"эпикдемия"

эпиКдемия

Рассказ

…Егор не любил ночной дозор. Очень не любил. Хотя поначалу, когда Егора только-только стали привлекать к ночным бдениям на дороге, его просто распирало от гордости. Еще бы! Он считал себя настоящим мужчиной, которому доверили охрану родной деревни и даже оружие выдали! Пусть это всего лишь старый охотничий дробовик, но самооценку оно поднимало.

Однако юношеский энтузиазм угас быстро. Ночной дозор оказался скучнейшим занятием — сидишь, кормишь комаров, по десятому разу слушаешь мужицкие байки и постоянные насмешки в свой адрес.

В шестнадцать лет Егор не выделялся ни ростом, ни сложением — обычный худощавый подросток. Единственное, что отличало юношу от сверстников, так это чересчур светлая кожа и копна вечно взъерошенных волос песочного цвета. Обама — это непонятное прозвище, данное Егору кем-то из взрослых, почему-то крепко прилипло к пареньку.

Хотя Егору и было прохладно, но к горящему в металлической бочке костру подходить не хотелось. Взрослые мужики, которые в эту ночь тоже стояли в дозоре, наверняка начнут над юношей подшучивать. Ну, не все, но Бидон точно. Этот здоровенный увалень никогда не упускал возможности посмеяться над теми, кто меньше и слабее. А если тот, кто меньше и слабее что-то пытался сказать в ответ, то мог запросто получить от Бидона и щелбан, и пинок, и хорошую зуботычину.

Шутить Бидон не умел. Получалось это у него коряво и даже глупо. Но сам он над своими шутками смеялся противным раскатистым смехом. И от этого Егору такие шутки казались еще обиднее. Егор старался держаться подальше от этого великовозрастного балбеса.

Вот и сейчас здоровяк стоял у костра и что-то рассказывал, время от времени сопровождая свою речь громкими матами и идиотскими смешками. Да и сам его внешний вид смотрелся по-идиотски — шаровары, заправленные в кирзачи, берет и тельняшка, нижний край которой не скрывал пуза. Гардероб явно подобран был не по погоде и не ко времени суток, но, похоже, толстяка это волновало меньше всего.

Спать не хотелось. Егор уже начал постепенно привыкать к ночным бдениям, хотя это было его всего седьмое дежурство. Состав смены всегда был одним и тем же. Только сегодня вместо приболевшего дяди Паши прислали деревенского ветеринара Сараева. Даже Егору было не очень понятно — как этого малохольного отправили в дозор. Всеволод Валентинович Сараев был не из тех, кого можно назвать человеком войны. Даже с натяжкой. Даже с очень большой натяжкой. Даже с учетом того, что войны как таковой нет, а есть будничная борьба за выживание.

— Обам Обамыч, — зычный окрик вырвал Егора из пелены раздумий. — Ты чего там как кутенок один? Давай, иди к костру, а то нам потом твоя мамка по шее надает, что ребятенка ее заморозили.

— А, что? — встрепенулся Егор.

— Что-что… Сюда греби, пока задницу не отморозил. На земле ж сидишь, — повторил приглашение пожилой дозорный Пантелеев. — Давай уж, так и быть, плеснем и тебе для сугрева, — Пантелеев помахал армейской флягой.

С неохотой Егор все же покинул свое насиженное место и направился к бочке, из которой к небу поднимались языки пламени.

— А ты, Валентиныч, точно не будешь? — обратился Пантелеев к ветеринару, разливая по стаканчикам мутную пахучую жидкость. — Последний раз спрашиваю.

Сидящий рядом Сараев оживленно замотал головой.

— Ну, как знаешь, хозяин — барин, — Пантелеев подмигнул Егору. — Так, тебе, малец, совсем чуть-чуть наливаю, а то вмиг окосеешь. Ну, вздрогнули, пока Ухова нет.

Неприятный запах бормотухи впился в ноздри. Пить ее решительно не хотелось, но Егор побоялся показывать старшим свою нерешительность. На секунду зажмурившись, юноша одним махом вылил содержимое стакана в рот. Пойло пошло на удивление хорошо. Бархатистый поток прокатился по горлу, приятно покалывая и легонько обжигая. Даже закусывать не захотелось, хотя дед Василий и протянул надкушенный огурец. Егор облизнулся.

— А правда, что зараженных видели возле Мечниково? — нарушил молчание Бидон.

— Брехня все это, — промычал в ответ Пантелеев, гоняя по рту остатки самогона. — Все там тихо. На прошлой неделе же обоз приходил. Так в этом обозе как раз мой свояк был — Серега. Он из Мечниково как раз. Говорит, что у них тишь да благодать. Мы с ним по пару рюмочек и застукали.

— Вам бы только по рюмочке застукать, — заворчал дед.

— Угу, — чуть не подавился Пантелеев, глотая остатки жидкости. — Да ладно тебе, дед, что мы — не русские люди? Надо же посидеть, поговорить…

— Посидеть и поговорить и без самогонки можно, — гнул свою линию дед Василий, не смотря в сторону собеседника.

— Василь Петрович, ты палку-то не перегибай, сам-то от самогончика поди не отказался, — вытирая губы и вытряхивая последние капли из стакана ответил Пантелеев. — Если жаба душит, то так и скажи. Все ж знают, что тебе много пить нельзя. Вот ты и бесишься, что другим можно, а тебе нельзя.

Дед горестно выдохнул, похлопал себя по нагрудным карманам — видимо, в поисках зажигалки или спичек:

— Злые вы, уйду я от вас…

— Куда, в город что ли? Ха-ха! И ты, старый, туда же? — глупо хихикнул Бидон.

Василий Петрович насупился и недовольно засопел.