Голая. Я лежу на диване, забросив ноги на спинку, и изнываю от невыносимой жары — это все, на что я сейчас способна. Мое вспотевшее тело липнет к раскаленной коже, и даже настежь открытые окна не облегчают состояние. Слышу, как похрипытвает Ларс, распластавшись на паркете, и направляю на него пульверизатор с водой.
— Брызнуть?
Кот, который боится пульверизатора больше чем пылесоса, продолжает лежать неподвижно, и только медленно вздымающийся живот подает сигнал о признаках жизни.
— Ну, тогда терпи.
Я направляю пульверизатор на себя и несколькими пшиками прохожусь по всему телу. На несколько секунд становится легче. А потом снова начинается огненный огонь. Может, я не заметила, как умерла и попала в Ад?
Температура приближается к отметке в 40° С и бьет все рекорды. Не помню, чтобы когда-то было настолько жарко в Минске. Никто не помнит. Но это лето 2021-го точно навсегда останется со мной. И его жара, которая сводит с ума.
Еще пара градусов вверх, и я точно пойду за вентилятором — терпеть это безумие больше невозможно. Но пока снова прохожусь по липкому телу пульверизатором. Капли воды — единственная роскошь, которую могу сейчас себе позволить.
Когда на телефоне раздается звук уведомления, вздрагиваю. Для клиента уже слишком поздно. Хотя, зная ее... Дрожащей рукой тянусь за телефоном. За эти пять секунд мое сердце успевает и замереть, и простучать «sos» азбукой Морзе со скоростью 220 ударов в минуту. Нажимаю на кнопку блокировки, и тревожность меня отпускает. Фух, это всего лишь Юля, и она спрашивает, как у меня дела.
Запускаю руку в миску с ягодами, захватываю горстку черешни и отправляю все это безобразие прямо в рот. А второй рукой пишу ответ: «Паршиво». Юля присылает новое сообщение: «Обнимаю, котик. Но помни, что скоро станет легче. Я могу чем-то помочь? Хочешь приеду?» Выплевываю косточки черешни в миску и отвечаю: «Не, я справлюсь. Спасибо».
И тут раздается звонок в дверь. От неожиданности роняю телефон на пол, и тот только чудом не разбивается, а Ларс моментально устремляется в свое секретное укрытие — под книжный стеллаж. Какого х***? Какого дебила принесло ко мне в полночь?
А что, если я топлю соседей?
Облизываю пальцы, но они все равно сохраняют сладкую липкость и аромат черешни. Набрасываю на голое тело сарафан из хлопчатобумажной ткани, которая сразу же прилипает к потной коже. Дверной звонок раздается вновь. На цыпочках и едва дыша, чтобы не выдать свое присутствие, пробираюсь сквозь коридор в ванную. На полу сухо, никакие трубы не текут — потопа по моей вине нет.
Все так же тихо пробираюсь к входной двери и заглядываю в глазок. Но во мраке лестничной площадки невозможно ничего разобрать. Звонок раздается вновь, и я вздрагиваю. Сейчас бы забиться под книжный стеллаж, как Ларс, и притворится, что меня вообще нет. Даша? А кто такая Даша? Нет здесь никакой Даши. И взрослых тоже нет. Но, увы, теперь взрослая здесь я, и я должна научиться разруливать всякое дерьмо.
— Кто там? — спрашиваю через дверь.
В ответ тишина.
Что сделает умная девушка? Пойдет спать. Что сделаю я? В общем, мне не хватает кого-то, кто бы сейчас стоял рядом и шептал: «Не ходи туда, дурра, не ходи!» — забрасывая в рот горстку попкорна со вкусом карамели.
Открываю дверь и вижу на пороге… папу. Рядом стоит клетчатый баул. В таком челноки привозят всякий шерпотреб на рыночные прилавки, а модели Луи Виттон выходят с ним на подиум, как с модным аксессуаром. Могу поспорить, что в папином бауле закатки, которые я никогда не ем и которые он постоянно пытается мне всучить.
Вместе с папой в квартиру врывается сквозняк. Мое лицо обдает горячим воздухом, и это возвращает меня к реальности. Или напротив, вырывает из нее.
— Не по́няла, — говорю специально с ударением на «о». Знаю, что это ошибка, но именно это слово сейчас, как никакое другое, передает мое состояние. — Что ты здесь делаешь?
Папа заходит в квартиру и затаскивает закатки в клетчатом бауле. Хотя, возможно, сегодня там не закатки, а ведро картошки. Пока непонятно.
— Я больше не могу быть с матерью, — говорит он и садится на банкетку у входа.
— Чего это?
Родители прожили вместе 40 лет. Да, все это время прошло в сплошных скандалах, но я никогда и подумать не могла, что в один день они могут разъехаться. Что могло пойти не так?
— Наше время вышло.
Папа достает из кармана носовой платок, которому больше лет чем мне, и вытирает со лба капли пота. Жара — не лучшее время для расставаний. А может, именно жара, доводя нас до сумасшествия, помогает услышать себя и не побояться показать настоящее лицо. Жара — как алкоголь. Развязывает язык и заставляет говорить правду.
— И???
Все еще жду более внятных объяснений.
— Я ушел.
А, теперь понятно. В клетчатом бауле не закатки и даже не картошка. В ней уместилась целая жизнь отца.
— Ты разлюбил маму?
— Нет.
— Но ты ушел от нее? Или она тебя выгнала?
— Нет. Это сложно объяснить.
— Хорошо. Допустим. И что теперь? Ты решил поселиться у меня?