Глава 1

Моему мужу.

Я влюбляюсь в тебя каждый день.

2110 год по летоисчислению Земли.

9340 год по летоисчислению системы Ракш.

Земля.

Говорят, за ошибки прошлого заплатят следующие поколения. И никто не спросит, согласен ли ты с договором, принятым за десятки лет до твоего рождения.

Такова цена прогресса.

Такова цена порядка.

Такова цена наших жизней.

Во имя всеобщего блага, ради светлого будущего можно пойти на небольшие жертвы.

Что такое несколько сотен жизней в год, когда будут спасены миллионы?

Особенно, если это жизни тех, кого и за людей-то считать не принято – маргиналов, бездарей и неудачников.

Нам даже в школах твердят, что без них всем будет только лучше. А ракшасы делают нам одолжение, что гуманно избавляют наше великое общество от тех, кто в него не вписывается.

Только я заметила одну странную закономерность. Забирали наши инопланетные партнёры лишь молодых людей, красивых, умных и талантливых, но рождённых в трущобах. Настоящие дураки и бездари им были не нужны.

Но так как в ловушку ракшасов не попадали дети богатых и знаменитых, всех всё устраивало.

В конце концов, никто не заставлял тех бедолаг брать кредиты, которые они будут не в состоянии отдавать.

Ракшасы появились в нашем мире восемьдесят лет назад и были похожи на ангелов, спустившихся с небес.

Удивительно красивые мужчины и женщины с лицами оживших греческих статуй.

В крылатых доспехах, светящихся золотом.

Они несли технологии и медицину о которых земляне не могли даже мечтать.

Они заставили нас забыть о войнах и преступности.

Цену, которую они запросят за столь щедрые дары, ракшасы озвучили не сразу, а лишь когда загребли под себя всю банковскую систему планеты.

Впрочем, нашему правительству она не показалась чрезмерной. В конце концов[A1] не своими же детьми им приходилось расплачиваться.

К тому же, ракшасы не наглели. Забирали не так уж много людей и не баловались подставами. Наоборот, выставляли переселение должника в один из своих миров, как самую последнюю меру, которой предшествовали несколько отсрочек, предусмотренных обязательной и бесплатной страховкой каждого кредита.

Связь с выдворенным лицом обрывалась. И никто не знал, что на самом деле происходило с теми людьми. Нет, наверное, кто-то знал. Но простым людям рассказывали сказки о том, что добрые, великодушные ракшасы признают их социально-незрелыми и передают под опеку тем, кто воспитает в них необходимые гражданам качества: ответственность и трудолюбие.

Не знаю, почему, но у меня с детства ни любви, ни доверия, ни благодарности ракшасам, так яростно наслаждающийся в государственных школах у меня не было.

И я ещё в двенадцать лет решила, что не возьму ни одного кредита, что бы не случилось.

Как бы мне не хотелось вырваться из того дна в котором мы жили, но брать заём на учебу, как делали многие мои одноклассники, не решилась. Образовательный минимум с шести до шестнадцати лет у нас был бесплатным. А потом – делай, что хочешь. Многие родители дарили своим детям на совершеннолетие деньги, которые копили на их образование много лет.

Но мне такого подарка не досталось.

Моей старшей сестре Евангелине деньги на обучение были нужнее.

Поэтому я в шестнадцать лет вышла на работу, чтобы оплачивать онлайн-обучение, тогда, как Ева посещала лучший колледж нашего города. В топ учебных заведений страны он, конечно, не входил, но по местным меркам считался элитным.

А куда ещё могла поступить такая умная, красивая и талантливая особа? Она с детства получала всё самое лучшее. Не менять же эту прекрасную традицию?

История нашей семьи была банальной. Наши мама и папа поженились в достаточно молодом возрасте по великой любви и не уступающей ей глупости.

Родили двух дочерей с разницей в полтора года.

Развелись. Потому, что любовь, вспыхнувшая ярким огнём, оставила вместо себя лишь пепел разочарования.

Разлад их начался с рождением Евы.

Я не знаю, чем они думали, когда решились на ребенка в крошечной квартирке размером в восемь квадратных метров. Но мама пришла к странному выводу, что причина их ссор – не банальное отсутствие личного пространства и тишины, а любовница отца. И предприняла попытку удержать его ещё одним ребенком, что лишь ускорило их развод. Потому, что на восьми квадратах с моим появлением не прибавилось ни места, ни тишины.

Вместо того, чтобы стать удобным инструментом удержания любимого мужчины, я стала самым большим разочарованием моей матери.

Страстная любовь превратилась в не менее страстную ненависть, которая лишь подпитывалась нежеланием нашего отца видеть бывшую жену и бывших дочерей. От опеки он отказался, хотя алименты и платил. Правда, я никогда не знала о какой сумме идёт речь. Но мама всегда подчеркивала, что этого не хватает даже на еду.

Я же, на свою беду, оказалась очень похожа именно на своего отца. Черные волосы, карие глаза и немного смуглая кожа, которые когда-то ей нравились, сейчас вызывали лишь раздражение.

– Вся в ту гнилую породу – часто слышала я от матери. – Что из тебя вырастит, если ты уже сейчас такая? И за что мне такое наказание?

До тринадцати лет я, движимая чувством вины за сам факт своего рождения, который так испортил жизнь моей мамочке, всеми силами пыталась заслужить ее любовь.

Но мои старания, казалось, приносили совершенно обратный результат. Она была мной недовольна по определению.

Выбрасывала мои подарки, называя их ерундой и безвкусицей.

Не уставала повторять, что хорошие оценки в школе мне ставят из жалости.

Когда я стала подростком, кое-что изменилось. Я перестала смотреть на мать, как на недосягаемое божество, от чьей милости зависит всё в моей жизни. У меня появилось свои увлечения, мечты и планы. А потому доводить меня до отчаяния стало в разы сложнее.

Глава 2

Я всегда просыпалась достаточно рано. Сначала, чтобы не мешать матери и Евангелине собираться. А потом, чтобы успевать на работу.

С работой мне, можно сказать, повезло. Платили нормально. Но ехать приходилось долго – около двух часов.

Меня взяли помощником администратора центра раннего развития детей.

В мои обязанности входило предлагать родителям, чьи дети сейчас находятся на занятиях с педагогами или психологами, напитки, объяснять, где находится дамская комната и провожать туда тех, кому это нужно. Также, я должна была решать нестандартные задачи – читать мысли клиентов, сглаживать конфликты до их зарождения и извиняться за все, включая плохую погоду на улице, если те, кто платил деньги были той погодой недовольны. Выражение же недовольства клиентов мне надлежало принимать смиренно и молча. В идеале с выражением скорби и вины на лице. В общем, ничего экстраординарного. Дома я делала все то же самое, только бесплатно. Но мама в приливе раздражения могла и кинуть в меня что-нибудь. А так как ей за это ничего не было, предметы она не перебирала. Однажды в меня даже ножницы полетели, больно оцарапав висок. Повезло, что в глаз не попали. Иначе мне все же пришлось бы брать кредит на лечение.

На работе же – благодать. Одна дамочка разозлилась на то, что у ее сыночка никакого прогресса к третьему занятию не случилось, хотя она оплатила индивидуальную программу по ускоренному запуску речи, и решила побить меня своим клатчем из крокодильей кожи. Это я ее спровоцировала словами:

– Ваш сын ещё очень маленький. Ему нужно некоторое время, чтобы освоить этот сложный навык.

А что я ещё могла сказать, если ее ребенку девять месяцев? В этом возрасте хорошо, если малыш активно лепечет, произнося слоги. О какой осмысленной речи может идти речь, в таком возрасте? Каким бы гениальным некоторые родители не считали своего отпрыска, сколько бы не заплатили педагогу, нельзя отменить того факта, что младенцы не разговаривают.

В процессе избиения меня сумочкой, эта истеричка сломала пятнадцатисантиметровый шедевр маникюрного искусства, украшенный настоящими, по ее уверениям, бриллиантами. А потом приехал ее муж. И заплатил мне половину моей месячной зарплаты в качестве извинений за "этот неприятный инцидент". К слову, больше та особа в нашем центре не появлялась, а на занятия ее сына стала водить няня – женщина крайне сдержанная и невероятно адекватная.

Добиралась я до работы, в основном, на метро. Это было ещё одной причиной встать пораньше. Ехать в час пик – то ещё удовольствие.

Тот день начинался совершенно обычно. Когда я проснулась, мама с Евой ещё спали.

Я умылась, оделась, убрала свой футон в шкаф. Выпила кофе и уже собралась пойти на работу, но в дверь неожиданно позвонили.

– Полиция, – сухо представился молодой мужчина в серой форме. – В это квартире находится кредитор, у которого просрочено более трёх платежей. Мы уполномочены задержать ее для подтверждения данного факта и передачи представителям Ракша.

– Эта какая-то ошибка. Она должна была все оплатить ещё вчера.

– В участке разберемся, – усмехнулся полицейский. – Если имеет место техническая ошибка, мы даже принесём извинения.

– Проходите, – отступаю к комнате и немного повысив голос зову. – Мама, тут полиция за Евой. Вы что, забыли внести те деньги, что я тебе дала? Их ведь должно было хватить...

– Какие ещё деньги? – делано удивилась мама. – Ты ничего мне не давала.

У меня аж дар речи пропал от такой наглости, чем не преминула воспользоваться женщина, что меня когда-то родила.

– Кира, зачем этот театр? Ты взяла кредит, хотя мы тебя отговаривали. Это я тебе давала деньги на погашение всех этих трёх платежей. Ты же всё прогуляла. Прости, дочь, я ничем больше не могу помочь тебе. У меня не осталось сбережений. Но хоть раз в жизни поведи себя достойно – прими ответственность за свое поведение.

– Мама, не плачь, – кинулась обнимать ее Евангелина. – Она этого недостойна.

– Это вы Кира Горина? – спросил полицейский.

– Да.

– Вы арестованы.

– Но кредит брала не я, а моя сестра. На эстетические модификации.

– Разберёмся, – грубо буркнул мужчина и защёлкнул на моей шее силовой ошейник, после чего вежливо поинтересовался у моих матери и сестры. – Вы знаете что-то о том, что говорит эта девушка?

– Она патологическая лгунья, – уже не скрывая злорадства сказала Ева. – Не слушайте ее. Разве похоже, что я делала пластику? Красота мне досталась от природы. Моя сестра, просто, хочет уйти от ответственности. Но вы ведь не дадите ей сделать это?

– Стать поручителями, которые будут вносить платежи за нее вы не готовы, я правильно понимаю?

– Конечно, нет, – И теперь уже Ева заламывала руки. – Она много лет отравляла наши с мамой жизни. Врала. Обворовывал нас, иногда не оставляя нам денег даже на еду. Может быть это и недостойно, но мы рады, что это, наконец, закончится.

– Понятно, – буркнул полицейский и потащил меня из квартиры.

Последнее, что я увидела, покидая место, что было мне домом почти восемнадцать лет, это холодную улыбку моей матери. И вопрос о том, кто все спланировал, отпал сам собой. Это была она. Она сделала все, чтобы у ее "прекрасное зеркальце" стало ещё прекрасней. А то, что произошло это за счёт жизни другой - нелюбимой дочери... так это сущие мелочи.

Вопреки уверениям стража порядка, разбираться в моей ситуации никто не стал.

Мне показали электронный вариант кредитного договор, оформленный с моего планшета, подтвержденный электронной подписью. Предъявили выписку со сберегательного счёта, опустошенного вчера моей матерью.

Для проформы позвонили Есении Гориной, чтобы поинтересоваться, куда она дела, действительно, полученные от меня вчера деньги. Моя мать ответила, что раздала долги знакомым, которые я набрала накануне. Это объяснение их абсолютно удовлетворило.

Далее они связались с моим отцом, получили отказ стать моим попечителем и отправили к ракшасам.

Глава 3

Потом старуха привела меня в зал, заполненный молодыми мужчинами и женщинами. И все они были одеты также, как я. Только большинство не стремилось проявлять ни послушания, ни почтительности. Остальные рыдали.

Этот шум буквально сбивал с ног. И заходить в закрытое помещение, где беснуется толпа, у меня не возникло ни малейшего желания. Инстинкты вопили о том, что надзирательница с силовой плетью в разы безопаснее, чем то, что там.

– Держись ближе к стенам, – напутствовала меня Вияра. – Ни с кем особо не болтай. Лучше слушай лекцию.

Если честно, то разговаривать с кем-либо у меня не было никаких сил. Хотелось забиться в самый тихий уголок, закрыть глаза и никогда их не открывать.

Конечно, я знала, что мама любит лишь Еву. Хотя, наверное, она любит не ее, а отражение себя в старшей дочери, превращая ее в свое отвратительное подобие.

Евангелина всю свою жизнь наслаждалась привилегиями золотого ребенка. Но моя сестрёнка так плотно сидит на игле материнского одобрения, что вряд ли когда-то задумывалась о том, чего хочет она сама. Она знает, что должна превосходить всех и во всём, быть самой успешной и самой красивой.

В погоне за этим она уже совершила, даже не подлость, а преступление. Врать, лицемерить и манипулировать Евангелина научилась ещё в далёком детстве. Но преступление – это же совсем другое. Безнаказанность развращает. А то, как легко это сошло ей с рук, лишь сильнее укрепит ее веру в собственную исключительность, рождая из поверхностной и избалованной девушки настоящее чудовище.

Но я тоже хороша. Дура. Законченная идиотка. Знала же, что нельзя им доверять. Надо было бежать из дома сразу, как шестнадцать исполнилось.

Но решила сэкономить. Большая часть моей зарплаты уходила на оплату курсов. Думала поживу с ними до девятнадцати. Как раз завершу обучение и скоплю небольшую подушку безопасности. А потом отправлюсь в свою новую счастливую жизнь куда-нибудь подальше от своей семейки.

Ну, хоть в этом желание мое исполнится. Я окажусь от них очень далеко. Правда, ни о какой счастливой жизни теперь и речи быть не может. Если меня собираются продать, как вещь.

Быть чьей-то собственностью – сомнительное удовольствие. Но вдруг повезет?

Интуиция у меня не сказать, чтобы зашкаливала. Попалась бы я в эту ловушку, будь всё так? Но сейчас меня не отпускало ощущение, ситуация не так проста, как кажется

Разве не проще украсть людей?

Даже если в один день исчезнут тысячи людей, пока они будут из нищих кварталов, никому и дела не будет. Но нет. Ракшасы обставляют получение живого товара кучей условностей. И в итоге получают значительно меньше, чем могли бы.

Есть ещё одна странность, о которой я раньше особо не задумывалась. Кто-то получает уведомления о заранее одобренном кредите чуть ли не каждый день, а другие – нет.

Мне приходила куча такого спама на почту.

Ева же гордилась тем, что не получила ни одного письма. Она, правда, считала, что у неё удалось создать ауру богатства, да ещё и такую достоверную, что удалось ракшасской системе внушить, что Ева Горина не может нуждаться в деньгах. Не то, что ее сестра-нищебродка.

Но в медицинском блоке одна из врачей сказала нечто странное: "Даже не предполагаемые семьдесят процентов".

То есть они заранее предполагали некую совместимость. И не связано ли это с тем, что мне так активно предлагали кредит, который я явно не смогу выплатить?

Может именно поэтому полиция достаточно халатно отнеслась к проверке? Если им дали указание не усердствовать. Они и до появления ракшасов не были оплотом закона. Сейчас же это сложная бюрократическая система, существующая ради сохранения себя. Ее основная функция - задержание должников, попадающих под выдворение с планеты. Поймал, передал ракшасам и дело закрыто. Зачем лишние телодвижения по поиску справедливости? За это премию не выпишут. А вот проблем горести можно. Особенно, если совместимость с загадочным ристарами так для наших межзвездных партнёров так важна.

Я огляделась по сторонам и, думаю, что нашла подтверждение своих подозрений. В зале были лишь молодые люди. Никого старше тридцати. Не может же это быть совпадением?

А потом решила воспользоваться советом ракшасы. Отыскала место у стены и постаралась вслушаться в мягкую журчащую речь, льющуюся из динамиков на потолке. Шум толпы мешал, но я постаралась сосредоточиться на лекции о ракшасах.

В школе о них нам почти не рассказывали. В сети информации, тоже было мало.

О тех, у кого будет власть над тобой, лучше знать как можно больше.

По истечении трёх часов я поняла, что не узнала о своих новых хозяевах почти ничего полезного.

Знание истории и географии всех пяти планет их системы мне мало поможет разобраться в том, как устроено общество ракшасов. Но лучше уж изучать хоть что-то, чем упиваться жалостью к себе.

Потом нас покормили. Дали нечто напоминающее суп-пюре из овощей и пакетик сока.

Толпа начала делиться на группки. Они разговаривали. Кто-то плакал. Кто-то утешал плачущих.

А я так и осталась сидеть у дальней стены в одиночестве и думала об услышанном на лекции.

В их системе пять заселенных планет.

Ракш - материнская планета цивилизации ракшасов. Ее, наверное, можно назвать столицей. Считается раем на земле, куда все, кроме жителей Астерии, мечтают перебраться.

Кайлис – индустриальная зона.

Астерия – аграрная планета и оплот ультра-традиционалистов.

Литор – так же аграрная планета, но с нравами попроще.

Рион – технологический и научный центр системы.

Последняя планета меня привлекала ещё меньше, чем Астерия. Находится она на максимальном удалении от звезды их системы, что сказывалось на климате не самым лучшим образом. Если эти рабовладельцы не придумали систему планетарного климат-контроля. Плюс, близкое соседство с недружелюбно настроенными асари, с которыми ракшасы воюют вот же пять тысяч лет. Из-за чего на Рионе базируется основная часть флота системы.

Глава 4

Если есть ощущения более неприятные, чем проснуться от крио-сна, я с ними, к счастью, не знакома.

Ноет все. Каждая клеточка. А голова, просто, разрывается от боли.

Хочется умереть. Прямо здесь и сейчас. Потому, что терпеть это нетникаких сил.

Но через пару минут, показавшиеся мне вечностью, стало легче.

Первым, что я увидела был молодой ракшас. Он смотрел на обнаженную меня с интересом, но не мужским, а, скорее, научным.

– Универсальный донор, – протянул он с восхищением.

– Ты бы не заглядывался, – с отеческой улыбкой потрепал юного коллегу мужчина в летах. – Девочка, как девочка.

– Универсальных доноров на всю планету едва ли полсотни наберётся. Интересно же.

– Все, что тебе должно быть интересно, уже в лаборатории. Изучай сколько хочешь.

– Добрый день, ли-ране, – решила я и в этот раз проявить вежливость. За что мгновенно поплатилась. Виски пронзило жуткой болью.

– Сейчас все пройдет, – поспешил успокоить меня старший из врачей. – Потерпи немного.

И действительно, через минуту стало легче. Я даже смогла встать и одеться. Решиться задать вопрос о том, что значит "универсальный донор" и не разберут ли меня на органы, я не смогла, хоть и очень хотела. Но было слишком страшно.

Потом меня проводили в большую комнату, где находилось около двадцати женщин. Сама комната была условно разделена на две части. С одной стороны стоял узкий длинный стол, заваленный закусками. А с другой в два ряда стояли кровати.

Хотелось упасть и провалился в сон, но я волевым усилием дотащила себя до стола. Поспать я ещё успею. А вот когда еще представится возможность поесть – неизвестно.

Казалось бы, логика железная. Но в мои планы на ближайшее будущее вмешалась Ирай, перевернув то, что ещё оставалось от моей жизни с ног на голову.

– Госпожа Миура, я просто не могу принять такой подарок, – услышала я неуверенный мужской голос, доносящийся от двери.

– Ну, что вы, – голос женщины был мягким, но каким-то тусклым, словно бы безжизненным. – Это такой пустяк для меня. А ваша супруга будет рада. Она стоит в очереди на мои серьги. Но так ей бы пришлось ждать их не меньше полугода. Вы же сможете подарить ей их на годовщину свадьбы. Торжество ведь уже через неделю?

– Но позвольте хотя бы оплатить их стоимость.

– Не нужно. Вы очень помогли мне, позволив побывать здесь до официального открытия торгов. Мне бы хотелось избежать публичности. Ситуация крайне деликатная. Вы же понимаете?

– Безусловно, – мужчина натянул на губы улыбку успешного дельца, который все знает о своем товаре. – У вас есть какие-то предпочтения? Внешность. Возраст.

– Она должна иметь возможность родить ребенка от моего мужа.

– Мы это не афишировали. Но сегодня нам привезли универсального донора. Вы же понимаете, что это значит?

– Деньги не имеют значения, – спокойно ответила женщина. Помолчал пару секунд и неуверенно поинтересовалась. – Она красивая?

– Посмотрите сами.

Пошли они, разумеется, ко мне. Вот что значит: не везёт. Я нервно схватила нечто, напоминающее большое яблоко, и прижала его к груди, как любимую игрушку в детстве.

А потом во все глаза уставилась на посетительницу. Это была фея из сказок. Маленькая. Тонкая, как тростиночка. С полупрозрачной кожей, сквозь которую проглядывали голубоватые вены. А длинные золотисто-рыжие волосы казались маленьким солнцем. За этим прекрасным фасадом, в глубине ее сапфировых глаз я увидела, как в зеркале, такую же боль, что бушевала сейчас в моем сердце.

– Красивая, – сказала она печально. – Иверу она должна понравиться. Я хотела бы оплатить покупку прямо сейчас.

Она не глядя протянула к мужчине руку с кружевным браслетом с искрами радужных бусинок. Он на мгновение коснулся изящной вещички своей спутницы небольшим брелоком, который достал из кармана.

– Благодарю за покупку, – с достоинством произнес местный работорговец.

– Мы можем уехать прямо сейчас?

– Разумеется. Но, возможно, нам лучше доставить девушку немного позже? Когда ей объяснят правила. Мы хотим, чтобы данное приобретение приносило вам лишь радость и не доставляло лишних проблем.

– Не нужно, – твердо сказала рыжая фея. – И снимите с нее ошейник.

– Разумно ли это? Люди после крио-сна бывают... раздражительны и несдержаны. Она может повести себя неразумно.

– Девочка, – обратилась ко мне рыжеволосая фея. – Ты собираешься вести себя неразумно?

– Пока нет, – ответила я честно.

– Вот и замечательно. Пойдем.

И она взяла меня за руку увлекла из комнаты. Мы прошли совсем немного. Потом сели в кар, напоминающий серебристую капельку. Я видела такие только на картинках в модных журналах. Ева обожала их. И если не могла позволить себе вещь, окружала себя ее фотографиями. Она увлекалась медитациями по притягиванию в свою жизнь богатства. Помогало это мало. Но сестра с упорством, достойным лучшего применения, продолжала окружать себя ритуалами, которые должны были чудесным образом изменить ее жизнь.

Всю дорогу мы молчали.

Я не решалась заговорить.

А девушка, которая вблизи казалась почти что моей ровесницей изо всех сил старалась сдержать слёзы.

И мне бы пожалеть себя. Но я почему-то думала о ней. Радости покупка меня ей, явно, не доставила. Тогда почему она на это пошла? Если правильно помню, то без ее согласия муж не мог взять аэли, если брачный контракт не предусматривал иного. Да, и то, это было возможно лишь для ристара.

Когда мы приехали к ней домой и прошли в огромную комнату, вероятнее всего, гостиную, я таких не видела, но опознала по дивану и камину, она заговорила:

– Меня зовут Ирай, а тебя?

– Кира.

– Красивое имя. И ты, тоже, очень красивая. И обязательно понравишься Иверу. Это мой муж... наш. Теперь уже, наверное, надо говорить "наш". Я привыкну.

– Зачем? – этот вопрос сейчас интересовал меня сильнее всего. Но Ирай не нашла в себе сил ответить. Она подняла на меня глаза, полные слёз и улыбнулась.

Загрузка...