Пульс на двоих

Глава 1: Тихая гавань в эпицентре бури

Склифосовский еще дремал, укутанный предрассветной тишиной и сизым туманом, лениво сползавшим с Воробьевых гор. Но в кабинете заведующей отделением экстренной хирургии, Ирины Алексеевны Павловой, уже горел свет. Тонкая полоска пробивалась из-под двери, словно маяк для заблудших душ или, по крайней мере, для тех, кто начинал свой рабочий день задолго до официального рассвета. Сама Ирина Алексеевна, в строгом, идеально отглаженном медицинском халате поверх темно-синего платья-футляра, сидела за своим массивным столом. Перед ней лежала аккуратная стопка историй болезни, и тонкое перо скользило по бумаге, оставляя четкие, уверенные записи. В ее движениях не было ни грамма суеты, лишь привычная сосредоточенность, которую, казалось, ничто не могло нарушить. Лишь едва заметная тень под глазами и чуть более резкая, чем обычно, складка у губ выдавали усталость – отголосок вчерашнего дежурства, плавно перетекшего в сегодняшнее утро.

Легкий, почти неуловимый стук в дверь заставил ее на мгновение оторваться от бумаг. Не поднимая головы, она бросила короткое:

— Войдите.

Дверь тихо скрипнула, и на пороге возник Олег Михайлович Брагин. В одной руке он держал два бумажных стаканчика с кофе, источавших бодрящий аромат свежесваренных зерен, который мгновенно смешался с привычным больничным запахом антисептиков и лекарств. Второй рукой он небрежно придерживал видавший виды портфель, явно набитый чем-то важным, а может, и не очень.

— Добрейшего утречка, Ирина Алексеевна, — его голос, как всегда, был полон нарочитой бодрости, с легкой хрипотцой, которая делала его особенно узнаваемым. — Кофейку? Пока наши дорогие пациенты не начали штурмовать приемное отделение с криками: "Доктор, я умираю!"

Павлова медленно подняла на него глаза. Взгляд строгий, изучающий, но где-то в самой глубине зеленых глаз на долю секунды мелькнуло что-то теплое, почти неуловимое. Это был их маленький, негласный ритуал, сложившийся сам собой за годы совместной работы. Брагин, если приходил раньше или имел свободную минуту, почти всегда заносил ей кофе. Именно такой, какой она любила – черный, крепкий, без единой крупинки сахара. Он помнил. Всегда помнил.

— Спасибо, Олег Михайлович, — она едва заметно кивнула, указывая на свободный уголок стола.

Брагин с видом заправского официанта прошествовал к столу и аккуратно поставил один стаканчик перед ней. Аромат стал еще ощутимее, и Ирина Алексеевна невольно чуть глубже вдохнула, позволяя себе эту маленькую утреннюю слабость. Второй стакан, свой, Брагин оставил в руке, обхватив его ладонями, словно греясь. Он не стал садиться, лишь небрежно оперся плечом о стену, создавая иллюзию мимолетности своего визита, хотя оба знали, что это не совсем так.

— Надеюсь, не слишком горький? А то бариста сегодня был какой-то… задумчивый. Боюсь, как бы он вместо арабики не насыпал нам своих философских терзаний, — Брагин сделал первый глоток, и его лицо выразило искреннее удовольствие. — М-м-м, нет, вроде обошлось. Эликсир жизни в чистом виде.

Павлова сделала маленький, почти пробный глоток. Кофе был идеален. Крепкий, обжигающий, именно такой, какой был нужен, чтобы окончательно стряхнуть остатки сна и настроиться на предстоящий день, который, как обычно, обещал быть непредсказуемым.

— Вполне сносно, — ровным голосом отозвалась она, но уголок ее губ едва заметно дрогнул. — Вы сегодня на удивление пунктуальны, Брагин. Обычно ваш «эликсир жизни» прибывает в сопровождении хора сирен и грохота каталок.

Брагин картинно прижал руку к сердцу.

— Ирина Алексеевна, вы раните меня в самое сердце! Я всегда само воплощение пунктуальности и ответственности. Просто иногда… иногда мир пытается помешать моему триумфальному шествию на работу. То пробка на пол-Москвы, то бабушка с рассадой решит перейти дорогу в неположенном месте, заставив меня практиковать экстренное торможение и навыки дипломатии. Но ради вас и чашечки утреннего кофе – я готов свернуть горы! Ну, или хотя бы объехать их.

Павлова отпила еще немного кофе, не отрывая от него взгляда. Его шутки, его вечный сарказм и эта неиссякаемая энергия – все это было настолько привычно, настолько… брагинское. И, как бы она ни старалась сохранять непроницаемое выражение лица, где-то глубоко внутри его появление всегда вызывало нечто похожее на облегчение. С ним было легче. Надежнее. Даже самые безнадежные случаи казались не такими уж фатальными, когда рядом был Брагин, готовый с присущим ему циничным юмором и высочайшим профессионализмом броситься в бой.

— Горы сворачивать не нужно, Олег Михайлович. Достаточно просто вовремя приходить на работу и спасать пациентов. С последним, надо отдать должное, вы справляетесь неплохо, — в ее голосе прозвучали нотки почти отеческой снисходительности.

— Неплохо? Ирина Алексеевна, вы явно преуменьшаете мои таланты! — Брагин театрально взмахнул свободной рукой. — Я же не просто хирург, я – волшебник! Маг и чародей скальпеля и зажима! Вы просто стесняетесь признать, что без меня Склиф бы превратился в унылую богадельню, где единственным развлечением было бы раскладывание пасьянса «Паук» на стареньком компьютере в ординаторской.

Павлова фыркнула, почти рассмеялась, но вовремя сдержалась, лишь позволив себе легкую, едва заметную улыбку, которую, впрочем, Брагин тут же уловил и расценил как свою маленькую победу. Он обожал эти моменты, когда ему удавалось пробить ее броню серьезности и увидеть настоящую Ирину – теплую, немного уставшую, но невероятно сильную женщину.

— Мечтайте, Брагин, мечтайте. Возможно, когда-нибудь ваши фантазии даже принесут пользу медицине, — она поставила стаканчик и снова взялась за ручку. — А пока предлагаю вернуться к реальности. Судя по тишине, ночь была относительно спокойной?

— Как в морге после Дня патологоанатома, — кивнул Брагин , становясь серьезнее. — Пару аппендицитов, один перелом со смещением – классика жанра. Ничего, что могло бы омрачить ваш светлый лик перед началом нового трудового подвига.

Их короткую, почти интимную утреннюю передышку, этот маленький островок спокойствия посреди бушующего океана больничной жизни, прервал резкий, требовательный звонок телефона на столе Павловой. Оба одновременно чуть напряглись. Такие звонки в столь ранний час редко предвещали что-то хорошее.

Глава 2: Нервы на пределе и невидимая поддержка

Холодный, стерильный воздух операционной был плотно насыщен напряжением. Он вибрировал от монотонного писка приборов, фиксирующих хрупкую жизнь маленькой пациентки, от приглушенных, но четких команд и от едва уловимого металлического лязга инструментов. Две хирургические бригады работали в унисон, но на своих фронтах. С одной стороны Ирина Алексеевна Павлова колдовала над вскрытой грудной клеткой девочки, с другой – Олег Михайлович Брагин с ювелирной точностью оперировал на ее голове. Каждая секунда была на вес золота, каждая капля крови – на счету.

Павлова, ссутулившись над операционным полем, работала быстро, но без малейшей суеты. Ее пальцы, облаченные в тонкие перчатки, двигались с выверенной грацией хищницы, настигающей свою добычу – в данном случае, источник кровотечения в разорванном легком. Свет операционных ламп безжалостно высвечивал каждую деталь, каждую жилку, каждый сосуд. Рядом ассистент, молодой хирург Костя Лазарев, едва поспевал за ней, подавая инструменты и осушая операционное поле.

– Давление, Анна Викторовна? – голос Павловой был ровным, почти бесцветным, но в нем звенела сталь.

– Семьдесят на сорок, Ирина Алексеевна. Пульс сто тридцать. Продолжаем инфузию, но пока поднимается медленно, – анестезиолог, Ханина, внимательно следила за показаниями мониторов. Ее лоб был сосредоточенно нахмурен.

– Еще плазмы. И подготовьте компоненты крови, если гемоглобин продолжит падать, – распорядилась Ирина, ее взгляд не отрывался от раны. – Отсос! Быстрее, Костя, не вижу!

Брагин, казалось, превратился в единое целое со своим микроскопом. Его движения были почти медитативными, но в этой видимой неспешности скрывалась высочайшая концентрация. Субдуральная гематома, которую он обнаружил на КТ, требовала предельной осторожности. Одно неверное движение – и хрупкие структуры мозга могли быть необратимо повреждены.

– Внутричерепное? – тихо спросил он, обращаясь к своему ассистенту, Саламу Гафурову.

– Двенадцать, Олег Михайлович. Держится, – Салам нервно сглотнул, его глаза не отрывались от экрана, транслирующего изображение с микроскопа.

– Хорошо. Расширитель чуть левее. Вот так. Аккуратно…

Время в операционной текло иначе – то растягиваясь в бесконечность, то сжимаясь до одного отчаянного удара сердца. Прошел час, потом другой. Усталость начала давать о себе знать. Спины заныли, глаза под масками начали слезиться от напряжения и яркого света.

Ирина Алексеевна на мгновение выпрямилась, чтобы размять затекшую шею. Она мельком взглянула в сторону Олега. Он не двигался, его фигура была изваянием сосредоточенности. Но она заметила, как медсестра промокнула ему лоб салфеткой, и как он едва заметно кивнул в знак благодарности. Его обычно ироничные губы были плотно сжаты. Она знала этот его вид – когда шутки заканчиваются, и остается только работа на пределе возможностей.

Внезапно со стороны Павловой раздался тревожный писк аппарата.

– Давление падает! Пятьдесят на тридцать! – голос Ханиной сорвался. – Фибрилляция!

– Дефибриллятор! Быстро! – скомандовала Павлова, ее голос мгновенно стал ледяным. Костя метнулся к аппарату. – Разряд!

Короткая пауза, наполненная звенящей тишиной. И снова – монотонный, спасительный писк кардиомонитора, выровнявшегося до тревожного, но уже не критического ритма.

– Есть синус! Давление шестьдесят на сорок, поднимается! – с облегчением выдохнула Аня.

Ирина перевела дух. Ее рука, державшая зажим, на секунду дрогнула. Она быстро взяла себя в руки.

– Источник кровотечения найден. Ушиваю. Костя, держи края.

Брагин на мгновение замер, услышав тревожные команды и последующую тишину. Его сердце на миг пропустило удар. Он прекрасно понимал, что означает слово "фибрилляция" в такой ситуации. Его пальцы стиснули инструмент чуть крепче. Когда он услышал голос Ханиной, сообщившей о восстановлении ритма, он мысленно выдохнул, но лицо его осталось непроницаемым. Он лишь чуть громче, чем обычно, сказал:

– Салам, еще немного, и мы закончим с гематомой. Подай мне вон тот маленький коагулятор.

Еще через полтора часа напряженной, изматывающей работы, когда травматологи уже приступили к фиксации сломанного бедра под чутким контролем анестезиолога, Павлова и Брагин синхронно отступили от операционного стола. Их части операции были завершены.

– Вроде все, – хрипло произнесла Павлова, снимая окровавленные перчатки. На ее лице под маской проступали капельки пота. – Легкое стабильно, дренажи стоят. Остальное – за реаниматологами и маленькой воительницей.

– Гематома удалена, дренаж в желудочке. Мозг, надеюсь, не сильно пострадал, – отозвался Брагин, его голос тоже звучал устало. Он потер переносицу поверх маски. – Держу кулаки за нее.

Они вышли из операционной почти одновременно, медленно стягивая маски и шапочки. В предоперационной, где воздух был уже не таким стерильным, но все еще пах лекарствами, они остановились, словно внезапно осознав, какой груз только что свалился с их плеч.

Павлова прислонилась спиной к прохладной кафельной стене и прикрыла глаза. Ее обычно безупречная прическа растрепалась, под глазами залегли темные тени. Она выглядела невероятно уставшей, но в этой усталости была и какая-то особая хрупкость.

Брагин молча смотрел на нее. Его взгляд, обычно полный иронии, сейчас был серьезным и немного… теплым. Он видел, как тяжело ей далась эта операция, как она боролась за жизнь девочки, не жалея себя.

– Ну что, Ирина Алексеевна, – он нарушил тишину, его голос был тихим, почти интимным. – Выглядите так, будто сами пару раундов с Костнером отбоксировали. И победили, судя по всему.

Павлова открыла глаза и слабо улыбнулась. Это была не ее обычная строгая или саркастическая улыбка. Это была улыбка измученного, но не сломленного человека.

– А вы, Олег Михайлович, выглядите так, будто всю ночь разгадывали кроссворд из журнала «Наука и жизнь» на древнеарамейском. И тоже, кажется, успешно.

Брагин усмехнулся.

– Почти. Только вместо кроссворда была карта звездного неба в черепной коробке семилетней девочки. И звезды, кажется, удалось расставить по местам.