Путь Скитальца

Глава 1. Последняя надежда.

Семнадцать лет назад.

Луна, словно выщербленный серебряный щит, висела над покосившимися крышами заброшенного храма. Ветер шевелил иссохшие листья плюща, цеплявшегося за треснувшие колонны, а в разбитых витражах отражались бледные звезды. Воздух был густ от запаха сырой земли, прелой листвы и чего-то древнего, почти забытого. Того, что пробуждается в ночи и навевает нечеловеческий ужас.

В полумраке старого собора, среди пыльных витражей, появлялась его тень – высокая, почти неестественно стройная фигура, будто сотканная из ночного тумана. Скиталец. Так его теперь называли те немногие, кто пережил встречу с ним.

Его лицо – бледное полотно, на котором время оставило лишь легкие морщины у глаз, выдававшие его истинный возраст. Скулы, острые как лезвие, подчеркивали аристократическую худобу. Губы, тонкие и бледные, лишь в моменты охоты обретали кровавый оттенок. Но главное – глаза. Два бездонных озера мертвого золота, в которых пульсировала странная жизнь. Зрачки то сужались, то расширялись, словно гипнотизируя и отражая лунный свет тысяч ночей.

Волосы до плеч цвета самой черной беспросветной ночи обрамляли это лицо, иногда скрывая его полностью, когда он склонял голову. На левой скуле – шрам, оставленный особым клинком в давно позабытом веке. Этот шрам никогда не заживал до конца, напоминая о его уязвимости.

Одевался он всегда в черное – длинные сюртуки старинного покроя, скрывавшие его худобу. Руки, бледные с длинными пальцами, всегда были скрыты перчатками из тончайшей кожи. Лишь в редкие моменты можно было заметить, что ногти на них – чуть длиннее обычного и отливали синевой, будто под ними текла не кровь, а чернила.

Но самой странной особенностью Скитальца была его тень. Она словно жила собственной жизнью – иногда отставала на секунду, иногда принимала формы, не соответствующие его позе, а в лунные ночи и вовсе исчезала. Старые легенды говорят, что это не тень, а душа, которую он потерял столетия назад и теперь безуспешно ищет.

Когда он двигался, создавалось впечатление, что он не идет, а плывет над землей, не касаясь пола – такое впечатление создавал длинный до самых пят плащ с вытертыми серебряными узорами по краям. А в моменты опасности его фигура будто растворялась в воздухе, оставляя после себя лишь запах старых книг, ладана и чего-то металлического, возможно, крови.

Голос его звучал как шелест страниц древнего фолианта – глухой, с хрипотцой, но в то же время удивительно мелодичный. Он редко повышал голос, но когда это происходило, в нем прорезались ноты, заставляющие стекла дрожать, а кровь в жилах — застывать. Типичный представитель Скитальцев стоял неподвижно у входа в небольшой храм. Его бледное лицо с темными, как две бездонные пропасти, глазами было обращено на дверь. Пальцы нервно перебирали рукоять кинжала за поясом.

Тени сгустились, когда в дверном проеме показался старик. Он был мал ростом, сгорблен годами, одет в потертую коричневую рясу, перехваченную веревочным поясом. Его лицо, изрезанное морщинами, напоминало высохшую грушу, а седые волосы, собранные в небрежный хвост на затылке, светились в лунном свете, как паутина. Но больше всего поражали глаза – ярко-голубые, молодые, не соответствующие возрасту.

В дрожащих руках старик бережно держал сверток из потертого богатого бархата цвета запекшейся крови. Из складок ткани виднелось крохотное личико новорожденного, бледное, как восковая свеча. Ребенок спал, и старик старался говорить настолько тихо, насколько мог.

– Вексендер, – прошептал старик, и его голос напомнил скрип старого дерева. – Ты все-таки пришел.

Имя его, как шепот ветра в опустевшем склепе. Не имя, а эхо забытой эпохи. Века, словно паутиной, оплели его существование, оставив на лице печать вечной ночи. Теперь он – Скиталец, не привязанный ни к одному месту, ни к одному времени. Его дом – дорога, его спутник – луна, а его судьба – вечное одиночество.

Скиталец сделал шаг вперед. Его плащ распахнулся, обнажив черный камзол, расшитый серебряными нитями в виде причудливых символов. В воздухе запахло холодным металлом и чем-то горьким, как полынь.

– Я пришел лишь за одним, Базальт, – ответил Вексендер, брезгливо поглядывая на сверток в руках старика. Его голос был низким, мелодичным, с едва уловимым акцентом, происхождение которого сложно было определить. – Проститься. Все кончено. Слишком опасно оставаться в этих местах.

Базальт кашлянул. Он поднял сверток выше, к свету луны, и Вексендер увидел, что ребенок уже не спит. Глаза младенца – огромные, фиалковые – смотрели прямо на него, без страха, без слез.

– Ты не можешь забыть свою клятву, Скиталец! – сказал старик, и его голос дрогнул.

– Не осталось никого, перед кем я должен был бы ее сдержать! – злобно рявкнул Вексендер, обнажая белоснежные зубы, намеренно демонстрируя старику острые звериные клыки. Но едва ли старый Базальт был напуган. – Всех уничтожили, тебе тоже пора уходить, иначе тебя сожгут вместе с нами, как предателя.

Вексендер был зол. Его гнев и ярость так давно копились в истлевшем сердце, что требовали вырваться наружу, подобно бурной реке.

– У нас есть шанс, есть еще возможность спасти таких, как ты, – не сдавался Базальт, неосознанно прижимая к себе ребенка, – ты сам знаешь, к какому роду принадлежит дитя. Это наше спасение.

– Ребенок обречен, – сдержанно, но немного нервно оборвал его Скиталец. – Лучше избавься от него, так ты спасешь его от мук будущего. Они найдут и не сжалятся.

– Что ты такое говоришь, друг? – Базальт сглотнул и уставился в черные глаза Скитальца.

Вексендер одернул плащ и развернулся, направляясь в глухой лес.

– Ты поклялся защищать ребенка ценой своей жизни! Когда в ней пробудится жажда, ты научишь ее справляться со своей силой, иначе твой род обречен, глупец! – выкрикнул Базальт, стараясь вразумить старого друга, но не питал особой надежды, что он проникнется его отчаянным криком.

– Мирабелла мертва! – не оборачиваясь прогремел Скиталец, по белкам его глаз мгновенно пробежала сетка из тончайших красных капилляров.

Глава 2. Приют.

Спустя 17 лет. Средневековье.

Пробуждение в приюте всегда наступало резко, как удар колокола. Сперва тонкая полоска света, крадущаяся сквозь щели в ставнях, потом – настойчивое скрипение половиц под ногами матери-настоятельницы. Я невольно вздрагивала каждый раз и ненавидела утро всей душой.

– Вставайте, дочери мои! Да будет благословен новый день! – голос матушки эхом разносился по длинному коридору, от которого веяло сыростью и плесенью вне зависимости от времени года.

Ее настойчивый голос, предназначенный для бодрого пробуждения, казался мне очередным неизбежным приговором.

Я привстала на своей неудобной кровати, зябко кутаясь в шерстяное одеяло. Наша келья была огромного размера с несколькими рядами кроватей, с голыми каменными стенами и высокими потолками, поэтому здесь всегда прохладно. В воздухе витал запах сырой земли, воска свечей и трав – обычный запах этого места. Сквозь небольшое окошко виднелся серый, угрюмый двор, огороженный высоким каменным забором, за которым виднелись голые ветви умирающей старой яблони.

Я лежала неподвижно, укрывшись одеялом с головой. Наверное, тайно надеялась, что остальные соберутся и уйдут без меня.

– Эвиона, тебе нехорошо? – прошептала моя подруга, Кларис. – Ты такая бледная, даже более бледная, чем обычно, и под глазами залегли темные тени.

Она откинула одеяло и села рядом на кровать, перебирая тонкими пальцами мои светлые пряди волос.

Мое лицо невольно исказила гримаса отвращения.

– Ненавижу, – прошипела я, глядя сквозь окно на бледный рассвет. – Ненавижу этот свет, этот день, эту… жизнь.

Подруга лишь усмехнулась. Пробуждение по утрам всегда давалось мне тяжело.

Моя одежда – простое темное платье из грубой ткани и шерстяной подъюбник. Это совсем не похоже на те роскошные наряды, которые носят девушки из знатных семей. Я помню, как подруги рассказывали о шелках, бархате и драгоценностях, но здесь, в приюте, все мы были равны в своей бедности. Однако на мне даже эти простые вещи смотрелись как-то иначе, словно я родилась для чего-то большего. Наверное, так думает каждая сиротка и втайне мечтает сбежать из приюта в руки богатого и прекрасного мужчины. Только я не питала подобных надежд.

– Я чувствую себя… разбито, – ответила я, проводя рукой по своим белым волосам. Как бы я ночью ни крутилась в тщетных попытках заснуть, они никогда не спутываются. Хотя бы в этом мне повезло. – Каждый луч солнца словно вонзается в меня иголками. Голова раскалывается, все тело горит… будто меня выпивают до дна.

Подруга рассмеялась.

- Тебе просто надо позавтракать и умыться. А можешь поговорить с матушкой. Она знает целебные травы…

Я презрительно фыркнула, когда Кларис снова рассмеялась.

– Травы? Что они знают о моей… хвори? Я просто устала. Вчера мы весь день ткали полотно и это порядком утомило меня, – закончила я более спокойно. – Я устала от этого места и от такой жизни. А от этих ежедневных молитв у меня скоро язык отвалится.

В келью ворвалась мать-настоятельница, чтобы снова поторопить нас. Ее суровое лицо не выражало ни капли сочувствия.

- Хватит болтать! Пора на молитву! Эвиона, ты снова валяешься в постели? Неужели тебе совсем не стыдно? Бог дал нам еще один день, а ты его встречаешь в лени и грехе!

Я взглянула на матушку с неприкрытой ненавистью, поджав губы, но промолчала. Я медленно поднялась с кровати и отправилась вслед за Кларис.

– Не отставай, Эвиона, – повторила мать-настоятельница, и ее голос был холодным и резким, как внезапная плеть. Что это такое я знаю не понаслышке. В детстве я часто пыталась сбежать и получала за это щедрое наказание от матери-настоятельницы.

– Пойдем и вознесем хвалу Господу. Посмотрим, как долго мы сможем притворяться смиренными овечками, - съязвила я и сразу же осеклась, поймав недобрый взгляд нашей «надзирательницы». Наверное, произнесла излишне громко… В любом случае, я знала, что сказала это намеренно. Я хотела, чтобы меня услышали...

Столовая представляла собой длинную, узкую комнату с грубыми деревянными столами и скамьями. Тусклый свет проникал сквозь небольшие окошки, расположенные высоко под потолком, освещая серые лица послушниц. В воздухе витал запах сырости, плесени и кислой каши. Я садилась за стол рядом с Кларис, моей самой доброй и веселой подругой в этом печальном месте.

Завтрак в приюте был самым нелюбимым моим занятием после утренней молитвы. Вернее, не само занятие, а то, чем нас кормили. Овсяная каша, сваренная на воде, без соли и сахара, – вот наш ежедневный утренний рацион. Иногда, если был удачный день, нам доставался небольшой кусочек черствого хлеба. Но чаще всего – только каша.

Когда нам раздали миски с кашей, я поморщилась. Она была серой, склизкой и совершенно безвкусной, как всегда. Я старалась съесть хотя бы немного, чтобы не разгневать матушку-настоятельницу, но каждая ложка давалась с большим трудом. Мой желудок, казалось, за годы жизни в приюте должен был давно смириться с такой едой. Но он протестует все чаще и чаще.

Кларис заметила мою гримасу и тихонько засмеялась.

– Тебе опять не по вкусу королевское угощение? - поддразнила она меня, лукаво поблескивая глазами.

Я вздохнула.

- Ну не могу я это есть, Кларис! Она совсем безвкусная. Я понимаю, что мы должны быть благодарны за любую еду, но…

– Ох, Эвиона, опять не ешь, – негодовала мать-настоятельница. – Ничего у тебя не получается, как должно быть. Еще несколько месяцев и ты покинешь приют. Тебе надо стараться лучше, работать больше. Быть усерднее и тверже в своей вере.

– Я на пути к этому… – не поднимая на нее взгляд, ответила я.

Кларис подтолкнула свою миску ко мне, когда матушка отошла подальше.

– Ладно, давай половину. Я сегодня очень голодна.

– Спасибо, Кларис, ты моя спасительница.

– Глупости! У меня всегда хороший аппетит, а сегодня мне что-то очень хочется твоей безвкусной каши, – отмахнулась она.

Визуалы

Главная героиня.

Вексендер.

Амадей.

Глава 3. Лазарет.

- Эй, кто это там? Выходи! – крикнул один из парней, по-моему, его зовут Крэйв.

Внезапно Амадей обернулся и, узнав меня, уверенной походкой начал приближаться. Он все еще в тренировочной рубашке, влажной от утренних упражнений. Солнце играло на его скулах, подчеркивая благородный профиль.

Он принадлежит к очень влиятельной набожной семье, но я его знаю, как бунтаря. Он всегда старается быть лучше всех во всем, даже если ему за это попадет. И, конечно, же фехтование - его страсть. Я бы часами наблюдала за его тренировками.

— Эвиона! — его голос, обычно такой уверенный, сейчас звучал почти радостно. Он сделал еще несколько стремительных шагов мне навстречу, и я заметила, как его глаза — те самые серые озера с золотистыми искорками — вспыхнули при виде меня. — Какое приятное утреннее видение.

Я почувствовала, как тепло разливается по щекам, и опустила взгляд на корзинку с травами в своих руках.

— Вы слишком любезны, господин Амадей. Я не ожидала встретить вас здесь в такой ранний час.

Он улыбнулся, и в уголках его глаз собрались лучистые морщинки. Ветер едва шевелил его короткие черные волосы.

— Едва ли я смог дождаться рассвета! Невозможно усидеть в своих покоях, ведь звон рапиры и азарт в сердце не покидают никогда, — он сделал шаг ближе, и я уловила тонкий аромат кожи и чего-то пряного — возможно, восточных благовоний. — А вы куда направляетесь с таким озабоченным видом?

— В лазарет, — ответила я, показывая на свою корзинку. — Сестра Роза ждет эти травы для настоек.

Амадей тут же выпрямился, его поза стала почти церемонной.

— Позвольте мне сопроводить вас, леди Эвиона. Утренние аллеи могут быть скользкими от росы, — он протянул руку, и я заметила свежий порез на его ладони — вероятно, следствие утреннего фехтования. Я не знала, что делать, что сказать и сначала обернула руку.

Амадей застыл и улыбнулся, все еще протягивая мне свою мягкую израненную ладонь, которая пахла терпко и одновременно приятно...

Я колебалась еще мгновение, затем осторожно положила свои пальцы на его ладонь. Кожа Амадея оказалась удивительно теплой, даже приятно обжигающей — это тренировка разогнала кровь по венам. Внезапно я ощутила, как замерло сердце от его прикосновения. Я буквально остолбенела и сглотнула, чтобы попытаться заставить сердце биться в прежнем ритме.

— Вы ранены, — заметила я, указывая на порез.

Амадей рассмеялся, и этот звук напомнил мне журчание ручья под мостом.

— Пустяк. Хотя... — он притворно нахмурился, — возможно, мне действительно стоит показаться вашей сестре Розе. Если вы не против составить мне компанию?

Я улыбнулась, не отрывая от его лица взгляд. Кажется, такой подарок судьбы я никогда не ожидала получить. Мы иногда встречались с Амадеем в храме возле часовни или на берегу реки, но сейчас мы были наедине впервые и это вызывало в моем сердце бурю необъяснимых захватывающих эмоций.

Мы пошли по аллее, усаженной молодыми кипарисами, чьи тени ложились на песчаную дорожку стройными полосами. Амадей шел рядом, осторожно придерживая мою руку, будто я была хрустальной статуэткой. Меня настораживали взгляды окружающих нас прохожих. Амадей с распахнутой рубахой и я, сиротка из приюта, в своих страшных вещах. Мне вовсе не положено находиться рядом с ним, уж тем более держать его за руку.

— Вы часто наблюдаете за нашими тренировками, — неожиданно сказал он. Я вздрогнула, но он лишь улыбнулся. — Не волнуйтесь, это не упрек. Напротив... Мне нравится думать, что именно ваш взгляд придает мне сил.

Сердце мое забилось так сильно, что я боялась, он услышит этот стук.

— Я... я просто восхищаюсь искусством фехтования, — стеснительно пробормотала я.

— Тогда почему бы вам не попробовать? — Он остановился, повернувшись ко мне всем корпусом. — Я мог бы дать вам несколько уроков. В саду за южной стеной — там тихо, и никто не помешает.

Его предложение повисло в воздухе, смешавшись с ароматом цветущих лип. Я подняла глаза и увидела, что он смотрит на меня с такой теплотой, от которой у меня снова перехватило дыхание.

— Я постараюсь прийти.

— На закате буду ждать.

— Я приду…

Он отпустил мою руку и с довольной улыбкой пошел обратно.

Взгляд на мгновение зацепился за каплю засохшей крови Амадея, размазанную по моей ладони небрежным штрихом. И... я решила не стирать ее.

Каменные стены лазарета хранили прохладу даже в самый жаркий полдень. Я осторожно ступала по выщербленным плитам, держа корзинку с травами так, чтобы не растерять драгоценные стебли. Воздух был густым от запахов сушеной мяты, лаванды и чего-то металлического, что щекотало ноздри и заставляло сердце биться чаще. Я словно шла на этот чарующий аромат, не совсем осознавая, от чего же он исходит. Должно быть, кто-то из лекарей варит лечебную настойку.

— Эвиона, наконец-то! — сестра Роза встретила меня у дубовой двери, ее лицо под белым чепцом было бледным от усталости. — Слава Всевышнему, что тебя отправили в лазарет! Иди скорее, помоги мне с этим несчастным.

Она схватила меня за руку и потащила в дальний угол, где на узкой койке лежал молодой воин. Его рука была забинтована, но сквозь льняную ткань проступало алое пятно, расширяющееся с каждым ударом сердца. Что-то внутри меня сжалось и замерло, а затем... забилось в странном, незнакомом ритме.

— Держи его, пока я буду перевязывать, — приказала сестра, протягивая мне флакон с мутной жидкостью. — Если начнет метаться, дай ему глоток.

Я кивнула, не в силах оторвать взгляд от его раны. Когда сестра размотала бинт, капля крови скатилась по бледной коже и упала на солому. Звук этой капли отозвался во мне странным эхом, будто кто-то ударил в хрустальный колокольчик где-то глубоко в груди, и сердце, вопреки здравому смыслу, встрепенулось. Во рту внезапно стало сладко-горько, а пальцы сами собой сжали флакон так, что стекло затрещало.

— Эвиона, что с тобой? — сестра Роза пристально посмотрела на меня, выбив меня своим голосом из пропасти, в которую я провалилась. — Ты бела, как мой чепец.

Глава 4. Встреча со смертью.

— Эвиона, — тихо прошептала Кларис.

Я резко обернулась и увидела удивленную подругу, она смотрела на меня большими полными непонимания глазами.

— Мне нужно уйти ненадолго.

— Если матушка узнает, у тебя будут большие проблемы. Ты сама знаешь!

— Все будет хорошо, она ничего не узнает, — мой голос прозвучал уверенно, хотя я колебалась, стоит ли сбегать... Но это ради Амадея. Когда еще мне представится такой шанс?

На цыпочках я подошла к двери и осторожно приоткрыла ее. Коридор был пуст. Только длинная тень от луны тянулась вдоль стены, словно призрачный страж. Я выглянула наружу. Тишина… Где-то вдалеке завыла встревоженная собака.

Я двинулась по коридору, стараясь не скрипеть половицами. Я специально не стала обуваться, чтобы создавать меньше шума. С каждым шагом мое сердце билось все сильнее. Страх, возбуждение, предвкушение… Все смешалось в моем сердце.

Я знала, что выбраться из приюта будет непросто. Вокруг – высокий каменный забор и крепкие ворота, запертые на засов. Но я нашла лазейку – небольшое окно в дальней кладовой, которое выходит прямо в лес.

Добравшись до кладовой, я осторожно открыла дверь. Запах сушеных трав и овощей ударил мне в нос. Я подошла к окну и попыталась его открыть. Оно поддалось с трудом, заскрипев ржавыми петлями.

Я вылезла наружу и спрыгнула на землю. Было холодно. Луна освещала темный, мрачный лес. Деревья стояли неподвижно, словно стражи, следящие за каждым моим движением.

Я побежала вглубь леса, в сторону старой часовни, где я должна была встретиться с Амадеем. Ночной воздух был наполнен ароматом хвои и горькой полыни, что побуждало меня бежать еще быстрее. С каждым шагом я чувствовала, как предвкушение встречи овладевает мной все больше. Я все еще сомневалась, стоит ли идти туда. Амадей может счесть меня легкомысленной и глупой. Наверное, он был бы прав… но я уже здесь.

Впереди показалась старая часовня, заброшенная и полуразрушенная. Лунный свет падал на ее обветшалые стены, создавая причудливые пугающие тени. Я остановилась у входа и глубоко вздохнула.

— Амадей, я пришла, — прошептала я.

— Эвиона, — раздался приглушенный голос за спиной, — я рад тебя видеть.

Амадей улыбнулся и подошел ближе.

Я чувствовала, как прохладная трава холодит босые ступни, когда Амадей с улыбкой протягивал мне тренировочную рапиру. Его пальцы, теплые и изящные, ненадолго задержались на моей ладони, заставляя сердце биться чаще. Мои ледяные от волнения и ночной прохлады пальцы испытали истинное наслаждение, когда он коснулся меня.

—Ты прекрасна в холодном лунном свете, — его голос звучал как шепот старинного вина, выдержанного веками. — Но сегодня я научу тебя быть смертельно прекрасной.

Я невольно улыбнулась. Амадей единственный мужчина, с которым я имела честь общаться. Просто он не такой, как другие. Для него я такой же собеседник, такая же живая девушка, как и девушки из знатных семей.

—Что это? — он осторожно взял мою руку и провел по шраму на ладони, имеющему рваные очертания.

— Не помню, наверное, в детстве я поранилась… Этому шраму столько же лет, сколько и мне.

— А сколько тебе?

— Через полгода исполнится восемнадцать, и я покину приют, — с нотой грусти ответила я.

Это событие неумолимо приближается. Мне страшно покидать родные стены, но кроме Кларинс об этом никому неизвестно. Я боюсь, что никогда не найду свое место в жизни. А мать-настоятельница прилагает все усилия, чтобы вселить это гнетущее чувство безысходности поглубже в мое сердце.

Амадей улыбнулся и встал позади, его грудь почти касалась моей спины, а горячее дыхание щекотало шею.

— Позволь мне вести твою руку, — прошептал он, обхватывая мое запястье. Его движения были точными и плавными, будто мы танцевали вальс с рапирами вместо музыки. Другой рукой он придерживал меня за плечо, аккуратно заставляя подаваться вперед в такт очередному выпаду.

— Смотри на острие клинка, — наставлял он, когда я в пятый раз от непривычной тяжести клинка, роняла его. - Фехтование – это больше искусство предвидения, а не силы.

Его голос и горячая кровь, пульсирующая настолько близко от меня, туманили мне разум. Внезапно в горле образовался ком, а дыхание участилось. Жажда сыграла со мной дурную шутку, мне так хотелось пить, что за глоток я бы отдала все, что угодно.

— Эвиона, о чем ты думаешь? Необходимо сосредоточиться, — послышался тихий голос Амадея возле моего уха.

— Я устала, Амадей.

Я была вынуждена отстраниться, чтобы унять неистово бьющееся в груди сердце.

Амадей подошел ко мне, убрал серебряную прядь с моего лица и дотронулся до лба.

— Ты холодна, как лед, — он перевел взгляд на мои босые ноги.

— Наверное, мне не должно заниматься чем-то подобным. Мать-настоятельница жестоко накажет меня, если обо всем узнает…

— Она не узнает.

Амадей искренне улыбнулся, в его глазах отчетливо читалась радость от нашей встречи.

— Что это? – произнес он, прищуриваясь и внимательно разглядывая что-то за моей спиной.

Я обернулась.

Тьма в нескольких метрах от нас сгущалась, становилась осязаемой, как черный бархат, пропитанный вековой пылью. И тогда в этой тьме вспыхнули два угля — кроваво-алые, будто раскаленные докрасна в горниле древнего ада. Они горели, не мигая, пронизывая меня насквозь, выжигая душу.

Я не верила своим глазам, в горле пересохло, я хотела бы вскрикнуть, но не могла, парализованная ужасом.

Существо вышло из тени плавно, словно не касаясь земли. Высокое, неестественно худое, закутанное в потертый камзол, который когда-то, должно быть, был роскошным. Его бледная кожа отливала мертвенным перламутром, как у рыбы из самых неизведанных глубин, никогда не видевшей солнца. Длинные пальцы с когтями, похожими на хищные крючья, сжимали эфес шпаги с изысканной гравировкой — оружие знатного господина и опытного убийцы.

Когда оно улыбнулось, я увидела клыки — не те театрально-острые, что демонстрируют в постановках приезжие балаганщики, а настоящие хищные зубы, желтоватые от времени, но от этого не менее смертоносные. Его дыхание пахло медью, мхом и чем-то древним — как склеп, открытый после столетий забвения.

Глава 5. Вексендер. Паладин Ордена.

Запах кислого эля, пота и копченого мяса ударил в нос, как только Вексендер переступил порог трактира «Хромая кобыла», в котором у него намечена встреча. Название, как заметил он в своих мыслях, соответствовало действительности: вывеска над входом жалобно скрипела на ветру, изображая нечто отдаленно напоминающее лошадь с подбитой ногой. Место как раз то, что надо, чтобы не привлекать лишнего внимания. Идеально для встречи с Нейримом.

Внутри было темно и тесно. Низкий потолок, закопченные стены, грубые деревянные столы и скамьи – все говорило о том, что здесь не ждут высоких гостей и это определенно было ему по душе. Полумрак освещался лишь несколькими тусклыми факелами, которые едва разгоняли тьму. За стойкой, протирая засаленную кружку, стоял огромный детина с багровым лицом и засаленными волосами. Типичный хозяин придорожной таверны, где скорее отравишься, чем утолишь голод.

Вексендер окинул взглядом немногочисленных посетителей. Пара крестьян, играющих в кости, двое озадаченных типов в темных плащах, и старик, уснувший над кружкой эля. Ничего примечательного. Скиталец надеялся, что Нейрим не задержится. В последнее время он стал особенно нетерпеливым и ожидание давило неподъемным грузом.

Он медленно подошел к стойке и кивнул детине.

— Эль, — бросил Вексендер, стараясь говорить непринужденно, чтобы сойти за одного из своих. Хозяин буркнул что-то неразборчивое и налил ему кружку мутной жидкости. Скиталец взял ее и, стараясь не морщиться, сделал глоток. Вкус был отвратительным, но ради конспирации можно и потерпеть. Небрежно кинув на стойку пару монет, он уселся за свободный столик в углу и принялся ждать.

Время тянулось медленно. Медленно — это лишь небольшая единица измерения вечности, которой у него в избытке.

Он неторопливо оглядывал посетителей, стараясь заметить хоть что-то необычное. Но все казалось обыденным и скучным. Вексендер начал нервничать. Нейрим всегда был пунктуален.

Одежда Скитальца была простой и неприметной: темные штаны, сюртук, грубые кожаные сапоги, серый плащ с капюшоном. Он не хотел привлекать внимания, особенно сейчас, когда Орден Дравока, кажется, решил всерьез взяться за искоренение «нечисти».

Наконец, дверь таверны скрипнула, и в помещение вошел Нейрим. Он был одет так же, как и Вексендер: темный плащ, скрывающий лицо, высокие сапоги. Но его выдавали глаза – яркие, пронзительные, с огоньком, который никогда не гас. Глаза воина и авантюриста.

Он окинул взглядом помещение и сразу же заметил старого друга. Без лишних слов он подошел к столику и опустился на скамью напротив.

— Вексендер, — сказал он, и его голос прозвучал как тихий шепот, — смертельно рад встрече.

— Взаимно, Нейрим. Но, признаться, я уже начинал злиться. Ты опоздал, — ответил Вексендер, не стараясь скрыть недовольство.

— Я забыл, как соскучился по твоему ворчанью. Тебе бы подошла внешность старого монаха. Ну, прости, друг. Задержался по дороге. Дела, — уклончиво ответил Нейрим.

Скиталец отлично понимал, что он не хочет говорить о своем «деле» в этом месте. Но ему было не до церемоний.

— Что за важность ради которой ты назначил встречу? Нелегко было добраться сюда, — прямо произнес Вексендер.

Нейрим вздохнул и огляделся по сторонам. Затем сосредоточил взгляд на серьезном лице Вексендера.

— Орден Дравока. Они стали только сильнее за эти годы. Гораздо сильнее, чем мы думали, — ответил он, понизив голос.

Скиталец напрягся, надвинув на лицо капюшон.

— Что ты имеешь в виду? Вряд ли меня сможет еще что-то удивить. Я знаю, насколько они опасны и чего добились, практически уничтожив наш с тобой род. А мы прячемся, как крысы по подземельям и заброшенным кладбищам вместо того, чтобы дать отпор.

Невольно сжимая кружку эля сильнее, Вексендер ответ взгляд.

— Они завербовали много новых паладинов. Бывших наемников, охотников за головами, просто отморозков, готовых убивать за деньги и веру. Их фанатизм растет с каждым днем, — ответил Нейрим. — Их повторное нападение на Эльденхольм… Это была не просто демонстрация силы...

— Эльденхольм? — едва слышно произнес Вексендер, чувствуя, как внутри нарастает гнев.

— Ты так давно не выбирался из этих мест, что совсем не знаешь страшные новости. Орден хотел показать, что теперь они способны на большее. И, поверь мне, Вексендер, они действительно способны. Графа Сэнтеро и его жену казнили, привязав к столбам на рассвете... Детей... Не буду даже говорить, — ответил Нейрим, и в его голосе впервые за много лет Вексендер услышал нотки тревоги. — Великий род прерван. Эльденхольм остался без правителя.

Эльденхольм… Этот город был его домом. Вексендер провел там не одно столетие и лично знал Графа, ощутил его радушие, знал о его доблести и благородстве не понаслышке. Но теперь, кажется, прошлое решило настигнуть Вексендера врасплох.

— Не знаю, как ты, Нейрим, а я буду биться до конца. Не проходит и ночи, чтобы не сдох хотя бы один из бешеных псов Ордена, — прошипел Вексендер, зная, что Нейрим поддерживает его во всем.

— Наших сил будет недостаточно, — возразил Нейрим.

— Чушь собачья, — прорычал Вексендер. — Один Скиталец — опытный воин, способный уничтожить десяток паладинов, а если нас будет больше, то им придется нас бояться!

— Может, и так. Но Орден целиком и полностью подчиняется Дравоку и они превосходят нас числом. Он отправит столько воинов, сколько потребуется, чтобы уничтожить тебя и меня. Вера без сомнений и колебаний. Они полны решимости истребить нас, —ответил Нейрим.

Вексендер молчал, обдумывая услышанное. Новости были плохими. Очень плохими. Орден Дравока всегда был проблемой, но теперь они стали настоящей угрозой. Граф Сэнтеро заключил перемирие, но оно продлилось совсем недолго.

— Что ты предлагаешь? — спросил Вексендер, наконец, чувствуя, что он недоговаривает.

Нейрим многозначительно взглянул на Скитальца.

— Королева Мирабелла родила ребенка в ту ночь, когда Орден едва не уничтожил последних из нас… — ответил он, и в его бесстрашных глазах впервые проявилась тревога.

Глава 6. Дом лорда Гастинга

Я редко могу уснуть надолго ночью. Меня словно что-то манит, что-то влечет и зовет в тишине по имени. Я слышу этот зов в каждом невинном шорохе, писке маленькой мыши под полом или крике вороны в ночной тишине. В глубине души я всегда осознавала, что со мной что-то не так, но у меня нет ответов на вопросы. Я живу по тем правилам и законам, которые мне показали, даже если считаю их абсурдными и неправильными.

Остаток ночи я не спала. Кажется, что все изменилось. То страшное существо, оно словно питалось кровью Амадея, вынуждая его быть послушным. Но как же это? Ведь Амадей совсем не такой, он хотел сражаться, но был подчинен воле чужака.

Едва ли с утра мне удалось вытерпеть утреннюю молитву и пережить завтрак, я в нетерпении неслась к месту тренировок, в надежде узнать, что же с Амадеем. Как он себя чувствует после этой ночи?

Я выискивала его глазами, хотя уже осознавала, что его нет и мужчины тренируются сами по себе.

Надо побыстрее добраться до лазарета, рассказать о своих тревогах сестре Розе.

В лазарете пахло лавандой и чем-то металлическим. Раньше я бы подумала, что это запах бинтов, настоек и хирургических инструментов, которые сестра Роза чистит. Но сейчас я уверена, что именно так пахнет кровь.

Мои пальцы дрожали, когда запах свежей крови от раны очередного воина вился в воздухе, словно невидимый змей, заставляя меня расширять ноздри и глубоко вдыхать его.

— Сестра Роза, — прошептала я, сжимая горло, чтобы унять завтрак, который, казалось, вот-вот вырвется наружу. — Со мной что-то не так.

— Что не так, дитя? — она повернулась ко мне и начала медленно складывать чистые бинты.

— Когда я чувствую запах крови... это не отвращение, а что-то иное. Настолько сильное, что мне страшно.

Сестра Роза замерла, складывая бинты, ее практичные туфли скрипнули по начищенному полу, а доброе лицо, обрамленное белым чепцом, смягчилось от беспокойства.

— Эвиона, дорогая, ты слишком много думаешь. Это лазарет и впечатлительные особы могут ощущать себя здесь нехорошо.

— Это не воображение! — мой голос прозвучал резче, чем я хотела. Пульс на ее запястье звал меня, как песня сирены, не позволяя сосредоточиться. — Я иногда просыпаюсь ночами от боли в зубах, все тело горит, если только...

Я замолчала, не решаясь произнести страшные слова, которые испугали бы ее. Я не уверена, сможет ли она меня понять или сочтет сумасшедшей.

Она потрепала меня по руке, ее прикосновение было теплым и человеческим.

— У тебя анемия, вот и все. Слабость заставляет разум придумывать странные фантазии. Завтра примешь тоник с железом и забудешь об этом.

— Но сны... Они такие явные, иногда я словно вижу древние эпохи…

— Сны — это просто сны, — деловитыми движениями она перелила жидкость из нескольких пузырьков в один большой. — Вы, барышни, забиваете голову чепухой, пока не перестанете отличать вымысел от реальности. Отдохни от этого места. Сходи погуляй, погода выдалась чудесная. А я как-нибудь справлюсь.

В полумрачном помещении, где через небольшое окошко едва пробивался дневной свет, я разглядывала голубые вены под ее кожей и чувствовала, словно мои десны пульсируют в районе клыков.

Развернувшись, я медленно вышла из лазарета.

Как жестоко, что единственный человек, который мог бы помочь, списывает мое проклятие на женские причуды.

Мне некуда было идти, мысли совсем запутались в огромный клубок. Еще сильнее меня пугал тот факт, что существо знает, где меня искать, оно может вернуться! Какая я глупая, раз упустила это из виду.

И, когда ночь прижмется к окнам, я знала: когда тьма окончательно опустится на спящий город, я снова могу с ним встретиться.

Амадей! Мне надо увидеться с ним! Но как я могу пробраться в дом знатного человека, его отца… Это просто невозможно!

Я колебалась, не была уверена, стоит ли идти туда, но ноги сами привели меня к дому Амадея.

В отличие от угрюмых стен моего приюта, дом лорда Гастинга, отца Амадея, поражал своим великолепием. Это был настоящий каменный замок, взметнувшийся к небу шпилями и небольшими башенками. Светлый песчаник, из которого он был сложен, благородно сиял под лучами солнца, а высокие, арочные окна, украшенные витражами, отражали все краски радуги.

Флюгеры в форме драконов гордо развевались на ветру. Знак головы дракона – это знак некоего Ордена, в котором состоит отец Амадея. Никогда не видела его представителей и почти ничего не знаю о них, но люди поговаривают, что они отважные и великие воины, которые защищают нас, простолюдинов, от опасностей, подстерегающих за пределами наших земель.

Вокруг дома простирался небольшой парк, за которым тщательно ухаживали садовники. Подстриженные газоны, цветущие клумбы, фонтаны, скульптуры – все говорило о богатстве владельцев.

Дом лорда Гастинга притягивал взгляд и вызывал восхищение каждого странствующего торговца, которому посчастливилось побывать в этих местах.

Жизнь вокруг дома кипела ключом, но это была жизнь прислуги, занятой своими повседневными делами. Она была более упорядоченной и организованной, чем в моем приюте, но от этого не менее тяжелой.

У железных ворот стоял привратник в ливрее. Он внимательно осматривал каждого, кто хотел войти на территорию поместья, и пропускал только тех, кто имел на это право. Его лицо было бесстрастным и строгим.

На подъездной аллее слуги чистили кареты и седлали лошадей. Их движения были быстрыми и уверенными. Они знали свое дело назубок и молча выполняли работу, не смея поднять глаз на проезжающих мимо господ.

Садовники работали не покладая рук, чтобы поддерживать идеальный порядок. Они подстригали кусты, поливали цветы и убирали опавшие от жары листья. Их лица были загорелыми и морщинистыми от постоянного пребывания на солнце.

На заднем дворе повара готовили обед для господ. Запах жареного мяса и свежей выпечки разносился по всему поместью. Они работали в поте лица, стараясь угодить своим хозяевам.

Глава 7. Путь в Норлан Брим

Вексендер был полон сил. Никогда Скиталец не чувствует себя лучше, чем после вкушения самой жизни. Он молнией несся на звуки боя с другой стороны таверны. Он стал палачом, безмолвной смертью, настигнувшей одного, затем второго наемника Ордена. Для Скитальца это пустяки, он жаждал настоящего сражения, опасного противника и увидел его. Паладин с нагвалем медведем яростно атаковал Нейрима. Нейрим был тяжело ранен. А Вексендер был почти уверен, что его друг пал бы в своем последнем бое, но не сегодня!

Вексендер рывком кинулся на паладина, нанося ему стремительные удары кинжалом один за другим. Фанатик отступал, не смея совладать с необычайной скоростью противника. Только Вексендер собирался обрушиться на него, чтобы оборвать жалкую жизнь, как проклятый нагваль закрыл паладина энергетическим щитом и сокрушительный удар пришелся прямиком в него.

Вексендер был вынужден отступить в лес и наблюдать оттуда. Паладин осматривался по сторонам ожидая удар отовсюду.

Наступила тишина.

Запах сырой земли и хвои смешивался с запахом крови Нейрима и, как Вексендер надеялся, вскоре – паладина, рядом с которым маячил его призрачный медведь – огромная, полупрозрачная тень, готовая в любой момент прикрыть своего хозяина. Скитальцу было плевать на его напускную святость и на его медведя. Сегодня паладин умрет.

— Порождение тьмы! Во имя Господа я призываю тебя сдаться и принять освобождение! — проревел рыцарь, и его голос эхом разнесся по лесу. Он поднял выше меч, и сталь сверкнула в лунном свете.

Сдаться? Это было не в правилах Вексендера.

— Твой Господь давно покинул это место, паладин! Здесь правит только смерть, — ответил он, оскалившись, из леса.

Вексендер ринулся вперед, быстрее, чем человеческий глаз мог уловить. Его клыки вытянулись, глаза налились кровью. Он чувствовал, как кровь бурлит в венах, даруя силу и скорость.

Паладин попытался заблокировать удар мечом, но Скиталец был слишком быстр и, уклонившись от его клинка, нанес удар когтями по сверкающим доспехам. Металл заскрежетал, но броню пробить не удалось. Вексендер отпрыгнул назад, оценивая ситуацию. Призрачный медведь встал на защиту своего хозяина, преграждая ему путь своей огромной тенью.

Вексендер усмехнулся.

— Забавно. Но это тебя не спасет, — злобно прорычал он.

Скиталец начал кружить вокруг паладина, выжидая момент для атаки. Рыцарь вращался вместе с ним, стараясь не упускать врага из виду. Призрачный медведь рычал, готовясь броситься на Вексендера и выжидал момент.

Вексендер внезапно остановился и бросил в рыцаря несколько камней. Паладин легко отбил их мечом, но это было лишь отвлекающим маневром. Пока в паладина летел последний камень, вампир совершил прыжок и обрушился на него сверху.

Скиталец попытался пробить коепкю броню кинжалом, но медведь среагировал мгновенно. Он загородил своего хозяина телом, и оружие вонзилось в его полупрозрачную шерсть. Медведь взвыл от боли и отступил назад, давая рыцарю возможность для контратаки.

Паладин замахнулся мечом и попытался снести Вексендеру голову, но он уклонился от удара, хотя лезвие едва не задело его плечо.

Вексендер посмотрел на паладина, и его глаза налились еще большим гневом.

Паладин снова ринулся в атаку, но на этот раз Скиталец был осторожнее. Он не стал пытаться пробить его броню напрямую, а начал атаковать его слабые места – щели в доспехах, места соединения пластин.

Скиталец наносил удары с невероятной скоростью, стараясь измотать паладина. Тот отбивался, как мог, но вампир был слишком быстр и слишком силен. Медведь пытался прикрыть своего хозяина, но Вексендер обходил его, нанося удары с разных сторон.

В какой-то момент Вексендеру удалось обойти паладина со спины и сорвать шлем. Он крепко схватился за его голову и с хрустом повернул ее в сторону. Тело паладина звонко грохнулось на землю.

Призрачный медведь начал медленно рассеиваться, словно туман на ветру. Он исчез, оставив хозяина лежать на земле.

Вексендер посмотрел на труп рыцаря. Он больше не был воплощением святости и силы. Он был просто телом, лишенным жизни и души.

Скиталец направился к Нейриму. Его друг лежал на земле, прикрывая ладонью рану в области груди.

— Не переживай, ничего серьезного… Царапина.

Вексендер откинул его руку, чтобы лучше взглянуть. Скверная рана от клинка паладина не заживет. Нейрим это знал также хорошо, как и Вексендер. Он аккуратно прижал свою руку к зияющей ране на груди друга, пытаясь остановить кровотечение. Кровь, густая и темная, обжигала его руку, и Вексендер едва сдерживал инстинктивное желание отпрянуть. Эта кровь была отравлена светом, проклятием паладина.

— Тебе срочно надо к Базальту. Он поможет.

— Едва ли я доеду, друг. Клинок паладина оставил глубокий порез.

— Тогда не будем медлить.

Вексендер усадил Нейрима на его коня. Нейрим лишь тихо застонал, сквозь зубы, но не сопротивлялся. Каждая его клетка кричала от боли, которую вампиры переносят в разы тяжелее людей — рана, оставленная освященным клинком, жгла изнутри, словно раскаленное клеймо. Ночь, обычно союзница Бескровных, сейчас казалась беспощадной свидетельницей их бессилия. У Вексендера тоже имелся незаживающий шрам на щеке, и он отлично знал, что он будет его жечь до конца вечности.

— Держись, Нейрим, — прорычал Вексендер, стараясь придать своему голосу уверенность, которой сам не чувствовал.

Вексендер вскочил в седло своего вороного коня, по кличке Крысолов, и поравнялся с Нейримом. Крысолов фыркнул, чувствуя тревогу своего хозяина и слабость всадника напротив. Вексендер натянул поводья, задавая медленный темп, зная, что любая тряска причинит Нейриму невыносимую боль.

— Сколько еще? - прохрипел Нейрим, его голос был еле слышен.

— Несколько дней. Держись, - ответил Вексендер. Он знал, что «несколько дней» в их ситуации могли стать вечностью. Рана отравляла его друга с каждой минутой.

Они ехали молча, погруженные в темноту леса. Луна едва пробивалась сквозь густые кроны деревьев, оставляя лишь призрачные тени на их пути. Ветер завывал между деревьями, вынуждая прислушиваться к каждому шороху острым вампирским слухом. Каждый километр давался с трудом.

Глава 8. Воровка

Уже несколько месяцев я живу и тружусь в доме лорда Гастинга. Дом прислуги находится недалеко от чудесного яблоневого сада. Я бесконечно благодарна Кире за ее помощь. Я раньше покинула приют, хотя совсем недавно боялась этого события больше смерти.

Вокруг дома, как всегда, кипела жизнь, но это была жизнь прислуги, занятой своими повседневными делами. Неподалеку, возле конюшни, конюх чистил лошадь. Он скреб щеткой по блестящей шерсти лошади быстрыми, отточенными движениями, приговаривая что-то тихо себе под нос.

На заднем дворе прачка стирала белье в огромном деревянном корыте. Она терла грязную ткань о ребристую доску, обливаясь потом. Ее руки были красными и потрескавшимися от холодной воды и щелочного мыла.

Садовник копался в земле, пытаясь привести в порядок заросшие грядки. Его спина была согнута в дугу, а руки испачканы землей. Он молча вырывал сорняки и поливал увядшие цветы.

Все мы были невидимыми тенями, снующими вокруг дома, выполняя свою работу молча и безропотно.

Наблюдая за ними, я чувствовала какое-то странное сочувствие. Я понимала, что их жизнь не сильно отличается от моей. Мы все – узники своих обстоятельств, запертые в своих собственных клетках.

— Эвиона, — Амадей позвал меня и сердце дернулось от счастья.

— Лорд Амадей, доброе утро! — я опустила взгляд.

В последнее время у меня много работы, но Амадей требует моего внимания все чаще. Мне это льстит, но я не могу забывать, что я здесь не просто так, я должна выполнять свои обязанности, иначе меня просто выгонят. Тем более горничные в последние недели все чаще шепчутся за моей спиной. Даже Кира делала мне замечание, заставляя краснеть.

— Я хотел пригласить тебя сегодня встретить закат вместе. Я знаю чудесное место в городе, уверен, ты там раньше не бывала. Только вот планы поменялись, - грустно произнес Амадей.

Я стыдливо огляделась по сторонам, не желая привлекать лишние взгляды.

— Это очень лестно, что вы проявляете столько внимания к моей персоне, лорд Амадей…

— О, Эвиона, снова этот официальный тон, - перебил меня Амадей, и морщинка негодования на его прекрасном лбу поведала мне больше, чем его сдержанные слова. — Ты можешь общаться со мной, как раньше.

— Мне нравится здесь работать, но ваша благосклонность привлекает ко мне излишнее ненужное внимание.

— Это единственное, что вас тревожит? – Амадей намеренно делает акцент на официальном обращении и хитро прищуривается.

— Это не столько тревожит меня, сколько доставляет неудобства. Вы уезжаете?

Я обратила внимание на его походную кожаную сумку на плече. Кроме того, коня Амадея по кличке Непобедимый, со вчерашнего дня моют и причесывают конюхи.

— Меня не будет до следующей недели, я собираюсь в другой город по указу отца, чтобы наладить торговые отношения с ними.

— Тогда желаю вам хорошей погоды в пути, — немного грустно ответила я.

Амадей улыбнулся и направился в конюшню. Знал бы Амадей, что каждое произнесенное им слово гулким ударом отзывается в моем сердце…

— Эвиона, иди сюда скорее! – за спиной раздался уставший голос Киры. – Эвиона, у нас новая горничная из приюта, возможно, она тебе знакома. Ей надо объяснить правила, обязанности и выдать одежду. Займись этим, я ужасно занята на заднем дворе. Со дня на день прибывают паладины, надо много чего подготовить.

Я немедленно отправилась за Кирой через прачечную. Кира, ловкая и проворная, словно белка, провела меня запутанными коридорами поместья, пока мы не оказались перед дверью, от которой пахло влажным деревом и свежим бельем.

— Прачечная, - пояснила она, гордо распахивая дверь.

Внутри царил полумрак, пробивающийся сквозь узкие окна, затянутые паутиной. Огромные деревянные чаны стояли вдоль стен, наполненные кипящей водой, от которой поднимался пар, окутывая все вокруг. Несколько горничных, в простых серых платьях, склонились над ними, помешивая белье длинными палками. Запах мыла и трав был сильным, почти удушающим.

— Столько людей вовлечены в этот процесс, - удивилась я, будто говорю сама с собой.

— Тише, Эвиона, - прошептала Кира, ведя меня за собой. — Не все здесь рады новым лицам.

Действительно, на нас бросали косые взгляды, полные любопытства и неприязни. Одна из горничных, с красным от пара лицом и взбитыми в беспорядок волосами, окинула меня презрительным взглядом и демонстративно отвернулась.

Кира остановилась возле одного из чанов, где другая девушка, молоденькая и худенькая, оттирала от рубашки какое-то пятно. Ее руки были красными и потрескавшимися от постоянного контакта с горячей водой.

Горничные замачивали белье в чане, другие — вместе отжимали его, а третьи —развешивали на веревках под потолком, чтобы высохло.

Одна из них, самая старшая, судя по ее седым волосам и морщинистому лицу, сидела на табурете и штопала прохудившееся белье. Другие горничные таскали тяжелые корзины с мокрым бельем из чанов к веревкам, гладили вещи горячим утюгом, раскаленным на углях.

Наконец мы вышли на свежий воздух, я с удовольствием вдохнула его полной грудью.

— Это Патрис, она из твоего приюта, покажи ей все, - произнесла Кира и я во все глаза уставилась на Патрис.

Кира ушла, а я осталась наедине с той, кого меньше всего ожидала бы здесь увидеть.

— Ты так и будешь стоять в оцепенении или покажешь мне все?

— Что ты здесь делаешь?

— Теперь я буду здесь жить. Нелегко было сюда пробиться, слишком много желающих, но я уверена, что точно приживусь в старом замке.

Я ничего не ответила, стараясь не хмуриться от осознания того факта, что теперь буду ее видеть каждый день.

— Иди за мной.

Мы следовали через двор, которым я любуюсь каждый день, к дому горничных, где я могла бы выдать Патрис новую одежду.

— Знаешь, я была очень удивлена, когда узнала, что ты так быстро пробралась в замок лорда. Есть здесь что-то интересное, что можно было бы прихватить?

— Я не воровка! — с обидой почти выкрикнула я и поставила на Патрис удивленные возмущенные глаза, но ее это лишь развеселило.

Глава 9. Вексендер. Я иду за тобой

Вексендер обыскал город, на который указал Базальт, но никаких следов или упоминаний о приюте не нашел. Ни в одной таверне никто не узнавал знамя, вышитое на платке.

Скиталец отправился через болота к следующему городу, паладинов становится все больше и обходить их посты окольными путями не всегда безопасно. Топи, ночные твари, охотники и черт знает, что еще могло скрываться в лесах. Но, пока Вексендер сыт, ни одна тварь не могла остановить его.

Топь чавкала под ногами, оплетая сапоги липкой грязью. В воздухе висел густой туман, пропитанный запахом гнили и сырой земли. Луна, скрытая за плотными облаками, лишь изредка пробивалась сквозь мглу, озаряя зловещие силуэты искривленных стволов.

Вампир привязал коня неподалеку, он всем нутром ощущал опасность и решил сначала проверить путь, чтобы не попасть в засаду.

Вексендер замер за широким дубом, стараясь слиться с темнотой. Впереди, на небольшой поляне, развернулось жестокое сражение. Две огромные волчьи стаи сцепились в смертельной схватке. Их рычание и вой разносились по округе, наполняя ночь ужасом.

Это были не обычные волки. Чумные. Имя говорило само за себя. Много лет назад, когда чума терзала эти земли, болезнь поразила и волков. Но вместо того, чтобы уничтожить их, чума изменила их.

Волки стали больше, сильнее и агрессивнее. Их шерсть покрылась язвами, из которых сочился гной. Глаза налились кровью, а клыки выросли до невероятных размеров. Но самое страшное – они стали переносчиками болезни. Их слюна, кровь, даже шерсть – все было заражено смертельной чумой.

Один укус такого волка — верная смерть для человека. Неизлечимая лихорадка, гнойные язвы, мучительная агония. Даже опытные охотники обходили их стороной.

Сейчас, в этой смертельной схватке, чумные волки сражались за территорию. За право охотиться в этих проклятых землях. Их тела сплетались в клубок ярости и ненависти, и каждый укус, каждый удар лапой был пропитан смертоносным ядом.

Вексендер знал, что ему нельзя вмешиваться. Он хищник, а не самоубийца. Но ему нужно было наблюдать. Ему нужно было знать, как они живут, как охотятся, как делят территорию. На то он и Скиталец, чтобы выяснять все до мелочей, а потом делиться знаниями с другими.

Еще пять лет назад здесь проходила безопасная тропа и волки обосновались здесь недавно. Скорее всего они сожрали все живое в своих местах обитания и теперь поедают местную живность… Но надолго ли ее хватит? Стаи довольно большие…

Если чумные волки вырвутся за пределы этих топей, смерть придет в города и деревни. И тогда спастись будет невозможно. Но это уже проблемы смертных и так рьяно защищающих их паладинов.

Вексендер находился недалеко от одного из мест встречи Скитальцев и решил зайти туда, чтобы восстановить силы и переждать день.

Проклятые топи. Вексендер ненавидел эти земли всей душой, если бы только она у него была. Корявые корни переплелись под ногами, цепляясь за сапоги, а густые ветви хлестали по лицу, словно пытаясь оттолкнуть. Но он не сдавался. Слишком долго он шел к этому давно забытому месту.

И вот, когда луна почти скрылась за тучами, сквозь переплетение деревьев мелькнул огонек. Не яркий, а тусклый, словно прикрытый ладонью, но он был там. Знак.

Вексендер двинулся в том направлении, и вскоре перед ним открылась небольшая поляна, окруженная непроходимой стеной леса. В центре поляны стояло неказистое здание, сложенное из грубых камней и почерневшего от времени дерева.

Это была таверна Скитальцев.

Снаружи она выглядела неприветливо. Кривые окна, заколоченные досками, покосившийся знак над дверью с изображением посоха и дорожной сумки. Казалось, она давно заброшена и забыта всеми.

Но Вексендер знал, что это лишь маскировка. Таверна Скитальцев была не простым заведением. Она была убежищем, тайным местом встреч для тех, кто жил вне закона, для тех, кто скрывался от преследования, для тех, кто знал больше, чем остальные.

Он толкнул тяжелую деревянную дверь, и в нос ударил густой запах дыма и металла. Внутри было темно и шумно. Низкий потолок поддерживали грубые деревянные балки, закопченные от чада свечей и факелов. Стены были увешаны оружием, трофеями и диковинными картами.

За длинным деревянным столом сидели такие же, как и Вексендер. Тут вампиры могли не скрывать свою истинную природу. Они вели неспешные разговоры.

В углу у камина сидел бард и наигрывал печальную мелодию на лютне. Его голос, хриплый и скрипучий, искусно вписывался в звуки и шепоты таверны, наполняя ее атмосферой тоски и безысходности.

За стойкой, протирая стакан, стоял широкоплечий мужчина с густой бородой и пронзительным взглядом. Это был хозяин таверны, Малрик. Он знал все и видел всех, но при этом оставался незаметным и молчаливым, как многовековое дерево.

Вексендер оглядел зал — нет никого, кого он мог бы знать.

— Вексендер, — произнес Малрик и ухмыльнулся. — Давно тебя не было.

— Знаю, Малрик, - недовольно пробурчал Вексендер.

— Раз ты здесь, значит имеется повод?

— Имеется, - Вексендер достал из кармана плаща платок и придвинул к Малрику. – Мне надо выяснить, чья это вещь.

Малрик рассмеялся.

— Вероятно женская.

— Это должен быть приют.

— Никогда не видел ничего подобного, я вообще не покидаю этих мест.

— Встретил чумных волков в топях.

Малрик в миг напрягся.

— Чертовы твари загрызли Коэна, а он не самый слабый из нас. Надо бы разогнать их и отправить в саму преисподнюю!

— Да, надо.

— Чего тебе плеснуть? Есть вино со свежей говяжьей кровью. Сегодняшняя поставка. Даже еще теплая, — довольно ухмыльнулся Малрик.

— Я не голоден. Зашел, чтобы переждать рассвет.

— А волки, чертовы твари, уже давно отпугивают гостей. Скоро никому не пригодятся мои дорогие гробы для богатых клиентов.

Малрик еще продолжал сотрясать воздух, но внезапно тонкий слух донес до Вексендера разговор двух Скитальцев. Голоса за соседним столом, приглушенные и надменные, едва пробивались сквозь гвалт внутри таверны, но Вексендер услышал их отчетливо. Два вампира, одетые в бархатные камзолы, делились впечатлениями о недавней охоте.

Глава 10. Опасность в ночи.

— Не правда! Я не воровала драгоценности леди Лемиры! — возмущаюсь я.

— А что это делает в твоей тумбе? Это же твоя кровать?

Он демонстративно указал рукой и театрально задержал ее на весу.

— Какое-то недоразумение! Я два месяца служу лорду Гастингу и леди Лемире.

— Это ничего не доказывает. Мартин, выводите воровку. Утром решим, что с ней делать.

Не могу поверить, что со мной так обошлись. Зато отлично знаю, кто подставил меня. Нет смысла оправдываться. Это не поможет.

Мартин и сэр Брайтон вывели меня из здания для прислуги, и внезапно случайная стрела прилетела прямиком в грудь привратника Мартина. Я в ужасе пошатнулась в сторону. Брайтон — в замешательстве. Охрана поместья стремительно убегала в темноту, и до меня доносились их душераздирающие крики.

Я попыталась помочь привратнику Мартину, но стрела, выпущенная опытным лучником, попала прямиком в сердце.

Вместе с холодом пришел мертвенный ужас, который ледяными иглами пронзил все мои чувства.

Вокруг царил хаос. Крики воинов, звон стали, предсмертные хрипы – все это сплетается в какофонию кошмара, разрывающую тишину.

Я забежала обратно в коридор нашего дома и прижалась спиной к каменной стене. Я дрожала. Не от холода. От страха. Того самого, липкого, парализующего страха, который я чувствовала тогда, в лесу. То существо… оно, кажется, здесь. Я с тревогой ожидала его появления. Я не видела его, но его присутствие ощущалось, как свинцовая тяжесть в груди.

Воины кричали о тенях. Не просто о тенях, а о тенях, убивающих их. Они падали, словно подкошенные, не успевая даже понять, что произошло. Их крики обрывались внезапно, сменяясь зловещей тишиной. Никто не видел нападающих, только потоки крови повсюду! Тени затаскивали свои жертвы в темноту, из которой никто не возвращался.

Внезапно моего плеча коснулась чья-то рука. Патрис.

— Кажется, поместье горит! Эвиона, приди в себя! Мы не можем здесь оставаться! Кто бы они ни были, нам надо бежать!

Она в панике кричала и трясла меня за плечи. В ее глазах я видела лишь всепоглощающий ужас.

— Куда нам бежать? О, господь всемогущий! Мартин мертв! Брайтон!

— Тише, ты привлечешь их!

— Кто они?! Что тут происходит?

Надо уходить! Медлить нельзя, этих тварей сегодня гораздо больше!

— Часовня. Надо добраться туда, там безопасно! Они не смогут ступить на порог.

Я осторожно открыла дверь, стараясь не привлекать ненужного внимания. Убитый Мартин замер в странной неестественной позе, лежа на боку и раскидав руки. Я пыталась не смотреть на него, но все равно ошущала сильный запах крови.

Мы крались мимо зданий и построек, стараясь не издавать ни звука. Вокруг нас – хаос и разрушение. Стены в крови, но ни одной жертвы не видно, словно это и не нападение вовсе. Жуткие картины произошедшего сами лезут в голову, заставляя придумывать страшные причины мучительной смерти всех этих людей. И, кажется, я сейчас упаду в обморок от обилия крови. Но она, словно маяк во тьме, ведет...

Медный, густой, опьяняющий запах заполнил мои легкие, словно невидимый туман. Он был везде — пропитывал каждый камень, каждую щель между древними плитами, витал в воздухе.

Сердце забилось учащенно, а в горле пересохло. Я обвела взглядом двор поместья — ни единого тела, лишь небрежно разбрызганная кровь, которая щедро заливала стены и землю.

Зубы снова заныли странной болью...

Я прижала ладони к вискам, пытаясь унять головокружение. Запах становился все интенсивнее, словно кто-то невидимый лил передо мной реки жизненного эликсира. Во рту появился металлический привкус, а в груди разливалось непонятное томление — ужас и... жажда?

— Что со мной происходит? — шептала я в пустоту.

— Ты пугаешь меня! Не сходи с ума! Мы почти пришли, — раздался тихий голос Патрис.

Ноги мои подкашивались, а в глазах темнело. Этот дьявольский аромат крови манил и отталкивал одновременно, пробуждая во мне что-то первобытное, дикое, чего я не могла понять.

Я упала на колени, закрыв глаза, моля небеса о спасении от этого наваждения и не подозревала, что уже слишком поздно молить о том, чего не может быть.

Запах крови становился невыносимым. Голова закружилась, в глазах потемнело. Я почувствовала, как контроль ускользает от меня, словно зверь внутри просыпается и требует свое.

Запах преследует, словно злой дух, заставляя бежать быстрее.

Поместье превратилось в поле боя. Горели факелы, бросающие зловещие тени на стены. Слуги, охрана — все в замешательстве, разбегаются кто куда. Но нечто доселе неизведанное выхватывало своих жертв из толпы и утаскивало в лес...

Добравшись до часовни, мы с трудом захлопнули тяжелые деревянные двери и задвинули засов. Внутри темно и тихо. Запах ладана смешался с запахом крови, создав странную, тревожную смесь.

Я опустилась на колени перед алтарем, закрыла глаза и начала молиться. Но слова молитвы путались в голове.

— Глупая, молитвы тебя не спасут! Надо убегать дальше! — кричит Патрис, наблюдая в окно за происходящими в ночи ужасами. — Что мы забыли здесь?! Надо убегать за пределы поместья!

Я поднялась с колен и медленно двинулась к окну.

Сердце замерло, а дыхание стало прерывистым. В сумрачном свете факелов, среди хаоса и разрушения, они казались видением – воины в сияющих доспехах, словно сотканные из самого света. Паладины. Вестники надежды в этой кромешной тьме. Их броня, отполированная до зеркального блеска, отражала пламя, превращая их в живые маяки, разгоняющие страх. И рядом с каждым из них — спутник, сотканный из полупрозрачного света, парящий над землей, словно ангел-хранитель.

Я никогда не видела их раньше. Паладины — легенда, сказка, которую рассказывали детям на ночь, чтобы они засыпали в безопасности. Но сейчас, когда я вижу их воочию, понимаю, что сказка стала реальностью. И эта реальность дарит надежду.

— Паладины! Они успели! — кричит Патрис, в ее голосе слышится облегчение и восторг. — Они пришли нам на помощь! Я знала, что они успеют! Их долг появляться там, куда дьявол тянет свои руки! Не могу поверить!