По радио объявили пасмурную погоду, временами дождь. Гриша ехал на своём Москвиче из посёлка Новоивановское. Серая, промозглая осень, типичная для России. Отнюдь не "очей очарованье", как писал Пушкин. Сыро, холодно, во время дождя даже мерзко. Гриша двигался во второй полосе, слушал радио "Маяк", довольно интересная станция, как оказалось. До 5 утра включают советские душевные песни, а после современные. Зато начинается передача "Пока вы спали" со всякими фактами, интересными новостями и рубриками. Машины ехали неспеша, характерный трафик для 8 утра. В районе триумфальной арки он подметил, что левая полоса стала двигаться быстрее. Не долго думая он перестроился. Приметив шкоду из второй полосы в качестве ориентира, он спокойно ехал в крайней левой. Вдруг левая полоса остановилась, остальные продолжили понемногу ехать. "Что за бред?" - подумал Гриша, выглядывая немного в сторону, чтобы посмотреть причину остановки целой полосы. А причины не было, вся полоса просто стояла, никто не вклинивался, не останавливал.
"Но почему? Это же нелогично! При прочих равных условиях не может крайняя левая полоса не ехать. Может любая, что правее, из-за пристраивающихся машин, но не левая... " - продолжал он рассуждать и немного злиться. Спустя 15 минут черепашьей езды он доехал до Кутузовского тоннеля, где наконец увидел причину.
Внутри тоннеля был открыт портал, куда по одной заезжали машины. Они строго соблюдали очерёдность, никто даже не пытался выбраться из своих автомобилей. Все заезжали, как на конвейере. Этот портал был открыт только для левой полосы. Гриша также не смог противиться желанию заехать. Он заехал и просто провалился. Как будто его в машине выбросили из самолёта. Полёт в полной темноте.
...Темнота длилась недолго — секунд десять, может, двадцать. Потом вдруг — мягкий удар, будто машина приземлилась на что-то вязкое, но упругое. Гриша инстинктивно вцепился в руль. Свет фар выхватил из мрака что-то вроде тумана, только плотного, с оттенком синевы. Он стоял в этом свете, как густое молоко, и, кажется, слегка шевелился.
Двигатель всё ещё работал, радио тоже — но теперь вместо голоса диктора звучал тихий треск, словно кто-то шептал на заднем фоне. Гриша выключил зажигание. Полная тишина. Ни машин, ни звуков, ни движения.
Он открыл дверь — и ощутил странное: воздух был не холодным, не тёплым, а просто… без температуры. Даже запаха не было. Под ногами — не асфальт, не земля, а что-то похожее на гладкий чёрный камень, местами поблёскивающий, как графит.
Он сделал несколько шагов от машины. Туман перед ним словно отступил, открывая пространство. Гриша увидел, далеко впереди стояли машины. Много. Десятки, может, сотни. Все ровными рядами, будто на огромной стоянке. Свет некоторых фар ещё горел, у некоторых мигали аварийки. Но людей не было. Ни в одной машине.
— Эй! — крикнул он, и голос эхом ушёл куда-то вверх, будто потолок здесь был очень высоко.
Ответа не последовало.
Гриша вернулся в "Москвич", завёл двигатель. Радио сразу ожило — теперь там звучала та же передача: "Пока вы спали". Только диктор говорил странно, как-то растянуто, с паузами:
— …некоторые… дороги… ведут не туда… куда вы… привыкли.
Гриша почувствовал, как по спине пробежал холодок. Он посмотрел в зеркало заднего вида — и увидел, что за ним, в нескольких метрах, стоит женщина. В длинном сером пальто, с распущенными волосами. Лица не видно, потому что она смотрела вниз.
Он моргнул — и она оказалась ближе. Ещё моргнул — и уже у капота.
Радио снова зашипело, и диктор произнёс:
— …если вы слышите это сообщение… не выходите из машины.
Гриша замер, не дыша. Женщина подняла голову.
Её глаза светились белым.
Гриша застыл, руки на руле, пальцы побелели от напряжения. Женщина стояла прямо перед машиной — неподвижно, с той странной белой пустотой вместо зрачков. Свет фар словно не отражался от неё, а проходил сквозь, как через дым.
Он медленно потянулся к ключу зажигания, чтобы заглушить двигатель. Но тот вдруг сам прибавил обороты — стрелка тахометра дёрнулась вверх, мотор взревел. Радио заговорило снова, уже чужим голосом, не дикторским:
— Григорий… оставайся на месте.
Гриша отдёрнул руку. «Это бред… я сплю», — подумал он, но холодный пот на лбу говорил обратное. Женщина шагнула вперёд. По стеклу прошёл тонкий треск, будто его провели ногтем.
И тут — короткая вспышка света. Всё исчезло. Ни женщины, ни стоянки, ни тумана. Он снова был в тоннеле. Машины ехали, как обычно. Навигатор показывал: Кутузовский проспект, движение свободное.
Гриша моргнул, глотнул воздух, пытаясь прийти в себя. Всё выглядело так, будто ничего не было. Только странный запах остался в салоне — лёгкий, металлический, как от озона после грозы.
Он включил радио. Голос диктора был прежним, бодрым, уверенным:
— А теперь — прогноз погоды. Сегодня пасмурно, временами дождь…
Гриша усмехнулся, выдохнул и поехал дальше.
Минут через двадцать, уже на следующем светофоре, он взглянул в зеркало заднего вида.
На заднем сиденье, в полутьме, сидела та же женщина.
Молча.
С теми же светящимися глазами.
Он не повернул головы — просто продолжал смотреть в зеркало, чувствуя, как сердце бьётся всё быстрее. Радио снова зашипело, и знакомый голос сказал:
— …а теперь — вторая часть передачи «Пока вы спали»…