
Лиза потянулась. Долгий искусственный сон нехотя выпускал ее из своих цепких объятий. Доктору Попову все-таки удалось наладить правильное чередование фаз быстрой и медленной активности мозга во время пребывания в криокапсулах. Поэтому Лиза видела сны – много снов. И сейчас один из них, яркий и реалистичный, никак не хотел ее оставить.
Герой этого сна, темноволосый и темноглазый, протягивал к ней руки, ласково смотрел на нее, звал ее…
– Лизонька…
А Лиза смеялась в ответ и играючи уворачивалась. Очень нехотя, только для вида, чтобы непременно следующим движением даться ему в руки. Полшага прочь – шаг обратно. Немного подразнить, но в конечном итоге с готовностью прыгнуть в раскрытые ей навстречу объятия.
– Лизонька…
Одно-единственное слово, словно мантра, словно заклинание неслось ей вслед, заполняя весь ее сон целиком, заполняя всю ее без остатка.
Лиза смеялась легко и непринужденно. Последний раз она смеялась так незадолго до их ссоры с Лучезаром, когда они вот точно так же играли в догонялки на своей любимой солнечной полянке, неподалеку от их маленького домика под Новосибирском.
Потом было много всего, и хорошего, и плохого, и очень плохого, но так беззаботно и счастливо Лиза больше не смеялась ни разу. Даже когда в ее глазах вспыхивала улыбка при взгляде на дочку, она была лишь тенью того беззаботного счастья.
– Лизонька…
Это слово звучало над самым ее ухом, овевая шею теплым дыханием. Лиза по-прежнему поддавалась, не торопясь убегать, но голос вдруг начал отдаляться. Мужчина был все дальше, тянул к ней свои руки, а она тянулась к нему и уже не убегала, а наоборот, рвалась обратно… Но он все равно удалялся.
Наконец, она не выдержала и закричала, прорывая немоту сновидения:
– Лучезар! Лучик!
– Лизонька…
Голос отдалялся, силуэт мужчины заволакивало дымом, словно где-то неподалеку что-то горело. Что-то едкое и вонючее, какой-то пластик. Например, пластик внутренней обивки космического корабля или орбитальной станции…
– Лучезар! – теперь это она звала его, а мужчина только открывал рот в немом крике.
Лиза надрывалась, надсаживая связки, но скоро перестала слышать и свой голос тоже. Все верно, ведь в космосе не слышно звуков… Она попыталась набрать в грудь воздуха, чтобы крикнуть в последний раз, позвать его, но не смогла сделать вдох. Вокруг не было воздуха, была лишь пустота пространства, безликая, бесчувственная, безжизненная. Она открывала рот, словно выброшенная на берег рыбина, молча задыхаясь…
– Лизонька!
Последний спасительный крик донесся до нее сквозь кошмар – и Лиза проснулась, тяжело дыша и хватая воздух широко раскрытым ртом.
Над открытой криокапсулой склонялось небритое улыбающееся лицо полковника Майка Такера.
На лице командира не было заметно ни следа тех страшных ожогов, которые оставила на нем едкая атмосфера планеты-бродяги. Даже травмированный глаз смотрел, как всегда, ясно, разве что его радужка чуть отличалась цветом от родного. Экспериментальная тринадцатая криокапсула, в которой он провел весь срок своего анабиоза, оказалась поистине чудом современной регенеративной техники.
– В чем дело, Лиззи? Плохой сон приснился? – Такер озабоченно нахмурился.
Лиза моргала, пытаясь сбросить с ресниц остатки тревожного сна. С трудом сглотнула, надеясь, что супруг не слышал, как она звала во сне другого мужчину.
– Да… сон. Где Катюша? – она попыталась сесть, но Майк предусмотрительно заставил ее лечь обратно.
– Еще спит. Попов сказал, детям требуется больше времени, чтобы выйти из анабиоза. Ты бы тоже не торопилась.
– Это верно… – девушка потерла лицо, словно пытаясь стереть с него остатки криокошмара. – Я, кажется, сама еще не до конца из него вышла.
– Это нормально, – Такер снова белозубо улыбнулся, – твоя программа только-только завершилась.
Лиза попыталась сфокусировать взгляд на лице мужа, как на спасительном островке надежности среди всех жизненных перипетий. Улыбнулась ему в ответ, коснулась рукой колючей щеки:
– Ты не побрился, мистер Такер.
Майк расплылся в довольной улыбке:
– Я торопился к тебе, миссис Такер. Я соскучился, пока мы спали по отдельности.
Никто из подчиненных никогда не видел командира таким. Всегда собранный и подтянутый, всегда гладко выбритый, с цепким взглядом холодных голубых глаз. Лиза знала мужа другим – нежным, заботливым и очень ранимым. Вот таким вот растрепанным, небритым, с мерцающей в глазах теплотой.
– Я тоже, – она ответила совершенно искренне и потянулась к нему.
Момент невесомости, и их губы соприкоснулись – легко и бережно. Без страсти и огня – просто спокойно и ласково.
Такер отстранился первым:
– Мне придется пока что тебя оставить. Доктор Попов за тобой присмотрит. А мне действительно нужно привести себя в порядок и принимать командование кораблем. Наша вахта последняя перед прибытием на Проксиму Центавра, нас всех ждет много работы.
– Да, конечно, – Лиза кивнула, облизывая губы, на которых остался вкус Такера. Чуть помолчала, словно прислушиваясь к чему-то внутри себя, и проговорила, – Люблю тебя.
Майк просиял и снова склонился над женой:
– И я тебя, родная. Как придешь в себя, поднимайся на мостик. Устроим небольшое торжество в честь завершения нашего полета, – и коротко чмокнул ее в кончик носа.
Строгим чеканным шагом командир космолета «Утренняя звезда – 2» покинул медицинский отсек.
Василий Иванович Попов, штатный врач их вахты, категорически отказался отпускать Лизавету из криоотсека без прохождения всех обязательных медицинских тестов. И даже необязательных – для перестраховки.
– Я очень ценю вашу заботу, Василий Иванович, – Лиза вяло сопротивлялась напору медика, – но я правда прекрасно себя чувствую. Лучше скажите мне, как дела у Катюши?
– С вашей дочерью все прекрасно, Лизавета Петровна, – Попов, как ни в чем не бывало, развешивал на ней датчики и вносил их показания в свой медицинский планшет. – Она проспит еще минимум неделю, а может, даже две. Я пока еще не инициировал ее пробуждения. Пусть поспит еще немного, для детского организма в ее возрасте космос – это трудное испытание.
Пыл Лизаветы разом угас, она погрустнела:
– Это верно… пусть поспит еще. Не на что тут особо смотреть.
Видя Лизино смущение, добрый доктор вздохнул, на миг отрываясь от своего занятия:
– Не переживайте вы так, Лизавета Петровна. Мы уже приближаемся к финальной точке нашего маршрута. Скоро у нас у всех с лихвой будет, на что полюбоваться.
– Не сомневаюсь, – Лиза выдавила на губы вежливую улыбку. Тут же снова посерьезнела, – И, если честно, это вызывает у меня еще больше беспокойства.
– Вот, и чтобы вы были готовы к любым неожиданностям, дайте мне нормально себя осмотреть. Вы пока что никуда не опаздываете, – Попов вернулся к диспансерному осмотру нервной пациентки. – Я тут кстати зафиксировал кое-что…
Василий Иванович замялся, подбирая слова.
– Ну, говорите же! – Лиза, еще не до конца пришедшая в себя после криосна, потерянная и напуганная своим неприятным сновидением перед пробуждением, повысила голос, но тут же осеклась и смущенно улыбнулась врачу.
– Да, вот, видите ли… – Попов тянул время, неторопливо внося в планшет показания очередного датчика, – перед самым вашим пробуждением энцефалограф зафиксировал странную мозговую активность в зоне зрительной коры. Вероятнее всего, просто сон, – доктор виновато улыбнулся.
– Да, сон, – Лиза пробормотала задумчиво. – Я видела сон перед тем, как проснуться. Яркий такой… неприятный.
– Это бывает, – Попов кивнул. – Все-таки функционирование человеческого мозга во время анабиоза изучено недостаточно. Это темный лес для науки. Да, что там, – медик показательно усмехнулся, – целые джунгли. Как говорил один мой коллега из далекого прошлого Земли, голова – это предмет темный и исследованию не подлежит.
Лиза и Василий Иванович одновременно посмеялись его неказистой шутке.
– Вы сами-то давно проснулись? – Лизавета решила сменить тему.
– Я-то? Да, – врач продолжал свои замысловатые исследования. Спохватился, – Не очень. Дней десять от силы…
– Уже целых десять дней! – Лиза искренне удивилась.
Предполагалось, что члены одной вахты будут уходить в анабиоз и просыпаться одновременно. Предыдущая бригада будет выводить из криосна своих сменщиков, а затем новая команда погрузит в сон предыдущих дежурных.
– Почему так рано? Вы что, дежурили в одиночку. Насколько я поняла, командир Такер тоже только проснулся, – в присутствии команды Лиза избегала называть мужа по имени, стараясь придерживаться официального протокола, но каждый раз ее попытки соответствовать рабочему этикету вызывали многозначительные улыбки среди членов экипажа.
Однако в этот раз Попов не улыбнулся:
– Таймер на моей криокапсуле дал сбой и разбудил меня чуть раньше, – увидев испуганное выражение на лице Лизаветы, поспешил добавить, – ну да это ничего страшного. Все равно мне больше не придется ей пользоваться.
– А как же обратная дорога? – Лиза нахмурилась.
– О, я уверен, что наш главный инженер с этим с легкостью разберется. Он же у нас гений, – Попов проговорил это с такой болезненной иронией в голосе, что Лиза поняла: он так и не простил Горскому гибель своей дочери. Хоть тот и не был в ней виноват непосредственно. Просто трагическое стечение обстоятельств…
При воспоминании о Лучезаре Лиза закусила губу. Пожалуй, она расскажет ему о своем сне. И пусть умница и красавец, гордость всего Космофлота попытается ее успокоить и убедить в том, что сон – это всего лишь сон, а не их очередное внеплановое свидание в виртуальной реальности.
Немного красоты Вам для настроения.
Вот он, умница и красавец, гордость всего Космофлота, Лучезар Горский:

А так могла бы выглядеть Ванда Сикорски на борту Любопытного

Каюта встретила Лизавету синтетической стерильностью и тишиной. Дома, на Земле, оставленное надолго жилище грустит и ждет возвращения хозяина, словно верный пес. А дождавшись, радостно скрипит рассохшимися за время его отсутствия половицами, обиженно пыхает в лицо пылью из штор и тревожно рычит застоявшимися водопроводными трубами.
Космическая каюта была в идеальном порядке, и от этого Лизе стало не по себе. Особенно учитывая, что Майк в ней еще не был. Вероятно, командир предпочел привести себя в порядок в рабочем кубрике. Он поступал так иногда, когда дежурства затягивались и плавно перетекали одно в другое. Хотя сейчас, после долгого криосна это казалось странным, но Лиза решила оставить выяснение этой странности на потом.
Она приняла «мокрый» душ и, вытирая волосы салфеткой из микрофибры, на миг застыла перед небольшим зеркалом. Вгляделась в свое отражение. Да, анабиоз сильно тормозил процессы старения организма. Катюша проснется все той же двухлетней озорницей, что легла спать пять с половиной лет назад. Но сейчас, глядя в зеркало, Лизавета вдруг почувствовала себя постаревшей за годы, проведенные в чреве звездолета. Она задумчиво теребила в руках седую прядь волос. И щетина Майка тоже пестрела ранней сединой… Что поделать, нервная работа. Космос – не место для неженок. Но ему проще, побреется, и снова молодец. А для Лизаветы, похоже, пришла пора красить волосы.
И только она взялась за тюбик с перманентным красителем, выбирая, какой оттенок лучше подойдет к ее натуральному, как по ее личному комлинку прошел вызов:
– Лизавета Петровна? Вы на связи?
Этот голос она бы не перепутала ни с одним другим в целой Вселенной, хотя так хотела разучиться его узнавать. Она услышала его даже сквозь искусственный сон, сквозь криогенную кому…
– Да, Лучезар Эдуардович, слушаю вас, – она ответила ему в тон, доброжелательно и сдержанно.
Последовала короткая пауза, практически не различимая. А может, Лизе просто показалось? Так или иначе, Горский тут же ответил ей спокойным жизнерадостным тоном:
– Первая часть нашего полета подходит к концу. Мне кажется, будет уместно как-то отметить этот непростой рубеж нашего путешествия. Мы с командиром Такером, вашим супругом, ждем вас на мостике. Поднимайтесь в рубку, я здесь приготовил кое-что любопытное…
– А почему командир Такер сам мне об этом не скажет? – голос у Лизы вдруг совершенно предательским образом охрип.
Она чуть прочистила горло, надеясь, что Горский этого не заметил. Впрочем, кого она обманывала? Горский, конечно, это заметил, но, конечно, деликатно сделал вид, что нет.
– У него сейчас очень много работы, и ему просто недосуг обзванивать всю команду и собирать всех на мостике.
– А у вас, значит, работы немного? – Лиза фыркнула.
Она-то знала, что Майк уже позвал ее на этот небольшой юбилей. Просто было не понятно, зачем Лучезар дублировал ей это приглашение. Не понятно и оттого тревожно.
Горский на том конце канала осторожно усмехнулся:
– А у меня есть мой безотказный виртуальный двойник-помощник, который всегда готов меня подменить в нужном месте.
При упоминании виртуального двойника Горского Лизавете сразу же вспомнился ее недавний сон и то, какую роль этот двойник в нем играл. Она не выдержала:
– Лучезар, у вас там все в порядке?
Инженер вздохнул и тоже переменил тон общения:
– Да, Лиза, не волнуйся. Все хорошо, Майк действительно просто занят.
– Ладно, скоро буду, – женщина бросила в комлинк и сразу отключилась, чтобы не было соблазна сказать что-нибудь еще.
Подумала и вернула перманент обратно на полку. Пожалуй, она еще немного повременит красить волосы.
На мостик Лиза шла в смятенном состоянии духа. С одной стороны, ей не терпелось увидеть весь экипаж, поговорить с живыми людьми после нескольких лет анабиозной спячки, а с другой… С другой, она боялась встречи с ними. Особенно с одним из них – после того, как он беспардонно вломился в ее сон и без лишней необходимости вышел с ней на связь вперед командира.
Она надела форменный китель гражданских пассажиров «Утренней звезды». На протяжении всей их вахты кроме Лизы и ее двухлетней дочери на борту был еще только один гражданский пассажир – девушка, которую они подобрали на поверхности планеты-бродяги. Дочь Томека Сикорски, одного из членов исследовательской экспедиции «Любопытный», чудом выжившая после того, как их звездолет потерпел крушение на самой границе Солнечной системы. Ванда была незапланированным пассажиром, и Лизе все время казалось, что ее присутствие как-то не вписывается в их полетный распорядок. Уж слишком неприспособленной оказалась эта девушка к жизни среди людей.
Форма шла Лизавете. Строгий приталенный силуэт подчеркивал узкую талию, небесно-голубой цвет оттенял ее природно-голубые глаза. Нет, Лиза не планировала сразить наповал кого-нибудь из мужской части экипажа, ей вполне было достаточно супруга, но она считала, что женщина всегда должна выглядеть так, чтобы на нее оборачивались.
И когда Лиза вошла на мостик, на нее обернулись. Первым она поймала на себе взгляд Маркова. Младший инженер сидел у самого входа прямо на полу, ковыряясь в торчащих из стены инженерных коммуникациях.
– Лучезар Эдуардович, здесь контакт закоротило, нужно перепаивать, – он на мгновение вынырнул из раскуроченной стенной панели, увидел Лизавету и расплылся в улыбке, – О, Лизавета Петровна, вы уже проснулись. Рад вас видеть.
– Я тоже рада видеть тебя, Слава, – Лиза улыбнулась в ответ.
Со стороны навигационного пульта раздался недовольный голос главного инженера:
– Нужно, так перепаяй, ты же инженер. Или вас в Академии этому больше не учат? – Горский проворчал, словно заправский дед, сетующий на младшее поколение, хотя сам выглядел едва ли не моложе Маркова.
Главный инженер склонялся над навигационной консолью через плечо Марты Керн, судового программера, почти задевая ее кителем. Молодая женщина с кокетливым румянцем на лице то и дело указывала Горскому на какие-то элементы, тыкая в экран изящно отогнутым пальцем. Впрочем, Горский, как обычно, на ее кокетство не реагировал, чем в очередной раз вызывал у Марты досаду.
– Учат-учат, – Слава, от глаз которого не укрылось, как его девушка заигрывает с другим мужчиной, недовольно проворчал в ответ, – здесь вот Лизавета Петровна пришла…
Горский тут же отвлекся от своих навигационных изысканий и перевел на Лизу теплый взгляд темно-карих глаз. Сердце Лизы пропустило удар – всего один – от досады и смущения. Впрочем, у Горского всегда был теплый ласковый взгляд – в отличие от льдистого прищура Майка. На Ванду вот он точно также смотрел. Он на всех смотрел ласково, как будто с отеческой жалостью, словно заранее прощая глупости и жестокость несмышленых детишек…
– Здравствуй, Лизавета, – он улыбнулся – вежливо и дружелюбно, приветствуя старую подругу.
– Здравствуй, Лучезар, – Лиза сдержанно кивнула в ответ.
– Лиззи, ты пришла, – на мостик, словно северный ветер, влетел Такер. – Лизавета Петровна, – командир тут же поправился, посуровев лицом. Но в следующий момент опять расслабился, – Впрочем, у нас неформальное мероприятие, так что располагайся, дорогая.
– Как я могла пропустить такое событие, – Лизавета улыбнулась мужу, старательно отводя глаза от главного инженера. В обществе Лучезара она чувствовала себя слегка неуютно, испытывая перед ним чувство вины за все то, что между ними было, и главным образом за то, чего не было. – Где все остальные?
Ответил ей Горский, старательно держа на губах спокойную вежливую улыбку. Совсем не такую, которой он покорил сердца всех женщин и девушек Космофлота, а когда-то и сердце самой Лизаветы:
– Поповы всем составом немного задержатся. Думаю, мы как раз успеем выпить стаканчик-другой яблочного нектара. Вэнди набрала яблок с карликовой яблони из нашей оранжереи и сама сделала из них сок. Представляешь, какая умница? Она очень быстро всему учится…
– Действительно, молодец, – Лиза вежливо кивнула в ответ. – А где она сама кстати?
Не успел Горский даже рта раскрыть, как на мостик влетело нечто – яркое и хохочущее, в вихре темно-рыжих волос.
– Всем привет! Я не опоздала? Сок весь уже выпили?
– Да, вот и она… – казалось, инженер слегка смутился такого фонтана эмоций, брызжущих из Ванды. Тут же улыбнулся девушке своей фирменной ослепительной улыбкой, – Как мы могли? Без тебя – твой сок.
С разбегу Ванда впечаталась в Горского, прижалась к нему всем телом и потянулась губами к его лицу. Инженер сделал попытку отвернуться и мягко отстранить девушку:
– Хм… Вэнди, я при исполнении…
Глядя на эту милую сцену, Лиза только хмыкнула и хитро покосилась на Майка. Такер не разделял ее благодушия:
– Мисс Сикорски, будьте так любезны, на корабельном мостике вести себя подобающим образом, – командир сурово нахмурил брови.
– Подумаешь… – Ванда фыркнула. – Строгий какой, – и, ошарашив всех, показала Майку язык.
Лучезар разлил яблочный нектар в шесть стаканов по числу присутствующих на мостике членов команды.
– Спасибо, – Лиза негромко поблагодарила Горского, принимая стакан из его роботизированной руки. На миг их пальцы соприкоснулись, и Лизавета недовольно поморщилась. Все напоминания о прошлом, включая протезы Лучезара и даже ласковые интонации его голоса по отношению к ней, вызывали у женщины досаду.
Яблочного сока хватило ровно на шесть порций. Лучезар поднял стакан с соком, салютуя:
– За успешное завершение нашей работы.
– Наша работа только начинается, Горский, - Майк сварливо поправил его, недовольно скривившись от этого пафосного жеста.
– Ее первой части, разумеется, – инженер сдержанно улыбнулся и пригубил напиток.
Слава с Мартой пили сок неуверенно, словно сомневались, стоит ли им вообще употреблять такое. Марте Ванда откровенно не нравилась, и, в отличие от Лизаветы, молодая программистка не считала необходимым свое отношение скрывать. А Марков в попытке удержать ускользающее внимание своей девушки, старался не перечить ей в мелочах, и потому тоже воротил от Ванды нос, показательно ее игнорируя.
А вот командир могучим глотком ополовинил свой стакан, довольно крякнул и искренне похвалил:
– Сто лет не пил свежего яблочного сока. Очень вкусно.
Лизавета нахмурилась:
– Разве? Я же в прошлом году все лето делала вам с Катюшей свежие соки. У нас же три яблони в саду росли…
– Да, действительно, – Такер озадаченно почесал затылок. – Прости, Лиззи, я просто заработался. После криосна мне вообще кажется, что Земля была в прошлой жизни…
Командир озвучил мысль, которая так или иначе посещала каждого, кто находился на борту «Утренней звезды», поэтому на пару мгновений на мостике повисла тишина.
Лиза пила свой сок маленькими глоточками и, казалось, вовсе не чувствовала вкуса. Не потому что сок был плох или она злилась на Ванду, просто ее мысли сейчас оказались очень далеко отсюда, в маленьком садике их уютного домика под Новосибирском.
– А в этом году яблок, наверное, не будет, – она протянула задумчиво, ни к кому особенно не обращаясь. – Они же плодят через год.
– «Алеся» наверняка плодоносит и в этом году тоже, – Горский проговорил ровным голосом, словно по привычке давая справку. В ответ на недоуменный взгляд Лизаветы улыбнулся, – Ну, та маленькая кривенькая яблонька, которую… – он осекся, замолчал и отвел глаза.
Лизавета только закусила губу и скованно качнула головой, спрятавшись за стаканом с соком. Кривенькую яблоньку сорта «Алеся» Лучезар подарил ей на их новоселье, когда они вдвоем переезжали в полученный от профсоюза Космофлота маленький семейный домик под Новосибирском. Тот самый, который позднее стал домом для семьи Такер. А тогда они долго оба смеялись над неказистым внешним видом деревца. Но уже на следующий год яблонька принялась так бойко и исправно плодоносить, что все смешки и шуточки относительно нее были забыты.
Допив свою порцию сока, Лиза на просвет посмотрела на опустевший стакан. Протянула:
– Ну вот, а Василию Ивановичу сока не хватило.
Горский проворчал негромко, не спеша цедя яблочный сок:
– Что ж ты все о нем так переживаешь?
Лизавета мотнула головой, обидевшись за доктора. Укоризненно покосилась на Горского:
– Василий Иванович заслужил хорошее к себе отношение. Он всегда всем искренне хочет помочь, несмотря на то, что пришлось пережить ему самому.
Инженер смутился, залпом допил остатки сока:
– Да, конечно, извини. Вэнди сделает еще. Да, Вэнди? – он повернулся к девушке, и та, тут же отреагировав на его призывный взгляд, скользнула к нему, обвив рукой его талию. Игриво толкнула Горского бедром, ущипнула за ягодицу, и рука ее уже потянулась к его паху, но Лучезар стыдливо отстранился:
– Вэнди, ну, я же просил тебя.
Девушка надула пухлые губки:
– Подумаешь, - и покосилась на Лизу, которая, пунцовая, смотрела на эти телодвижения со смесью смущения и осуждения. И, явно впечатлившись реакцией на первую свою выходку, показала язык, на сей раз Лизавете.
Такер смотрел на них, играя скулами, хоть и не ясно было, на что именно он злится больше: на фривольное поведение Ванды или на то, что его жена любезничает с бывшим женихом. Наконец, он не выдержал:
– Доктор Горский, могу я попросить вас вернуться к вашим непосредственным рабочим обязанностям? – проговорил сварливо.
– Ах, да, – Лучезар спохватился. – Я же обещал вам всем кое-что…
И отошел к главной консоли, оставив девушек наедине.
– А мы поженимся с Лучиком, – Ванда решила продолжить свой эпатаж. – Он мне обещал.
– Очень за вас рада, – Лиза проговорила подчеркнуто вежливо и растянула губы в дежурной улыбке.
– И все? – девушка показательно расстроилась. – Я-то думала, что вы нас будете поздравлять и дарить подарки.
Вздохнув, Лизавета досчитала про себя до десяти, выдохнула и проговорила, старательно спокойно произнося слова, пытаясь думать о том, что Ванда просто несчастный невоспитанный почти еще ребенок:
– Позер, – Такер проворчал негромко, сложив руки на могучей груди.
Лиза его услышала и вымученно усмехнулась. В начале прошлой вахты Горский и Такер прилюдно пожали друг другу руки, тем самым положив конец своей принципиальной вражде, но оба с тех пор не упускали случая съязвить или поддеть оппонента. Все их общение строилось на в меру злобной дружеской пикировке.
– Вам, полковник Такер, само собой, все будет понятно, – Лучезар белозубо улыбнулся, разумеется, тоже расслышав насмешку командира.
Вернувшись из-за грани жизни и смерти, Горский обзавелся не только виртуальным помощником, чьими ушами и глазами были все микрофоны и камеры космолета, но, пройдя процедуру восстановления биологического тела, также приобрел ряд технологичных протезов, которые выводили его собственные физические способности на совершенно новый уровень. И потому слух у главного инженера был исключительный.
Майк только хмыкнул, поджав губы, и промолчал, чтобы не терять лицо перед подчиненными. Горский прочистил горло:
– КИскИнГ, ты передал Поповым мое приглашение? – обратился к машинному интеллекту «Утренней звезды».
И тут же, словно эхо, из динамиков Горскому ответил его собственный голос:
– Да, доктор Горский.
– И когда их ждать? – Лучезар только дернул бровью, ничем более не выдав своего раздражения.
– Василий Иванович велел передать, что, цитирую: «Не могу доверить жизни людей в криокапсулах наблюдению бездушной машины». Конец цитаты.
– Ясно, – на губах инженера застыла пластмассовая улыбка. – Что насчет остальных?
– Лариса Николаевна просила ее извинить. У нее небольшая авария в аквариуме с ротанами, засорился фильтр. Ей необходимо заменить его в кратчайшие сроки. Курсант Кирилл уже в коридоре пятого отсека по пути на мостик.
– Ага, значит, дождемся Кирилла, и можно начинать, – Горский потер ладони друг о друга, точно пытаясь их согреть. Хотя его роботизированный протез мерзнуть не мог, как не мог и согреть живую руку. Но моторные привычки тела лежат гораздо глубже нашего сознания. От них сложно избавиться, даже понимая всю нелепость этих жестов.
– А красивые картинки будут? – Марта усмехнулась, глядя на Горского с грустинкой. Она очень хотела произвести на него впечатление, но Лучезар всегда разговаривал с ней подчеркнуто вежливо, сводя все их общение к сугубо профессиональной необходимости.
– Разумеется, – инженер кивнул, машинально поправив растрепавшиеся, не по уставу длинные волосы. Обратился к помощнику, – КискИнГ, подготовь демонстрационную презентацию.
– Сею секунду, доктор Горский, – искин отозвался немедля, и изображение мелькающих на главном обзорном экране звезд сменилось красивой заставкой – двух спиральных галактик, соединенных друг с другом шлейфом межзвездного вещества.
В этот момент в коридоре раздались торопливые шаги, и на мостик влетел запыхавшийся Кирилл Попов, младший сын Василия Ивановича и Ларисы Николаевны. Исполнительный и ответственный юноша, несмотря на свой нежный возраст. Однако сейчас он казался растрепанным и потерянным.
И это, разумеется, не укрылось от зорких глаз командира:
– Курсант Попов, вы что себе позволяете?!! Немедленно приведите себя в порядок! – Такер рявкнул на юношу так, что даже Лизавета вытянулась по стойке смирно.
А Кирилл, едва не запнувшись на бегу, принялся оправлять китель и приглаживать взлохмаченные вихры.
– Прошу прощения, полковник Такер, я торопился…
– Ах, торопился! – командир не унимался. – Доложить по форме!
– Так точно! – курсант рявкнул в ответ и уже было открыл рот, чтобы докладывать по форме, но в этот момент перед ним гибкой тенью скользнула Ванда, держа в руках еще один полный контейнер с яблочным соком.
– Хватит горло драть, – девушка кокетливо улыбнулась. – На вот, лучше попей сока. Я сама его сделала.
Тут же повернулась в сторону Такера, уже готового разразиться гневной тирадой в адрес ее несвоевременного вмешательства в отношения начальства и подчиненных:
– Командир Такер, вам, может, тоже добавки? – и захлопала густыми ресницами так невинно-вызывающе, что Такер осекся и покраснел.
Лизавета только хмыкнула про себя. Ванда обладала невероятным женским чутьем и обаянием, хоть ее никто никогда этому не учил. Самой Лизавете до такого мастерства было, как до Проксимы Центавра…
Чтобы как-то сгладить неловкую паузу, Лиза шагнула к мужу, сдержанно коснулась его локтя:
– В самом деле, дорогой. Не ругай мальчика, у нас же сегодня вроде как маленький праздник.
– Он не мальчик, а курсант Космофлота и мой непосредственный подчиненный. И должен выглядеть соответственно, – Майк проворчал недовольно, дернулся было из рук жены, но передумал. Вздохнул:
– Ладно. Ванда, давай свою добавку. Сок действительно удался на славу.
Ванда обменялась с Лизаветой торжествующим взглядом и наполнила стакан командира до краев.
– Угощайтесь, – кокетливо улыбнулась Майку, а Лиза только крепче сжала локоть мужа.
– Ну, раз мы больше никого не ждем… – Горский снова прочистил горло, привлекая внимание к себе.
Голос у него был приятный. Мягкий тембр и хорошо поставленная дикция делали его хорошим оратором… особенно для женской половины аудитории.
Шесть пар глаз дружно обратились к говорившему. Даже Такер не смог противиться притягательности этого голоса: он вынуждал к вниманию, буквально заставляя слушать себя. Хотя Горский, как и предупреждал, начал говорить о достаточно скучных вещах.
– Как вы все, должно быть, знаете, что вся материя вокруг нас, да и не только материя, состоит из элементарных частиц, – Лучезар обвел слушателей цепким взглядом, и Лизавете показалось, что он чуть дольше необходимого задержался на ней, но… наверно, просто показалось. После пяти лет анабиоза в космосе еще и не то покажется.
Ванда обреченно вздохнула, пробормотала себе под нос чуть слышно:
– Именно об этом я мечтала, когда он звал меня на праздник. О лекции по элементарным частицам.
– Тихо ты! – Лиза шикнула на девушку и снова перевела взгляд на Горского. И против желания отметила, что смотрится он и вправду великолепно – статный, уверенный в себе, интеллектуальный… Вздохнула и чуть крепче прижалась к Майку, которого по-прежнему держала за локоть.
– …Я не собираюсь сейчас читать вам лекцию по теории элементарных частиц… – в ответ на эти слова Слава, Марта и Ванда так дружно с облегчением выдохнули, что Лиза не смогла сдержать улыбку. – Я расскажу лишь об одном конкретном явлении из этой теории, а именно о квантовой запутанности. Все вы, наверняка, слышали о ней…
На секунду Горский замолчал, переводя дыхание. Лиза покосилась на Марту, потом на Славу – у обоих был вид студентов на экзамене, только что впервые услышавших название предмета, который им предстояло сдавать. Сама Лиза не сильна была в физике и уж тем более, в такой сложной узкоспециализированной области, как теория частиц. Лицо Майка приняло каменное выражение, он очень старался держать достойную мину, и Лизавета только догадывалась, насколько далек он был от понимания темы лекции.
А вот Ванда, в отличие от всех остальных, выглядела просто заскучавшей. Она поднялась на возвышение мостика и без стеснения плюхнулась прямо в командирское кресло. Глядя на это, Такер скрипнул зубами, и уже набрал в грудь воздуха, собираясь одернуть ее, но Лиза так красноречиво сжала его локоть, что полковник осекся. Поджал губы, поиграл скулами, глубоко вздохнул… и промолчал.
Изображение на главном экране ожило. Галактики принялись вращаться, обмениваясь веществом и постепенно удаляясь друг от друга.
Горский продолжал вещать:
– Время от времени во Вселенной рождается пара таких элементарных частиц, которые велением природы оказываются очень тесно связаны друг с другом, «запутаны» по-другому. Какие бы расстояния их не разделяли: световые годы, миллионы световых лет – когда что-то происходит с одной частицей, например, меняется ее спин, с другой мгновенно происходит то же самое. Это происходит настолько быстро, что наш давний абсолютный рекордсмен по скорости, световая волна, – инженер дернул уголком губы, изображая улыбку, но сразу же стал серьезен, – уступает пальму первенства и нервно курит в сторонке. Еще Эйнштейн называл это явление «ужасным», потому что в то время его природу было трудно не то, что понять, но даже осознать. Впрочем, мы и сейчас не сильно далеко ушли в этом вопросе…
Ванда развалилась в кресле, запрокинув голову на спинку, приоткрыв рот и издав характерный храпящий звук. Лучезар осуждающе посмотрел на нее, прищурился:
– Я уже заканчиваю, можешь просыпаться.
Девушка встрепенулась, покосилась на Такера – тот сверкнул на нее глазами. Ванда выпрямилась, однако же вставать с командирского места не торопилась.
Между тем, пара галактик на экране переместилась к его краям, и перемычка между ними лопнула: теперь спиральки вращались каждая сама по себе на удалении друг от друга.
– Небольшое лирическое отступление, – инженер обвел глазами присутствующих, и вновь Лизавете показалось, что он задержался на ней дольше положенного. – Вы только представьте себе, что в мире существует некая гипотетическая пара объектов, которые настолько близки друг другу, настолько даже не две половинки одного целого, а одно целое и есть, что, несмотря на все парсеки расстояний, которые могут их разделять, любое состояние одного из этой пары сразу же передается другому. Я вам больше того скажу, не только расстояние не является преградой для реализации спутанности, но даже время. Вот бы у людей было так…
Горский усмехнулся и замолк. Одна из галактик на экране вдруг прекратила свое вращение, а следом за ней прекратила вращение вторая галактика. Потом первая принялась вращаться в обратную сторону, и вторая – тоже сменила направление движения. Первая галактика начала мерцать, испуская во все стороны струи вещества, и вторая галактика – копировала те же самые действия, один в один. Но никто не смотрел на красивые картинки, все смотрели на оратора, не понимая, для чего он рассказал им про эту запутанную во всех отношениях физическую теорию, и ожидая пояснений.
– Кстати на экране изображены не галактики, а элементарные частицы, – он пояснил, но не совсем то, что ожидала услышать аудитория. – Любопытное сходство, вы не находите?
Слушатели переглянулись друг с другом, сохраняя вежливое молчание. В наступившей тишине отчетливо громко прозвучал глоток – и все резко обернулись на звук. Решив, что внимание всех приковано к лектору, Кирилл потихоньку налил себе еще немного яблочного сока и теперь, красный, словно редиска, допивал его остатки.
У главного инженера не было своего кабинета. Работать он мог везде, где было необходимо его присутствие: в реакторном отсеке, в отделении квантовых ячей машинного мозга, в каком-нибудь проходном коридоре, где требовалось починить оборванные коммуникации, даже в оранжерее, в которой засбоил климат-контроль. И сейчас, принимая членов экипажа для сеансов связи с Землей, Горский занял командирский кабинет рядом с рубкой.
Это было тесное помещение со спартанской обстановкой – Такер не любил излишеств, считая, что они отвлекают от работы. Небольшой стол, пара жестких прикрученных к полу стульев, ниши для мнемокристалов и микропленок и фикус в горшке, который Такер героически спас с планеты-бродяги, – вот и весь интерьер командирской каюты.
Единственным украшением кабинета был огромный, во всю стену, обзорный иллюминатор, но сейчас за бронированным стеклопластиком почти ничего нельзя было рассмотреть, только неясные черточки на фоне чернильной пустоты – корабль двигался слишком быстро.
Перед Горским на столе, заваленном ворохом бумажных черновиков с расчетами и россыпью деталек непонятного назначения, стоял компактный прибор, похожий на автоматическую кофемашину. Совершенно будничного затрапезного вида агрегат, он не искрился переливами силовых полей, не мигал вспышками нано-сигналов, только тихонько жужжал, словно самый обыкновений зуммер. Правда, в отличие от зуммера, прибор Горского мог передать информацию на другой конец галактики.
Лизавета вежливо постучала. На двери кабинета Такера не было предусмотрено звонка. Все те, кому требовалось внимание командира во время его вахты, могли войти к нему без предупреждения. Но женщина совестилась просто так вламываться к мужу, когда он был при исполнении. Тем более, сейчас на месте Такера был Горский. Лиза до последнего оттягивала этот визит, ей очень не хотелось разговаривать с Лучезаром наедине, но и упустить возможность отправить весточку родителям она тоже не могла.
Прямо с порога ее встретил жизнерадостный голос Горского:
– Ты последняя. Я уж думал, сегодня не придешь.
– Я ходила проверить, как там Катюша в криокапсуле, – Лиза стушевалась, пытаясь придумать веское объяснение своей задержке.
Избегая смотреть на мужчину, принялась разглядывать звезды в обзорном экране за его спиной.
– И как она там? – Горский ответил ей в тон.
– Спит, – Лиза вздохнула, болезненно нахмурилась. – Маленький ангелочек. Ребенку не место в космосе.
Инженер хмыкнул, и чтобы отвлечь Лизу от грустных мыслей, перевел тему:
– Уже даже Василий Иванович у меня побывал. Он, конечно, картинно поджимал губы, оправдывался рабочей необходимостью и объяснял, как сильно ему повезло, что все его близкие оказались на корабле рядом с ним. Но записку Михаилу Петровичу все-таки черканул.
– Это же наш завлаб клинических испытаний? – Лиза немного расслабилась, веселый будничный тон Лучезара настраивал на легкое общение. – Он разве все еще работает?
– Насколько я знаю, ему еще три года до пенсии, но содержание записки было совершенно не рабочее, – Горский хмыкнул. – Они уже лет двадцать приятельствуют с Василием Ивановичем и ездят по выходным на рыбалку. Ездили, то есть, – лоб Горского прочертили две жесткие скорбные складочки, но он сразу же расслабился и снова улыбнулся. – Кому будешь писать?
– Родителям, если ты не против, – Лиза попыталась улыбнуться, но улыбка получилась вымученной. – У нас с ними не самые простые отношения, они изначально были против и Космофлота, и тебя… – женщина осеклась. Закончила со вздохом, – И Майка.
– Нет, конечно, пиши, кому считаешь нужным, – Горский, как ни в чем не бывало, пододвинул Лизавете чистый листок бумаги и химический карандаш. – Только уж прости, мне придется твою записку прочесть, чтобы перекодировать ее в квантовый сигнал. Вернее, прочтет ее КискИнГ, но все, что знает КИскИнГ, знаю и я, ты же понимаешь, - мужчина безоружно развел руками, и Лиза снова вздохнула:
– Да, разумеется. Я не собираюсь писать ничего секретного, – рука Лизаветы замерла над листком.
Лучезар терпеливо ждал, когда она решится.
– Ты так поэтично сегодня рассказывал про квантовую запутанность, – женщина тянула время, пытаясь собраться с мыслями.
– Я много размышлял над этим, – инженер вертел в руках маленький карандашик и время от времени чирикал им что-то на клочке бумаги то левой, то правой рукой. – Ведь помимо фундаментального понимания структуры материи, помимо прикладной пользы, это явление несет в себе глубочайший философский смысл, ты не находишь?
Лиза слушала Горского в пол уха, занятая своей личной запутанностью. Что она могла сказать старикам-родителям, находясь от них на расстоянии в несколько парсек? Попросить прощения, что забрала их двухлетнюю внучку в путешествие, из которого она может никогда не вернуться? А если вернется, то станет уже совершенно другим человечком. Что их непутевая дочь всю жизнь разрывалась между желанием быть полезной обществу и любить семью. Между службой в Космофлоте и любимым мужчиной. А потом между мужем и любовником. И даже теперь, посреди чуждого пустого пространства, она никак не найдет себя. И, главное, как было уместить это послание всего в пару фраз?
«У нас все хорошо. Катюше очень нравится на корабле, условия на борту прекрасные. Майк много работает. Люблю вас, ждите нас», – карандаш на бумаге вывел совсем не то, что вертелось у Лизы в голове.
От чуткого Горского не укрылось это несоответствие:
– Мне почему-то кажется, что ты хотела написать что-то другое.
– Ну, почему же? В самый раз, послание родителям через всю галактику, – Лиза торопливо сложила записочку и протянула ее инженеру. – А ты кому написал?
– Никому, – Горский принял записку, но не стал ее разворачивать, зажав в пальцах живой руки. – Мне некому писать, на Земле у меня никого не осталось.
– Как грустно, – Лиза наконец-то осмелилась посмотреть на собеседника, но он не глядел на нее. Взгляд его блуждал по каюте.
– Напротив. Мне не по кому тосковать. Все, что мне нужно, находится здесь, на борту «Утренней звезды».
Неожиданно он перевел взгляд на Лизу, и она не успела отвернуться. Вздрогнула и покраснела, но отворачиваться теперь было глупо, и она усилием воля заставила себя смотреть в лицо Лучезара. Впрочем, он выглядел совершенно спокойным, только на губах блуждала слабая дежурная улыбка.
И тогда Лиза решила задать вопрос, который мучил ее с самого пробуждения:
– Скажи, Лучезар, ты снова приходил ко мне через виртуальную реальность?
И без того тусклая улыбка Горского разом погасла, взгляд остановился:
– О чем ты, Лизавета?
Лиза понимала, что может ошибаться, но решила играть ва-банк:
– Я видела тебя в криосне, перед самым выходом из анабиоза. Это было так… реалистично и живо, совсем как раньше, когда мы…
– Мы занимались любовью в твоем сне? – Горский невесело усмехнулся, а Лиза вспыхнула. Покачала головой:
– Нет. Это был… плохой сон, тревожный. Что-то было не так. И я подумала…
– Что я решил попугать тебя во сне в отместку за то, что ты выбрала Майка, а не меня? – Лучезар улыбнулся, но улыбка была горькая.
Лизавета молча покачала головой, понимая, что это звучит глупо.
– Я думал, ты лучшего обо мне мнения, – Горский вздохнул. Поднялся со стула и развернулся лицом к обзорному иллюминатору. – Зачем?
– Я не… думала ничего плохого, просто… – Лизавета пыталась облечь в слова свои сомнения, – Василий Иванович засек активность зрительной коры перед пробуждением.
– Все верно, это и был сон, – Горский пожал плечами, не поворачиваясь от иллюминатора.
Лизавета не выдержала, поднялась со своего стула и тоже встала рядом с ним, глядя в мельтешащее росчерками света пространство.
– Мозговая активность во время криосна еще очень слабо изучена, очаги возбуждения вспыхивают в коре здесь и там без какой-либо системы. Глупость такая, – Лучезар принялся немного сбивчиво объяснять, но Лизавета его не слушала, она вспоминала свой сон. Он не был глупым. Пугающим – да. И до зубной боли реалистичным.
– Надеюсь, что ты прав, – женщина вымученно улыбнулась. – Только моих дурных предчувствий нам и не хватало в космосе, за несколько световых лет от дома.
– Это был просто сон. Но ты все равно понаблюдайся у Василия Ивановича, возможно, у тебя парадоксальная нейрогенная реакция на анабиоз или начальная стадия синдрома Никольского-Дорна, – Горский озабоченно нахмурился. – Или хочешь, мы с КискИнГом тебя посмотрим?..
– Не надо КИскИнГа! – Лиза ответила поспешно, вскинув перед собой руки, словно защищаясь. Увидев настороженность в глазах собеседника, поспешила оправдаться, – Ты же знаешь, что я не люблю все эти интеллектуальные машинные приблуды. Чем их меньше в моей жизни, тем мне спокойнее.
– Да, разумеется, я понимаю, – Горский кивнул.
– Сегодня отправишь письма? – Лизавета кивнула на клочок бумаги, который мужчина все так и держал в пальцах.
– Да, прямо сейчас займусь, – он поднес к глазам сложенную записку, словно пытался просветить ее содержимое сканерами глаз.
– Не поздновато ли? – Лиза хотела проявить заботу, но прозвучало достаточно резко.
Горский улыбнулся:
– Ничего страшного. Здесь не так уж много работы, тем более что Кискинг сделает бОльшую ее часть. Всего-то семь коротких сообщений.
– Кто еще не писал, кроме тебя? – Лиза чувствовала себя глупо. Она хотела закончить разговор как можно быстрее, но вместо этого он затягивался.
– Ванда. У нее ведь тоже никого на Земле не осталось. Все близкие родственники погибли на борту «Любопытного». Бедная девочка… – инженер вернулся к столу и принялся левой рукой торопливо писать что-то на одном из многочисленных валявшихся там клочков бумаги.
– Вы действительно собираетесь пожениться? – неожиданно для самой себя Лиза задала этот вопрос и прикусила губу от досады.
– С чего ты взяла? – Лучезар даже перестал писать, посмотрев на нее с искренним изумлением.
Лиза скованно двинула плечом:
– Она мне так сказала. Ладно… От меня же больше ничего не требуется? – она вопросительно вскинула брови и, дождавшись, когда Лучезар отрицательно качнет головой, заторопилась на выход. – Хотела сегодня еще сходить проверить оранжерею до отбоя. Увидимся.
В оранжерею Лиза не пошла. Хоть обычно работа с растениями ее успокаивала, сейчас привычные земные дела казались пошлыми и несвоевременными.
Майк уже был в их каюте, и, судя по крепкому запаху хвойного мыла, облаком овеявшему Лизавету прямо с порога, он намылся до скрипа и имел на этот вечер весьма определенные планы. Лизавета искренне улыбнулась. После случившегося с Майком несчастья на поверхности планеты-бродяги их отношения стремительно наладились, и даже появилась столь долгожданная гармония в постели.
Каютка, хоть и считалась семейной, была крохотной, и спрятаться в ней друг от друга было немыслимо, разве что разойтись по разным спальням, задраившись переборками. Что, собственно, Лизавета с Майком и делали раньше. Сейчас же Лиза вернулась на супружеское ложе под бок к мужу. Катюша первое время протестовала, не желая засыпать одна, но чуткое детское сердечко быстро уловило перемену, произошедшую в отношениях мамы и папы, и она перестала бунтовать. И честно оставалась одна, давая родителям возможность побыть вдвоем.
Услышав тихий шелест отъехавшей в сторону входной двери, Майк выскользнул из санитарной комнаты, завернутый в белоснежное казенное полотенце, с влажными после «мокрого» душа волосами:
– Вернулась? Ты быстро. Я думал, вы дольше провозитесь, – командир чмокнул жену в губы, дежурно и деловито.
– Да, что там возиться? Отдала записку и ушла, – женщина пожала плечами, с неудовольствием перебирая в памяти состоявшийся между ней и Лучезаром неказистый разговор.
От цепкого взгляда командира не укрылось смурное выражение лица Лизаветы. Однако спрашивать он ничего не стал, просто привлек ее к себе, прижав прямо к мокрой еще груди:
– Ну, иди ко мне, маленькая. Устала?
– Да, еще не до конца пришла в себя после анабиоза, – Лизавета соврала, не моргнув глазом, и с наслаждением уткнулась лицом в грудь Майка, пахнувшую хвойным мылом. Такую крепкую и надежную грудь, которой Майк не раз, не задумываясь, прикрывал любимую от любой опасности – космической или житейской.
– Ты стала такой ласковой, – Такер тихонько коснулся губами волос супруги. – Родителям написала?
Она кивнула:
– Да, написала, что у нас все хорошо. Но… это ведь правда? – она отстранилась и вопросительно посмотрела в глаза мужа, словно сомневаясь в своих словах.
– Конечно, правда, – Майк улыбнулся. – Все хорошо, все системы работают в штатном режиме. Скоро начнем торможение, как только команда полностью восстановится после криосна. Мы будем тормозить почти всю нашу смену, ты представляешь себе это? – Такер деланно изумился.
– Катюша еще спит… – голова Лизаветы была занята другими вещами, далекими от космических расстояний.
Она обняла мужа за спину. Влажное полотенце, развязавшись, соскользнуло с его крепкой фигуры, но пристыдить командира было некому – они были в каюте только вдвоем с супругой.
– Пусть поспит еще немного, – казалось, Такер даже не заметил упавшего полотенца. – Начнем торможение, возможны перегрузки. Ей лучше переждать их в анабиозной капсуле.
– Да, конечно, – женщина кивнула. – Просто я очень по ней соскучилась.
– И я тоже, – мужчина погладил женщину по голове, заглянул в глаза. – Вы обе у меня такие умницы, настоящие космические путешественницы.
Лиза усмехнулась этому грубоватому комплименту:
– Скажешь тоже… – отстранилась, оценивающе оглядев фигуру мужа. Несмотря на зрелый возраст, Такер держал себя в великолепной форме. В нем не было уже юношеской стройности, зато была сила и основательность, которые приходят с опытом. – Может… мне, как закаленной космической волчице, сделать космическому волку ласковый массаж?
Она лукаво приподняла бровь, и Майк тут же расплылся в довольной масляной улыбке:
– Можно.
– А может… не только массаж, – входя в роль, Лиза принялась медленно расстегивать небесно голубой китель, который так хорошо шел к ее васильковым глазам.
– Можно не только массаж, – Такер сглотнул, жадно следя за действиями супруги.
– Ну, иди тогда, ложись, – Лиза кивнула на приоткрытую дверь в спальню. – А я забегу в душ и – сразу к тебе.
Следующее утро началось для Такера в спортзале. После нескольких лет, проведенных в анабиозе, тело требовало активности. А лучшая активность для мужчины, как известно, – это драка. После секса, разумеется.
– Натягивай трико, умник, и через десять минут жду тебя на татами, – как всегда, категоричный Такер коротко выдал Горскому инструкции и отключил комлинк.
И инженер со вздохом был вынужден подчиниться. Ему не нравилась эта идея. Не потому, что он боялся получить от Такера по лицу, хотя вероятность этого была отнюдь не нулевой: командир не просто так имел репутацию первоклассного бойца. Просто насилие претило ему как таковое. Лучезар предпочел бы пробежку по периметру корабля. Можно даже за компанию с Такером, если тому так не терпелось потешить свое мужское самолюбие и продемонстрировать физическое превосходство над бывшим соперником. Впрочем, превосходство это было далеко не абсолютным. Но Лучезар предпочитал лишний раз не акцентировать внимание на своей кибернетической части тела.
И вот теперь они замерли друг против друга на бойцовском коврике. Такер, мощный и кряжистый. Обтягивающий спортивный костюм подчеркивал каждый изгиб его могучего тела. Он играл мускулами, то ли разогреваясь, то ли показывая Горскому свою физическую кондицию.
Главный инженер, напротив, по сравнению с командиром казался легким и стройным, хотя назвать его хлипким точно было нельзя. Скинув в регенеративной капсуле десяток лет, Лучезар стал похож на крепкого юношу. И хоть тело его стало тоньше и слабее, но зазубренные в Академии Космофлота моторные навыки самообороны при этом никуда не делись. А вдобавок в его распоряжении были совершеннейшие кибернетические протезы почти половины туловища и база знаний облачного хранилища Земли по любому виду единоборств.
Вот только ни одна теоретическая подготовка не может сравниться с практическим опытом ее применения. И Горский прекрасно это понимал. Поэтому теперь смотрел на командира исподлобья, предчувствуя не самые приятные полчаса своей жизни.
– Не кисни, Горский. Обещаю не сильно попортить твою смазливую мордашку, – Такер растянул губы в хищной ухмылке и похрустел кулаками.
Лучезар в ответ только сокрушенно вздохнул и принял боевую стойку.
– Нападай, даю тебе фору, – командир поднял перед собой руки в защитном блоке.
Инженер только хмыкнул про себя:
– Кажется, вы забыли, командир, чем закончился наш последний поединок? – он снисходительно приподнял бровь, намекая на то, как Такер корчился на полу от боли в паху.
Видимо, Такер тоже это вспомнил, потому что глухо зарычал и атаковал первым, нанеся рубящий удар ребром ладони сверху, целясь в незащищенную шею Горского.
Рефлексы оказались быстрее сознания. И прежде, чем Лучезар осмыслил грозящую ему опасность, тело уже увернулось из-под удара. Ладонь Майка со свистом вспорола воздух, а сам он шагнул вперед, едва успев перенести тяжесть тела, и был вынужден на короткое мгновение повернуться к сопернику спиной.
На сей раз, Горский успел проанализировать и рассчитать свой ответный удар, и от подошвы его ботинка командирский зад спасла только молниеносная реакция его обладателя. Такер развернулся, приняв удар предплечьем. Скривился от боли – кибернетический протез Горского весил гораздо больше обычной человеческой ноги и был значительно тверже нее. А в следующую секунду он уже схватил противника за лодыжку и что есть силы рванул на себя, выбивая опору у того из-под ног. Горский крепко приложился лопатками о татами.
– Ты зря отказался права первого удара, я же от чистого сердца, – Такер хмыкнул с победным видом и подал поверженному сопернику руку, помогая подняться.
Лучезар недовольно поморщился, но помощь принял, и двое мужчин снова замерли друг перед другом. Командир медленно двигался по кругу, намереваясь обойти соперника если не сзади, то хотя бы сбоку, но Горский отслеживал его обманчиво ленивое перемещение и также медленно поворачивался четко вслед за ним.
Вот, в глазах командира сверкнул лукавый огонек, и он как будто бы расслабился. Выдохнул, опустил руки и чуть ссутулил плечи. Горский, решив, что это удачный момент для атаки, тут же сделал выпад, намереваясь пробить в открывшееся солнечное сплетение командира. Он великодушно не стал бить протезированной рукой, понимая, что удар протезом может надолго вывести из строя командира «Утренней звезды», чего в его планах, разумеется, не было. Разве что немного сбить спесь с заносчивого Такера.
Однако когда четко выверенный и идеально просчитанный удар Горского должен был достичь цели, Такера в том месте, где он только что стоял, уже не было. Легко, словно танцор балета, а не крепыш весом больше центнера, он отскочил в сторону, и рука Горского ударила воздух. А в следующее мгновение Майк сделал короткую подсечку, и Горский снова оказался на полу.
Удар о татами вышиб воздух из легких. Лучезар шумно коротко выдохнул, покосился на командира исподлобья:
– Хорошая из меня получила боксерская груша?
– Так себе. Вертлявая слишком, – Майк усмехнулся и снова подал упавшему сопернику руку.
Горский с кряхтением встал.
– Ты что скрипишь, как несмазанная телега? Тебе сейчас на вид лет двадцать! – Такер с удивлением вскинул брови.
– Это вообще ничего не значит, – Лучезар вытер пот со лба, шмыгнул носом, снова принимая боевую стойку. – Я себя ощущаю вполне на свой реальный возраст. А может, даже старше, – он вздохнул, отвел взгляд в дальний угол спортзала, словно бы вдруг увидел там что-то важное, и… снова пропустил удар Такера.
А вот у Лизаветы утро началось в оранжерее. Она с трудом поборола желание снова пойти в криоотсек, чтобы проверить спящую дочку. Но, во-первых, она прекрасно понимала, что ее беспокойство за ребенка уже перерастает в паранойю, и хотела взять этот процесс под контроль. А во-вторых… Во-вторых, она просто не хотела сейчас разговаривать с Василием Ивановичем. Его показательный отказ от вежливого приглашения Лучезара на дегустацию яблочного сока весьма красноречиво говорил об его отношении и к самому инженеру, и к его виртуальному детищу. И Лиза боялась, что может сказать доброму доктору что-нибудь лишнее. Или это лишнее от него услышать…
Однако провидению было угодно, чтобы Лиза все-таки это услышала.
Переступив порог оранжереи, Лизавета с удовольствием вдохнула живой запах настоящих растений. Да, это не были земные деревья и кусты, вся растительность была специально выведена для внепланетных посадок под куполами станций или в зимних садах космических кораблей. Сине-зеленая листва таких растений давала почти на десять процентов больше кислорода по сравнению с земными аналогами. Вдобавок эти растения были крайне неприхотливы и устойчивы к перепадам температуры и влажности. Но пахли они все равно, как живые, никакая синтетика и ароматизаторы с ними сравниться не могли…
При себе у женщины был ее привычный рабочий ящичек, в котором она хранила все нужные садовые инструменты. Легко зажав его под мышкой, она направилась в огородную часть оранжереи, намереваясь облагородить грядки, которые должны были остаться с предыдущей вахты. А быть может, добавить к ним что-то свое.
Но звуки голосов, доносящихся из-за зарослей бордюрного кустарника, заставили ее остановиться и прислушаться.
– Васенька, ты что такое говоришь? – до Лизиного слуха донесся взволнованный голос Ларисы Поповой, штатного корабельного космобиолога.
Женщина стояла на коленках возле грядки с морковкой и, судя по кучке выдернутых былинок, перед этим занималась ее прореживанием. Как раз тем занятием, за которым она застукала Лизу с Катей в предыдущую вахту, и за которое им обеим едва не прилетело от командира.
– Побойся Бога, Васенька, – космобиолог продолжала причитать, обращаясь очевидно к Василию Ивановичу, бортовому медику, скрытому от Лизаветы пышным сине-зеленым кустом.
– Нету Бога, Ларочка, нету, – врач отвечал жене с горечью. – Мы поднялись уже так высоко в небо, и с каждой минутой поднимаемся все выше и выше, а Бога так и не встретили. Уму непостижимо! Этот… высокомерный пижон даже не дал себе труда связаться со мной лично, направил ко мне это свое виртуальное чудовище. Хотя еще не известно, кто из них большее чудовище…
– Ну, зачем же ты так? Если бы не Лучезар Эдуардович, Ванда так и осталась бы на планете-бродяге – мы просто пролетели бы мимо. Несчастный ребенок…
– Не говори мне про Ванду! – доктор повысил голос, и Лизавета непроизвольно отшатнулась дальше в кусты, изо всех сил надеясь, что ее присутствие не было обнаружено. – Вскружил голову несчастной девочке. Она же с него глаз не сводит, в рот ему смотрит! И ведь она же ровесница нашей Катеньки. Ты помнишь? Катюше тогда едва исполнилось двадцать два, когда… – голос врача прервался, он судорожно перевел дыхание. Продолжил чуть спокойнее, – Ты же ведь помнишь, как Катенька по нему тогда вздыхала? За ним на ту проклятую станцию полетела! А он от нее нос воротил, даже не смотрел в ее сторону. Все Лизавете Солнцевой мозги пудрил. И если бы не полковник Такер, быть бы Лизе сейчас там же, где наша Катенька.
– Ох, Вася, зачем же ты так говоришь? – Лариса так и стояла на коленях, опустив голову, как будто каялась перед кем-то.
Лиза остановилась. Кровь бросилась к голове. Горячая обида поднялась к самому горлу, готовясь прорваться словами. Она что есть силы стиснула зубы – единственным ее желанием сейчас было выйти к Василию Ивановичу и вступиться за Лучезара. Он же герой… Он спас целый город ценой собственной жизни…
Лизавета сжала кулачки, сердце тяжело ухало, словно пытаясь пробить дыру в груди и выскочить на палубу. На миг она представила, как это будет выглядеть, если ее живое сердце сейчас вдруг проломит грудную клетку и поскачет по пластилиту оранжереи, разбрызгивая вокруг себя кровь и окрашивая сине-зеленую траву в тяжелый красный цвет.
Ей стало жутко.
– Герой, говоришь?
Лиза вздрогнула, в испуге зажав себе рот рукой, хотя она не проронила ни звука.
– Ты называешь его героем, Ларочка? Все называют его героем. Доктор Лучезар Горский героически отдал свою жизнь, чтобы не дать аварийной станции упасть на Землю. Да, герой… Спас целый город ценой собственной жизни. Вот только сейчас он, как ни в чем не бывало, скачет по кораблю на своих двоих, пьет яблочный сок и спит с молодой девчонкой. Еще и выглядит, как двадцатилетний мальчишка. Словно и не было ничего того. Где же тут героизм? А от станции ни одного целого кусочка не осталось, ни единой переборки. И вся информация о случившемся только со слов спасательной команды да уцелевших записей самого Горского. И, главное, больше ни одного выжившего свидетеля трагедии… Скажи мне честно, Ларочка, у тебя ни разу не возникали вопросы, как такое могло произойти?
Повисло молчание.
– Молчишь? Потому что знаешь, что я прав.
– Но это же не выход… Так тоже нельзя… – Лариса проговорила чуть слышно, так что Лиза едва смогла разобрать ее слова.
Потом Лизавета отправилась в столовую, хотя есть ей не хотелось совершенно. Но Такер очень рьяно следил за соблюдением командой распорядка дня, а лишний раз расстраивать мужа ей не хотелось. Особенно учитывая, что она только что услышала в оранжерее. Поводов для расстройства у него наверняка еще будет предостаточно и без нее.
В столовой был занят только один столик. Марта и Слава, по своему обыкновению, завтракали вместе, и сегодня к ним присоединился еще Кирилл Попов. Слава пытался быть остроумным, Марта слушала его вполуха, Кирилл вежливо не поднимал головы от своей порции овсянки. Марков шутил, сам же смеялся своим шуткам, но наградой ему были только досадливые вздохи и подведенные глаза его пассии.
Еще с порога Лиза заметила полный отчаяния взгляд юного инженера, которым он встретил ее появление, и поторопилась прийти к нему на помощь.
– Привет, молодежь, – Лизавета делано улыбнулась и опустилась на свободный стул. – Чем сегодня кормят?
– Овсянка, сэр! – Слава снова попытался пошутить, но под уничижающим взглядом Марты прикусил язык.
– Пойду я, пожалуй, – девушка бросила недовольный взгляд на Лизавету, доскребла остатки своей каши и поднялась из-за стола. – И ты бы тоже поторопился, Лучезару Эдуардовичу понадобится твоя помощь. Сегодня будет трудная смена.
– А что будет сегодня? – Лиза насторожилась.
– Начинаем торможение, – программер раздраженно дернула плечом и, забрав свой опустевший поднос из-под завтрака, поспешила уйти.
– Лучезару Эдуардовичу понадобится твоя помощь, – Марков передразнил Марту и скривился. – Лучезар Эдуардович то, Лучезар Эдуардович это… Зачем ему вообще моя помощь, если у него есть Кискинг?
– Тоже недолюбливаешь Кискинга? Или… – Лиза невесело усмехнулась, – Лучезара Эдуардовича?
– Нет, что вы! Это уникальная в своем роде программа, а Лучезар Эдуардович – гений, он создал шедевр. Скорее… меня расстраивает отношение к нему Марты.
– К нему – это к Кискингу или к Лучезару Эдуардовичу? – усмешка Лизы стала совсем кислой.
Слава кивнул со вздохом:
– К обоим.
– Понятно, – Лиза вздохнула, наложила себе каши, и они продолжили трапезу в молчании.
Кирилл искоса поглядывал на Лизавету, но заговорить не решался. То ли стеснялся взрослой женщины, которая годилась ему почти в матери, то ли ему попросту не о чем с ней было разговаривать. Слава был погружен в свои невеселые размышления, Лизавета – в свои.
Гнетущую тишину столовой вдруг нарушило негромкое низкое гудение. Слава замер с ложкой возле рта, Лиза вопросительно покосилась на него. Гудение усиливалось. Оно стало громче и дополнилось тяжелой нутряной вибрацией палубы.
– Слава, что это? Мы начали торможение? – Лизавете почему-то стало страшно, хотя Майк уверял ее, что все идет в штатном режиме, и они со дня на день должны были начать тормозить.
– Похоже на то, – Марков проворчал, поспешно закидывая в рот остатки каши, – но я все-таки надеялся, что они дождутся хотя бы начала смены, если уж не моего появления.
Младший инженер небрежно покидал посуду на поднос, вскочил на ноги, намереваясь бежать на мостик, но в этот момент палуба под его ногами содрогнулась, словно проснувшийся дикий дверь, стряхивающий со спины нападавшие на него сухие листья. Послышался звон сыплющейся посуды, Марков полетел на пол, Лизавета едва успела вцепиться в столик, ножки которого не зря были прикручены к полу.
На мгновение все стихло.
– Вот, черт! – Слава чертыхался, пытаясь подняться на ноги.
– Слава, что это было?!! – на сей раз вопрос Лизаветы прозвучал с откровенным страхом.
– Мы перестали тормозить, – Марков поднялся на ноги и теперь брезгливо стряхивал с кителя остатки каши, в которой умудрился измазаться с момент падения. – Черт знает что, происходит.
– Почему? – Лиза спросила у спины убегающего Маркова, но тот только отмахнулся от нее.
Курсант тоже уже был на ногах. Юноша бросил на Лизавету быстрый взгляд, и в его глазах она увидела тот же страх, который душил ее саму. Хотела успокоить мальчишку, но язык прилип к небу.
– Кирюша, ты тоже на мостик? Подожди меня, пожалуйста, я с тобой.
Вдвоем, время от времени хватаясь за стены, когда пол снова подрагивал под ногами, они с младшим Поповым направились в рубку управления.
На мостике были в сборе почти все за исключением четы Поповых. Согласно внутреннему регламенту, Лизе не полагалось находиться в рубке во время маневров корабля. Поэтому, предвидя недовольство Майка, она первым делом обратилась не к нему, а к главному инженеру, обоснованно считая его более терпимым и уступчивым, чем командир:
– Лучезар, что случилось?
Инженер буравил взглядом дисплей главной консоли, сложив руки на груди и не прикасаясь к приборам. На экране при этом мелькали столбики символов, сменяя друг друга с непостижимой для человеческого восприятия скоростью. В тот момент Горский был похож на капитана прошлого, ведущего свой корабль сквозь бурю. Вот только вел он не древний парусник, а межпланетный крейсер, и океаном для него служила вся Вселенная.
Лучезар не ответил, только чуть шевельнул бровью, не отрываясь от своих сложных вычислений. Майк же ее обращение не по уставу воспринял в своей обычной манере:
– Вообще-то я здесь командир, и члены экипажа обязаны обращаться в первую очередь ко мне.
Лиза смутилась:
– Но я же не член экипажа…
– А в таком случае, что ты вообще здесь делаешь? – прозвучал резонный вопрос. – Во время всех маневров корабля гражданские пассажиры должны находиться в своих каютах.
– Да, конечно, прости… те, командир Такер, – Лизавета смутилась еще сильнее. – Просто я испугалась.
В этот момент Лучезар сморгнул и повернул голову к Лизе. Проговорил с вежливой полуулыбкой:
– Не бойся, Лизонька, все под контролем. Просто цифровое ядро главного двигателя перезагрузилось, когда мы начали снижать скорость. Небольшой скачок напряжения, такое случается. Сейчас все уже хорошо, скоро снова начнем тормозить.
Случайно ли сорвалось с губ Горского это обращение, или намеренно, но его услышали все. Лицо Такера окаменело, Лиза вспыхнула, Марта скрипнула зубами, бросив красноречивый взгляд на Маркова. Но тот сделал вид, что ничего не услышал.
Лизавета качнула головой, сглотнула и уже собралась было покинуть мостик, чтобы не мешать экипажу, но в этот момент Такер, усовестившись своей резкой реакции, а может, в очередной раз приревновав к Горскому, поднялся с командирского кресла и шагнул ей наперерез.
– Ну что ты, маленькая, испугалась? – проговорил тихонько и одной рукой, словно исподволь, прижал к себе Лизавету. Наклонил голову и коротко чмокнул ее в волосы.
Смутившись окончательно, Лиза осторожно выбралась из мужниных объятий, прекрасно понимая, чего ему стоили такие семейные нежности на глазах у всего экипажа.
– Я в порядке. Все хорошо, правда. Пойду к себе… К нам.
– Возможно, тебе лучше будет пойти в криоотсек, – Горский смотрел на объятия четы Такеров с непроницаемым выражением на лице. – Василию Ивановичу потребуется помощь. По моим данным, этот скачок напряжения перезагрузил три криокапсулы, спровоцировав их досрочную разморозку. В том числе капсулу твоей дочери.
– Что ж ты раньше молчал, умник? – Такер тут же вспылил, на мгновение сам позабыв про субординацию. Сразу же оправился, посмурнел, окинув взглядом подчиненных, но Марта со Славой, уже привычные к вспышкам командирского характера, продолжали работать, как ни в чем не бывало.
– Да, вот же, говорю… – Горский только руками развел.
– Лизавета, – Майк снова повернулся к жене, взял ее за плечи, – ты имеешь квалификацию врача, и в экстренной ситуации можешь принимать на себя обязанности судового медика.
Страх, который только-только начал таять от теплых объятий Майка, снова ледяными клещами сдавил сердце. Лизе снова стало страшно:
– Разве сейчас экстренная…
– Ничего экстренного, – командир натянуто улыбнулся, – но за ребенком лучше присмотреть его матери, которая по совместительству еще и врач. Поэтому отправляйся в криоотсек. Начиная с этой минуты, ты прикрепляешься к Попову в качестве штатного санитарного помощника. Форму и планшет медперсонала возьмешь у него.
Скованно улыбнувшись мужу и даже не взглянув на остальных членов экипажа, Лизавета заторопилась в криоотсек. Катюша просыпается, и мама должна быть рядом, когда она откроет глазки. Потому что это очень страшно увидеть вокруг себя только холодные пластилитовые стены безлюдного отсека. Сама Лиза была безмерно благодарна Майку, за то, что он пришел проведать ее в момент пробуждения, и его лицо было первым, что она увидела после кошмара. И сейчас она торопилась сделать то же самое для своей дочери.
Василия Ивановича в криоотсеке не было, поэтому некому было выдать Лизавете медицинскую форму. Но вот три капсулы мигали тревожными оранжевыми огоньками и издавали нудный зудящий писк. Система мониторинга оповещала о том, что в капсулах идет процесс разморозки операторов.
Лиза заглянула поочередно в каждую. Двоих спящих внутри членов экипажа, мужчину и женщину, она не знала. И, предоставив пока что заботу о них умной автоматике, сосредоточила внимание на капсуле своего ребенка.
Катюша беспокойно ворочалась, просыпаясь. Светлые реснички подрагивали – девочке перед пробуждением тоже снился тревожный сон. Лизавета закусила губу, покосилась на датчики фазы сна и температуры тела. Открывать крышку пока было рано, нужно было дождаться выравнивания всех жизненных показателей с физиологической нормой. Тогда ребенка можно будет просто разбудить, как после обычного ночного сна. Еще совсем чуть-чуть подождать…
Но сердце Лизаветы обливалось кровью. Она видела через смотровое окошко, как кривится детское личико от неприятных сновидений, как дрожат ее губки. И считала секундочки до того момента, как можно будет поднять крышку, и прижать дочь к груди, и расцеловать ее пухлые щечки, успокаивая и прогоняя криогенные кошмары. Как прогнал Майк ее собственный кошмар. Вот только Лизиным кошмаром в этот раз оказался Лучезар…
Температура тела росла. Вот, уже тридцать пять с половиной градусов. Еще совсем капельку… И тут Катюша заплакала во сне. Слезы побежали двумя полноводными ручейками из-под светлых ресниц. Она всхлипывала сдавленно, как бывает только во сне, и бормотала что-то, чего Лиза не могла разобрать. Женщина и сама уже готова была зарыдать от бессилия что-либо сделать, как-то помочь своему ребенку. Она положила обе ладони на смотровой щиток и, не отрываясь, глядела на дочь, словно пытаясь мысленно ее успокоить. Пытаясь дышать с ней в унисон, представляя себе, как бьется ее детское сердечко.
Но вот оранжевый цвет сигнальной лампочки сменился на зеленый, зуммер слитно пропищал, оповещая о том, что программа разморозки человека завершена. Тихонько щелкнул замок на крышке, и Лиза поторопилась поднять ее. Катя хныкала, терла глазенки:
– Папа… Папочка…
Лиза протянула руки к дочери, легонько потрясла ее, стряхивая остатки неприятного сна:
– Катенька, милая, это я, мама. Проснись, малышка. Все хорошо, я рядом.
– Мамочка! – девочка открыла глаза, потянулась к матери.
Лиза вытащила дочь из капсулы и прижала к груди. Такое маленькое, такое хрупкое и беззащитное тельце. А вокруг нее только грубые толстые пластикотовые переборки монстра-космолета, холодный свет дежурных светильников в коридорах и невообразимо огромные пространства космической пустоты за границей этих переборок.
Женщина попыталась улыбнуться девочке – получилось немного натянуто. Она вытирала слезинки с ее лица и качала ее, словно ей нужно было уложить ребенка спать. Хотя нужно было сделать как раз противоположное:
– Ну, что ты, зайка? Плохой сон приснился?
А девочка все всхлипывала, ее взгляд прояснялся очень медленно. Она словно все еще видела перед собой обрывки страшного сна.
– А папа умер? – Катя всхлипнула и, что есть сил, вцепилась в мать, спрятав мокрое от слез лицо у нее на груди.
– Что ты, милая, – Лиза опешила поначалу. Принялась гладить дочь по голове, – Это был просто дурной сон. Папа сейчас на мостике, командует нашим кораблем.
А у самой у нее по спине пополз липкий холод. В животе словно прорвалась дыра размером с Вселенную, и кто-то принялся ссыпать туда кристаллы твердой углекислоты, которые использовали для консервации медицинских образцов.
– Правда? – Катюша не отрывалась от матери, словно боялась, что и с ней тоже что-нибудь случится.
– Конечно, малыш. А хочешь… – Лиза хотела поначалу отвести дочку на мостик, показать, что с Майком все в порядке, но вспомнив недавнюю некрасивую сцену, передумала, – …мы ему позвоним. Вот прямо сейчас.
Девочка энергично закивала головой, слезы ее разом высохли. Лизавета вызвала Такера по комлинку. Командир ответил сразу же, словно сидел и только ждал ее вызова:
– Слушаю! – рявкнул слишком громко, и по комлинку прошли помехи, исказив его голос.
– Командир Такер… э-э-э… Майк, – чуть подумав, Лиза решила, что в присутствии дочери все-таки будет уместнее неформальное обращение, – тут кое-кто очень хочет услышать твой голос.
– Папочка, это ты? – Катя спросила осторожно, словно все еще не веря, что кошмар остался в страшном сне, и отец, живой и здоровый, ждет ее на том конце канала связи.
– Котенок! – из голоса Такера мгновенно пропали сталь и холод, и Лизавета, словно воочию, увидела, как растянулись в широкой улыбке жесткие губы командира. – Я так соскучился по тебе! Как ты спала? Что тебе снилось?
До конца смены Василий Иванович в криоотсеке так и не появился, поэтому Лизавете пришлось провести дежурство в одиночку, взяв на себя полноценные обязанности судового врача. Осмотрев Катюшу с использованием всех возможных систем мониторинга и препоручив ее заботами Фирки, которого по ее просьбе Кискинг поднял из гибернации, женщина занялась пассажирами двух других перезагрузившихся капсул.
Двумя космонавтами, которых система разбудила раньше срока, оказалась семейная пара Рената и Арман Ламберты. Он – астронавигатор, она – специалист по климатконтролю. Несмотря на преждевременное завершение программы анабиоза, у обоих были прекрасные показатели, и командир сразу же ввел их в действующий состав экипажа.
Потом, уже по собственной инициативе, Лизавета перепроверила без малого пять десятков оставшиеся активных капсул. Анабиоз протекал в них в штатном режиме, автоматика работала исправно. И только тринадцатая экспериментальная, в которой проходили восстановление оба ее любимые мужчины – бывший и нынешний, – вызывала у нее неясное беспокойство. Капсула была опечатана Горским после начала их смены и теперь, казалось, жила собственной жизнью: тихонечко гудела, перемигивалась сама с собой разноцветными лампочками. Но Лучезар строго-настрого наказал Лизавете не трогать тринадцатую, и она, как послушная девочка, обходила ее стороной.
Поэтому когда вечером Лиза встретилась с мужем в столовой, оба они выглядели уставшими и замотанными.
– Как прошел твой день? – Лиза решила начать разговор первой.
Майк неопределенно дернул уголком губы, чем привел Лизу в замешательство. Вместо ответа он спросил:
– Где Китти? Ты ее не хочешь покормить?
– Она уже покушала, – Лиза только показательно развела руками, прекрасно понимая, что Майка что-то гложет. – Для нее сегодня был слишком трудный день, я ее уже уложила. Она с Фиркой в каюте спит.
– Ясно. Жалко, я по ней соскучился, – Майк вздохнул и, не глядя, сунул в рот ложку с рагу.
– Завтра пообщаетесь. Времени еще вагон, – Лиза жизнерадостно, хоть и несколько наиграно улыбнулась, кокетливо повела плечом, но супруг не отреагировал на ее невинное заигрывание, уткнувшись в тарелку.
Улыбку Лизаветы сразу, словно ветром сдуло, и она деловито занялась своим ужином. Попыталась продолжить семейную беседу:
– А что с Василием Ивановичем? Он сегодня так и не появился в криоотсеке и на связь не выходил.
Командир, не отрываясь, поглощал рагу.
– Сказался больным и попросил увольнительную на один день. Завтра он тебя сменит.
– Ясно, – Лиза протянула ровным деловитым тоном, хотя сердце ее захолонуло от тревожного предчувствия.
Какое-то время они ужинали в молчании, но потом Лиза все-таки не выдержала:
– Майк, что случилось? – спросила, возможно, спокойнее. – Ты так поспешно вызвал к себе Ламберта. Он ведь только-только пришел в себя после стазиса, да еще и в экстренном режиме. Что, нашему кораблю так нужен человек-навигатор? Кискинг не справляется?
Такер поднял на Лизавету уставший взгляд, и ей вдруг стало холодно. Она нечасто мерзла под льдистым взглядом мужа, обычно Майк смотрел на жену с теплотой. Но не сейчас.
– А ты не чувствуешь?
– Что именно? – женщина ответила осторожно.
– Мы все еще не начали торможение.
– Разве? – Лиза замерла на миг, прислушиваясь к работе корабля. – Действительно. Я думала, так и должно быть…
– Нет, так быть не должно, – Такер процедил сквозь зубы и в сердцах кинул ложку на тарелку, расплескав рагу по подносу. – Прости, я не хотел тебе говорить… Не хотел пугать раньше времени. Весьма вероятно, это просто штатная неполадка.
Лизавета кивнула:
– Понятно. А Лучезар что говорит?
Майк скривился, словно у него болели зубы:
– Этот умник все пытается договориться со своей машиной. Но, кажется, у него не очень-то выходит. По-моему, он за сегодняшний день ни разу не отошел от навигационной консоли – даже в уборную. Хотя не уверен, что нашему Железному дровосеку нужна уборная, – Майк криво усмехнулся.
– Не говори так, – Лиза поправила его машинально, лишь чуть нахмурившись. Новость оказалась настолько неожиданной и неприятной, что эмоции пока не всплыли на поверхность сознания. – Я уверена, что Лучезар делает все, что от него зависит.
– Наверняка. Иначе его ждет трибунал – я лично ему его организую. И сам же приведу в исполнение, – Майк плотоядно ухмыльнулся и вернулся к трапезе.
– Майк… – Лиза тихонько коснулась руки мужа. – Ты же не думаешь, что Лучезар виноват…
– Я не знаю, Лиззи… Но это полностью его программа, и один раз она уже дала критический сбой, – командир болезненно нахмурился, отчего между его бровями легли две жесткие складки. Чуть помешкав, он ответил на прикосновение жены, погладил ее ладонь. – Мне очень хочется верить, что это досадное недоразумение, а не серьезная поломка. И что в нем виноват его величество случай, а не твой бывший…
Лизавета подалась ближе к супругу, сжала его кисть обеими руками:
– Ты все еще ревнуешь к нему, – это был не вопрос.
Всю ночь Лизавета беспокойно ворочалась на опустевшем супружеском ложе, изредка проваливаясь в тревожную неглубокую дремоту. И как только таймер пропищал подъем, тут же вскочила с кровати. Обычно она вставала позже, так рано на службу поднимался только Майк, но сегодня Лиза не могла позволить себе тянуться в постели.
Корабль продолжал едва заметно гудеть под ногами – двигатели работали на полную мощность.
Катюша еще спала, счастливо улыбаясь во сне своим детским фантазиям. Верный Фирка тихонечко дежурил подле ребенка. Чуть поразмыслив, Лизавета взялась за кофейные зерна, небольшой запас которых Майк взял с собой с Земли. Женское чутье, да и банальная логика подсказывали ей, что командир сейчас будет рад чашке крепкого кофе.
Бодрящий горьковатый запах поплыл по каюте. Катюшка заворочалась, принюхиваясь во сне, чихнула и – проснулась.
– Мама? Чем пахнет? – девочка спросила, не увидев матери рядом с собой.
Лизавета заглянула в детскую, держа в руке чашку с кофе.
– Готовлю кофе для папы, он сегодня всю ночь не спал.
– А почему? – малышка принялась тереть глазенки и тянуться, беспечно сползая все ближе к краю кровати. Робот-нянька тут же выставил обитые мягким пластиком манипуляторы, чтобы поддержать ребенка в случае падения.
– Работал, детка, – женщина вздохнула. – Ты же не обидишься, если вы с Фиркой позавтракаете без меня? А я пойду, покормлю папу.
– Иди-иди. Папу нужно покормить, – девочка строго глянула на мать и, окончательно проснувшись, полезла обниматься к роботу, – С добрым утром, Фирка! Я тебя во сне видела! Ты был моей лошадкой…
Лизавета приготовила кофе, как любил Майк: крепкий, без сахара, с молоком. Сама она в свой кофе всегда добавляла сладости – сахар или сгущенное молоко. Такой же кофе любил пить Лучезар – у них вообще во многом совпадали вкусы, даже в мелочах. Вот и сейчас она, почти машинально, не раздумывая над своими действиями, разлила кофе по двум большим чашкам и во вторую добавила подсластитель…
И направилась на мостик.
В дверях рубки она столкнулась с Марковым. Младший инженер выглядел бледным и осунувшимся.
– Слава, ты что, тоже всю ночь не спал? – Лизавета спросила строго, словно отчитывая своего повзрослевшего ребенка.
В ответ юноша только дернул головой:
– Какое там… А что это у вас? Кофе? Прямо вареный? – глаза его сразу же заблестели при виде угощения.
– Какой тебе кофе? Спать иди, – Лиза нахмурилась. – Или командир тебя не отпустил еще?
– Отпустил, – Марков вздохнул, с сожалением покосившись на чашки с напитком. – Марта еще два часа назад спать ушла, и Арман тоже вместе с ней. Ему сразу после анабиоза совсем тяжко. Там на мостике остались только полковник Такер и Лучезар Эдуардович.
– Понятно, – Лизавета кивнула. – Значит, я не ошиблась с количеством чашек.
И решительно вошла в рубку.
Ее глазам открылась на редкость живописная картина. Лучезар, обнаженный по пояс, лежал на полу под главной консолью и, сняв с нее защитные панели, увлеченно копался в механическом нутре компьютера. Рядом на полу валялись перепачканные чем-то темным и маслянистым китель и форменная рубашка. Над ним нависал Майк, тоже без кителя, в одной рубашке, и со вниманием первокурсника выполнял команды главного инженера, осторожно тыкая пальцами в сенсоры навигационной консоли.
– Так… теперь давай навигационные ячеи потестируем, медленно по одной… первая пошла…
– Мы их уже всю ночь с тобой тестируем! – Майк прошипел в сердцах, но прилежно выполнил указания инженера, аккуратно нажимая сенсоры в нужно последовательности.
– А что ты предлагаешь? – Горский выглянул из-под консоли и наконец-то заметил Лизавету, скромно дожидавшуюся внимания мужчин с двумя дымящимися чашками в руках. – А я-то думаю, чем это так вкусно пахнет. Лизавета Петровна пришла…
– Доброе утро, мальчики, – Лиза попыталась улыбнуться, но губы плохо слушались. – Я вам тут кофейку принесла. Всю ночь не спали? – она сочувственно нахмурилась, протягивая Майку кружку с кофе. – Ой, нет, вот этот твой! – она едва не перепутала чашки, предложив мужу сладкий кофе. – А это тебе…
Смущаясь и отводя глаза от его обнаженного торса, она протянула Горскому его чашку. Инженер поднялся на ноги, мягко улыбнулся и с извиняющимся видом развел руками:
– Прости, руки грязные, пришлось вспомнить молодость и покопаться в проводах.
Ладони у Горского и вправду были перепачканы тем же темным маслянистым составом, что и его китель. Но Лучезар не растерялся и, удивив всех и в первую очередь Лизавету, шагнул к ней и отхлебнул из чашки прямо из ее рук:
– Единственно, что может спасти смертельно уставшего инженера, – это только глоток кофе. Спасибо, Лизонька.
– Шел бы ты помыл их, свои руки! – Такер рявкнул, сжав свою чашку с такой силой, что, казалось, она вот-вот треснет.
Горский тут же поднял грязные ладони в примирительном жесте и заторопился в кубрик. Лиза не знала, куда девать глаза и так и стояла с чашкой Горского в руках. Чтобы хоть как-то справиться со смущением, машинально отхлебнула от нее.
Она шла по коридору, на автомате отмечая нужные повороты по указателям. За прошедшую смену Лиза очень хорошо научилась ориентироваться в чреве космического гиганта – звездолета «Утренняя звезда-2», и больше она ни за что не заблудилась бы здесь.
Лизавета верила Лучезару и Майку – им обоим. Кто, как не они, могли разрешить эту нелепую ситуацию с отклонением курса? Наверняка, в компьютер просто прокралась какая-то ошибка, и главный инженер ее вот-вот найдет и исправит. Лучезар всегда был самым умным, он все мог рассчитать и вычислить, даже с упавшей орбитальной станции он умудрился вернуться живым. Да, сильно пострадавшим, лишившись почти половины туловища, но живым…
«…больше ни одного выжившего свидетеля трагедии… Скажи мне честно, у тебя ни разу не возникали вопросы, как такое могло произойти?..» – эхом в ушах прозвучали слова доктора Попова.
И Лизе стало страшно.
В пустых коридорах гулко отдавались ее одинокие шаги. Такой большой космолет, и так мало на нем людей. БОльшую часть корабля занимали инженерные механизмы, плазменные двигатели и – главное – квантовое ядро бортового компьютера. И всего лишь горстка людей для обслуживания этого металло-квантового монстра. Они были лишь букашками по сравнению с ним, слабыми и глупыми. Бесполезными букашками…
Незаметно для самой себя Лизавета ускорила шаг, почти побежала, стремясь как можно быстрее дойти до криоотсека. Туда, где ее встретит добрый доктор и улыбнется своей простой спокойной улыбкой. Не такой яркой, как у Лучезара, но не менее теплой и человеческой.
Вот, перед Лизой встала переборка. Ввести короткий код доступа – в криоотсек просто так не попасть, только по спец пропуску. Послышалась мелодичная трель запорного механизма отсека, мигнул красный сигнал: «В доступе отказано».
Лиза нахмурилась, решив, что впопыхах перепутала порядок цифр, и ввела код заново. И снова трель и красный сигнал: «В доступе отказано».
– Ерунда, какая, – она пробормотала себе под нос и вызвала мостик по комлинку. – Майк… то есть, прости, командир Такер, Горский там, рядом с тобой?
– Да, Лиззи. Ты можешь вызывать его напрямую при необходимости, чтобы я не работал между вами испорченным телефоном, – Майк проворчал недовольно. – Что там у тебя?
В канал их связи тут же вклинился Лучезар:
– Лизавета, слушаю тебя. Что случилось?
– Я… – она немного смутилась, – не могу открыть дверь в криоотсек, мой код не срабатывает.
– Может, ты что-нибудь перепутала? – снисходительный вопрос Майка неожиданно взбесил Лизу. Она сжала зубы, чтобы сгоряча не нагрубить мужу:
– Я дважды перепроверила…
– Минутку, сейчас актуализирую твой код доступа, – Лучезар снова влез в их разговор. – Кискинг, открой Лизавете Петровне переборку криоотсека.
Последовала томительная тишина, которая показалась Лизе длиннее вечности. Мелодичная трель замка – красный сигнал – «В доступе отказано».
– Какого черта, Кискинг? – Лучезар чертыхнулся по комлинку. – Прости, Лизавета, – вспомнил, что Лиза все еще слушает. Проговорил нарочито спокойно, словно общаясь с не самым сообразительным ребенком, – Кискинг, даю разрешение Лизавете Петровне… – чуть осекся, – …Такер на доступ в криоотсек. Главный инженер Горский Лучезар Эдуардович, санкционировано.
Красная лампочка – «В доступе отказано».
– Черте что творится. Лиза, попробуй пока вызвать Василия Ивановича через зуммер, пусть откроет тебе вручную изнутри, а я сейчас башку этому Кискингу оторву, – Горский процедил в комлинк и отключился.
А Лиза вызвала Попова зуммером через дверь. Мгновения снова застыли, но, наконец, Василий Иванович ответил:
– Попов слушает.
Лиза облегченно выдохнула:
– Василий Иванович, это я, Лизавета. Пустите меня, пожалуйста, мой личный код почему-то не срабатывает.
– Одну секундочку, Лиза, – по связи было слышно, как врач набирает свой собственный шифр с той стороны переборки. – Хм, ничего не понимаю, – снова раздались клики цифровой клавиатуры. – Мой код доступа тоже не работает.
Паника захлестнула Лизавету по самое горло, и на две секунды ей показалось, что сердце остановилось, а из отсека полностью выкачали воздух – она не смогла вздохнуть. Затем первый приступ прошел, и она обнаружила, что уже судорожно вызывает по комлинку главного инженера:
– Лучезар! Лучезар, ты меня слышишь?
– Да, Лизавета. Спокойно, я все вижу. Дверь в криоотсек заблокирована.
– В смысле, заблокирована? – Лиза опешила от спокойного тона, которым Горский с ней разговаривал. – Там же Василий Иванович!
– Да, а еще пять десятков сотрудников Космофлота и членов их семей в состоянии анабиоза. Не волнуйся, криоотсек самая безопасная часть «Утренней звезды», вся система жизнеобеспечения работает там в штатном режиме…
– Как же меня бесит этот ваш «штатный режим», в котором все у вас работает! – Лиза все-таки не выдержала и вспылила. – А вернее, не работает!
– Лиззи, отставить истерику! – в разговор вклинился Такер. – Сейчас же возвращайся на мостик. Это приказ.