Пять стихий для дриады. Похищенная жизнь.

Глава 1. В далёком будущем...

– А вот уникальный экспонат, настоящая жемчужина нашей коллекции, – заливался соловьём гид музея. – Если её любить – она горы свернет. А если нет – шею. Будете проявлять к ней внимание, дарить ей драгоценности и платья, она станет вам самой преданной подругой. А ежели, напротив, обращаться с ней грубо и втаптывать в грязь её самооценку, не будет у вас врага страшнее. Перед вами последняя человеческая женщина, которая чудом сохранилась до наших дней.

Принц Фанпайя придирчиво прошёлся вдоль хрустального гроба, шелестя роскошной атласной порфирой. Он был низок ростом, если не сказать коренаст. Суров не по годам (сотня лет, да разве ж это возраст!). И решения принимал невероятно быстро.

А в хрустальном гробу покоилась особа чрезвычайно живучая. По всем параметрам средняя, в прежней жизни звёзд с неба не хватавшая, но упёртая – этого не отнять. Её губы были плотно сомкнуты, брови чуть сведены к переносице, глаза надёжно закрыты. Но это пока. Пока…

Слух у «уникального экспоната», ввиду невозможности двигаться, обострился до предела.

«Платья? Драгоценности? Ну и чушь! – отреагировал мозг последней женщины на реплику гида. – А насчёт самооценки парень прав. На неё лучше не посягайте, иначе мало не покажется».

– Говорят, – продолжал экскурсовод, – разбудить нежную деву можно лишь поцелуем.

– Поцелуем? – усомнился скептически настроенный гений по имени Пирэйн. – А как долго она пролежала в криокамере? Три века, я ведь прав? Кхм, простите за дерзость, ваше высочество, но, с моей точки зрения, для её оживления больше подойдет разряд электричества.

В отличие от принца, Пирэйн был сложен на редкость гармонично, однако его длинные ноги и подтянутая фигура отнюдь не считались на Эльмирии эталоном красоты.

Телохранитель Масаронг – невозмутимый молодой человек ста пятидесяти лет и очередной непризнанный красавчик – стоял поодаль, держась за эфес сабли. Если разбуженная дева на поверку окажется далеко не нежной и начнёт всё вокруг крушить, тут-то он и вмешается. Его долг – защищать Фанпайю в горе и радости, богатстве и бедности, до конца своих дней.

– Ходят слухи, – загадочно ухмылялся экскурсовод, – что последняя женщина обладает ценными знаниями. Ключом к чему-то поистине грандиозному. Тайной, отпирающей любые двери…

Придворный шут Дадкалато, самый высокий и улыбчивый из всех (а также наделённый эксклюзивным правом на лохматость), внезапно померк, как перегоревшая лампочка.

– Мой господин, не вздумайте с ней связываться, – зашептал он принцу на ухо. – Женщина – источник зла и разрушения. Вам ли не знать?

– Молчать! Шутам слова не давали! – рявкнул принц. – Активируйте её. Это приказ.

Глава 2. В суровом настоящем

Василису пытались покорить, поймать, уничтожить. Она смеялась обидчикам в лицо, обращалась призраком и в блеске полярных сияний, на волнах холодного ветра сбегала в таёжный лес.

Она питалась дикими ягодами, носила платье цвета северных морей и распускала свои густые иссиня-чёрные волосы, чтобы они струились по плечам. Говорила с ястребом, передразнивала сов, слушала журчание ручьёв и нечаянно приручила маленькую длинноухую лису.

А в деревне поблизости каждую неделю погибал мужчина, по причине доподлинно неизвестной. Люди, отмеченные роком, уходили в лес и больше не возвращались. Оттого лес стали называть гиблым.

Однако для некоторых он всё же был источником избавления. Для жён тех мужчин, что в нём пропадали.

По крайней мере, Василиса считала именно так.

Патриархальный уклад жизни в этой местности буквально низвёл женщин до статуса рабынь при своих мужьях. Суровые климатические условия, когда зима длится восемь месяцев кряду; тяжёлый деревенский быт, дань нелепым обычаям – Василиса иногда испытывала совершенно преступную, непростительную радость оттого, что она не имеет ко всему этому никакого отношения, что она не человек, что она – вольный воздух, сердце лесов, неуязвимая дриада, покровительница деревьев.

К женщинам из поселения она питала чувство сродни состраданию.

Их ставили в один смысловой ряд с материальными благами, где-то между скотиной и выпивкой. Их выдавали замуж без их согласия, далеко не всегда дожидаясь совершеннолетия. Вынуждали плодиться без передышки, год за годом, пока организм не истощится, пока тело не поразят всевозможные болезни. Пока смерть не вынет из них душу во время очередных изнуряющих родов.

В деревне практиковали семейное насилие. Муж мог избить жену до чёрных синяков на коже или выставить её с детьми ночью на мороз только потому, что его что-то не устроило в постели, или из-за того, что жена приготовила невкусную похлёбку.

Так называемые «расправы чести» тоже были явлением обыденным. Жён убивали, прознав об измене, подкреплённой лишь слухами. Женщину могли расстрелять, зарубить топором, задушить только потому, что где-то кто-то обмолвился о её якобы порочном поведении.

Лисы, промышляющие в курятниках, приносили Василисе известия: в каком доме муж поднял на жену руку, какие разговоры ведут деревенские старосты, кто следующая жертва.

Василиса приходила к насильнику во сне.

Темноокая, прекрасная, недоступная, она манила его за собой, и он, не просыпаясь, вставал и уходил из дома в лес. Босой, без верхней одежды. Уходил и больше не возвращался.

Наутро в селе начинались поиски. Лес прочёсывали отряды спасателей и добровольцы. Ни следов, ни закоченевшего трупа – не находилось вообще ничего.

А Василиса сидела на ветке пихты над всей этой суетой, болтала ногами, обвитыми тонким плющом, и посмеивалась.

Женщина, ты потеряла своего мужа. Нет, ты потеряла своего убийцу. Живи счастливо.

Василисе всегда казалось, что мир вокруг скроен неправильно. Уродливый, мрачный, искажённый. Всё светлое вытесняется из него тьмой, разросшейся в человеческом сердце подобно ядовитой плесени.

Ей казалось, что если она пробудет здесь слишком долго, то однажды сгинет без следа.

– Дриада, чем занимаешься?

К ней на ветку, соткавшись из воздуха, подсел чужак. Смазливый, зеленоглазый, он походил на девчонку куда больше, чем на парня. Его нечёсаные, спутавшиеся патлы прикрывали уши и слегка завивались. Одна половина головы была выкрашена у него в лимонный, другая – в светло-розовый. На груди позванивали какие-то амулеты и обереги. Запястья обвивали латунные браслеты в виде змеек, а на пальцы – длинные и тонкие – были безвкусно нанизаны перстни из чернёного серебра.

Он звал себя Хоанфи и отличался восхитительным талантом совать нос не в свои дела.

Василиса звала его банным листом и была не прочь от него отвязаться. Но попробуй тут отвяжись.

Хоанфи был не из местных духов, никого в лесу не знал и что-то ни с кем не горел желанием познакомиться. Ему хватало дриады.

«Если я захочу душевно помолчать, мне есть к кому обратиться», – частенько говаривал он с раздражающей усмешкой на губах, за которую Василисе хотелось утопить его в ближайшем болоте.

«Откуда ты на мою голову взялся? – возмущалась она. – Что ты во мне нашёл?»

«Конкретно в тебе ничего, – парировал тот. – В твоём образе жизни – да, нашёл. Мне непонятна твоя логика. Ты действительно думаешь, что помогаешь жительницам деревни, отправляя их мужей на тот свет?»

Василиса упрямо сжимала губы, складывала руки на груди и гордо отворачивалась. Незачем объяснять дотошному иностранцу, что на тот свет никого она не отправляет, а всего-то подчищает бедолагам память. И, может, ещё немного – душу.

Хоанфи продолжал проницательно улыбаться.

Каждое утро он возникал из ниоткуда. Каждый вечер он исчезал, прежде чем кровавое солнце закатится за горизонт. Он предлагал Василисе уйти с ним, на его родину, совершенную, во всех отношениях безупречную, стоящую на несколько порядков выше того мира, где обитает она.

Василисе не нравились здешние люди, но она всем сердцем прикипела к таёжному лесу, к его диким птицам и к маленькому лису с оборванным ухом.

Глава 3. Дышать

Насолив лису, хитрому девятихвостому духу, Василиса подписала себе приговор. Она не могла допустить, чтобы спасённая ею женщина пострадала, поэтому теперь её саму вели на страдания.

Ей была уготована унизительная участь в браке с нелюбимым. В браке с врагом. Запястье болело в захвате грубых пальцев, ноги ныли и кровоточили.

А она всё никак не могла осознать, что её сила теперь ограничена, что она больше не вольная дриада, которая может творить, что ей вздумается, и ускользать, когда захочет.

Василисе казалось, что всё это происходит не с ней, не наяву, а в каком-то кошмарном сне. И вот сейчас она проснётся… Проснётся…

Проснуться не получалось.

Староста затащил её в затхлую избу, швырнул на занозистый пол – и Василису тотчас обступили старухи в длинных цветастых платьях. Тихие, как призраки, они действовали молчаливо, быстро, сообща, следуя негласной цели. Их ноги по самые икры были замотаны, как бинтами, грязно-белым тряпьём. На морщинистые лбы наползали рогатые головные уборы, символы плодородия. Льняное полотно юбок, покрытое жуткими языческими узорами, колыхалось угрожающе, плотоядно.

Василису подхватили под руки, придали ей вертикальное положение и принялись стягивать с неё платье.

– Что это? Зачем?

Женщины не отвечали, продолжая методично делать свою работу. Хлёстко, до злых, горьких слёз били её хворостинами по бокам, когда она пыталась сопротивляться.

Закончив с раздеванием, Василису подтолкнули к огромной бадье, откуда поднимался пар.

– Залезай, – буркнула та, что стояла к девушке ближе всех.

Дикарку отмыли, обработали ей порезы на ступнях, натерли её кожу какими-то приторными благовониями, расчесали волосы, умастив их душистыми маслами. И ушли, слова не сказав. Оставили отдыхать.

Ждать своего часа, если точнее. Окна в избе были зарешечены; даже если стекло разбить, не сбежишь. Дверь запиралась на прочный засов, опять же, не выбьешь. Василиса попробовала ради интереса – плечом, с разбега. Такой боли она ещё не испытывала.

– Ишь, строптивая! – приглушённо послышалось за дверью. – Никуда не денется. Всё равно замуж выдадим. А уж староста наш строгий, спуску ведьме не даст.

Василиса в бессилии сползла на пол по шершавой стене, сжалась в комок и опустила голову на сложенные руки, тщетно стараясь унять слёзы​. Тьма, густая тьма стояла там, в маленьком пространстве, куда смотрели глаза. Закроешь их, откроешь – разницы никакой.

Нет никакой разницы, жив ты или мёртв, если у тебя отнимают свободу.

Василиса резко вскинула голову, заслышав во дворе звуки. Подобралась к окну, подёргала ручку на раме. Конечно же, заперто.

Она протёрла запотевшее стекло.

Снаружи, щурясь, сидел лис – крохотный, пушистый, кроткий. Но она-то знает, каков Фир на самом деле. Ему чуждо сочувствие, он преследует исключительно свои интересы. Страшный оборотень, с которым лучше не встречаться в мрачном лесу, которого следует обходить по широкой дуге, если тебе дорога жизнь.

Лис смотрит и ждёт. Ждёт, что Василиса выберется из западни, в которую угодила. А он, конечно же, не станет ей помогать.

Чтобы достичь высшей ступени, он пожирает людей с твёрдым внутренним стержнем. Лису нужно, чтобы она взрастила в себе свой неповторимый внутренний стержень, и тогда он её съест. И вознёсется на вершину бытия.

Василиса не знала о его намерении, но всё же остро ощутила омерзение, прежде ей не знакомое. С чувством гадливости отодвинувшись от окна, она отогнала панику подальше, собралась с мыслями и разработала план. План заключался в том, чтобы драться, кусаться, царапаться и вообще вести себя как можно более неадекватно. И едва дверь в её клетушку отворилась, каждый из пунктов был в точности осуществлён.

В избу шаркающей походкой проковыляла горбатая старуха, обвитая, как священное дерево, цветными лентами. За нею выросли два мускулистых детины, бородатые, грозные. Против таких разве что громкий крик сработает – и тот лишь ненадолго с толку собьёт.

Василиса сию же секунду вскочила со скамьи, пустила в ход голосовые связки, а затем, легко сшибив старуху, набросилась на опешивших мужиков.

Те быстро пришли в себя. Грубиянку скрутили, затолкали ей в рот какую-то вонючую тряпку и, перебросив через могучее плечо, потащили в неизвестном направлении. Двигались по большей части вниз.

Ступеньки, провонявшие крысами, крошились под тяжёлыми ногами. Затхлость и полумрак, чад от факелов, воткнутых в металлические держатели вдоль закруглённой лестницы, – всё наводило на мысли о подвале, а то и о склепе.

Очень скоро стало ясно, что принесли пленницу не в какой-нибудь подвал или склеп, а в «Чистилище». Так жители именовали заведение, где изгоняли злых духов и просто выбивали из головы дурь.

От воздуха, наполненного мелкой костяной пылью, в горле запершило. В нос ударили запахи гниения. В глаза бросились жуткие инструменты, разложенные по верстаку; железное кресло с кандалами, орудия непонятного предназначения, подвешенные к крюкам на стене из свинцово-серого камня.

– Эта девка одержима дьяволом! Проведите очистительный ритуал. Свадьба на носу.

Вот так, без суда и следствия, Василису приговорили к самым настоящим пыткам.

Глава 4. Вперёд смотри

Василиса любила запах нероли и клюквенный морс без сахара. А еще она любила свободу. И, кажется, совсем немного – того, кто шагал позади неё вверх по кривой меловой башне. Того, кто подбадривал, не давал оглядываться, вселял веру в себя.

«Твоё прошлое в прошлом, – шепнул Хоанфи. – Вперёд смотри».

И она смотрела перед собой, на неровные ступени, винтообразно закрученные вокруг шершавого столба, уходящие к небу, к куполам, отражающим яркое, теперь уже ослепительное солнце её новой жизни.

А у основания маяка, обернув лапы хвостом, терпеливо сидел лис и шевелил оборванным ухом. Он снисходительно щурился на сбитых с толку селян, а потом устремлял взгляд к густому туману, окутавшему башню защитным, непроницаемым слоем. И, вопреки законам физики, отчетливо видел её.

«Куда ты уходишь? Куда убегаешь? От себя не скроешься, малышка. От меня тем более».

Добравшись до вершины маяка, Василиса обнаружила там отнюдь не купола. Она ступила на зелёную лужайку с коротко подстриженной сочной травой. Довольно широкую, просторную, резко обрывающуюся в пропасть.

На лужайке под порывами ветра поскрипывали качели, выкрашенные в пронзительно-голубой, в цвет неба.

– Мы на месте, – коротко известили Василису.

Затем Хоанфи с серьёзным лицом встал напротив, трепетно взял её руки в свои и клятвенно пообещал, что отныне больше ничего плохого не случится, что он всегда будет направлять её и не даст ей угодить в неприятности.

– А теперь садись на качели. Это своего рода портал. Когда раскачаешься как следует…

Он собирался сказать, что не успеет она раскачаться, как вылетит с качелей и пулей перенесётся в иной мир. Он хотел добавить, что пугаться она не должна: Хоанфи полетит за ней следом, и они встретятся на той стороне, чтобы и дальше путешествовать рука об руку.

Всё вышеперечисленное застряло у него в горле, потому что на зелёную лужайку с огромной высоты внезапно рухнула красная телефонная будка со стеклянной решётчатой дверцей. Из будки вывалилась девица. Вывалилась не полностью – в недрах агрегата её удерживали эластичные, тянущиеся ремни.

Удар, столкновение, соприкосновение губами… Внеплановый поцелуй?

У Василисы от такого поворота дыхание перехватило. Ибо целовали именно её. Совсем недолго. Буквально долю секунды. Но этого хватило, чтобы случилось непоправимое.

– И-и-извиняюсь! – выпалила неопознанная девица. После чего её на ремнях втянуло назад в телефонную будку, и та, неприлично болтая дверцей, усвистела в неизвестность.

Извинение ситуацию не исправило. Худшее свершилось.

У Василисы перед глазами поплыло. Пространство закачалось не хуже качелей.

«Мой первый поцелуй? Вот это? Да вы шутите!» – пронеслась в уме обречённая мысль.

Ее первый поцелуй был бесстыже украден.

– О нет, – потрясённо пробормотал Хоанфи. – Умоляю, не отключайся! Только не сейчас! Вы, дриады, что, все такие впечатлительные?

На то, что Василису прямо на перевалочном пункте накроет густой, тягучей, как смола, темнотой, он явно не рассчитывал. Не знал он, что на людях необычных, вроде его клиентки, поцелуй – особенно, если он первый, – именно здесь, в этой нестабильной зоне переправы, может пустить планы коту под хвост.

В общем, Василиса свалилась без сознания прямо ему на руки. Балласт, мёртвый груз. Ну как мёртвый? Живой, конечно, но в весьма прискорбном состоянии. Переправа при таких вводных данных становилась практически невозможной.

И всё-таки Хоанфи справился.

Он перехватил Василису поудобнее, уселся вместе с ней на телепортационные качели, и те отчётливо скрипнули под двойным весом. Тросы опасно натянулись. Хоанфи пошёл на разгон.

Полёт в пространстве-времени завершился относительно удачно, если не считать, что в процессе произошло расщепление, и странников разнесло по разным координатам иного мира. Лучшего мира. Мира, где без неприятностей, увы, всё равно никак.

Судьба над ними знатно посмеялась. Мол, ищите друг друга, голубчики. Вот вам проверка на прочность вашей едва оперившейся любви.

Хоанфи любил Василису, просто не признавался. Она понравилась ему сразу, как они столкнулись в таёжном лесу, в кустах дикой малины. Василиса в те времена была беспечной, смешливой дриадой, а Хоанфи стало любопытно, как это у неё выходит – не помирать от скуки в одиночестве. Так и сблизились.

Но какой бы сильной любовь ни была, она всё ещё остается достаточно ненадёжным инструментом для ведения поисковых операций.

В лучшем, почти идеальном мире Хоанфи Василису не нашёл.

***

«Восторг от нового утра? Трепет от предвкушений? Радостная дрожь при мысли о великом начинании? Это всё не обо мне».

Утро Василисы никак не могло начаться. У неё не получалось разлепить глаза, ей не удавалось полноценно вдохнуть и даже просто пошевелиться. Разновидность сонного паралича сковала её невидимыми цепями, навела на неё морок и держала в своих тисках.

Василису нашли другие. На берегу лазурного моря, недалеко от курортной зоны, на неё наткнулся телохранитель принца Фанпайи, будущего правителя блистательной Эльмирии. Телохранитель доложил о сенсации придворному учёному, тот переговорил с шутом, а шут, недолго думая, припомнил занятную старую сказку и предложил смеха ради поместить находку в гроб. У него как раз один без дела простаивал, из дымчатого хрусталя.

Глава 5. Вежливые аборигены

Пирэйн примчался взмокший и взволнованный, с неизвестной аппаратурой под мышкой, генератором электричества в рюкзаке и кучей разных проводов, которые сплелись воедино и напоминали эдакую многоглавую гидру, которую стоило бы победить ради всеобщего блага.

– Ой, вы уже? Какая жалость! – чуть не всплакнул он, завидев, как Василиса выбирается из гроба. – А я хотел на вас прибор испытать. А не могли бы вы обратно… Окоченеть?

Выпалил он это на одном дыхании и не уразумел, отчего последняя женщина Земли вдруг задрожала, прикрылась руками и взмолилась о пощаде.

Ну ещё бы. Со стороны-то Пирэйн выглядел далеко не кроткой овечкой. Слегка сумасшедший, помешанный на достижениях (впрочем, как и все учёные, увлечённые своим делом), он был синонимом хаоса, братом катастрофы и полной противоположностью благополучия. Отталкивающий тип.

Взять во внимание его рост и вес против скромной комплекции Василисы – и сразу станет понятно, почему она испугалась.

Ситуацию требовалось разрядить. И тут весьма кстати подтянулись Дадкалато и Масаронг.

– А вас, олухи, где носило? – накинулся на них Пирэйн. – Как вы её оживили? Признавайтесь!

Шут вылупился на Василису, словно не женщину увидел, а свой смертельный приговор, скрепленный печатью монарха.

Телохранитель, напротив, сохранял спокойствие, граничащее с равнодушием.

– Как оживили? Да мы просто оставили её в покое, – сострил он.

Василиса жалась к гробу, откуда недавно восстала. Она была не на шутку встревожена и напряжена, а в уме заполошно билась мысль, что вот сейчас просто жизненно необходимо отстоять себя в схватке с тремя… Ох, нет, уже с четырьмя неизвестными, умопомрачительно красивыми мужчинами. И опять поправочка: трое – красивы, четвёртый – так себе.

В музейный зал величественной походкой вплыло его высочество.

– Чужестранка, внимай, – прокашлявшись, высокопарно произнёс Пирэйн. – Перед тобой наш принц, будущий король Эльмирии. Ты удостоилась великой чести…

– Бла-бла-бла, – совсем не по-королевски передразнил Фанпайя, резко затормозив возле оживлённой и взмахнув своей накидкой, чтобы произвести впечатление.

– Зачем я вам нужна? – слабым голосом спросила Василиса. Её слегка шатало, нервы были на пределе, а в желудке чувствовалась удручающая пустота.

– Посмотри внимательно, – сказал Фанпайя, обводя присутствующих царственным жестом. – Телохранитель принца, учёный принца, шут принца. Тебе не кажется, что кого-то не хватает?

– И кого же?

– Невесты принца. Будь моей невестой!

– Я так полагаю, это приказ?

– Вот именно. Приказ. Иди, готовься. Твоей подготовкой займутся мои люди.

«Мы?» – беззвучно указал на себя Дадкалато.

«Чего?!» – так же неслышно возмутился Пирэйн и округлил глаза.

«Быть того не может!» – не поверил Масаронг, изумлённо изломив бровь.

***

Василису переодели в целое, качественно пошитое платье. Правда, довольно откровенное, с глубоким декольте и полупрозрачным фатином в несколько слоев, струящимся до самого пола. Она сидела на фиолетовом атласном покрывале, рассеянно разглядывая балдахин из золотистого газа и теребя в руках бахромчатую кисть, за которую надо дёрнуть, чтобы балдахин закрыть. А на стенах – белоснежно-белых – висели картины, вышитые бисером; гобелены с ангелочками и оленями; зеркала в ажурных рамах из диковинного голубоватого сплава.

А снаружи, за широким сводчатым окном балкона, зеленели виноградные лозы, непозволительно ярко сияла небесная лазурь и простиралось за горизонт море, от одного взгляда на которое открывалось второе дыхание и хотелось безостановочно рыдать.

«Куда я попала?»

«Что со мной будет?»

«Хоанфи, почему ты бросил меня, лис тебя сожри!»

Эти мысли мало-помалу затихали, замедляли бег по черепной коробке, уступая место странному умиротворению. Тишине сродни оцепенению.

В уме, как в каком-то вареве, кружились и оседали на дно мутные обрывки прошлого, выцветшие клочья страха, фрагменты поблёкшего отчаяния. Василису сковывало спокойствие.

– Не знала, что для того, чтобы стать невестой принца, нужна подготовка, – пробормотала она.

– Причём не один месяц готовиться надо, – ввернул шут. – Я, вообще-то, не горю желанием с тобой заниматься, но приказ есть приказ.

– Тебе ещё повезло, – буркнул Пирэйн. – Покажешь ей, как играть на синх-арфе, расскажешь о парочке правил этикета, обучишь азам живописи, и, считай, миссия выполнена. А мне придётся вдалбливать в неё алгебру с геометрией, физику втолковывать, астрономию разъяснять. А на химии она точно что-нибудь взорвёт. Хорошо, если не меня.

– Зануда, – бросил шут.

– А ты в курсе, что ведёшь себя как болван? – окрысился на него учёный.

– Перестаньте ссориться! – не вынесла Василиса. – А то я возьму и чему-нибудь не тому научусь.

Телохранитель единственный здесь хранил молчание. Он бдительно подпирал стену у выхода из покоев, поглядывал на рукоять сабли, лежащей в ножнах на поясе. И думал о том, что «будь моей невестой» – всего лишь уловка, которую принц использовал, чтобы заполучить себе ведунью, обладающую тайнами прошлого.

Глава 6. Камешки

Стоило только руку протянуть, шагнуть в пропасть с любого ближайшего уступа – и вот оно, море. Василиса обомлела, едва очутилась на улице. Морская гладь простиралась от края до края, сливаясь с чистейшим циановым небом на горизонте.

Город стоял на утёсах.

Домики из насыщенно-розового туфа, увенчанные островерхими голубыми крышами, жались друг к другу вдоль узких, мощёных булыжником улиц, уходящих то вниз, то вверх. Пешеходные дорожки перетекали в лестницы, лестницы – снова в дорожки. И ни единой громыхающей повозки, ни одной колымаги. Зато медленных, ленивых кошек – в изобилии. Смотришь на них, и тоже тянет замедлиться.

В этот час в городке было не людно. Дышалось легко, припекало горячее солнце. Василиса чуть не поверила, что она умерла, а это – её загробная жизнь, заслуженно прекрасная.

С тремя высокими, гармонично сложенными спутниками она прошлась по дорожкам, затем по лестницам, и заметила, как люди – ах, нет, идеальные жители Эльмирии (эльмиряне?) – с хохотом сигают в воду прямо из распахнутых окон своих домов. Из открытых дверей и – чего уж там мелочиться – прямо с коньков крыш.

А вода прозрачная, с прожилками, бликующими на солнце, сочно-бирюзовая. А под водой – целое морское царство, косяки пёстрых диковинных рыб, кораллы, ракушки и бриллиантовый песок.

Василиса тоже, наверное, прыгнула бы, презрев все нормы приличия в этой стране, если бы дорожка вновь не перешла в лестницу и не свернула к ярмарочному кварталу. Прилавки с расшитыми платками, украшениями и лампами из цветного стекла вызывали невольные вздохи восхищения.

То и дело сталкивалась Василиса с улыбчивыми мулатами, тонкими и гибкими торговцами шёлком. Кудрявые женщины с густым бронзовым загаром пару раз задевали её плечом и уплывали, покачивая пышными бёдрами, теряясь в гуще праздничной суматохи.

Здесь было тесно, но так уютно.

Неправдоподобно.

Сказочно.

Городок был словно пропитан волшебством. Подвешенные на серебристых сетях, над головой тихо шелестели перьями ловцы снов. Из ресторанчиков доносились манящие ароматы пряностей, молотого кофе, дыма и жареного мяса. А сами ресторанчики, зазывая посетителей резными вывесками, прятались где-то в глубине, в подвалах домов и, может, ещё ниже, в сердце горы.

У причала на верёвках сушилась рыба. Торговки пользовались природной магией, оживляя в вазах увядшие, выставленные на продажу цветы. Легендарный человек-оркестр на помосте искусно управлял музыкальными инструментами, порождая чарующие мелодии – ясное дело, тоже не без магии. Фокусники запускали вдоль улиц десятки синих птиц с огромными яркими хвостами. Они летели на Василису и трёх её спутников и проходили сквозь них, не причиняя им ни малейшего вреда.

Ножи прямо в воздухе лихо рассекали заморские фрукты с сердцевиной в виде расходящихся из центра солнечных лучей. Шуршали юбки, сияла радужная пыль, говорили человеческим языком зверушки с большими умоляющими глазами.

А Василиса всё шла, крутила головой и едва шею себе не свернула. Она была шокирована до потери пульса и ориентации в пространстве.

"То ли ещё будет", – подумал Пирэйн и, неожиданно растеряв всю свою твёрдость, усмехнулся. В его мимике прослеживалось тепло. Даже взгляд как будто согрелся.

Впереди на подвесном монорельсе к остановке подчалил жёлтый трамвайчик.

– Да, вот такой у нас необычный транспорт, – просветил Василису Дадкалато и, вскользь приобняв её за плечо, проследовал к раздвижным дверям вагона. – Заходи, на пляж поедем.

Он запрыгнул в салон и энергично протянул ей руку. Подарил широкую ободряющую улыбку, подмигнул, пальцем поманил. Не сработало. Гостья из другого мира застыла перед механическим достижением прогресса, словно оно вот-вот её сожрет, – и ни с места.

– А я говорил, – проворчал позади неё учёный. – Надо было её сначала на выставку машин сводить. Не знал, что она такая трусиха.

– Не трусиха я! Что за ужасное слово?! – обиделась вдруг Василиса и ловко заскочила в вагон, ненароком уронив шута на пол.

– Ой, прости!

– Да ерунда, – весело отмахнулся тот. – Делаешь успехи.

В трамвай чинно вошли Пирэйн и Масаронг, после чего дверцы бесшумно закрылись – и понеслась чудо-техника по монорельсу на немыслимой скорости. Мелькала зелень вытянутых пальм, мелькали горы и пропасти, на дне которых текли бурные реки. Мелькали водопады, свергающиеся с уступов. Много чего мелькало, и Василиса буквально прилипла к окну, позабыв о своих страхах.

Поездка на скоростном трамвае была не очень-то похожа на свободный полёт дриады, но всё же близка, близка... И вновь, как когда-то давно, до сна, до кошмарного превращения в человека, что-то сладко замирало в груди, и дрожь неизъяснимого упоения бежала по телу.

А потом Василиса заплакала. Она плакала о потере прежней себя и никак не могла остановить слёзы. Надеялась, не заметят. Надеялась, спишут на обилие впечатлений, женскую дурость и благополучно проигнорируют. Как бы ни так. Пирэйн выделил ей носовой платок из своего кармана. Дадкалато рассмешил добродушной шуткой.

Масаронг же по-прежнему оставался возмутительно невозмутимым. Вопиющее безобразие! Этот чурбан хоть когда-нибудь попадал в глупое положение? Его вообще реально растрогать?

Глава 7. Привет, грот!

– У неё магия земли, – доложил шут принцу Фанпайе. – Первая ступень.

Тот расслабленно развалился на троне и откровенно скучал. Правда, ровно до того момента, пока ему не сообщили о даре Василисы.

– Земная магия? Первая ступень? А я знал, я знал, что она далеко не обычная! – обрадовался принц. – Понаблюдайте за ней ещё. Глаз с неё не спускайте. Последняя земная женщина в моём распоряжении – это большая удача. Когда у неё начало занятий?

– Сегодня, мой господин, – склонился перед Фанпайей телохранитель.

– Прекрасно. Перед практикой приведите её ко мне. Хочу ещё раз на свою невесту взглянуть.

Фанпайя потирал ладони в предвкушении. Василиса была совсем не в его вкусе, и, само собой, невестой он её назвал лишь затем, чтобы недомолвок и слухов избежать. Она – его секретное оружие, его источник силы, который пока что находится в разработке, но очень скоро проявит себя во всей мощи.

А призвал её принц только для того, чтобы её мысли прочесть (в этом деле он был специалист). Понять, не затевает ли чего противозаконного его "великий проект". Нет ли у неё на уме каких-нибудь бунтарских намерений.

Василиса с достоинством вплыла в тронный зал, придерживая юбку, чтобы та не волочилась по полу. Поклонилась, как её учили. Взгляд смиренно опустила и изобразила крайнюю степень покорности.

– Я долго размышляла и готова принять вас в качестве жениха, мой господин.

– Тебе не следовало размышлять, женщина. Ты должна была принять сразу – и точка! – рявкнул со своего трона Фанпайя.

– Ошибочка вышла. Учту на будущее.

Принц был сбит с толку резкой переменой в её поведении. Она вдруг вскинула голову, выпрямилась и с осанкой подлинной королевы стремительно поднялась прямо к трону.

– Я же сказала, что согласна, – совершенно спокойно произнесла она, нагнувшись и опалив дыханием бритую принцеву щёку. – Что вам ещё-то надо, ваше высочество?

– М-м-мне?.. – заикнулся он, после чего попробовал отползти. Но монаршее кресло было продумано таким образом, чтобы удерживать сидящих в нём проходимцев от необдуманных действий. – Мне н-надо, чтобы ты отправилась на занятия! – взвизгнул Фанпайя, разом обнажив свою трусливую сущность. Куда только делась его хвалёная суровость!

К Василисе приблизился Масаронг и тронул её за локоть. От этого прикосновения она чуть было чувств не лишилась. Обернулась, встретила острый, словно выкованный из стали взгляд, и обмерла.

– Пойдёмте в тренировочный зал, госпожа. Для вас уже приготовлена форма.

Так принц и не смог её мысли прочесть, хотя очень старался. Эффект внезапности сработал безупречно, и Фанпайя остался на троне недоумевать и теряться в догадках, что это на девицу нашло.

А девицу увели в спортивное крыло, обучать самозащите и мордобою. Оставшись с ней вдвоём в интимной обстановке боксёрского ринга, за пределами которого пылились условно мягкие маты, неподъёмные штанги и тренажёры, телохранитель принца прибег к радикальным мерам и без промедления перешёл на "ты".

Сердце Василисы трепетало, но весьма недолго.

– Я твой враг, – любезно отрекомендовался Масаронг, когда она пролезла сквозь канатное ограждение и предстала перед ним в шуршащем мешковатом костюме цвета воронова крыла.

"Какой ты мне враг? Ты моя непокорённая вершина!" – едва не крикнула Василиса. Но тут Масаронг начал нападать, и все возражения отпали.

Он выделил ей палку, сказал: "Защищайся!" – и давай с невозмутимым видом лупить ученицу то по спине, то по плечам, то по пятой точке. Один раз даже по голове попал, отчего у Василисы чуть искры из глаз не посыпались.

"Ай! Уй! Мамочки!" – Вместо того чтобы бить в ответ, она по большей части атаковала вербально. Прогресса, разумеется, даже не намечалось.

– Ты как? Больно? – с искренне-безмятежной наивностью осведомился Масаронг, когда Василиса получила палкой по темечку. – Может, закончим на сегодня?

Меньше всего на свете ей хотелось заканчивать с ним, пусть он её хоть до посинения изобьёт. Но вероятность черепно-мозговой травмы повлияла на расстановку приоритетов, и теперь на первом месте значился лазарет, а на втором – любовь и драки, в какой угодно последовательности.

При всей своей участливости Масаронг всё ещё оставался слеп и глух к направленной на него симпатии. Он отвёл пострадавшую к врачу, терпеливо дождался, пока её обследуют, получил свою ученицу назад с диагнозом "лёгкое сотрясение мозга". Но чего-то большего, чем дежурная вежливость и формальная, скупая полуулыбка, Василиса от него так и не дождалась.

Видно, телохранитель тоже в своё время заработал травму. Не черепно-мозговую – душевную. Внутри у него однозначно имелся какой-то барьер. Его ещё преодолеть надо, сломать. А это не так-то просто.

Короче говоря, Масаронг отправил её с рухнувшими надеждами – переодеваться и готовиться к следующему занятию. По химии. С Пирэйном. Вот ведь наказание!

Термины "химия", "физика" и "астрономия" звучали для неё как ругательства. Ну а что с бывшей дриады взять? Дикарка, дитя природы, в лесу росла, учебников и реактивов сроду в руках не держала.

Она шла, потирая ушибленную макушку, и уповала на то, что удар палкой сделал её хоть чуточку умнее. И вдруг – откуда ни возьмись – статуя. Не заметив её, Василиса стукнулась лбом о выставленный каменный кулак некоего полководца. Судя по подписи на постаменте, грозного и вдобавок хромого.

Глава 8. Лбом об стенку

Камнеед шевелил большими ушами и сочинял план мести. Представляя себя чем-то вроде разрушительной бомбы, он повис аккурат над незваной гостьей, истребительницей его драгоценного провианта, и готовился сверзиться на Василису с верхотуры. Придавить, конечно, не получится, зато ушибить и напугать – очень даже. На это и был расчёт.

Только вот Василиса, до отвала наевшись высококалорийной пищи, решила продолжить изучение пещеры и сошла с установленной координаты. Ровно в тот же момент за спиной у неё послышалось отчётливое "Бах!". Зелёный камнеед всё-таки сверзился и даже образовал в полу чёрную воронку. Правда, его усилия оказались напрасны. Промазал.

Василиса подошла и опасливо нагнулась к воронке. Камнеед лежал на дне неподвижно. Неужто самоубился? Но нет. Спустя минуту-другую зверёк закопошился, завозился в им же пробурённом углублении, бормоча что-то жуткое на своём зверином наречии. А потом вылез и двинулся на конкурентку, грозно шлёпая лапами.

Итак, борьба за выживание, раунд первый.

Зелёная малявка хохлилась, урчала на низкой утробной ноте и топорщила мохо-мех, напоминающий скорее перья, нежели шерсть. Василиса избрала смех, причём отнюдь не в качестве средства самозащиты. Заливистый, журчащий, он звучал весьма оскорбительно. Камнеед свирепел, ухал, раздувался. Казалось, ещё чуть-чуть – и он лопнет от натуги.

– Эй, ну ты чего? – простонала Василиса, обнаружив, что её оттеснили в угол, откуда выхода нет. – Давай мириться, а?

Камнеед был настроен на победу и отступать так легко не собирался. Некоторые просто не созданы для того, чтобы сдаваться. И ни рост, ни вес на это зачастую не влияют. Значение имеет лишь воля к жизни и воинственный дух.

Ушастый клубок меха подпрыгнул высоко в воздух, на какое-то мгновение очутившись на уровне Василисиного лица. И метнул в неё столь мрачный яростный взгляд, что она аж воздухом поперхнулась.

– Ладно-ладно, поняла, больше не буду трогать твои камни, – выставила ладони она. – Только не прогоняй, мне идти некуда.

Остаток дня, до заката, Василиса слонялась по гроту из одного ответвления в другое, не зная, чем себя занять. Камнеед, этот дотошный блюститель порядка, прыгал и шлёпал на почтительном от неё расстоянии, но всё же из поля зрения её не выпускал.

Ну что у неё за судьба такая! Во дворце стерегли, в пещере тоже надзирателя себе нажила. Напасть какая-то. И где Хоанфи, в конце концов?!

Она подошла к стене, исчерченной бороздками на довольно крупные квадраты, и остановилась с намерением хорошенько побиться об неё лбом, чтобы упорядочить хаос в мыслях. А может, чтобы проснуться. Прийти в себя на любимой ёлке, на любимой ветке, и снова быть дриадой, а не человеком, который вынужден бороться за каждый кусочек пищи, и за тепло, и за свободу в этом загрубевшем материальном мире. Снова быть бесплотной, вечной, счастливой...

Она приложилась лбом к квадратной плитке со смесью смертельной усталости и отчаяния. Хоанфи был её путеводной нитью. Он обещал не бросать, но не сдержал обещания. А так хотелось ему верить. Верить хоть кому-нибудь, чтобы не ощущать этого разъедающего душу одиночества.

Надломленная ураганом ветка большого дерева – какое-то время она ещё будет жить за счёт оставшейся хрупкой связи со стволом. Но рано или поздно всё-таки засохнет.

Василиса видела себя именно так.

Она уцепилась за эту аналогию, раз за разом повторяя в уме вопрос, как ей теперь выжить, как найти Хоанфи и справиться со всем, что на неё навалилось.

Будь она дриадой, пребывание в холодной пещере её бы не тяготило. Но она человек, которому надо как-то питаться и поддерживать здоровье. Этот факт в корне менял её отношение к ситуации.

Вернуться во дворец? Ни за что!

Стиснув зубы, зажмурив глаза, уткнувшись лбом в плоский камень, она мысленно звала Хоанфи, величая его не иначе, как предателем, изменником и подлецом.

«Ваш запрос принят в обработку. Ожидайте. Просим не отделяться от поверхности», – внезапно сообщили ей – голосом, скорее, механическим. И, судя по всему, методом телепатии. Ибо в гроте не прозвучало ни слова. Обмен информацией происходил исключительно в её голове.

Василиса забыла сделать вдох – так и застыла, для надёжности упершись в скалу ладонями. С глазами широко раскрытыми. Слёзы, которые было навернулись, высохли моментально.

Время сгустилось. Где-то со сталактита капала вода.

Спустя бесчисленное количество капель всё тот же чёткий безжизненный голос отчитался:

«Запрос обработан. Произнесите команду «Инвоко» и укажите имя вашего должника. Примечание: если уроженец Эльмирии пообещал вам что-либо (неважно, в каком из миров), его можно вызвать, где бы он ни находился».

Диковинный камень оборвал речь, и Василиса отлепила лоб от скалы.

– Ну и дела! – подивилась она вслух. – То есть, если я сейчас скажу «Инвоко Хоанфи», он на меня с неба свалится?

Не успела она договорить, как с неба (точнее, с потолка пещеры) действительно что-то свалилось. Гигантских размеров прозрачная глыба, которую она поначалу приняла за лёд. Присмотревшись, Василиса выяснила: перед нею горный хрусталь, а в хрустале заточён не кто иной, как Хоанфи.

– С ума сойти! – поразилась она почти так же, как недавно поражался Пирэйн.

Глава 9. Со всеми удобствами

– Меня волнует один вопрос. – Василиса замялась, не зная, как продолжить.

– Не мучайся. Выкладывай. У нас не должно быть друг от друга секретов.

– Те лезвия у тебя в спине…

– А-а-а! – протянул Хоанфи. – Это врождённое. По ночам я обращаюсь кем-то вроде монстра, обозлённого на весь мир. Из моих костей вытягиваются ножи, пронзают кожу. Я перестаю себя контролировать, крушу всё направо и налево, могу нечаянно кого-нибудь убить.

– Как спокойно ты об этом говоришь!

– Прежде по ночам меня запирали в монолите наподобие того горного хрусталя. Мои люди делали мне такое одолжение. Но с тех пор как меня объявили вне закона, они разбежались, схоронились кто где, чтоб их не повязали как сообщников. Не вини их, я сам отдал им такой указ, когда запахло жареным. Так или иначе, ночь не за горами, тебе придётся как-то справляться. Было бы очень любезно с твоей стороны заточить меня в камень.

– Просишь об услуге? – сощурилась Василиса.

– Прошу. Но для начала нам надо пробурить в скале проход. Боюсь, твой маленький злющий сосед при виде меня-чудовища окончательно слетит с катушек.

Хоанфи подвёл Василису к слюдяной гематитовой глади с вкраплениями кварца. Галантно изрёк:

– Вашу руку.

И, ухватив спутницу за запястье, приложил к поверхности её ладонь.

И вновь нахлынуло чувство покалывания, холода, невидимой корки льда, что смыкается вокруг. Ощущение подпространства.

– Полагаю, ты уже совершила погружение и получила доступ к метафизической области, – нежно прокомментировал Хоанфи, склонившись над её ухом. – Хоть это и покажется бредом, в подпространстве вполне можно хранить материальные объекты. Кроме того, там можно тасовать фишки, которые срываются у тебя с пальцев. Их комбинации останутся неизменны, даже когда ты завершишь магическую сессию и выйдешь из системы. Правильная комбинация – ключ к достижению результата. Вперёд!

Василиса не прониклась его напутственной речью и сосредоточенно наморщила лоб. С кончиков её пальцев, как и в прошлый раз, точно отяжелевшая роса, падали капли. С тихим звоном касаясь дна текучего подпространства, похожего на чистый горный ручей, они взрывались россыпью искристых фейерверков и порождали шестигранники.

Неведомые иероглифы, начертанные на «пчелиных сотах», вспыхивали и чернели, их значение всё ещё было окутано тайной. Видимо, обучать Василису новой грамоте никто не собирался. Неужто Хоанфи на её интуицию рассчитывал?

– Теорию мы с тобой попозже пройдем, – уловил он сомнения, почти непроизвольно огладив изгиб её талии. – В терминологии погрязнем, как следует. А сейчас попробуй догадаться. Нет, не так. Попробуй плыть.

«Плыть, – раздражённо подумала она. – Сейчас я тебе так поплыву, что к маме домой запросишься. Ты почто, супостат, меня соблазняешь? Мало того, что полуголый, так ещё и обаяние своё на полную катушку включил».

Она стиснула зубы и попыталась сконцентрироваться. Проход. Туннель. Скважина… Ну давайте же, фишки, укладывайтесь!

Хоанфи позади неё выбрал не очень удачный момент, чтобы дать волю рукам. Судя по всему, он решил, что массаж плечевого пояса – мероприятие, которое не терпит отлагательств.

– Ты напряжена, – ласково заметил он, когда его ученица выразила по этому поводу горячее неодобрение.

Само собой, несложно догадаться, из-за кого всё пошло не по плану.

Так, одним томным вечером в районе приморской деревушки Василиса произвела землетрясение, которое по шкале тянуло на все восемь баллов. И оно, уж конечно, незамеченным не осталось.

… – Ложись! – вскричал Хоанфи совершенно безумным голосом.

Впрочем, вопреки своей же рекомендации, вместо того чтобы рухнуть плашмя, прикрываясь от сыплющихся камней, он набросился на Василису, дабы прикрыть её.

Грот, по её милости, нещадно сотрясался. Откалывались и падали куски породы, поднимались в воздух облака пыли, трескалась земля, верещал маленький зелёный камнеед.

А потом всё как отрезало. Взвесь, от которой хотелось чихать и кашлять, конечно, осталась. Но вот что касается остального… Ушастый поедатель камней как-то резко затих. Перестали сыпаться обломки.

Василиса скинула с себя Хоанфи, перекатилась на бок и встала, чтобы отряхнуться.

– Позволь вопрос: в непонятной ситуации ты всегда на людей набрасываешься? – укоризненно произнесла она.

– Только на очень дорогих мне людей, – буркнул тот. – О, гляди, а проход ты всё-таки проделала!

Он воспрянул духом и подбежал к отверстию, куда вполне можно было пролезть.

– Странно, что ты не хочешь вернуть свой дар, Хоанфи, – сказала Василиса. – Зачем-то вместо этого меня обучать взялся.

– Возврат дара – весьма трудоёмкий процесс, и требует он диких затрат энергии. У меня пока столько нету. Когда появится, обязательно заберу у тебя всё, что мне причитается. Не волнуйся.

Он провел пальцем по кривому, изрезанному краю дыры, которая вела в соседнюю – гулкую и тёмную – пещеру. Приноровился, занёс ногу, но затем вдруг обернулся и лиходейски подмигнул в тусклом свете кристалла.