Едва заметная тропинка, ведущая по заросшей просеке векового бора, последний раз вильнула, вырвалась на небольшую полянку правильной круглой формы, и исчезла, растворилась в чистом желтом песке крохотного пляжа.
Двое мужчин вышли из сумрачной чащи, прищурились от яркого полуденного солнца и не спеша направились к небольшой рыбацкой избушке, стоящей у самой кромки воды лесного озера.
- Ну вот и добрались… - через выдох, с облегчением случившегося ожидания, проговорил старший, - Вот он - «Омут».
- И чоо… сараюга… а я то дууумал… - голосом хазановского попугая прогундосил младший, снимая с плеча гитару, - Ты мне про дворец сказывал…. Обманул выходит. Стоило было переться…!
- Копыта вытри…. И хвост подбери….
- Мой хвост – чо хочу с им, то и делаю….
- У босяк… валенок… здесь же обчество… свет, так сказать….
- Это в этом-то сарае? Да паашел ты….
- Ну смотри. Было б говорено.
Ленивая перепалка в полголоса двух мужчин напоминала разговор отца с непослушным строптивым сыном.
- И про девок сказывал – а где они?
- Когда последний раз здесь был - водились. В процедурном русалочки молоденькие были, кикиморочка в массажном тоже ничего… я тогда за ней решил приударить. На кухне лешачиха снова ж, такая вся молочная, мммм… а мухоморы готовит… - крышу сносит! И приезжих дамочек было, - он сбросил с плеча увесистый армейский «сидор», и закинув руки за голову, с хрустом потянулся. То ли от нахлынувших воспоминаний, то ли от удачного завершения пути улыбка непроизвольно пробежала по его лицу.
- Да то када быыло? Сто лет назад. Так скока воды утекло…. Сараюга твоя, вон уж почти сгнила вся.
- Вокурат сто лет. Воды утекло, даааа, а «Омут» - вот он, стоит целехонькой…. Ну шо, Хринь, заходь… - и слегка подтолкнул попутчика в спину.
Проскрипела страдальчески дверь, блямкнул надтреснуто колокольчик и… двое мужчин оказались в огромном холле из белого и розового мрамора, с открытой стеклянной крышей. Он был наполнен светом, прохладой, тонким ароматом цветов, тихим журчанием фонтана, стоящего в центре темной малахитовой чашей. Непонятно откуда зазвучавший сахарный голос Сирены прошелестел в головах вошедших:
- Добро пожаловать в грязелечебницу для творческой нечисти «Тихий Омут». Прошу зарегистрироваться и предъявить….
- Это чо это…? Это хто это..,? Это как это…? – удивленно озирался по сторонам Гриня, даже не замечая статной строгой женщины за стойкой в центре фойе.
Вместо ответа его попутчик хмыкнул и подтолкнул Гриню под локоть.
- Ух тыыыы… мляааа…! – не смог удержаться Гриня, увидев прекрасное перевоплощение.
Перед ним стояла огненно-рыжая красавица в небесно-голубом костюме стюардессы Аэрофлота, золотые пуговки которого готовы были расстегнуться от распираемого бюста. Эти два прекрасных «футбола» нежно-розового цвета кожи с тонюсенькими прожилками венок были никак не меньше пятого размера и возвышались из костюма параллельно стойке. От такой красоты представительского класса перехватывало дыхание, кружилась голова, и пересыхало в горле.
- Мляааа… хочу полапать…! – буркнул Гриня, вытянул руки вперед и в позе вратаря, ринулся ловить эти два изумительных мяча.
Но он застыл в сантиметре от аппетитных персий и почувствовал, как неведомая сила тянет его вверх за рога и хвост, отрывая от пола. Гриша, с выпученными глазами, испуганно и беспомощно повис в воздухе.
- А по рогам…? – улыбнулась рыжеволосая принцесса белоснежной улыбкой тридцати двух зубов.
Пожилой мужчина едва заметно ухмыльнулся, и лукавый прищур снова собрал возле глаз паутинку смешливых морщинок-лучиков.
- Хм… кхм… Аделаида Вельзевуловна, - прокашлялся он, – Вы уж простите его, молодой эшо, рога не обломанные….
- Ааааа, - как будто только его заметив, сладко расплылась в улыбке Аделаида, - Господин эээ… Забубенский…!
- Кхм… Забагрянский….
- Ой простииите… - пропела еще медовей Аделаида, – Как могла забыть… прошлый Ваш приезд… сожженная деревня…
- Сгоревшая, - поправил ее мужчина, косвенно отрицая причастность.
Аделаида удивленно вздернула брови:
- Да погубленный урожай…. Ладно еще из людей никто не пострадал.
- Чего уж вспоминать… - потупил он виновато глаза, – Было, да быльем поросло. За то и был наказан. На сто лет. Остракизмом, так сказать….
- Вот времечко-то летит… сто лет, как один день… - делано вздохнула она, – Давно срок-то изгнания истек?
- Вчерась… кажысь….
Аделаида нависла своим бюстом над лэптопом, пощелкала клавишами:
- А у меня тут третьего дня отмечено. Где денек-то потеряли?
- Может я под амнистию попал, - хохотнул тот в ответ, вспоминая, что Гриню он еще вчера смог «разглядеть» в толпе.
- Тут вот за вами еще небольшая гора битой посуды числится… - подняла она глаза от монитора, - Ну да с Администрацией сами разберетесь. Бывали случаи, что списывали….
- Дивiсь, оцe гарнi дiвчини…! – расплылся в улыбке Талян и приобнял двух симпатичных ведьмочек, сидящих в пустом зале у длинной стойки бара, – Жовто-блакитнi… ще розмовляють на москальской мовi, чи нi?
Девицы вздрогнули от неожиданности, обернулись, а одна, что постарше поплыла в улыбке, и привстав, прямо с высокого табурета повисла у него на шее.
- Таличек, Таличек, - запела она радостно, – Трындим, трындим,… только ты не напрягайся, наверняка из украинского больше ничего не помнишь, за уральскими горами уж поди стерлось все из памяти, - чем сразу намекнула, что в курсе всех его последних скитаний.
- И что это… я тут намедни, лет писят назад зажигал у вас в Трусковце на водах, кое-что в башке осталось.
- Таль, в твоей голове только одни анекдоты остаются, да истории всякие непристойные. Срамота одна! Ты в детстве на бересте грамоту осваивал, а чего теперь получилось-то?
- Так с бумагой тогда дефицит был. И какая-такая срамота?! – хохотнул он, - Всего лишь сюжеты из жизни, зарисовки быта. Музыка, да и только!
- Аха, особенно твои частушки, - не переставала улыбаться она, - Как вспомню, так до сих пор краснею….
- Лора, ты историю прекрати переиначивать…! – делано-строго, едва сдерживаясь от смеха, перебил Талян, – Анекдот там, или частушка, есть мудрость народная, сублимация мысли философской так сказать, соль земли. И вся моя заслуга в том, что грамоте обучился, с чужих слов записывал, а получилось, для потомков сохранил. Так чем мы хуже других? Вон у японцев танка, хайку, а у нас настоящая ракусю…!
- Кёка у тебя настоящая, безумные….
- Ты полегче, это поэзия, корни которой в человеческом сердце. Между прочем, Цураюки сказал. А скоморохи еще до меня на Руси были.
- Ну да, а ненормативная лексика – форма самовыражения? – хихикнула она в ответ, - Таличек, я так рада тебя видеть!
- Меня там не было… сами научились… под игом триста лет, спроси любого академика, он тебе это докажет, как дважды два! – отбивался с улыбкой Талян.
- На твоих же берестяных грамотах!
Смех брызнул мелко звонко и раздробился угасая.
- Мои только былины, - развел руками Талян, - И то меньшая половина.
- Да уж не скромничай - меньшая половина. Тебя тогда можно было в тираж запускать. Зачем станок Федорычу отдал?
- В Ване жилка коммерческая билась. Тема религиозная на тот момент востребована была. Вот он тот станок под попов и наладил. А народ что, он и без меня и без грамоты очень-таки прожить мог. Получается, что на меня спроса не было, не формат.
Лора вела себя как девчонка - сыпала словами быстро-радостно, сбивчиво, обо всем сразу и малозначительном. Талян едва успевал отвечать на эту мелкую дробь ненужных пустяков. А она так же сбивчиво трогала его, поглаживала, прижималась, мельком заглядывая в глаза, и сопровождая все это короткими возбужденно-радостными смешками, как будто хотела убедиться в реальности стоящего перед ней Таляна.
Он остановил веселую перепалку, сделал заказ и снова обернулся к компании.
- Рада видеть тебя, чес слово… - и очень выразительно посмотрела Таляну в глаза, потом смутившись своих вырвавшихся чувств, сразу перевела разговор, - А я вот подружку себе нашла в днепровских степях, да и сюда, в «Омут», – Лора оглянулась к ней, - Знакомьтесь – моя молодая подруга, начинающая поэтесса….
- Да и мой тоже, молодой начинающий поэтесс… бард, так сказать. Прямо с Грушинского фестиваля. Вон до сих пор вся башка в репьях, одежда костром прожженная, тушенкой со шпротами перемазана. По кустам да по оврагам с гитарой не один день елозил, – снова не сдержался в адрес Грини Талян, «приукрасив» правду.
- По рюмочке «Змеевицы» за знакомство, мальчики?
- Да не, мы для началу по «Горынычу».
- Ой, Таль, смотри, твой «Горыныч» в последний раз пожарами обернулся. Да и в жизни твоей он не раз поперек дороги ложился….
Заунывно звякнули рюмки с фужерами, огненный шар покатился по пищеводу Таляна, но не упал в желудок, а стал обратно подниматься к горлу, покатался туда-сюда и опал, рассосался, пробившись серным драконьим выхлопом….
- За столько лет уже и вкус забывать стал, – задохнулся Талян и сквозь проступившую слезу спросил, - Это ты что, на Илюшу намекаешь?
- На которого? На Муромского что ли? – хихикнула Лора, – Ну да, тогда вы знатно зажгли, недели две на стакане-то с ним сидели?
- Да уж было дело… ммалёха…, - причмокивая выпитое, промычал Талян, – Да это все Илюха виноват. Он спор затеял – кто кого перепьет, кто первый с ног свалится….
- Ага, Илюшу-то Бог здоровьем не обидел…. Вот только скажи мне, зачем вы потом горилку с грибами мешать стали? – пытливо посмотрела на него ведьмочка.
- Так это… спор-то заканчивать надо было, – рефлексивно затупил Талян давно заученной фразой, - И пить надоело. Мы, поначалу градус повышали, а уж когда и спирт брать перестал…. - настороженно улыбнулся он и замолчал, меняя пустую рюмку на полную.
- Ага. Только вот обманщик ты. И обманом тот спор решил выиграть. Это для тебя мухоморы может и еда, а для обыкновенного человека, да в такой дозе, смерть верная, - прищурилась ехидно собеседница.
- Мы с Илюшей одним годом рожденные. Правда времена тогда были другие – от Волги до Днепра одни леса, можно было пройти и ни одного человека не встретить. А теперь….
Талян снова замолчал, потом хмыкнул воспоминаниям, покрыв уголки глаз лучиками-морщинками, и опрокинул рюмку себе в рот, как умелый истопник бросил в топку очередную лопату угля, ни крошки не расплескав….
Время замедлило свой бег. Он услышал движение каждой капли «Горыныча» по пищеводу. Жидкость медленно падала, сползала к желудку, моментально распадаясь на составляющие. Легкий спирт сразу отделился, синим огоньком побежал по венам и артериям, разгоняя кровь. За ним мусцимол начал расширять сосуды, канабинол невидимыми пузырьками пробрался в мозг и там заплясал чертятами, веселя душу. По расширенным сосудам хлынула тяжелая желчь и капля крови Serpente Naja, возбуждая иммунную систему. Но как не прислушивался Талян, так и не услышал истинного бриллианта в этой оправе снадобий, тех нескольких молекул яда Naja siamensis или других Elapidae, той микроскопической дозы, которая сдерживает дыхание, заставляет редко и глубоко дышать. Не услышал он панически-истеричного набата нейротоксинов в ушах.
Внутреннее напряжение спало. Привычный мир, которого он был лишен, понемногу возвращался к нему.
- Лоранц, ты моего деда знала? – на полное имя спросил ее Талян.
- Лично, нет. Но слышала много хорошего. От своей бабушки. Они с ней….
- А отца?
- Пересекались… - совсем другим тоном ответила она и отвела глаза, – Да не то что бы….
- Обошлось? Ну и слава Богу, – он обнял Лору за плечи, притянул к себе, – Да я не к тому. Когда я родился, отец с дедом уже давно на ножах были. Ну ты знаешь Закон – девочку воспитывает бабка, мальчика дед.
- Так было всегда, - кивнула Лора, – И я с бабулей выросла. Опыт накопленный семейный надо передавать новому поколению.
- Уж не знаю, какими путями дед меня отвоевал, но скорее всего, забрал сразу после родов. Я ведь ни отца ни матери совсем не помню и никогда их в жизни не видел. С самых пеленок я у деда на воспитании был, - Талян достал сигарету, закурил, - Времена тогда были мутные. Князья плодились, как кролики. При том каждому удел подавай, вотчину, да дружину. А где на всех княжеств-то наберешь? Вот и ходили, воевали друг друга непрестанно. Много людей в те годы повывели. Мужика в деревне днем с огнем не сыскать было. Одни бабы да дети. И откуда дети брались, неведомо.
- Ну предположим я-то знаю, - весомым тоном произнесла Лора.
- Уж почти двести лет Русь крестили, а все язычеством была полна, - пропустил он реплику Лоры, - Я когда Илюшу в Карачарове нашел, так сразу к деду. Из меня какой мануалист. А дед только в очередную командировку собрался. «Крыша» у него тогда была, бизнес так сказать, туризм - он каликов перехожих водил до Иерусалима и обратно. С языками-то ему сподручней было.
- Таль, да мы вечно под «крышами» живем, да по «легендам». Поди скажи кому, что тебе восемьсот годков, так сразу в психушке окажешься. Слышь, а мне бабуля говорила, что твой дед под императором византийским ходил. Сказки всё?
- Да не. Не сказки. Дед совсем молодым у василевса Константина восьмого лекарем был. А потом, после Корсуни, он его с родной сестрой, царицей Анной попросил пойти. Ну когда ее за Святославича сосватали. Костя Багрянородный уже тогда знал об уникальных способностях деда. Так что под надежной защитой он сестру на чужбину языческую отдавал.
- Потому ты и Забагрянский?
- Ну почти, - улыбнулся он внимательности Лоры, – Тогда всех детей у действующих императоров рожали в багряной зале дворца. Вот потому всех прямых наследников «багрянородными» называли. А мой дед за багряной залой всегда наготове был роды принимать. Говорят, лучшей повитухи во всей империи не было.
- Могу представить, - вполне серьезно сказала Лора, - А я думала псевдоним литературный.
- И чо…? – встрял в разговор Гриня, стеклянно глядя на Таляна.
- Ни чо…, - встряхнулся Талян, возвращаясь к разговору, - Дед Илью потрогал и сказал - в поясничном отделе искривление позвоночника вправо и явно выраженные дополнительные отростки на позвонках, скорее всего с рождения. Обезноживание вследствие ущемления нервов спинного мозга. Искривление уберем, но вот отростки ломать поздно – уже не отрок. Придется нервные окончания перерождать, по другим каналам и путям налаживать.
- И чо…? – Гриня был как под гипнозом.
- А ни чо…, мази всякие змеиные да барсучьи, припарки, массажи, настойки, отвары. Поставил дед Илюху на ноги.
- И чо…? – Гриню заклинило.
- А то, что после дедовского лечения по хрену были Илюше всякие поганки с мухоморами! - сам не заметив как, завелся Талян, – Худшее от тех поганок – мог только пропоноситься, так и то польза, очищение организма!
Лора резко обернулась к Грине, неожиданно щелкнула пальцами у него перед носом и моментально хлопнула в ладоши, зазвенев одновременно десятком древних браслетов. Застекленевшие глаза его оживились и наполнились смыслом.
- Так, ему больше «Горыныча» нельзя, - сказала она, – По первости перемыкает - хмарный ступор налицо.
Вернувшийся в реальность Гриня, потянулся было за полной рюмкой, но Талян ее перехватил и придержал Гриню за локоть:
Не спалось. Совсем не спалось. Ни одним глазом. Абсолютная тишина глубины давила, начинала раздражать. Последние сто лет он засыпал под щебет птиц или завывание вьюги, мурлыканье кошки… на худой конец под шорох тараканов по бумажным обоям или писк комара. Жизнь ни на секунду не останавливалась вокруг него….
Талян встал с кровати, быстро принял душ, насухо вытерся, побрился, оделся попроще…. Лифт поднял его на первый этаж и тихо открыл двери в темный коридор фойе. Едва касаясь ногами мрамора, Талян дошел до фонтана, когда услышал, вернее, почувствовал в темноте Аделаиду, сидящую в глубоком кресле. Перед ней на маленьком столике лежал древний фолиант.
- Кхм… - робко кашлянул Талян, - Аделаида Вельзевуловна…
- Не спится… понимаю… - ответила ему темнота.
- Дык, от тишины такой уж отвык… решил вот на зорьке утренней в Омуте купнуться… моцион, так сказать…, - соврал он.
- А чего на полусогнутых…?
- Дык, обеспокоить в ночи боюсь кого….
- Таль, кончай кривляться, - она перевернула страницу.
- Да рази можно, Аделаи….
- Ну дело твое, - перебила она его.
- Первая начала, - с детской обидой запоздало отреагировал Талян, и тут же передразнил, - Ах не помню.., Забубенский…, денек потерял… - стюардесса ёп-тель….
– Паспорт с собой? Может там подправить чего? – ни на секунду не поверив в «водные процедуры» спросила она.
- Да он у меня правдушный. Еще серпастый молоткастый честно на двуглавый поменял, - с ноткой иронии буркнул он.
Аделаида в темноте безразлично пожала плечами, не отрывая взгляда от книги. Талян не спеша прошел мимо столика к двери.
- Там, внизу, архив твоего отца, - в спину Таляну тихо проговорила Аделаида.
Он резко остановился и развернулся.
- Знаешь? – спросила она
- Читал.
- Где?
- Вот в этих руках, - он показал ей ладони, – Держал расстрельный приказ на него…
- Ну тогда мне проще. Не надо объяснять. Когда вернешься, дам тебе ключ.
Прозрачная дверь беззвучно отъехала в сторону…
Не успел Талян перешагнуть порог и вдохнуть чистый лесной воздух, как входная дверь противно скрипнула, одновременно блямкнув колокольчиком и со всего размаху врезалась ему в зад. От неожиданности он дернулся, споткнулся о прогнившую ступеньку и, потеряв равновесие растянулся на песке, зарывшись в него носом.
«От мляа, народец, - возмущенно подумал он, отряхивая одежду и вытирая лицо от песка, – Ракеты в космос запускаем, атомоходы под воду, самолеты реактивные, а унитазы до сих пор текут, сто лет в сливных бачках гирьки чугунные на цэпочках висят… все недосуг, все не до пустяков. Бомбу атомную взорвали, реакторы построили, а жопы лопухом вытирали, в лучшем случае «Комсомолками» и прочими официальными лицами. Правда, прогресс наметился - в последние годы научились нефть на туалетную бумагу менять….»
Сидя на песке, он улыбнулся в темноту, вспомнив, как давным-давно, спасая от очередного Совета, дед привел его к Вениамину, гениальному колдуну, который всю жизнь занимался искривлением пространства и времени. Вот такие вот «безумные физики» и умудряются впихнуть огромный холл в кривую хибарку, а вот то, что у этой хибарки дверь по жопе бьет тугой вековой пружиной… так то фигня, «издержки глобальных перспектив».
«Обязательно куплю доводчик…» - с удовольствием подумал Талян и снова как давеча потянулся до хруста в суставах.
На северо-востоке небо понемногу светлело, отделившись от темной массы леса. Едва заметный ветерок шевелил макушки деревьев. Озеро сонно шептало камышами, тихо журчало, перекатывалось лениво плескаясь, манило. Талян скинул обувь, засучил брюки, подошел к кромке воды, спугнув спящую лягушку, и опустил в озеро руки. Маслянисто-черная вода качнула звезды, обрадовано заиграла, хлюпнула мелкой волной о берег. И Талян не смог удержаться от такого искушения, сбросил одежду и без всплеска вошел в воду, боясь потревожить предрассветный сон природы.
Глубина приняла родниковым бодрящим холодом. Когда сгорел запас воздуха в легких, Талян медленно поднялся к поверхности, глубоко вдохнул и обратно погрузился к самому дну. Так он добрался до середины озера, всплыл и лег в верхнем теплом слое воды, глядя на затухающие звезды. Конечно, ему хотелось доплыть до противоположного берега и вернуться. Но сейчас он наверняка знал – теперь все берега на месте. А совсем недавно их было только три.
Все эти годы он не мог понять, почему так жестоко поступил с ним Совет. Вернее, Совета было сразу два. Сначала наложили ограничение на передвижение и встречи, до выяснения обстоятельств, непонятно каких. Типа домашнего ареста. А он нарезался, забузил, наплевал на Совет и на ограничения, заявился в деревню и….
Неподчинение Совету - тяжкий грех, прямая угроза Обществу и дискриминация Закона. И в назидание всем, именно за это, устроили показательную порку – отняли у него привычный Мир на целых сто лет! После короткого оглашения приговора просто выставили на лесную дорогу. Он даже не успел прокричать - «за что»!? Совету не задают вопросы. Такое право имеет только сам Совет. Совет никогда не изменяет решений и не отменяет приговоров.
Время близилось к полудню. Талян сидел на большом прогретом валуне возле дороги, подставляя лицо солнцу. В этом месте дорога, ведущая из Малых Озерков, вырывалась из теснины вековых сосен и сразу делала крутой поворот влево, уходя от топкой низины. А справа лес переходил в прекрасную березовую рощу, за которой пряталось озеро Борщячье. Это было место их последней встречи.
«Теперь бы только не наделать ошибок. Надо быть предельно осторожным. Если его снова закроют… кирдык всему» - раскладывал он в голове последовательность будущих действий.
В симфонию поющей стрекочущей шелестящей природы, разрушая гармонию первозданности, врезался диссонансом звук работающего мотора.
Талян открыл глаза, когда серебристый трехдверный «Паджеро» уже появился из леса и, не снижая скорости, мчался к повороту.
Он видел за рулем солидного мужчину в возрасте и молодую женщину, сидящую рядом. Мужчина, не следя за дорогой, что-то раздраженно доказывал, размахивая рукой. Секунда… глаза женщины округлились испугом, она ткнула пальцем в лобовое стекло. Еще секунда….
…воздух приобрел плотность студня, происходящее замерло, время остановилось, звуки исчезли, а в ушах появился низкий гул летящего самолета. Во рту сразу пересохло. У Таляна всегда так бывало, когда возникало присутствие Смерти.
Еще секунда… и застывший мир сдвинулся, понемногу набирая обороты. Только колеса машины больше не крутились, видимо водитель резко нажал на тормоза. Но машина уже не вписывалась в поворот. Правыми колесами она схватила обочину, качнулась, мужчина отпустил тормоз, машину бросило в другую сторону, руль влево… и высокий короткий внедорожник начал валиться на правый бок, потом на крышу, задирая к небу свое грязное днище, беспомощно вращая в воздухе колесами….
С продавленной крышей машина встала на колеса, секунда… и она продолжила свой кульбит. Еще пол-оборота, боком проехала на крыше несколько метров и уперлась в валун, на котором Талян безучастно наблюдал за трагедией.
Воздух вернулся в свою обычную прозрачность, самолетные турбины в ушах смолкли, наступила тишина. Только тихо поскрипывало в ступице крутящееся колесо. Талян спрыгнул с камня на землю, нагнулся и заглянул в машину. Под тяжестью машины оторвавшаяся от крыши передняя стойка порвала подушку безопасности и раскроила мужчине череп, вмяла его тело в сиденье.
«Кривая ухмылка Судьбы. Она поймала этого идиота, пристегнув ремнем безопасности, тем самым не оставляя ни единого шанса на спасение…» - Талян сам криво ухмыльнулся этой мысли и достал сигареты. За много лет он видел тысячи смертей и научился относиться к ним равнодушно.
Первая золотистая искорка, невидимая человеческому глазу, появилась над машиной. Потом еще и еще. Они висели легким кисейным облачком на расстоянии вытянутой руки. Талян прикурил и глубоко затянулся.
- Пшел отсюда… мудак, - брезгливо ругнулся он, - Рассыпаешься тут освобожденным счастьем… чтоб тебе пусто было, чтоб на Тот свет тебя по статье за убийство приняли!
Он сухо плюнул пересохшими губами - облачко моментально собралось в золотистый прозрачный шарик и взлетело метра на четыре от земли.
Телефонный звонок разорвал тишину, заставив Таляна вздрогнуть от неожиданности. Он оглянулся, сделал несколько шагов к дороге, отбросил ногой триплекс раздавленного лобового стекла и поднял с земли дорогой мобильник в титановом корпусе.
- Вот и твои близкие беду услышали, - он посмотрел на яркий монитор.
Талян не спеша подошел к женщине, распростертой на скосе дороги. Видимо при аварии она не была пристегнута и, пытаясь за что-то схватиться, дернула ручку двери. Инерцией ее просто выбросило из машины и накрыло дверным проемом, не раздавив тела. Но судя по неестественному развороту головы, это ее не спасло.
Он подождал пока мобильник замолкнет, потянул слайдер и набрал девять один один.
- Барышня, тут авария на семнадцатом километре трассы Малые Озерки… запишите номер машины, - он обернулся на перевернутый внедорожник, - Да… один труп точно. Водитель. У женщины, - он опустился на колени и поднес левую ладонь к ее лицу, - Перелом основания черепа, несколько трещин на затылочной части, три шейных позвонка разрушены, левая ключица раздроблена, разрыв вен, большая потеря крови … травмы несовместимые с жизнью… она умрет через несколько минут… пульс нитевидный, пятнадцать-двадцать ударов….
Талян вздрогнул и замолчал.
- Мужчина, мужчина, не отключайтесь, сейчас я вам скажу, что делать дальше…
- Заткнись… - рявкнул он в трубку, продолжая сканировать.
- Мужчина, я понимаю ваше состояние аффекта, - как ни в чем небывало щебетала трубка, - Возьмите себя в руки, попробуйте оказать первую помощь до нашего приезда….
Талян нажал кнопку отбоя.
- Пульс еле слышен, - сказал он себе, - Но откуда это мелкое эхо?
Он задержал руку над грудью женщины, потом над животом.
«Не может быть…!»
У Таляна от неожиданности зашевелились волосы, и тут же затрещал мобильник.
- Потому и не пристегнулась…, - проговорил он, отключая телефон совсем и отбрасывая его в сторону.
В животе у этой женщины испуганно билась еще одна жизнь. Через день-два она сама должна была появиться на свет. А теперь тихо задыхалась в чреве матери….
…- Венечка, - ласково позвал дед, переступая порог храмины, вросшей в землю каменными стенами – Вень, ты дома? – как будто разыскивая ребенка, звал дед, переходя из комнаты в комнату.
- Чего тебе, - недружелюбно ответила широченная квадратная спина, склоненная над дубовым столом, заваленным книгами.
- Я тебе тут внучка привел. Как договаривались. Может еще выйдет из него какой толк? Посмотришь, ладно?
- Пусть на крылечке обождет, - махнул грифельной палочкой куда-то за спину Веня.
- Да и по хозяйству он тебе поможет, домамничать али там двор подправить, вон какой детина вымахал, – дед подошел к столу, - Ну что, укротил время-то? - спросил он, вглядываясь в раскрытые книги.
- Эко ты паря какой прыткий…. Вот смотри, - Веня нажал на крышку маленького столика у стены, она раздвинулась скрипнув пружинами, из чрева появился сложный прибор с множеством кристаллов.
- Вот смотри… ввожу координаты… привязываю к объекту, к тебе например… подаю поле…, - свои слова Веня сопровождал какими-то быстрыми манипуляциями, явно довольный тем, что его трудом интересуются.
Тихий гул от прибора сопровождался негромким чистым перезвоном кристаллов. Талян из-за широкой Вениной спины хотел посунуться ближе к прибору, как стена вдруг исчезла, ну не совсем-таки исчезла, просто она зеркалом отразила комнату и стоящих в ней.
- Потрогай, твердая? – попросил Веня деда.
- Эвана, - дед удивленно провел по ней рукой.
- Теперь смотри, совмещаю потоки… синхронизирую время….
Рука деда нырнула в пустоту. Вернее утонула, как в ртути или расплавленном металле. Картинка невероятным образом преобразилась – стала не зеркальным отражением, а идентичным дублем комнаты. Там, внутри, они же стояли к ним спинами и разглядывали дальнюю стену.
- Можешь убедиться, точная копия.
Дед сделал шаг и исчез за тугой блестящей завесой, потом вновь появился, кивая головой.
- Верней не копия, а параллельный мир в полном синхроне, - сразу договорил Веня, - А вот теперь смотри – останавливаю тот поток и даю реверс….
Изображение на миг замерло и задвигалось в обратную сторону, все ускоряясь. Дед с Таляном, спиной вперед, выбегали из дома, неестественно-глупо запрыгивали на коней и кони задом скакали в лес….
- Теперь трогай.
Зеркало затвердело, хотя картинки в нем продолжали двигаться.
- Вот такая вот хрень, её-мать-ети…, - в сердцах воскликнул Вениамин, – И без вариантов!
- Слушай, а если ты здесь править будешь, а я там буду, а потом меня вернешь… – спросил с интересом дед.
- От ты, еп-тель… ты самый умный, пришел и все мне объяснил, дураку! А я пнем сидел, тебя ждал с подсказкой…! Спасибо, барин… - и он коротко махнул рукой то ли в подобии поклона, то ли в сердцах на деда.
- Да не заводись ты…, сказал первое, что на ум пришло.
– Да и мне это же самое на ум пришло, только вот когда ты там, то реверса нет… клинят миры пока ты оттуда не вернешься. И еще – назад двинуть можно, сколь угодно далеко, а вот вперед нет. Будущее не видать, потому как оно еще не наступило. Ладно, пойдем на воздух.
При солнечном свете Венина фигура предстала во всей красе. Он не был толстым, он был квадратным, кряжистым, массивно-основательным со всех сторон. Как и дом его, приземистый, сложенный из диких неотесанных валунов, замшелый, за века вросший в землю. Его плечи венчала кудрявая шевелюра, так же одинаковая со всех сторон. Только там где из нее торчала картошка носа и два глаза, можно было догадаться, что это лицо.
- Ну что, есть антигрустин-то…? – Веня подтолкнул деда плечом, – Наливай, по маленькой.
Дед снял с седла переметную суму, достал плоскую бутылку темно-зеленого стекла, заплетенную берестой. Они присели возле завалинки на два дубовых пня, оставшихся от давно истлевшей скамейки.
Таляну неинтересно было слушать предания старины глубокой. Его манила та странная машина, сложный прибор, напичканный удивительно-красивыми кристаллами с бесконечными переливами граней. Улучшив минуту, пока дед разливал тягучую настойку изумрудного цвета, он проскользнул обратно в дом.
Прибор «молчал». Но Талян вдруг услышал едва уловимый шепот. Он напряг слух и протянул руку в сторону машины, сразу все стихло. Только с улицы доносился басовитый говор мужчин.
- Наваждение какое-то, - буркнул Талян, борясь с искушением взять кристаллы в руки.
В центре нагромождения разноцветных камней возвышался тетраэдр горного хрусталя. Некоторые из минералов были ему знакомы. Он знал их свойства, характер, память, воздействие на людей. Какие-то из них были лечебные. Из каких-то он сам делал обереги. А какие-то он видел впервые. Вот с ними-то ему неудержимо хотелось познакомиться. Но вынуть кристаллы из прибора и потереть их в ладонях он не осмелился.
Два тонких медных провода тянулись от прибора к ряду глиняных горшков, запечатанных воском. Взгляд упал на край стола, где лежала небольшая книга в телячьем переплете.
- А вот и родословные камней…, - Талян обрадовано скользнул ладонью, и книга тут же оказалась у него под рубахой.
Затаился тогда Талян, мысль свою поглубже спрятал от Вениной телепатии. Терпеливо три года зело постигал премудрости всяческих наук и физических гимнастик тела.
Проснулся он как-то на зорьке от обычного Вениного бормотания. Только примешивался к нему еще один шелестящий, тихий - дедовский. Хотел было от радости вскинуться с постели, да замер, затаил дыхание.
- Талантлив, да бестолков, - услышал он Венин вердикт.
- Это как это? – прошелестел дед.
- Как? Да так! Усваивает легко. Укладывает правильно и быстро. Как только доходит до сути, схватывает главное, постигает логику ступеней, усваивает алгоритм действий – так сразу и бросает все, ничего до конца не доводит, ему неинтересно становится. Вон теорию зеркал постиг, а в зазеркалье ни ногой. Насилу его туда затолкал, и то только один раз. Глубины основ нету, практики нету - потому и без всякого толка все.
- Э-хе-хе… не ново мне это. Думал, может по молодости неусидчив.
- Да усидчив! Вон он все твои травники да лечебники перелопатил, весь дом склянками с настойками завалил. Во, глянь, даже «Чарака-самхита» на столе лежит. Когда ему интересно он про сон и еду забывает.
- Нешто в отца….
- Да не, ни одной банки с ядом нет - все хотел живую и мертвую воду добыть.
И два голоса захекали приглушенным хриплым смехом.
- Ну так что, совсем плохо?
- А кто сказал – плохо? Он все умеет чтобы жить, и с запасом – чтобы выжить. Вон наловчился зайцев да куропаток без силков ловить, голыми руками, - Веня снова хохотнул.
- А особо?
- Особо? Особо к человекам приставуч. Так и не смог я его от людей отвадить. Чуть свободное время, он уже у них, и кабы тут толк был! Сидит с ими, байдыкувает, байки травит. Намедни стал он им рассказывать про «виманы», летательные аппараты, ну ты помнишь, а народу невдомек как может человек внутри птицы поместится. Толковал он им толковал, а так и получилось, что как пестик в ступке, так они ведь все переиначили – виманы-ведьманы-ведьмаки… про птицу забыли, а ведуньи теперь ведьмами стали и летают в ступе-ведьмаке, - Веня прихватил пальцами бороду возле губ, задумался, прикусывая волос, - А может и есть в этом что-то…, мысль интересная…, если снизу разместить…, а силовой узел, то гравитация…, но управление высотой и тяга….
- Вень, Ве-ень, - ласково вернул его дед к действительности, - Мы ведь с тобой еще не договорили. Давай, выкладывай, что последнее для меня приготовил. Я ведь тебя знаю. Давай уж руби под корень.
- Есть тут у него одна способность… не, не способность – дар природный… он камни слышит.
Дед молчал, боясь переспросить.
- Спрашиваешь как? А я почем знаю, дар, да и все, - и Веня многозначительно замолчал, видимо разглядывая реакцию деда.
- Говорит, первый раз услыхал, когда они у меня в куче навалены были. Будто осинка дрожит, листьями шепчет. Ну я тут упражнения ему подобрал, каналы прокачали, эту, как ее, крамолу не, карму почистили, фу ты дьявол, когда их много, как их? Чакры что ли по-вашему? Ну камни у него после этого запели.
- Как запели? – уже не выдержал дед.
- А вот так! Каждый на свой голос. Я может думал вибрация, камертон, резонанс… а он говорит нет, не в одну ноту поют, а разными, и в разных тональностях. Только что не словами. А говорит еще, что которые друг с другом ругаются, а которые дружат. О как!
- Ну это и мне ведомо. Один камень лечит человека, а положи с ним другой, так они его в паре погубить могут.
- Мы тут все перепробовали. Я их и по дому прятал, и в лесу, и в землю закапывал, золотом оборачивал, в рундук железный, в шкатулку медную засовывал – все одно находит! Правда говорит, по одиночке они молчат долго. И еще - кристаллы, кварцы, горный хрусталь - с высокими голосами, он их лучше всего слышит.
- Так что тогда получается?
- А получается целая наука. Если камни систематизировать, их голоса разложить как по нотному стану, да сгруппировать по признакам, уложить в систему, ну как у нас природные элементы, или вон у тебя все травы….
- Понимаю.
- Ведь у нас этим никто не занимался. Свойства знаем, и то методом тыка, а почему это так работает – объяснить не можем. Вот тогда и управлять и применять с толком научимся. Тут, брат, и тебе и мне работенки хватит не на один десяток лет. Тебе симбиоз врачебный, да управляемое воздействие на организм, а я под эту теорию может порталы построю, чтоб в пространстве можно было в момент перемещаться. Ведь когда-то у нас так умели.
- И во времени, - хмыкнул дед, - Вижу, куда целишь.
- И во времени, даст Бог. Пространственно-временной тоннель. Только вот камней у меня выбор невелик. Для системы маловато. И вот еще чего думаю. Мы вот с тобой вроде глухонемых, Талька уже только немой, а вот кабы он с ними разговаривать научился….
- Эвана, загнул…!
- А чего загнул?! Все возможно. Только вот ни он ни я не знаем, как к этому подступиться. Хоть бы намек какой для началу, направление понять в котором работать.
- Вижу у тебя уже и предложение заготовлено?
- Может к Хозяйке Медной Горы его отправить? Или к гномам? Наверняка они с ними разговаривать умеют.