Рабыня для зеков

Глава 1

— Мне срочно нужны деньги, — сказала я, сжимая вспотевшую бутылку пива. Холодный напиток приятно освежал кожу.

Моя подруга Эвелин нахмурилась, глядя на меня через маленький столик в пабе. Мрачная атмосфера, запах старых ковров и протухшего алкоголя создавали ощущение безысходности. Вокруг нас сидели мужчины с недобрыми глазами, которые, казалось, ждали чего-то.

— Что произощло? — спросила она.

— Моя сестра связалась с опасным человеком, — начала я. — Ей нужны деньги, чтобы уехать из штата вмнсте со своими детьми и скрыться от него.

— И в чём твоя то проблема? — Эвелин сделала глоток джина с тоником. Она всегда жуёт жвачку, даже когда целуется.

Эвелин старше меня на пятнадцать лет, но ведёт себя как подросток. Её брат — член преступной банды байкеров, а все трое её бывших мужей сейчас сидят в тюрьме. Если кто и может помочь, то это она. Уж она то жизь повидала, недай бог кому.

— Если бы дело было только в сестре, — сказала я, — я бы предложила ей пожить у меня на сёмной квартире и всё. Но у неё двое детей...

Моей племяннице вобще только одиннадцать месяцев, а племяннику всего три года. Они не виноваты в том, что их мать связалась с преступником и кретином. Я не хочу, чтобы они прошли через то же, что мне пришлось пережить в детстве.

— Ты слишком мягкосердечна, и принимаешь все близко к сердцу — заметила Эвелин, закусывая уголок губ. — Можно обратиться к ростовщику и взять деньги в долг. Попросить у Джоша его номер?

— Ты сама знаешь, какие они дерут проценты! Если я свяжусь с ростовщиками, то в дерьме окажусь еще и я, а не только моя сестра, — ответила я, отрывая этикетку от бутылки и бросив её на стол. — Нетуж, спасибо.

— Есть и другие варианты, — сказала она с хитрой ухмылкой. — Например, проституция!

Я покачала головой. Становиться товаром на продажу и рабыней каких-нибудь ублюдков-сутенёров мне совсем не хотелось. К тому же, у меня слишком маленькая грудь для такого бизнеса.

— Может, продать почку? — предложила Эвелин шутя.

Для меня это не шутка. Моя сестра Кристина — сильная женщина, но по телефону она казалась уже совсем сломленной. Значит, ситуация действительно очень серьезная. Поэтому я понастоящему очень беспокоюсь о ней и своих племянниках.

— Нет уж! Лучше сохранить все мои части тела, они мне пригодятся в будущем, — сказала я, морщась. — Жаль, что я не парень. Могла бы зарабатывать деньги, сдавая сперму.

— А как насчёт аукциона? — спросила Эвелин, наклонившись ко мне.

— Какого аукциона? — удивилась я.

Эвелин прикрыла рот рукой и прошептала:

— Джош рассказывал мне. На этом аукционе в прошлом месяце девушка продала свою девственность за двадцать пять тысяч долларов.

— Это было в прошлом месяце, — сказала я, закусывая ноготь. — Вряд ли я кого-то заинтересую! Кто захочет заплатить за меня целых двадцать пять тысяч долларов?

Я посмотрела на себя. В потрёпанных джинсах и рубашке, купленной на барахолке, я выглядела как студентка, не закончившая обучение. Длинные тёмные волосы отросли больше положенного, ногти обкусаны до крови.

— Я могла бы поработать с тобой, — предложила Эвелин, облизывая губы. — Если ты выставишь себя на аукцион, то сможешь сама устанавливать свою цену. Но это, конечно, твой выбор! Тебе решать!

— Может, всё-таки ты мне посоветуешь какой-нибудь другой выход? — спросила я, чувствуя, как внутри меня всё сжимается. И я сама прекрасно понимаю, что другого выхода у меня нет! Жестокие мужчины повсюду, они жаждут наброситься на отчаявшуюся женщину. «В беде дамочки всегда сговорчивее». Я где-то слышала такую фразу.

— Всем нужны деньги! И я считаю, это далеко не самый мерзкий способ их раздобыть!— ответила она, заворачивая жвачку в этикетку от моего пива. — Но ты смогла бы переспать с незнакомцем за деньги? .....Это довольно смело для тебя.

Я не спала с незнакомцами, но часто оказывалась в постели с мужчинами, которым от меня был нужен только секс. Меня, видимо, всегда привлекали только те, кто причинял мне боль. Насколько это будет отличаться? По крайней мере, я получу деньги.

— Сейчас у меня нет выбора, — сказала я. — Я даже с трудом оплачиваю аренду квартиры, но я не могу оставаться в стороне, когда моей сестре нужна помощь!

— Н ухорошо, тогда я позвоню Джошу, — пообещала Эвелин. — Он узнает все по подробнее про аукцион.

***

Я просыпаюсь поздно, с тяжёлой головой и сухими глазами. Трубы в квартире наверху скрипят, как старые кости, а снаружи полицейская сирена воет так громко, что может разбудить даже кладбище. Встаю с кровати и в два шага оказываюсь на своей кухне. Кастрюля в которой я кипечу воду стоит на плите, и я наливаю в неё всего лишь чашку — нет смысла тратить энергию на кипячение большего количества воды, чем нужно для одной чашки кофе. Всместо того что бы вчере поужинать я решила залить желудок алкоголем.

Когда я нахожусь рядом с Эвелин, я не могу мыслить рационально. В моей голове снова всплывает образ мужчины, с которым я танцевала до закрытия бара, и я морщусь от отвращения.

В холодильнике я нахожу несколько ломтиков хлеба и немного арахисового масла. Мне не заплатят до следующей недели, поэтому все это время приходится довольствоваться теми продуктоами что я купила недавно. Сегодня вечером после работы я смогу принести домой немного еды. Если я зайду в супермаркет по дороге домой, то смогу купить продукты со скидкой на последние несколько долларов в моём кошельке.

Пока я намазывала арахисовое масло на хлеб, у меня зазвонил телефон. На экране высветилась фотография моей сестры. На фото её лицо светится от счастья, окружённое пухлыми щёчками её детей. Я с плохим предчувствием принимаю её звонок..

— Анна, — прошептала она.

— Что случилось? Ты в порядке?

— Ему становится хуже.

Её голос дрожал, как будто горло сдавило от страха. Я схватилась за столешницу, слушая её тихое, поверхностное дыхание.

— Что-то произошло?

Глава 2

АННА

— Мне нужно взять отпуск на месяц!

Мой босс, Майкл Дуг, отшатывается от меня, как будто я только что ударила его по лицу. Я не брала отпуск уже два года, так что моя просьба стала для него большим сюрпризом.

К тому же я попросила дать мне целый месяц, а это окончательно повергло его в шок.

— Ты не можешь взять отпуск, темболее на целый месяц, — ошарашено усмехается он. — У нас нет никого, кто мог бы заменить тебя на всё это время.

Мне очень надо! У меня чрезвычайная ситуация в семье!—

— Мне жаль, что так вышло, — он проводит толстыми, как сосиски, пальцами по своей лысой голове, уже глядя поверх моего плеча, как будто разговор окончен. — Но я ничем не могу помочь.тебе .. Не сейчас.

Я делаю глубокий вдох и провожу языком по зубам, чувствуя, как нарастает мой гнев, который я пытаюсь сдержать.

Я проработала здесь два года без перерыва. Это моя самая высокооплачиваемая работа. Мне нужно уйти в неоплачиваемый отпуск, чтобы помочь сестре. Мне это надо сделать во что бы то ни стало!

— Я понимаю, но оаботы сейчас много и я не могу дать тебе даже отгул.

Стул под мной пластиковый, и его острый край впивается в кожу, когда я сжимаю подсобой сиденье окоченевшими от напряжения пальцами.

— Мистер Дуг, мне жизненно необходим этот отпуск.

— Анна, это невозможно.

Я закрываю глаза, проглатываю ком в горле и ощущаю, как во мне нарастают разочарование и гнев. Этот человек просто не понимает. Я измотана бесконечной работой за гроши, пытаясь свести концы с концами на мизерную зарплату, сколько бы компромиссов я ни старалась находить. Я устала отчитываться перед мужчинами, которые считают себя вершителями судеб, потому что управляют горсткой отчаявшихся людей и полудохлым бизнесом который находится на грани выживания.

Конечно эта работа важна для меня, но Кристина намного важнее. Моя сетра — это всё, что у меня есть.

Я резко встаю, и стул с грохотом скользит по полу, ударяясь о стену.

— Я увольняюсь.

Глаза Дуга расширились от удивления. Его лицо сейчас выглядит так, будто бы я сообщила ему, что выиграла в лотерею, или он увидел, как у меня выросла вторая голова.

Может, сегодня стоит рискнуть и в конец обнаглеть? Вселенная явно задолжала мне за все мои страдания.

— Дуг, я хочу свои деньги. Всё, что ты мне должен, и мою долю из кассы с чаевыми, — сказала я.

— Анна! — Он протянул руки, но золотое обручальное кольцо на его пальце, которое ничего для него не значило, сжимало его безымянный палец, словно пытаясь отрубить. Это было ещё одно напоминание о безнадёжности в нашей фирме. Я подумала: «Может, сказать его жене, что он спит с половиной женского персонала, и делают это женщины, чтобы сохранить свои рабочие места?»

— Просто отдай мне мои деньги, и я исчезну!— повторила я, понизив голос.

Его губы искривились в ухмылке, которую мужчины часто используют, когда думают, что женщины истеричны. Моя правая рука дёрнулась от желания ударить его по жирной голове. Он всегда был полным придурком.

— Мои деньги, Дуг, — сказала я, и его усмешка заставила меня потерять самообладание. — И премия за два года безупречной работы.

Или я расскажу. Уверена, что твоя жена заинтересуется твоей сверхурочной работой вместе с некоторыми сотрудницами. Или, быть может, это станет интересно санитарному инспектору… Я оставила угрозу висеть в воздухе. Он знал, что нарушает полдюжины правил, и никто не хотел, чтобы их еду готовили в месте, где Дуг занимался своими грязными делами.

— Пошла ты, Анна, — недобро сощурил глаза Дуг.

— Нет, ты пошёл к чёрту, — ответила я, упираясь руками в бока и наклоняясь над его столом. — Отдай мне то, что должен, прямо сейчас.

Он начал рыться в ящиках стола, и пот стекал по его огромному, морщинистому лбу. Я мысленно подсчитала, сколько мне причитается, и готовилась возмутиться, если сумма будет недостаточной. Когда он протянул мне пачку денег, я пересчитала их. Жалкие пятьдесят долларов за моё молчание — этого было мало.

— И остальное, — добавила я.

Его губы скривились, а глаза потемнели от ненависти, но мне было всё равно. Каждый этот доллар был мною заработан.

Он достал ещё двести и протянул мне. Я сунула пачку в карман джинсов.

— Вы могли бы оставить оставить работать трудолюбивого человека, если бы у вас было хоть немного сострадания, ты бы дал мне этот отпуск. Именно такие люди, как вы, превращают мир в помойку, — сказала я, глядя ему в глаза.

Он упёрся руками в стол, готовясь встать, а я отступила на шаг.

— Просто уйди с глаз моих, — бросил он напоследок.

С колотящимся сердцем я вышла из подсобки и направилась через ресторан, который слишком долго был для меня моим вторым домом.

— Эй, Анна! — Барбара, девушка, работающая со мной, встала на моём пути. — Ты в порядке, милая?

— Я уволилась! — Я обернулась и посмотрела через плечо. К счастью, Дуг не последовал за мной. — Этот человек — один из тех навозных червей, которые прячутся в темноте и вылезают только в ней.

Она сморщила свой милый курносый носик и сжала полные красные губы.

— Грубо, но не лишено смысла, — сказала она. — Ты серьёзно уходишь?

— Серьёзней и быть неможет!! — подтвердила я.

— Что ж, подруга, не теряйся! — Она была милой, и, возможно, мы больше не будем общаться. Иногда коллеги становятся настоящими друзьями, а иногда просто замечательными людьми, которые делают рабочую рутину менее болезненной. Барбара была из таких. Она притянула меня в тёплые объятия, пахнущие ванилью, и я погладила её по косичкам.

— Продолжай учиться, — сказала я на прощание. — Ты работаешь усердно, чтобы не оказаться на моём месте и не тратить жизнь на минимальную зарплату, чтобы просто выжить.

Её карие глаза расширились от грусти.

— Я так и сделаю, милая. А ты береги себя, хорошо?

— Хорошо, — ответила я.

Выйдя из закусочной, я взглянула на бескрайнее небо. Чувство свободы охватило меня, как никогда прежде. Если бы я исчезла в этот момент, никто, кроме моей сестры и подруги Эвелин, не заметили бы моей пропажи. Моя смерть осталась бы незамеченной, а могила — безымянной, о которой никто никогда не вспомнит. Это не та жизнь, о которой я мечтала в детстве. Тогда я была полна надежд и стремлений стать лучше, чтобы вырваться из дома, где чувствовала себя в ловушке и часто боялась остоваться одна..

Глава 3

АРТУР

Как можно наслаждаться мороженым тридцать дней подряд, зная, что потом всю жизнь придётся есть только овсянку? Наслаждение новым — это риск для моей психики. Но я должен рискнуть. Я не могу оставаться здесь ещё один день, не почувствовав снова, каково это — быть свободным.

— Они выходят, — шипит Виктор, переминаясь с ноги на ногу.

Я следую за ним обратно на открытую площадку как раз в тот момент, когда Джеймс ведёт Анну на кухню. Он открывает холодильник и достаёт оттуда что-то, что выглядит как готовое блюдо быстрого приготовления из магазина. «Там еда, — говорит он, — и микроволновка». Когда я подхожу ближе, я замечаю крепёжную планку, которая прижимает прибор к стене. Нам даже не разрешают пользоваться микроволновкой, не прикрепив её к стене.

— Ты голодна? — спрашивает он Анну. Она качает головой, и он хмурится потому что не верит ей. — Когда ты ела в последний раз?

— Сегодня утром, — почти шепчет она.

— Значит, тебе нужно поесть. — Он находит в ящике несколько пластиковых вилок и пытается проткнуть ими плёнку. За каждое ограничение приходится платить. Каждое изменение в этом месте — это обвинение в том, на что, по их мнению, мы способны. Власти не учитывают обстоятельства, из-за которых мы оказались здесь. Любой человек способен на насилие, если дать ему повод. Это не значит, что они сделали бы это снова. Это не значит, что осужденные не сожалеют об этом.

Когда еда начинает кружиться в освещённой, гудящей камеремикроволновки, Анна прислоняется к стене. Она словно оседает. Возможно, угроза от нашего присутствия утомляет её.

— Что там ещё есть? — спрашивает Виктор, и его глаза загораются, как рождественские ёлки.

—Ты ждёшь пива?”— Джеймс криво усмехается.

—Одна бутылка бы мне не помешала!.

Одна бутылка пива могла бы быть слаще мёда, но это не случится. Разве что мы будем паиньками, и благодарность надзирателя станет слишком сильной, чтобы он смог её сдержать. Это возможно, но я не жадный.

Малышка Анна — это наш рождественский подарок на всю оставшуюся жизнь, упакованный в один сладкий свёрток на троих.

Микроволновка звякает. Джеймс достаёт поднос с горячей водой. Вместо того чтобы передать тарелку Анне, он несёт её к маленькому столику с скамеечками. Стол и скамейки намертво прикручены к полу. Он ставит поднос и мягко говорит:

— Садись. Ешь.

Анна смотрит на еду, потом на нас. Её взгляд испуганный, как у маленького олененка. Но тон Джеймса твёрд. Кажется, это подталкивает её к действию. В этом весь Джеймс — он всегда старается всё контролировать.

“Ты голоден?” он спрашивает меня.

“Я всегда голоден”.

Он фыркает и возвращается на кухню, но сначала кивает мне, чтобы я сел рядом с Анной.

— Ты и мне ужин приготовишь? — спрашивает Виктор. — Ты играешь в мамочку?

— Замолчи и сядь, — с улыбкой говорит Джеймс. Он хотел бы добавить, что мама Виктора была очень худой, и между ними нет ничего общего. Он мог бы сказать, что был бы лучшим родителем, чем эта пустая оболочка. Но Джеймс не злой человек, и ему не хочется, чтобы Виктор вспоминал её такой.

Пока Джеймс занят, я сажусь напротив Анны и слежу, чтобы Виктор оказался рядом. Она аккуратно снимает пленку с еды, не поднимая глаз.

— Ты сама откуда? — спрашиваю я.

— Из Элдриджа, это в двух городах отсюда, — отвечает она.

— Я тоже оттуда, — говорю я.

— Мы с Джеймсом из Хилл-Вэлли, — говорит ей Виктор. — Это всё ещё наш дом, хоть мы и не живём там.

—Ты ходила там в школу?—

Её тёмные глаза сталкиваются с моими, и в них ясно читается страх. Грейди, видимо, предупредил её не раскрывать о себе ничего. Он велел ей не давать нам информацию, которую мы могли бы использовать против неё. Но почему? Никто из нас не выйдет на свободу в ближайшее время.

— Я учился в старшей школе Элдриджа. Место ужасное. Еда была хуже, чем здесь. — Анна улыбается после этих слов, но я продолжаю. — Директор был из тех старых чуваков с прической ёжиком. Когда дул ветер, причёска наклонялась в одну сторону.

— У меня была учительница с самыми большими сиськами, которые ты когда-либо видел. Виктор проводит пальцами по губам, словно смакуя воспоминание. — Больше моей головы. Он смотрит на меня. — Больше твоей.

— Это круто, — говорит Анна, шокируя меня. Я не думала, что она уже готова отвечать, особенно о сиськах учительницы Виктора.

Виктор усмехается в ответ на насмешку, которую, как мне кажется, она не собиралась отпускать. Я большой мужчина со всем большим. Но я не из тех, у кого слишком раздутое эго.

— Она была красивой? — спрашиваю я Виктора, желая поддержать разговор.

— Нет, — говорит он. — Ей было пятьдесят, и она носила кардиганы, застегнутые на все пуговицы, кроме тех, что открывались там, где выпирали её сиськи.

Анна опускает взгляд на свою грудь, словно осознавая, что ей чего-то не хватает. Под слишком тесным платьем виднеются аппетитные маленькие бугорки. Если бы я был любителем поспорить, то предположил бы, что она не носит бюстгальтер. От одной этой мысли у меня в паху все закипает, а страх пульсирует где-то рядом. Она такая невероятно хрупкая, и ни одна из наших рук не будет нежной. Мы могли бы причинить реальный вред своей сдерживаемой сексуальной энергией и грубостью, которая приходит с жизнью в таком месте, как это. Чтобы выжить, нужно закалиться. Это вопрос жизни и смерти, и, к лучшему или к худшему, я всегда буду выбирать жизнь.

Когда Джеймс первым делом ставит перед Виктором еду, он забрасывает её в рот, как будто это его последний приём пищи перед голодом. Всё это время Анна наблюдает, чувствует, определяет, какие мы, и наверное прикидывает, выживет ли она в течение тридцати дней.

Джеймс приносит хлеб, он превращается в кашицу во рту, но очень сытный. Это хорошо. Я крупный, а здешние пайки не поддерживают здоровое телосложение. Я предлагаю Анне отломить кусочек. Она робко отламывает уголок и отправляет в рот. У нее милые пухлые губы с остатками помады, нанесенной ранее. Нос слегка вздернут, придавая утонченность. От её блеска волос хочется нежно погладить её по голове. Готов поспорить, от нее пахнет клубникой, жасмином или другим женским ароматом, который я даже не могу вспомнить.

Глава 4

.— Так-то лучше. Я снова забираюсь на неё и улыбаюсь, когда она облизывает губы. — Теперь ты действительно моя.

Лёгкое прикосновение к её соску заставляет её выгнуться, выкручивая своё тело. Тихий стон, который она издаёт, заставляет мои яйца напрячься и дарит мне ту холодную ясность, которую я люблю. Я снова прикасаюсь к ней, сильнее, и она ёрзает на моём бедре, прижимаясь обнажённой киской к грубой ткани моего комбинезона. Она голодна и жаждет секса.

Когда я снова раздвигаю ее бедра и опускаюсь ниже, от нее исходит аппетитный запах.

Проталкивая язык в её щель, я прижимаюсь к её отверстию, выгибаясь вверх. Её ноги смыкаются, бёдра прижимаются к моим ушам, и я издаю долгий и глубокий стон. Чёрт. Это всё, чего я был лишён долгие годы. Всё, во что я не мог заставить себя поверить, что это когда-нибудь случится со мной снова.

У меня есть женщина, связанная и пленённая. Она принадлежит мне. Я могу её подчинять и делать с ней всё, что хочу. Я могу её погубить, если ей это понравится и она не сможет без этих игр спокойно жить дальше.

Я облизываю её кискуи сосу ей клитор, глажу и дразню, наслаждаясь её тихим дыханием и скрипом кровати, когда она дёргается в своих путах. Когда она вздрагивает и приподнимает бёдра, я продолжаю в том же ритме и ввожу в неё два пальца, сжимаясь и двигаясь вперёд-назад. Она так близко ко мне. Так близко. Свободной рукой я снова тянусь вверх, чтобы сжать её сосок, и она взрывается, как ракета, кончая между моих пальцев, ритмично сжимаясь в такт моим движениям.

Из моего члена между ног течёт предэякулят, яйца болят и напряжены, и я полностью сосредоточен на своём оргазме, но прежде чем я успеваю подумать о том, что делать дальше, сквозь шум телевизора и лихорадочное дыхание Анны я слышу, как кто-то набирает код на внешней двери.

Кто-то пришёл, и мне нужно знать, кто это.

АННА

Джеймс встает с кровати, когда я прихожу в себя после блаженства оргазма, который он вызвал во мне, как искусный фокусник. У меня все еще кружится голова, за закрытыми веками мелькают огни. Когда он вытаскивает пальцы из меня, я сворачиваюсь калачиком на боку, тяжело дыша, потея и пытаясь восстановить дыхание.

Никто никогда раньше не заставлял меня так кончать.

Не с их языком. Не без того, чтобы знать меня хотя бы несколько недель, и не без моего твёрдого руководства и помощи моих собственных пальцев. Как будто он мог чувствовать, что постепенно возбуждает меня, катая снежный ком удовольствия, пока я не становилась всё больше и больше, пока не скатывалась с холма и наконец не кончала.

Боже мой.

Он развязывает меня и выходит за дверь, решительно закрывая её, когда я открываю рот, чтобы спросить, что происходит. Я хватаю рубашку, которую он дал мне перед тем, как обрушить на меня солнце, луну и море блаженства, и натягиваю её через голову.

Рубашка мне велика, и доходит до середины бедра. Но не настолько велико, чтобы мне было удобно ходить без трусиков. Мои трусы сейчас лежат на полу скомканной кучкой, и я уже не в первый раз жалею, что не купила пару простых белых хлопковых трусиков, которые было бы практичнее стирать и носить в течение тридцати дней.

Мне вспоминаются слова надзирателя о том, что много одежды мне тут не понадобится. Если другие мужчины похожи на Джеймса, то он, скорее всего, прав.

Засунуть ноги в запутавшиеся стринги легче сказать, чем сделать, и мне стыдно из-за того, насколько они холодные и влажные на моей коже. Когда Джеймс прислонился к двери, наблюдая за мной своими прозрачно-голубыми глазами, моё тело напряглось по-новому. Я имею в виду, что мне всегда нравились мужчины с татуировками и грубыми манерами. Мне всегда нравились мужчины, от которых исходит какаято опасность. Из-за моего ужасного выбора я оказалась в этой передряге без нормального спутника жизни, который помог бы мне справиться с трудностями. Некоторые из моих школьных подруг замужем за надёжными мужьями-рабочими, которые, скорее всего, приехали бы через пять штатов, чтобы забрать своих нуждающихся сестёр, но что делаю я? В итоге я лежу на спине на тюремной койке, и мужчина, который выглядит так, будто хочет сделать меня своим следующим ужином, делает мне самый великолепный кунилингус.

Джеймс выглядит как «морской котик» или морской пехотинец, а не как преступник, хотя то, что он только что сделал со мной, было похоже на какойто гипноз.

Он может быть убийцей, но я отгоняю эту мысль, боясь, что если буду зацикливаться на том, что привело этих людей в тюрьму, то это парализует меня.

Наклонившись вперёд, я выглядываю из-за двери и вижу, как Джеймс тихо разговаривает с надзирателем Гарри. В руках у него что-то есть, и он передаёт это Гарри, а затем заходит в комнату, чтобы осмотреться.

— Она переодевается, — говорит Джеймс. Должно быть, Гарри зачем-то ищет меня.

Когда я вхожу в главную комнату, на меня сразу же устремляются четыре пары глаз. Виктор быстро моргает, облизывает губы и потирает татуировку, которая тянется вверх по его шее. Артур подается вперед, его взгляд опускается на мои голые ноги, все еще удлиненные моими нелепыми туфлями. Джеймс изучает меня, словно проверяя мое эмоциональное состояние. Кажется этот мужчина настолько напряжен, что вот-вот сорвется.

И надзиратель Гарри медленно кивает, как будто мой внешний вид убедил его в моей безопасности и подтвердил, что я выполняю свои обязательства.

—Вы принесли мой телефон?” — спрашиваю я у Гарри.

Он засовывает руку во внутренний карман пиджака и достаёт мой мобильник. Я включаю его, и моё сердце начинает биться быстрее, когда оно постепенно оживает. Вокруг меня четверо мужчин ждут, пока я просмотрю свои сообщения.

Есть одно от моей сестры Кристины. "Ты в порядке?" Несмотря на то, что она в тяжёлом положении, она всё равно беспокоится обо мне.

"Я в порядке", отвечаю я. "А ты?"

Я жду, надеясь получить подтверждение, что она прочитала моё сообщение, и ответ, который даст мне знать, что она держится.

Глава 5

«Он это заслужил».

Поверь, Артур, ему приходится быть сильным, когда его член, должно быть, так же близок к извержению, как и мой.

В тот момент, когда я собираюсь встать со стула, ручка начинает скрипеть, и в дверях появляется Джеймс. Он оглядывается в поисках меня и Артура, а затем кивает.

— Я принёс Анне воды.

Когда он оказывается на кухне, я хлопаю Артура по плечу.

— Думаешь, она ему отсосала? Поэтому ей нужно выпить? Чтобы запить его семя?

— Возможно.

— Как тебе кажется, скучно сейчас? — Я зеваю.

— Сделай вдох, дружище.

Прежде чем Джеймс возвращается в комнату, он садится рядом со мной на стул, сжимая в руках пластиковый стаканчик, из которого капает жидкость.

— Что? — спрашивает он, оглядывая меня оценивающим взглядом.

Я чувствую, как моя нога дёргается, и начинаю тереть лицо, словно хочу избежать удара.

— Она хорошая девочка, — мягко говорит Джеймс. — Она отдает нам себя, это мило. Думаешь, ты справишься с этим?

— Да, я справлюсь, братан, — отвечаю я. — Я справлюсь хорошо.

— Сегодня никакого секса, — говорит он. — Только прикосновения... оральный секс. Давай подготовим её к этому.

— Чёрт, — бормочу я, и мой член дёргается. Я резко встаю, и Артур с Джеймсом смотрят, как я кружусь на месте, сжимая кулаки. Я могу справиться с этим, но не хочу. Я имею в виду, что не уверен, с каким Виктором она встретится и что этот Виктор может сделать. У меня так много триггеров. Так много переключателей, которые нужно активировать.

Джеймс встаёт, возвышаясь надо мной на десять сантиметров. Он двигается медленно и плавно, словно продирается сквозь джунгли. Он касается моей руки свободной рукой.

— Хочешь, чтобы Артур пошёл первым? Дать тебе немного времени?

— Я не знаю, — отвечаю я, закрывая глаза и погружаясь в темноту. В темноте я чувствую себя в безопасности. В безопасности от своей грёбаной мании. Когда я был ребёнком, я закрывал глаза, чтобы не видеть всего того дерьма, которое они со мной творили, и хотел, чтобы меня поглотила темнота. Я бы отправился куда угодно во вселенной, лишь бы сбежать от своих страхов.

Джеймс вздыхает. Из всех мужчин, которых я встречала в своей жизни, он единственный, в ком я видела отца. Он ненамного старше меня, но в нём есть зрелость, которой, как мне кажется, я никогда не достигну.

— Пусть перед сексом Артур пойдёт к ней первым. Он поговорит с ней. Объяснит ей, что у тебя могут быть проблемы в общении с женщинами. Мы останемся с тобой в первый раз, если ты, конечно, этого хочешь.

Я открываю глаза и смотрю на него, чувствуя, как бешено колотится сердце.

— Чтобы удержать меня если что то пойдет не так?

— Если это то, что тебе нужно?

Это было бы безопаснее всего, я знаю, но мысль о том, что она прикасается ко мне, когда я не могу прикасаться к ней, когда я не могу это остановить, вызывает у меня в животе тугой серый комок. Я хочу разрядки, но не хочу вспоминать то, что она вызовет.

— Я не знаю, — признаюсь я.

— Я отнесу это ей, а потом вернусь. Я посижу с тобой, и мы всё уладим, — говорит Джеймс, переключая внимание на телевизор. — Как насчёт того, чтобы посмотреть какой-нибудь спортивный канал? Или фильм?

— Да, хорошо, — отвечаю я, снова садясь на стул.

Я испытываю облегчение, но всё равно хватаюсь за край стула, позволяя острому краю впиваться в кожу. Артур и Джеймс помогут мне. Они вытащат меня. Они всегда так делают.

Артур

Я не ожидал, что буду следующим. Виктор рядом со мной нервничал, и я был уверен, что он потребует, чтобы его выпустили вторым, но Джеймс умеет заставить Виктора задуматься, даже когда тот уже почти все решил.. Этому человеку не нужно много говорить — он просто бросает на Виктора один из своих взглядов, и безумие уходит из его глаз, как у собаки, которая идёт за хозяином.

Итак, следующий — я.

Я делаю глубокий вдох и медленно поднимаюсь со стула. Он скрипит под моим весом, когда я встаю, и на секунду я замираю, чтобы перевести дыхание. Это неприятная ситуация. Я никогда раньше не платил за женщину и никогда не был с той, которая не хотела бы меня настолько сильно, чтобы пойти со мной домой. Я даже никогда не был с пьяной женщиной, потому что всегда хотел убедиться, что она в здравом уме и согласна. Я ни за что не стал бы рисковать и ввязываться в подобное. Ирония моего нынешнего положения не ускользнула от меня.

Я киваю Джеймсу, проходя мимо. Он даёт Анне воды, чтобы у неё было всё необходимое. Первое, что я замечаю, проходя мимо двери, — это Анна, сидящая на краю маленькой кровати. На её лице появляется осторожная улыбка, и я отвечаю ей медленным кивком. Я не из тех, кто улыбается. Обычно мне нечему радоваться, кроме этого момента.

Взгляд Виктора прожигает мне спину, а Джеймс молча наблюдает из угла комнаты. Но сейчас всё это не имеет значения. Только она и я. Я хочу не торопиться, ради неё и ради себя.

— Привет, — говорю я низким и рокочущим, как далёкий гром, голосом. Я не могу придумать, что ещё сказать.

— Привет, — мягко отвечает она, её голос звучит уверенно, а подбородок слегка приподнят, словно в лёгком вызове. Несмотря на то, что я большой и незнакомый, она не собирается отступать. Мне нравится эта твёрдость в её голосе. Она маленькая и хрупкая, но на ней нет ярлыка «нежная и хрупкая», она сильная девушка.

Я закрываю за собой дверь, и в комнате становится ещё более напряжённо. Я оглядываю помещение с облупившейся краской и узкое окно, через которое проникает лишь свет, но не вид.

— С тобой всё в порядке? — спрашиваю я. — Джеймс хорошо с тобой обращался?

— Да, — отвечает она. — Он милый.

— Он хороший человек. Лучший из нас.

Она, вероятно, думает, что я лгу. Как хороший человек может оказаться в тюрьме? Если вы сами не были там или не отправляли туда кого-то из близких, вы не понимаете, сколько невинных людей там находится. Вы не можете представить, насколько несправедливой может быть жизнь, как она может давить на людей, толкать их так сильно, что они срываются и делают то, чего никогда не представляли и не планировали. Это не оправдание, но может быть объяснением.

Глава 6

Дорогие читатели, благодарю вас за то, что приобрели мою книгу! Я обещаю, что она не оставит вас равнодушными!

АННА

Я словно во сне, перемещаюсь из комнаты в комнату с незнакомыми мужчинами, испытывая крайние степени удовольствия, прежде чем вернуться в состояние повышенного осознания своего положения. Пока они прикасаются ко мне, я забываю, где нахожусь.

А забывать в моем положении опасно.

Сразу после того, как я перевязываю руку Артура, он ведёт меня в душ и помогает включить тёплую воду. Он задерживается, пока я стягиваю с себя футболку Джеймса, и его карие глаза так жадно блуждают по моему телу, что я вздрагиваю. — Я принесу тебе полотенце, — говорит он, очнувшись от оцепенения, и я остаюсь наедине со своими чувствами.

О,черт!

Это очень волнительно. Я знала, что продажа себя на аукционе сопряжена с рисками и трудностями, но от того, что я заперта в этом месте с тремя незнакомыми мужчинами, моё сердце колотится так, что я чувствую себя на седьмом небе от счастья.

Присутствие Джеймса, его спокойствие и уверенность вселяют в меня ощущение безопасности. А общение с Артуром убедило меня в его доброте, несмотря на его внушительную внешность.

Виктор — это для меня неизвестная величина, или, по крайней мере, то, что я о нём знаю, всё еще для меня неясно и неустойчиво.

Я намыливаю своё тело, смывая ту липкость от пота, которую Артур оставил на моей коже, и опускаюсь ниже, между ног, где мой клитор набух, а половые губы тяжелеют от удовольствия.

Я никогда не испытывала такого сильного оргазма. И Джеймс, и Артур, с их совершенно разными подходами, довели меня до экстаза.

Но пока не было полового акта. Одно дело — когда тебя ласкают руками и губами, и совсем другое — когда в тебя входят, особенно если партнёр крупный. Я не боюсь этого, но есть опасения, что я не готова к такому. Сейчас они просто прикасаются ко мне, но я боюсь, что они захотят большего, к чему я не готова или что может быть слишком для моего тела. Иногда боль приходит вместе с удовольствием, иногда она заглушает его.

Я заканчиваю мыться к тому времени, как Артур возвращается с полотенцем. Его взгляд смягчается, когда я прикрываю грудь руками; я всегда стеснялась этой части своего тела. Я ожидаю, что он протянет мне полотенце и оставит вытираться, но вместо этого он нежно берёт мои руки и убирает их с моего тела. — Ты такая красивая, — говорит он, проводя тыльной стороной своей тяжёлой руки с венами по моему правому соску, мгновенно возбуждая меня. В его глазах горит страсть, которая сметает моё смущение. Затем он берёт грубое полотенце и проводит им по моему плечу, собирая капли воды. Он спускается ниже, к моей груди и животу, опускается на корточки и вытирает каждую ногу. Кончиками пальцев он гладит мягкие волосы на внутренней стороне моих бёдер, довольно мурлыча.

— Ты бы понравилась любому мужчине!, — говорит он и подталкивает меня, чтобы я повернулась.

Интересно, откуда он знает, что нравится его друзьям в женщинах. Они что, сидят и обсуждают свои предпочтения, представляя женщин, которые будут у них, когда они освободятся из этого места? Если конечно они освободятся. Эта мысль смягчает некоторые из моих опасений, но вызывает определенную грусть. Мечты о женщинах, которых они не могут заполучить, трогательны и немного меланхоличны, как у бедного ребёнка, составляющего дорогой рождественский список, из подарков которые его родители не в состоянии ему купить.

Артур проводит полотенцем по моей заднице, нежно целуя каждую ягодицу, прежде чем подняться, чтобы вытереть мои руки и спину. Когда он заканчивает, я вздрагиваю, но не от холода.

Заметив это, он стягивает через голову белую футболку, которая на нём надета, и помогает мне надеть её. От неё приятно пахнет им, мылом, дезодорантом и его свежим мужским ароматом. Когда я заворачиваюсь в неё, мне кажется, что он снова обнимает меня.

— Ты такая маленькая, — смеётся он, поглаживая подол там, где он касается моих бёдер. Короткие рукава доходят мне до локтей.

— А ты такой большой, — я смотрю на его массивную грудь, покрытую мягкой порослью тёмных волос, которая делает его таким мужественным. Татуировки, покрывающие его кожу, замысловатые и красивые. Его глаза глубокие и томные, как и мои, когда я смотрю на него.

Наклонившись, он дразнит мою верхнюю губу своей, а затем отстраняется. Я настолько заворожена поцелуем, что подаюсь вперёд, следуя за его губами. Тихо усмехнувшись, он берёт меня за подбородок, а затем переводит взгляд на главную площадку, где Джеймс тихо разговаривает с Виктором.

— Что там происходит? — спрашиваю я, и на смену мягким чувствам приходит тревога.

“Джеймс разберется”.

— Что с ним не так? Даже задавая этот вопрос, я понимаю, что это глупо. Виктор выставляет свои проблемы напоказ, чтобы все видели и судили.

— Он в порядке, — говорит Артур так, как говорят люди, когда пытаются что-то скрыть. Думаю, он привык к своему другу, но для меня сразу бросается в глаза что с Виктором явно не все так просто.

— Моя мама была такой же. Всегда то вверх, то вниз, крутилась, — говорю я, как будто это делает меня экспертом в понимании Виктора.

Когда я была ребёнком, я не понимала, почему она в один день была на седьмом небе от счастья, а на следующий не могла встать с постели. Из-за непредсказуемости поведения своей матери я долгое время чувствовала себя небезопасно. Моя бабушка помогла мне смириться со многим из того, что произошло, и посочувствовать моей маме, которая продолжает бороться с зависимостью и пытается сохранить своё психическое здоровье.

Долгое время я просто хотела обвинить её в своих детских проблемах. Теперь я понимаю, что у неё есть свои демоны. Это не значит, что я хочу с ней общаться, но избавление от горечи и обиды помогло уменьшить боль и разочарование.

Артур потирает лоб, словно пытаясь унять головную боль, и опускает руки. На его лице отражается печаль.