Путь боли

Просторы контрастов

Твер'горн — бескрайний простор свободы и опасности, беспокойное пристанище, готовое заключить любого в свои суровые объятия. Это могучая, дикая земля, жестокая и неукротимая — родина великого народа, который никогда не склонял головы и не знал страха.

Их зовут орками, но сами они именуют себя иначе: свободные кор'ханы, мудрые трав'таки, возвышенные лед'гары. Три народа, столь разные, что редко видели друг в друге братьев. Веками они жили рядом — сражались и торговали, убивали и пировали, мирились и снова расходились. Для стороннего наблюдателя они казались братством противоположностей, обитающим на земле столь же многоликой, как они сами.

Северные пустоши Твер'горна издавна принадлежали дикому племени кор'ханов — коричневокожим кочевникам, поклоняющимся Сахар'дулу. Они были хранителями древних традиций и воинской чести. Ярость их напоминала песчаные бури, что неслись над землей, а жизнь — порыв дикого ветра. Ничто не могло сломить детей пустыни: ни чужаки по соседству, ни кровавые внутренние распри, уносившие жизни сотнями. Они пели боевые гимны, танцевали в исступлении под «красным дымом», сражались и грабили без тени страха и боли. Путь ветра — это свобода и честь в вечном странствии между песчаными дюнами.

Центральные земли резко контрастировали с северной пустошью, покрываясь густой зеленью. Леса и болота стали домом для трав'таков — зеленокожих великанов, что строили селения у подножий древних деревьев и в глубинах мшистых пещер. Искусные охотники и травники, могущественные шаманы, они жили в гармонии с природой, передавая знания от поколения к поколению. Народ ярких красок, сложных узоров, замысловатых татуировок и пьянящих напитков. Они первыми проникли в тайны магии, почувствовали ритмы мира и нашли язык с духами. Тропа леса — путь познания и единства в бескрайней изумрудной глуши.

Южные земли были суровы. Там, где лед и ветер бесконечно боролись за власть, жили лед'гары — серокожие мастера, воздвигшие каменные города и оставившие после себя сотни трактатов, скрижалей и философских трудов. Блистательные тактики, хранители редчайших боевых искусств, они объединили силу и разум. Они укротили хаос, создали законы и порядок. Однако время неумолимо — и с каждым поколением величие рода тускнело, словно их путь близился к концу. Дорога льда — это баланс и порядок, скрытые среди безмолвных снегов.

Три брата или три врага? Один народ или разрозненные враждующие кланы? История знала все: великие союзы и беспощадные войны. Однако орки выстояли. Они сохранили свою землю, отрезанные от остального мира высокими стенами, будто печатью, обозначающей границу меж двух реальностей.

Что ждет их впереди? Сумеют ли кор'ханы обуздать гнев и не сгореть в дыму дурманящих ритуалов? Смогут ли трав'таки познать суть мира, не утонув в опьяняющей вседозволенности? Выстоят ли лед'гары, упрочив свое наследие, или растворятся в снегах времени?

История даст ответ. Когда-нибудь.

Против всех

Окрестности Глав'града, настоящее

Полуденное солнце, вынырнув из-за плотной пелены облаков, озарило мир слепящим светом — холодным и бездушным. Летний мороз в этих краях был суров, не прощал никого — ни зверя, ни путника. Лес дремал в своем молчаливом величии: кроны деревьев, усыпанные свежевыпавшим снегом, напоминали белоснежные шапки, бережно укрывающие могучие стволы.

Лесную тишину нарушил звук шагов. По едва заметной тропе уверенно ступал одинокий путник. Каждый шаг отзывался глухим эхом, снег под ногами скрипел, коротким отзвуком мягко разносясь среди деревьев. Массивный силуэт, закутанный в меха и темные одежды, казался особенно мрачным на фоне безупречно белого пейзажа. Стальные сапоги оставляли глубокие следы, а доспехи с тихим звоном отзывались на каждое движение.

Из-за плеча странника выступала рукоять массивного двуручного меча, бережно обмотанная мехом — величественное оружие, наличие которого говорило о боевых навыках и готовности вступить в бой. Кожа путника была бледна, почти как снег под ногами, глаза цвета льда хранили настороженный взгляд. Баг'ран-Бел'гар, воин лед'гаров, гордость клана Даль'мор. Он шел медленно, но уверенно, точно зная путь, хоть тропа и была скрыта от взора. Глаз воина подмечал вырезанные на коре деревьев метки, указывавшие на приближение к цели.

Вскоре за холмом, по ту сторону лесной чащи, должен был появиться Глав'град — столица ледяного народа, бастион северной границы. Но пока — лишь тишина. Ни стражи, ни торговцев, ни дежурного патруля. Путь, который обычно кипел жизнью, был странно пуст.

Поднимаясь на очередной снежный бугор, Баг'ран заметил движение. Впереди, преграждая путь, застыло несколько фигур. Неподвижные, словно высеченные из камня. Приблизившись, Баг понял, что его насторожило. Это были не лед'гары. Не союзники.

Кор'ханы.

Пятеро коричневокожих воинов, закутанных в шкуры, стояли в напряженных позах, пристально наблюдая за приближающимся великаном. Они не шевелились, но взгляды были наполнены скрытой сосредоточенностью — и чем-то еще. Интересом? Недоверием?

Баг'ран замедлил шаг. Слишком многое не сходилось. Кор'ханы — не частые гости этих земель, тем более не появляются так близко к столице.

Почему их никто не остановил? Где патруль? Зачем они здесь?

И тут краем глаза он уловил движение — чуть в стороне, левее основной группы. Между деревьев, стараясь слиться с тенями, едва колыхнулось серое пятно. Солнце вновь выглянуло из-за облаков, предательски осветив скрытый силуэт. Кожаные доспехи, высокое худощавое телосложение, а главное — зеленый оттенок лица.

Трав'таки.

Коричневые и зеленые — вместе. На землях лед'гаров. В чужих владениях.

Сложившаяся загадка была совершенно неправильной. Баг'ран замер. Ситуация не укладывалась в привычные рамки. Он знал, как дерутся кор'ханы. Знал, как охотятся трав'таки. Но чтобы они делали это вместе? Действовали сообща вместо того, чтобы поубивать друг друга?

Ответов не было. Только холодное понимание — засада.

Если бы они были на своей земле, возможно, сумели бы подкрасться незаметно и ударить внезапно. Но здесь, в снегах юга, зеленые теряли свое преимущество. Ловко прячась, они пытались сократить дистанцию, но Баг заметил всех и без труда пересчитал. Четверо ловчих. Прячутся за стволами, двигаются медленно и плавно. Не воины, а охотники, но в связке с основным отрядом могли представлять смертельную угрозу.

Двигаться дальше означало добровольно угодить в ловушку. И Баг остановился.

Он медленно перевел взгляд на ближайшего кор'хана. Они смотрели друг на друга, не мигая, не двигаясь. Тишину нарушал только снег, потрескивающий под ветром, и еле слышное шевеление — охотники продолжали подбираться ближе.

— Ты знаешь, кто я? — громко спросил Баг'ран, не повышая тона, но с жесткой уверенностью.

— Знаю, брат'х, — ответил воин с едва заметной ухмылкой. — Белый орк. Легенда юга.

— Тогда зачем встал на моем пути?

Он знал, что времени на разговоры немного. Тем не менее ситуация требовала понимания. Хоть малейшей ясности.

— Мы пришли, чтобы поприветствовать тебя, — кор'хан слегка развел руки в стороны, голос был гладким, почти дружелюбным. — И отдать дань уважения. Иди к нам, брат'х, ударимся кулаками.

Баг'ран не ответил. Он смотрел на собеседника, но разум работал в ином направлении. Все было не так. Ложь сквозила в каждом слове. Отряд тянул время. Наряду с этим ловчие уже были почти на расстоянии броска. Гарпуны. Костяные. Бесконечный шквал, который поставит крест на активной защите. Пятеро кор'ханов, четверо ловчих, и он — один.

Баг сощурился. Все ясно. Пора действовать. Даже если ответы так и не прозвучат — лучше атаковать первым, чем беспомощно плыть по течению, позволив кому-то другому писать сценарий предстоящего боя.

— Пожиратель песка мне не брат'х, — хрипло бросил Баг'ран, разжигая пламя в умах врагов. Слова были как искры — сухие, колкие, летящие точно в цель.

— Э… Зачем так говоришь?.. — кор'хан попытался сбить накал, но не успел.

— Заткнись, бешеная тварь, — голос Баг'рана ударил точно кнут. — Я никогда не коснусь твоей руки. Ты недостоин даже пасть под моим клинком.

Попадание было идеальным. Выражение лица кор'хана исказилось. Рот скривился в злобном оскале, в глазах вспыхнуло пламя — неуправляемое, первобытное. Коричневые не умели сдерживать ярость. И Баг это знал. Он нажимал на болевые точки без жалости.

— Я сломаю тебя. Сверну твою жалкую шею голыми руками, — каждое слово добавляло жара в горн гнева. — Ты не воин. Ты просто пыль. Кусок дерьма под моими ногами.

Глаза в глаза

Глав'град, настоящее

Минуло лето — время, когда суровые морозы и бесконечные вьюги обычно сковывают землю ледяным покровом. Глав'град, столица южных земель, привычно укутался снегом, точно древний воин, облаченный в доспех изо льда. Серые стены, отливающие инеем, тянулись к небу, охраняя сердце города — центральную крепость клана. Ласковый по здешним меркам ветерок играл с пригоршнями снежной пыли на плацу, а стража у ворот несла свою службу — будничную и однообразную, как течение времени в этом застывшем краю.

Недавняя оттепель, словно дар духов, принесла короткую передышку. Местные встретили ее с благоговением, как чудо — редкое и желанное. Тем не менее ничто не предвещало перемен: город жил в привычном ритме, будто само время застыло вместе с его жителями.

Внутри крепости царила тишина. Среди вековых каменных стен, каждый блок которых помнил кровь и славу предков, в главной ставке застыла массивная фигура. Лидер клана, склонившись над потемневшим от времени столом, просматривал кожаные листы, устилавшие его поверхность.

Отложив очередной отчет, белокожий орок медленно разогнулся, потянув затекшие руки. Все его движения были неторопливы и точны — сдержанная сила в теле воина, давно привыкшего думать прежде, чем действовать. Он прошел вдоль стены, уставленной трофейным оружием — напоминанием о былых подвигах, и остановился у окна, глядя сквозь мутную слюдяную пластину. За ней мир казался призрачным: мягкий снег ложился хлопьями, ветер трепал выцветшие флаги, а часовые монотонно мерили шаги по стенам, словно живые механизмы.

Аль'гор тяжело вздохнул, чувствуя, как ноют мышцы. Он привычно взмахнул руками, будто вновь примеряясь к удару двуручным мечом — жесту, отголоску юности. Однако те времена остались в прошлом. Он не был стар, но уже перешел черту, за которой орок начинает искать в жизни иные цели. Его тело потеряло прежнюю быстроту, но обрело вес и уверенность. Победы были одержаны, враги — изгнаны, союзники — размещены на нужных местах. Оставалось наслаждаться результатами, не забывая об осторожности, ведь у клан'гара сильнейшего клана завистников хватало.

Вернувшись к столу, Аль'гор нехотя потянулся к отчетам, когда вдруг дверь скрипнула. Раздался стук.

Странно... Время приема еще не наступило.

Он кашлянул и четко произнес:
— Войти.

Двери распахнулись, и внутрь вошел худощавый серокожий дел'зар. Их взгляды встретились, и подчиненный замер, будто выжидая, что делать дальше. Аль'гор не был склонен к излишней любезности — особенно с подчиненными. Его взгляд стал жестким, а приподнятая бровь недвусмысленно вопрошала: зачем ты нарушил мой покой?

— Докладываю, — отчеканил дел'зар, — посланник из Даль'мора прибыл по твоему распоряжению.

— Верно... Я ведь ждал от него вести со дня на день, — пробормотал Аль'гор, потирая руки. — И что же, он жив? Тело хотя бы отмыли от крови, прежде чем притащить в крепость?

Слуга сглотнул, явно не желая сообщать то, что могло разочаровать хозяина.

— Он цел. И, судя по виду, вполне бодр и здоров. Ожидает в коридоре, у поста.

Аль'гор нахмурился, но быстро взял себя в руки. Такого поворота он не ждал, хотя и допускал вероятность. Может, легенды не врали. А может — это просто случайное стечение обстоятельств, подкрепленное небывалой удачей. В любом случае, ситуация требовала осторожности.

— Зови. Все по протоколу. И… — он замешкался, — поставь двойной наряд у дверей.

Дел'зар кивнул, про себя отмечая необычность приказа. Услышь он подобное от кого-то другого, заподозрил бы страх. Однако он не смел усомниться в авторитете Аль'гор-Светл'марина.

Клан'гар вернулся к столу, поспешно собрав кожаные листы. Он выпрямился, сложил руки на груди и замер в ожидании. Время тянулось, словно мир внезапно замерз. Видимо, гостя досматривали и изымали оружие — разумная мера, пусть и затягивающая момент встречи.

Наконец двери открылись, и внутрь вошел белокожий гигант в кованом доспехе. Аль'гор, привыкший к неожиданностям, едва не выдал свое удивление. Перед ним стоял Баг'ран-Бел'гар, живое воплощение легенды — тяжеловес клана Даль'мор. Его стальное облачение блестело в свете факелов, на поверхности доспеха еще виднелись следы замерзшей крови. Их взгляды встретились — и оба почувствовали странный отзвук: два воина, белокожих как снег, порождения древней крови. Возможно, последние в своем роде.

Однако в глазах Баг'рана горела ненависть — острая, жгучая. Он выжил там, где другие должны были пасть, и теперь пришел за ответами.

Повисла гнетущая тишина. Молчание, полное напряжения. Наконец дел'зар выступил вперед, торжественно произнеся:

— Аль'гор-Светл'марин, клан'гар клана Высш'вейн, правитель Глав'града, Древ'зар-Род'хан, Триумф'гар, Смерт'зар — изъявил желание принять почетного гостя.

Склонившись в знак почтения, он неохотно добавил:

— Баг'ран-Бел'гар, руб'гар клана Даль'мор, Ядо'бор, Драк'кан, Враг'до'хан — прибыл по твоему зову.

Ритуал был соблюден. Аль'гор кивнул — уважительно и сдержанно. Баг'ран, в свою очередь, склонил голову, но его поклон был незначителен — формальность, лишенная уважения.

Аль'гор это заметил, но промолчал. Он указал на стул:

— Приветствую прославленного воина, титана из южного клана Даль'мор, — произнес он с подчеркнутым теплом.

Баг'ран двинулся вперед. Его шаги гулко отдавались в камне, доспехи грозно пели песнь стали. Подойдя к стулу, он остановился, не садясь. В этом жесте был вызов. Оскорбление.

Дел'зар едва не бросился вперед, но Аль'гор поднял руку, остановив его. Он не спешил. Это была стратегическая партия. Противник только что сделал первый ход.

Ситуация становилась все напряженнее. Несмотря на то, что у дверей дежурила усиленная охрана, Аль'гор сомневался: смогут ли они справиться, если дело дойдет до открытого столкновения. Его взгляд скользнул в сторону — к своему двуручному мечу на стене, среди трофеев. Однако он тут же пожалел об этом: глаз Баг'рана, зоркий и внимательный, заметил движение.

Рожденный среди пустоты

Территория клана Даль'мор, прошлое

Группа серых силуэтов, будто тени, двигалась цепочкой по бескрайнему белоснежному полотну. Ороки шли молча, оставляя за собой глубокую колею в рыхлом насте. Впереди — могучий воин, не знающий усталости. Он принимал на себя весь удар стихии: его ноги тонули в снегу, тяжело ступая, но след за ним оставался четкий и прямой. Пятеро ороков спешили — им нужно было пересечь снежную пустошь как можно быстрее, однако сама природа будто вставала у них на пути. Недавний буран укрыл землю свежим слоем пухлого снега, стирая тропы и следы, словно заметая прошлое.

Наконец предводитель, утомленный и измученный, сошел в сторону и остановился, наклонившись вперед, чтобы перевести дыхание. Его грудь тяжело вздымалась, клубы пара вырывались из ноздрей и тут же растворялись в морозном воздухе. Подняв руку, он дал знак остальным:

— Пять минут отдыха. Мощ'хан ведет, я замыкаю.

Четверо воинов молча сбросили мешки и опустились прямо в снег. Равнина вокруг казалась безжизненной, словно застывшая навеки. Лишь холодный ветер нежно шевелил мех на капюшонах, а дыхание бойцов глухо перекликалось в тишине.

Один из патрульных, все еще переводя дух, похлопал себя по бедрам и, усмехнувшись, нарушил молчание:

— Сколько их в этот раз? Больше, чем в прошлый?

В его взгляде плясало нетерпение — он, казалось, уже предвкушал бой.

— Если верить докладу — шестеро или семеро. Все тяжелые, — ответил лидер, не отрываясь от проверки снаряжения. — Вооружены серьезно. Придется попотеть.

— Тор'гар, ты уверен, что это ороки? — вмешался второй воин, скорее ради поддержания разговора, чем из любопытства. — Вдруг опять кор'ханы? Помнишь, как пару лет назад — тоже были крупные и тяжелые, но ведь не лед'гары же.

Тор'гар, поправляя ремень с массивным двуручным мечом за спиной, пожал плечами:

— Кто знает. Догоним — увидим. Чую, мы уже рядом. Пастбище титан'холдов недалеко.

Отряд поднялся и двинулся вперед, теперь во главе шагал Мощ'хан — свежий, выносливый, будто только начал путь. Вскоре ороки достигли опушки редколесья — знакомой территории, где обитали титан'холды.

Эти белошерстные гиганты были по-настоящему величественны. Их мощные тела, покрытые плотным мехом, обладали поразительной живучестью, а сила не уступала лучшим боевым зверям юга. Они собирались в малочисленные стада, словно род'зары орков, и кочевали по снегам, прокладывая собственные тропы и находя старые стоянки предков. Их бивни, мясо и особенно шкуры — предмет вожделения. Правильно обработанная шкура титан'холда становилась роскошным плащом или поддоспешником, способным защитить от жесточайшего мороза и выдержать удар, сравнимый с режущей сталью.

Однако за такую роскошь приходилось платить дорого. Из-за своей редкости звери стали желанной мишенью для браконьеров. Как только их ценность была осознана, поголовье стремительно сократилось. Последовали запреты, правила, строгие квоты. Бесконтрольная охота была запрещена, и лишь немногие стада сумели выжить на просторах Даль'мора. Теперь клан'гар с надеждой наблюдал за восстановлением популяции, точно храня ускользающую мечту.

Защита заповедных земель стала делом чести. Несколько отрядов, экипированных и уполномоченных, получили приказ: карать нарушителей на месте. Орков — сразу. Лед'гаров, если такие встретятся, — доставлять для разбирательства. Хотя и это уточнение было, скорее, формальностью: среди ледяных воинов кражи встречались редко. У каждого был клан, честь, имя. Зачем марать себя грязной наживой?

Вокруг простиралась безмолвная пустошь. Лишь редкие обнаженные деревья нарушали монотонную белизну, словно древние колонны, уходящие ввысь и теряющиеся в ледяном небе. Их колючие кроны, рассыпающиеся во все стороны, напоминали застывшие в молитве ладони, растянутые над равниной.

Лидер группы, прищурившись, уловил неладное: на одном из стволов, совсем близко к земле, торчала ветка — слишком прямая, слишком ровная. Он приблизился, и все стало ясно. Веткой оказался боевой топор. Металлическое лезвие отливало солнечными бликами, а рукоять была заляпана замерзшей кровью.

— Всем приготовиться! Возможна засада! — коротко скомандовал Тор'гар, извлекая меч из ножен. Его голос оставался спокойным, но в нем звучала напряженная готовность. Взгляд бегал по окружающему ландшафту, но кругом царила прежняя тишина. Лишь ветер гнал снежную пыль, обманывая взгляд мимолетными движениями.

Однако Тор'гар знал: опасность не всегда заявляет о себе громко. Лед'гары — мастера маскировки. С юности они обучались зарываться в снег так, что становились практически невидимыми, способными часами выжидать, пока момент для атаки не станет идеальным.

Прошло несколько напряженных минут. Ни звука. Ни движения.

Тор'гар опустил меч и присел, пристально вглядываясь в горизонт. Все так же безмолвно.

— Идем дальше, но осторожно. Ищите снежанки и ловушки, — велел он, перехватывая двуручник и погружая лезвие в снег. Меч в его мощных руках начал перемещаться из стороны в сторону, словно он косил невидимую траву, разгребая снежный наст впереди себя.

Отряд двинулся вперед, ступая аккуратно, проверяя каждый шаг. Внезапно звон металла нарушил тишину — меч одного из ороков наткнулся на нечто под снежным покрывалом. Воин замер, затем опустился на колени и зарылся рукой по локоть. Он извлек помятый шлем с треснувшим основанием и вмятиной от мощного удара.

— Тор'гар! Здесь был бой. Похоже, мы опоздали... — произнес орок с ноткой разочарования.

Командир хмыкнул. Он осматривал место, пытаясь собрать картину воедино: вероятно, сражение произошло прямо здесь, но тела исчезли. Ни капли крови, ни обломков, ни следов — все будто специально вычищено. Да, прошедший буран мог скрыть многое, но не без сторонней помощи.

— Есть клеймо мастера? — спросил он, нахмурившись.

— Есть, но... это не наша работа, — ответил орок, в голосе слышалась растерянность. — Орочья печать, но незнакомая. Даже трав'таки не куют так.

Истоки легенды

Глав'град, настоящее

— Значит, это правда? — усмехнулся Аль'гор. Его губы изогнулись в легкой полуулыбке, а глаза блеснули искренним восхищением. — Мал'хан, которого породила сама южная пустошь? Снег'хан.

Он перевел взгляд на собеседника, внимательно вглядываясь в его голубые глаза, словно пытаясь прочесть скрытые за ними мысли.

— Половина юга знает эту легенду. Большинство считает ее выдумкой… Но это правда, — тихо отозвался Баг'ран. Он сидел напротив, голос звучал спокойно, однако в нем сквозила усталость — не от самого разговора, а от повторения истории, которую, казалось, он рассказывал уже сотню раз.

Аль'гор кивнул, принимая слова. Не торопясь, он потянулся к кастрюле с темным варевом на столе и наполнил кружку. Аромат терпких трав, собранных на склонах срединных земель, разошелся по комнате, насыщая воздух теплом и уютом.

— Кай'рот удался, — заметил он, сделав осторожный глоток. Лицо его на миг просветлело, в уголках глаз мелькнуло восхищение. — Тебе стоит попробовать.

Он кивнул в сторону варева, приглашая гостя присоединиться. Отставив кружку, клан'гар заговорил вновь, уже серьезнее, но с той же доброжелательной теплотой:

— Мои вопросы касались не столько фактов, сколько твоего отношения. Ты никогда не задумывался, что на самом деле произошло тогда, на стоянке титан'холдов? Кто были твои настоящие кров'гар и кров'тар? Были ли они вообще? Или ты и впрямь считаешь себя мал'ханом льда?

Аль'гор прищурился, наблюдая, как Баг'ран осторожно делает первый глоток. Гигант закрыл глаза, позволяя вкусу проникнуть глубже, затем выдохнул — спокойно и медленно, возвращаясь в реальность.

— Раньше — да, думал об этом постоянно, — произнес он. Голос звучал глухо, сдержанно. — Но однажды понял: такие вопросы ничего не меняют. Ответов все равно нет. Есть только тишина. Я смирился с тем, что никогда не узнаю правду о своем рождении. Следуя канонам Безбрежной Пустоты, стараюсь держать разум чистым. Мысли, не ведущие к действию, лишь ослабляют нас.

Аль'гор кивнул с удовлетворением, услышав именно то, что ожидал.

— Мудрый выбор, — сказал он, чуть склоняя голову в знак признания. — В какой-то момент каждый из нас приходит к тупику. Но лишь немногие понимают, что продолжать идти — бесполезно.

Он бросил быстрый взгляд на белоснежное лицо воина, ожидая увидеть в его глазах взаимное согласие. Однако Баг'ран молчал. Брови слегка нахмурились, в голосе зазвучала жесткость:

— Мы можем долго обсуждать философию и трактаты, клан'гар. Уверен, ты в них преуспел. Но я здесь не ради этого.

Аль'гор кивнул, признавая точность замечания. Его рука лежала на столе, пальцы мерно постукивали по отполированному дереву, наигрывая знакомые нотки медленной умиротворяющей сонаты.

— Ты хотел узнать меня лучше, — продолжил Баг'ран. — Я рассказал о себе, о своем рождении. Впрочем, ты ведь хочешь услышать о моем прах'заре, не так ли?

— Само собой, — сдержанно ответил Аль'гор, наклоняясь вперед. В его взгляде вспыхнул огонек интереса. — Однако неужели между рождением и великой ошибкой не было ничего? Ни побед, ни поражений меньшего масштаба?

Баг'ран замолчал. Взгляд ушел куда-то вдаль, внутрь. Тень прошлого легла на лицо, затуманив глаза. Он будто вновь переживал все — события минувших зим каскадом проносились в разуме.

— Многое было…

— Прекрасно, — усмехнулся Аль'гор, откинувшись на спинку кресла. — Я ведь не зря отложил все дела до завтра.

— И с чего мне начать? — спросил Баг'ран. Голос звучал ровно, но в нем скользнула тень сомнения.

— Ты уже начал, — спокойно произнес Аль'гор, позволив улыбке коснуться губ. — Просто продолжай. Расскажи мне о своем мал'линаре — всем, что сочтешь достойным упоминания.

Приговор морозного пламени

Территория клана Даль'мор, Край'форт, прошлое

Густая капля крови, стекая из разбитого носа, медленно скользнула по подбородку и упала на покрытый грязью снег. Посреди двора, окруженный плотным кольцом сверстников, стоял худощавый невысокий орок. Он только что получил удар в лицо от самого крупного из серокожих обидчиков. Алая струйка быстро сбегала по его бледной, почти белой коже, неумолимо набирая скорость.

Толпа вокруг юного Баг'рана веселилась, наслаждаясь зрелищем — сила явно была не на его стороне.

— Посмотрите на этого снежка, — бросил один из серокожих, стоявший чуть поодаль. В его голосе звучала открытая насмешка, а глаза блестели от удовольствия. — Сейчас растает от злости!

— Главное, чтобы не разревелся и не побежал жаловаться своей кров'тар… — подхватил самый рослый из задир, ухмыляясь. Он выдержал театральную паузу, затем сделал вид, что вдруг вспомнил что-то важное, и добавил: — Ах да. У него ведь и кров'тар то нет. Какой позор, какой прах'зар!

Хохот разнесся по двору, отскакивая эхом от обледенелых стен. Этот смех и каждое слово били сильнее, чем кулаки — по самолюбию, по достоинству.

Лицо Баг'рана исказилось от злости. Гнев, долго тлеющий внутри, начал вырываться наружу. Он мог вытерпеть насмешки, мог стиснуть зубы и выдержать удары — но это… это уже было за гранью. Превосходство противника было очевидным, тем не менее в этот момент все стало неважным. Словно кор'хан, охваченный безумием, он потерял контроль. Все исчезло — мысли, страх, сомнения. Остались только ярость и жажда ответной крови.

Белый кулак с силой врезался в скулу рослого орока, заставив смолкнуть хохочущую толпу. Удар был быстрым и точным — Баг вложил в него все, что накопилось: обиду, стыд, отчаяние.

Однако его габариты не шли ни в какое сравнение с массивным противником. Рослый орок лишь сплюнул кровь, затем медленно поднял взгляд. Его глаза потемнели от холодной решимости.

— Гляди-ка, у кого-то отросли стальные шары, — процедил он сквозь зубы, и голос его стал тише, угрожающе спокойным. — Думаешь, я испугаюсь и отступлю?

Это был не вопрос. Это был приговор.

Мгновение спустя мощный удар сбил Баг'рана с ног. Он рухнул на землю, инстинктивно прикрывая голову и сворачиваясь в комок. Все пошло по накатанному сценарию: шайка, не дожидаясь команды, принялась неторопливо избивать белокожего, тщательно выбирая чувствительные места. Голову не трогали — случайная смерть светлокожего «выродка» могла навлечь серьезные неприятности. Но боль — она не знала ограничений.

И вдруг, в один момент, все изменилось.

Позади раздались быстрые шаги, и неожиданно для всех рослый орок — зачинщик — получил мощный удар в спину. Его тело подлетело в воздухе и рухнуло на снег в нескольких шагах. Нападавшим оказался Рок'танин — близкий друг Баг'рана. Широкоплечий и коренастый лед'гар разогнался и, не заботясь о последствиях, подпрыгнув, врезался в расслабленного противника обеими ногами. Потеряв равновесие, он все же ловко перекатился и мгновенно вскочил, чтобы принять бой.

Ударов он не жалел. С каждым размашистым движением он оттеснял толпу, заставляя обидчиков пятиться. Те, сбитые с толку внезапным отпором, больше защищались, нежели нападали. И скоро двор опустел — нападавшие разбежались, оставив позади униженного, но не сломленного Баг'рана.

Минутой позже Рок вернулся к другу. Он тяжело дышал, оглядываясь по сторонам. Его грудь вздымалась от усилия, а в глазах блестела решимость, смешанная с удовлетворением. Подойдя к Баг'рану, он протянул руку.

— Вставай, брат'х, — коротко сказал он. И Баг, не колеблясь, ухватился за нее.

Они были вместе с самого рождения, точно их связала незримая нить судьбы. Рок'танин-Чист'гар родился в небольшом род'заре, где бок о бок жили лед'гары и трав'таки. Его появление стало настоящим чудом: мать, Лон'тара-Шагающая, долгое время не могла зачать. Когда духи наконец услышали ее мольбы, на свет появился крепкий серокожий орок. Это было благословением. И хоть ее союз с Мощ'ханом-Град'сохом, лед'гаром по крови, порицался шам'магами, он все же принес драгоценные плоды.

Однако радость оказалась недолгой. Вскоре после рождения первенца Мощ'хан вернулся из дальнего похода с еще одним «даром». Он принес в дом младенца — белокожего, еле живого снег'хана. Тот корчился от боли, пережив длительное обморожение. Все указывало на то, что он не выживет. Мощ'хан передал его шам'магам, ожидая, что судьба довершит свое дело. Тем не менее, вопреки всему, мал'горн выжил. Он страдал, мучился, но остался в живых и тем самым стал частью великого южного клана.

После этого Мощ'хан и Лон'тара не могли понять, что же с ними произошло. Недавние мечты о продолжении рода обернулись непростой реальностью. Их жизнь стала иной, полной сомнений и ссор. Белокожий чужак так и остался нежеланным. Отказаться от него они не могли — шам'маги сказали свое слово, и оно было нерушимо.

Рок'танин же, в отличие от взрослых, увидел в этом мал'горне не угрозу и не тяжкий груз судьбы — он увидел друга. Брата. С годами они встали плечом к плечу, как в битве, так и в жизни. Став ближе, чем кровь, не способная нарушить их единства.

Сейчас же Рок взглянул на брата с притворным укором. Губы его растянулись в легкой усмешке, а в глазах мелькнуло сдержанное веселье:

— Оставил тебя всего на десять минут, а ты уже успел в одиночку на толпу прыгнуть? — произнес он, стирая кровь с содранных костяшек. В его голосе звучала смесь раздражения и тихого восхищения.

Баг фыркнул, вытащил из кармана грязный лоскут и приложил к разбитому лицу. Его движения были медленными, почти равнодушными, но во взгляде читалась досада.

— Это все Шерст'пал. Я вообще тут ни при чем, — пробурчал он, пожимая плечами.

— Конечно, как всегда. Только вот если не Шерст, так кто-нибудь другой найдется, — парировал Рок, качнув головой. Его голос стал чуть серьезнее, не теряя при этом насмешливого оттенка. — Ты как бездомный тур'горн — вечно тянешь к себе хищников.

Наставление боли

Глав'град, настоящее

Кружка вновь оказалась пустой. Аль'гор потянулся к котелку и обнаружил, что тот стал неожиданно легким. Весь запас кай'рота подошел к концу, и лишь мутный осадок, мерцая зелено-бурыми оттенками, лениво украшал дно. Клан'гар вздохнул, отставляя кастрюлю в сторону. Этот простой жест будто символизировал не только завершение трапезы, но и подводил итог одной из тем текущего разговора.

— История любопытная, — подметил он, прищурившись и переведя взгляд на собеседника. — Пусть и довольно типичная для многих ороков. Мал'линар — путь становления, преодоления, испытания... Редко кто проходит его без трудностей и приключений.

Баг, все еще сидящий напротив, едва заметно кивнул. Лицо его оставалось спокойным, в глазах застыло ожидание. Он понимал, что за время рассказа у клан'гара возникли вопросы, которые тот желал прояснить.

Аль'гор продолжил, немного подавшись вперед и подперев подбородок рукой. Его взгляд стал внимательнее, голос — чуть настороженнее:

— Ты утверждаешь, что этим шам'магом был Рек'халлин-Дух'вед. Наш Рек'халлин? Тот, что ныне заседает в Совете?

Баг утвердительно кивнул и неспешно допил остатки варева, отставляя кружку. В каждом его движении чувствовалась медитативная неспешность, как будто он нарочно оттягивал следующий вопрос.

— И ты действительно думаешь, что я поверю, что тот, кого сейчас чтят как мудрейшего из шам'магов, в юн'наре мог напасть на мал'горнов и даже убить одного из них?

В голосе Аль'гора промелькнули сомнения, брови медленно сошлись на переносице. Он пристально вглядывался в лицо воина, словно надеясь уловить в его чертах оттенки лжи.

— Все было иначе, — мягко произнес Баг, покачав головой. Его голос обрел особую глубину — печальную и вместе с тем откровенную. — Я рассказал тебе эту историю, увиденную глазами незрелого мал'горна. Тогда все действительно казалось дикостью, но позже я осознал, что многое являлось лишь иллюзией, фантазией неокрепшего разума. В довершение я встретил Шерст'пала, и он оказался жив, хоть и пострадал тогда.

— Вот как... — Аль'гор задумался. В его разуме боролись противоречивые чувства облегчения и разочарования. Одно дело — случайно вскрыть злоупотребление властью, другое — осознать, что все было куда сложнее. Он потер подбородок, глядя в сторону, будто пытаясь рассмотреть ту давнюю сцену в новом свете.

— А магия? То, что ты описал... Это ведь выглядит достаточно устрашающе. Неужели тогда, будучи столь молодым, Рек'халлин уже владел подобной мощью?

Баг пожал плечами. Его лицо оставалось сосредоточенным, но в глазах промелькнул отблеск былого восхищения.

— Мне не дано судить о его могуществе, ни о том, каким оно было, ни о том, каким стало. Но в глазах молодого хана это была живая стихия. Пламя и лед, сплетенные в единую сущность. Страшную, красивую, необузданную.

Аль'гор на миг замолчал, вновь начав постукивать пальцами по краю стола. В его взгляде теперь отражалось не сомнение, а любопытство — осторожное и уважительное.

— Ладно, духи с ним и с магией. Расскажи лучше, это была ваша последняя встреча в те далекие времена?

Баг едва заметно усмехнулся. Улыбка была легкой, почти застенчивой, но за ней скрывалась глубокая благодарность.

— Первая, — ответил он. — Первая из многих. Сотни, быть может.

Аль'гор приподнял брови, изображая удивление:

— И что же вы обсуждали?

— Все, — последовал краткий, но исчерпывающий ответ. — Мир, орков, поступки, философию. Иногда разговоры были теплыми и ласковыми, иногда — холодными и резкими. Но всегда — честными.

Он замолчал на миг, вспоминая что-то особенно важное. Затем добавил:

— В какой-то момент Рек'халлин даже стал мне ближе, чем Мощ'хан, которого я изначально считал своим кров'гаром.

— Он обучал тебя магии?

— Пытался. Он верил, что цвет моей кожи и возможная принадлежность к древнему роду могут открыть мне тропу духов. Но он ошибся. Я не имел склонности к магии, по крайней мере — не в привычном понимании. Духи не шепчут мне, как шам'магам, и в моих венах не течет На.

Аль'гор внимательно выслушал, затем покачал головой задумчиво:

— И все же он продолжал общение. Это нетипично для шам'магов. Они редко проводят столько времени с теми, кого не намерены обучать.

— У Рек'халлина в целом нетипичный взгляд на мир, — с легкой улыбкой произнес Баг. — И я его разделяю.

Аль'гор выжидающе посмотрел на него, барабаня пальцами по столу.

Баг не заставил себя ждать:

— Он учил меня философии. «Путь боли» и другие трактаты высших. Учения, что открывают сознание, расширяют восприятие. Он верил, что понимание истинной природы страдания способно пробудить то, что в обычных условиях спит.

— И ты преуспел в этом?

— Не мне судить. Я лишь иду вперед, насколько позволяет путь.

— И все же, что для тебя есть путь боли? — спросил Аль'гор, стараясь сохранить уважительную мягкость в голосе, не теряя при этом настойчивости.

Баг на мгновение задумался, пытаясь облечь мысль в правильную форму. Он перевел дыхание, готовясь к важному шагу. Его взгляд скользнул в сторону, застыл где-то в бескрайней дали — там, где мысленно вырастали снежные равнины, холодные и безмолвные.

— Это нельзя просто объяснить, — наконец произнес он, и голос его прозвучал глубже, чем прежде. — Невозможно уложить понимание в слова. Путь боли… это не знание. Это — то, что необходимо прожить.

Он замолчал, словно проверяя, готов ли собеседник услышать нечто большее. Затем продолжил — размеренно, спокойно, с тем внутренним весом, который рождается только из личного опыта:

— Вся жизнь есть боль. Путь боли — это путь того, кто осознанно идет навстречу жизни. Кто не отворачивается от ее тяжести, не прячется от страданий. Тот, кто способен быть открытым миру даже в его жестокости. Познавая страдание, ты постигаешь себя. А постигнув себя — начинаешь видеть истинную суть мира, суть жизни.

Путь воина

Территория клана Даль'мор, окрестности близ Край'форта, прошлое

Протяжный, жалобный писк снежной лисицы прорезал лесную тишину, разносясь тревожным эхом по всей опушке. Невезучий зверек угодил в капкан и теперь жалобно скулил, предчувствуя скорую гибель. Маленькое тельце дрожало от страха и боли, в то время как вокруг раскинулась лишь белая безмолвная пустота — снег да стволы деревьев, черные и равнодушные.

Широкоплечий серокожий орок подошел к капкану, схватил зверька за шею и одним уверенным движением избавил его от страданий.

— Этот последний, — сообщил Рок'танин, освобождая тушку из капкана. Он закинул ее на плечо, быстро перезарядил ловушку и вернул на место. Процесс был отточен, без лишних движений — без суеты.

Баг'ран, стоявший чуть поодаль, тяжело вздохнул и снова принялся за свое:

— Чтоб его мороз сковал по самые уши… — проворчал он и ударил кулаком по стволу ближайшего кор'андуба. Удар вышел крепким, но скорее от раздражения, чем от желания повредить дерево.

Рок хмыкнул и, наклонившись, сгреб снег в ладони, лениво запустив его в сторону друга.

— Остынь, — бросил он с полуулыбкой. — А то ты скоро сам загоришься от всей этой ненависти.

Тем не менее Баг не воспринял жест с юмором. Он резко обернулся, в глазах сверкнуло недовольство.

— Расслабься, все не так уж и плохо, — примирительно сказал Рок, поднимая руки, будто сдаваясь. — Пройдем мы это испытание, вот увидишь.

— Да не в испытании дело! — повысил голос Баг, раздраженно морща лоб. — Дур'гаш должен был учить нас, а вместо этого…

Он не стал заканчивать — и так было понятно. Он уже говорил это десятки раз. Просто выдохнул и продолжил тише, с горечью:

— Гоняет нас по лесу целый год. Ловушки ставим, шкуры таскаем… Не обучение, а рабство какое-то.

Рок кивнул, разделяя недовольство друга. Еще год назад они, два юных орока из одного род'зара, решили вступить в касту воинов. Им определили наставника — всем известного Дур'гаша. Казалось, все идет как надо: он был ветераном, опытным бойцом. Но реальность оказалась далека от ожиданий. Вместо тренировок были одни лишь поручения, мелкие задания и бесконечная возня.

— Уже поздно жаловаться, — вздохнул Рок. — Осталась неделя, и мы получим допуск к проверке. Потом — свобода. И, уверен, мы справимся.

— Да я не о том... — пробурчал Баг, направляясь к тропе. Его шаги были тяжелыми, плечи — чуть опущены. — Такое чувство, что мы что-то упустили. Как будто потеряли часть себя среди этих сугробов.

— Может, и так. Но все же, ты вспомни — мы не просто гуляли. Тренировались, выживали.

Баг молча кивнул. Глаза его были устремлены вперед, за горизонт.

— Если сомневаешься, может, оно того не стоит? — осторожно спросил Рок, предчувствуя очередную резкую реакцию.

— Даже не начинай, — отрезал Баг. — Уже решили. Каста воинов.

— Чем другие касты плохи? Строители, к примеру.

— Я же сказал — это просто не мое. — Баг фыркнул.

— Ладно, ладно. Раз решили — идем до конца, — пожал плечами Рок. — Тогда нечего поносить Дур'гаша. Он свое отработал, а дальше — уже наше дело.

С этими словами он выхватил топорик из-за пояса, развернулся и метнул его в сторону ближайшего дерева. Оружие просвистело в воздухе и вонзилось точно в центр ствола. Звук был глухим и мягким — как удар сердца в полной тишине.

— Ну? Давай, покажи, чему научился, — с ухмылкой бросил он другу.

Баг не заставил себя упрашивать. Он поддел один из топориков и метнул его с резким взмахом. Однако лезвие ушло в сторону, оружие зарылось в снег где-то сбоку от цели.

— Отлично… — с иронией протянул Рок. — Теперь еще и копаться будем.

Баг насупился, но не сдался. У него на поясе все еще висели запасные «заряды». Еще один бросок — на этот раз удар по касательной, и лишь ободранная кора подтвердила попадание. И только третий бросок оказался удачным — четкий удар, приятный стук стали, утопающей в древесине.

— Все же тебе поднажать бы, — сказал Рок, отправляясь в сторону мишени.

— В испытании метания и не будет, — проворчал Баг.

— А в жизни будет. Особенно если доберемся до стана рубак.

Они отыскали утерянный топор, покопавшись в снегу, и направились дальше.

Путь был долгим, и тишина начинала раздражать. Рок'танин сдвинул брови, бросил взгляд на угрюмую спину брата и хмыкнул себе под нос. Ему, как обычно, не сиделось спокойно.

— Слушай… — начал он и притормозил, будто проверяя, слышит ли Баг. Тот не обернулся, но ухо чуть дернулось — значит, слушает.

Рок вздохнул мечтательно, глубоко, с театральной тяжестью, будто только что вернулся с поля битвы. Или, скорее, из любовного логова.

— Вчера вечером… виделся с Тул'марой.

Он протянул каждое слово с особой медлительностью, будто смакуя не само воспоминание, а вкус жареной печени. На лице появилась довольная, хитрая улыбка.

— Ну, помнишь? Та дула, с которой я пропал после травяного пира. Та, что с пламенем в волосах и глазами как смола. И она действительно оказалась просто огонь!

Баг не ответил. Даже не замедлил шаг. Лишь слегка повернул голову, чтобы убедиться: брат все еще не замолчал.

— А еще! — Рок подался вперед, понизил голос и заговорщически усмехнулся. — У нее, оказывается, сест'ду есть. И не просто какая-нибудь — прямо сочная, точно... Такая… ну, такая… — он сделал руками что-то вроде двух полумесяцев и приподнял брови, словно сам себе не верил. — Формы — ух! Глаз не отвести.

Он прикусил губу, хрюкнул от восхищения и шлепнул себя по бедру.

— Представляешь? Я с Тул'марой, ты — с ее сест'ду, и дальше… ну, сам понимаешь.

Он пошевелил бровями, подмигнул, сделал пару неловких, но красноречивых жестов, явно намекая на продолжение, но быстро осекся — Баг смотрел на него как на дурака.

— Ты чего такой? — Рок слегка нахмурился, но голос его все еще был легким, насмешливым. — Ну, ты же понял, о чем я?

Урок стойкости

Глав'град, настоящее

Дел'зар осторожно поставил тяжелый поднос на стол и с демонстративной торжественностью снял металлическую крышку, скрывавшую содержимое блюда. Под ней оказалась целая гора подрумяненного мяса, щедро усыпанного специями и сушеными травами. Терпкий аромат тут же наполнил ставку, распространяясь невидимой волной, пробуждая аппетит даже у тех, кто еще минуту назад не чувствовал голода.

Аль'гор, по праву хозяина, взял первый кусок, небрежно махнув рукой в сторону гостя, сидевшего на другом краю стола. Баг'ран медленно переложил сочный ломоть мяса тур'горна к себе на тарелку и вдохнул манящий запах. Его лицо оставалось спокойным, но в глазах на миг промелькнула тень предвкушения.

Слуга поклонился и вышел, оставив собеседников наедине. Ороки тут же начали рвать мясо руками, с голодной жадностью вгрызаясь в добычу — как звери, почувствовавшие свободу. Вскоре Аль'гор, слегка насытившись, повернулся к своему гостю:

— Итак… Каков был итог твоего испытания?

Он ненадолго замолчал, давая Багу время проглотить очередной кусок. Но видя, что тот все еще молча ест, клан'гар продолжил с ироничной догадкой в голосе:

— Хотя что тут спрашивать. Раз ты сидишь передо мной, стало быть, прошел его с честью, как и другие.

Баг'ран отложил обглоданную реберную кость, вытер руки полотенцем и покачал головой. Его движения были неторопливы, в голосе сквозила тяжесть, которая словно шла изнутри:

— Нет. Все было иначе. В моем испытании не было ни чести, ни гордости. Только боль. Только страдание.

Аль'гор приподнял брови, слегка откинувшись назад. Слова Баг'рана вызвали не просто интерес — они задели нечто глубинное.

— Хм… Это необычно, — произнес он, голос стал чуть тише, вдумчивее. — Большинство преувеличивают свои подвиги, а ты, похоже, наоборот. Это уже само по себе заслуживает внимания.

Он сосредоточенно посмотрел в глаза собеседника — не с недоверием, а с искренним желанием разглядеть правду до того, как она будет произнесена вслух.

— Преуменьшая свои страдания, воин теряет часть своей силы, — спокойно подтвердил Баг. Его голос звучал глубже, каждое слово произрастало из глубины его опыта. — Именно тогда я впервые по-настоящему понял, что значит идти путем боли. Не философствовать о нем, а действительно вступить на него.

Аль'гор не перебивал. Он откинулся в кресле, скрестив руки, и замер, ожидая более подробных объяснений. Но Баг не торопился с продолжением. Он вновь взял кусок мяса, откусил и, не торопясь жуя, уставился на огонь, пляшущий в камине. Его молчание не раздражало, наоборот — казалось уместным, даже нужным. Он будто давал словам созреть.

— Дур'гаш дал нам одобрение, — наконец заговорил он. В голосе мелькнула легкая горечь. — Хотя, как оказалось, это одобрение не имело большого значения. На следующий день было назначено испытание боем. Думаю, ты знаешь, как оно проходит: один на один, без оружия, до тех пор, пока кто-то не сдастся. Победитель идет в выбранный им стан воинов. Проигравший — либо в другую касту, либо на повторный цикл.

Аль'гор кивнул:

— Знаю. С тех пор, как я проходил его сам, мало что изменилось.

Баг'ран медленно опустил взгляд, голос его стал тверже:

— Мой брат'х Рок'танин прошел испытание блестяще. Забил противника в самом начале. Но у меня все вышло иначе. Бывает так: ты идешь на бой с верой, а удача отворачивается от тебя. Или, может, это просто был очередной урок.

— Тебе попался сильный соперник? — уточнил Аль'гор с интересом, уже догадываясь, к чему ведет рассказчик.

— Не просто сильный, — кивнул Баг. — Он был полон ненависти. Это был Шерст'пал. Мы уже встречались в прошлом, и та встреча закончилась для него плохо. Думаю, он все это время ждал реванша.

— Но ведь он пострадал — потерял часть руки. Получить такого противника — значит получить преимущество, — задумчиво заметил Аль'гор.

— Казалось бы, — спокойно ответил Баг. — Но он вернулся не слабее. Его новая рука — стальная перчатка. Протез. Устрашающий. Весомый. И, как ни странно, допущенный к испытанию. Его посчитали частью тела, а не оружием.

Аль'гор нахмурился, но промолчал.

— Его удары были страшны, — продолжил Баг. — И, хотя Рок помог мне составить план — измотать его, дать стальной перчатке стать тяжелой и неэффективной, — в итоге я все равно ошибся. Он устал, да. Он начал терять ритм. И все же... один удар. Один промах. И все рухнуло.

— Ты не сдался? — с легким волнением спросил Аль'гор.

— Нет. Хотя мог. Хотя должен был. — Баг посмотрел в сторону, в угол комнаты, словно увидел в нем свой призрак из того самого дня. — Удары сыпались как снег в бурю. Боль окутала меня. Но я не сдался. Ни из упрямства, ни из гордости. Просто… потому что чувствовал: если сдамся, перестану быть собой.

— И что решило воинское собрание?

— Что оба мы прошли. Я — за стойкость. Он — за неотступность. Победы не было. Но был путь.

Аль'гор на мгновение задумался. Затем медленно кивнул:

— Странный исход… И все же, возможно, в нем больше истины, чем в обычной победе.

Он взглянул на Бага чуть иначе, чем прежде — с оттенком уважения, не показного, а подлинного.

— Твоя жизнь полна парадоксов, белокожий воин, — произнес он негромко. — Если бы ты проходил испытание у нас… твой исход, скорее всего, был бы признан поражением. И тебя не приняли бы в касту воинов.

Баг'ран слегка кивнул, без обиды, без упрека. Лишь с пониманием — и принятием этого как еще одного возможного поворота судьбы. Казалось, мнение главы чужого клана о событиях давно минувших зим не имело для него ни веса, ни значения.

Аль'гор на мгновение прищурился, будто ожидая ответа или возражения, но, не получив ни того, ни другого, вернулся к трапезе. Его движения стали спокойнее, без прежней торопливости. Он неспешно отрывал очередной сочный кусок и тщательно пережевывал, позволяя вкусу расцвести в полной мере. Только мельком он взглянул на Баг'рана, который сидел, казалось бы, скучая, будто уже мыслями ушел в иные времена и места.

Рубаки приветствуют тебя

Срединные земли трав'таков, стан рубак, прошлое

Зеленый кулак с хрустом врезался в скулу серокожего орока. Рок'танин дернулся и рухнул на утоптанную землю тренировочного плаца, подняв в воздух легкое облако пыли.

— С этим закончили, — процедил сквозь зубы мускулистый трав'так, лениво протирая костяшки пальцев. В его голосе звучала наигранная скука, будто избиение вновь прибывших было для него обыденным утренним ритуалом, лишь разминкой перед предстоящими делами. Кивнув сородичам, он велел убрать бессознательное тело прочь. Затем указал подбородком на Баг'рана, стоящего поодаль. Двое орков, крепко вцепившись в его запястья, надежно удерживали белокожего новичка, не давая тому вмешаться.

— Теперь твоя очередь, снежок, — ухмыльнулся победитель, обнажая крупные острые клыки. В его глазах плескалась насмешка, смешавшаяся с холодным предвкушением.

Крепкие пальцы на запястьях разжались, даря Багу иллюзорную свободу. Однако вместо облегчения в затекших руках пульсировала боль, а поднимающаяся из глубины сознания ярость кипела в груди, требуя выхода.

Между тем он понимал — это будет бессмысленная попытка. Даже Рок'танин, будучи куда более опытным бойцом, пал, будто сегодня первый раз в жизни схлестнулся в рукопашную.

Теперь Баг оказался лицом к лицу с Гром'заром-Побеждающим, поджарым зеленокожим орком — неформальным лидером трав'таков из состава рекрутов. Взгляд Гром'зара был тверд и спокоен. Он уже знал, чем все закончится.

Самый опытный, жестокий, он собрал вокруг себя стаю более слабых, натаскивая сородичей и превращая их в негласную группу поддержки. Его ненависть к серокожим лед'гарам не нуждалась в словах — она ощущалась в каждом жесте, в каждом взгляде.

Когда он впервые увидел белокожего новичка на границе стана, у него внутри будто вспыхнуло пламя. Новый звереныш, белая кость среди зеленого стада — идеальная жертва. Сломать его, унизить, втоптать в землю. Чтобы каждый лед'гар понял: среди трав'таков им нет места.

Гром'зар стоял и ждал. Он хотел, чтобы Баг напал первым, чтобы при свидетелях сокрушить дерзкого чужака даже тогда, когда ему дали преимущество. Сейчас он мог позволить себе такую роскошь.

— Нападай! — взревел он, демонстративно подставляя щеку. — Давай, ударь! — его губы скривила усмешка, в глазах мелькнул холодный блеск хищника.

Баг сплюнул в пыль. Его голос прозвучал ровно, почти равнодушно:

— Потешай эго с кем-нибудь из своих дружков, — отрезал он. — Мне нет нужды играть по твоим правилам.

Он развернулся и, не торопясь, пошел к краю плотного живого кольца. Каждый шаг был тяжелым, словно его тянули назад цепи. Может ли протест одного поколебать силу толпы? Мысленно он уже знал ответ, но упрямство гнало его вперед.

Когда он приблизился к одному из орков, тот мгновенно метнулся, нанося размашистый удар. Баг успел увернуться, но против него была вся толпа. Несколько рук и ног хлестнули одновременно.

Он пошатнулся, потерял равновесие и рухнул в пыль.

Это была не вспышка гнева. Это была показательная казнь.

Удары — один за другим. Слепо. Беспорядочно. Все тело ныло. В голове — звенящая пустота. Он не знал, где лицо, где руки. Он просто падал. Все глубже. Все ниже. Смех... топот... грязь на зубах... слезы?

Когда Баг'ран наконец потерял сознание, над плацом пронесся довольный хохот, питаемый похвалой лидера. Толпа медленно рассеялась, оставив на утоптанной земле два помятых, грязных тела.

* * *

В центр тренировочного плаца вышел низкорослый широкоплечий орк. Обнаженный по пояс, он шагал размеренно и уверенно. Гладко выбритая голова блестела на солнце зеленоватыми отблесками, будто специально отполированная. Мускулистое поджарое тело покрывали пестрые татуировки, каждая из которых говорила о пройденных испытаниях, победах и достижениях. Боевые символы преобладали числом среди других, как и было положено почетному воину в годах. Перед строем предстал Метк'сарин-Стремительный, старший инструктор стана рубак.

Он прошел вдоль выстроившихся в линию рекрутов, не торопясь, с хищным вниманием изучая их лица — усталые, вымотанные, но еще не полностью сломленные. В его взгляде читалось желание добить остатки гордости и пошатнувшегося упрямства.

— Что ж, — начал он, голос был сух, с колючей усмешкой. — Свою неуклюжесть и тупость вы, похоже, временно компенсировали.

Он бросил цепкий взгляд на стоящего ближе всех серокожего орока, в котором легко узнавался Рок'танин. На мгновение губы Метк'сарина скривились в подобии сожаления, но оно быстро растворилось.

— Однако солнце еще высоко. А значит, у вас есть шанс закрепить свои убогие успехи.

Он сделал паузу, глядя в серое марево над горами, словно прикидывая, сколько в этих телах еще осталось сил. Потом указал рукой вдаль.

— Марш-бросок до талой равнины и обратно. Исполнять!

Строй орков сдвинулся с места. Зеленая лавина с редкими вкраплениями серых тел потекла вперед. Локти, толчки, выкрики, короткие насмешки — не из дружбы, а из привычки к соперничеству. Особенно доставалось лед'гарам. Их давили, задевали, осыпали подзатыльниками, как бы между прочим, но с явным прицелом.

Баг'ран и Рок'танин давно знали, что такое быть чужаками. Очередная утренняя стычка только усугубила их положение. Три круга «воспитания» вместо одного — этого не прощают. Они отстали от основного строя, сбившись чуть в сторону, туда, где было тише.

Рок слегка толкнул Бага локтем, давая знак.

— Разговор есть, — негромко произнес он, мотнув головой назад.

Когда они достаточно отстали от строя, чтобы голоса не слышались сквозь гул толпы, Рок заговорил снова:

— Ты будешь в ярости... но я решил уйти.

Баг'ран стремительно остановился, словно налетев на невидимую стену. Пыль поднялась вокруг ног.

— Что? — выдохнул он, сбитый с толку.

Рок махнул рукой, подгоняя — нельзя просто стоять на виду. Они снова двинулись вперед, улавливая темп.

Там, где скрывается ярость

Срединные земли трав'таков, стан рубак, прошлое

Низкие, тяжелые тучи заволокли небо, придав ему гнетущую серость. Воздух будто сгустился, наполняясь невидимым грузом — холодным предвестником дождя. Пахло мокрой землей и промозглым страхом. Утро не принесло облегчения: свет так и не пробился сквозь свинцовые толщи облаков. Даже солнце словно отвернулось от мира, решив не становиться свидетелем грядущего.

На утоптанной земле в молчаливом строю замерла ровная шеренга рекрутов. Линию прерывала лишь одна бледная фигура — орок, сделавший шаг прочь.

Метк'сарин, хмурый в своем суровом молчании, медленно шел вдоль замерших фигур. Шаги были размеренными, словно счет времени до чего-то неотвратимого. В голове у него все еще звучали слова, только что произнесенные Рок'танином.

Еще один лед'гар сломался. Очередной отказ. Это не было редкостью — даже трав'таки порой не выдерживали. Но Рок'танин отличался. Он не блистал, однако имел стержень. Подавал надежды, какие редко встречались среди его соплеменников. И теперь — отказ. Добровольное отречение.

Метк'сарин остановился перед Баг'раном, выжидая. Белокожий, стоявший с прямой спиной, не отвел взгляд. В голубых глазах отражалась стальная решимость — и хмурое, безмолвное прощание. Все уже было решено. Баг остался.

Инструктор медленно кивнул — не одобрительно, но признавая выбор. Затем шагнул назад, и его голос хлестко рассек утреннюю тишину:

— Это — позор.

Он сделал короткую паузу, позволив каждому ощутить вес этих слов.

— Однако право на уход — неоспоримо. Все вы слышали признание этого рекрута. Он покидает наш стан добровольно, и по договору между народом травы и народом льда мы не имеем права ему помешать.

Метк'сарин говорил холодно, почти отстранено, как о чем-то грязном, но необходимом.

— Да, этот рекрут уйдет без последствий. Мы не тронем его. Таковы правила. Лед'гары живут по иным кодексам.

Среди трав'таков послышалось негромкое фырканье. Несколько бойцов злобно покосились на Рок'танина, стоящего поодаль. Они знали: будь он одним из них — наказание было бы неминуемо. Его бы избили, выжгли клеймо, выбросили как труса. Но серокожим позволено то, что им — нет.

Метк'сарин усмехнулся безрадостно.

— Я приведу Рычл'сура, — сказал он. — Пусть засвидетельствует добровольный уход своего соплеменника. Формальности, да. Но даже они — священны.

Резко развернувшись, он направился в сторону командной ставки.

— Вольно!

Голоса за его спиной не последовали. Только одно брошенное в спину слово догнало его из глубины строя:

— Какой прах'зар...

Он не обернулся. Все уже было сказано.

* * *

— Слабак. Мне стыдно, что до сего дня я стоял с тобой в одном строю, — процедил Гром'зар, растянув губы в кривую ухмылку. И, не мигая, плюнул Рок'танину прямо в лицо.

Тот вздрогнул. В его взгляде вспыхнула искра — мимолетный отблеск гнева, — но он не двинулся с места. Все внутри него горело, однако мысль о скором уходе, о том, что издевательства вот-вот закончатся, удерживала его от ответа.

Гром'зар ждал. Он наслаждался молчанием, жаждал его нарушить. Он хотел вспышки, скандала, крови — но Рок'танин просто смотрел. Ни слова. Ни звука.

Время ускользало. Метк'сарин мог вернуться с минуты на минуту, и с ним — лед'гаровский свидетель. Тогда наказывать «труса» станет поздно.

Понимая это, Гром'зар резко шагнул в сторону — к тому, кто все еще стоял в строю. К тому, кто остался.

— А ты, снежок? — голос его зазвучал еще ядовитее. — Почему не последовал за своей подружкой?

Он уловил, как потемнели голубые глаза Баг'рана — и улыбнулся шире, как хищник, учуявший раненую дичь.

— Что, будешь молчать? Глотать унижение, как последняя сосулька?

Ответа не было. Только ледяное, глухое молчание. И это бесило.

— Ну-ну, молчи. Молчи, красотка. Я дам тебе новую роль. Когда твой дружок уйдет — ты станешь моей лин'дул. Повеселимся. А пока... — Гром'зар начал расстегивать штаны, — получи мою метку. Чтобы все знали, что ты мой.

Соратники, находившиеся по бокам, расступились, отшатнулись, словно позорный акт мог отбросить на них капли мерзкого клейма.

Баг'ран застыл. Понимание происходящего пришло не сразу. Затем его лицо исказила судорога. Гнев — не просто вспыхнул. Он взорвался.

Сердце — в ушах. Руки — будто не его. Мысли исчезли. Осталась только ярость. Она визжала в костях, в пальцах, в горле. Он рванулся. Без слов. Просто толчок. Тело вздрогнуло, мышцы налились сталью. Желтый туман перед глазами. Сознание отключилось, и остался только инстинкт.

Кулак — белый, будто вырезанный изо льда — пронесся по воздуху и врезался в скулу Гром'зара. Тот подлетел в воздух, как тряпичная кукла, и с глухим шлепком врезался в сырую землю.

Трав'таки замерли. Их лидер — гордый, неуязвимый — пал. Лежал без движения.

Дыхание Баг'рана было тяжелым. Его глаза пылали. Он рычал — не как орок, как зверь. Он больше не был тем, кем был мгновение назад. Гнев обрел плоть, ярость нашла своего адепта.

Тишина продлилась лишь миг. Кто-то закричал — и толпа рванула вперед.

Первый удар — в лицо. Баг не уклонился. Кровь хлынула из носа, но боли он не чувствовал. Она сгорела в его ярости. Он взывал к ней, требовал, и она давала силы. Зачерпнув сполна, он ответил. И каждый удар ломал, крушил, отбрасывал.

Он был бурей. Самой безумной, разрушительной.

Рок'танин наблюдал, пребывая в глубоком замешательстве. Это и в самом деле был его брат? Зверь, что сыплет ударами, как хлыстами, сокрушая толпу орков?

Рекруты окружили белокожего безумца. Они пытались сделать хоть что-то: сбить, повалить, задавить числом. Но он двигался вперед, точно стихия. Удары летели со всех сторон, однако Баг продолжал отвечать — раз за разом, как механизм, как одержимый духом войны.

И все же... у всего был предел.

Жар в его глазах начал гаснуть. Рывки стали короче. Руки — тяжелее. Толпа почувствовала подступающую слабость. Они налетели новой волной.

Сердце лед'грома

Глав'град, настоящее

— Печальный финал несбывшейся мечты, — с мягким вздохом произнес Аль'гор. Его взгляд потемнел, голос стал тише, почти сочувственным — словно в этом признании он слышал отголоски собственных неудач. — Полагаю, ты выжил... но стан рубак отверг тебя навсегда?

Баг'ран лишь покачал головой. В его глазах мелькнула искра — не гнева, не боли, а упрямой силы. Он опустил взгляд на свои ладони, точно ища на их поверхности отпечатки прошлого.

— Тот бой... Он дал мне больше, чем я мог тогда осознать, — заговорил он негромко. — Он пробудил то, о чем я и не подозревал: внутренние резервы, мощь, боль как источник энергии. Я узнал, что во мне живет нечто большее. Однако за это мне пришлось отдать самое ценное. Я потерял брат'ха.

Он поднял ладонь и внимательно разглядывал ее, будто видя впервые. Сжал пальцы в кулак, словно пытаясь поймать неосязаемое — ускользающую суть.

— Я должен был умереть рядом с ним. Я чувствовал, как уходит жизнь... но тело отказывалось сдаваться. Боль... Она не сломала меня. Наоборот, она стала первым шагом к пониманию. Я не знал тогда, как использовать то, что открыл, но я почувствовал: жизнь куда глубже, чем кажется.

Аль'гор кивнул. Он понимал, о чем говорит Баг. Источник жизненной силы. Энергия, что таится внутри каждого. Сам он в юности прошел этот путь — и потому слушал с вниманием.

Баг'ран продолжил:

— Метк'сарин отдал приказ о нашем перерождении. Но прежде, чем тела сожгли, один из конвоиров заметил, что я все еще дышу. Это казалось чудом. Они дали мне два дня, максимум — думали, все равно не выживу. А через неделю я уже стоял на ногах.

— Значит, изгнания не было? — удивился Аль'гор.

— Нет. Все случившееся решили замять. Жизнь Рока и мое молчание стали платой за то, чтобы не поднимать шум. Так трав'таки спасли свою репутацию.

Аль'гор вздохнул:

— И ты остался? После всего?

Баг'ран чуть прищурился. В его голосе появился холодок:

— Я хотел остаться. Мне нужно было... доказать. Себе. Им. Вернуть долг Року.

— Ты продолжал тренироваться?

— Ежедневно. Жестче. Дольше. Я проникал все глубже, черпал силы из нового источника. Гнев. Потеря. Желание мести. Все это стало моим топливом. Даже Метк'сарин начал смотреть иначе.

— Он ведь знал, кем ты должен стать. Почему не остановил?

— Потому что я сам его попросил. Я хотел пройти этот путь до конца. Но цель уже была не в самосовершенствовании. Моей целью теперь был Гром'зар.

Аль'гор замолчал. Он понимал. Месть — холодная, вязкая, но в орочьей культуре — священная.

— Ты винил его?

— Я винил себя. Но месть... поселилась во мне, как холодный клинок. Я должен был исполнить завет кров'зар'гула. Иначе... я не имел бы права называться брат'хом и потерял бы остатки своей чести.

— Традиции, — тихо произнес Аль'гор, качая головой. — Спорная вещь.

— Остальное обучение прошло как в трансе. Я мало что помню, только цель. И ледяную решимость.

— Каков был план? Ты же не хотел просто прикончить его, ударив однажды из тьмы?

Баг слегка усмехнулся. В этой усмешке не было веселья — только горечь:

— Нет. Я хотел, чтобы все было по правилам. Публично. Открыто. С честью.

— Тах'гра? — уточнил Аль'гор, и в его глазах вспыхнул живой интерес.

Баг кивнул:

— Но участвовать в Тах'гра имеют право только признанные воины. Те, чьи силы подтверждены испытанием.

— Я знаком с нашим обрядом. А каково испытание рубак?

— Сложное. Первый этап — кулачный бой сразу против нескольких противников. Потом — демонстрация призыва духов через тотемы. И напоследок — гонка на полосе препятствий.

— Духи и тотемы... Вот это интересно. Расскажи, — глаза Аль'гора блестели от желания познать.

— У орков немного тотемов. Но мне и не нужны были все, лишь один. Любой. Я выбрал зай'чика. Простой. Незаметный. Даже несколько презираемый. Мы были похожи.

Аль'гор поднял бровь:

— Зай'чик? Говорят, тотем может увеличить боевую мощь орка в разы.

— Возможно. Я до таких высот не дошел. Но зай'чик делал мои ноги легкими, как свежевыпавший снег. Это спасло мне жизнь не раз.

— Ты сбегал от врагов? — не поверил Аль'гор.

Баг усмехнулся снова — на этот раз с гордостью:

— Не бегство. Тактика. Я не позволял себя окружать. Вытягивал по одному — и ломал. А если кто-то пытался сбежать — догонял. И снова ломал. Так большинство трав'таков быстро поняли: со мной лучше не вступать в личные ссоры.

— Разумно, — отозвался Аль'гор, медленно поднимаясь с кресла. Его движения были неторопливыми, в них сквозила усталость, накопленная от долгого пребывания в одной позе. Он слегка размял плечи, прошел вдоль стены и остановился у окна.

Клан'гар аккуратно протер запотевшую пластину слюды, через которую пробивались редкие лучи света, отбрасывая мягкие блики на стены. Несколько секунд он молча вглядывался в заснеженный двор.

— Погода сегодня куда терпимее, чем вчера, — проговорил он, не отрывая взгляда от стены напротив. — Расскажи мне про полосу препятствий. А потом… — он обернулся, — предлагаю выйти. Нам обоим не помешает немного свежего воздуха.

Баг'ран встал, глубоко вдохнул и сделал размашистое движение руками, будто стряхивая с себя остатки воспоминаний.

— Полоса сама по себе была ничем не примечательна. Набор классических испытаний — лазание, прыжки, бег, координация. Но именно она отсеяла тех, кто хотел быть воином, но не был для этого создан. Кости ломались, судьбы рушились... Некоторые после нее навсегда оставляли мечты о боевой славе.

Аль'гор лишь кивнул. Он знал — каждый клан, каждая школа имела свои способы проверять претендентов. И ни один из них не был легким.

Он указал на дверь и жестом пригласил Баг'рана следовать за ним.

Они вышли в прохладный каменный коридор. Стены, покрытые сетью мелких трещин, источали сырой холод. Свет факелов дрожал, отбрасывая на пол вытянутые тени. Их шаги гулко отдавались в пространстве, пока они направлялись к боковому выходу.

Стезя мести

Срединные земли трав'таков, стан рубак, прошлое

Баг'ран отвел взгляд. Он чувствовал, как закипает нечто внутри, но сдержал пламя, вспыхнувшее глубоко в груди. Он не имел права свернуть. Не теперь. Он знал, на что идет — понимал, что может погибнуть, что Гром'зар, скорее всего, сильнее, опытнее. Но долг... он жег сильнее страха.

Метк'сарин преградил путь. Его широкая, сухая фигура застыла в воротах, как сторожевой столб. В глазах — холод, точно сталь, висевшая у него на поясе. Это был не случайный взгляд, не просто встреча. Он ожидал, предвидел возвращение бывшего корга.

Инструктор трав'таков давно был известен своей жесткостью и суровостью. Однако сейчас в его голосе звучало нечто большее, чем сухая военная строгость. В нем была тяжесть понимания, обрамленная легким оттенком заботы.

— Он раздавит тебя. Даже глазом не моргнет, — проговорил он ровно, глухо, как камень, падающий в ледяную воду. — Ты не готов к Тах'гра против такого противника.

— Знаю, — коротко ответил Баг. — Но у меня есть долг, и я обязан его вернуть.

Он сделал шаг в сторону, пытаясь пройти мимо, но Метк'сарин протянул руку и положил ладонь на его плечо. Давление было легким, но уверенным — и Баг замер.

— Умерев, ты ничего не вернешь, — произнес инструктор тише. — И я не думаю, что Рок'танин желал тебе такого конца.

Это имя резануло слух. Как будто по сердцу прошли шершавым лезвием. Баг'ран не слышал его давно, хотя память о брат'хе никогда не покидала его. Имя несло в себе боль. Но в то же время и свет.

— Шансы есть, — сказал он, понимая, однако, что это точно не убедит собеседника. — А если нет... тогда какой смысл? Если я не способен стать рубакой, если не могу биться с вами на равных — может, моя жизнь ничего и не стоит.

Он мягко убрал руку инструктора со своего плеча. Метк'сарин помедлил, но затем отступил.

Инструктор вздохнул. Взгляд его помрачнел.

— Не буду лгать, — сказал он. — Я с самого начала знал, что из тебя не выйдет рубака. Ты здесь чужой.

Слова были столь прямолинейны, почти оскорбительны. Баг'ран поморщился и уже хотел было пройти мимо, когда Метк поднял ладонь, давая понять, что он не закончил:

— Подожди. Тот день... та драка на плацу. Ты думаешь, это было твоим провалом. А я впервые тогда увидел, кто ты есть на самом деле. У тебя есть стержень. Ты можешь стать воином. Настоящим. Просто путь не тот. Не рубакой тебе суждено быть, Баг.

Баг'ран отвернулся. В груди вновь шевельнулось разочарование. Очередной орк, снова говорящий: ты недостаточно хорош для своей мечты.

— Даже если я сейчас одержу победу, — проговорил он тихо, — мне все равно не стать одним из вас. Так почему я должен бояться проиграть?

Он отвернулся и стремительно пошел прочь. Ког'тары у него на поясе звякнули, задавая ритм шагам. Встречаемые на пути орки расступались. Все уже знали, зачем белокожий вернулся в стан. Все ждали.

Баг шел уверенно, взгляд устремлен вперед. Он не дрожал, не колебался. Лагерь затаил дыхание. Грядет Тах'гра — да прольется кровь.

Метк'сарин смотрел ему вслед. Он знал: все идет к катастрофе, которую у него не получилось остановить. И все же... он не привык сдаваться. Даже когда битва уже кажется проигранной.

Ему нужен был шанс. Любой. Помощь. Кто-то, кто может оказать дополнительный вес.

Внимание его зацепилось за одного из рекрутов — тот стоял в стороне, наблюдая, как белокожий исчезает за углом казармы. Метк резко шагнул к нему, ухватил за ремень, подтянул ближе.

Желтые глаза инструктора сверкнули — и рекрут побледнел.

— Ты. Слушай внимательно. Найди Гор'кана. Немедленно. Прочеши весь длинный дом и его окрестности. Приведи его на плац. Сейчас.

— Кого?.. — пискнул рекрут, но Метк тут же перебил:

— Вчера прибыл огромный серокожий орк. Однорукий. Ты его узнаешь сразу. Ошибиться невозможно.

Он отпустил ремень и толкнул бойца вперед:

— Живо!

Крик был хлестким, как плеть. Рекрут сорвался с места и помчался, будто спасая свою жизнь. Метк стоял неподвижно, вновь глядя в сторону, где недавно скрылся Баг'ран.

Время неумолимо бежало вперед. Его оставалось совсем немного, чтобы все изменить.

Метк'сарин выдохнул и медленно поправил чешуйчатую кирасу. Его лицо оставалось сосредоточенным, но внутри все бурлило. Он чувствовал, как контроль ускользает, как ситуация уходит из-под его власти, и только одна мысль стучала в голове:

Только бы он успел... Только бы Гор'кан появился до начала.

Шаги ускорились. Казарма осталась позади. Гул голосов, доносящийся с плаца, не оставлял сомнений — толпа уже собралась. Метк пробился сквозь кольцо рекрутов и застыл, увидев в центре две фигуры, стоящие напротив друг друга.

Баг'ран стоял без доспехов, оголенный по пояс, босой — все лишнее отброшено. Хмурый взгляд впился в его цель.

Гром'зар, напротив, ухмылялся во весь рот, словно уже чувствуя вкус победы. В глазах — нетерпение. В сжатых кулаках — спокойная уверенность.

Толпа затихла. Все ждали начала ритуала. Знали, как это происходит.

Баг'ран нагнулся, поднял с земли камень и с силой бросил его в грудь противника. Камень ударил глухо. Гром'зар едва заметно поморщился, но не пошатнулся. В ответ Баг обнажил клыки, его рык напоминал зов древнего раненого зверя. Вызов был брошен.

Гром'зар снял доспех, отбросил оружие и поднял руки, заявляя — бой будет честным. Затем, собрав в легкие воздух, он закричал в ответ. Рык трав'така пронесся над плацом, и толпа взорвалась эхом. Воины ревели, возбужденные зрелищем. Все было готово.

И тут… плотное кольцо плеч разомкнулось.

В круг шагнула массивная фигура — серая, как утес, в сверкающих доспехах. Одинокий, могучий, с холодным лицом — Гор'кан.

— Стойте, — его голос прозвучал, как удар молота о камень. Ни один из зрителей не посмел пошевелиться.