась калачиком, словно ребёнок, и уснула крепко, глубоко, уткнувшись лбом в его грудь.

Арслан смотрел на неё, молча.

Где-то вдалеке клекотали вороны, перекликались дозорные, и ветер, всё такой же беспощадный, трепал стены юрты. Но здесь, в этом маленьком пространстве, скрытом от мира, царила тишина.

***

Снег не прекращался уже третий день.

Небо нависло над степью тяжёлыми свинцовыми тучами, превращая день в сумерки. Ветер гнал хлопья снега по земле, накрывая всё вокруг белой пустотой. В таких условиях двигаться дальше было невозможно — слишком велик риск потерять стариков, детей и слабых животных.

Айсу проспала два дня подряд.

Арслан почти не отходил от неё. Он поил её отварами, заставлял сделать хотя бы несколько глотков горячего бульона. Постепенно цвет начал возвращаться в её лицо, дыхание стало ровнее, а воспалённые раны начали затягиваться.

Но хан всё равно не находил себе места.

Каждый раз, когда её глаза оставались закрытыми слишком долго, он ловил себя на том, что прислушивается, дышит ли она? Не жар ли снова приковал её к разгорячённым снам?

Вечером у костра собрались мужчины.

Ветер выл, шурша в натянутых верёвках юрт, но пламя костра разгоралось, отбрасывая тёплый свет на суровые лица степных воинов.

— Так дальше нельзя, — тяжело вздохнул один из старейшин, укутываясь в меховую накидку. — Мы должны двигаться.

— В снегопад? — резко отозвался Бату. — Ты хочешь потерять половину племени в этих сугробах?

— А что делать? — подал голос кто-то ещё. — Здесь мало корма для скота. Если останемся, часть лошадей и овец начнёт дохнуть.

— Но и тронемся в путь, старики и дети замёрзнут по дороге. Мы застряли, — хмуро подытожил Арслан, протянув к огню руки.

Мужчины тяжело замолчали, осознавая, насколько шатким стало их положение.

Ночной ветер гулял среди юрт, завывая в тонким проемам и трепля полы натянутых шкур. Ветер приносил с собой запах снега, смешиваясь с дымом костра. Мужчины сидели, низко наклонив головы, обдумывая положение, в котором оказались.

И тут что-то изменилось.

Тишина, в которой рождались их тревожные мысли, будто натянулась, застыла в ожидании. Огонь вспыхнул ярче, затрещал, словно встревоженный чем-то невидимым.

Костёр осветил фигуру, приближающуюся к ним.

Айсу.

Она шла босиком по снегу, но её походка оставалась лёгкой, будто ступала не по мягкому снегу, а по воздуху. Длинные волосы разметались по плечам, среди спутанных прядей поблёскивали бусины, колыхались вплетённые перья. Тонкие косы, завязанные кожаными шнурками, ложились на плечи, спускались по спине. Лёгкая нательная рубашка развевалась

Пламя плясало в её ясных, небесно-голубых глазах, и они казались бездонными. В её взгляде было что-то такое, от чего у каждого, кто видел её сейчас, по спине пробегал холод.

Губы Айсу шевелились, но слов нельзя было разобрать. Она говорила не для людей.

Первыми встрепенулись птицы. Они, до этого забившиеся в укромные места, разом сорвались, закружились над стойбищем, рассыпаясь тёмными силуэтами на фоне ночного неба.

Где-то вдалеке, за пределами стоянки, протяжно завыл волк. Ему тут же ответил другой — тише, настороженно.

Айсу остановилась у костра.

Ни один из мужчин не сдвинулся с места. Никто не осмелился спросить, зачем она пришла, что делает.

Огонь снова взметнулся выше, словно приветствуя её.

Она подняла бубен, и первый удар кельтом по туго натянутой кожи отозвался в воздухе низким, вибрирующим звуком.

Будто сама степь вздохнула в ответ.

Затем второй.

Третий.

Айсу сделала шаг, потом ещё один, её тело мягко, плавно двигалось в такт ритму.

Шаг. Вдох. Удар. Шаг. Вдох. Удар.

Движения её становились всё быстрее, но в них оставалась завораживающая грация, как у хищницы, как у ветра, что играет среди трав. Она кружилась, её рубаха вздымалась в воздухе, ноги ступали по снегу легко, но точно.

Айсу била в бубен всё сильнее, и его звук, будто раскаты грома, летел над стойбищем. Голоса духов отзывались в её горловом пении — глубоком, пронизывающем, необъяснимом.

Люди выходили из юрт, становились в круг, смотрели как завороженные. Забыли о холоде, о страхе перед снегопадом, о тревогах.

Забыли обо всём.

Айсу больше не была хрупкой, ослабленной девушкой, что ещё недавно лежала мучаясь от жара.

Сейчас перед ними стояла шаманка.

Сильная. Грозная.

Проводник между мирами.

Дитя степи, ветров и духов.

Но в один миг всё прекратилось. Так же резко, как и началось.

Айсу застыла.

Бубен выпал из ослабевших пальцев, упал в снег. От её тела шёл пар, кожа горела от жара, руки обессиленно опустились.

Она пошатнулась. Хан шагнул вперёд, подхватил её прежде, чем она успела упасть. Тишина, что опустилась на стойбище, была оглушающей.

Все молчали. Никто не смел произнести ни слова.

Айсу лежала в руках Арслана, её ясные, небесно-голубые глаза были широко распахнуты. Они смотрели прямо в его.

И наконец, она заговорила.

— Ты не видишь, — голос её был хриплым, но каждое слово звучало чётко. — Но опасность уже близко.

Арслан смотрел на неё, хмурясь.

— О чём ты?

Айсу закрыла глаза на мгновение, будто пытаясь собраться с силами и мыслями.

— Ты молод, хан. Слишком юн. И твоё племя слабо.

Вокруг зашевелились. Мужчины начали перешёптываться, но никто не осмелился заговорить вслух.

— Я не слаб, — голос Арслана прозвучал твёрдо.

Айсу вновь открыла глаза, её взгляд был пронзительным.

— Другие думают иначе.

Арслан крепче сжал её, чувствуя, какая маленькая она в его руках.

— Кто?

Шаманка чуть приподнялась, ухватившись за ворот его одежды.

— Те, кто хочет сломать тебя. Те, кто хочет отнять у тебя всё. Твоих женщин. Твоих людей. Твою силу.

8

Племя не разошлось. Люди всё ещё стояли у костра, оживлённо переговариваясь, и, когда хан появился, шум сразу утих.

— Это всё сказки! — резко бросил один из стариков, вставая с места. — Шаманка могла сказать всё, что угодно! Разве можно ей верить? Она чужачка!

— Её слова не лишены смысла, — возразил другой, задумчиво поглаживая бороду. — Зима не время для войны. Но чужаки не племена степи. Они не знают наших законов.

— Да какие чужаки? — фыркнул молодой воин, глядя на собравшихся. — Кто пойдёт сюда, в холод, в снег? Чужаки боятся степи.

— Ты это знаешь? — голос Арслана прозвучал ровно, но в нём чувствовалась скрытая угроза.

Молодой воин неуверенно посмотрел на хана, но, встретившись с его тяжёлым взглядом, отвёл глаза.

— Возможно, она просто мстит, — подал голос кто-то из толпы. — За то, что ты избил её плетью.

Сердце Арслана сжалось. Он сам думал об этом, но что-то внутри подсказывало: Айсу не та, кто станет мстить так.

Она могла проклясть его, могла убить его, когда он лежал рядом, могла сделать что угодно…

— Если она хотела мести, она могла поступить иначе, — твёрдо сказал хан. — Айсу не враг нам.

— Но и другом не стала, — пробурчал кто-то.

Арслан промолчал. Он сам точно не знал, кто она. Не знал, почему судьба привела её сюда, в его племя. Но чувствовал, что её появление не случайность.

— Мы не станем слепо верить её словам, — сказал он наконец, окинув взглядом всех мужчин. — Но и отвергать их тоже не будем.

— Что ты предлагаешь, хан?

Арслан посмотрел в огонь. Языки пламени взвивались в ночное небо, отражаясь в его глазах.

— Мы подготовимся.

Тон его голоса не позволял возражений.

Разговоры у костра не утихали ещё долго. Мужчины на перебой спорили, одни говорили, что шаманке нельзя верить, другие что её слова не были случайными, а значит, духи действительно шепнули ей что-то важное. Кто-то сомневался, кто-то боялся, а кто-то уже начинал мысленно готовиться к худшему.

Но спорить можно было бесконечно, а ночь продолжала идти своим чередом. Постепенно мужчины стали расходиться, скрываясь в своих юртах. Хан остался последним, ещё несколько минут смотрел на огонь, слушая, как ветер гонит по степи снежную пыль. Потом медленно поднялся, бросил последний взгляд на затихшее стойбище и направился к своей юрте.

Внутри было тихо.

Айсу мирно спала, зарывшись в шкуры, её лёгкое дыхание почти не слышалось. У ног девушки лежал его волк, свернувшись клубком. Он приоткрыл глаза, посмотрел на хана, но даже не пошевелился, лишь тихо вздохнул и снова уснул.

Арслан ещё немного посидел у очага, наблюдая за пляской огня, думая обо всём, что произошло за этот день. Девушка была странной. Она казалась слабой, но в то же время её сила духа поражала. Сложно было понять, кто она на самом деле – всего лишь шаманка или нечто большее?

Огонь потрескивал, тепло наполняло юрту, но хан чувствовал себя холодным изнутри.

Наконец, он подкинул в очаг сухих веток, снял с себя одежду и лёг под шкуры, осторожно прижимаясь к девушке со спины. Её тело было тёплым, но он чувствовал, какая она хрупкая – будто совсем высохла за эти дни болезни.

Айсу внезапно издала тихий смешок.

— Что, хан, изголодался по женскому теплу? Раз так и льнёшь к моему телу? – её голос прозвучал ехидно, но был ещё хриплым после болезни.

Арслан дёрнулся, как будто его ударили. Он не сразу нашёлся, что сказать.

— Это не то, что ты думаешь… – буркнул он, отстраняясь.

Девушка медленно развернулась, её ясные глаза изучающе смотрели на него.

— Пора бы тебе своей женщиной обзавестись, хан, – спокойно сказала она, не моргая. – А не искать утешения в руках бродячих шаманок.

Арслан напрягся. Он ожидал чего угодно: насмешки, раздражения, даже равнодушия, но не этих слов.

И тогда он сделал то, чего Айсу точно не ожидала. С вызовом посмотрел ей в глаза, резко схватил её за подбородок и наклонился ближе.

— Вот тебя и сделаю своей женой, шаманка, – горячо прошептал он.

Внутри Айсу что-то сжалось. Он видел, как в её глазах мелькнула тень но что это было? Испуг? Негодование? Или что-то другое?

Но шаманка не подала виду. Лишь отмахнулась от него, как от назойливой мухи.

— Глупый ты, хан, – лениво бросила она. – Я принадлежу лишь духам и степи.

После этих слов она отвернулась, зарылась глубже в шкуры и, не глядя на него, сказала через плечо:

— Спи, хан. Береги силы для другого.

Арслан молчал.

Сердце его бешено колотилось в груди. Сам не понял, как выпалил эти слова. И почему? Азарт? Желание сломать её?

Он не знал.

Но сейчас он действительно думал о том, чтобы сделать эту вольную птицу своей женщиной.

Он снова обнял её, прижав к себе.

Айсу ничего не сказала. Не отстранилась.

Ночь шла своим чередом. Тёплое дыхание двух тел под шкурами смешивалось, согревая друг друга. Хан спал неглубоко, время от времени пробуждаясь, будто боялся, что шаманка исчезнет, если он потеряет бдительность. Но она оставалась рядом, дышала ровно, и тогда он снова погружался в дрему.

К утру снегопад стих. Серое небо ещё хмурилось, но уже не спускало на степь белые хлопья.

Стойбище ожило.

Мужчины разбирали юрты, ловкими движениями скатывали войлочные покрытия, связывали шесты, готовили нарты для перевозки. Женщины быстро и умело укладывали поклажу, надёжно закрепляя её на нартах. Повсюду бегали дети, мешаясь под ногами, визжа от восторга, когда их подбрасывали на спины лошадей. Лошади тревожно били копытом, чуя предстоящее путешествие, ржали, мотая головами. Псы носились среди людей, нюхали снег, ловили друг друга за загривки.

Племя готовилось к дороге.

Из юрты хана вышла Айсу.

Теперь она больше не выглядела больной и слабой. На ней была традиционная женская одежда – длинное светлое платье, поверх которого шла расшитая узорами меховая шубка. На ногах тёплые кожаные сапоги, на голове меховая шапка, защищающая от холода. Волосы, буйные и непокорные, были заплетены в несколько тонких косичек. Ветер играл с её волосами, словно напоминая ей, что степь всегда рядом, всегда зовёт.

9

Хан ещё некоторое время стоял, глядя в спину удаляющейся шаманки. Его руки были сжаты в кулаки. В груди клокотало что-то тёмное, горячее, необузданное, как сам ветер степи.

— Аяз! Нарез! — выругался он сквозь зубы, едва сдерживаясь, чтобы не рвануть за ней.

Айсу. Дикая, непокорная женщина. Чем больше он её узнавал, тем сильнее было его желание подчинить её. Сделать своей. Но она ускользала, словно песок сквозь пальцы.

Сборы племени завершались.

Последние узлы были затянуты, пожитки упакованы. Женщины, дети и старики устроились на нартах, надёжно укрытые мехами. Мужчины уже сидели в седлах, натягивали поводья, проверяли оружие.

Хан обвёл стойбище взглядом. Всё было готово.

Чуть поодаль в седле своей белоснежной лошади сидела Айсу. Её волосы развевались на ветру, в солнечном свете они казались пламенем, разбавленным золотыми бликами. Волк Арслана снова был рядом с ней. Последние дни зверь всё чаще держался именно возле шаманки, будто признавал её своей хозяйкой.

Арслан нахмурился. Это тоже раздражало. Но сейчас было не время думать об этом.

Он поднял руку и дал сигнал. Племя тронулось в путь.

Шаманка скакала на своей лошади, легко и свободно, будто родилась в седле. Её звонкий голос то и дело подгонял кобылу, влекомый ветром. Она то скрывалась из виду, уносимая стремительным аллюром, то снова проносилась рядом, смеясь, будто сама степь пела её устами.

И каждый раз, когда она вновь появлялась перед его глазами, сердце хана сжималось от странного, мучительного ощущения.

Будто её дух был неуловим. И всё, что ему оставалось — это наблюдать, как она уходит, смеясь ему в лицо.

Они были в пути уже полдня, когда вдали показался табун сайгаков. Грациозные создания мирно паслись у склона холма, не подозревая, что за ними наблюдают хищники в обличье людей.

— Хорошая добыча, — негромко заметил Бату, прищурившись.

— Берём самых крупных, — коротко бросил Арслан, направляя коня вперёд.

Они двинулись ровным строем, приближаясь к животным, затем, по сигналу хана, пришпорили коней и рванули галопом, на ходу вытаскивая из колчанов стрелы, натягивая тетивы.

И вдруг…

Мимо вихрем пронеслась всадница.

Айсу.

Лёгкая, стремительная, точно степной ветер. Она промчалась рядом, звонко смеясь, её волосы развевались за спиной, а лёгкие полы шубки хлопали по седлу.

Животные всполошились и сорвались с места, исчезая в облаке снежной крошки.

— Айсу! — рявкнул Арслан, но девушка только кинула на него лукавый взгляд через плечо и, круто развернув лошадь, помчалась прочь.

Хан стиснул зубы.

— Проклятая балыкчи… — глухо выдохнул он и пришпорил вороного, бросаясь в погоню.

Она ускользала от него, уверенно направляя коня между холмами и оврагами, казалось, будто её лошадь не касалась земли. Арслан низко пригнулся к гриве, пришпорил вороного, заставляя того выложиться на полную.

Поначалу девушка была недосягаема.

Но потом вдруг остановилась.

Она медленно повернулась к нему. Лёгкая, грациозная, как лесная лань, с лукавой улыбкой на губах и пляшущими в глазах искрами.

— Ну что, хан? Не догнал?

Голос её был лёгким, насмешливым, но в нём слышалась откровенная провокация. Арслан резко натянул поводья, его конь встал на дыбы, фыркая паром. Взгляд хана, чёрный, как ночь, прожигал девушку насквозь.

Ему хотелось сорвать с её лица эту надменную ухмылку. Хотелось заставить её дышать тяжело, без сил.

Он спрыгнул с коня и одним рывком сдёрнул её вниз, и повалил в снег.

Айсу вскрикнула, но не от страха, от неожиданности.

Его руки прижимали её к земле, горячее дыхание обжигало лицо.

— Ты играешь с огнём, шаманка, — голос его был низким, хрипловатым, пропитанным глухой яростью.

Но девушка не испугалась. На её губах всё ещё играла насмешка, но дыхание уже сбилось, щеки порозовели от холода или… от чего-то другого.

Он наклонился ближе. Слишком близко. Её губы — потрескавшиеся, чуть припухшие, были в каких-то жалких сантиметрах.

Хан наклонился и едва заметно коснулся их, но девушка резко отвернула голову.

— Так просто, хан? — в голосе её была ядовитая усмешка.

Арслан стиснул зубы, но не отступил. Провёл носом по её скуле, выдохнул в шею. Чувствовал, как она вздрогнула. Её грудь тяжело вздымалась, но она по-прежнему смотрела на него снизу вверх с тем же насмешливым огоньком в глазах.

— Разве ты хан, если берёшь женщину, что не принадлежит тебе?

Он сжал пальцы на её запястье, но вместо ответа наклонился снова, намереваясь забрать этот дерзкий поцелуй, но Айсу снова увернулась.

Лёгкий смешок опять сорвался с её губ, хлестнул по самолюбию хуже удара плетью.

Арслан резко отстранился.

Гнев заполнил его грудь.

— Будешь принадлежать.

Айсу рассмеялась, звонко, как серебряные колокольчики, но в этом смехе ему вдруг почудился страх.

Или это был его страх?

Его пальцы горели там, где касались её кожи, дыхание ещё не выровнялось. Мужчина вскочил на коня и, не оборачиваясь, рванул обратно к племени, оставляя её лежать в снегу, такую хрупкую и такую опасную.

Айсу лежала в снегу, широко распахнув глаза, тяжело дыша. Холод пробирался под одежду, но жар, что пылал внутри, не давал ему полностью овладеть её телом. Сердце гулко билось в груди, точно загнанная птица билась в клетке. Она медленно подняла руку и коснулась губ.

Они горели.

Его дыхание все ещё было на её шее…

— Акмак… — прошептала она.

Но даже в собственном голосе не услышала уверенности. Он чуть не поцеловал её.

Нет.

Он хотел её. Хотел по-настоящему, по-мужски, с той дикой, необузданной силой, от которой в груди рождался не только страх, но и что-то другое…

Она не должна этого хотеть. Она не должна была позволить ему чувствовать себя победителем.

Айсу шумно выдохнула и, резко вскочив на ноги, запрыгнула в седло. Лошадь тревожно фыркнула, но девушка решительно пришпорила её, направляясь обратно к племени.

10

Арслан ехал впереди, не замечая ни племени, ни своего вороного, что нервно поводил ушами, ни густых облаков, что вновь начали затягивать небо.

Внутри него бушевал огонь. Его грудь вздымалась от бешеного дыхания, а пальцы всё ещё помнили ощущение её тела, её тонкого запястья, её тёплой, нежной кожи.

«Будешь принадлежать».

Он сказал это в порыве злости, но сейчас, повторяя про себя эти слова, чувствовал, что они стали истиной.

Он сделает её своей.

Так или иначе.

Сердце глухо билось в груди, требуя одного: сделать эту женщину — дикую, непокорную, ускользающую — своей.

До конца.

Без права на бегство.

Но стоило ему вернуться в племя, как внутренний огонь столкнулся с ледяной стеной.

Бату уже ждал его.

— Ты бросил охоту, — прорычал он, в упор глядя на хана.

— Мы взяли двух сайгаков, — Арслан спешился, с трудом беря себя в руки.

— А могли взять больше. Но шаманка, — Бату почти сплюнул это слово, — решила, что можно играть в свои игры.

Мужчины вокруг замерли, наблюдая за разговором.

— А ты, хан, сорвался за ней, забыв обо всём.

Арслан смерил его тяжёлым взглядом.

— Я не отчитываюсь перед тобой, Бату.

— Нет, ты хан, — голос Бату был твёрдым, как высохшая степь, — но пока что я вижу мужчину, которого кружит вокруг женщины.

Глаза Арслана сверкнули.

— Подумай о племени, — не унимался Бату. — Или она встала у тебя перед глазами так, что ты уже никого не видишь?

— Ты хочешь сказать, что я ставлю её выше всех?

Бату не ответил, но его молчание было красноречивым. Напряжение между ними натянулось, как тетива.

Мужчины вокруг замерли.

Арслан медленно шагнул ближе.

— Ты ставишь под сомнение мой разум?

— Я ставлю под сомнение твои решения, хан.

Ветер сдул снег с конских грив, наполняя воздух звенящей тишиной. Бату смотрел прямо в глаза Арслану, не отводя взгляда, и это было почти открытым вызовом. Рука хана дрогнула, почти инстинктивно потянувшись к рукояти меча.

Но в этот момент кто-то кашлянул, кто-то натянул поводья, и степь, будто сама вмешавшись, вернула их обоих в реальность.

Арслан отступил первым.

— Племя выдвигается, — резко бросил он и, развернувшись, шагнул к своему коню.

Но внутри всё ещё горел огонь.

Огонь, подожжённый Айсу.

Племя двигалось дальше, оставляя за собой длинный след копыт и полозьев. Снегопад стих, но степь всё ещё оставалась укутанной в холодный саван, тишина которого нарушалась лишь завыванием ветра да ржанием лошадей.

Арслан сидел в седле, но мысли его были далеко. Злость кипела в нём, клокотала, как взбесившийся поток весеннего паводка.

Бату. Айсу. Сам он.

Каждый из них добавил по капле в этот огонь, что теперь сжигал его изнутри.

Бату посмел бросить ему вызов перед всем племенем. Да, он не вытащил клинок, но слова его были не менее острыми. И хуже всего было то, что часть племени поддерживала его, пусть и молча.

Айсу.

Дикая, как сама степь, свободная, как птица, вольная, как ветер.

Она ускользала от него, смеялась в лицо, не боялась его гнева, не подчинялась его воле. И всё же что-то в ней влекло его, как путника манит мираж в знойном воздухе.

И наконец, он сам.

Что он делает? Почему эта шаманка занимает его мысли больше, чем его собственное племя? Почему его пальцы до сих пор помнят ощущение её тонкого тела? Почему его сердце предательски сжимается каждый раз, когда она смеётся?

Он стиснул челюсти.

Больше не будет этих игр.

Он разожмёт её пальцы, которыми она держит свою свободу, и она сама захочет принадлежать ему.

Племя двигалось вперёд, пока, наконец, они не нашли подходящее место для ночлега.

Равнина у подножия холма, защищённая с трёх сторон естественными преградами. Достаточно места для юрт, достаточно корма для лошадей, достаточно веток для костров.

— Здесь.

Слово хана было коротким, но его было достаточно.

Мужчины спешились, женщины уже начали развязывать тюки с принадлежностями для юрт. Дети бегали вокруг, возбуждённые сменой места. Лошади тревожно били копытами, чуя свежий снег под ногами.

Арслан спешился, кинув поводья подбежавшему мальчишке, и оглядел лагерь.

Айсу стояла чуть поодаль, возле своей белоснежной лошади, задумчиво поглаживая её шею. Её длинные волосы развевались на ветру, бубен всё ещё висел на её седле, а волк Арслана снова лежал рядом с ней, в её тени.

Он нахмурился.

Она становилась его головной болью.

Юрты уже стояли, костры горели, разгоняя тьму, воздух был пропитан запахом свежего мяса и дыма. Женщины суетились у очагов, разделывая сайгаков, готовя ужин, перебрасываясь короткими фразами. Мужчины проверяли оружие, чистили луки, осматривали коней, тихо переговаривались между собой. Дети носились между юртами, смеясь, иногда спотыкаясь о глубокий снег. Казалось, племя наконец-то нашло временный покой, но напряжение витало в воздухе, словно перед бурей.

Арслан стоял чуть поодаль, наблюдая за суетой с холодным выражением лица, но внутри всё ещё кипела злость. Бату, Айсу, сам он — всё это за день накопилось и не давало покоя. Гнев, раздражение, досада. И ещё что-то, чего он не хотел признавать.

Айсу.

После долгого дня он ожидал увидеть её в своей юрте. Должен был. Но, когда вернулся, её там не оказалось. И волк тоже исчез. А его-то не так легко было увести.

Хан вышел наружу, обвёл взглядом лагерь и вскоре заметил её. Юрта знахарки. Она сидела там, укутанная в шкуры, рядом примостился её белый зверь.

Арслан медленно сжал кулаки.

Она осталась там.

Упрямая, дикая, дерзкая девка. Она не считала его своим ханом? Ей не было места в его шатре? Он не собирался заставлять. Не собирался приказывать. Не собирался даже говорить ей об этом.

Просто развернулся и вошёл в свою юрту, пытаясь убедить себя, что ему всё равно.

Но это было не так.

11

Арслан сжал кулаки. Глаза хищно скользнули по её фигуре, и внутри что-то вспыхнуло. Жарко, резко, неудержимо. Он мог бы взять её здесь и сейчас, грубо, показать свою силу. Но вместо этого:

— Одевайся, — прорычал он, стиснув зубы.

Шаманка звонко засмеялась.

— Почему? Разве я тебе не нравлюсь?

Хан шагнул к ней, девушка не отпрянула, наоборот, чуть приподняла подбородок, продолжая смотреть в его тёмные глаза.

Пламя плясало в её взгляде.

Мужчина стиснул зубы, подавляя всё, что горело в нём в этот момент. Развернулся, резко, с силой, откинул полог юрты и шагнул в ночь.

Степной воздух обдал холодом. Но не мог погасить тот огонь, что бушевал в его крови.

Ночь была холодной, ветер завывал над степью, теребил покосившиеся деревянные столбы, на которых висели высушенные шкуры. Над племенным станом висела полная луна, озаряя заиндевевшую землю бледным серебром.

Арслан, едва оказавшись снаружи, остановился.

Злился.

На неё.

На себя.

На этот жар в груди, что не гас даже под пронизывающим степным ветром.

Он ходил туда-сюда, словно зверь, загнанный в клетку. Сжал кулаки, стиснул зубы. Потом, не зная, куда девать этот огонь, направился к стойлу. Проверил лошадей, пробежался по стану, глухо отвечая мужчинам, что дежурили у границ стоянки.

Но в конце концов снова оказался у своей юрты. Нахмурился, провёл рукой по лицу, покачал головой. И всё-таки шагнул внутрь. Тепло костра мягко окутало его, запах трав, шерсти, золы.

Айсу уже спала.

Закуталась в шкуры, как ребёнок, спрятавшись от холода и мира. Догорающие угли очага освещали её лицо.

Ровный нос, чуть приоткрытые губы, дыхание тёплое, лёгкое. Лоб разгладился, исчез этот привычный насмешливый прищур, который она так часто ему показывала.

Сейчас она была совсем другой. Не шаманкой. Не дикаркой, бросающей ему вызов на каждом шагу.

Просто девушкой.

Его девушкой.

Эта мысль прошлась по телу горячей волной, заставляя сердце вновь пылать.

Он медлил. Снял пояс с ножом, скинул меховую накидку, сапоги. Остался в одних штанах, но всё равно не решался лечь рядом.

Но в конце концов он сдался. Медленно, осторожно опустился на шкуры, чувствуя её дыхание, её тепло.

И вдруг Айсу перевернулась во сне. Легла на бок.

К нему.

А затем, будто ведомая древними духами, обняла его. Сердце хана глухо забилось о рёбра.

Хан долго лежал, не двигаясь, слушая ровное дыхание Айсу, вдыхая слабый запах трав, её кожи, шкур. Тепло её тела расслабляло, убаюкивало, и в какой-то момент веки его стали тяжёлыми.

Он уснул.

Степь стонала. Небо было багряным, словно кто-то располосовал его, выпустив кровь.

Воздух пропах гарью.

Маленький хан стоял босыми ногами на замёрзшей земле, а вокруг него рушился его мир.

Юрты горели, пламя лизало шкуры, дым поднимался ввысь, застилая небо. Женщины кричали, прижимая к себе детей. Лошади метались, рвались с привязи, били копытами по замёрзшей земле. Мужчины сражались, но падали один за другим, пронзённые копьями.

Он был юн.

Глуп.

Испуган.

Руки дрожали, пальцы не могли крепко сжать меч. Всё было слишком быстрым, слишком резким. Страшным. Ветер нес крики, лязг оружия, запах крови.

— Беги! — кто-то крикнул ему, толкнул в спину.

Но он не мог.

Мать. Где она? Он видел её за дымом, за огнём. Она метнулась в сторону, к нему, но кто-то схватил её за волосы, дёрнул назад.

— Нет!

Он бросился вперёд. Но было поздно, сталь блеснула в багровом свете, меч вошёл в её тело. Глубоко. Он видел, как она захрипела, как её губы дрогнули, будто хотели что-то сказать. Как её рука потянулась к нему.

— Мама!

Крик разорвал горло. Он кинулся к ней, но не успел. Тело уже падало, глаза гасли. А потом чёрная лошадь галопом промчалась по её груди, и он услышал глухой треск рёбер.

Мир рушился. Рухнул и он. Кто-то ударил его, сильно, по затылку, и тьма жадно сомкнулась вокруг него, затягивая, топя.

Он задыхался.

Он кричал.

Он рвался обратно.

— НЕТ!

Хан резко дёрнулся и проснулся. Воздух тяжёлый, грудь сдавило, дыхание сбивчивое, сердце колотится, будто вырваться хочет.

Темнота юрты мягкая, тёплая, неглухая. Рядом догорали угли очага, бросая красноватые отблески на стены.

И было тепло, не только от шкур.

От неё.

Рука шаманки касалась его запястья. Лёгкое, осторожное прикосновение. Он повернул голову.

Айсу.

Сидела рядом, молчаливая, спокойная. Никакой насмешки, никакого презрения. Просто смотрела. Понимающе. Она увидела те тени, что жили в его сердце. Увидела, как на его ресницах блестят редкие капли.

Слёзы.

Глупо.

Стыдно.

Но…

Она не сказала ни слова. Просто села ближе. Её руки мягко легли на его голову, зарылись в волосы, осторожно притягивая к себе. И он не сопротивлялся. Щекой прижался к её груди, слыша, как ровно бьётся её сердце.

Её пальцы мягко прошлись по его волосам.

— Это всего лишь сон… — прошептала она, убаюкивающе.

И глаза Арслана сомкнулись. Глубокий вдох. Терпкий запах трав.

Тепло.

— Спи, львёнок…

Слово резануло слух.

Снова. Но он не спросил. Просто сдался. И в этот раз сон пришёл легко.

Без боли.

12

Хан проснулся резко, как будто его толкнули в спину. Он жадно вдохнул воздух, словно вынырнул из-под воды. В груди ещё отдавался глухой отголосок ночного кошмара, но реальность быстро его рассеяла.

В юрте было тихо. Он провёл рукой по лицу, отгоняя остатки сна, повернул голову.

Айсу не было.

Шкуры, где она спала, были холодными. Хан сжал зубы, мгновенно вспыхнув от злости.

Снова убежала?

Он резко отбросил шкуры, вскочил, натягивая одежду.

Где она?

Он шагнул к выходу, яростно раздвинул полог юрты, готовый метать гром и молнии.

Но его гнев тут же растаял.

Айсу была здесь. Она стояла рядом с пожилой женщиной, склонившись к шкурам, помогала их укладывать. Её длинные волосы, заплетённые в тонкие косы с бусинами и перьями, чуть трепал ветер. Она что-то тихо говорила, и старая женщина улыбалась ей в ответ.

Хан медленно выдохнул, чувствуя, как с него спадает напряжение и злость.

Глупец.

Зачем он снова подумал, что она сбежала?

Она всё ещё здесь.

Возле его юрты.

В его племени.

Его.

— Арслан-хан, — раздался за спиной голос Баты.

Арслан скривился, не был он настроен сейчас разговаривать с товарищем.

— Что?

— Надо обсудить маршрут.

Хан поморщился и ещё раз взглянул на шаманку.

Айсу что-то сказала старухе, вытерла ладони об одежду, словно стряхивая снег, и подняла голову, встретившись с ним взглядом. Ясные, небесно-голубые глаза смотрели на него внимательно, спокойно, без намёка на ночную близость.

Будто ничего не было. Будто она не гладила его по волосам, не прижимала к себе. Он хмыкнул, отвернулся и махнул Бате:

— Пойдём.

Они двинулись к остальным мужчинам, что уже собрались у костра. Племя должно было двигаться дальше.

Но теперь всё осложнилось. Одна из женщин была на сносях. И ребёнок мог появиться на свет в любую минуту.

Мужчины сидели у костра, согревая руки над огнём, от которого пахло дымом и свежими углями. Вокруг уже начинались последние приготовления к дороге: лошади нетерпеливо били копытами, женщины собирали вещи, закрепляя тюки на нартах, дети суетились у матерей.

Мужчина оглядел своих людей. Они ждали его решения.

— Дорога дальше будет тяжёлой, — заговорил Бату, нахмурившись. — Снег глубокий, и если он опять пойдёт, нас может засыпать.

— Если останемся, нас всё равно завалит, — подал голос кто-то из охотников. — Здесь не место для долгой стоянки.

— Да, но у нас проблема, — мрачно вставил старший воин. — У Аруке вот-вот начнутся роды.

Разговоры тут же стихли.

Арслан сжал челюсти.

— Сколько у нас есть времени? — спросил он.

— Может, день, может, два, — отозвалась старая женщина, сидевшая неподалёку. — Но дороги она точно не выдержит.

— Если выдвинемся сейчас, сможем дойти до низин, — предложил Бату. — Там будет теплее, меньше ветра. Но если ребёнок родится в пути…

Он не договорил, но все и так поняли. В пути женщина и ребёнок могут не выжить.

— Можно остаться, поставить юрту для неё, оставить кого-то из женщин, — предложил охотник, но Бату тут же возразил:

— И рисковать? Если нападут чужаки, они не смогут защититься.

— Да какие чужаки?! — вспыхнул кто-то. — Зимой никто не нападает!

Повисла тяжёлая тишина. Все вспомнили слова шаманки. Хан молча посмотрел в сторону, где Айсу продолжала помогать старухам. Ветер трепал её волосы, взгляд был устремлён в степь, словно она уже знала, что их ждёт впереди.

— Мы остаёмся, — наконец произнёс он, и взгляды мужчин тут же устремились на него.

— Хан… — начал Бату, но Арслан поднял руку, обрывая его на полуслове.

— Остаёмся здесь до родов. Это мой приказ.

Мужчины молча кивнули, принимая решение Арслана.

Когда мужчины разошлись, Хан остался у костра, глядя в пламя. Мысль о том, что они останутся здесь, не давала ему покоя, но другого выхода он не видел.

— Ты совершаешь ошибку, Хан.

Айсу подошла неслышно, как всегда. Ветер играл её длинными прядями, а в глазах не было ни тени привычного озорства. Сегодня она была не дикой птицей, а шаманкой, серьёзной, уверенной в своих словах.

— Мы не можем двигаться дальше, — жёстко ответил он, даже не повернувшись к ней.

— Нет, можем. И должны.

Он медленно поднял на неё взгляд, нахмурился, но промолчал, позволяя ей говорить.

— Если останетесь здесь, буран накроет вас раньше, чем ребёнок появится на свет, — спокойно продолжила Айсу. — Снег погребёт юрты, лошади ослабнут, а ты потеряешь больше, чем одну женщину.

— Если она родит в дороге…

— Я помогу ей, — перебила она, ни на мгновение не дрогнув. — Если понадобится, спасу и мать, и дитя.

Мужчина долго молчал, сжимая кулаки. Он не любил, когда его решения ставили под сомнение, но Айсу не была тем, кого можно было игнорировать.

— Ты уверена?

— Да.

Она смотрела прямо в его глаза, не отводя взгляда, и в этот миг он понял, что доверяет ей. Глубоко вздохнув, Хан поднялся, прошёлся вдоль костра, собираясь с мыслями.

— Ладно, — наконец бросил он. — Будем двигаться дальше. Но если женщина или ребёнок погибнут…

— Они не погибнут.

В её голосе было столько уверенности, что он не нашёлся, что ответить, только коротко кивнул и развернулся, громко крикнув:

— Собираемся!

Вокруг поднялся ропот.

— Мы же решили остаться! — возмутился кто-то.

— Женщина не выдержит дорогу!

— Это безумие!

Но Хан уже принял решение.

— Мы уходим, — резко сказал он.

Бату, сжав челюсти, шагнул ближе к хану, готовый заговорить. Но едва он раскрыл рот, Хан резко вскинул руку, заставляя его замолчать. Их взгляды встретились, в глазах Бату кипело негодование, но в глазах Хана сверкнула сталь.

— Мы уходим, — повторил Хан, и на этот раз никто не осмелился возразить.

Как только последний тюк был привязан, Арслан взмахнул рукой, и длинная цепь людей, лошадей и нарт двинулась вперёд.

13

Племя двигалось медленно, пробираясь сквозь тьму ночи. Ветер стал пронизывающим, он нес с собой ледяную крошку, больно бьющую по лицу, по открытым рукам. Наездники сменялись: одни, измученные, укладывались на нарты, прикрываясь мехами, чтобы поспать хотя бы несколько часов; другие вновь занимали их место в седле, молча следуя за ханом.

Хан не спал. Он упорно вел племя вперёд, держа поводья в крепких руках, не давая усталости взять верх. Взгляд его то и дело возвращался к фигуре, скачущей рядом. Айсу.

Она не жаловалась, не показывала ни капли слабости. Её лицо было закрыто густым мехом шубки, но Хан знал, что за этой невозмутимостью скрывается воля, крепче камня. Он снова и снова ловил себя на мысли, что эта женщина не похожа ни на одну, из тех кого он знал. Стойкая, свободная, несломленная.

И вдруг его осенило: он никогда не сможет подчинить её, никогда не заставит склониться перед ним, как это делали другие женщины. Но, быть может, он сможет сделать так, чтобы она сама захотела остаться. Чтобы однажды она посмотрела на него иначе – не как на хана, не как на мужчину, с которым можно поиграть, а как на того, кто станет её спутником. На того, кому она доверит себя без остатка.

Мужчина нахмурился. С чего вдруг его мысли приняли такой оборот? Ему ли мечтать о преданности женщины, которая с каждым днём лишь больше дразнит его своей независимостью? И все же...

Первый свет утреннего солнца пробился сквозь плотную мглу ночи, окрасив край неба в бледные, почти неуловимые оттенки розового и золотого. Ветер слегка утих, и степь на мгновение показалась спокойной, почти мирной. Но племя всё ещё двигалось вперед, не сбавляя темпа, зная, что остановка сейчас это смертельная ошибка.

Хан в седле ссутулился от усталости, но не позволял себе расслабиться. Взгляд его был прикован к горизонту. Еще немного, и они достигнут места, где смогут укрыться от надвигающегося бурана. Он чувствовал это каждой клеткой тела, знал, что нужно просто двигаться дальше.

Айсу скакала рядом, её белоснежная лошадь словно скользила по снегу, устало, но уверенно. Девушка молчала, вся сосредоточенность была направлена вперёд, туда, где ждал спасительный привал.

И вдруг утреннюю тишину разорвал пронзительный женский крик.

На нартах, укрытая теплыми мехами, корчилась от боли молодая женщина. Те, кто был рядом, тут же бросились к ней, женщины всполошились, кто-то заволновался, кто-то начал отдавать приказы.

— Началось! — выкрикнула одна из старших женщин, хватаясь за голову.

Хан резко натянул поводья, обернулся. Его сердце стучало в груди как боевой барабан.

Айсу же, напротив, оставалась спокойной. Она ловко спрыгнула с лошади, пробралась к нартам и склонилась над роженицей.

— Мы не можем останавливаться, — тихо, но твердо сказала она, встречаясь взглядом с ханом. — Ещё немного, и мы будем в безопасности. Она сможет родить там.

Женщина снова вскрикнула, ее руки вцепились в меха, по лбу стекал пот.

— Долго она ещё продержится? — мрачно спросил хан.

Айсу положила ладонь на живот роженицы, прислушалась, затем кивнула.

— У неё есть время. Но мы должны спешить.

Хан несколько мгновений молча смотрел на нее. Она говорила с такой уверенностью, с такой властью, что никто не осмелился возразить. Даже он.

— Вперёд! — наконец крикнул хан, пришпоривая коня.

Племя снова двинулось вперед, с ещё большей решимостью, зная, что теперь на кону не только их жизнь, но и жизнь ребёнка, который вот-вот должен появиться на свет.

Но далеко уйти они не смогли.

Крик, наполненный болью и страхом, раскатился над степью, заставляя людей тревожно переглянуться. Женщина на нартах уже не просто стонала, её голос разрывал утреннюю тишину, каждый новый вскрик отдавался эхом в сердцах племени. Лошади тревожно били копытами по насту, чувствуя напряжение людей.

Хан натянул поводья, резко разворачивая коня. Его взгляд тут же нашёл шаманку. Айсу уже спешилась, шагнула к роженице, склонилась над ней, быстро, умело, словно всю жизнь принимала роды в таких вот нечеловеческих условиях. Она провела ладонью по животу женщины, прислушалась. Её лицо оставалось спокойным, но в голосе звучала непоколебимая решимость.

— Мы остаёмся, — коротко сказала она, выпрямляясь. — Я, несколько женщин, роженица. Остальные должны идти дальше.

Хан сжал челюсти. Всё внутри протестовало против того, чтобы оставить её здесь, но он знал, Айсу права. Если они будут двигаться без остановок, к вечеру доберутся до низин. Там можно будет укрыться от непогоды, а здесь, на открытой равнине, буран в несколько часов похоронит под снегом всех, кто не успеет спрятаться.

Хан кивнул, отдал короткий приказ. Люди зашевелились, действуя быстро и слаженно. Несколько мужчин мгновенно спешились, сбросили ношу с нарт, начали возводить юрту. Женщины суетились вокруг роженицы, подготавливали меха, разводили костры, топили снег и грели воду, всё, что могло хоть немного облегчить ей муки.

Тем временем хан отошёл в сторону, жестом подозвав к себе Бату. Тот подошёл не сразу, недовольно смотря на суетящуюся у юрты шаманку.

— Ты не должен оставаться, — тихо сказал он, когда поравнялся с ханом.

— Я не брошу их, — коротко бросил хан, скрещивая руки на груди.

Бату дёрнул уголком губ, явно не одобряя этого решения.

— Ты доверяешь ей слишком сильно.

— Я доверяю её силе, — резко ответил хан, поворачиваясь к другу. — Но это не её война. Это моя ответственность.

Бату молчал, хмуро сверлил взглядом лицо хана. В его глазах читалось недовольство, но спорить он не стал. Лишь тяжело вздохнул, смягчаясь, положил руку на плечо хана.

— Ищите нас у скалистых ущелий. Если к завтрашнему утру вас не будет, я вернусь за вами.

Хан кивнул. Они коротко обнялись, и Бату отошёл, подавая команду остальному племени. Люди двинулись дальше, скрываясь за снежной пеленой, оставляя позади лишь небольшую группу, окружённую бескрайней степью.