Раменье

Пролог

Бывают места на карте, где линии горизонта размываются, а привычные законы мира теряют свою силу. Они не отмечены крестиками с надписью «здесь водятся драконы», но их знает каждый, кто хоть раз вслушивался в шепот старого леса. Васюганье — одно из таких мест. Бескрайнее, дышащее влагой и древними тайнами, оно не любит чужаков. Оно позволяет им зайти на свою территорию, заманивая первозданной красотой: яркой зеленью клюквенных болот, тишиной, нарушаемой лишь криком одинокой птицы, и воздухом, густым от аромата хвои и прелых трав.

Но истинное лицо Васюганья просыпается с туманами.

Это не те белесые, безобидные испарения, что стелются по речным протокам на рассвете. Это — Дыхание. Густое, живое, серебристо-молочное марево, рождающееся в самых глухих чащобах и растекающееся по земле с наступлением сумерек. Старики в окрестных деревушках, которых остались единицы, крестятся при одном его упоминании. Они шепчут, что это дыхание самого Велеса, древнего бога скота, лесов и потустороннего мира. Дыхание, что стирает грань между миром живых и миром Нави, между прошлым и настоящим, между сном и явью.

В этом тумане можно заблудиться навсегда. В этом тумане можно увидеть то, чего не должно видеть человеческое око: тени забытых предков, духи деревьев, просыпающиеся от векового сна, и тех, кто старше самого леса. Он окутывает путника, как саван, заглушает звуки, искажает пространство и время. Он может увести в сторону от тропы всего на пару шагов — и вы уже никогда не вернетесь назад. Ваш мир останется там, за молочной пеленой, а вы окажетесь в его мире. В мире, где правят иные законы.

Одни считают это сказками, придуманными чтобы пустить детей спать пораньше. Другие — суеверием темных деревенских жителей. Но те, кто столкнулся с Дыханием Велеса лицом к лицу и сумел вернуться, больше не улыбаются при этих рассказах. Они просто молча смотрят в стену, а в их глазах застывает немой ужас и… тоска.

Говорят, где-то в самой сердцевине этих туманов, в месте, которого нет ни на одной карте, стоит деревня. Деревня, которую не найти тому, кто ее не ищет, и не покинуть тому, кто в ней оказался. Деревня Хранителей. Они стерегут покой старого бога и следят, чтобы туман не расползся дальше, чем положено. Они живут по его правилам, и у них свои обряды, свои тайны и своя цена за гостеприимство.

Эта история началась с тумана. Она началась с любопытства, которое, как известно, сгубило не одну кошку, а уж людей — и того больше. Она о девушке, которая искала прошлое в пыльных архивах и нашла свое будущее в колдовском мареве. О дружбе и предательстве. О страхе, который сковывает сердце, и о любви, которая сильнее страха.

Эта история о выборе, который рано или поздно встает перед каждым из нас: остаться в привычном, понятном мире или шагнуть в туман навстречу неизвестности.

Прислушайтесь. Скоро поднимется туман.

Глава 1. Край карты

Солнечный луч, пробивавшийся сквозь щель в занавеске, поймал Алину прямо в глаз. Она заворчала и натянула спальник на голову, но было поздно — мозг уже проснулся и с радостной безжалостностью принялся скрупулезно подсчитывать часы до выхода.

До экспедиции.

Не просто похода, а настоящей исследовательской вылазки на Васюганские болота. Как аспирантке-историку, ей это было интересно с профессиональной точки зрения: эти места хранили память о староверах, странных культах и слухах о племенах, будто бы ушедших под землю. Как обычному человеку хочется приключений и романтики.

Романтики, которая по идее у нее была с Максимом.

«Не ворчи, — мысленно одернула она себя. — Он старается».

Максим, ее парень, был прекрасным спортсменом и замечательным организатором, но его интерес к истории заканчивался на датах Великой Отечественной войны. Для него это был просто сложный спортивный маршрут. Для Алины — нечто большее.

Через три часа микроавтобус, пахнущий бензином, резиной и нетерпением, уже мчался по разбитой дороге, увозя их из Омска. Пять человек. Пять жизней, которые еще не знали, что обратно вернутся не все.

— Проверяю последний раз, — Максим, сидящий за рулем, отчеканил слова, как команды. — Навигаторы? Powerbank'и?

— Есть! — хором отозвались с задних сидений.

— Аптечка, репелленты, сухпай?

— Макс, да все есть! Собрано по-твоему же чек-листу, расслабься, — лениво проговорил Игорь, развалившись у окна.

Он был душой компании, мастером по созданию непринужденной атмосферы и главным походным диджеем. Из колонки уже тихо потягивало что-то акустическое и меланхоличное.

Рядом с Алиной пристроилась Катя, подруга и биолог по профессии, с восторгом взиравшая на меняющийся за окном пейзаж.

— Смотри-ка, тайга начинается по-настоящему. Ель, пихта… О, кедр! — она тыкала пальцем в стекло. — Представляешь, какая тут экосистема? Нетронутая! Нам бы хоть один редкий вид мха найти…

На переднем пассажирском сиденье молчал и курил, приоткрыв окно, пятый участник — Сергей, друг Максима, человек немногословный и невероятно опытный в выживании в дикой природе.

А позади всех, аккуратно придерживая рукой сверток с холстами и стараясь не уронить на маленького карликового пинчера, дремала Варвара. Она училась на худграфе и ехала на болота «за вдохновением и атмосферой», как сама говорила. Собака по кличке Честер, обладатель серьезных умных глаз и несоразмерно громкого лая, сидела у ее ног и время от времени нервно повизгивал, чувствуя общее напряжение.

— Честер, тихо, — рассеянно гладила его Варвара, не открывая глаз. — Мы уже почти приехали.

— Честер, говорите? — фыркнул Игорь, оборачиваясь. — Солидное имя для такой… миниатюрной собачки. Он у вас хоть на медведя лает или только на бабочек?

— На глупых шутников лает, — беззлобно парировала Варвара. — И кусается больно. Так что осторожней.

Все засмеялись. Алина улыбнулась, глядя на эту разношерстную компанию.

— Кстати, о нетронутости, — обернулась она к Кате. — Я в архивах перед отъездом наткнулась на любопытные записи миссионеров XIX века. Они писали о местных поверьях. Говорили, что в этих лесах есть «место силы», где туман не рассеивается даже в полдень. Местные называли его «Дыханием Лешего» или «Пледом Велеса». Считалось, что он уводит нежеланных гостей и скрывает свои владения.

— Леший? Серьезно? — фыркнул Игорь, доставая наушники. — Может, сразу про кикимору болотную расскажешь? Лучше музыку послушаю.

— Не смейся, — мягко возразила Алина. — В каждой легенде есть зерно истины. Чаще всего — объяснение природным явлениям. Туман может сбить с толку кого угодно.

— Ну уж нет, — включился Максим. — Нас с Сергеем не собьешь. У нас карты, навигаторы и треки заложены. Мы идем строго по маршруту. Никакие духи нас не сведут с пути.

Сергей молча выпустил струйку дыма в окно, что можно было расценить как согласие.

К вечеру добрались до последней крошечной деревеньки на их пути — Высокий Яр. Последний островок цивилизации перед десятками километров безлюдной тайги. Пока Максим и Сергей дозаправлялись и проверяли связь, остальные зашли в единственный магазинчик «У Елены» за свежим хлебом.

Магазин был темным и пахшим солеными огурцами и пылью. Пожилая женщина за прилавком, та самая Елена, смотрела на них как на инопланетян.

— На болота? — переспросила она, отсчитывая Алине сдачу крупными монетами. — Охота вам, городским. Там не… неспокойно.

— Как это? — оживилась Катя. — Погода испортится?

— Погода-то всегда портится, — женщина мотнула головой. — Это… другое. Птицы странно летают, звери с троп сбиваются. Туман… он не такой стал. Живой какой-то. Мой внук на прошлой неделе из тайги прибежал, перепуганный, говорит, видел в тумане тени, которые звали его. Бредил, что ли.

Игорь, листавший рядом стойку с чипсами, ехидно хмыкнул. Алина же заинтересованно наклонилась.

— А старики что-нибудь говорят? Какие-нибудь старые поверья?

— Поверья? — продавщица на мгновение задумалась, протирая тряпкой столешницу.

— Бабка моя, царство ей небесное, говаривала: когда туман густой да молочный, а ветра нет, — это Велес по лесу гуляет. Дышит. И лучше в это время дома сидеть, у печки. Он, мол, не злой, но своенравный. Может одарить, а может и в свою свиту забрать. Особенно тех, кто молод да хорош собой. — Она посмотрела на Алину и Катю. — Вам бы поберечься.

Из магазина вышли под легкий подтрунивания Игоря.

— В свиту забрать! Одарить! Алина, ты будешь первой историком-лесовихой!

— А я нарисую портрет Велеса, — добавила Варвара, поправляя сумку с принадлежностями. — В стиле «сказок Васнецова». С рогами и в тумане.

Честер, сидя у ее ног, тявкнул одобрительно.

—Видишь, даже Честер согласен, — рассмеялась Варвара. — Говорит, с такой моделью я наконец-то стану знаменитой.

Но Алина не смеялась. Она смотрела на темнеющую полосу леса на горизонте. Туда, где их ждало нечто большее, чем просто болота и редкие мхи.

Глава 2: Дыхание Велеса

Сон Алины был беспокойным. Ей снилось, что она бродит по бескрайнему архиву, где вместо папок на полках лежали спрессованные слои мха и коры, а свет исходил от бледных, светящихся грибов. Она искала одну-единственную книгу, но не могла прочитать ее название. Сзади доносилось тяжелое, мерное дыхание — словно спал огромный зверь.

Ее резко вырвало из сна ледяным холодом. Он пробирался сквозь спальник, заставляя сжаться в комок. Алина открыла глаза и на мгновение подумала, что ослепла. Непроглядная, густая мгла заполнила палатку. Она повернула голову — в метре от нее было не разглядеть очертания силуэта Кати. И тогда она поняла: это не тьма. Это туман.

Он был не просто влажным воздухом. Он был плотным, почти осязаемым, маслянистым на ощупь. Он пах не просто сыростью, а древней, мертвой землей, перегноем веков, озерной тиной и чем-то еще — сладковатым и терпким, как дым от сожженного коренья. Он светился изнутри фосфоресцирующим, призрачным светом, выхватывая из мрака детали: пряжку на рюкзаке, собственное дрожащее колено.

И стояла абсолютная, звенящая тишина. Исчез привычный ночной гул тайги. Не было слышно ни дыхания Кати, ни собственного сердца. Будто мир за пределами палатки перестал существовать.

— Кать? — прошептала Алина, и ее голос прозвучал глухо, утонув в ватной гуще, не получив ответа.

Она потянулась, чтобы разбудить подругу, и рука наткнулась на спальник. Он был пуст. Холодный и влажный.

Паника, острая и стремительная, кольнула под сердце. Алина дернула молнию палатки и вывалилась наружу.

Лагерь тонул в молочном хаосе. Костер был давно мертв, залитый конденсатом. Палатки были призрачными, размытыми шатрами. Фигуры людей едва угадывались в нескольких шагах. Максим и Сергей, спиной к спине, стояли в центре поляны. Сергей сжимал в руке не фонарь, а свой большой тактический нож, лезвие которого тускло поблескивало в фосфоресцирующем мареве. Максим, без шапки, с взъерошенными волосами, напряженно вглядывался в белизну. Рядом, прижимая к ногам дрожащего Честера, стояла Варвара. Она была бледна, одной рукой сжимала складной нож для холстов, а другой — поводок, на котором мелко тряслась собака.

— Где Игорь? Где Катя? — сдавленно выдохнула Алина, подбегая к ним.

Максим вздрогнул и обернулся. Его лицо было бледным, глаза безумными.

— Не знаю. Катя вышла… в туалет. Игорь… — он нервно провел рукой по лицу. — Черт, я не знаю. Проснулся от этого… этого шепота.

— Какого шепота? — прошептала Алина.

В ответ он только показал пальцем уху, его глаза выражали животный ужас.

И в этот миг Алина услышала. Сначала это было похоже на шуршание листьев под ногами зверька. Потом — на отдаленный плеск воды. Но постепенно звук оформился в слова. Нет, не в слова. В подобие слов. Шепот. Он шел со всех сторон сразу, обтекая их, как течение реки. Непонятные, шипящие, булькающие звуки, сливающиеся в гипнотический, зловещий поток. В нем слышался то ли древний, забытый язык, то ли просто насмешка леса над теми, кто осмелился потревожить его покой.

— Это ветер, — сказал Максим, и сам не поверил своим словам. Ветра не было.

— Это не ветер, — ледяным тоном произнес Сергей. Он не двигался, словно высеченный из камня, только глаза метались, пытаясь пронзить белую пелену. — Я такое слышал однажды на Плато Путорана. Деды на стойбище говорили: когда лес молчит, а голоса в тумане звучат — это духи болот зовут себе компанию. Надо уходить. Немедленно.

— Но где Игорь? И Катя? — почти закричала Алина, хватая Максима за рукав.

Как в ответ, из тумана, справа, донесся голос. Сдавленный, испуганный.

— Ребята! Макс! Я тут… ногу подвернул, кажись… Не могу идти…

Это был голос Игоря. Но не его обычный, громкий баритон, а какой-то съежившийся, слабый.

— Игорь! — рванулся было Максим, но Сергей грубо оттащил его назад.

— Стой! Не ходи!

— Да это же он! — взбешенно выкрикнул Максим.

— Это не он, — Сергей впился в него взглядом. — В Плато… они так же звали. Голосами тех, кого ты знаешь. Это ловушка.

И словно в подтверждение его словам, слева, совсем близко, раздался уже другой голос. Женский. Полный слез и ужаса.

— Аля… Макс… помогите… тут кто-то есть… он за мной наблюдает… — это рыдала Катя.

Алина почувствовала, как земля уходит из-под ног. Это был голос ее подруги. Точь-в-точь. Со всеми привычными интонациями, с придыханием от страха.

— Катя! — вскрикнула она и сделала шаг влево.

— Нет! — рык Сергея прозвучал как удар хлыста. — Это не она! Пристрелю на месте, если пойдешь! Это оно!

Он был диким, его обычно спокойное лицо исказила гримаса ярости и страха. Максим замер в нерешительности, разрываясь между страхом убежать и помощи другу.

И тут «голос Кати» снова позвал, но теперь в нем послышались нотки какого-то странного, хищного торжества:

— Идите же… я вас жду… тут так интересно…

Максим сгреб волосы в руку. Разум проигрывал.

— Я не могу ее там бросить! Сергей, это же Катя!

— Это не Катя! — стальной хваткой Сергей удержал его. — Слушай меня, Максим! Мой дед, он был эвенком, он рассказывал… есть духи — нави. Они живут в туманах. Они не злые. Они просто другие. Им скучно. Они любят играть с людьми. Заманивают их, сбивают с пути и заставляют плясать под свою дудку, пока человек не падает замертво от усталости. Они питаются страхом. Чем больше мы боимся, тем сильнее они, тем реальнее их чары. Дыши глубже. Возьми себя в руки.

Его слова, полные мифологии, повисли в ледяном воздухе. Алина, слушая его, чувствовала, как по спине ползут мурашки. Это было страшнее любого медведя. Медведя можно понять. Это было нечто необъяснимое.

— Что нам делать? — прошептала она, чувствуя, как предательски дрожат ее колени.

— Ждать рассвета, — мрачно сказал Сергей. — Туман должен отступить с солнцем.

— А если нет? — голос Максима дрожал.

— Тогда мы все тут останемся.

Внезапно «голос Игоря» снова завопил, но теперь в нем не было испуга. Только чистая, нечеловеческая боль.

Глава 3: Пробуждение в Нави

Первым проснулось чувство обоняния. Пахло старым деревом, пропитанным дымом, сушеными травами с горьковатым оттенком полыни и чем-то молочным, теплым — как парное молоко. Пахло детством. Пахло бабушкиным домом в деревне, куда ее возили на лето. Этот знакомый, уютный запах был таким несовместимым с ледяным ужасом тумана и черной тенью, что сознание Алины сопротивлялось, отказывалось просыпаться.

Она медленно открыла глаза.

Над ней был не полог палатки, а низкий, грубо сколоченный потолок из темных бревен, покрытый паутиной, в которой застряли засушенные пучки трав. Она лежала на широкой деревянной кровати, укрытая лоскутным одеялом, тяжелым и теплым. Свет в горницу пробивался сквозь маленькое слюдяное окошко, слабый, рассеянный — словно снаружи был все тот же нескончаемый туман.

Она резко села. Голова закружилась, в висках застучало. На ней была не ее спортивная футболка и термобелье, а длинная, грубая рубаха из небеленого льна, до пят. Чужая одежда. Кто-то ее переодел.

Паника, приглушенная странностью обстановки, снова накатила волной. Она сорвалась с кровати, босые ноги коснулись прохладного, неровного пола из плах. Комната была небольшой, обстановка — более чем скромной: кровать, грубый стол, лавка вдоль стены, на полках — глиняная и деревянная посуда. Все старое, но чистое. Настоящий дом позапрошлого века.

«Где я? Что случилось? Макс… Игорь… Катя, Сергей…» — мысли путались, обрывались воспоминанием о ледяном прикосновении и низком голосе:

«Ты пойдешь со мной».

Она подбежала к двери и рванула на себя ручку-скобу. Дверь поддалась неохотно, со скрипом.

То, что она увидела, заставило ее замереть на пороге.

Она стояла на крыльце такого же старого, почерневшего от времени сруба. А перед ней раскинулась деревня. Небольшая, состоящая из двух десятков таких же изб, разбросанных в беспорядке вокруг центральной площади с колодцем-журавлем. Между домами стояли столбы с повешенными на них пучками трав, деревянными оберегами в виде конских голов и ловцов снов из перьев и веток.

Но главное было не это. Деревню, ее жителей, небо — все окутывал тот самый молочно-серебристый туман. Он был не таким густым, как в лесу, но постоянным. Он висел легкой дымкой, смягчая контуры изб, делая движения людей плавными, почти призрачными. Солнца не было видно, лишь ровное, рассеянное свечение, исходящее отовсюду сразу. Было тихо, непривычно тихо. Не слышно было ни птиц, ни ветра, только приглушенные голоса и скрип дверей.

По деревне медленно, не спеша, двигались люди. Они были одеты так же, как и она — в простые льняные и шерстяные одежды домотканого вида. Женщины с корзинами, мужчины с вязанками хвороста. Они перебрасывались тихими, спокойными фразами, и никто не казался удивленным или встревоженным ее появлением. Их взгляды скользили по ней с легким любопытством, но без удивления, словно появление новой девушки в чужой рубахе было обыденным делом.

Алина почувствовала приступ тошноты от нереальности происходящего. Это был сон. Кошмар. Она повернулась, чтобы броситься обратно в дом, и чуть не столкнулась с высокой, сухощавой старухой, стоявшей прямо за ней в тени крыльца.

Та смотрела на нее темными, как изюминки, глазами. Ее лицо было изборождено глубокими морщинами, а волосы, убранные под темный платок, были серебристыми как луна. В руках она держала посох из причудливо изогнутого корня.

— Очнулась, птаха? — голос у старухи был скрипучим, но не злым. — Ничего, ничего. Отходишься. Все тут через это проходили.

— Где я? — выдохнула Алина, ее собственный голос показался ей сиплым и чужим. — Кто вы? Где мои друзья?

Старуха внимательно посмотрела на нее, словно оценивая.

— Место это зовется Раменье - деревня Хранителей. А я — Матрёна, считай, что ты в гостях у старика Велеса. Что до твоих спутников… — она покачала головой, и в ее глазах мелькнуло что-то похожее на жалость. — Их участь нам неведома. Хозяин привел только тебя.

«Хозяин». То самое слово, которое она уже слышала. От него по спине побежали мурашки.

— Как отсюда уйти? Мне нужно найти их! — голос Алины дрогнул.

Матрёна усмехнулась, сухо, как треснула ветка.

— Уйти? Милая, никто отсюда не уходит. Туман — это и стена, и дверь. Но открывается она только для него да для тех, кого он сам приведет. А приводит он редко. Чаще забирает. Теперь ты будешь здесь, как и мы все.

— Что значит «здесь»? Я не понимаю!

— Значит, живешь, работаешь, слушаешься старейшин. И не пытаешься сунуться в туман без спроса. А то… — она не договорила, лишь многозначительно посмотрела в сторону леса, где туман сгущался в непроглядную стену. — Ступа прогуляйся, посмотри и начни привыкать. Голодна?

Алина, ошеломленная, молча кивнула. Матрёна мотнула головой в сторону площади.

— Иди к колодцу. Там Федосья раздает на день хлеб да похлебку. Скажешь, что от меня прислана.

С этими словами старуха развернулась и, постукивая посохом, медленно побрела вдоль улицы, растворившись в тумане, словно ее и не было.

Алина осталась одна на крыльце, чувствуя себя абсолютно потерянной. Она медленно сошла на землю и пошла туда, где виднелось скопление людей.

По дороге она внимательно разглядывала деревню и ее обитателей. Все казалось застывшим во времени. Не было видно проводов, машин, никаких следов современности. Люди выглядели… спокойными. Слишком спокойными. Их движения были размеренными, глаза не выражали ни радости, ни печали — лишь какое-то глубинное, привычное смирение.

Они кивали ей, некоторые даже пытались улыбнуться, но улыбки были какими-то натянутыми, будто они забыли, как это делается.

У колодца несколько человек стояли с глиняными мисками и кружками в руках. Женщина лет сорока, Федосья, с добрым, усталым лицом, разливала из большого котла густую похлебку. Увидев Алину, она налила и ей, не спрашивая имен, и протянула краюху темного, душистого хлеба.

— На, детка, подкрепись. Видок-то у тебя болезный.

Глава 4: Первая борозда

Дни в Раменье текли, словно вода в тихом, заболоченном омуте — медленно, плавно и почти незаметно. Неделя сменилась неделей, серебристая пелена тумана за окном стала для Алины таким же привычным фоном.

Ей выделили тот самый домик, где она очнулась. Скудный скарб: кровать, стол, лавка, глиняная посуда, грубый ткацкий станок в углу, на котором она так и не научилась работать. Жизнь здесь была поразительно простой и пугающе бесцельной. Вставали с рассветом, ложились с наступлением темноты. Работали не ради денег, а ради еды и поддержания порядка в общине.

Алина пыталась помогать. Она ходила с женщинами собирать хворост, пыталась доить смиренных, почти ручных коров на крошечном выгоне, ношу которых охранял массивный, молчаливый мужик по имени Архип. Она помогала Федосье раздавать у колодца похлебку и хлеб, выпекаемый в общей печи. Но ее помощь была механической, движением тела без участия души. Внутри все кричало, рвалось наружу, требовало ответов, действий, побега.

Однажды, бродя по окраине, она наткнулась на небольшой огородик, притулившийся к одной из изб. Его окружал частокол из кольев, обвитых засохшей стеблями вьюнка, а на грядках ровными рядками зеленели незнакомые растения. Одни были с мясистыми, испещренными серебристыми прожилками листьями, другие — с мелкими, будто усыпанными инеем, цветочками, третьи и вовсе напоминали странные грибы, растущие прямо из почвы.

Возле грядки, опираясь на палку, сидела та самая старуха Матрёна. Она что-то бормотала, перетирая в каменной ступе сухие травы.

— Здравствуйте, — тихо позвала Алина.

Старуха подняла на нее свои всевидящие глаза-изюминки.

— А, птаха. Что шляешься без дела? Тоска заела?

— Можно я посмотрю? — Алина кивнула на грядки. Ее профессиональный интерес историка и давняя личная любовь к растениям на мгновение пересилили отчаяние.

Матрёна хмыкнула.

Смотри. Только ногами не топчи. Это не сорняки, чтобы ими попираться.

Алина осторожно подошла ближе. Она узнала зверобой и ромашку, но остальные растения были ей незнакомы.

— Что это растет? — спросила она, указывая на те самые серебристые листья.

— Это следовик, — буркнула Матрёна. — Лист к ране приложишь — заживает, будто его и не было. Только срывать его надо с правильным словом, а не то силу свою потеряет.

— А это? — Алина указала на «инеевые» цветы.

— Сон-трава. Для тех, кого тёмные мысли одолевают. Сон дает крепкий, да такой, что можешь и не проснуться, коли переборщишь. А вон те грибы — губники. От ядов да укусов гадов. Сильные, но капризные. Чуть что не так — в труху рассыпаются.

Алина смотрела, завороженная. Это была живая аптека, целый мир знаний, сохраненных здесь, в этом туманном заточении.

— Вы… вы знаете все их свойства?

— А как же? — в голосе старухи прозвучала гордость. — Мне мать передала, ей — ее бабка. Лес дарит, мы пользуемся. Да и Хозяин позволяет.

— Научите меня, — вырвалось у Алины. Она сама удивилась своей просьбе, но это было первое, что вызвало в ней искру настоящего интереса за все эти недели.

Матрёна оценивающе посмотрела на нее, потом фыркнула.

— Тебе? Не справишься. Не для городских неженок это дело. Тут не только сорвать надо, но и с землей договориться, с туманом, с силой, что в них живет. У тебя руки для книжек, а не для земли. Ступай, за прялку лучше сядь.

Отказ был таким резким и уничижительным, что у Алины от обиды и злости перехватило дыхание. Она молча развернулась и ушла, чувствуя, как по щекам катятся горячие слезы. Несправедливость происходящего, беспомощность и теперь еще это презрение — все это переполнило чашу.

Она побежала прочь от деревни, к ручью, что журчал на самом краю, у стены тумана. Там, где ее никто не увидит, она опустилась на землю и дала волю слезам. Она рыдала, вспоминая лица друзей, свою комнату в общаге, запах кофе из автомата, простые и такие недостижимые теперь вещи. Все это время она держалась, но сейчас сломалось что-то внутри.

Солнце уже садилось, окрашивая туман в багрово-золотые тона, когда позади нее послышался легкий шорох. Алина резко обернулась, испуганно вытирая лицо.

На камне сидела Василиса. Та самая тихая девушка с косами. Она смотрела на Алину не с жалостью, а с пониманием.

— Не печалься на бабку Матрёну, — тихо сказала она. Ее голос был удивительно мягким и мелодичным, таким сладким, что тревога Алины стала понемногу отступать. — Она не злая. Она просто всю свою жизнь положила на это. Для нее эти травы — не просто растения. Они как дети. Она боится, что чужая рука, не знающая ласки, погубит их.

— Но я же хочу научиться, — прошептала Алина. — Мне нужно чем-то заняться, а то я так сойду с ума.

— Она это видит, — Василиса улыбнулась. — Видит твое рвение. Дай ей время. Присматривается она к тебе. Когда поймет, что твое желание искреннее, тогда, может, и доверится.

— А откуда ты все это знаешь?

Василиса опустила глаза.

— Она меня растила. Моя мама… ее тоже Хозяин привел. Но она не смогла здесь остаться. Пыталась уйти… Ее нашли у границы, бездыханную. Бабка меня тогда и взяла. Говорит, во мне дар есть. Чувствовать боль земли и растений. — Она встала и протянула Алине руку. — Пойдем, уже поздно. По ночам тут… не всегда спокойно.

С того дня Алина нашла в себе силы продолжать. Она стала каждый день приходить к огороду Матрёны. Не просилась больше, не надоедала, а просто молча садилась на краю и смотрела, как старуха копается в земле, как разговаривает с растениями, как бережно собирает урожай. Иногда она подносила воду из ручья, иногда — просто молча пропалывала сорняки на соседней, незанятой грядке.

Матрёна делала вид, что не замечает ее. Но однажды, когда Алина не пришла из-за того, что помогала Архипу чинить забор вокруг выгона, старуха при встрече буркнула:

—Что это тебя вчера не видно было? Лениться вздумала?

Это было почти признание.

Помимо трав, Алина открывала для себя и другие странности деревни. Однажды она помогала мужчинам таскать бревна для новой избы. Работа была тяжелой, и один из мужиков, молодой парень по имени Лука, сорвался и придавил себе ногу. Раздался раздирающий хруст, лицо его побелело от боли.