Ракшасы. Рабский ошейник

Глава 1

Посвящается моему мужу — человеку, который считает, что главные мужские персонажи в моих романах — плод воображения. На самом деле я беззастенчиво списываю их с него.

Но что мне ещё остаётся делать, если перед глазами постоянно мелькает мой идеал?

9347 год по исчислению системы Ракш.

Тайли-ти¹. Резиденция семьи Делагарди.

Вард Эндаро

Звук входящего вызова впивался раскаленной иглой в моё затуманенные сознание.

Никогда больше не буду пить с братьями. На самом деле, они мне не совсем братья, а кузены. Но я я младенчества воспитывался в семье моего дяди, а тоам никогда не делали различий между нами. Только, это никак не влияет на то, что они – чистокровные иналли, а я ракшас-полукровка, да, ещё и к тому же ристар².

На иналли алкоголь действует немного иначе. Они медленнее пьянеют, а на утро чувствуют себя бодрыми и отдохнувшими. Никакого похмелья. А мне о подобном оставалось лишь мечтать.

Чего мы, кстати пили?

А... точно. Хадис собрался жениться.

Мы праздновали.

Первая свадьба в поколении. Повод.

Может, если достаточно долго не отвечать, звонивший осознает, что с ним никто не желает говорить и даст мне возможность сдохнуть от головной боли в тишине?

Нет. Звонок не смолкал.

Посмотрев на экран комма я скривился. Там значилось: "Таяр Акино".

Пришлось ответить. Потому что я точно знал, что этот не отстанет. Будет звонить пока я не сдамся. Таких упрямцев ещё поискать. Не зря же он офицер особого отдела и эмиссар короны. От него ещё не один преступник не ушёл.

Друзья уйти пытались, но если Акино признал тебя другом, пути назад уже нет. На любой планете достанет.

-- Коротко и по существу, -- простонал я, принимая вызов. -- Я немного не в том состоянии, чтобы полчаса выслушивать прелюдию к просьбе.

-- Ты же ещё на Тайли-ти?

-- Да.

-- Отлично. Не мог бы ты выкупить один лот с рынка Умая? У неё до казни осталось десять часов или около того. Надо бы поторопиться. Вставай и бегом на рынок.

Я аж протрезвел.

Потому что сказанное в голове не укладывалось.

-- Таяр, ты понимаешь, о чём просишь? Это не просто покупка. Это заключение брака. С преступницей, приговорённой к смерти. Рабские ошейники на женщинах -- пережиток нашего прошлого, когда девочек рождалось на двадцать пять процентов меньше, чем мальчиков. Но последние лет сто никто не выкупает смертниц.

-- Это заключение временного брака, – нравоучительные тоном от которого мне ещё в учебе хотелось его прикопать, начал друг. – Вард, ей всего семнадцать. Три года назад захват заложников на крейсере "Илладия". Слышал? Нет? Ну, и ладно. Ранвейг Истали -- одна из похищенных детей. Черный Кин сказал что убьёт тех, за кого не получит денег. Отец Ранвейг отказывается платить и официально объявляет дочь мёртвой. И она оказалась единственной, за кого отказались платить. Но девочке повезло. Она училась на парамедика. Смогла оказать медицинскую помощь кому-то из команды Кина и тот решил её отпустить. Высадил на станции Вирэт. Даже денег дал, чтобы она спокойно дождалась помощи. Девчонка попыталась обратиться к органам правопорядка. Но Ранвейг Истали числилась мертвой. С родителями, конечно, связались. Но Ленне Истали посмотрел на неё и сказал, что это не его дочь и эту девушку он не знает. А ей самой намекнул, что она должна умереть, чтобы не позорить имя рода. Вард, ей тогда и четырнадцати не исполнилось!

-- Что она сделала?

-- Да, ничего, как по мне, -- отмахнулся приятель.

-- За "ничего" не приговаривают к смерти.

-- Вард, ну, ты, как маленький. Взятки. Шантаж. Угрозы. И для суда становится совершенно неважно было ли преступление, главное, чтобы всех заинтересованных лиц устроил приговор. Через несколько часов после её разговора с отцом она оказалась в борделе. Те же полицейские её туда и продали. А что? Они, даже, считали, что сделали доброе дело. Симпатичная рыженькая ракшаси. Девственница. Отпусти такую разгуливать по станции, так она и дня не продержится -- изнасилуют и убьют. А хозяин борделя о таком редком товаре заботиться будет. Хотя бы первое время. Короче, Кин её забрал. И пристроил к делу. Корабельным врачом на своём корабле. С тех самых пор его команду стали считать заговорённой. Ни одной смерти за три года.

-- Это она их лечила, -- я не спрашивал, а констатировал факт. -- А те, кого она лечила держали в страхе весь сектор. Она не убивала сама, но её действия стали причиной сотен смертей.

-- Вард, она была ребёнком и заложницей, чья жизнь зависит от каприза капитана. Но кого интересуют такие мелочи? Особенно, когда Ленне Истали задействовал все свои связи для того, чтобы избавиться от пятна на своей безупречной репутации.

-- А тебе-то это зачем? Понимаю, девочку жалко, но вряд ли настолько, чтобы просить меня о такого рода услуге.

-- Политика. Эти традиционалисты совсем ошалели. Ставят себя над законом. Истали -- одна из голов литорской гидры. Мне нужно её отрубить. Если в процессе я смогу защитить девчонку, это же хорошо? Вставай. Времени не так уж много. Тебе же ещё лететь шшат³ пойми куда.

Лететь никуда не хотелось, но уже было понятно, что отказаться от этой героической миссии не получится. И даже не из-за Таяра. Девчонку жалко.

-- А почему это нужно делать мне? – Уже, скорее, по инерции продолжил пререкаться я, одеваясь. – У меня экспедиция через пару дней. И, бьюсь о заклад, девушка доставит мне кучу проблем.

-- Ты не хочешь вырвать из лап смерти юную прекрасную ракшаси? -- насмешливо протянул Таяр.

-- Не люблю бессмысленные действия. Три года среди пиратов. Боюсь, там полный комплект: избирательная эмпатия, безразличие к проявлениям насилия, смещение моральных ориентиров. И ещё бездна знает, какие асоциальные установки. Ты уверен, что её можно спасти? Тебе, вообще, есть до этого дело или ты хочешь получить свидетеля -- оружие против Ленне Истали. А что будет с ней после того, как ты ей воспользуется?

Глава 2

Рынок Умая

Вард Эндаро

На Тайли-ти юридически сохранилось рабство. Как и в системе Ракш. Хотя, в системе оно гораздо более цивилизованное. Или дело в другом? В том, кем являются рабы Ракша?

Системе нужно поддерживать популяцию ристаров. Поэтому юноши и девушки, генетически совместимые с ристара и и способные старо родителями будущих ристаром, переправлялись из колоний в метрополию.

Наиболее одаренных принимали в семьи и мягко подталкивали к союзам с ристарами, оставляя иллюзию свободного выбора. Ведь лишь свобода рождает любовь.

С универсальными донорами или людьми у которых была максимальная генетическая совместимость с ракшасами, но не было каких-то невероятных талантов, не церемонились. Их, реально, продавали самым богатым и влиятельным, как репродуктивные объекты. Вырваться из этого союза было возможно. Но случалось такое редко. Те, кто платили огромные деньги редко были готовы отпустить свою собственность, способную подарить нескольких здоровых наследников-ристаров.

Бывало, конечно, всякое. Вот, кузен Таяра увёл аэли у какого-то светила науки. Но там, кажется, много чего сложилось. И великая любовь. И то, что энэри¹ того парня смогла забеременеть, а потом родить.

Хотя, разводы после рождения совместных детей случались. Но такое в обществе осуждалось, хотя и не запрещалось. Ведь несчастные матери и отцы, видящие своей единственной целью сделать совершенно невыносимой жизнь всех членов семьи к которой ее или его привязали -- мина замедленного действия, способная обязательно морально искалечить своих детей.

На моей же второй родине исторически существовало иное рабство.

Неженатый мужчина мог взять под свою опеку женщину, приговорённую к смерти. И с этого дня именно он нёс всю ответственность за неё и её поступки. А помогал ему в этом рабский ошейник. Примерзкая вещь, если вдуматься. Он посылал в мозг раба импульсы боли, заставляя подчиняться, наказывая даже за неправильные мысли.

Эта опека считалась браком. В том смысле, что рождённые от такой рабыни дети являлись законными и обладали всеми правами наследования.

Но разорвать этот "брак" можно было одним единственным способом -- убив рабыню. Ей можно было приказать умереть. Её можно было вернуть в рабский загон. И там её или снова купят, или сожгут, если не позарится никто.

Сожгут, кстати, заживо.

Ни понять, ни оправдать такое зверство я не мог никогда.

Ну, допустим, была когда-то такая традиция.

Но сейчас зачем ей следовать?

Зачем мучить?

Устрашения ради? Чтобы люди не совершали преступлений? Ведь пугать может не только факт смерти, но и способ. Только, почему-то не помогает. Не становится год от года меньше преступников или преступлений.

В чём-то Таяр прав. Если не выгорит его план, если девчонка неисправима, то хоть казнят её безболезненно. Она, просто, уснёт, чтобы никогда не проснуться.

Но избавиться от гадкой мыслишки о том, что вне зависимости от результата руки и совесть старого приятеля окажутся чистыми, а я уже не отмоюсь никогда, не получалось. Никак не получалось.

И подозрение это окрепло, когда я в глаза ей посмотрел. Пустые.

Безжизненные.

Безумная улыбка играла на губах Ранвейг Истали.

Она изломанной куклой лежала на грязном полу и стеклянными глазами смотрела в потолок.

Девушка была красива. Фарфоровая кожа. Правильные черты лица. Собранные в растрёпаную косу медные волосы. Фиалковые глаза. Хрупкое сложение, как у подростка. Хотя, учитывая её возраст, это объяснимо. Вчерашний ребёнок.

-- Вставай, -- говорю громко, но спокойно. -- Нам нужно идти.

-- Зачем? -- девушка солнечно улыбнулась, отчего на меня повеяло жутью. -- Я уже там, где нужно. Уже скоро. Совсем скоро всё станет правильно. Я умру.

-- Это будет очень больно, -- мне захотелось, сказать хоть что-то, чтобы согнать с её губ улыбку, но не помогло.

Девчонка, мелкая, худенькая посмотрела на меня сияющими глазами и сказала почти восторженно:

-- Я знаю. Это будет больно и долго. Иначе как я смогу искупить мою вину? Я не сдержала обещания и заслужила наказание. Я обещала, что буду сильной, что буду бороться и жить за нас двоих. Но у меня не получилось бороться. А печь скоро включат? Интересно, она быстро разогреется. Не хочу потерять сознание до то того, как начну гореть. Говорят, физическая боль сильнее душевной? Будет смешно, если врут. Но посмеяться перед смертью... будет смешно? Я когда-то любила смеяться.

Ранвейг Истали казалась совершенно безумной.

Или же она приняла ужасный конец вместо ужаса без конца и нашла в этом утешение?

Эта девушка уже почти мертва. Не человек -- оболочка, наполненная болью.

Было искушение подарить ей смерть без лишних страданий.

У меня имелось такое право.

Я уже заплатил за её жизнь.

Но как потом спать по ночам? Если бы не имелось иного выбора. Если бы я не смог, не успел ее спасти…

Эта измученная девочка совсем не напоминала мне того, кто заслуженно принимает наказание.

Она, явно, видела в смерти избавление.

Жертва...

Просто, сломленная маленькая жертва обстоятельств и монстров в обличиях людей, которые не оставили ей иного выбора.

Я так думал ровно до тех пор, пока не попытался активировать рабский ошейник.

_____________

¹Энэри -- первый супруг ристара и сам ристар по отношению к аэли

²Аэли -- вторая жена мужчины-ристара или второй муж женщины-ристара. Чаще всего это генетически совместимые с ракшасами жители колоний, которых колоние предоставили в качестве живой дани системе Ракш. Аэли может стать, и ракшас, но лишь по собственному желанию. Согласия жителей колоний спрашивают не

всегда. Имеет меньше прав в сравнении с энэри.

Глава 3

Ранвейг Истали

Говорят, умирать страшно.

Говорят, что в последния мгновения жизни неистово хочется жить.

Врут. Теперь я точно знаю, что врут.

Страшно не умирать, а жить, когда оборвалась последняя ниточка, которая привязывала тебя к этому миру.

Страшно понимать, что нет больше никого, кто мог бы тебя любить.

Страшно знать, что вокруг тебя есть место лишь ненависти и желанию наказать. Или безразличию. Если очень повезёт.

Печь в которой меня должны были сжечь через несколько часов не пугала совершенно. Успокаивала.И, даже, удушливый запах гари успокаивал. Потому что почти всех, от него воротило и мысли у них были лишь о том, как бы удержать в себе содержимое желудка.

Почему я не спряталась тут раньше?

Сначала от этого запаха меня ужасно смутило. А потом это стало меньшим из зол.

Мне было от кого прятаться.

Сколько раз они делали это со мной с тех пор, как поймали?

Сколько их было?

Я старалась не считать. Представляла, что это они делают с куклой, которая, просто, похожа на меня, но ничего не видит, ни слышит и не чувствует.

И тихо убеждала себя, что это не мир сошел с ума, а я.

Я сошла с ума.

Мир же в полном порядке.

Он прекрасен.

И будет еще лучше, когда я стану пеплом, развеянным на ветру. Говорят, в боли можно найти очищение, а огонь уничтожает грязь. На мне сейчас слишком много грязи, которую не сможет никакая вода.

Я сквозь полуопущенные веки смотрела на мужчину, который подошёл ко мне.

Сначала я приняла его за местного. Он слишком смуглый для ракшаса. Глаза золотистые, с тонким вертикальным зрачком. Подведены дымчато-серым, как принято на Тайли-ти. Короткие волосы.

Но на правом виске татуировка ристара. Значит, он не иналли, а всё-таки ракшас. Строгая военная форма подчеркивает красивую фигуру. Но мой взгляд цепляется за катану. Дорогая игрушка.

Впрочем, это же ристар, а они редко бедствуют.

Когда-то и у меня была катана. Давно. В прошлой жизни.

В прошлой жизни у меня было много чего. Платья. Украшения. Друзья. Популярность в школе. Перспективы. Будущее.

У меня было имя.

И были мечты.Такие же глупые, как я сама.

Победить на соревнованиях по фехтованию в нашем клубе.

Стать настоящим врачом.

Влюбиться.

Выйти замуж.

Детей хотела. Троих. Или четверых.

Дом с оранжереей. Что может быть глупее дома с оранжереей? Наверное, только моё желание влюбиться.

Любовь приносит лишь боль. Всегда.

Моя мать любила отца. Она растворялась в нём. Считала единственным смыслом своей жизни. Но смогла родить ему лишь одного ребёнка -- меня. Попыток исправить эту "ошибку" было множество. Но я так и оставалась единственным их ребёнком. И в один далеко не прекрасный день отец привёл в наш дом аэли. Наглую черноволосую стерву, которая решила, что мы с моей мамой ей мешаем. Вики очень быстро забеременела и одного за другим родила сначала девочку, а потом мальчика.

Эти дети были ристарами. В отличие от меня. И, конечно, они, едва родившись, были вознесены на недостижимый пьедестал грядущего величия. Я же стала... лишней. Недостойной внимания. Потому что обычная ракшаси никогда не сможет сравниться с ристаром. Все мои победы и достижения будут ничем.

Для отца, рисующего в своём воображении идеальных потомков, которым лишь предстоит покорить мир, старшая дочь казалась недостойным пятном на репутации семейного древа Истали. Ведь что может быть страшнее ординарности?Для матери я стала постоянным напоминанием о том, что её собственная жизнь не удалась. Что она, будучи энэри, стала лишь второй. Для неё было бы лучше уйти. Но разводы, если в семье есть несовершеннолетние дети, осуждаются обществом. Особенно, у нас на Литоре. Поэтому она осталась и начала войну против соперницы. На ее стороне было происхождение, семейные связи и более высокое положение в обществе.

Вики же брала молодостью, красотой, сексуальностью и тем, что она родила двоих ристаров и может родить ещё парочку, если этого захочет её энэри.

Они соревновались за внимание моего отца, постоянно ругались, устраивали шумные ссоры и тихие подставы. А отец с удовольствием наблюдал за этим шоу.

Я часто ловила его довольную улыбку, когда его жены кричали друг на друга. Какое-то время меня не сильно касались эти разборки. Пока не подросла моя сестра Лагерти. После этого у аэли появился повод чтобы уязвить мою маму. Ведь она, тоже, родила девочку. Но ее дочь -- ристар, а, значит, во всём превосходит ребенка соперницы.

Эта женщина постоянно искала повод сказать мне что-то неприятное, обесценить любое достижение, переключить внимание отца с меня на Лагерти. До того, как родился сын и наследник Данвен.

Я по началу пыталась доказать, что чего-то стою, но быстро поняла, что это невозможно. Потому что никакие мои победы сейчас не могут сравниться с тем, чего, непременно достигнут сестра и брат в будущем.

Даже, когда на соревнованиях я победила трёх сверстников-ристаров, двое из которых, вообще, мальчишками были, удостоилась лишь холодного:

-- Ты победила всего троих и ждёшь похвалы? Ранвейг, представители рода Истали должны побеждать всегда и везде. Быть лучшими. А ты способна лишь ценой невероятных усилий вырваться с последнего места в групповом рейтинге. Да, и то, думаю дело было в несерьёзном отношении к соревнованиям твоих соперников. Считаешь это победой? Это позор. Твои брат и сестра, когда они станут старше, покажут, как нужно нести имя нашего рода.

Данвен и Лагерти были лучше меня, просто, по определению. Так считала даже моя мама. Она никогда не защищала меня, не хвалила и постоянно стыдила за то, что я родилась не ристаром. Хотя, если все будут рождаться ристарами, мы же вымрем. Союз двух ристаром всегда бесплоден. Поэтому важны все.

Тэнгир думает... думал что, моя мать вымещала на мне злость за то, что не может уйти от отца.

Так странно вспоминать о Тэнгире в прошедшем времени. Но ничего. Это ненадолго. Совсем скоро мы вместе будем мертвы.

Глава 4

Окрестности столичного космопотра

Вард Эндаро

Ненавижу.

Как же в этот момент я ненавижу. Себя. Таяра. Целый мир.

Меня разрывает от бессильной ярости.

Пытаюсь убедить себя, что поступаю правильно, что спасаю эту глупую девчонку. Но не помогает.

Она потеряла сознание от боли.

Потому что не кто-то другой, а именно, я активировал рабский ошейник.

Стандартная программа. Невозможность причинить вред себе и окружающим.

Так нужно. Иначе я не смогу забрать её из этого загона.

Таков закон. Без этого сохранить ей жизнь невозможно.

Только никто не спросил, нужна ли ей такая жизнь.

Я подхватил на руки бесчувственное тело и поразился тому, насколько она лёгкая. Девушка весит, как моя кузина Ана – дочь второго моего дяди. Ане сейчас двенадцать.

Нужно показать своё приобретение врачу.

После того, как мы поговорим.

Надеюсь, она сможет услышать и осознать мои слова.

Надеюсь, я успею добраться до корабля до того, как девушка окончательно придёт в себя.

Не успел.

Пришлось проводить переговоры одновременно с пилотированием.

-- Ранвейг, прошу тебя выслушать меня. Просто, выслушать. Я не хочу твоей боли. Ты сейчас мучаешь себя сама. Но я ничего не могу сделать, чтобы тебе убрать твою боль. Ошейник невозможно, просто, взять и выключить. Это тебя убьет. Замри. Не думай о том, чтобы причинить вред мне или себе. Я тебе не враг. И это был единственный способ вытащить тебя оттуда, сохранив жизнь.

-- Верни, -- сквозь зубы прошипела девушка. -- Верни меня обратно.

-- Ты умрёшь там.

Ранвейг села ровно. Расправила плечи. Чинно сложила ручки на коленях. И даже вежливо улыбнулась. Будто бы её несколько мгновений назад не корёжило от боли. А потом продолжила тоном с которым за чашкой утреннего чая¹ обсуждают живопись или поэзию.

-- Да, знаю. Именно это входит в мои ближайшие планы. Ли-ране², если вас не затруднит, не могли бы вернуть меня в место из которого забрали. Я буду вам очень благодарна.

Это было жутко. Словно передо мной не живой человек, а механическая кукла.

-- Я не желаю становиться пособником тех, кто решил тебя убить.

-- Нет. Вы всё не так поняли, -- ещё одна вежливая улыбка от которой у меня мороз по коже пробежал. -- Никакого убийства. Всего лишь приведение в исполнение справедливого приговора суда. Я с ним абсолютно согласна. А, даже если бы и нет, такие приговоры невозможно оспорить. Меня, в любом случае, ждёт смерть. Жизнь в рабском ошейнике... благодарю, но это того не стоит. Не желаю затягивать собственные мучения.

А в глазах пустота. Абсолютная пустота.

-- Этот приговор можно оспорить, – я пытаюсь достучаться до её разума. – И, даже, отменить. Главное, выгадать время. Время, которое у тебя появляется только рядом со мной. И, сразу говорю, лично мне от тебя ничего не нужно. Веди себя, как законопослушная ракшаси. Постарайся влиться в социум. И мы сможем тебе помочь.

-- Не хочу, -- девушка смерила меня презрительным взглядом и искривила губы в злой насмешливой улыбке. -- Изображать из себя непойми что. Ради сомнительного удовольствия жить рядом с гадкими тварями, которых вы мило обозвали социумом.

-- Не все -- гадкие твари.

-- Все! Просто, кто-то считает нужным притворяться. Но как только у них возникает возможность безнаказанно сорвать маску благопристойности, они сразу же превращаются в монстров. А остальные дружно закрывают глазки, если добропорядочные члены социума совершают мерзости. И ты такой же. Просто, сейчас тебе выгодно изображать благородство. Но завтра выгода исчезнет и тогда я буду горько жалеть о том, что не умерла сегодня. Смерть, даже самая мучительная милосердна. Она позволит мне остаться собой. А пытать можно очень и очень долго, медленно сводя с ума. Кто тебе помешает сделать это? Рабский ошейник не даст мне даже призрачного шанса на сопротивление.

Она замолчала, а я ловил губами воздух.

Нет, я, конечно, понимал, что девушка может оказаться не в себе, но чтобы настолько!

Что я буду с ней делать?

Нет, нужно успокоиться и не поддаваться её истерии. Тогда она успокоится и мы сможем продолжить разговор.

– Что тебе нужно? Я сделаю это. Я сделаю всё, чтобы купить себе смерть. Любую по твоему выбору. Но она не должна длиться более двух стандартных суток.

-- Шшат, -- зло выругался я и малодушно отдал приказ. -- Система, сон.

Девушка даже не не поняла, что произошло. Её глаза закатилось, а она сама повисла на ремнях безопасности, словно тряпичная куколка.

Не слишком этично, но у меня появилось хоть немного времени, чтобы собраться с мыслями, и провести медицинское обследование.

За что я всегда ценил ране Севери, так это за то, что он никогда не задавал идиотские вопросы, работал быстро и не позволял эмоциям брать над собой вверх. Идеальный глава медицинской службы.

Мужчина и бровью не повёл, когда я притащил в его владения бесчувственную девушку в рабском ошейнике. Положил её в медицинскую капсулу и запустил программу диагностики. Через несколько минут он поднял на меня нечитаемый взгляд.

-- Капитан, я бы хотел узнать, что произошло смоей пациенткой. И официально заявить о совершенном сексуализированном насилии.

-- Ранэ Севери, если коротко. Когда она была подростком её и других детей захватили пираты. За других детей заплатили выкуп, а за неё -- нет. Родители объявили её мёртвой. Так она осталась на пиратском корабле и выполняла там роль бортового медика. Но вряд ли у неё был выбор. Сейчас ей чуть больше семнадцати лет.ш

-- Её только что эвакуировали? -- растерялся пожилой ристар. -- Но почему тогда она здесь? Ей необходима медицинская и психологическая помощь. Нужно срочно…

-- Её приговорили к казни за пособничество пиратам, -- я замолчал, стараясь справиться с бессильным гневом, но всё же нашел в себе силы продолжить. -- Вы же понимаете, каким образом мне удалось её вытащить? Рабский ошейник. Брак. Временный и формальный, разумеется.

Глава 5

Космический корабль "Стрела".

Ранвейг Истали

Я, кажется, очнулась.

Тело ломило, будто бы не двигалось целую вечность.

В голове была пустота. Мысли путались. А ещё с ними творилось нечто странное.

Эмоции, словно бы стёрлись.

Боль помнилась, но как-то смутно. Сейчас, даже мысли о Тэнгире не вызывали почти никакого отклика в сердце. Хотя, его смерть была самым страшным, что случалось со мной в жизни.

Я жива.

Тэн мертв.

Потолок серый.

Надо встать в туалет.

Но сил пошевелиться нет.

Возле моей кровати был хозяин рабского ошейника. Сейчас он, спал, сидя на полу возле постели, положив голову рядом с моей подушкой.

Мужчина молод. Значительно моложе, чем мне показалось. Наверное, ему около тридцати. Или, двадцати пяти. Просто, подведённые темным глаза делали его старше.

-- Ты проснулась? -- сонно пробормотал он, душераздирающе зевая. -- Как себя чувствуешь?

-- Никак, -- отвечаю честно.

-- Ничего не болит? -- продолжает допытываться мужчина.

-- Нет. Почему? Почему я не чувствую ничего?

-- Потому что ране Севери -- хороший врач. Ты готова сейчас поговорить?

-- Не знаю. Мне всё равно. Это так странно. Я как будто сплю.

-- Наверное, нам стоит познакомиться. Моё имя -- Вард Эндаро. Я -- капитан корабля-искателя "Стрела". Наполовину ракшас. Ристар, как ты, наверное, успела заметить. Но по большей части, всё-таки иналли. После смерти мамы я воспитывался на Тайли-ти в семье моего дяди. Мой отец был слишком занят своей карьерой, поэтому отвёз меня к ним.

-- Это грустно? -- произнесла я не слишком уверенно.

– Нет. Мне было три года. А в моей новой семье меня очень любили. И всё ещё любят. Они никогда не делали различий между родными детьми и мной. У меня было очень счастливое детство, -- мужчина тепло улыбнулся. -- Ранвейг, ты хочешь что-то рассказать или узнать?

Я покачала головой. Говорить было... нет, не тяжело, скорее, энергозатратно. Силы ускользал словно сухой песок сквозь пальцы.

-- Почему?

-- Мне нужно в уборную. Нужно встать. На разговор уходит много сил. Встать важнее.

Мужчина подхватил меня на руки и отнёс в крошечный санитарный блок.

-- Помочь или выйти? -- спросил он тихо, за что я была ему почти благодарна.

Я подумала, что должна испытывать благодарность.

-- Выйти.

Тело почти не слушалось, но у меня кое-как получилось сладить с одеждой.

Когда я вымыла руки и лицо прохладной водой, в голове немного прояснилось. Туман и ненормальная заторможенность отступили.

Чувствовать холод было правильнее, чем не чувствовать ничего.

Наверное я шагнула в душевую кабину, не снимая одежды и отдала системе приказ:

-- Холодный душ. Максимально низкая температура.

Ледяные струи обожгли болью.

Ноги подкосились, в глазах вспыхнули черные с алым пятна и я упала.

-- Душ. Тридцать четыре градуса, -- рявкнул злой голос моего тюремщика. -- Что же ты творишь, дура? Хочешь заболеть?

Я не ответила, а он ворвался в душевую кабину, снова подхватывая меня на руки.

Стало жарко.

И этот жар наполнил меня чем-то. Он был вместо мыслей и эмоций, вместо жизни и ощущения реальности.

Потом ристар переодел меня, демонстративно, глядя в сторону. Но управлялся ловко, что выдавало солидный опыт.

-- После этого очаровательного демарша мы можем нормально поговорить? -- спросил он стараясь не выказывать раздражения. Очень старался. В глазах пламя, а голос спокойный. Так странно. Зачем ему сдерживать гнев?

-- Я теперь значительно лучше соображаю. Мир почти перестал быть нереальным. Думать легче.

Мужчина нахмурился и с тяжёлым вздохом сел рядом со мной на постель. Захотелось сжаться в комочек и отползти. Но я осталась на месте. Сопротивление бессмысленно и лишь провоцирует желание наказать, сломать, причинить боль. Я коснулась серебристого металла ошейника. Изящная вещица ответила коротким импульсом, даже не боли, а холода. Предупреждает о том, что трогать его нельзя.

Хватаю обеими руками, в бессмысленной попытке сорвать с шеи эту электронную тварь.

Боль снова обжигает адским огнём. В меня, словно сотню раскаленных иголок вогнали.

Крик сдержать не получается.

-- Ты нормальная? -- орёт хозяин, отдирая мои руки от ошейника.

-- Нет! -- ору в ответ, ожидая второй волны электрических импульсов, ну, или хотя бы пощёчины. Но этот жуткий тип вместо того, чтобы рассердиться, как-то весь расслабился и нерешительно улыбнулся.

-- Признание проблемы -- шаг на пути её решения. Всё будет хорошо.

-- Не будет! -- меня невероятно бесит эта ложь. Настолько, что хочется вцепиться в смазливую физиономию ристара. Ошейник определяет желание, как потенциально опасное для хозяина и реагирует. Но пока это лишь предупреждение.

-- Ладно, совсем всё -- не будет, но однажды жизнь перестанет тебе казаться сущим кошмаром. Просто, помоги мне. Или хотя бы не мешай спасать тебя.

-- А ты меня спросил, спасатель, хочу ли я вот это всё? – произношу со злостью.

Мужчина прожёг меня яростным взглядом, но постарался ответить, посылая в космос лучи оптимизма и доброжелательности. Фальшью от него несло за пару световых лет. Потому что желание прибить меня читалось вполне отчётливо.

-- Ты сама призналась, что сейчас не в порядке. Поэтому не можешь объективно рассматривать данный вопрос. Ты понимаешь, что с тобой происходит?

-- Да. Мне больно. Слишком больно, чтобы жить.

Он улыбнулся. Похоже, его порадовало, что мне больно.

-- Нет, я рад, что ты осознаёшь свои эмоции. Мне не нравится, когда тем, кто меня окружает, больно. У тебя очень яркая мимика. Но я спросил о другом. Ты понимаешь, что с тобой происходит? Что это острая реакция на ужасные события? Что у тебя туннельное мышление? Что лекарства, которые прописал тебе наш бортовой медик, туманят твой разум?