Пышка открывает Пекарню. Закатаю в тесто, Дракон! - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Ника Лино (самиздат)

Пролог

Эмилия

— В сортир её тащите, чтобы воспиталка не увидела! — оглушительно завизжала Клара, и у меня внутри всё оборвалось.

— Нет! Только не туда, умоляю! — прохрипев, я вжалась в стену.

Снова? Снова это? Снова изобьют до полусмерти? Снова будут смеяться, плевать, дергать за волосы, топтать и ржать, как стая ворон, кружась над падалью?

Не хочу. Не могу. Не выдержу это снова.

Чужие костлявые пальцы вцепились в мои волосы. Боль пронзила голову.

— Тащите её за руки и ноги! — заорала Дора с гримасой брезгливости. — Разожралась, корова! Небось, из-за неё недоедаем! Чужие харчи с кухни тащит, падла!

Я никогда не брала чужое. Но лишний вес преследовал меня с самого детства, и даже годы, проведенные в приюте, где всегда шли бои даже за корку хлеба, ситуацию не исправили.

Меня уже тащили — кто за запястья, кто за лодыжки. Дёргали, скользили моими ноющими позвонками по грязному полу, шипели, ругались, пыхтели от усилий.

Я была тяжёлой. Это они повторяли мне каждый день.

Словно я не живой человек, а куча помета. Можно попинать и забыть, ведь Эмилия все стерпит.

— Вот бы её раздавить, как навозного жука! — выкрикнул кто-то, и все захохотали.

Мне было больно. Дышать — больно.

Прошлые попытки сопротивления ни к чему не привели.

Один раз я ударила Клару — кулаком. Не сильно, но ощутимо. Тогда я надеялась, что, если покажу зубы, они оставят меня в покое. Но потом пришла воспитательница. И выпорола. Меня. За провокацию.

А потом и сироты добавили, выждав удобный момент и избив меня толпой. В темноте, в кладовке, пока я не потеряла сознание.

Они всегда брали числом, как стая гиен. Даже их смех — пронзительный, тявкающий – был похож на этих падальщиков.

С тех пор — ни слова, ни жеста, ни взгляда в сторону взрослых. Я знала, что они не помогут.

Я — невидимка. Всего лишь козел отпущения.

Теперь вот снова — в сортир. По заведённой традиции.

Я не кричала. Уже нет. Это было бы глупо. Лучше перетерпеть. Может, быстрее закончатся мучения. Ну или я потеряю сознание — тоже вариант.

Иногда я мечтала, что потеряю его навсегда.

Это происходило давно. Как я попала сюда?

Родители… отказались. Говорили, я слишком быстро толстела. Что замуж такую не выдать, сколь щедрым ни будет приданое. Я была им невыгодна. Кого заинтересует булочка с ножками?

Так и сослали меня сюда — в дом, где стены пахли затхлостью и хлоркой, а единственным развлечением для озлобленных сирот были побои.

— Жирная Милли! Жирная Милли! — тыкали в меня пальцами такие же «бедные детишки», как и я.

А я отворачивалась и пыталась не смотреть на их перекошенные ненавистью лица.

Меня несли, кряхтя и ругаясь, к старому туалету. Туда, где воняло плесенью, мочой и болью.

Возле клозетов всегда находились нянечки. Вмешивались ли? Нет. Проходили мимо. Одна из них даже посмотрела на меня — и отвернулась. У них всегда находились дела поважнее.

Непреложный закон приюта гласил — в распри детей не вмешиваться. С самого мальства нас приучали к тому, что в этом мире каждый сам за себя. И что абсолютно никому мы не нужны.

Мне было стыдно. Так стыдно, что хотелось провалиться сквозь пол и лететь до самых подвалов. Стыдно за себя. За то, кто я есть. И что я такая слабохарактерная. Что ничего не могу изменить. Что я — никто. Неужели, это мой выбор??

Меня швырнули на пол. Кто-то облил водой. Холодной, склизкой, отвратительно вонючей.

— На! Ополоснись!

Я съежилась, захныкала, обняв себя за плечи.

Клозет был тускло освещён. В щели двери дуло, подвывал сквозняк. Битые плитки, трещины, облупленные стены — идеальное место, чтобы выместить на ком-то своё зло на несчастную судьбу.

— У нас сегодня для тебя подарок, — Клара ухмыльнулась.

— Я… я не хочу подарков…

— Да ты не ломайся! — прошипела Дора. — Мы ж тебе одолжение делаем!

Кто бы знал, как я «любила» их одолжения… После прошлого у меня с неделю не сходили с колен уродливые синяки. А до ещё до этого неделю не могла есть от меткого удара под рёбра.

Клара подошла ближе, схватила меня за волосы и рывком потащила к унитазу. Я заскулила, стараясь идти, чтобы хоть не тащили волоком, но ноги дрожали.

— Почистишь своим ртом сортир — и отпустим!

— Ч-что?! — прохрипела я и рванула назад, пятясь от ржавой чаши позора. — Не надо! Пожалуйста! Не надо!

Но где там. Они навалились разом, все пятеро, как одна огромная туша. Кто-то держал за руки, кто-то за ноги, кто-то тянул волосы.

Я брыкалась. Изо всех сил. Ругалась, хныкала, умоляла. Пыталась царапаться — бесполезно.

— Готова? — прошипела Клара, и, не дождавшись ответа, окунула меня лицом прямо в унитаз.

Я задыхалась.

Воздух быстро заканчивался. Вдохнуть — невозможно. Лёгкие вспыхнули, как будто их зажгли изнутри. Я дёргалась, упиралась руками в пол, цеплялась дрожащими в конвульсиях пальцами за край унитаза, за чьи-то запястья, за всё подряд — но бесполезно. Сил не хватало.

Перед глазами поплыли круги. Мир сужался. Как будто кто-то выключал меня изнутри.

Сознание уходило. Всё плыло. Грязная мутная вода глушила все звуки. Все, кроме одного — звонкого смеха мучительниц.

Я не могла дышать. Не могла думать. Только молиться.

О, великая богиня Эйра... если ты меня слышишь…

Я не прошу наказать их. Нет.

Я прошу… Отпусти меня.

Я больше не могу. Не хочу…

Последний вдох, наполненный гнилью и смрадом, и в глазах окончательно потемнело.

Визуал - Эмилия

А вот и главная героиня истории - обаятельная пышка Эмилия Вайс (Милли). Какой её видите вы?
1

2

3

Глава 1. Праздник жизни

Мария

Сегодня мой день рождения!

Настоящая вечеринка в ресторане!

Светлая зала, свечи, официанты в чёрном, музыка гремит из колонок так, что люстра на потолке дрожит вместе с моими щеками от восторга.

Всё по-взрослому.

И, главное — у меня такое было впервые!

— Машка! — воскликнула Катя и налетела на меня, обняв с такой силой, что кости затрещали.

Катя — моя лучшая подруга. А заодно и идейная вдохновительница всех безумств, начиная с фиолетовых бровей в десятом классе и заканчивая этим праздником жизни.

— Катя! — Я чуть ли не захлопала в ладоши. — Как вы всё устроили! Это же... это же как в кино! Ресторан! Стол! Эти миниатюрные бутерброды, на которых даже колбаса — с определенной изюминкой!

— А то! — подмигнула она. — Это тебе не хухры-мухры. Мы тут всем составом на уши встали, чтоб у тебя был праздник, какой ты хотели!

Я огляделась. В зале было человек сорок — друзья, друзья друзей, чьи-то пары, плюс Вера, Надя и Люба из нашей священной боевой пятёрки. Все нарядные, шумные, с горящими глазами и полными бокалами.

Зал был украшен лентами и огоньками, на экране проектора в центре мелькали фотографии: я в детстве, я с разбитым носом после тренировки, я в халате с маской и котом... Катя явно рылась в архиве, не жалея репутации.

Да и какая репутация? У нас все свои!

— Всё-таки, ты и с бывшим рассталась, и жизнь начала налаживать, — сказала подруга, сжав кулак, как будто вот-вот должна была торжественно вышибить прошлое из моей жизни. — Поэтому запускай новую версию себя и балдей!

— Апдейт: версия «Маша 2.0», теперь с режимом «плевать на идиотов», — усмехнулась я и чокнулась с ней бокалом.

Да, рассталась.

Прямо перед свадьбой.

Он, гений чувства такта, увидел мои старые фотографии, где я «пухленькая», и решил, что, цитирую:

«Я не хочу, чтобы потом тебя снова разнесло, Маш».

После чего, видимо, посчитал, что лучшим выходом будет измена с моей подругой. Бывшей, разумеется. Оба теперь в чёрном списке. Причём буквально — я завела блокнот.

— Машка, — Люба подбежала ко мне, — тебя ищет официант. Спрашивает, можно ли начинать с фейерверков.

— Конечно можно! — я вскинула руки. — Я вообще сегодня — за любой кипиш, кроме свадьбы с бывшим.

И вдруг — щелчок.

Всё резко погасло.

Я пискнула, потому что первым делом решила, что у нас коротнуло диджейский пульт, и вот сейчас из динамиков как бахнет что-нибудь такое, от чего Люба упадёт в фикус.

Но нет.

Вместо музыки меня кто-то схватил за руки.

— Эй! — вырвалось у меня, скорее от неожиданности, чем от страха. — Что происходит?!

Никто не ответил. Только раздались знакомые смешки, шаги... и вдруг — мелодия.

Та самая. Классика жанра. «С днём рождения тебя...» — хором, слегка фальшиво, но от души.

Передо мной засветился свет прожектора — и вкатили торт.

Большой. Белый. Красивый.

С цветами, завитушками, надписями вроде «Ты справилась!», «Гордимся!», «С днём силы!» и даже «Бывший — лох».

А сверху — свечи, горящие, как моя самооценка в последний месяц: стабильно и с блеском.

Я замерла.

У меня никогда не было такого торта. Даже близко.

Максимум — кривобокий Наполеон от бабушкиной соседки, который больше походил на слежавшуюся стопку носовых платков.

А тут — вот это вот всё.

Я оглянулась, не веря. Меня держали за руки Катя и Люба. И да, это были именно они — мои девчонки, мои ведьмы, мои боевые подруги, мои соавторы в книге под названием «Выживание среди идиотов».

Они подводили меня к торту с выражением лиц, как у престарелых фей-крёстных: с добротой, гордостью и лёгкой тревогой, словно боялись, что я сейчас сорвусь в слёзы и растоплю крем.

— Загадывай желание! — крикнула Катя.

— Только нормальное! — добавила Люба. — Без «пусть штаны на нём лопнут» — оно уже сбылось!

Я засмеялась. Подошла ближе. Вдохнула аромат — ваниль, клубника и счастье.

И загадала.

Ни мести. Ни успеха.

Просто… найти настоящее женское счастье. Остального всего я смогу добиться сама. И уже добилась!

Минус сорок килограмм за полтора года. Должность ведущего маркетолога известной сети пекарен. И останавливаться я не собиралась. Я любила жизнь. До чего же любила!

Набрав в легкие воздух, я резко задула свечи. И все разом аплодировали. Меня окатило мурашками. Боже мой, Машка, прямо, как в детстве! С одним отличием: теперь я стройняшка!

И тут кто-то сзади завопил:

— А давайте как в фильме!

Я не успела повернуться, как чьи-то руки резко схватили меня за плечи.

— Подожди, что вы… — начала я, но было поздно.

Меня потащили к торту. С очевидными намерениями.

Перед взором пронеслась круговерть ярко вспыхивающих разноцветных лампочек, калейдоскоп лиц — знакомых и не очень.

И все это заслонил собой его величество торт. Белоснежный многоярусный гигант. Высоченный, как пик Эвереста.

Мельком я увидела, как у Кати расширяются глаза, как Люба вытягивает руки и прерывисто орёт, но ее заглушает гул собравшихся:

— Нет! Не над…! Там металл внут…! ШТЫРЬ!..

Шмяк.

Тупая боль пронзила голову в области глаза.

Это был не удар. Меня словно оливку с размаху насадили на шпажку.

Ни боли, ни осознания того, что происходит.

Сознание схлопнулось резко. Мгновенно потемнело в глазах. Земля уплыла. Воздух исчез.

А потом — тишина.

Глухая, вязкая.

Я зависла где-то в пустоте. Ни звука вокруг, полный вакуум.

И вдруг — вода.

И голос. В ухо. Грубый. Недовольный. Такой противный, пищащий, как будильник поутру.

— Эй! Ты так померла или как?! Отвечай! Мордой в сортире — жирная Милли!

...Что?

Кто?!

Какая Милли?!

***
Дорогие друзья! Добро пожаловать в новую историю, с ароматом сладких булочек и... пока секрет!)) Подписывайтесь на авторов книги, ставьте лайки и оставляйте комментарии! Обещаем, впереди вас ждёт много приключений, юмора и крутых поворотов, за одним из которых притаится красавец-дракон!))

Визуал - Дрейгар Зейн

Генерал-дракон Дрейгар Зейн, с которым предстоит столкнуться Милли! Кто брутальнее для вас?
1

2

3

Глава 2. Идите к черту со своим сортиром!

Мария в теле Милли (Эмилии)

Я резко вынырнула из воды и, согнувшись пополам, зашлась кашлем. Из горла хлынул зловонный фонтан.

Глаза щипало адски. Перед взором мелькали разноцветные круги. Вода хлюпала где-то в носу, в ушах и, судя по ощущениям, даже в мозгах.

Протерев глаза, я еле разлепила тяжелые склеенные ресницы. И первое, что увидела – свои руки. Руки, которые я не узнала. Широкие ладошки, пухлые, усеянные мозолями пальчики с обкусанными ногтями…

Зрение меня подводит? Это галлюцинация??

Это не мои руки!

Я усиленно проморгалась. Открыла и закрыла рот. Сглотнула, содрогнувшись от склизкого вонючего привкуса во рту. С трудом удалось подавить приступ тошноты.

Щелчок, и в ушах разложило пробки. Приглушенные звуки вокруг резко обрели яркость.

Так, не поняла...

Где я? Где торт?! Меня не в него, а в бассейн окунули, что ли? Единственный здравый вариант, который пришел на ум.

Когда успели?!

И почему так воняет?! Причём, не хлоркой, а какими-то испражнениями…

Я сморщилась, инстинктивно зажав нос.

Что за…

Воняло клоакой.

— О! Она жива, девочки! — радостно закричал кто-то справа.

— А я уж думала — всё, труп закапывать. Эх, правильно говорила воспитательница: дерьмо не тонет, — поддержал кто-то сзади.

В голосе говорившей слышалось весёлое злорадство.

Дерьмо?.. И кого она там дерьмом назвала?

— Ты оглохла, пока работала ртом?!

Я не сразу поняла, что этот словесный плевок адресован мне.

Склонилась над полом в очередном приступе кашля. Со слезящихся глаз полностью сошла мутная пелена. Разрозненные кусочки картинки медленно собиралась в единое целое: грязный кафель, облупленные стены, коричневые разводы на дверце кабинки и — о боги — мои колени на мокром полу.

Мокром, холодном, вонючем… Это точно не ресторан.

Я моргнула. Ещё раз. И вновь медленно опустила взгляд на себя.

Одежда была… не моя. Старое серое платье в грязных разводах, будто им сначала мыли пол, а потом выдали мне. Огромная грудь. Реально огромная! А на ногах туфли — затертые, потрепанные.

Что за чертовщина?!

— Эй, жирная Милли, вставай! — раздался голос, и меня пнули в спину.

Я ахнула и, не удержавшись, плюхнулась лицом прямо в пол. Инстинктивно выставила руки вперед, чтобы не разбить нос, и удержалась.

Что, мать его, происходит? Может мне что-то подмешали в коктейль?.. Иначе как объяснить весь этот бред??

— Эй! Чего заткнулась?! — рявкнули снова, и я получила второй пинок, на этот раз по бедру.

Инстинктивно дернулась. Боже, как больно! Будто били по синяку…

— Так... я не поняла! — через силу подняв глаза, рявкнула я в ответ. — Ты ногами чего пинаешь? Лишние они у тебя?

Передо мной стояли... ну, как бы дети. На первый взгляд. Только потом я поняла — не дети, а девушки лет по семнадцать, просто такие тощие, что на них и тень ложилась по диагонали.

Щёки впалые, глаза, как бусины, волосы тонкие, и всё вместе это выглядело… тревожно.

— Ты в себя поверила, свиноматка? — блеснула зубами одна из них, блондинка с сальными патлами.

И ударила меня по лицу.

Челюсть щелкнула. В глазах мелькнули искры. Я ухватилась за щеку. Больно... Очень больно!

— Бей её! — завизжала эта тощая болонка.

Остальные будто ждали этой команды. Вся пятёрка снова сорвалась с места, летя на меня с кулаками. Уж чего-чего, а тактики у них не хватало.

Ох, девочки. Нашли на кого кидаться. Слон и Моськи — экранизация Крылова. Никогда слоном быть не планировала, но… Здесь или так, или забьют до смерти.

Хоть в чём-то мне нынешние габариты помогли. Играючи я подхватила одну из нападавших за шкирку и вздёрнула повыше от пола.

Аккуратненько, как неразумного котёнка. Вторую — за ворот, в другую руку. Они дрыгались, визжали, но вырваться не могли.

Остальные трое, ошалело попятившись, прилипли к дальней стене. Вжались своими костьми, будто через нее можно было просочиться и сбежать.

— Вы хорошо подумали, прежде чем ко мне приближаться? — спросила я с самой сладкой, самой нежной улыбкой.

Давалась мне она с превеликим трудом. Сознание стремительно застилала пелена праведного гнева.

— Я ж могу случайно на вас упасть. И тогда от вас останется лишь мокрое пятно на кафеле.

Девчонка в моей левой руке пискнула:

— Н-не надо, Милли… Мы больше не будем звать тебя свиноматкой…

Милли.

Значит, я — Милли.

Я моргнула. Это имя звенело где-то на подкорке. Не моё. Но... теперь моё?

Чёрт побери… Я же была Машей! Сильной, уверенной.

А теперь… меня в сортире мочат?! И я даже не знаю, за что.

— Ты чё, сальца переела, жирная? — пробурчала тощая болонка, сделав шаг от стены. — Я Агнесс кликну — зубы свои с пола собирать будешь!

Что за Агнесс? Крыша их, что ли?

Где я вообще, понять не могу?!

Накрыла легкая паника. Продолжая удерживать двух малолеток от побега, я украдкой осмотрелась.

Грязный клозет. Облезлые стены. Пустые. Только на одной уныло болтается деревянное распятие. Девчонки все как одна в старых, монашеских платьях с потертым подолом.

Где я…

Сердце пропустило удар, а голову неожиданно прострелило. Виски сдавила такая боль, словно на меня нацепили металлический обруч и принялись его сдавливать.

Захлебнувшись вздохом, я разжала пальцы и осела на смердящий пол, сжимая голову руками.

— Пинайте её! — еле разобрала я визг зачинщицы, но её быстро осадила другая.

— Не сейчас! Не успеем в кровати до отбоя — Агнесс с нас живых не слезет! — едкий голосок усмехнулся. — А жирная Милли не добежит!

— Твоя правда! — захохотала болонка, и сквозь адскую боль, доводящую до тошноты, я услышала удаляющийся топот нескольких пар ног.

Звуки вокруг глохли, словно я вновь погружалась в зловонную жижу с головой. Перед глазами замелькали воспоминания.

Не мои, чужие.

Глава 3. Тяготы жизни

Я видела мир глазами Милли. Сироты-толстушки Милли. Доброй и покорной, которая всегда была объектом для насмешек и издевательств.

Только сейчас я поняла, где я нахожусь.

Приют.

И нет, это было не то место, где лишённых родительской любви детей укрывали и оберегали от невзгод, где сытно кормили, тепло одевали и тепло заботились.

Казалось, это было преддверием ада.

Стены, выкрашенные в унылый серый цвет, облупившиеся и покрытые трещинами. Казалось, вонь хлорки и тухловатой еды пропитывала их насквозь.

В длинных коридорах всегда гулял сквозняк, заставляя дрожать даже в самые жаркие дни, а в холода так вообще превращаться в ледышку, еле растирая задеревеневшие пальцы рук.

Комнаты как каморки — тесные и переполненные. Железные кровати натужно скрипят под весом спящих, а тонкие матрасы набиты скудными комками подгнивающей от влажности соломы.

На стенах — поблекшие иконы с изображениями святых, словно насмешка над жалкой жизнью сирот. Словно обещание, что все тяготы и невзгоды конечны, и каждого из нас ждёт лучшая жизнь.

Когда-нибудь потом. Но не сейчас.

Пресловутая Агнесс, чей образ мелькнул перед моим взором, казалась воплощением жестокости. Узкое лицо, подёрнутое сеткой возрастных морщин, опущенные уголки поджатых тонких губ, колючий взгляд бусинок-глаз — всё в её облике выражало презрение.

Она била Милли за малейшую провинность, лишала еды и заставляла выполнять самую грязную работу. Унижала, выставляя ее на посмешище перед остальными детьми. Закрывала глаза на побои, коим подвергалась несчастная толстушка.

Сироты, как стая крикливых чаек, раз за разом кидались на Милли в надежде выместить скопившуюся внутри злость и обиду — на себя, на чопорных бессердечных взрослых, на весь мир…

Но ничего не менялось, и всё, что оставалось этой стайке побитых жизнью гиен — бить её, Милли. Это было их единственной отдушиной. Они знали, что над толстушкой можно издеваться безнаказанно, и пользовались этим.

Годы... Годы унижений, побоев, голода и одиночества.

Годы, которые сломали Милли сегодня.

Я чувствовала ее усталость, ее отчаяние. Её нежелание жить.

Она больше не боролась. Она просто ждала конца.

И вот он пришел. Для неё.

Но почему же я… Почему?!

Вода будто снова заполнила мои легкие. Я кашляла, пыталась вдохнуть, но тщетно. Темнота сгущалась, затекала в уши, нос, рот как густой кисель.

Я чувствовала, как жизнь покидала тело Милли. Она покидала мир, полный боли, страха и безнадежности. Мир, который сломал ее.

Но он не должен сломать меня.

Внутри полыхнула злость, а вместе с ней и долгожданная порция воздуха. Гнилостного, смердящего немытым клозетом, но им можно было дышать.

У меня есть силы, и я буду бороться.

За нас двоих.

***

Холодный кафель давил на щеку. Вода, грязная и вонючая, обжигала ноздри. Разлепив глаза, я кое-как приняла сидячее положение. Облокотившись спиной о жалобно скрипнувшую дверь туалетной кабинки, помотала головой.

Перед глазами до сих пор мелькали разрозненные клочки воспоминаний Милли, а в ушах звенели злобный хохот и крики всех, кто издевался над робкой толстушкой.

— Но если… если она умерла… — замерев, я похолодела от немыслимой догадки. — Тогда я тоже…

Договорить не решилась.

Так, спокойно, Маш. Вдох-выдох. Ну как я могла погибнуть? Когда? В самый разгар вечеринки по случаю собственного дня рождения? Не было там ничего подобного!

Помню ядерные коктейли, слайд-шоу имени меня, счастливых довольных праздником подруг, веселящихся гостей и невероятных размеров торт…

В груди болезненно ёкнуло.

Торт… Воздушное облако из пропитанных коржей и легкого безе, куда меня окунули…

Вспышкой память резанули обрывки фраз Любы. Их я слышала последними, прежде чем волшебным образом оказалась у обгаженного толчка у чёрта на рогах.

«Металл внутри… Штырь…»

Позвоночник прошиб ледяной озноб. Кому как не мне, сладкоежке в прошлом, знать, что внутрь сложных многоярусных тортов устанавливают кондитерские штыри.

Вот так резко и глупо закончилась моя жизнь? Жизнь, которую мне удалось взять под контроль. Жизнь, в которой я уже добилась многого и которая открывала ещё множество перспектив.

— Итить вашу… — я почувствовала, как дрожит нижняя губа, не желая озвучить простую истину. — Так я… я умерла?

Страшное слово плавно подкатило к горлу, вызывая не меньшую тошноту, чем пары зловония вокруг.

— О нет, милочка.

Вдруг над головой раздался язвительный голос. Скрипучий как рассохшиеся половицы.

— Умирать тебе ещё рано. Сперва ты отдраишь здесь всё до блеска! Настолько, чтобы в кафельных плитках пола я смогла видеть собственное отражение!

Вздрогнув, я подняла ошарашенный взгляд. Надо мной, позвякивая объёмной связкой ключей в костлявой руке, возвышалась госпожа Агнесс.

Цепкие серые глаза смотрели на меня холодно и оценивающе. На воспитательнице было строгое серое платье в пол, больше напоминавшее робу.

Никаких украшений, ни намёка на женственность — только белоснежный острый воротничок и такие же манжеты, словно лезвия, готовые в любой момент поранить.

— Но это не… — слова застряли у меня в горле, так и не достигнув сморщенных, заострённых ушей воспитательницы.

Если бы я видела госпожу Агнесс впервые и понятия не имела, что она собой представляет, я бы, разумеется, попыталась воззвать к её справедливости и обрести защиту.

Но теперь, когда я знала, что именно из-за её попустительства толстушку Милли начали унижать, я больше не надеялась найти здесь правду. Лихорадочно размышляла лишь об одном — как выжить.

— Ты знаешь правила! — рявкнула Агнесс. — После отбоя никаких прогулок! Жрёшь за двоих, а до кровати добраться вовремя не в состоянии?!

***
Дорогие уже присутствующие и вновь прибывшие!)) Здесь можно:
1.Подписывайться на нас, авторов истории, чтобы не пропустить новости и новинки!
2.Ставить лайки и добавлять книгу в библиотеку!
3.Шуметь и галдеть в комментариях!
4.Кидаться в авторов наградами и пожеланиями!
5. Пункты 1-4 обязательны к исполнению! Остальное по вашему желанию)))

Глава 4. Надзирательница

Слюна изо рта воспитательницы брызгала мне в лицо, а в её отрывистом дыхании ощущался запах гнилого лука.

Скривившись, я уставилась в пол, силясь унять соблазнительный порыв отправить эту даму в нокаут. Апперкотом.

Жру за двоих? Как бы не так! Госпожа Агнесс прекрасно знала, что Милли получала не больше остальных. Более того, её и вовсе часто лишали даже той скудной порции, что полагалась в столовой приюта.

Иногда еду крали издевавшиеся над ней сироты, а иногда на голодный паёк сажала сама госпожа Агнесс — в наказание за малейшие провинности.

— Хватит валяться! — гаркнула воспитательница, развернувшись так резко, что длинный подол её юбки зловеще зашуршал. — Вставай и следуй за мной.

С трудом убедив себя не рявкнуть в ответ, я с усилием поднялась на ноги и поплелась за ней. Тело казалось непослушным и тяжёлым, будто налитым свинцом. Каждый шаг отзывался тупой, ноющей болью в ногах.

Узкий тёмный коридор перед глазами слегка подрагивал и плыл. Я чувствовала себя неуклюжей и неповоротливой. Только вот почему — не понимала. Наверное, ещё не освоилась в новом теле.

Вокруг витали безнадёжность и запустение. Несмотря на то, что здесь ещё жили люди, казалось, здание гниёт изнутри. И вскоре рухнет, погребя под собой всех обитателей.

Стены покрыты трещинами, сквозь которые проглядывали слои облупившейся, выцветшей краски. Пол скрипел при каждом движении, а из-под неплотно прилегающих к откосам деревянных рам тянуло ледяным сквозняком.

За тусклыми оконными стёклами сгустились сумерки. Мой беглый взгляд зацепился за размытый, унылый пейзаж: частокол кованого забора, голая земля, обнажённые ветви деревьев, дрожавшие под порывами ветра…

Я надеялась, что это всё же было преддверие весны, а не поздняя осень. Ведь зимой в приюте появлялся ещё один враг — лютый мороз.

Скрипучие ступени лестницы застонали под ногами Агнесс, будто умоляя о пощаде. Я с трудом спускалась следом, крепко держась за холодные, шершавые перила.

Мне чудилось, что лестница ведёт не просто вниз, в подвалы, а в самое сердце этого гнилого здания — туда, где обитали тьма и отчаяние.

— Жди! — скомандовала госпожа Агнесс, остановившись у одной из грубо сколоченных дверей и зазвенев связкой ключей.

Столько желчи, злобы и ненависти в одном человеке я не видела никогда.

Если я с трудом терпела её какие-то полчаса, то как справлялась Милли? Как она выдерживала это годами? Возможно, лелеяла надежду, что всё когда-нибудь закончится?

Встрепенувшись, я украдкой покосилась на госпожу Агнесс, которая шарила паучьими пальцами по связке ключей, пытаясь найти нужный.

Раз это приют, значит, оставаться здесь мне только до совершеннолетия. А потом… Интересно, смогу ли я просто уйти? И сколько ещё придётся ждать?

Может, стоит спросить?… Эх, будь что будет!

— Простите, госпожа Агнесс… — едва слышно проблеяла я, нарочито подражая толстушке Милли. — Вы не подскажете, когда мне исполнится...

Я запнулась, размышляя. Я ведь понятия не имела, в каком мире нахожусь. Вдруг здесь совершеннолетие наступало не так, как у нас, в...

— Восемнадцать? — презрительно хмыкнула госпожа Агнесс. — Ещё два дня. Всего два дня, и мне больше не придётся терпеть твою жирную неблагодарную рожу! А дальше — как-нибудь сама. Приют не обязан вечно предоставлять пищу и кров таким бесполезным созданиям, как ты.

— Я… понимаю, — стараясь скрыть ликование в голосе, понурилась я и скорбно кивнула.

Два дня...

Столько я могла продержаться. А потом, когда эти гнилые стены с такими же гнилыми людьми останутся в прошлом, как-нибудь выкручусь.

Я была молодой, крепкой, вроде бы здоровой — не считая ушибов и синяков от побоев, но это была ерунда. Всё заживёт. Главное — я жива!

Дверь натужно скрипнула и распахнулась от резкого толчка госпожи Агнесс.

Быстро окинув опасливым взглядом крохотное помещение, я облегчённо выдохнула.

На каземат для отбывания повинностей это не походило. Просто кладовка. Комнатка метр на полтора, заваленная бытовым хламом.

— Живее! Взяла всё, что нужно, и ступай обратно к уборным. У тебя два часа!

Каждое её слово било наотмашь, словно удар хлыста. Не удивилась бы, если раньше, когда госпожа Агнесс была моложе, она работала тюремной надзирательницей.

Заглянув в кладовку, я брезгливо осмотрелась. Подхватила швабру и грязное ведро, подцепила пальцами скомканную ветошь из угла. Она так отвратительно пахла, что, прежде чем мыть ею пол, следовало бы сперва вымыть её саму.

Напоследок я цапнула банку с чем-то едким, по запаху напоминающим хлорку.

Отпустив напоследок едкий комментарий по поводу моей «жирной туши», госпожа Агнесс заперла кладовку и, стуча низкими стоптанными каблуками, взбежала по лестнице, скрывшись за поворотом.

Обратный путь я проделала в одиночестве. Тяжело вздохнув, осмотрела напрочь убитый клозет и с грохотом поставила ведро на поцарапанный пол. Да тут проще было всё снести и отстроить заново, чем пытаться отмыть.

Разумеется, я понимала, что мне поручили непосильную задачу. Грязь и вонь уже давно стали частью этого места, и избавиться от них полностью было невозможно. Как бы я ни старалась, госпожа Агнесс всё равно осталась бы недовольна. Всё равно лишила бы меня скудного ужина. Или завтрака. Или того и другого.

Но я обязана была продержаться. Всего два дня играть по чужим правилам — и выбраться отсюда, чтобы вдохнуть полной грудью свободу.

Кстати, о груди... которая у меня теперь и впрямь была. Размер пятый, не меньше!

Покрутив головой, я обнаружила в углу, у затёртого рукомойника, осколок настенного зеркала. Любопытство смешалось со страхом, образовав жгучий коктейль эмоций, пока я, преодолев помещение уборной, не взглянула на собственное отражение.

Вонючая ветошь выпала из онемевших пальцев. Застыв, я уставилась в зеркало и не верила своим глазам.

***
Уважаемые граждане читатели! Не забываем подписываться на авторов истории, ставить звёздочки, добавлять книгу в библы и оставлять комментарии!))
Помните: вы кормите авторов мотивашками - авторы кормят вас вкусными продами!))

Глава 5. Туманное будущее

На меня смотрела... довольно милая девушка.

Голубые, огромные глаза с пушистыми ресницами.

Пухлые губы — такие, что хоть сейчас в рекламу бальзама для губ.

Аккуратный носик, румяные щёки.

А коса... мама дорогая — до пояса!

Золотистая, густая, блестящая. Ну прямо сказочная Василиса Прекрасная!

Впечатление портили только кровавые подтеки под губой и на виске.

Я осторожно дотронулась до щеки.

Отражение повторило движение.

Больно!

Я поморщилась. Это действительно я.

— Вот почему тебя так изводили, Милли... — я вспомнила исхудавшие, переполненные злобой лица девушек-сирот, их угловатые, нескладные тела и редкие тусклые патлы. — Ты ведь... красотка.

И вовсе не жирная. Эта девушка скорее относилась к типу «песочные часы»: талия, пусть и шире, чем у других, чётко выделялась между аппетитными округлостями бёдер и груди.

И вообще! Главное — я жива. И я собиралась использовать этот шанс по полной!

***

Следующие два часа я с остервенением драила пол в уборной. Едкий запах местной хлорки щекотал нос, глаза слезились. Вонючие разводы поддавались с трудом, будто кто-то нарочно постарался испачкать всё вокруг как можно тщательнее.

— Как же так? — удивлялась я, сжимая в руках тряпку. — Приют ведь женский! Неужели девочки могут вести себя как свиньи и разводить грязь похлеще мужиков?!

Было уже далеко за полночь. Уставшая и измученная, я едва переставляла ноющие ноги. Пошатываясь, брела по коридору к кабинету госпожи Агнесс. К счастью, обрывочных воспоминаний Милли оказалось достаточно, чтобы я смогла сориентироваться и теперь примерно представляла, где находится гнездо этой гадюки.

Каждая мышца в теле протестовала, горло саднило от жажды, а желудок скрутился в тугой узел и, казалось, начинал переваривать сам себя.

Дверь в кабинет воспитательницы была приоткрыта. Полоска тусклого света тянулась по полу наискось. Переведя дыхание, я уже собиралась постучать и отчитаться о выполненной работе, но…

— …И взнос, скажу я вам, просто неприличный, Агнесс! — донёсся приглушённый женский голос.

Густой и добродушный — совсем не похожий на злобный скрип воспитательницы.

— Такой щедрости я не видела со времён старого лорда Эшворта… Ну, вы понимаете.

— Понимаю, миссис Пруитт, — проворковала Агнесс.

Её голос, обычно острый, как бритва, теперь был пропитан елейной сладостью.

— Это редкая удача! Опоздай господин с прошением хоть на день — нам и предложить было бы некого!

Предчувствие беды заставило меня прильнуть ухом к шершавой поверхности двери. Сердце бешено колотилось в груди.

Миссис Пруитт была смотрительницей приюта — главой этой мерзкой бабской шайки. Мысль об этом всплыла в сознании сама собой — как нечто само собой разумеющееся.

Но о чём они говорят?..

— Удивительное дело! — продолжала миссис Пруитт. — Я уже смирилась с тем, что мы держим Милли задаром. Но в душе всё же надеялась: с паршивой овцы — хоть шерсти клок. А тут… не клок, а целое золотое руно!

Застыв, я вслушивалась в этот странный разговор, который с каждой минутой нравился мне всё меньше.

— Позвольте, миссис Пруитт… — проскрипела Агнесс. — Господин в курсе… ну…

— Он намеренно просил полную, — проворковала смотрительница, и в её голосе прозвучала неприкрытая жадность. — Сказал, ему нравятся… пышные формы. Для утех: чем пышнее — тем лучше.

Мой позвоночник сковал ледяной ужас. Для… утех?

— Господин просил сохранить анонимность, — многозначительно подчеркнула миссис Пруитт. — Никаких имён, никаких встреч. Просто передать девчонку завтра, на закате. Он пришлёт за ней карету — та будет ждать у ворот.

— Разумеется, разумеется! — прощебетала Агнесс. — Главное, чтобы господин остался доволен. Я прослежу, чтобы жир… то есть Милли выглядела подобающе: чисто и презентабельно.

Они что… продали Милли… то есть уже меня? Как пучок петрушки на рынке?!

Я едва сдержалась, чтобы не сползти по стенке прямо здесь, у порога кабинета госпожи Агнесс.

— Главное, чтобы она была послушной, — в голосе миссис Пруитт впервые прозвучали стальные нотки. — Приструни её перед отъездом. Чтобы знала своё место. Её ждёт жизнь в роскоши… если будет соблюдать правила.

Да засунули бы они себе в… эту роскошь! Я уж как-нибудь обойдусь! Пусть этот неизвестный господин-извращенец ищет себе другую для утех!

За дверью раздалось шуршание.

— Документы девчонки, прошение об опекунстве и прочие бумаги — здесь.

— Позвольте… — с готовностью прошелестела Агнесс.

Раздались повторное шуршание и звонкое клацанье ключа в замке — видимо, воспитательница убрала всё в ящик стола.

Похоже, пора было делать ноги. Если бы меня застукали за подслушиванием, я могла и не дожить до утра.

Однако выбора мне не оставили: послышался перестук каблуков, приближавшийся к двери. Отпрыгнув, я юркнула в темноту коридора, а через секунду медленно направилась обратно — будто только что поднялась на этаж.

Из кабинета воспитательницы чинно выплыла старушка — настоящий божий одуванчик. Миссис Пруитт всем своим видом располагала к себе: тёплый взгляд из-под нависших век, лёгкая полуулыбка, неспешные движения и плавная речь…

Милейшее существо — если, конечно, не знать, что скрывается под этой маской благодушия.

— Мисс Эмилия! — вскинула она руку, едва меня заприметив. — Рада вас видеть.

Обращалась она подчеркнуто официально — так, будто безмерно меня уважала. Так, будто минуту назад не продала меня какому-то извращенцу-толстосуму!

— Миссис Пруитт… — остановившись как вкопанная, я заставила себя слегка поклониться. — Добрый вечер…

— Вы себе не представляете, насколько! — добродушно рассмеялась смотрительница. И от этого её смеха у меня в который раз побежали мурашки по коже.

Да уж, прекрасно себе представляю, коза драная!

Госпожа Агнесс тоже пребывала в приподнятом настроении. Не иначе — была в доле со старой каргой.

Глава 6. Операция «Сбежать и не спалиться!»

Прекрасное? Скорее — старое, обрюзгшее и падкое на молодых особ.

Кивнув, я выдавила несмелую улыбку.

— Ты свободна, — махнула рукой госпожа Агнесс, звякнув связкой ключей.

Затем, заперев кабинет, она вместе с миссис Пруитт направилась прочь — в сторону крыла, где находились их опочивальни.

Страх — ледяной, всепоглощающий, на мгновение парализовавший меня, — постепенно отступил. Вместо него внутри поднималась волна решимости.

Я выжидала, сверля их спины пристальным взглядом.

Ты себе не представляешь, Агнесс, насколько ты была права.

Да, я свободна. Именно поэтому утром меня здесь уже не будет.

Я не знала, как. Не знала, куда. Но отчётливо понимала: нужно бежать.

Сейчас.

Возвращаться в комнату я решительно не собиралась. Это было банально опасно. Могли снова прибежать те самые «добрые» сиротки и показать мне все грани вонючей жизни.

Плавали, знаем…

С сортирными ваннами мы официально попрощались — без взаимных сожалений.

К счастью, память возвращалась бодрым темпом, и в голове уже просыпались полезные навыки.

Например, умение эффектно выбивать дверь ногой (хотя это пока сомнительно с моим нынешним весом) или вскрывать замки шпильками для волос.

Последнее звучало куда более реалистично, учитывая обстоятельства.

Я осторожно оглядела коридор. Убедилась, что обе надзирательницы действительно ушли. Никого. Темнота, тишина и лёгкий запах овсяной каши. Отлично — никто не мешал моим геройским планам.

Я вынула из волос две шпильки. Коса тяжело бухнулась ещё ниже бёдер — оказывается, та хитро закрученная гулька удерживала всю эту роскошь! Даже немного жаль было её расплетать… но чего не сделаешь ради свободы и справедливости.

Присев на одно колено перед дверью, я сунула шпильки в замок. Несколько раз крутанула, прислушиваясь к щелчкам и скрежету.

Чик!

Замок сдался с тихим вздохом, и дверь мягко приоткрылась — будто приглашая меня войти в запретные покои.

Я осторожно просунулась внутрь.

Кабинет воспитательницы ночью выглядел пугающе. На полу лежал толстый ковёр с замысловатым узором, который, по всей видимости, должен был скрывать пятна от чая и случайно пролитых слёз воспитанников.

Вдоль стены располагался массивный шкаф, доверху набитый книгами. Те стояли неровно, пыльные корешки уныло торчали наружу.

Возле шкафа примостилась деревянная вешалка, на которой висела одежда воспитательницы: строгий жакет серого цвета, шаль, пальто, юбка мрачного фасона — «гробик-стайл» — и пара простеньких кофточек.

В том, как безжизненно свисали рукава, было что-то неприятно-жутковатое.

Я прошла к центру комнаты. Там стоял большой письменный стол, заваленный бумагами, журналами и несколькими пустыми чашками.

У стола — два кресла: одно, явно хозяйское — мягкое, потёртое и уставшее; другое, напротив, — жёсткое и деревянное. Видимо, чтобы посетители не задерживались.

Я быстро осмотрела выдвижные ящики. Один из них оказался заперт на маленький серебристый замок.

Опа. Сюда, похоже, она и сложила мои документы.

Ничего, и с ним справлюсь.

Внезапно мой нос уловил чудесный, почти сказочный аромат — запах выпечки!

Я обернулась и заметила на отдельном маленьком столике поднос с печеньем и булочками. Рядом стоял заварочный чайник. И чашка — пустая, но явно ожидающая своего часа.

Ничего себе! Вот вам и воспитательный процесс. Значит, пока дети давятся липкой овсянкой, воспитательница здесь тайком вкушает запрещённые радости жизни! Ну и кто тут ещё «свиноматка»?

За окном темнота неспешно струилась между силуэтами деревьев. Луна насмешливо подмигнула мне из-за шторы, словно напоминая: ночь коротка, и мои подвиги стоит поторопить.

Я вставила шпильку в замок ящика и сосредоточенно начала ковыряться.

Замок поддался с хриплым щелчком.

Задержав дыхание, я осторожно приподнялась и выдвинула ящик.

Внутри лежала папка — плотная, с завязками и помятым уголком. Я схватила её и торопливо развязала. Документы. Несколько страниц с какими-то формами, анкетами… и — есть! — свидетельство о рождении.

Я поднесла его к свету настольной лампы.

Эмилия Вайс.

Собиралась уже закрыть ящик, но взгляд зацепился за что-то под бумагами.

Я перевернула листы — под ними лежала ещё одна бумажка, сложенная вчетверо.

Осторожно развернула её.

На листке была нарисована… карта. Супер!

Я аккуратно спрятала карту в карман — пусть будет. От судьбы такие подарки не выбрасывают.

Под картой лежали деньги: монеты, связка купюр, даже какие-то золотистые побрякушки. Я, не буду врать, зависла над ними секунд на пятнадцать.

Нет, деньги я точно брать не стану.

С сожалением, но с чистой совестью прикрыла ящик, оставив монеты на месте.

А вот от запаха печенья удержаться уже не смогла. Хотя, признаться, на вкус оно подкачало — вязкое и какое-то пресное. Мало чем отличалось от куска пенопласта.

Но голод — не тётка. Я была рада и этому.

Печенья на подносе заметно убавилось, а я заварила себе чашку чая, отпила и вздохнула.

Надо же, какой момент умиротворения. Даже и не скажешь, что всего пару часов назад меня пытались утопить в сортире, а до этого я была в ресторане, праздновала день рождения… а потом рухнула в торт — и оказалась здесь. Красота.

Скрип.

Половица.

Стук.

Каблуки.

— Чёрт, — выдохнула я.

Подскочила с места. Что делать? Куда прятаться? Окно?..

А стук каблуков становился всё ближе.

***
Дузья, ненавязчиво напоминаем подписываться на авторов, ставить звезды, писать комменты и добавлять книгу в библы! Вам приятно - нам полезно. Вам полезно нам - приятно))

***

Не знаете, кто может решить все проблемы адепток в Академии? А героиня Татьяны Антоник знает! И как угомонить ректора тоже! Ира берется за дело с присущим энтузиазмом!

Глава 7. Жирная Милли сбежала!

Дверь распахнулась резко. Я едва успела нырнуть под стол, моментально вдавив свои телеса в его внутренности.

Подумала было об окне, но перспектива падения с высоты птичьего полёта и превращения в блинчик с начинкой из документов совсем не вдохновляла.

Каблуки застучали по полу — неторопливо и зубодробительно, заставляя меня вздрагивать от каждого звука. И вдруг — резкая тишина. Они остановились посреди комнаты.

Меня бросило в жар. Мокрое платье прилипло к пояснице.

А уж запах от меня после всех сегодняшних приключений стоял такой отменный, что я всерьёз начала переживать: вдруг меня найдут по шлейфу клозетных ароматов. Свежевымытых… и не очень.

— Вылазь, жирная свинья! — от ледяного голоса госпожи Агнесс всё внутри похолодело, аж кишки скрутило в тугой узел. — Я вижу кусок твоего платья!

Проклятая юбка, зачем ты вообще меня сдала?!

Нехотя выползла из-под стола, прижимая документы к груди. Руку ей отгрызу — но ничего не отдам!

Воспитательница мгновенно впилась взглядом в папку, которую я держала. Её брови сошлись на тонкой переносице, глаза вспыхнули адским огнём, и она начала наступать.

— Ах ты, гадкая шавка! Воровать вздумала?! — прошипела она, приближаясь ко мне с видом разъярённой медузы Горгоны.

Я начала осторожно отступать от стола, бочком подбираясь к высокой треножной вешалке. План родился — сумбурный и кривой, но уж лучше такой, чем никакого.

Главное — двигаться. Движение — жизнь!

— Куда собралась?! — взвизгнула госпожа Агнесс, заметив мои телодвижения. — И печенье моё сожрала, тварь неблагодарная! — Она яростно брызгала слюной. — Останешься без завтрака!

Кто бы сомневался…

Ещё один короткий шаг к вешалке — и Агнесс, взвыв, кинулась на меня. Ловко вцепилась в мою растрёпанную толстую косу своими костлявыми пальцами.

— Ай! — заорала я, почувствовав, как кожа на голове натянулась до предела. — Отпусти, стерва! Ты мне голову оторвёшь!

— Советую вымыть рот, прежде чем так обращаться к старшим! — ревела Агнесс, мотая меня туда-сюда и ударяя о мебель, словно решила проверить, насколько прочные здесь стулья и шкафы.

Эта тощая, как спица, старуха, поистине обладала какой-то недюжинной силой.

— Совет свой себе посоветуй! — выкрикнула я в ответ и, схватившись за край стола, впилась зубами ей в руку.

Она заорала от боли, резко дёрнулась и ослабила хватку. Чем я и воспользовалась — рванула в сторону.

Документы, разумеется, я не выпустила. В конце концов, это была единственная вещь, дававшая мне надежду на новую жизнь — ту, где не будет ежедневных марафонов выживания в сортире.

— Ах ты, собака неблагодарная! — завизжала воспитательница на волне, близкой к ультразвуку, и снова кинулась на меня, как разъярённая кошка.

Но я же богиня импровизаций!

Воспользовавшись секундой свободы, я успела схватить поднос с заметно поредевшим «пенопластовым» провиантом и виртуозно взмахнула им в воздухе.

— Выкуси!

Поднос, озорно блеснув по краю, опустился прямиком на голову Агнесс.

Донг!

Печенье брызнуло в разные стороны.

Поднос зазвенел гулко и медитативно, будто колокол, и, погнувшись, уныло повис на голове воспитательницы, напоминая широкополую шляпу.

Агнесс замерла, медленно закатила глаза и осела на пол. Кажется, она удивилась. По крайней мере, я успела заметить в её злющих глазёнках вспышку паники и недоумения — прямо перед тем, как она хлопнулась в обморок.

Учитывая мою комплекцию и то, что я зарядила ей знатно, несколько минут она точно проваляется в отключке.

Не особо раздумывая, я резко стащила с вешалки длинную, плотную трикотажную накидку. Самое то — на ветреную и холодную погоду.

Секунду поразмыслив, я поскакала вокруг распластавшейся Агнесс, подбирая остатки печенья, разлетевшиеся по всей комнате. Кто знает, когда мне снова удастся поесть — а пока хоть этот картон пожую.

Пора убираться.

Грохот мы подняли знатный, а значит — скоро меня хватятся. Хотелось уйти тихо, без шума и пыли… но вышло как вышло.

Залпом осушив чашку с уже остывшим чаем, я рванула из кабинета.

Уже на третьем метре дыхание сбилось, колени затряслись, но ноги несли вперёд на чистом упорстве и адреналине.

Я сбежала по лестнице, чуть не подвернув ногу, и с треском вылетела через чёрный выход во двор.

Остановилась, судорожно глотая воздух. Наконец-то — воздух! Ночной, ледяной, терпкий, но — без душка плесени и застарелых испражнений.

Я тихо кралась вдоль высокого кованого забора к приоткрытым воротам.

Что делать дальше? Куда бежать?

Может, всё зря, и вокруг приюта на вёрсты тянутся голые поля или непроходимые леса?.. Я же тут ни чихуа-хуа не знаю!

Вдруг мой бешеный взгляд зацепился за какого-то мужика средних лет. Кашляя и кряхтя, он неспешно забирался на козлы крытой брезентом повозки с лошадьми — и, судя по всему, собирался отъезжать прямо сейчас.

Эврика! Иду на таран!

Подхватив подол платья, я рванула к повозке. Деревянные доски под моим весом жалобно заскрипели и прогнулись, но — слава богу — кучер ничего не заметил.

Пара кривых ступенек — и я юркнула внутрь.

В нос резко ударил аромат свежего сена. Потёртый шпагат небрежно скручивал охапки, уложенные по краям. А в центре лежал небольшой стог — прямо как гнездо.

Не раздумывая, я нырнула в него.

Мягкое, пушистое сено окутало меня со всех сторон, согревая и скрывая от чужих глаз. Даже если сюда заглянут — меня видно не будет.

Я зарылась поглубже, стараясь не думать о последствиях в виде клещей и соломы в самых неожиданных местах.

Главное — уехать отсюда подальше. И как можно скорее!

— Жирная Милли сбежала! — приглушённый, но от этого не менее визгливый крик Агнесс ударил набатом по нервам. — Ищите её, бестолочи!

***

Авторы перманентно выкладывают проды на реактивной тяге ваших подписок на их страницы, звезд, библов и комментов!))

Глава 8. С приземлением!

Сердце ухнуло в пятки. Мой план побега трещал, как рассохшиеся доски, из которых была сколочена телега.

Однако повозка тронулась. Неспешно зацокали копыта лошадей, заглушая вопли воспитательницы.

Какое-то время я лежала, прислушиваясь к каждому шороху снаружи, но вокруг царила тишина, прерываемая лишь редкими вскриками пугливых птиц.

Густые, терпкие запахи сена и свежего ночного воздуха успокаивали, и я, сдавшись, всё-таки задремала, кутаясь в украденную накидку.

Даже не знаю, сколько проспала — час, может, целую вечность. Проснулась резко, почти болезненно, и нервно заворочалась.

Не сразу поняла, что к чему. Где я? Кто шумит?

Подружаньки мои, что ли, после празднования у меня остались?..

Почему у меня в носу сено, в ухе — жук, а в голове крутится припев из старой песенки про мамонта?

«Пусть мама услышит…»

Проморгавшись, я вынырнула из золотистого облака стога и села, бездумно уставившись вперёд.

В памяти вспышками замелькали события вчерашнего дня, от которых захотелось взвыть.

Не сон! Я в теле пышки-сироты, бегу от незавидной участи — в телеге с сеном!

Сделав пару глубоких вдохов, я привела дыхание в норму и со всей осторожностью, достойной шпиона на задании, выглянула в прореху между слоями брезента.

Прямо как в детстве — смотровая щель в снежной крепости.

За стенами повозки угадывался лес, светило солнце и…

Ворота!

Да-да, мы приближались к городу. У массивных, вспарывающих небо деревянных ворот маячили охранники.

С пиками. Настоящими — наточенными, блестящими, злыми.

Один даже вертел это орудие в руках, как будто репетировал, кого бы насадить на острие сегодня.

Я сглотнула.

Походу, пора валить.

Срочно.

Пока не стала толчёной в сене — и кручёной на пике. Я здесь никто. Даже хуже — беглянка, которая своим побегом сорвала одному зажиточному извращенцу жирную сделку.

Я в темпе отряхнулась от сена, подползла к краю повозки, приоткрыла брезент и... спрыгнула.

Не изящно. Не бесшумно.

А с грохотом и перекатом — словно мешок картошки, катящийся под откос.

Сбив по пути весь сухостой, ловко закатилась прямо в кусты, как шар в кегельбане, где чуть не схлопотала веткой по глазу.

Затаилась. Подождала, пока повозка уедет. Никто вроде не кричал: «Эй, жирная, вернись!», значит, обошлось.

Отряхнулась. Ну как — попыталась. Грязь намертво въелась в ткань накидки. Я чувствовала, как холод подбирается к телу, но между нами стоял тонкий слой плащёвки на внутренней стороне. Именно он не давал одежде промокнуть насквозь.

А потом я пошла вглубь леса, на ходу разворачивая клочок бумаги с картой.

Разбиралась по-простому: солнце — там, лес — тут, река — ага, вот она.

Значит, город — вот здесь. Гениально. Топографический кретинизм мне не грозит.

Пришлось вспоминать курсы выживания:

встань лицом к солнцу утром — восток перед тобой, запад за спиной, слева — север, справа — юг.

Мох растёт с северной стороны деревьев, камней и пней — потому что там меньше солнца.

В жизни, короче, всё пригодилось.

К реке я вышла, ориентируясь на шум воды. Сцепив зубы, рваными движениями ополоснула лицо, напилась, облегчённо вздохнула.

Всё-таки жить — приятно.

С удовольствием искупалась бы полностью, чтобы смыть с себя клозетное амбре, но ранняя весна этому не способствовала: вода была ледяной.

И тут бурчание в животе напомнило — попить, это, конечно, хорошо, но не то же самое, что покушать.

А мой желудок хотел настоящего праздника — желательно с картошкой, мясом и хрустящими краями.

Но увы.

Из хрустящего оказалось только картонное печенье, которое уже слегка размокло в кармане влажной накидки.

Стало мягче, но… не вкуснее.

Местные себя не уважают, что ли?! Такой пенопласт поглощать!

И ведь продаётся же! Причём не каким-то беднякам, а вполне состоятельным особам. Значит, есть спрос.

А почему на такой безвкусный картон вообще есть спрос? Видимо, потому что нет более привлекательного предложения…

Выстраивая в голове логическую цепочку, я довольно хмыкнула.

Может, я и померла, обмакнув голову в торт, но грамотный маркетолог во мне всё ещё жив!

Не только дышит — уже прикидывает, как в этом мире можно раскрутиться. Найти бы только точку опоры…

Унылое печенье стремительно заканчивалось, а лес и не думал.

Похоже, идея ломиться напрямик к городу через кущеря была не самой гениальной.

Сама того не замечая, я делала большой крюк: огибала то массивные пни, то рухнувшие от старости или непогоды деревья, то искала брод у узкой, но довольно быстрой речки.

Когда солнце, мигнув на прощанье, скрылось за верхушками деревьев, я запаниковала.

Близился вечер, а к городским стенам я так и не вышла — не говоря уж о том, чтобы найти в них хоть какую-то лазейку.

А оставаться на ночь в лесу такой аппетитной особе, как я, — негоже!

С волками и прочей местной зубастой живностью знакомиться как-то не хотелось.

Толстые стволы и густые кроны хорошо защищали от ветра, но за день скитаний по бурелому я всё же продрогла.

Влажная накидка, став ещё тяжелее, висела на плечах пудовым грузом. В горле опять пересохло, а в животе урчало.

Огибая кусты и огромные кочки, я неслась вперёд, примерно помня, в какой стороне расположен город.

Ещё час-другой — и мне на голову рухнет непроглядная тьма. Маловероятно, что я доживу до рассвета.

Очередной шаг — и земля подо мной резко ушла вниз.

Взвизгнув, я полетела следом, инстинктивно сгруппировавшись в полёте, чтобы не переломать конечности.

Прокатившись кубарем по крутому склону, я с разгона врезалась во что-то высокое и мягкое.

А оно, в свою очередь, не выдержало моего внезапного внимания и рухнуло на землю, как подкошенное.

Ну и на том спасибо — хоть падение смягчило.

Отплёвываясь от грязи вперемешку с прелыми, прошлогодними листьями, я с трудом приподнялась на локтях.

Глава 9. Вы не ждали, а я припёрлась!

Подо мной мягким веером расстелились стебли ботвы. Длинные — в два моих роста! Они были и вокруг, возвышаясь непроглядным частоколом, куда ни кинь взгляд.

Если это то, о чём я думаю…

Склонившись, я внимательно рассмотрела стебли поближе.

Да тут к бабке не ходи! В детстве я постоянно видела такие же заросли на огороде у своей бабули. Там они, правда, служили скорее забором от вездесущих соседей, но всё же...

Листья потемнели и увяли, но меня это не смущало. Цимес-то не в ботве!

Растёрла подмёрзшие ладони и судорожно принялась копать. Влажная земля охотно поддавалась.

Цепко ухватив один из кустов у самого основания, я дёрнула.

Чпок!

И тот вылетел, как пробка из бутылки шампанского.

— Очуметь… — выдохнула я, рассматривая болтавшийся в основании ботвы увесистый клубень. Толстенький, кривой и пупырчатый. Эдакая смесь имбиря с мандрагорой. — Да, это он… Топинамбур!

М-м-м… сладковатый, с ореховыми нотками — будто скрестили репу с каштаном и получили уникальный, ни с чем не сравнимый вкус.

А главное — урожай можно снимать круглый год: выкапывать клубни по мере необходимости. Они даже зимуют отлично, потому что устойчивы к низким температурам.

В моих руках покачивалось тому живое подтверждение. Несмотря на раннюю весну, клубень был велик и сочен.

Аж слюнки потекли.

Внезапный скрип неподалёку заставил вмиг забыть о добыче. Подпрыгнув, я прижала к груди толстые стебли ботвы и судорожно начала озираться.

Скрип повторился — резкий, протяжный, а за ним последовал хлопок.

Подавив желание дать стрекоча, я осторожно двинулась в сторону источника шума.

Несколько шагов — и сквозь стрелы ботвы я смогла разглядеть высокую крышу с резным коньком.

Сердце ёкнуло и пустилось в пляс. Так здесь живут…

Впрочем, логично. Было бы странно, если бы топинамбур просто так рос посреди леса.

Разочарование кольнуло одновременно со слабой надеждой.

Пусть поживиться чужим топинамбуром не получится, но, может, хоть на ночь приютят?

Вид у меня такой, будто я пережила апокалипсис. Авось сжалятся.

Я немного воспрянула духом и ринулась к дому сквозь заросли ботвы.

На ходу освободила пузатый клубень от стеблей и сунула его в карман накидки.

Дом оказался огромным — двухэтажная громадина из добротного сруба, кое-где покрытого мхом, нависала надо мной хмурым великаном.

Поскрипывали облезлые ставни, хлопала на ветру маленькая чердачная дверца под самой крышей…

Так вот что это за звуки!

Застыв, я в нерешительности осмотрела дом. Он выглядел уставшим и… заброшенным. Ни шороха, ни отблеска свечей.

Помедлив, я поднялась на жалобно скрипевшее крыльцо и постучала — для приличия.

Громко так, кулаком, а потом ещё и ногой.

Ни ответа, ни привета.

Поразмыслив, я решительно дёрнула массивную кованую ручку. Та недовольно взвизгнула, дверь взвыла заржавевшими петлями — и я прошмыгнула внутрь.

В нос ударил густой запах пыли, смешанный с призрачным ароматом настоек и трав.

Возможно, когда-то это было пристанище лесничего или одинокой старушки. Сейчас же дом явно пустовал, но внутри выглядел на порядок лучше, чем снаружи.

Сеней не было — прямо с порога начиналась просторная горница.

В полумраке сумерек удалось разглядеть выпуклые стены сруба, длинный стол со скамьями по обе стороны — все на резных ножках, — чуть поодаль диван с такими же вычурными деревянными подлокотниками, комод, буфет с пыльными стёклами.

Слева — лестница, уходящая во мрак второго этажа, а у дальней стены — белая глыба печи.

Некогда белоснежный тюль на окнах подёрнулся толстым слоем пыли, но в целом здесь был даже какой-то намёк на уют.

Короткий шорох выдернул меня из раздумий.

Вздрогнув, я резко обернулась. Шорох доносился откуда-то из-за печи. Это меня точно не испугает. Я переночую здесь.

Сбросив с плеч влажную накидку, я поёжилась. Холодно. И хотелось спать.

Но нельзя! Я ринулась к печи.

У той же бабушки, земля ей пухом, я и узнала, как печь разжигать.

— Бумага, дрова, уголь… спички… — повторяя это как мантру, я принялась исследовать помещение.

Небольшая вязанка дров аккуратно лежала в ажурной кованой поленнице рядом с печкой. Тут же нашлось и полупустое ведро с углём.

На пыльных полках буфета обнаружились стопки каких-то листовок.

«Пекарный дом Даррена. Всегда свежий хлеб», — прочитала я заголовок и отложила одну. Пригодится. Остальные — в дело, на растопку.

А за листовками притаился увесистый деревянный коробок со спичками. Длинными, с ярко-красными головками — как у охотничьих.

Вынув одну, я резко чиркнула серой о край печи. Вспышка — и резвые тени заплясали на стенах сруба.

Ура, не отсырели!

Дело пошло.

Выгрести старую золу, открыть заслонку, чтобы не угореть, поджечь комканую бумагу, поверх дрова, аккуратно раздуть, не загасив. А потом уж, когда знатно разгорится, и угля подсыпать можно.

Каменная кладка под толстым слоем штукатурки и белил постепенно начала теплеть.

Прикрыв глаза, я слушала умиротворяющий треск поленьев.

— Кто молодец? Я молодец… — бормотала я, проваливаясь в вязкую дрему. — Кто…

Очередной шорох заставил меня оборвать оду самовосхваления на полуслове.

Прямо над головой, за плотной цветастой занавеской, раздалось громкое шуршание.

Я вздрогнула и осоловело уставилась наверх.

Крыса?..

Но вдруг показались сапоги. Я не сразу поняла, что происходит. Затем послышалась отборная брань.

Занавеска на толстой верёвке взвизгнула, и прямо перед моим носом просвистели чьи-то спущенные ноги в тяжёлых кирзачах. Благо, хоть по лбу не заехали.

Я взвизгнула и отшатнулась.

Не удержавшись, шлёпнулась на пятую точку и начала пятиться назад прямо по полу, не вставая.

По пути наткнулась на кочергу, которой недавно ворошила угли. И, не найдя ничего лучше, отгородилась ею, будто щитом.

Глава 10. Нежданная встреча

Мой вопрос прозвучал чересчур пискляво — в отличие от зычного голоса заросшего, морщинистого старика, который едва не свалился мне на голову.

— Пошто орёшь?! Я не глухой! — рявкнул он.

— Ой ли? — я машинально отползла на своей пятой точке ещё дальше. — А чего ж тогда дверь не открыли, когда я барабанила что есть сил?!

Под моим укоризненным взглядом старик чуть стушевался.

— Да я это… сон у меня крепкий… Пушкой не разбудишь, — буркнул он, словно оправдываясь, и принялся разглядывать меня из-под густых, нависших бровей. — Меня это… Ёшкой кличут.

Заслышав, как смягчился его тон, я поднялась на ноги и миролюбиво опустила кочергу.

— Я Эмилия, — выдавила робкую улыбку. — Можно просто Милли.

Теперь, глядя на него не с ракурса пола, Ёшка уже не казался таким грозным. Передо мной стоял плотный коренастый мужичок с рыжеватыми патлами и бородой до ключиц, ростом с меня, в потёртых штанах и распахнутом тулупе.

— Ты? — коротко кивнув в сторону печи, осведомился он.

— Д-да… — я предупреждающе выставила перед собой руки, одна из которых всё ещё сжимала кочергу. — Я всё потушу, не волнуйтесь. Мне бы только переночевать…

— Молодец, девка! — неожиданно расплылся в улыбке Ёшка и потёр мозолистые руки. — Деятельная! А то бывают такие — с ними каши не сваришь.

— Я не думала, что дом жилой, простите, — немного растерявшись от его реакции, я переступила с ноги на ногу.

— Твоя правда, дом ничейный, — махнул рукой Ёшка и увлечённо почесал бороду. — А я так… приглядываю.

— Плохо, значит, приглядываете, — поджала я губы. — Протапливать надо, чтобы дерево не отсырело. Сами-то как не околели в таком холоде спать?

Слова старика доверия не вызывали. Неухоженный, немытый Ёшка скорее походил на бродягу, который укрылся от холода и темноты в первом попавшемся доме, нежели на настоящего смотрителя.

— Дык у меня подшёрсток знатный, — хмыкнул он. — Привычен ужо.

— М-м-м-м… — неразборчиво промычала я.

Что именно имел в виду старик, уточнять не решилась. Но немного расслабилась. Раз Ёшка тут не хозяин, значит, у нас с ним равные права. А значит, я могу оставаться под крышей этого дома сколько захочу.

Потянувшись, Ёшка смачно зевнул и протопал к буфету.

— Чаёвничать сейчас будем, коль уж зашла, — погремев посудой, он выудил ковшик и пару чашек. — Метнись за водицей, а я пока заварку наведу.

Я в растерянности замерла.

— Так… а идти куда? До колодца?

— Экая ты медлительная, — Ёшка уже вовсю копошился у буфета, перебирая льняные мешочки с травами. — Жизнь шустрых любит! Налево от крыльца, да за угол. Там колодец и найдёшь.

Хмыкнув, я направилась в указанную сторону.

Очертания колодца в полутьме я заметила сразу. Лязгнув цепью, выудила из тёмных глубин полное ведро воды и, пошатываясь, потащила его обратно.

Добротный дом на городской окраине, окружённый зарослями топинамбура. Ни любопытных глаз, ни лишних вопросов. Еда и вода под боком. Местечко, скажем прямо, перспективное… если не считать въедливого старика.

Пока Ёшка колдовал у печи, споласкивая чашки и разливая по ним кипяток, я устроилась на скамейке и с опаской развязала тесёмки выбранного им мешочка. В воздухе тут же поплыли ароматы чабреца, мяты и мелиссы — голова приятно закружилась.

Ароматный сбор оказался как нельзя кстати. Воздух в горнице прогрелся, стал суше, и горло нещадно саднило. Жажда начала брать верх.

Уткнувшись носом в чашку, я делала мелкие глотки, безмолвно благодаря высшие силы за первые минуты покоя в своей новой, странной жизни.

— Скажите, а вы хозяев дома знали? — выжидающе покосилась я на притихшего Ёшку.

Вопрос прозвучал будто бы случайно, но у меня были на него причины. Заросли топинамбура за окном не давали покоя.

— Знавал, знавал, — нехотя откликнулся Ёшка. — Давно уж отошли в мир иной. С тех пор я за домом и приглядываю. Чтобы, значит, не подпалили ненароком или чего не разворовали.

В рассеянном свете свечи его тёмные глаза предупреждающе сверкнули.

— Так вы тут работали? — растерянно уточнила я.

— Вроде того, — хмыкнул в усы Ёшка и вновь приложился к чашке. — Ты пей-пей, а то остынет отвар — хуже горькой полыни станет.

Неловкую паузу заполнило потрескивание поленьев. Казалось, тема бывших хозяев дома была старику не по душе. Я решила не настаивать.

— Ой! — спохватилась я и потянулась к накидке. — Хотите печенье? У меня немного осталось…

Хмурое лицо Ёшки заметно подобрело. Кустистые, обычно сдвинутые брови удивлённо поползли вверх и встали домиком, отчего морщины на лбу стали ещё глубже.

— Коль предлагаешь — не откажусь.

Печенье было не только отсыревшим, но и изрядно покрошилось, когда я катилась кубарем со склона. Высыпав эту жалкую кучу из кармана, я даже почувствовала стыд.

Но Ёшку это ничуть не смутило.

— Всё же сечёфь ты, дефка, — уже с наслаждением чавкая, проговорил он. — Я — тебе, ты — мне. Фундамент благополучной жизни, это.

Нет, он точно меня оценивал. Но вот с какими намерениями?

— Сама-то ты откуда? И как тут оказалась?

Вопрос был вполне закономерным, но всё равно застал меня врасплох.

— Обстоятельства… — откровенничать мне не хотелось.

Вообще-то я планировала не попадаться никому на глаза до своего восемнадцатилетия. Осталось всего-то пара дней.

А до того момента был риск: меня могли схватить и выдать тому извращенцу, что купил себе сироту-толстушку.

Хитро прищурив один глаз, Ёшка многозначительно хмыкнул и отхлебнул отвара.

— Обстоятельства… — задумчиво повторил он, не сводя с меня внимательного взгляда. Дёрнул мясистыми ноздрями, будто пытался что-то уловить. — Знаю я вас, пришлых душ…

Я вздрогнула и икнула. Кусок картонного печенья застрял в горле.

***

Авторы будут признательны, если вы подпишетесь на их странички, чтобы быть в курсе новинок, скидок и прочих новостей! А также удем рады звездам, библам и комментам!
История начинает закручиваться. Впереди много вкусного быта и много странных знакомств))

Визуал - Ёшка

А вот и новый знакомый Милли - Ёшка) Ну и ясен пень, кто это, правда?))

А это изба, на которую Милли набрела, изнутри. Пока что мрачновато, пыльновато, но потенциал есть!))

Глава 11. Домовые существуют?!

Пришлые души?.. Может, это просто местный жаргонизм, и так тут чужаков кличут?

— Н-не понимаю, о чём вы… — с трудом прожевала я, изобразив на лице максимальную наивность. Но старик меня перебил:

— Не дури домового — худо будет!

— Кого?! — мои глаза округлились и медленно полезли на лоб.

— Оть, малохольная! — оценив меня с головы до ног, заключил Ёшка. — Тебе-то годков сколько?

— Достаточно, чтобы не верить в сказки про домовых! — огрызнулась я с нотками обиды.

Не пойму только, зачем он надо мной издевается? Или действительно верит в эту чушь?..

Тяжело вздохнув, Ёшка протянул морщинистую ладонь к моей чашке.

— Говорю ж — пей быстрёхонько, а то горечью язык окрутит!

Подстывший отвар вдруг вздыбился и забулькал, словно чашку поставили на плиту. Взвизгнув, я отдёрнула руки, таращась на клубы пара, поднимавшиеся от вновь горячего напитка.

— Это магия? — выдохнула я.

— Обзывай как хочешь, — пожал плечами Ёшка, захрустев остатками печенья. — Магия, колдовство, чуждые энергии… всё одно.

Покосившись на... домового, я опасливо коснулась горячей чашки. Если в приюте никто магией не обладал, это не значит, что в этом мире её вовсе нет — пришла запоздалая мысль.

И если обычный домовой способен одним прикосновением вскипятить воду, то что тогда творят ведьмы? Маги? Прости Господи, драконы — если они вообще существуют?

Становилось и дико любопытно, и немного страшно. Как бороться с теми, у кого есть магия?

— Домовые по мирам шастать могут, оттого и видят пришлых невооружённым глазом, — негромко поведал Ёшка. — Но обычно не вмешиваются — своих дел по горло. А ты меня накормила, вот я и хочу отблагодарить. Коль чем смогу — помогу...

К горлу подкатил комок, перехватило дыхание. С тех пор как я попала в этот мир, ни разу не слышала добрых слов. Ни от одного человека.

А сказал мне их... домовой.

— Да какое там накормила… — стушевавшись, я вперила растерянный взгляд в потёртую столешницу, где ещё угадывались крошки от почившего печенья. — Это ж не еда, а так…

— Не понимаешь ты, Милли, — по-доброму усмехнулся Ёшка. — Для домового важно не сколько съестного, сколько намерение, с которым подано. Коли от души сделано, бескорыстно, то я даже крошкой хлеба наемся — потому что в неё много энергии заложено.

Я в недоумении подняла глаза на домового. Странные тут порядки, в этом мире магии.

Ёшка замолк, а я закусила губу, внутренне собираясь с силами. Разговор предстоял непростой. Но, в конце концов, он — первый, кто вместо побоев и унижений предложил мне горячий чай.

— Ну, в общем… стояла я у торта, и худая… — губы дрогнули. — А потом… очнулась в сортире, и толстая! — на глаза против воли навернулись слёзы усталости, которые я неловко смахнула ладонью.

Ёшка заметно озадачился — аж кустистые брови у него приподнялись. Помолчал, потом придвинул ко мне подогретый отвар.

— Глотни ещё. Он тревогу усмиряет. И давай сначала.

***

Может, отвар и впрямь был действенным, но рассказ мой лился, как ручеёк. Я пересказала домовому всё в подробностях — начиная с нелепой смерти в собственный день рождения, заканчивая побегом из жуткого приюта и скитаниями по здешним лесам.

Закончила, когда огарок свечи на столе окончательно потух, погрузив горницу в зловещий полумрак.

Крякнув, Ёшка протопал к комоду. Через минуту в заляпанном воском подсвечнике уже стояла новая свеча. Домовой чиркнул спичкой, и я бездумно уставилась на беззаботный огонёк.

Веки, налитые свинцом, упорно закрывались. Мне уже было не так важно, что скажет Ёшка в ответ на мою исповедь. Главное — я выговорилась. И на душе стало хоть немного, но легче.

Сбоку послышалось шуршание, и я почувствовала лёгкое, но уверенное прикосновение к плечу.

— Утро вечера мудренее. Полезай на печь, кости погрей. А я тут приберусь.

— Это вряд ли. У меня спасительная печь с собой… — пробормотала я сквозь дрему и поползла следом за стариком.

Тот усмехнулся и подставил к печи треногий табурет.

— Много ты понимаешь! Как пить дать — малохольная.

Вяло пожав плечами, я полезла на печь. Веки казались прикованными пудовыми гирями — и немудрено: за окном давно перевалило за полночь.

Усталость навалилась мёртвым грузом, тело стало ватным. Среди обрывочных мыслей промелькнула одна: в кармане накидки остался клубень топинамбура.

По крайней мере, на завтрак мы не останемся голодными.

Зевнув, я свернулась калачиком на пахнущем соломой матрасе и прикрыла глаза. Всего на минутку... которая продлилась до самого рассвета.

Приоткрыв один глаз, я сонно оглядела горницу. Угли в печи давно истлели, каменная кладка остыла. В избе пахло дымом и сушёными травами.

Ёшка, поджав под себя ноги в кирзовых сапогах, дрых на широкой лавке. Время от времени он что-то бормотал себе под нос и тихо причмокивал.

Пошевелившись, я постаралась как можно тише сползти с печи. Не получилось. Грохот табурета, служившего ступенькой, и моё испуганное «ой!» моментально разбудили домового.

Закряхтев, Ёшка приподнялся и смачно зевнул.

— Доброе утречко, — не растерялась я, поправила полы перекрутившегося платья и бросилась к тёплой накидке, висевшей на спинке стула.

— Околела, небось? — с сожалением произнёс домовой и, вскочив следом, засуетился у печи. — Сноровку я подрастерял, силы уж не те…

— Да я и не замёрзла, — перебила я Ёшку, хлопая по карманам в поисках заветного клубня. — Если и помру — так от голода.

Желудок уже не просто скручивался в трубочку — он объявил мне войну в виде жгучих голодных спазмов.

— В неурочное время тебя сюда занесло, милая, — вздохнув, домовой зашуршал мешочками с травами. — Лес только-только от сна пробуждается. Ни тебе грибов, ни ягод.

— Пф-ф-ф! — наконец выудив корнеплод, я торжествующе продемонстрировала его Ёшке. — А это что?

***

Глава 12. Дела топинамбурные

— Картоху подгнившую нашла? — оживился домовой. — Уже неплохо! Видать, давно закатилась...

— Не нашла, а выкопала! — сначала оторопев от реакции Ёшки, я закрутила клубнем перед его мясистым носом. — И это не картошка, а топинамбур! А это не гниль, просто от земли очистить надо…

Пока я заливалась соловьём, Ёшка недоверчиво кивал в такт моим словам, не переставая копошиться у печи, колдуя над отваром. И, судя по лицу, совсем мне не верил.

— Так, ладно, чего лясы зазря точить, — быстро сдалась я, перекидывая клубень из руки в руку, прикидывая, с какой начать.

Результат важнее слов.

— Ёш, заточи мне ножик, какой найдётся. А я дров подкину. Печь у нас сегодня без дела не останется!

Подмигнув обалдевшему домовому, я выскочила с клубнем во двор и понеслась к колодцу — отмывать.

Прямо как в анекдоте: «Если у вас в холодильнике осталось одно яйцо…»

— «Яйцо»-то, конечно, не одно, — я бросила задумчивый взгляд на заросли топинамбура, — да только, кроме топинамбура, ничего и нет…

Кулинарным гением я не была, но, покумекав, смогла придумать, что приготовить из одного-единственного ингредиента.

Вернувшись, я вооружилась острым ножом, который без лишних слов отыскал и заточил Ёшка. Домовой заинтересованно поглядывал то на меня, то на клубень на столе, но в процесс не вмешивался.

Присел на край лавки, прихлёбывая отвар, и наблюдал.

Я начала нарезать топинамбур тонкими, почти прозрачными ломтиками. Каждый кусочек, просвечивающийся на свету, напоминал янтарную пластинку.

Работа требовала терпения и сноровки, но я не спешила. В тишине избы, нарушаемой лишь потрескиванием дров в печи, мне было спокойно и умиротворённо.

Когда весь увесистый клубень оказался нарезанным, я разложила ломтики на противне, застелив его пергаментом, который обнаружила в нижнем ящике комода.

Едва я открыла дверцу, из печи в лицо пахнуло жаром. Я осторожно задвинула противень внутрь. Теперь оставалось только ждать, пока ломтики равномерно пропекутся.

Аромат, постепенно наполнявший избу, был восхитительным. Сладковатый, с лёгкой ноткой земли — он щекотал ноздри и разжигал аппетит ещё сильнее.

Наконец, момент настал. Прошло каких-то четверть часа, и я вытащила противень из печи. Ломтики топинамбура превратились в хрустящие, золотистые чипсы. Они выглядели аппетитно и соблазнительно.

Пересыпав их в деревянную миску, я не удержалась и тут же попробовала один.

Ломтик приятно хрустнул во рту и взорвался насыщенным вкусом — сладковатым, с лёгким ореховым оттенком и едва уловимой ноткой карамели. Никакой соли или специй не требовалось — вкус топинамбура был самодостаточным и ярким.

Идеально!

— Угощайся! — весело прогремела я, потрясая миской перед носом домового, так что он аж подскочил. — Завтрак!

Он опасливо принюхался, подцепил ломтик короткими толстыми пальцами, покрутил его так и этак.

— Завтрак?.. — с сомнением протянул он, будто не веря своим глазам.

Вот… малохольный! Я едва не прыснула со смеху, но вслух журить Ёшку не стала.

— Ну да. Люди обычно завтракают по утрам, — довольно заурчав, я продолжила хрустеть чипсами под пристальным взглядом домового. — А топинамбур, на минуточку, довольно сытная вещь. Не настолько, как картошка, конечно, но что есть — то есть.

Помедлив, Ёшка неуверенно слизнул с ладони золотистый ломтик и смачно захрустел. Прошла секунда — и морщинистое лицо разгладилось, а в глубине глаз весело заплясали искорки.

— Да это ж… пища богов! — воскликнул он так, что теперь уже я подскочила. — Если не богов, так королей точно!

Искренняя похвала от прежде хмурого домового заставила меня зардеться.

— Ты кушай, я ещё могу сделать, — с улыбкой предложила я, чувствуя, как сытость постепенно разливается по телу.

Настроение резко улучшилось, и я уже вовсю размышляла, как бы поймать удачу за хвост… то есть за ботву.

— Откуда ж ты сделаешь? — не понял Ёшка, с сожалением доедая последние ломтики. Он смущённо заелозил пальцами по дну миски. — Ты ж, поди, только один такой клубень притащила. Только я не понял, где ты им разжилась. Подобную снедь лишь при королевском дворе найти можно… или у высшей знати!

Здрасьте, я ваша тётя…

Хохотнув, я мотнула головой:

— Ага. Вот он — твой королевский двор. Прямо за окнами.

Ёшка растерянно моргнул, долго рассматривая увядшую прошлогоднюю ботву.

— Не понял, — честно признался наконец домовой.

Сейчас поймёт!

Бурно жестикулируя и время от времени смачивая горло отваром, я поведала ему о зарослях топинамбура на заднем дворе, благодаря которому вполне можно не бедствовать.

Ёшка слушал, не перебивая. И, кажется, даже не моргал.

— Вот ты… головастая девка! — с уважением протянул он, пока я пыталась отдышаться, охваченная эмоциями. — Это ж и запасы на зиму сделать можно, и новые кусты посадить — чтоб плодоносили!

— Так-то оно так… — мой пыл чуть поугас. Я глубоко вздохнула и подперла щёку кулаком. — Только одним топинамбуром сыт не будешь. Где другую снедь брать? Мясо, молоко, хлеб?

— Знамо где! У нас тут, в Гроссе, — махнул рукой Ёшка. — Чего тут только нет!

— Были бы деньги… — совсем скисла я. — Завтра как раз моё совершеннолетие наступает. Точнее, Милли — в чьё тело я попала. Вряд ли кто-то продолжит меня искать. К приюту я уже не имею отношения. Мне бы в город выбраться. Присмотреться, узнать, что да как… Может, и улыбнётся удача — работу найду.

Домовой понимающе нахмурился.

— А по мне ведь сразу видно, что я — оборванка из приюта, — развела я руками, указав на своё грязное, потёртое форменное платье, которое выдавали каждой сироте в обители миссис Пруитт. И которое носилось годами. — Кому я в таком виде нужна?

Виртуозно поиграв кустистыми бровями, Ёшка ухмыльнулся:

— Торговцы в казну города доход хороший приносят. Место на рынке занимай — и торгуй себе в удовольствие. Только потом с прибыли копеечку в казначейство отстегни — и делов-то!

Глава 13. Хозяйничаем и обживаемся

Лопата нашлась быстро.

Она торчала возле дровника, упрятав черенок в колючий куст. Вытащила ее. Закатала рукава, подмяла под себя подол и вышла во двор, подхватив корзину. Корзину, кстати, нашла на втором этаже. Там много добра.

Корни топинамбура копались тяжело. Земля была плотная, примерзлая. И не мудрено. На улице начало весны. Холодно. Я укуталась плотнее в старую шаль, которую обнаружила там же, на втором этаже избы в массивном сундуке. Поудобнее перехватила черенок лопаты.

И понеслась!

Я упрямо вонзала лопату, перетаскивала корзину, пригибалась, вздыхала, отдувалась, бранилась — тихо, культурно, по бабушкиной школе.

В конце концов я не только выжила, но и накопала полную корзину. Корешки пузатенькие, ухоженные, чистенькие.

Притащила воды с колодца и принялась мыть добычу. Бережно.

Потом вооружилась ножом и аккуратно, почти с благоговением, чистила топинамбур, укладывая на столе. Это действие успокаивало. Я напевала себе под нос, пока Ёшка занимался какими-то своими делами.

Затем растопила печь. Сначала не с первого раза. Дым пошёл чёрт знает куда, я закашлялась, махнула рукой и чихнула — и прямо в золу.

Зато теперь знала точно: труба требует чистки, как и всё остальное в этом доме.

Грязи было... как в общежитии. Только тут вместо бутылок и обёрток — сажа, паутина и подозрительно зловонная тряпка, которую я не рискнула идентифицировать.

Дом точно давно не мыли. Хотя чувствовалось, что Ёшка очень старался хозяйничать. Ухаживал за домом.

Вещи были не просто разбросаны — они лежали в своем порядке. Так, как было удобно ему, но непрактично.

Ёшка появился на кухне. Смотрел на меня и чуть ли слезу не пускал.

— Ты чего эт?

— Лестно глазу видеть человека при деле!

— Та… какое тут дело, — буркнула я, смутилась и показала на корзину с клубнями. — Топинамбур вот обрабатываю. Деньги нужны.

Он важно кивнул.

— Дело-дело! И тяжёлое. Самое тяжёлое! — с нажимом сказал он. — Мне ль не знать. Я, между прочим, пятьдесят годков пыль вытираю! А ещё надо полы мыть, есть что-то… ой, тут работы делать — не переделать! Тяжко это всё, а ты, вон, бравая какая девка! Усё делаешь, усё умеешь. Чем помогти, кажи! А то шо ты, одна и одна…

В душе разлилось тепло. Да какое там! Я чуть не шмыгнула носом. Мой бывший в лучшем случае говорил, что «место женщины на кухне» и «нечего тут ныть».

Ценить — не ценил. Никак. Ни за пироги, ни за постиранные носки, ни за вымытые окна, которые я прокляла много раз.

А тут — стоит... пусть и домовой... но ценит. Просто за то, что я делаю. Даже помощь свою предлагал!

— Да я сама! Где тряпки у тебя? — спросила я, засовывая нарезанное в печь. — Всё равно ждать, пока подрумянится.

— Вон в том сундуке! — с готовностью ткнул в сторону, потом прищурился. — Только... остерегайся зелёной тряпки. Она… иногда кусается. Если её не кормить.

— В смысле?

— Да я ж домовой! У меня вся сила от еды. Даже заставить могу предметы двигаться, коли угодно… ток вот, силёнок нема.

— Вот, сейчас порция будет и накормлю, — хмыкнула я, открывая сундук.

Там действительно нашлось всё: от половой тряпки до парадного веничка. Взяла тряпку поуниверсальнее и пошла вытирать пыль.

Потом все мыла.

Полы, стены, скамьи, даже двери отполировала до почти приличного состояния. С каждой секундой в доме было все приятней дышать, а Ёшка шмыгал за мной и восхищённо цокал языком.

— Вот это хозяйка… Ах, какая! Век бы так смотрел. Погоди, помогу тебе тоже…

И Ёшка тоже принялся помогать с уборкой дома. Своими силами. Магии ему ещё не хватало.

Пока пеклось, я успела перемыть половину кухни, вытереть три окна налить Ёшке чаю (из трав, которые он запасал) и даже вырезать из старой простыни нечто, что условно можно было назвать ночной рубашкой.

Запах из печки стоял — мама дорогая. Такой, что слюни свисали не только у меня, но и у Ёшки. Быстро достала и новые туда засунула. Потом бережно упаковывала ломтики топинамбура, чуть подрумяненные, пахнущие сладковатым дымком. Ёшка в это время снова отошёл.

Один мешочек я специально оставила Ёшке, чтобы он тоже поел.

А потом села на скамеечку и вытерла лоб. Вся кожа горела, будто я в бане на поддаче посидела. Ткань одежды прилипла к телу, пот стекал по спине, даже пятки казались мокрыми.

Внезапно домовой высунулся из-за лестницы и деловито велел:

— Ходи-ходи сюда! Я тебе воды нагрел! Хоть помоешься, а то амбре уже на улицу выбивается.

Я бы возмутилась, да не было ни сил, ни аргументов. Потому что, честно говоря, даже я от себя шарахалась.

Плюс одежда, что впитала в себя весь жизненный опыт Милли в детдоме. Как она жила раньше — не понимаю. Купание раз в неделю, и то, если повезёт.

Я поднялась по скрипучей лестнице на второй этаж и… обалдела. Отдельная комната с умывальником. С медным чайником. С лоханью, в которой дымилась горячая вода.

— Ёшка… — прошептала я, ошарашенно. — Я даже не знаю, как тебя благодарить…

— Та, шо там, — буркнул он, почесывая пузо через тулуп. — Я ж вижу, ты всё с любовью, да с заботой. Полы намыла, тряпки прополоскала, дом не сожгла. И меня накормила…

— Спасибо тебе. Ох, а мне и переодеться-то не во что…

Ёшка фыркнул, хлопнул в ладоши и вытащил из какого-то ящика свёрток.

— Есть! Держи, я сшил! Ну, не самое красивое, что есть… но тянется, не давит!

Я развернула. Передо мной было… нечто.

***

Одним топинамбуром сыт не будешь! Авторы книги также питаются подписками на их странички, звездочками, библами и комментами дорогих читателей))

***

Дорогие читатели!

Приглашаю вас в новинку нашего литмоба от Ри Даль

Глава 14. Посторонись, жируха!

Я с любопытством развернула свёрток, и у меня чуть сердце не брякнулось куда-то в лохань.

Платье. Простое, но до безобразия милое. Темно-розовое, в пол, с аккуратными белыми рукавами-фонариками, чуть присборенное в талии. Точно под мою фигурку.

— Так вот куда ты отходил, пока я с топинамбуром возилась! — рассмеялась я, прикладывая его к себе и крутанувшись на одной ноге.

— Та... шо там, — пробурчал Ёшка, почесывая нос. — Платье, как платье. Ой, мойся и надевай, пока настроение хорошее. А то передумаю и носки с него сделаю.

И с этими словами ретировался вниз, гремя сапогами и видом смущённой невинности.

Я смотрела ему вслед, прижимая к груди обновку, и внутри у меня зашевелилось что-то странное. Он же мне ничего не должен. А уже и лоханку нагрел, и платье притащил, и в доме приютил.

Совершенно чужой. А заботы — как от родного.

Сбросив с себя остатки смердящей одежды, прошедшие огонь, воду и скитания по лесам, я нырнула в лохань.

Горячая вода окутала меня, приятно распаривала кожу и расслабляла тело. Ну, вода — это славно, конечно. Но есть тут какое-то мыло? Я осмотрелась.

На полочке рядом стояли чашки с крышками. Одна из них благоухала лавандой. Я подняла крышку, осторожно потрогала — жидкое мыло. Вау! Это же роскошь!

Отмыла себя до скрипа. Вылезла из воды. Чистая тряпка для вытирания нашлась там же, аккуратно сложенная.

И не побоюсь этого слова — глаженная. Где он только всё это находит?.. Хотя, скорее всего, всё сам.

Вот уж точно: домовой — это тебе не хухры-мухры.

Надев платье, я ощутила, что оно не только красивое, но и удобное. Ни тебе затяжек, ни пуговиц в неудобных местах. Как будто это не импровизация из старой занавески, а наряд знатной торговки.

Волосы после бани были мокрыми, но я нашла у печки гребень и принялась распутывать. Коса была длинная и с колтунами, которые я долго вычесывала.

Позже спустилась на первый этаж.

— Я собираюсь на рынок сходить в этом. Ёшка, спасибо огромное! Ты сшил… очень красивое платье. Из ничего. У тебя золотые руки!

Домовой отмахнулся с видом бывалого портного.

— Та... удобно хоть?

Я кивнула с искренним одобрением.

— Очень. И нигде не жмёт. По фигуре легло идеально!

— Славно-славно! Ты на рынок сегодня? — спросил он, уплетая ломтик топинамбура.

— Не-а. С утра лучше. Пока меньше народу, и я не привлекаю внимание.

Ёшка согласно кивнул и выдал:

— Хата наша с краю, но стража ходит дальше… Поэтому тебе лучше идти дворами и не жевать сопли. А то кинутся выяснять, кто ты, и всё, привет: допрос, протокол, казённая баландушка.

Я с ним согласилась. Сама пока ещё несовершеннолетняя по местным меркам, а документы хоть и вернула — но кто знает, какие у них тут порядки.

Решено — выдвигаться на рынок затемно. Пока ещё весь честной люд в кроватях дрыхнет и не тычет пальцами в подозрительную пришлую.

До вечера я занималась полезным: постирала шаль, ночнушку и бельё, благо мыло ещё оставалось. Ёшка даже дал иголку с нитками, чтобы из остатков старой ткани я сшила себе запасной комплект нижнего.

Оказалось, и в этом я не совсем безрукая. Может, и не модель, но носить можно.

А потом мы легли спать. Уютно, по-семейному: я на печи под одеялом, Ёшка где-то в подпечье бурчал во сне.

Наступил следующий день. Ранний, тёмный, сырой и холодный. Я проснулась по щелчку. С первыми петухами. А Ёшка ещё спал.

Собрала в корзину все свои свёртки с топинамбуром. Завязала шаль, накинула тёплый платок, проверила документы в кармане. Пока копошилась, домовой проснулся.

— Давай-ка иди, — сказал Ёшка, подталкивая меня к двери. — Только аккуратно. Дворами-огородами. Не маячь перед глазами. И это… никому не трынди, что ты пришлая. Не любят здесь пришлых.

— Почему?

— Опасаются. Мало ли чего вы там наворотите. Миров — пруд пруди, как блох у дворняги. И неизвестно, из какого ты явилась. Вдруг силу в себе несёшь — могучую, да ещё и на других обрушишь.

Я саркастично хмыкнула. Единственное, что я действительно в себе несла — это топинамбур и неиссякаемую жажду жизни.

— В моём мире вообще нет магии. Вот совсем…

— А откуда им знать, что не врёшь? — Брови Ёшки изогнулись, совершив плавную волну, и снова нависли над глазами. — Сказать можно что угодно. А ты пикни только — по допросам затаскают. И найдут, к чему прицепиться. Это проще, чем подтверждать правдивость твоих россказней.

— К-кто затаскает?

— Всякие. От вояк держись подальше, — ещё сильнее насупился Ёшка. — Разбираться не станут. Загребут — и всё! Им лишняя монета за поимку, али медаль на мундир. А тебе…

— Небо в клеточку, — икнула я.

Или гроб в досточку, как более грустный вариант.

Я вышла. Над головой темнело предрассветное небо. Туман стелился по улице, пряча меня. Я петляла, как ёжик в тумане: между дворами, под заборами, мимо сараев и хлевов. Даже чуть не вляпалась в… ну, скажем так, органический сюрприз от коровы.

Но, главное, меня никто не остановил.

Когда я наконец увидела рынок вдали, внутри всё заколотилось.

Вот оно. Моя первая вылазка. И первая торговля. Прилавки пока были пустыми, и все занимали свободные места в хаотичном порядке. Я тоже поспешила, но не успела дойти до более-менее симпатичного, как…

— Посторонись, жируха!

Меня пихнул какой-то мужик и я, взмахнув руками, выронила корзинку и грохнулась на землю.

***
Дорогие читатели! Пожалуйста, не забывайте подписываться на авторов, ставить звездочки, добавлять книгу в библы и писать комменты! Этим вы вносите большой вклад в наше топинамбурное дело)

Глава 15. Сахар для знати!

Копчик прострелило болью. Я поморщилась. Вот зараза...

Первым делом, конечно, проверила: на месте ли топинамбур. Он был на месте. Пергаментные свёртки — тоже. Живы. Я выдохнула с облегчением. Хорошо, что они не рассыпались!

Засушенный топинамбур хрупок.

— Че валяешься, жирная? Тут тебе не проходной двор! Встала и пошла, — рявкнул сверху всё тот же мужик и, не постеснявшись, пнул меня носком сапога в бедро.

Я обалдела. Честно. Да у него вообще совести нет.

Народу прибавлялось, но никто даже не обернулся. Только бросали косые взгляды. Кто овощи выкладывал, кто куриные яйца, кто просто делал вид, что у него внезапно в глаз соринка попала.

Ладно, разводить скандал не стану. Вдруг еще стража сбежится.

Я медленно поднялась, стиснув зубы, и собрала сопли и слюни в кулак. Забрала корзину, расправила плечи и начала искать глазами свободный прилавок.

К свободному прилавку, возле которого устроился этот хам, подошла бабушка — сухонькая, в старом фартуке, держала тросточку одной рукой, а другой волокла тележку с овощами. Вот это мощная она.

Улыбнулась мне доброжелательно, даже кивнула в знак приветствия.

И не успела она скинуть на прилавок первые связки моркови, как мужик замахнулся и на нее.

— Эй, старуха! Пошла к черту! Мне нужно два прилавка!

Он скинул её мешок, морковки рассыпались по земле вместе с остальными овощами, а бабушка пошатнулась, едва не упав.

Ну все, чертило. Хана тебе.

Я собрала все овощи. Подошла к бабушке, подняла её мешок и поставила на место.

— Эй, жирная, я кому сказал — два прилавка мне надо! — проревел он, подходя ближе.

Я повернулась. Посмотрела на него. Снизу вверх, потому что он был ростом на голову выше.

Широкий, как холодильник, с мясистыми плечами, в засаленную кожанке. Пузо выпячивалось из брюк. Нос сломан, будто сковородой по морде схлопотал. Лоб — низкий, подбородок — второй, третий, может, даже четвёртый.

Ха, и это он на меня наезжал?!

— А мне нужен один. И я его заняла. Раньше тебя.

— Слышь ты, телега на ножках, щас как заеду — кувыркаться будешь до самой площади! — Он занёс руку.

Я схватила ближайшую морковку — одну из тех, что он скинул с прилавка. Орудием возмездия стал корнеплод. Так себе, конечно, меч правосудия, но у кого что есть.

Ногой пнула его в коленку. Он заорал и согнулся. А морковкой — ему в лоб. Даже хрустнуло что-то. Он заорал. И именно в этот момент бабка дала ему тростью по горбу.

— Ай! — возопил он. — Вы чё, сдурели? На меня?! На меня?!

— А на кого ещё?! Пошёл отсюда, пока ноги тебе не переломали! — рявкнула я, пригрозив морковкой.

Бабка, не теряя момента, врезала мужику по горбу вновь, да с такой отточенной сноровкой, будто она каждый день на тренировках с пудовыми мешками. Судя по мешку овощей – это правда.

Здоровяк замешкался, злобно глянул на нас, и, не сказав ни слова, развернулся, подхватил только мешок с репой — да и то, на бегу — и с поразительной для своих габаритов прытью выбежал из рынка.

Мы с бабушкой переглянулись.

— Ой, внучка… ты меня спасла! — выдохнула она, глядя вслед ушедшему. — Этот амбал всех лупасит… И меня уже несколько раз.

Боже мой… бедная женщина.

— Не переживайте, бабушка. Я, если что, теперь буду рядом с вами торговать. Мы ему ещё покажем. Вместе.

— Спасибо, внучечка… Зови меня баба Зюта.

— А я — Милли, — представилась я.

— Милли… хорошее имя, — кивнула баба Зюта. — Вижу, ты не отседова.

— А это… так заметно, да? — смущённо показала я свою корзинку с топинамбуром, аккуратно упакованным в пергаментные конвертики.

— Да, милая… — вздохнула она. — Но ничего. А давай-ка я тебе помогу, Милли. К нам, говорят, должен нагрянуть генерал. Будет проверять всех приезжих…

Вот это новости. Я судорожно сглотнула.

— Генерал?.. А что он проверяет?

— Да кто ж его знает… Говорят, будет высматривать тунеядцев, раздолбаев и подозрительных. А у тебя документов нет, небось?

Я промолчала. Документы-то были, только показывать их пока что не желательно.

— Ну ничего, внучечка, не бойся. Главное — чтоб был дом, работа… и чтоб не болталась без дела. Тогда никто тебя и не тронет. А если спросят — скажешь, что с бабой Зютой торгуешь, поняла?

Я кивнула с благодарностью. Не ожидала, что найду союзника на рынке.

Пока я раскладывала пробную горстку топинамбура на своём новом прилавке, баба Зюта приглядывалась внимательнее.

— Дивная вещь! Никогда не видела ничего подобного, — сказала она, указывая на золотистые ломтики.

— Хотите попробовать? Вот, держите. Это запечённый — с хрустящей корочкой.

— Ой-ой, спасибо… — обрадовалась бабушка, аккуратно взяла свёрток и запихнула его в передник. — А ты вот тоже возьми — морковку, картошку, зелени… я на юге выращиваю. Там уже лето началось, вон как всё растёт.

Внутри радостно ёкнуло. Пара картошин, морковка и зелень - недурной ужин считай готов!

— А что это такое-то? — баба Зюта задумчиво рассматривала содержимое пергаментного конвертика.

— Это сладкое. Попробуйте.

— Сладкое? Из… сахара? — глаза у бабки расширились. — Девочка… Оно же стоит целое состояние! Где ты это раздобыла?!

— Да тут… на месте. Это, как картошка. Только сладкая. Топинамбур, не знаете?

— Впервые слышу… точно нет сахара? — с недоверием протянула она, откусив кусочек.

— Нет-нет… а вы знаете, где сахар-то купить? Мне очень нужен.

А то у меня критически низкий уровень эндорфинов уже.

— О-о-о. У нас сахар не продается…— заунывно протянула баба Зюта. — Даже хлеб пресный. Весь сахар — только для знати…

***

Друзья, напоминаем вам про пользу подписки на авторов, оставления звездочек и комментов, и добавления книги в библы))

***

Глава 16. Любишь защищать, люби и от стражей убегать!

Округлив глаза, я задумчиво почесала затылок.

— Это как?!

— Сахар создаётся тяжким трудом, — пояснила баба Зюта, ловко раскладывая на прилавке аппетитные овощи. — На такое способны только маги. И не какие попало, а высшей категории!

На этих словах мои глаза полезли на лоб, стремясь пересечь линию волос.

— Чего?!

— Видать, ты из дальних краёв, — невесело усмехнулась баба Зюта. — И не слыхивала про добычу сахара. Его маги создают из порошка редких кристаллов. Процесс этот долгий и энергозатратный, вот и выходит, что товар — баснословно дорогой...

Выходит, сахар здесь вроде… ММО? Маго-модифицированный организм? Стало одновременно смешно и грустно. Хотя, скорее, всё же грустно.

Получалось, что сладкое доступно только высшим сословиям и приближённым ко двору короля. Ну знаете ли… Это же форменное безобразие!

Я вообще-то черпала эндорфины именно из сладкого! Когда на душе была тоска, пирожное, кекс или сладкая булочка мгновенно возвращали мне душевное равновесие. И я вовсе не собиралась себя этого лишать!

Баба Зюта доходчиво объяснила, какие монеты здесь были в ходу: медяки, серебряники и злотые. Я же в местном ценообразовании не ориентировалась вовсе.

Продешевить не хотелось — всё-таки цель у меня была подзаработать. Но и ставить цену, непосильную для большинства, тоже было бы глупо — на мой товар и смотреть побоятся. Поэтому, посоветовавшись с бабой Зютой, я выбрала золотую середину.

Едва небо тронуло предрассветное золотистое зарево, народ стал подтягиваться на рынок. Многие задерживались у прилавка бабы Зюты — неудивительно, свежие овощи здесь были в почёте. Купив пару-тройку картофелин, люди то и дело поглядывали на мои пергаментные кульки с чипсами.

Сначала — с опаской, потом — с любопытством. Баба Зюта служила мне ходячей рекламой, между продажами с удовольствием уминала чипсы из подаренного ей кулёчка.

А уж я-то знала, насколько это тяжело — видеть, как кто-то хрумкает чипсами у тебя перед носом, да ещё с таким наслаждением! Сразу начиналось неконтролируемое слюноотделение.

Наконец-то случилась первая продажа. И дело пошло! Точнее сказать — полетело!

Я только и успевала дрожащими руками принимать медяки и серебряники, складывать их в располневшую добротную мошну, которую Ёшка выудил для меня из одного из сундуков, и раздавать ароматные кулёчки.

Среди покупателей мелькнула даже пара зажиточных особ. Я подметила это по явно дорогим, пошитым на заказ нарядам.

Солнцу ещё было далеко до зенита, а моя корзина уже опустела. Ну ни чихуа-хуа себе! Я даже пожалела, что проспала всю ночь. А ведь могла бы запечь ещё уйму топинамбурных чипсов!

С другой стороны, я тогда и понятия не имела, будет ли вообще спрос. Зато теперь убедилась — надо делать ещё!

— Глазам не верю, что всё разобрали! — растерянно пробормотала я, уставившись на дно пустой корзины.

— Чего удивляться-то? — усмехнулась баба Зюта, сматывая за пышную ботву по три морковки. — Тут народ до новизны голодный! Подсуетишься — и монеты ручейком потекут.

Кивнув, я воодушевлённо уложила в корзину подаренные старушкой овощи и зелень. А по пути домой можно было и в лавку-другую заскочить: купить хлеба, молока, яиц… На честно заработанные!

Я подняла полный радости взгляд на бабу Зюту — и замерла. Лицо старушки побледнело и осунулось, а глубоко посаженные голубые глаза неотрывно смотрели куда-то вдаль.

— Уходить тебе надобно, девонька… — едва слышно прошептала она. — Не дожидайся беды…

Тут и я заметила у входа на рынок знакомого детину — того самого, которого мы с бабой Зютой на рассвете прогнали от оккупированных прилавков. Рядом с ним возвышались две статные фигуры мужчин в чёрных кожаных доспехах.

Детина что-то взволнованно им объяснял, размахивая руками, и в какой-то момент ткнул своим кривым пальцем в нашу сторону.

Меня прошиб холодный пот. Стукач хренов! И именно сейчас, когда мне никак нельзя было попадаться на глаза воякам!

— Но он же… первым полез… — резонно начала я, но баба Зюта перебила меня.

— Много ты понимаешь, девонька, — всплеснула руками старушка. — У нас слово мужика всегда попервее бабского! Уноси ноги, а не то, чего доброго, скрутят тебя соглядатаи генеральские! А там и до самого Дрейгара Зейна, королевского генерала, допопадёшь!

Оцепенение схлынуло, и я засуетилась.

— Погодите, мне же нужно заплатить за прилавок… Я оставлю! Сколько?..

— Беги, малохольная! — цыкнула баба Зюта, накинув на мою опустевшую столешницу пучок овощей. — А я пока этих молодчиков отвлеку. Пусть думают, что оба прилавка мои!

— Спасибо! Я вам всё верну! — расчувствовавшись, я быстро приобняла старушку, подхватила корзину и дала стрекача.

Благо, к рынку помимо главной торговой улицы вели несколько переулков. В один из них я и нырнула. Дыхание сбивалось от быстрого бега, а взмокшие прядки волос прилипали к вискам.

Увесистая корзина больно хлопала по бедру, но расставаться с овощами я не могла. Иначе опять с Ёшкой сидели бы на чипсовом сухпайке.

Наверное, со стороны это выглядело уморительно — как толстушка спринтует, подпрыгивая с каждой неровностью. Но меня мало волновало, что подумают окружающие. Главное — расступаются. А то ведь задавлю… харизмой!

Пропетляв по лабиринтам улиц, я постепенно перешла на шаг, а потом и вовсе остановилась, жадно хватая ртом морозный воздух. Лёгкие горели. Сердце колотилось пулемётной очередью. В глазах рябило.

Опасливо обернувшись, я окинула напряжённым взглядом узкую улочку. Погони не было. Ни топота ног, ни лязга оружия, ни воплей: «Держи жирную!»

Фух… Обошлось.

И только я успела расслабленно выдохнуть, как на плечо мне легла чья-то тяжёлая ладонь.

***
Авторы как всегда неприхотливы) им достаточно ваших подписок на их странички, звездочек и комментов, добавления книги в библы))

***

Глава 17. В семье не без урода

Движение оказалось быстрее мысли.

Тяжёлые овощи, наполовину заполнившие корзину, придали ей ускорения. И я пнула этот импровизированный снаряд в бок незадачливому незнакомцу.

Пролетев пару метров, высокий долговязый паренёк шлёпнулся пятой точкой о мостовую и горестно взвыл. Сверху на его рыжую шевелюру обрушился дождь из пергаментных листовок. Похоже, он выпустил из рук целую стопку в момент неожиданного удара.

— Ой… — глядя на испуганное лицо подростка, я виновато присела в неумелом книксене. — Прошу прощения… Ваше прикосновение стало для меня большой неожиданностью.

— Ваше для меня тоже… — прохрипел он, потирая худосочный бок.

— Не стоит подкрадываться к людям со спины, — настоятельно посоветовала я, с трудом подавив нервный тик. — Ещё подумают, будто недоброе удумал.

Кивнув как китайский болванчик, парень вскочил на ноги и тут же принялся собирать рассыпавшиеся листовки. Тяжело вздохнув, я присоединилась.

Мой рассеянный взгляд упал на первую попавшуюся — на ней значилось: «Пекарный дом Даррена. Всегда свежий хлеб».

А это я уже видела… Видимо, раздача листовок на улицах здесь была в порядке вещей. Учту на будущее.

— Далеко пекарня?

— Дык, вон — за поворотом, — кивнул он веснушчатым носом.

Хмыкнув, я подхватила корзину, проверила её содержимое и встала на ноги. Ну, посмотрим, какой тут выпечкой местных угощают.

Господин Даррен оказался плотно сбитым, невысоким мужчиной средних лет, чьим виртуозно подкрученным усам позавидовал бы сам Эркюль Пуаро.

Изучив ассортимент на прилавке, я рискнула поинтересоваться, нет ли у него сладкой выпечки. Пекарь одарил меня долгим, снисходительным взглядом, крякнул — и зашёлся хохотом.

— Адресом ошиблись! Это вам не королевский двор!

Ясно-понятно. Баба Зюта была права — сладкого здесь не водилось. Даже в обычный хлеб его не добавляли, поэтому выпечка, хоть и вкусная, но пресноватая.

Из пекарни господина Даррена я вышла с парой ароматных, пусть и постных, буханок и с твёрдым намерением изменить жизнь жителей Гросса. А там, глядишь, и всего королевства.

***

До дома я добралась к сумеркам. Окончательно успокоившись, что удалось улизнуть от стражи, по пути заглянула ещё в несколько лавок и пополнила запасы съестного.

Я пихнула дверь ногой и ввалилась в тёмную горницу. Похоже, Ёшка возился где-то наверху — здесь мерцала лишь лучина на столе. Хоть какой-никакой, а источник света, иначе ноги можно было перело...

Из тёмного угла мне наперерез выкатился какой-то объёмный клубок. Взвизгнув, я подпрыгнула. Подо мной натужно скрипнули половицы.

— Ёшкин кот! — выдохнула я и осела на пол по стеночке, изнеможенно ставя рядом корзину со снедью.

Чудом не выронила. А то крынке с молоком точно пришёл бы конец.

Из-под стола на меня сверкал жёлтыми глазами-фонарями упитанный серый кошак.

А уже через секунду со второго этажа, громыхая кирзачами, бежал Ёшка.

— Да, мой это кот, сказать не успел! — пробурчал он извиняющимся тоном, помогая мне подняться. — А ты, вижу, бойко поторговала! Вон сколько харчей притащила! Молодец, девка, не пропадёшь! — запнувшись, домовой смущённо цыкнул на кота, который уже нагло инспектировал содержимое корзины. — А ну, кыш, урод!

Прыснув, я перенесла корзину на стол, разложила продукты и первым делом налила коту в миску молока. Знаю я этих хвостатых — будет у ног околачиваться и глотку драть, пока не покормишь.

— Ну и как тебя звать, пушистое недоразумение? — я осторожно почесала кота за ухом. Тот не отреагировал — был занят, хлюпал молоко.

— Так я ж сказал ужо, — отозвался Ёшка. — Урод он.

В горнице повисла пауза. Я уставилась на домового как баран на новые ворота. Кажется, он не шутил. Моргнула пару раз — и расхохоталась так громко, что кошак нервно подпрыгнул, но от миски не отлип. Видать, голод был сильнее страха.

— За что? — выдавила я, утирая подступившие слёзы.

— В смысле? — не понял моей реакции Ёшка. — Это традиция такая. Обычно первенца так кличут. Того, кто у рода стоит. Было дело — кошка неподалёку окотилась. Вот он первым и родился, — домовой кивнул на разомлевшего после угощения кота. — И единственный из помёта, кто выжил. Поэтому и удостоился!

— Вот оно что…

Кот Урод. Это звучало… гордо.

Кот, похоже, был полностью согласен. Усевшись посреди горницы, он грациозно закинул заднюю лапу и с довольным видом принялся вылизывать… Впрочем, не стоит мешать столь важному процессу.

Тем более, были дела и поважнее: соорудить нам с домовым сытный ужин, а потом засесть за нарезку топинамбурных чипсов.

Меньше чем за час нехитрый ужин был готов. На столе в глубокой сковороде дымилась жареная картошка с луком и румяные куриные ножки.

Уплетали молча и быстро. С моего милостивого согласия Урод отжал куриный окорочок и с утробным урчанием утащил его под стол.

— Не поплохеет? — спросила я, пригнувшись и наблюдая, как кошак судорожно глотал оторванные куски мяса, почти не пережёвывая.

— Та он всеядный, — махнул рукой Ёшка, причмокивая бутербродом с сыром. — И желудок у него железный. Чего только не жрал — всё нипочём.

Насытившись, я разомлела. И, потягивая Ёшкин отвар, рассказала обо всём, что пережила за день.

— Вот я и думаю: с жильём нужно что-то решать. Подкопить и найти себе хоть какую захудалую комнатку. Но чтоб своя была, — подытожила я, подперев щёку кулаком. — Я в Гроссе — лицо нелегальное. Если стража поймает — с живой не слезут.

— Так а здесь... тебе не по нраву? — проскрипел домовой, помявшись.

— Конечно, по нраву! — выпалила я. — Но это же твой дом. Я не могу вечно злоупотреблять гостеприимством.

— Дом-то бесхозный, — поджав губы, выдал Ёшка. — А домовому толку нет одинёшеньке прозябать. Мне не хата нужна, а человек подходящий.

Я насторожилась.

— В каком смысле «человек»?

***

Визуал - Кот

А вот и кот Урод!)) Пушистая наглая морда))

Глава 18. Тварь я дрожащая, иль на жильё право имею?!

Ёшка задумчиво пожевал кусочек золотистого картофеля.

— Ты работала?

— Разумеется.

— Зачем?

Я снисходительно покосилась на Ёшку. К чему он клонит?

— Ну… самореализация, развитие, опыт...

— Злотые! — припечатал домовой. — Всё у людей по итогу к ним сводится. Никто не станет тратить своё время там, где ему ничего не платят.

— Допустим. Но это тут при чём?

— Домовым деньги не нужны, — мотнул косматой бородой Ёшка. — Мы живём за счёт энергообмена. Баш на баш. А он возможен только с хозяином дома, потому что подворья своего мы покинуть не можем. Хозяин — он задабривает, почивает, а домовой в ответ уют бережёт, от напастей предостерегает. А у меня-то… — он замолчал, — давно уж хозяина нет. Я бы, может, и рад в дом снова жизнь вдохнуть...

Помолчав, Ёшка бросил на меня выразительный взгляд.

— Короче, в лавку за снедью я пойти не могу — мошна пуста!

— Да поняла, поняла, — сочувственно закивала я.
Какие же тут странные порядки… В мире магии.

— В тебе, Милли, ни недобрых помыслов, ни корысти нет — чую я. А для домового такой хозяин в доме — услада. Оставайся, а?..

Я растроганно наблюдала, как брови Ёшки сложились домиком.
Он ещё думает, что я откажусь?

— А возьму и останусь! — с наслаждением заявила я, запихивая в рот сочный ломтик картошки.

Давящее на плечи напряжение отпустило. Здесь я действительно чувствовала себя как дома: спокойно, уютно, защищённо.

Моя угроза домовому, похоже, понравилась — аж усы у него к вискам устремились, до того широко он ухмыльнулся.

— Только оформить это как-то надо… официально, — едва воспрянув духом, я тут же скисла. — Для тебя-то я уже хозяйка, а вот для города — незаконно обосновавшееся на чужой территории лицо.

Глубоко вздохнув, я бросила задумчивый взгляд на накидку госпожи Агнесс. Во внутреннем кармане лежали документы, подтверждающие моё совершеннолетие.

Похоже, пора мне наведаться в городской магистрат.

***

Несмотря на раннее утро, у ворот городского магистрата было многолюдно. Позёвывая, я куталась в тёплую шаль, то и дело разминая затёкшие пальцы. Корзина была доверху наполнена пергаментными кулёчками.

Несмотря на помощь Ёшки с растопкой печи и поддержанием огня, с топинамбурными чипсами я провозилась почти всю ночь.

Но что поделать… Не побегаешь — не поешь!

А теперь на мою бедную голову свалилась ещё одна напасть. Оказалось, о живой очереди тут и слыхом не слыхивали. И прошение на приём к бургомистру нужно было подавать заранее — и ждать. Может, неделю. А может, и месяц.

Сжав зубы, я топталась на месте в надежде выудить хоть какую-то ценную информацию, как вдруг у самого уха раздался громогласный женский голос:

— Я вас узнала, милочка!

Душа ушла в пятки. Я застыла, затем медленно скосила взгляд вбок — умоляюще, с надеждой, что обознались. Передо мной стояла привлекательная дама лет тридцати с небольшим — в синем бархате и бордовой накидке, расшитой бронзовой нитью.

— В-вы… мне?..

Важно кивнув, дама поправила и без того безукоризненно сидевшую на голове шляпку.

— Это ведь вы вчера на рынке продавали… чюпсы?

— Чипсы, — машинально поправила я, смутно припоминая одну из покупательниц, жутко похожую на эту даму. — Да, я.

Как пить дать — сейчас за что-нибудь штраф влепят. Уж найдут, к чему прицепиться.

— Так почему вы сегодня здесь? — дама выразительно указала на мою доверху наполненную корзину. — Наверняка, все прилавки уже расхватали.

— Да вот… хотела…

— Патент на право торговли?

— Хм… — я покосилась на кулёчки с чипсами. — И его тоже…

— Стало быть, хотите в Гроссе обосноваться? — меня окинули внимательным взглядом из-под длинных ресниц. — Патент выдают только местным жителям.

— Именно, — твёрдо кивнула я, внутренне готовясь к непростой схватке за место в очереди к бургомистру среди уймы таких же желающих.

Желающих, где женщин как бы между делом постоянно оттесняли мужчины. Тут пахло не только бюрократией, но и мизогинией!

Понимающе хмыкнув, дама внезапно цепко схватила меня за запястье — так неожиданно, что я едва не выронила корзину с заботливо упакованными кулёчками.

— Следуйте за мной, милочка! — приказала она тоном, не терпящим возражений, и потянула меня к воротам.

Порядком растерявшись, я не рискнула сопротивляться и засеменила следом — мимо хмурого привратника. Достаточно было одного её лёгкого кивка, чтобы тот без слов нас пропустил.

Пока мы петляли по коридорам здания городского магистрата, во мне боролись любопытство и страх. Казалось бы, чего мне бояться? Я уже совершеннолетняя, документы при мне, как и образцы вполне недурного товара. Но с каждой секундой я всё больше ждала подвоха.

Ретивая дама втащила меня в светлую и просторную приёмную залу. Лаконичный строгий стиль, панорамные окна, массивный дубовый стол, заваленный кипами бумаг, — с одной стороны кожаное кресло, с другой — обычное, поскромнее.

Опасливо озираясь, я уже мысленно прикидывала, куда и сколько раз нужно будет свернуть, чтобы при необходимости выбраться отсюда. На комнату для допросов это, конечно, не походило… но кто его знает.

— Присаживайтесь, — кивнула мне дама на кресло для посетителей. — Мисс?..

— Вайс, — прочистив горло, ответила я и присела на краешек кресла, сминая во вспотевших ладонях ручку корзины. — Эмилия Вайс.

— Позвольте представиться, мисс Вайс, — сбросив накидку, дама обошла стол и села напротив. — Ванесса Рюк, личный секретарь господина Теодора Ривса, бургомистра Гросса.

***
Авторы будут благодарны за подписки на их странички, звездочки, комменты и добавление книги в библы))

Глава 19. Поручитель

— Заполните прошение — я подпишу его задним числом.

Приняв бумагу и перо, я на мгновение застыла. Мне помогал совершенно незнакомый человек, и мне очень хотелось понять — почему.

— А зачем?..

— Затем, что я забочусь о процветании Гросса, — Ванесса, видимо, ожидала этот вопрос, поэтому даже не дала мне договорить. — И не хотела бы упустить возможность помочь перспективному человеку. Даже если это женщина.

Хмыкнув, она чуть перегнулась через стол и понизила голос, придавая словам особый смысл:

— Особенно если это женщина.

Значит, мне не показалось. В королевстве действительно процветал форменный патриархат.

— Почему тогда вы здесь? — вырвалось у меня. — Как вам… доверили такую должность?

Ведь это была далеко не последняя ступень в иерархии. И всё же — её получила женщина.

Усмехнувшись, Ванесса на секунду оторвалась от заполнения бумаг и щёлкнула пальцами. Взметнувшиеся на столе кипы бумаг, покружив в воздухе, осели обратно ровными стопочками.

Вытянувшись в струнку, я наблюдала за короткой демонстрацией. Значит, маг. Магам был особый почет, как я поняла.

Заполнив прошение, я передала его Ванессе. Та черкнула подпись и небрежно закинула листок на вершину стопки таких же бумаг.

— Мисс Вайс, вы сегодня первая на приём. Проходите.

— Спасибо! — вконец растерявшись, я и сама не знала, как себя вести.

Вскочив, я обогнула стол, но, замешкавшись, вернулась и сунула Ванессе кулёчек топинамбурных чипсов.

— Это вам.

Цыкнув, Ванесса поспешно скрыла улыбку, взглядом указала на высокие резные двери за своей спиной и демонстративно углубилась в документы.

***

Казалось, усы на лице бургомистра Теодора Ривса зажили собственной жизнью. Они затопорщились, подкрутились на концах — и уныло обвисли, едва он прожевал топинамбурный чипс.

Ну прям как Рошфор со своим сыром, ни дать ни взять!

Я застыла на ковре перед его столом, нервно ожидая вердикта.

— Это… сахар?.. — зычный голос господина Ривса опустился до вкрадчивого шёпота.

— Нет, это редкий корнеплод, — ответила я, решившись чуть приукрасить правду ради красного словца. — Обработанный мной по особой технологии. Лакомство, которое сможет себе позволить любой!

Глаза бургомистра недоверчиво сверкнули.

— Мисс… Вайс, — протянул он, заглянув в документы. Явно запамятовал моё имя. — Всё это замечательно…

НО.

Вот на этом моменте всегда выползает какое-нибудь противненькое «но».

— Но вы в курсе, что для получения патента на открытие лавки вам необходимо обзавестись недвижимостью в Гроссе? — бургомистр сдвинул брови. — Я так понимаю, накоплений у вас, сироты, быть не может. А ваше положение…

Господин Ривс замолчал, пожёвывая губы.

Понурившись, я понимающе кивнула. Положение и правда было бедственное — чего уж таить. Ни кола, ни двора, ни имущества, ни денег.

— Вижу лишь один вариант: чтобы вам одобрили заём на покупку дома, нужен поручитель. — бургомистр кивнул на дверь, за которой находилась скромная вотчина Ванессы, его секретаря. — Оставьте в магистрате прошение о поиске поручителя, Если в течение трёх дней кто-нибудь найдётся — мы вас оповестим.

А как именно? Пошлют почтового голубя к забору у третьего дома по второй улице, где я всё это время планирую жить?

Сжав губы, я выскользнула из кабинета господина Ривса. Была бы я мужиком — уверена, у нашего с бургомистром разговора был бы совсем другой финал!

— Не переживайте, милочка, — Ванесса деловито уплетала топинамбурные чипсы, пока я покорно заполняла прошение о поиске поручителя. — Я оповещу всех знатных господ. Кто-нибудь, да найдётся…

— Спасибо вам ещё раз, — кивнув, я подхватила корзину и поднялась с кресла. — Может, и правда повезёт.

А пока мне нужно наведаться на рынок: отдать бабе Зюте долг за аренду прилавка и попытаться найти местечко, чтобы продать чипсы.

***

Закатное солнце я встречала уже дома. Как и ожидалось, чипсы удалось распродать в рекордные сроки. Баба Зюта немного потеснилась, и на её прилавке нашлось место и для меня. Аренду поделили пополам, за вчерашнюю я тоже заплатила.

Поужинав, мы с Ёшкой неспешно нарезали ломтики топинамбура. Очищенная партия уже подходила к концу — как, впрочем, и мой рассказ о событиях прошедшего дня.

— А учитывая, как здесь относятся к женщинам, которые хотят стать независимыми и вести собственное дело… Шансы найти поручителя крайне малы, — озвучила я печальную правду жизни.

Шумно выдохнув, Ёшка подлил мне ароматного отвара.

— Не вешай нос — скрутит понос!

Я кисло воззрилась на домового.

— Это что, заговор какой-то, что ли?..

— Не, просто напутствие, — добродушно усмехнулся Ёшка. — Ещё ведь ничего не решилось. Зачем зря убиваться?

Я согласно кивнула и поплелась к колодцу. Хотелось поскорее управиться — судя по надвигающимся тучам, быть дождю.

Спустя несколько часов и несколько партий готовых чипсов мы решили, что пора готовиться ко сну. Ёшка с котом скрылись наверху. Домовой жаждал привести спальные комнаты в порядок.

Я же аккуратно сложила своё единственное выходное платье, облачилась в длинную сорочку и погасила лучину. Снаружи лило как из ведра. Под мерный шелест дождя глаза слипались, меня стремительно клонило в сон.

Однако стоило мне дойти до печи и шагнуть на треногий табурет, как с крыльца донеслись шаги. Рассохшаяся лестница жалобно поскрипывала под чьим-то немалым весом.

По спине скользнул холодок. Я застыла лишь на секунду, а потом ухватила прислонённую к печи увесистую кочергу и на цыпочках двинулась к входной двери.

Дробный перестук каблуков сменился скрипом дверных петель.

Только сейчас до меня дошло, что, пока бегала туда-сюда, я так и не заперла засов. Вжавшись в брёвна сруба рядом со входом, я дикими от ужаса глазами наблюдала за фигурой, ступившей за порог.

Глава 20. Генерал собственной персоной

Мужчина. Высокий, широкоплечий. Горница мигом наполнилась его ароматом: густым, терпким, с нотками хвои и пряных специй.

С длинного шуршащего плаща ручейками стекала вода. От стука каблуков по дому металось пугливое эхо.

Стиснув во вспотевших ладонях кочергу, я замерла, пытаясь слиться со стеной. Неужели, меня нашли? Но кто? Поганцы из приюта? Заплативший за меня маленькое состояние господин извращенец? Городские стражи?

Незнакомец двинулся дальше с таким уверенным видом, словно дом был его собственностью.

Я задержала дыхание и на цыпочках скользнула следом. Получилось не совсем грациозно — половицы предательски скрипнули под моим весом.

Мужчина резко обернулся. В темноте сверкнули его льдисто-голубые глаза. На лице мелькнуло удивление, следом ехидная усмешка, едва выразительный взгляд скользнул по мне сверху вниз.

А я что? Я — в тонкой ночнушке, мать вашу!

Это был решающий миг — думать уже некогда. Взмах, кочерга совершила грациозный полукруг и…

Хрясь!

Звук был такой, что мне самой на секунду стало плохо. Мужчина рухнул на пол, причём так смачно, что задрожали стены.

Сердце в груди сжалось и ухнуло куда-то вниз. Я лихорадочно отёрла дрожащие ладони о сорочку и зажгла лучину. Пламя затрепетало, отбрасывая теплый свет на распростёртое тело.

Ночной визитер лежал неподвижно.

Несмотря на тусклый свет, я разглядела красивое лицо. Благородные, острые черты, волевой подбородок, рассыпанные по мощным плечам тёмные волосы, смуглая кожа. Лёгкая, ухоженная щетина придавала его облику опасную привлекательность.

Рельефные мышцы чётко выделялись даже под плотной кожаной курткой, Мой взгляд невольно прилип к крепкой, подтянутой фигуре. Хотелось дотронуться, чтобы проверить — настоящий ли он.

Ну и, заодно, удостовериться, жив ли вообще этот внезапный красавец. Вдруг я его прикончила кочергой? В тюрьму не хотелось.

Я осторожно, кончиками пальцев коснулась его груди… и тут же пожалела. Широкая ладонь цепко ухватила за запястье, и мы резко поменялись местами. Я оказалась придавлена к полу его весом. Пискнула и дыхание оборвалось от сковавшего страха.

Перевернув меня словно пушинку, он навис надо мной, одной рукой легко удерживая обе мои над головой, а второй опираясь о пол рядом с моим плечом. Я оказалась совершенно обездвиженной.

Мои глаза расширились от ужаса и растерянности, а он медленно наклонился, разглядывая меня с явным интересом. В ледяных глазах мелькнула насмешка, когда взгляд принялся бесстыдно изучать вырез моей сорочки.

Меня бросило в жар, по коже предательски побежали мурашки.

— Вы что себе позволяете?! — рявкнула я, пытаясь вырваться.

— А вы? — отозвался он низким, слегка хрипловатым голосом.

Таким глубоким, что у меня задрожали колени, несмотря на то, что находилась я в горизонтальном положении.

Он склонился ещё ниже, и его лицо оказалось совсем близко. Я бы сказала, неприлично. Теперь я отчётливо видела каждую ресничку, лукавый изгиб бровей, четкий контур губ, которые медленно расплылись в улыбке.

Настолько самоуверенной и ехидной, что мне захотелось треснуть его повторно.

Уже летально.

— Любите бить мужчин кочергой? Или только мне досталось особое приветствие ?

О, так мы любим быть особенными? Да выкуси!

— Да, бить обожаю. И да, кочергой. Особенно тех, кто вламывается ко мне посреди ночи, — съязвила я. — Кто вы такой вообще?

— Здесь я задаю вопросы.

Не, он явно что-то попутал.

— Перебьётесь! И вообще — лежать на молодой незамужней леди — это незаконно.

— Как и нанесение побоев высокопоставленному лицу.

— Высокопоставленное лицо могло бы не совать без спроса своё… лицо на чужую территорию!

И находилось это лицо непозволительно близко. Настолько, что его горячее дыхание пробуждало не самые невинные мысли.

— Насколько видят мои глаза, а вижу я прекрасно… — на миг мне показалось, что голубую радужку рассёк алый отблеск. — Дом заброшен. Или это ваша собственность?

— Н-не совсем. Пока ещё не моя, но скоро станет. Со дня на день.

— Вот как… — незнакомец задумчиво прищурился, слишком пристально вглядываясь в моё лицо.

Я же, в свою очередь, пыталась аккуратно ускользнуть из-под мужского тела — мускулистого, поджарого, роскошного, одним словом. От чего дышать становилось ещё труднее.

— Вам удобно? — саркастично приподняв бровь, я явно намекнула на смену положения.

— Вполне. Возлежать на таких формах — одно удовольствие.

— А получить ещё разок по щщам кочергой — другое! — хмуро предупредила я.

— Смелая девчонка. Или безрассудная. Как твоё имя, воительница с кочергой?

— С какой стати я должна отвечать? — огрызнувшись, я принялась извиваться с удвоенной силой. — Может, вы грабитель, разбойник или… похуже.

В полумраке взгляд незнакомца опасно блеснул.

— Грабитель или разбойник обязательно сделал бы вот так...

Он нарочито медленно провёл ладонью, которой только что опирался на пол, вдоль моей ноги, приподнимая тонкую ткань сорочки чуть выше, чем позволяли приличия.

Кожа вспыхнула, а по спине прокатилась горячая волна, заставившая дыхание сбиться.

Ах ты ж мерзавец!

— Культяпки свои убрал! — взвизгнула я и, не особо задумываясь, хорошенько приложила его лбом прямо в нос.

Выпад удался.

Хрясь!

Уже второй за несколько минут. Такой же звучный и весьма удовлетворительный.

Чертыхнувшись, мужчина схватился за нос и резко отпрянул.

Воспользовавшись моментом, я неуклюже перекатилась на бок и дотянулась до спасительной кочерги, мгновенно выставив её вперёд в угрожающей манере.

— Отвечай, кто такой, пока черепушка цела!

“И моя тоже” — мелькнула мысль, пока я пыталась не отвлекаться на ноющий от собственного выпада лоб.

Губы мужчины тронула жёсткая, не сулящая ничего хорошего усмешка, больше походившая на оскал.

— Дрейгар Зейн.

Визуал - эпохальная встреча

А вот и эпохальная встреча)))

***

Друзья, наверное, вы так не ждали уже появления в истории мужчины, как ждали мы, авторы))) Просим не терять нас, ибо дальше будет горячо)) Подписывайтесь на наши странички, оставляйте зведы и комменты, кидайте книгу в библы)

Глава 21. И кто тут посторонний?!

Сейчас этот самый генерал стоял передо мной и смотрел так, будто всерьёз размышлял, прихлопнуть меня на месте или растянуть удовольствие.

Плавно огибая носогубную складку, из носа генерала Зейна густой струйкой сочилась кровь.

Неотрывно наблюдая за ночным визитёром, я понимала, что влипла окончательно и бесповоротно.

— Ой, милейший! — стряхнув секундное оцепенение, засуетилась я, будто не грозилась раскрошить ему черепушку. — Что ж это вы… Так головой трясли, и прям об мой лоб! Нос разбили! Садитесь вон на скамью, сейчас я вас подлатаю!..

— Кочергой?

Язвительный вопрос заставил вмиг сникнуть. Я уже в красках представляла, как меня проводят через весь город в кандалах. И обвиняют в нападение на королевского генерала.

Хотя, решит ли он распространяться, что его отметелила девчонка? Я б на его месте не стала. Репутация, все дела… Может, намекнуть ему, что огласка ни к чему, и стоит решить всё полюбовно?

Дрейгар медленно поднялся с колен, глядя на меня тяжелым взглядом. Нет, убийственным. Наверняка, таким возможно обратить в бегство целые армии.

— Я п-подумала… что кто-то посторонний проник в дом. — нещадно сминая во вспотевших ладонях ткань сорочки, пробормотала я.

— Вы подумали верно. — генерал Зейн сжал пальцами переносицу, ощупывая ушиб. На лице не дрогнул ни один мускул. Железный мужик. Я поняла. — Мисс…

— Милли Вайс… — промямлила нехотя.

Раз представился он, мне тоже придётся.

— Мисс Вайс. — процедил он ледяным тоном. — Единственный посторонний в этом доме — вы. Я же, как уполномоченное лицо, обязан следовать закону. Посему одевайтесь, собирайте свои пожитки. И на выход.

Горницу окутала зловещая тишина, прерываемая лишь тихим потрескиванием лучины. От колючего взгляда Дрейгара Зейна по спине пробежал холодок.

Я невольно сглотнула, но тут же собралась и вскинула подбородок.

— Н-но… Я не могу уйти! Этот дом скоро будет моим, как только найдётся поручитель. Прошение я уже подала — сегодня.

В ледяных глазах напротив вспыхнул недобрый огонёк.

— Прошение? — один короткий плавный шаг генерала, и я инстинктивно вжала голову в плечи. — У вас не только слабоват удар, Мисс Вайс. Вы к тому же весьма недальновидны.

— Почему это? — я невольно поджала губы.

— Скоро узнаете. — обещание Дрейгара прозвучало зловеще. — Через три дня, когда срок прошения выйдет, и я вернусь ,чтобы вышвырнуть вас отсюда. На законных основаниях.

Как вообще сопротивляться его напору? Не зря же он королевский генерал. Всё в нём буквально кричало о его статусе и власти: манера речи, осанка, холодные глаза, от которых бросало то в жар, то в ледяной озноб.

— Я же сказала: я собираюсь…

— Это не ваш дом, мисс Вайс! И никогда им не станет, — бесцеремонно оборвали меня.

Каждое слово, отрывистое и резкое, хлестало по нервам словно плеть. От этого мужчины исходила такая сумасшедшая энергетика, что ноги начинали подкашиваться сами собой.

— Вы этого решать не можете! — мой голос дрогнул то ли от страха, то ли от возмущения. — Это дело бургомистра!

Дрейгар презрительно хмыкнул. Тыльной стороной ладони отёр с дрогнувших в усмешке губ следы крови.

— Увидимся через три дня, мисс Вайс.

Развернувшись на каблуках так резко, что полы тяжёлого плаща ударили по икрам, он вышел за порог. Взвизгнув петлями, громко хлопнула дверь.

Я стояла, оглушённая тишиной, пока не почувствовала, что колени дрожат настолько, что впору присесть. Опустилась на скамью и вздохнула так жадно, будто воздуха в доме резко стало меньше.

О побоях в его сторону генерал Зейн даже не заикнулся, но оттого не легче. Кажется, я нажила себе серьёзного врага, который по щелчку пальцев может лишить меня крова.

Какого хрена он вообще забыл в этой глуши? Вершил бы свои важные дела подальше от Гросса и моей избушки!

Чья-то наводка? Или совпадение?

Из моих невесёлых размышлений вывели громкое топанье на втором этаже. С лестницы раздался голос домового:

— Шо за шум, а драки нет?!

— Драка уже прошла, — подняла я на домового мрачный взгляд.

И горестно пнула валявшуюся у ног кочергу. Та уныло дзынькнула в ответ.,

Ёшка хитро поиграл бровями, явно рассчитывая на пикантные подробности, но не дождался.

— Ты ж победила, я надеюсь?

— Выиграла битву, но не войну, — буркнула я. — С королевским генералом не потягаешься.

Домовой ухмыльнулся, поправляя длинный рукав потрёпанного тулупчика.

— И чего надобно генералу королевскому?

Окончательно скуксившись, я пересказала Ёшке неудавшееся знакомство с Дрейгаром Зейном.

— Обиду затаил, падлюка. — Ёшка задумчиво почесал бороду пятерней. — Чай, не получал ещё кочергой по хлебалу!

— Сделанного не воротишь. — вскочив, я принялась расхаживать по горнице, стеная на все лады. — Чего делать-то ?!

— Мож тогось… задобрить?

— Как?! — взвыла я. — В хату пригласить и пирожками угостить? С мышьяком…

В целом, идея имеет право на жизнь. Нет тела - нет дела. А на генеральской подкормке топинамбур ещё сильнее заколосится…

Мои кровожадные планы пресёк домовой.

— Это чегось такое — мышьяк? — встрепенулся Ёшка. — Небось, чудо селекции? Когда мышь — яка…. тогось?… — лицо домового вытянулось, а губы сложились в напряжённую трубочку. — Или… наоборот?!..

Замерев на пару секунд, переваривая услышанное, я зашлась нервным хохотом. На мгновение жуткий генерал с его жёстким ультиматумом отошли на второй план.

— Яд это такой иномирный. — отдышавшись, пояснила я.

И немного воспряла духом.

Нет, сдаваться нельзя совершенно точно. И уж точно не этому напыщенному и самоуверенному генералу. Три дня — срок небольшой, но за это время вполне можно найти себе поручителя.

***

На следующее утро я вскочила ни свет ни заря и помчалась на рынок с корзинкой наперевес.

Партия топинамбура разошлась быстро: слава о «сладком чуде» уже поползла по Гроссу, и покупатели наперебой хвалили мой товар.

Глава 22. Первый блин — комом

Я быстро распродала остатки топинамбурных чипсов и, подхватив пустую корзинку, помчалась к бургомистру — а точнее, к его секретарю, Ванессе. Находу впопыхах поправляла платье, выбившиеся из косы пряди волос и судорожно думала, состоится ли сделка вообще.

Однако, стоило переступить порог кабинета, как сердце ухнуло вниз, окончательно развеяв все иллюзии. Сидящий в кресле мужчина, мой предполагаемый поручитель, оказался далеко не таким, каким я себе его представляла.

Скорее, он был противоположностью даже самым робким ожиданиям.

— Мисс Вайс! Перед вами господин Маркус Коваль, — представила его Ванесса и натянуто улыбнулась.

— Доброго дня, — произнесла я суховато и осторожно присела на стул напротив этого самого Маркуса.

Он вальяжно откинулся на спинку кресла, с довольным видом разглаживая свои... шесть подбородков. А может и семь… От жирообразных складок под его мясистой нижней губой у меня зарябило в глазах.

И как после этого Милли вообще могли жирной называть? Да она милая пампушка и совершенно воздушная девочка! Которую генерал одной левой… кхм, ну не будем о грустном.

Господин Коваль выглядел не просто неприятным, а откровенно отталкивающим: морщинистое лицо покрывали язвы и пигментные пятна, а от дыхания исходил удушливый запах прогнивших зубов и квинтэссенции съеденного на завтрак.

Одежда на нём выглядела так, будто её пытались натянуть на чучело — серый бархатный кафтан зиял дырами в нескольких местах, а на плечах и рукавах буквально расходился по швам. Возможно, его носили настолько давно, что господин Коваль успел располнеть на пару десятков килограмм.

Кружевной воротник, некогда белый, желтел пятнами пота и жира.

Я с трудом сдерживала приступ дурноты. За что мог поручиться Маркус, так это за мою скорую смерть от удушья, находись я рядом с ним дольше нескольких минут.

— Господин Коваль согласен стать вашим поручителем, но у него есть условия, — проговорила Ванесса и её глаз нервно дёрнулся. Мой, кажется, тоже.

— Я должен быть записан, как хозяин вашего жилища, — заявил Маркус и расплылся в отвратительной усмешке, обнажив желтоватые зубы.

Я недоумённо подняла бровь:

— Разве это возможно, учитывая то, что домом должна владеть я?

— У вас останутся некоторые права на дом, — пояснила Ванесса, поджав губы. — По закону жилище не обязательно нужно покупать и быть официальным владельцем, достаточно прописки. Чей дом — не особо важно. Важно, что вы официально зарегистрированы.

Что-то бургомистр об этом не упоминал. Он чётко говорил, что я должна владеть недвижимостью. Наверное, это какая-то дыра в законе, которую и нашёл Маркус. Только вот для чего?

Я нахмурилась.

Картина вырисовывалась сомнительная. Если дом будет принадлежать Маркусу, меня смогут попросить оттуда в любую минуту. Даже после того, как я погашу всю сумму займа.

— Однако расплачиваться за дом должна я?

— Безусловно, милочка! — крякнул господин Коваль. — Я же поручитель, в самом деле!

Интересно девки пляшут. Это считай, иномирную ипотеку должна погашать я, а владеть имуществом будет кто-то другой? Да идите вы в пень…

Я осторожно перевела взгляд на Ванессу. Та едва заметно сморщила носик и чуть покачала головой. Ясно. Она явно не рекомендовала связываться с этим человеком. Впрочем, я и сама чувствовала то же самое.

— Спасибо огромное за ваше щедрое предложение, господин Коваль! — сказала я, выдавливая из себя вежливую улыбку. — Но решение довольно серьёзное. Мне нужно подумать.

Я поднялась со стула, поблагодарила Ванессу кивком и направилась к выходу.

— Моё предложение единственное и весьма щедрое, мисс Вайс! Соглашайтесь! Возможно завтра я могу передумать! — прокаркал вслед Маркус.

Я прибавила шаг. Вот уж нет. Лучше пусть он передумает. Точно не стану приводить к Ёшке таких сомнительных личностей и не подвергну себя риску остаться без крова.

Я вышла на улицу и уже направилась прочь от здания магистрата, когда услышала за спиной окрик Маркуса. Несмотря на его грузное телосложение, прыти ему не занимать.

— Да куда ты бежишь! Остановись, говорю!

Пришлось нехотя притормозить. Весь красный то ли от злости, то ли от быстрого шага, Маркус крепко сжимал в руке какие-то бумаги. Наверное, договор, который он уже подготовил, думая, что я сразу же соглашусь.

Не на ту напал. Я лучше соглашусь на Агнесс, честное слово.

— Я же сказала, что мне нужно… — вдохнув полной грудью, начала я, но была бесцеремонно перебита.

— Ты что из себя строишь, клятая девка?! Подумать решила?! — голос Маркуса стал хриплым и визгливым. — Ты должна на колени падать и башмаки мои вылизывать за то, что я оказал тебе такую честь!

Я попятилась назад, лихорадочно оглядываясь по сторонам. Вокруг, к несчастью, никого не оказалось. Улочка была пустой. Вот черт.

Маркус резко сорвал с себя ремень, и в его взгляде засветилась какая-то нездоровая ярость.

— Вы что делаете, господин Маркус?! — завопила я погромче и повизгливее, чтобы хоть кто-нибудь услышал.

— Мало тебя родители в детстве драли… Ах, у тебя же их не было, — злорадно протянул он, подступая ближе и наматывая ремень на руку. — Ну, ничего. Я займусь твоим воспитанием!

Сердце бешено колотилось, в висках застучала кровь. Вот так влипла! Но не стоять же на месте и ждать, когда этот мерзавец накинется на меня с ремнем!

— Хрен тебе! — взвизгнула я, развернулась и рванула прочь, как ошпаренная.

Я неслась, не разбирая дороги, поддерживая одной рукой подол, чтобы не запнуться о ткань. Завернула за угол… и врезалась лбом в кольчугу.

Ооо, мой многострадальный лоб!

Передо мной возвышались двое стражников. В доспехах, с копьями наперевес и крайне недовольными рожами. Один задумчиво почесал шлем, второй злобно крякнул. Да что за день такой!

Я дернулась было в сторону — и тут из-за угла, как бешеная свинья, вылетел Маркус.

— Стой, девка! — размахивая ремнём, вопил он. — Ты пожалеешь! Я тебе… А ну иди сюда, гадина!

Глава 23. Бизнес-идея

Замерев, господин Коваль принялся судорожно мять ремень. Поросячьи глазки нервно забегали от меня к стражам и обратно. Было видно, что он застигнут врасплох.

Я же, не раздумывая, жалобно завопила на всю улицу:

— Этот господин злоупотребляет своим положением! — отгородившись корзинкой, я ткнула подбородком (одним, прошу заметить!) в резко притихшего Маркуса. — И преследует меня от самого магистрата! Госпожа Ванесса Рюк может это подтвердить!

Упоминание имени секретаря бургомистра подействовало на стражей почти волшебным образом — и чаша весов правосудия тут же качнулась в мою сторону.

— Попрошу проследовать с нами, — зычно гаркнул тот из стражей, кому посчастливилось не огрести от Маркуса.

Второй же оказался менее деликатен. Он просто вырвал ремень из рук растерявшегося Коваля и с размаху приложил по его жирному заду.

— Пшёл!

Маркус взвизгнул и подпрыгнул с такой прытью, что я даже удивилась — откуда у него при таком телосложении такая скорость?

— Вы ещё пожалеете! У меня связи…

Гневная тирада господина Коваля превратилась в белый шум, едва на другом конце улицы мелькнула высокая мужская фигура в чёрном — подозрительно напоминавшая Дрейгара Зейна.

Дослушивать Маркуса я не стала — рванула прочь. От греха подальше, как говорится. Сталкиваться лишний раз с генералом Зейном ой как не хотелось!

Поплутав по улицам, я уже сворачивала к родному домику на окраине, когда за спиной раздался топот. Я даже не успела испугаться — это оказался мальчишка-посыльный, окликнувший меня по имени.

Переведя дух, который после всего пережитого держался во мне на честном слове, я распечатала доставленное письмо.

«Уважаемая мисс Вайс! Господин Маркус Коваль выдворен из города за непотребное поведение, и в статусе поручителя ему отказано. С уважением, Ванесса Рюк».

Зависнув посреди улицы, я перечитала послание. Это сколько прошло с момента нашей с Маркусом стычки? Час? Ну не чихуа-хуа себе скорость! Оставалось только воздать должное тому, кто сработал так оперативно.

То, что я лишилась вероятного поручителя, меня совершенно не тревожило. Себе дороже было бы связываться с таким самодуром.

***

С боевым настроем я сбежала с крыльца, неся перед собой корзину, доверху наполненную топинамбурными чипсами. Первый блин вышел комом, но всё же дело с поручителем сдвинулось с мёртвой точки. А значит — не всё так плохо. Но и о бизнесе забывать не стоило! Время включать фантазию и расширять ассортимент.

Пока что в моём распоряжении были всё те же клубни топинамбура. Пф-ф-ф, тоже мне — напугали… У меня уже зрела идея, от которой у местных глаза полезут на лоб. Вот только кое-чего для её осуществления мне всё же не хватало.

Поплутав по улочкам, я наконец вышла к массивной кованой вывеске, на которой были изображены молот и наковальня.

Воздух в кузнице был насыщен запахами металла, угля и смолы, создавая неповторимую атмосферу древнего ремесла.

В центре зала возвышался мощный горн, бока которого были выложены огнеупорным кирпичом. Рядом высилась огромная наковальня, хранившая следы тысяч ударов. По стенам поблёскивали лезвиями разномастные инструменты: увесистые топоры и изящные кинжалы, тонкие алебарды и длинные мечи.

Без сомнения, кузнец был мастером своего дела. Мне оставалось только узнать, возьмётся ли он воплотить мою идею в жизнь.

— Что изволите, мисс? — раздался сбоку глубокий бас.

В полумраке мелькнула внушительная фигура, словно вытесанная из камня, и заполнила собой всё пространство. Лицо кузнеца казалось суровым, почти зловещим.

Глубоко посаженные глаза сверкали холодным огнём, а тяжёлый подбородок покрывала многодневная щетина. Волосы — когда-то чёрные, как смоль, а теперь тронутые сединой — были собраны в неопрятный хвост.

Отмерев, я поздоровалась и деловито зашуршала листом пергамента, на котором накануне вечером набросала эскиз.

— Вот, посмотрите. Мне нужно нечто подобное. Металлические формочки, примерно такого размера... — я обозначила размеры пальцами в воздухе.

Пожевав губу, кузнец заглянул в лист. Поиграл широкими бровями. Затем — могучими, покрытыми шрамами бицепсами. И заржал так, что в кузнице дрогнули стены... и я вместе с ними.

— Слышь, Симка! — громыхнул он басом. — Тебе тут работёнка подвалила!

В кузницу опасливо заглянула девчонка лет двенадцати. Невысокая, нескладная и худющая, как оглобля.

— Сделай вот даме… — кузнец кивнул на кусок пергамента и вновь расхохотался. — Формочки! Авось с дюжину медяков получишь.

У девчонки загорелись глаза. Я же в полной растерянности наблюдала за происходящим. Это они со всеми заказчиками так разговаривают? Или только с женщинами?

Смачно сплюнув на пол, кузнец развернулся и демонстративно направился к наковальне, по пути поигрывая молотом.

Тяжело вздохнув, я без особой надежды передала пергамент Симе и подробно повторила все нюансы. Деловито покивав, девчонка взмахнула куцыми косичками:

— К вечеру будет готово, приходите!

Сдержанно кивнув, я покинула кузницу. Один пресвятой Матроскин ведал, что из этой затеи выйдет...

***

Ближе к вечеру, когда чипсы были распроданы, а снедь для ужина закуплена, я вернулась в кузницу. Признаться, особо ни на что не рассчитывала. Всё же двенадцатилетняя девчонка — это вам не опытный, состоявшийся мастер.

— Ой, госпожа! — задрав голову из ящика с металлическим хламом, Симка с готовностью вскочила. — Минутку обождите!

И скрылась за дверью в глубине кузни. Понуро кивнув в пустоту, я послушно застыла. Как оказалось — ненадолго.

— Мисс Вайс, — раздался за спиной насмешливый, хрипловатый голос, от которого у меня волосы встали дыбом. — Как продвигаются поиски поручителя?

Сглотнув, я сдержанно обернулась, мазнув по чёрной глыбе генерала Зейна взглядом, в котором неприязнь конкурировала с плохо скрытым страхом. Надеюсь, он меня не преследует?

Глава 24. Ценный совет

— Топинамбурные чипсы, — откинув край полотенца, я наглядно продемонстрировала товар.

Припасла пару кульков после рынка — для себя и Ёшки.

— Лакомство, которое может себе позволить любой.

— Любой? — с усмешкой переспросил Дрейгар, буравя мою корзину прожигающим взглядом.

Словно его оскорбило само предположение, что я ставлю на одну ступень бедняков и светских господ.

— Да. Если хотите… — я запнулась и вовремя прикусила язык. Здесь, вне рынка, предлагать товар нельзя — ещё подумает, что я нарушаю закон.

Сама же и подкину ему повод загрести меня за незаконную торговлю.

А если предложу бесплатно — сочтёт за попытку подкупа должностного лица.

— Можете приобрести на местном рынке. Я бываю там почти каждое утро.

— Патент у вас есть?

Да ты погляди, экий цепной пёс! Лишь бы за что-то ухватиться!

— Нет, я продаю на правах свободного торговца, — отчеканила я, резко прикрыв содержимое корзины клетчатым полотенцем. — Арендую прилавок на рынке.

Выкуси, изверг. Всё законно!

От пристального, изучающего взгляда Дрейгара у меня уже начинало подёргиваться веко. Даже в обычной беседе с ним я чувствовала себя как на допросе.

В какой-то момент его льдистые голубые глаза плавно сместились с корзины на меня. Я буквально кожей ощутила, как прожигающий взгляд мазнул по моему профилю, заскользил по длинной косе, переброшенной на плечо, и прилип к скромному вырезу округлого воротника платья.

Переступив с ноги на ногу, я украдкой отёрла испарину, проступившую на лбу. От чересчур пристального мужского внимания становилось невыносимо жарко — словно мы стояли не в кузнице, а в самой преисподней.

Благо, в дверях появилась лохматая макушка Симки. Следом за девчонкой тяжёлой поступью вошёл её отец. Мазнул по мне небрежно-язвительным взглядом — и на том, к счастью, ограничился. Хоть какой-то прок от присутствия генерала Зейна: внимание кузнеца сразу переключилось на него.

На душе немного полегчало. Похоже, Дрейгар Зейн, как и я, пришёл сюда по делу. Просто мы так неудачно столкнулись.

В руках кузнеца мелькнул широкий, остро заточенный кинжал. Массивную кованую рукоять украшали узоры с вкраплениями драгоценных камней. Приняв оружие, генерал принялся придирчиво осматривать клинок.

Ну а я, в свою очередь, осматривала генерала.

Высокая, статная фигура излучала одновременно спокойствие и опасность. Кинжал покорно порхал в его длинных, смуглых пальцах. Такими пальцами бы да… тесто разминать.

Что же ещё?!

Сбоку, у грубо сколоченного стола, послышалось звяканье. С трудом оторвав взгляд от генерала Зейна, я обернулась к Симке. Скользнула рассеянным взглядом по доскам столешницы, на которых в ряд лежали…

В одно мгновение я забыла о магнетической привлекательности Дрейгара Зейна, схватила одну из заказанных формочек и принялась лихорадочно вертеть её в руках.

— Это… ты сделала?!

Втянув голову в плечи, Сима мелко закивала.

— Простите… — в тоненьком голоске проскользнули нотки страха.

Да за что же тут просить прощения?! Идеальные формы! Ровные, гладкие, лёгкие, как перышко, и прочные, как сталь.

Несколько парных брусочков с фигурными выемками внутри идеально соединялись по косому шву и надёжно фиксировались металлическими скобами. Делать заливки в такие формочки было бы одно удовольствие.

— Они шикарны! — с воодушевлением произнесла я, внимательно рассматривая каждую формочку. — То, что нужно!

Сима на мгновение застыла, а затем расплылась в улыбке до ушей. Видимо, ещё никто не оценивал её труд так высоко.

— А можно… хм… дюжину медяков? — девочка замялась, краснея уже не от жара печи, а от неловкости.

Она что, всерьёз восприняла слова отца? Или женский труд в этих краях и правда никому не нужен? А ведь она даже не женщина — девчонка ещё, а уже такие золотые руки. Мне даже стало стыдно, что вначале не восприняла её всерьёз.

— Не знаю, что здесь может стоить дюжину медяков, но эта работа явно тянет на большее, — сказала я и высыпала в миниатюрные ладошки Симы пять серебряников.

У девочки даже чёлка встала дыбом. Захватывая ртом раскалённый воздух, она порывалась что-то сказать, но слова так и не находились.

— Это за качественно выполненную работу, — пояснила я, опередив возможные возражения. А, покосившись на онемевшего вслед за дочерью кузнеца, добавила с показным равнодушием: — И за клиентоориентированность.

Сима взвизгнула, подпрыгнула и крутанулась на одной ноге.

— Спасибо, госпожа!

— С… Симка!.. — кузнец растерянно клацнул челюстью, но дочь его была не промах.

— Не дам! Это я заработала! — выкрикнула она, показав отцу язык, и пулей вылетела из кузни.

Мило улыбнувшись, я отвесила лёгкий книксен.

— Благодарю… вашу дочь. Я ещё вернусь с заказами… к вашей дочери.

Глаза кузнеца округлились ещё сильнее и стали походить на чеканные монеты. Буркнув что-то невразумительное, он коротко поклонился генералу Зейну и поспешно выскочил на улицу.

Да только, казалось, юркую Симку ему было не догнать. Хмыкнув, я проводила удаляющуюся широкую спину кузнеца язвительным взглядом.

Однако поднявшееся было настроение будто корова языком слизала — стоило позади раздаться ироничному комментарию:

— Судя по тому, как вы тратите деньги на всякую ерунду, вы отнюдь не бедствуете.

Поравнявшись со столом, Дрейгар Зейн снисходительно осмотрел мои формочки.

Умение выстраивать причинно-следственные связи в этот раз его подвело. Он не имел ни малейшего понятия, что с помощью этой «ерунды» совсем скоро обо мне будет знать каждый житель Гросса.

Иными словами, это были инвестиции в будущее!

— Верно, я не бедствовала, — сухо отозвалась я, ловко сгребая металлические формочки в корзину. — И вполне могла себя обеспечить, труда не боялась. Лишь бы только другие не вставляли палки в колёса.

Интересно, улавливал ли он тонкие намёки на весьма толстые обстоятельства?

Глава 25. Есть нюанс

Подозрительно прищурившись, я приподняла бровь. Ему-то какое дело до этой пресловутой рухляди на отшибе? Я просто себя накручивала — или генерал Зейн действительно проявлял к моей избушке какой-то нездоровый интерес?

Да, я уже считала этот дом своим. И мне не нужен был никакой другой взамен. К тому же, это был не просто дом. Это был Ёшка, Урод, заросли топинамбура, в конце концов! Не дом, а настоящая золотая жила. За него стоило побороться.

Но генералу Зейну об этом знать было вовсе необязательно. Поэтому, кротко опустив взгляд в пол, я выдала самое логичное объяснение:

— Видите ли, генерал Зейн, я была не в том положении, чтобы выбирать. Ни имущества, ни накоплений у меня не было. Я остановилась на той избушке лишь потому, что могла себе позволить выплатить за неё заём.

Не сдержавшись, я добавила как можно более приветливым тоном:

— И вовсе это не рухлядь. Добротный сруб, который простоит ещё не один десяток лет. А то, что он стоит на отшибе, мне не в тягость. Я люблю уединение.

Мастерски прокрутив рукоять кинжала между пальцами, генерал Зейн одним неуловимым движением убрал его в ножны. На чётко очерченных жёстких губах играла безмятежная улыбка — совершенно не вязавшаяся с колючим блеском ледяных глаз.

— До встречи, мисс Вайс. Через день.

Вот чертила!

***

Следующий день на рынке прошёл в суете. Сбыв новую партию топинамбурных чипсов, я вызвалась помочь бабе Зюте и провозилась с овощами до самого закрытия. А к вечеру в толпе мелькнула знакомая физиономия мальчишки-посыльного.

Мои влажные от напряжения пальцы сжали очередной вожделенный конверт. В сгущающихся сумерках я неслась к зданию городского магистрата с единственной мыслью: я согласна!

Каким бы ни оказался этот поручитель — кривым, косым, хромым — лишь бы живым, в здравом уме и не препятствовующим моему единственному условию: дом должен принадлежать мне.

Однако в кабинете Ванессы Рюк меня поджидало разочарование, куда похлеще предыдущего.

— Ни одного?! — я едва не перегнулась через широкий стол, разделявший нас. — Но в письме вы указали…

Тонкие губы Ванессы тронула виноватая улыбка.

— Были ещё двое господ, но они передумали и отозвали своё согласие. Не понимаю, почему…

Отозвали? В груди заворочалось дурное предчувствие. С самого начала Дрейгар Зейн был абсолютно уверен, что за меня никто не поручится. Уж не он ли приложил к этому руку?

— Скажите, в последние дни в магистрате бывал королевский генерал? — я выжидающе уставилась на Ванессу.

— Господин Дрейгар Зейн? Да, пару раз заходил к бургомистру. Но, к сожалению, он не изъявлял желания выступать поручителем.

Ну ещё бы! На кочерге он вертел и меня, и мой едва зарождающийся топинамбурный бизнес! Похоже, я не ошибалась. Мне филигранно вставили в колёса не просто палки — целые брёвна!

— Не расстраивайтесь, милая, — заметила моё осунувшееся лицо Ванесса. — День ещё не закончился…

— Больше нет никого? — я умоляюще посмотрела на неё.

— Я бы с радостью поручилась за вас, мисс Вайс, — с тяжёлым вздохом произнесла секретарь бургомистра. — Но по закону поручитель не может одновременно вести двух заёмщиков…

Понимающе кивнув, я сжала губы. Значит, Ванесса уже выступила поручителем для кого-то другого.

А часики, между тем, тикали.

***

В дом на окраине Гросса я возвращалась как на плаху. И немудрено — через несколько часов истекал срок подачи моего прошения. Надежды на то, что к ночи объявится какой-нибудь внезапный спаситель, я не питала.

Всё только начинало складываться, как лодочка моего уютного быта разбилась о скалы бюрократии и сексизма.

В голове крутился ворох бессвязных мыслей. О Ёшке, которому теперь снова придётся остаться одному. О клубнях топинамбура, которых я лишусь, а вместе с ними — и стабильного заработка. О генерале, мать его, Зейне, который, возможно, уже на низком старте к моей избушке… Чтоб он впотьмах в коровью лепёшку вляпался!

— Похоже, сегодня меня отсюда выдворят, — пробормотала я, опускаясь на скамью.

Я запустила пальцы в пушистую шёрстку Урода, уютно мурлыкавшего рядом, и подняла усталый взгляд на притихшего домового.

— Но я что-нибудь придумаю. Накоплю, внесу первый взнос — и вернусь.

Голос предательски дрогнул. Как именно я собиралась копить, не имея под боком поля с топинамбуром, — оставалось загадкой.

— Совсем уж озверели, ироды! — сердито поджав губы, домовой плеснул в мою кружку успокоительного отвара. — Честному человеку житья не дают! Ну пусть погодють! Никто на этой земле не обоснуется, пока я здесь! Всех, кто сунется, — вымету отсюда поганой метлой!

Я грустно взглянула на хмурого Ёшку.

— Только от этого закон не изменится.

Будто в подтверждение моих слов, доски крыльца протяжно заскрипели под тяжёлыми шагами.

Вздыбившись, Урод юркнул под скамью. Ёшка же, напротив, не двинулся с места. Лишь свёл кустистые брови на переносице и отхлебнул отвару, который, между прочим, мне совершенно не помог.

Нервы натянулись до предела, как гитарные струны. Меня начинало мелко потряхивать. Пытаться договориться с Дрейгаром Зейном было всё равно что вычерпывать полную ванну напёрстком — бесполезно.

Дёрнулась входная дверь. Войти с ноги, как в прошлый раз, у Дрейгара Зейна не вышло. Я предусмотрительно задвинула засов, хоть и понимала: зря.

Не баррикадироваться же мне в избе? Глупо и бесперспективно. Чего доброго, отправят отсюда прямиком за решётку — за неповиновение.

Принципиально дождавшись раскатистого стука в дверь, я тяжело вздохнула и поплелась открывать.

— Доброго вечера, мисс Вайс, — издёвка прозвучала уже с порога.

Добрее бывало…

Посторонившись, я молча пропустила генерала Зейна в горницу. Казалось, с его появлением в комнате стало темнее. Лучина на столешнице сухо затрещала и померкла.

Взгляды визитёра и домового на мгновение встретились, и в обоих проскользнула явная неприязнь. Однако ни один из них не спешил заговорить первым. Значит, придётся мне.