Раз и навсегда

Глава 1

Меня разбудили знакомые руки – уверенные, решительные, такие же, как он сам. Утягивающие за собой к животу шелк ночной сорочки. Ткань сдалась под настойчивым натиском пальцев мужа. Спину оцарапали жесткие волосы, в обилии покрывающие его грудь. Все это было знакомо до мельчайших деталей, но как никогда мучительно.

Я поймала себя на том, что, затаив дыхание, жду… Что все обойдется? Или, напротив, продолжится? Внутри меня обострился давно замятый конфликт: желание оттолкнуть и неистовое подсознательное влечение, которому я ненавидела подчиняться.

– Разбудил? – шепнул Вахид, прикусывая мне ушко.

Я промолчала. Он и не ждал ответа. Одной рукой оглаживая мой живот, а другой – перекатывая между пальцев послушно вытянувшийся сосок, муж наслаждался моим беспрекословным подчинением. Заставляя тело предательски откликаться, выдавая все то, в чем мне и сейчас было сложно себе признаваться.

Может, как раз это и делало этот раз настолько для меня сложным? За двадцать лет брака я привыкла ко многому. Казалось бы, что изменит еще один раз? Но сегодня все было иначе и ощущалось гораздо-гораздо острее. Не было сил терпеть. А нужно было – больше, чем когда-либо.

– Я уже тебя не ждала, – выдохнула я, с трудом узнавая свой голос.

– Напрасно, – отозвался Вахид с ленивой уверенностью в голосе. – Жена всегда должна ждать своего мужа.

Его дыхание – раскаленное, как солнечная корона – коснулось затылка, отправляя в забег по моему телу полчища мурашек. Дрожь сковала, как в первый раз, разгоняя по венам щенячий, абсолютно неуместный восторг от мысли, что он пришел ко мне. Что он, несмотря ни на что, меня хочет. И за это чувство, за это униженное полурабское ликование я ненавидела себя сильнее всего в этой жизни.

– Алишер обрадуется, что ты нашел время проводить его в колледж, – выдавила я, цепляясь за остатки достоинства.

– Это упрек, что мне не хватает времени на семью? – голос Вахида был тихим, но его и не нужно было повышать – я слишком хорошо знала мужа, чтобы вообще без слов считывать его недовольство.

Концентрироваться на разговоре было все сложнее, ведь пальцы Байсарова уже вовсю наглаживали меня между ног. Властно, грубо, будто каждым этим касанием оставляя на мне печати. Я зажмурилась, вгрызаясь зубами в подушку, чтобы не закричать – от бессилия, от боли, от мерзкого осознания, что даже сейчас я его хочу. Хочу, а не просто позволяю, потому что иногда проще сдаться, чем оказывать сопротивление.

– Амина! – Вахид зажал между пальцев мой налившийся клитор.

– Что ты, муж мой. Какие претензии? – я изобразила покорность и замерла в ожидании – поверит, нет?

– Вот и славно. Вы для меня всегда на первом месте. Ты же знаешь.

Он больше не хотел слов. Они мешали. Байсаров бесцеремонно перевернул меня на живот и навис сверху, прижимаясь так крепко, будто хотел заставить меня забыть, кто я есть без него. И я снова позволила. Потому что не могла рисковать. Перетерпеть нужно было один только раз. Я надеялась, что один. И что перетерпеть. Иногда Вахид забивал на мое удовольствие, не требуя отдачи. Не заставляя меня кончать во что бы то ни стало.

– Давай, Амина. Давай, девочка…

Но сегодня было иначе. Он шлепнул меня ниже поясницы. Я взорвалась, яростно сжимая его беснующуюся во мне плоть и распутно виляя задницей. Вихид догнал меня тут же, со стоном разрядившись глубоко-глубоко внутри. В такие моменты мне становилось особенно за себя стыдно. И брезгливо, и откровенно страшно. Чтобы притупить этот страх, я вновь и вновь про себя повторяла, что он осторожен, когда ходит на сторону. Что он использует презерватив хотя бы со своими шлюхами. Даже если со мной он этим не утруждался.

– Эй, ты куда это? – в голосе Вахида появился едва заметный акцент, который вырывался наружу лишь в моменты крайней расслабленности. Он упрямо продолжал разговаривать со мной на русском, будто боялся, что в родной речи проявится что-то истинное и непритворное.

– В душ. Ты меня испачкал.

– В кровать вернись. Не такая уж ты и грязная. Сходишь утром. И вообще нам пора подумать о дочке. Я на днях к Джабраиловым заезжал. Хорошо у них. Полный дом детей.

Меня окатило волной паники. Леденящей, как утренний снег под босыми ногами. Чтобы не провалиться под этот наст с головой, я напомнила себе, что уже завтра его слова перестанут иметь значение. Я просто должна продержаться. И я держалась, даже когда его семя стало вытекать на простыни, и на них же остывать, неприятно холодя кожу.

– Как Адам? – спросила только, беспокоясь о своем старшем мальчике. – Справляется с поручениями?

– Конечно. Это же мой сын.

– Наш сын, Вахид. И ему всего восемнадцать.

– Он толковый парень. Спи. Завтра рано вставать.

Закинув на меня ногу, Байсаров поудобнее устроился на подушке и накрыл рукой тяжелую после трех-то беременностей грудь. Дочку он захотел… Я втянула щеки, чтобы не потревожить Вахида всхлипом. После трех погодков, первого из которых я родила в восемнадцать, мысль о беременности вселяла в меня в самый настоящий животный ужас. Но с тех пор, как сыновья выросли, Вахид все чаще стал затрагивать эту тему, давя на чувство долга и прочую чушь, которую нашим девочкам вбивают в голову с детства.

Глава 2

Дорога до Оксфорда показалась мне бесконечной. Хоть сколь-нибудь сносной ее делало то, что мне не нужно было участвовать в оживленном разговоре отца и сына. От меня попросту этого не ждали. Да и мое мнение… Вряд ли оно кого-нибудь по-настоящему волновало. То, что казалось мне вопиющей несправедливостью, неожиданно облегчило мне участь.

Я сидела на заднем диване Рендж Ровера, разглядывая в окно проносящиеся пейзажи. Золотые поля, старые дубовые рощицы в кружеве стекшего в низины тумана, и целые деревни с их косыми крышами и завораживающей, неспешной размеренностью бытия. Картинки за окном казались нарисованными – настолько они были безмятежны. Словно кто-то нарочно приглушил все краски, оставив только выцветшую зелень, охру и дымчатую синеву горизонта.

Тем временем отец и сын Байсаровы, сидящие впереди, трещали как две сороки. Время от времени покатываясь от хохота. У них был свой мир, в который мне не было хода… Ну и пусть. Хотя бы наших детей Вахид любил беззаветно.

Приехали мы точно ко времени. Ваха, уверенно шагая чуть впереди, проводил нас к нужному корпусу. В отличие от меня, муж здесь был не впервые. И может, поэтому Байсаров остался полностью равнодушным и к невообразимой архитектуре, и к царящей вокруг атмосфере, и даже к тому, что вышедший нас поприветствовать ректор выглядел так, словно перенесся прямиком из книги о Гарри Поттере. Я же, едва ступив на каменные плиты внутреннего дворика, ощутила, как голова начинает вертеться в попытке все разглядеть, запомнить и напитаться.

– Мистер и миссис Байсаровы, – начал ректор, опираясь кулаками о массивный дубовый стол. – Рад приветствовать вас в Оксфорде. Вы доверяете нам самое ценное, что у вас есть, и поверьте, мы с благодарностью принимаем эту ответственность.

Вахид едва заметно поморщился. Он терпеть не мог пафоса, но, разумеется, ни за что не позволил бы себе открытой демонстрации пренебрежения по отношению к старшим.

– Мы нисколько в этом не сомневаемся, – сказал он, протягивая руку мистеру Джонсу. Тот с достоинством ее пожал. Я кротко улыбнулась. И снова прикинулась ветошью.

Снаружи за высоким готическим окном лениво кружились пожелтевшие листочки плюща, обвившего стены здания. Хоть до осени еще было далеко, ее горьковатое дыхание уже хорошо ощущалось.

Кампус, как и положено истиной британской старине, пах мокрым камнем, пылью библиотек и чем-то совершенно мне незнакомым – может быть, легкой печалью тех, кто здесь когда-то жил и учился, но ушел, оставив часть себя в этих коридорах.

– Здесь мы учим не просто искать ответы, – продолжал вещать ректор, – а ставить правильные вопросы. Быть свободным в мышлении, но уважительным в споре…

Бла-бла-бла. Я все сильнее волновалась, и потому слова ректора проходили мимо моих ушей, не достигая сознания. Напоследок мистер Джонс улыбнулся. Улыбкой человека, привыкшего дарить утешение тем, кто оставляет детей в чужом городе – под крылом чужих правил.

– Мистер Стоун, проводите мистера Байсарова в его комнату.

Тут я вскочила – слишком резко, боясь, что если не поспешу, моего сыночка унесет поток студенческой взрослой жизни, и все навсегда изменится. Подбежала. Обняла его что есть сил.

– Мам, – закатил глаза Алишер.

– Помнишь, что я сказала? Люблю. Всегда.

– Я тебя тоже, – улыбнулся сынок – так по-детски, так открыто, что мое материнское сердце дрогнуло. Я сжала его пальцы – красивые, сильные, уже почти мужские, и резко отступила, давая и Байсарову попрощаться.

– Ну что? Пойдем? – спросил Вахид.

– Да. Конечно.

Я незаметно достала телефон из кармана. Еще десять, пятнадцать минут, и все.

Оттягивая неизбежное, я неторопливо пересекла двор.

– Ну что ты еле плетешься, Амина? – возмутился Вахид.

– Не спеши. Глянь, как тут красиво! Хочу…

– Что хочешь?

– Хочу посмотреть, где будет жить мой сын следующие несколько лет. Можно?

Вахиду моя просьба явно не понравилась. Но он не стал возражать, лишь тяжело вздохнул, неспешно устремляясь дальше. Я опустилась на древнюю потемневшую от времени и обильно заросшую мхом скамейку. С этого места парковка была как на ладони. Однако по какой-то совершенно необъяснимой причине я смотрела не туда, где меня, вполне возможно, ждало мое будущее, а вслед отошедшему чуть дальше мужу.

Он изменился за годы брака. Возмужал. Чрезмерная худоба исчезла, обернувшись редкой в таком возрасте стройностью и статью. Одежда, которую Вахид выбирал, сидела на нем роскошно. И легкая седина в волосах ничуть его не старила, а скорее добавляла шика. Как всегда занятой. Ни минуты свободного времени. В документах, в каких-то звонках. Чей угодно, но никогда не мой…

Наш брак был незапланированным и поспешным. Я много раз думала, как бы сложилась моя жизнь, если бы моя младшая сестра не влюбилась? Если бы не ее ранний брак, я бы, может, поступила в институт, как хотела, а там кто знает? Но к шестнадцатилетней Зарине посватался уважаемый в республике человек. А поскольку наши традиции не позволяли младшей сестре выйти замуж раньше старшей, в рекордные сроки муж нашелся и для меня. Собственно, Вахид был племянником того самого влиятельного жениха моей сестренки. История не нова, но оттого не менее грустная.

Глава 3

Хлопок, с которым закрылась дверь машины, заставил меня всем телом вздрогнуть.

Не смотри! Просто не смотри – и все, – повторяла я про себя, гипнотизируя взглядом обивку переднего сиденья. И все равно обернулась, подчинившись глупой привычке искать глазами того, от кого давно следовало отвернуться. Байсарова же уже и след простыл. Как будто бы для того, чтобы я уж окончательно избавилась от иллюзий.

В горле булькнул смех. Какая же я дурочка! Неужели и правда думала, что он станет меня удерживать? Как бы ни так. Гордость оказалась важнее. Для него все на свете было важнее меня. Почему я решила, что сейчас что-то изменится?

А я решила? Нет. В глубине души я была готова, что все будет именно так. Просто держала в уме тот факт, что горячая кавказская кровь может спутать нам карты.

Даже этого не случилось…

– Куда сейчас? На квартиру? – обеспокоенно спросил адвокат, усаживаясь за руль.

– Да. Если вас не затруднит.

– Нет, конечно.

Мы замолчали. Все уже было сто раз оговорено. План действий описан буквально посекундно.

– Амина, я бы рекомендовал вам избавиться от телефона прямо сейчас. И никаких соцсетей. Это особенно важно, если мы не хотим, чтобы ваш муж получил возможность оказывать на вас давление до суда.

Смешной. Он действительно думал, что меня можно отговорить! И, наверное, опасался за свой гонорар в таком случае.

– Точно.

Я достала из сумочки телефон. Открыла соцсети, где мне полагалось опубликовать кое-какой пост. Я сама настояла на этом, поскольку британские адвокаты мало понимали специфику, присущую нашим традициям. Развернула одно из немногочисленных фото, где мы были запечатлены с Вахидом. Провела по его лицу пальцами, привыкая к мысли, что больше ему не принадлежу. Те дрожали… Но уже не от страха, что мой план раскроют. А от чего-то более глубокого и совершенно мне пока непонятного.

Я долго думала, какими словами сопроводить эту публикацию. Но все бы они были насквозь лживыми. В итоге я поблагодарила Байсарова за сыновей и все хорошее, не став уточнять, как мало этого хорошего было. И завершила текст немыслимым «Я с тобой развожусь», повторенным трижды.

Для кого-то, в том числе, как это ни смешно, для моих адвокатов, это были просто слова. Для людей, хоть что-то понимающих в нашей культуре – приговором. Официальным разрывом. Тем моментом, когда женщина в кои веки будет услышана, а ее воля станет обязательной к исполнению. После такого решение суда о разводе станет простой формальностью. И я нашла в себе силы заявить о своем желании. Громко. Четко. Трижды, как и полагалось. Не имея ничего. Только смелость озвучить нам приговор.

– Как думаете, он может поехать за нами?

– Вроде как проследить? – усмехнулась я.

– Именно.

– Нет, вряд ли ему теперь это нужно.

Если только поквитаться за унижение. Но я надеялась, что Вахид все же не опустится до убийства чести. Он современный человек. Да и дети даже в таких жизненных обстоятельствах вряд ли простят отцу, если со мной вдруг что-то случится.

Вернуть же меня просто так, под замок своего дома, лишь бы только доказать свою власть… Он не захочет. Ему не позволит гордость.

Осознание, что Вахид не сможет ко мне притронуться – ни телом, ни словом, ни угрозой – было головокружительным.

– Амина, вам плохо? – забеспокоился Стивен. – Может, воды?

– Нет-нет, – я истерично замахала руками. – Мне хорошо! Мне так хорошо, вы даже не представляете.

Надо же! Я в самом деле смогла освободиться. Это было очень волнующее и одновременно с тем пугающее чувство. Десять лет… Десять лет как минимум я к этому шла. Готовя запасной аэродром, экономя каждую копейку и прокручивая снова и снова в голове свой коварный план, чтобы он в последний момент не дал сбоя. Привыкая к мысли, что от меня отвернутся… примерно все. Избавляясь от впитанных с молоком матери установок. Перекраивая себя и свое мышление. Познавая и изучая свои настоящие желания. Отсеивая наносное. Становясь совершенно другой женщиной с иными ценностными ориентирами. Благо у меня было много времени наедине со своими мыслями, книгами и разнообразным образовательным контентом.

Вдохнув поглубже, я нажала кнопку «опубликовать», после чего опустила стекло и, хулигански подмигнув адвокату, просто выбросила айфон на дорогу. Среди моих вещей давно уже хранился новый, нигде не засвеченный телефон. И еще один. С которого я планировала связываться с детьми на случай, если те захотят поддерживать со мной отношения.

Тут моя решимость все-таки дрогнула. Я вполне допускала, что этого не случится. Адам, подверженный влиянию отца больше других наших мальчиков, наверняка отвернется от меня первым. Адиль, скорее, все же нет, чем да. Слишком он для того эмпатичный. И наиболее прогрессивный из всех. Сложнее всего, пожалуй, придется младшему, Алишеру. Я не могла предсказать его поведение совершенно. Поэтому просто перебралась поближе, чтобы быть рядом, если вдруг срочно ему понадоблюсь.

Я любила своих детей больше всего на свете. Долгое время в них и заключалась вся моя жизнь. Я крутилась вокруг их интересов, потребностей и желаний. Но сейчас, когда они выросли, я выбрала себя. Как бы там ни было. И чем бы это все для нас не закончилось.

Глава 4

– Нет-нет-нет, я буду спать сколько хочу. И никто меня не разбудит. Просто отстань! – пробормотала я, с головой укутавшись в одеяло. Новый дом. Новая жизнь. И это, черт побери, должно было начаться с роскошного сна до полудня!

– Мр-р-р, – ответил кот, которому мои революционные планы были до лампочки, и хладнокровно вцепился зубами в мою пятку. Я вскрикнула, дрыгнув ногой, и, извиваясь, подоткнула одеяло, чтобы обезопасить себя от угрозы быть сожранной.

– Я избавилась от мужа-абьюзера не для того, чтобы меня абьюзил долбаный кот! – рявкнула я на чистом русском, ибо к чему напрягаться с английским, если эта зверюга все равно делала вид, что не понимает ни слова?!

На секунду все стихло. Я уж было обрадовалась – неужели угомонился? Но нет. Громкий «бам!» – и я подскочила, ошалело вращая глазами. Рыжий стоял на тумбочке, занеся лапу над баночкой с кремом, и сверлил меня недобрым взглядом. Сыворотка с пептидами, работающая с этим самым кремом в паре, уже валялась на полу, служа наглядным доказательством того, что мохнатый вымогатель не шутит.

– Ах ты ж гад! Так, да? За все хорошее?! Вот выгоню тебя – будешь знать.

Рыжий монстр ответил мне тем, что таки скинул баночку. Все так же не сводя с меня наглых глаз.

– Да встаю я! Встаю, понял? Аллах, за что мне все это?!

Подхихикивая над своей судьбой, натянула теплый халат и пошлепала вниз по лестнице. Видно, чтобы я не сбилась с пути, вымогатель устремился вперед, указывая мне дорогу.

– У меня нет подходящей еды, – вздохнула я, разглядывая содержимое холодильника. – Тебе, наверное, мясо надо.

– Мр-р-р.

– Ладно. Вот… – положила перед котом пластинку ветчины. – Потом не говори, что я бессердечная женщина.

Не забыв и о себе, я сунула хлеб в тостер. Поставила турку на плиту. Розжиг в этот раз сработал не сразу. Пришлось повозиться.

Ощущение нереальности усиливалось. Все было не так. Само пробуждение, то, что я не стала приводить себя в порядок, перед тем как спуститься в кухню. Не умылась, даже не почистила зубы! И эти все неполадки… Я же совершенно не понимала, что с ними делать. Куда обращаться, чтобы разобраться с напором воды в ванной? Или если вдруг из строя выйдет плита?

Кофе в турке поднялся. Я буквально в последнюю секунду успела выключить конфорку. И что же? Пользуясь тем, что я отвлеклась, кот стащил остатки ветчины.

– Ах ты скотина! – всплеснула руками я. – Брысь! Все! Иди куда шел.

Не обращая внимания на мои крики, рыжий демон вылизал усы и так на меня посмотрел, будто всерьез прикидывал – не закусить ли мной основной прием пищи. Ну, может, оно и к лучшему. Когда на кухне правит кот, в жизни появляется хоть какая-то определенность.

Осуждающе поглядывая на усатого, я достала из тостера поджарившиеся кусочки хлеба. Перемазав их маслом, я демонстративно водрузила сверху пластинку сыра и захрустела сэндвичем.

Из-за стычки с котом поначалу даже забыла, что планировала завтракать в садике. Толкнула ведущую в него дверь. Металлический столик, зажатый между старинным дубом и клумбой с пожухшими астрами, завалило палой листвой, и в этом мне виделась какая-то своя прелесть. Я даже не стала ее сметать, просто чуть сдвинула, чтобы поставить чашку.

Только расслабилась, как вдруг меня окликнули.

– Извините, мисс…

Я вздрогнула, в страхе обернувшись. В нескольких метрах от меня, опираясь на каменный забор, стоял мужчина. Высокий. Рыжий. Светлокожий. С густыми бровями, на несколько тонов темнее волос. Он что-то говорил. Но то ли от сковавшей меня паники, то ли от того, что говорил он со странным, незнакомым мне прежде акцентом, я лишь беспомощно за ним наблюдала, мало что понимая из обращенных ко мне слов.

– Ю донт андестенд, е-е-е?

Ну, допустим, как раз это я поняла...

– У вас интересный акцент, – заметила демократично, старательно выговаривая каждый звук.

– О! Это потому что я – ирландец. А вы…

– Амина. Мы, похоже, теперь соседи.

– Оу, а я-то думал, кто снимет домик Роджерсов? Рад знакомству. Я Доннел.

Совсем простые слова. Я уловила их смысл, пусть английский Доннела звучал совсем не так, как я привыкла. Более певуче, мягко и при этом небрежно. В его исполнении окончания слов напрочь терялись, а интонации будто перескакивали с кочки на кочку.

– Живу… Вот тут. – Он махнул рукой. – Вместе с котом Томом. Вы, кстати, его не видели? Рыжий такой.

– Так вот откуда он взялся! – воскликнула я.

– Только не говорите, что этот гад опять попрошайничал!

– Оу, нет. Он не стал так утруждаться. Просто… Как бы это сказать? Взял свое.

– А? – нахмурился Доннел, и стало понятно, что не только у меня одной возникли трудности с пониманием.

– Украл мою ветчину. – Я взмахнула бутербродом. – Ни кусочка мне не оставил.

– Знакомый почерк, – усмехнулся сосед, демонстрируя крепкие белые, не очень ровные зубы. – Как я могу загладить вину?

– Никак. Что вы. Его хулиганство скрасило мое утро. Кстати, а вот и он. Только посмотрите на эту наглую морду.

Глава 5

День тлел медленно, словно отсыревшая газета. Время застыло – стрелки часов едва ползли, увязая в окутавшей дом тишине. Я завернулась в плед, села на подоконник с чашкой чая и уставилась в окно. За стеклом моросил дождь – такой мелкий, что его невозможно было услышать, только заметить по блестящей глазури на листьях и мутным ручейкам на стекле. Густой туман обнимал деревья в саду, словно навязчивый любовник.

Я не знала, куда себя деть. Без мужа, без детей, без необходимости готовить ужин или куда-то бежать – будь то школа, многочисленные кружки, куда я водила мальчиков, или салон красоты. Пространство казалось пустым, а тишина – слишком звонкой. Чтобы ее разбавить, включила телевизор. Попала на какой-то фильм, но так и не смогла понять чужой речи. Британский акцент оказался для меня слишком сложным. И это пугало. Я-то думала, что переезжаю в страну, где у меня не возникнет языковых проблем.

«Ничего. Все как-то да будет. Это далеко не самый сложный момент в моей жизни. А уж мне есть с чем сравнить», – утешала себя я.

Слезла с подоконника и все же попыталась разжечь камин. Долго возилась с дровами, зажигалкой, дверцей. Но когда пламя весело вспыхнуло, отбрасывая золотистые отблески на стены, стало понятно, что это стоило всех мучений. Села прямо на пол, обняв колени. И уже нисколько тому не противясь, позволила памяти разгуляться.

Первым почему-то вспомнилось рождение Адама. Моего первенца. Это было сложно. Психологически я была не готова к тому, чтобы стать матерью. А может, и физиологически не была… Почему-то же мне было так нечеловечески больно! Так больно, что на восьмом часу схваток я подумала, что умру. Но как-то мне все же удалось справиться.

Я почти не помню момента, когда Адама положили мне на грудь. Да и первые месяцы его жизни прошли для меня как в тумане. Ночами он почти не спал, из-за чего, естественно, и мне не до сна было. Из-за недосыпа и смертельной усталости никак не удавалось наладить грудное вскармливание. Грудь каменела и болела так, что хотелось кричать от боли. Один врач сменял другого, Вахид в основном пропадал в столице, а я медленно сходила с ума.

В тот день Адам рыдал особенно громко. Я пыталась его покормить – он отталкивал грудь. Пыталась сцедить молоко – но все без толку. Он плакал, я плакала вместе с ним. Обессиленная, вот как сейчас, опустилась на пол прямо в детской, прижала колени к груди и в голос разрыдалась.

Я даже не заметила, как вошел Вахид. Я вообще его не ждала. Он опять ездил по каким-то делам. Все наше общение с мужем сводилось к коротким созвонам несколько раз в день. Как вдруг – глухой щелчок двери. Его стремительные шаги в коридоре. Байсаров зашел в комнату. Посмотрел на меня – бледную и растрепанную. На синего от крика сына. Сжавшись в ожидании упреков, что я беспомощная, слабая и ни на что не годная, раз не могу справиться с ребенком, я, к слову, так их и не дождалась. Вместо этого Вахид снял с себя куртку, подошел к колыбельке и осторожно взял Адама на руки и принялся легонько его укачивать. А потом куда-то его понес… Вернулись они с бутылочкой, которую Байсаров лично приготовил для сына.

– Врач сказал, он плачет, потому что голодный.

– Ты говорил с врачом?

Вахид пожал плечами, с нежностью глядя на с жадностью и рыком поглощающего смесь Адама. И так ладно у него выходило с ним обращаться! Будто он делал это не в первый раз. Я на его фоне почувствовала себя настоящим ничтожеством. Особенно когда Ваха сел на пол рядом со мной. И устало прикрыл глаза.

– Ты сама-то ела? Осунулась вся.

– Не успела. Он сегодня беспокойный.

– Иди, поешь. Я посижу с ним.

Кивнув, я так и не смогла сдвинуться с места. Все смотрела и смотрела на мужа. И слезы… Уже не боли или усталости, а облегчения, что я больше не одна, катились у меня по щекам.

В ответ Вахид усмехнулся своей фирменной нагловатой улыбкой и небрежно закинул свободную руку мне на плечи. Не приласкал, нет… Но дал мне самое важное – свое присутствие. Без слов. Без обвинений. Может быть, именно в тот вечер я в него и влюбилась. Приняла его, не потому что надо. А всем своим измученным маленьким сердцем, ищущим тепла и взаимности. Тогда я решила: он – мой. А я – его. И этой веры мне хватило на долгие годы. Даже когда все вокруг кричало, что я ошиблась. Я любила, я верила и чего-то ждала.

В реальность меня вернул звонок телефона. Сердце екнуло. Я вглядывалась в знакомую комбинацию цифр, но от волнения никак не могла вспомнить, кому принадлежит этот номер. Мама-мама… Кому ж ты меня сдала?

– Мам? Это я… Адиль.

Он мог не представляться! Я сразу его узнала. Мой средний. Самый похожий на меня и внешне, и по характеру. Не могу сказать, что я как-то его выделяла, и что больше его любила… Нет. Просто в силу похожести его воспитание давалось мне гораздо легче.

– Сынок, – выдохнула я, сжимая трубку. – У тебя все хорошо?

– Вообще-то это мои слова, – хмыкнул Адиль в ответ. Я с силой закусила губу, чтобы не засмеяться. От облегчения – потому что он говорил со мной вполне доброжелательно. От тоски… Я так соскучилась!

– У меня все хорошо.

– Точно? – его голос звучал сдержанно, но в нем чувствовалось беспокойство. – Я видел твой пост. И мне нужно было услышать тебя, чтобы удостовериться, что ты не шутишь.

– Я не шучу! – то ли всхлипнула, то ли засмеялась.

Глава 6

Лучше бы я проигнорировала его звонок! Зачем только ответила, зная, что даже самый короткий разговор с Вахидом способен выбить почву у меня из-под ног? Еще каких-то пять минут назад я была спокойна, как слон. А теперь меня трясло так, что даже волосы на голове встали дыбом.

– Амина, ты дура! Просто непроходимая идиотка. Неужели правда думала, что эта беседа станет долбаным откровением?!

Да! Да! Да…

Я сердито смахнула со щеки выступившие слезы, испачкав лицо мукой. И тут же истерично рассмеялась, глядя на свое отражение в зеркале. Почти сорок лет, а веду себя как безответно влюбленная малолетка. С чего такие страсти? Откуда эта нестерпимая боль? В конце концов, я бы все равно к нему не вернулась! Но если бы Вахид попытался сохранить наш брак, сделал бы шаг навстречу, сказал хоть слово, в котором я смогла бы распознать боль утраты, мне было бы легче. Наверняка. Потому что он должен мне хоть бы, мать его, это! За каждый одинокий вечер, за каждую бессонную ночь, наполненную тревогой и болью. За все мои слезы, за разбитое его равнодушием сердце! Он был мне должен хоть какую-то сатисфакцию. Хоть что-то, что позволило бы мне напоследок ощутить себя не пустым местом, не использованной вещью, а женщиной, которая, несмотря ни на что, была все же непроходной в его жизни.

Но даже этого он оказался не способен мне дать.

Я притянула колени к груди, уткнулась в них лбом и дала волю слезам, больше не пытаясь их сдерживать. Пусть текут. В последний раз! Пусть выносят наружу все, что копилось годами отчаяния. В последний раз, да… Я обещала себе, что мне в последний раз будет так больно.

– Мр-р-р…

– Нет! – икнула я. – Кыш… Держи подальше свои лапы от моего теста! – вскинулась я.

– М-р-р…

Нагло проигнорировав мои слова, Том запрыгнул на табурет и застыл, взирая на меня свысока. Будто укоряя надменным взглядом за то, что кто-то позволил себе настолько расклеиться. Презрение в желтых глазах сделало невозможное – заставило меня засмеяться. Легко и непритворно.

– Осуждаешь, да? Думаешь, лучше бы мне заняться делом? – я ткнула пальцем в поднявшуюся горку теста.

Кот томно потянулся, выгибая спину. Зевнул, демонстрируя полнейшее пренебрежение к моим попыткам поговорить. Я покачала головой, поднимаясь на ноги и стирая с лица остатки слез. Все… Хватит. Сколько можно?

Стремясь избавиться от скопившейся во мне боли, я с двойным упорством принялась вымешивать тесто. С каждым новым движением мне действительно становилось чуточку легче. Том не мешал. Лишь иногда вытягивал мордочку, чтобы проверить, как обстоят дела.

Сформировав на противне с десяток булочек и пару батонов, я сунула тот в разогретую духовку. А возвращаясь к столу, будто невзначай потрепала своего гостя по шерстке.

– М-р-р, – одобрительно рыкнул тот. Я решила, что за такое его точно нужно поощрить. Достала из холодильника пластинку мяса.

– Это тебе. Как знала, что ты опять явишься.

– М-р-р, – заурчал довольный зверюга, с такой жадностью сметая угощение, что можно было подумать – мой сосед морит питомца голодом.

Если честно, я и не думала, что из моей стряпни в этот раз выйдет хоть что-нибудь стоящее. Слишком много во мне было негативных эмоций, тогда как с тестом нужно обращаться с любовью. Но к удивлению, булочки как следует поднялись. И очень скоро дом наполнился положенными ему ароматами – свежей выпечки и уюта.

– Тук-тук… Не хотел мешать.

Я вздрогнула и обернулась к окну, в которое заглядывал Доннел.

– Но опять потерял Тома? Тогда ты по адресу. Он здесь.

– Еще бы. Так вкусно пахнет! Удивительно, что сюда еще не все соседи сбежались, – обаятельно улыбнулся сосед. Было глупо разговаривать с ним вот так. В приоткрытую форточку. Но внутренний блок мешал пригласить в дом постороннего.

– О, это булочки. И чиабатта.

– Настоящая?! Сама испекла?

Доннела так заинтриговали мои слова, что он сунулся было в окно. Но осознав, что делает, замер. Я, конечно, это заметила.

– Простите мою бесцеремонность, – развел руками сосед. – И Тома тоже. Он считает твой дом своим. Ума не приложу, как отучить его от этой мысли.

Я взглянула на кота, который демонстративно отвернулся к стене.

– Ох уж этот Том, – улыбнулась, закатив глаза. – Раз так, мне в самом деле придется потребовать компенсации.

– Разумеется! – всполошился Доннел. – Что я могу для тебя сделать?

Я таки подошла к двери и, поглубже вдохнув, заставила себя провернуть замок.

– Ты можешь помочь мне это съесть. Потому что я ни за что такой объем не осилю, – вырвалось у меня прежде, чем я успела подумать. И тут же щеки залило жаром. – Конечно, только если ты употребляешь глютен.

Доннел улыбнулся еще шире, обнажая ряд неровных белых зубов:

– С величайшим удовольствием, Амина. От таких приглашений не отказываются.

– Я сейчас соберу это дело в пакет! – выпалила я, чтобы он не подумал, будто я приглашаю его к совместному ужину. Если энтузиазм соседа и поубавился, то он этого никак мне не показал. Чуть переведя дух, я стала снимать выпечку с решетки.

Глава 7

Вымешивая тесто, я сто раз пожалела, что согласилась на эту авантюру. Казалось, каждое движение дается с трудом, требуя каких-то нечеловеческих, запредельных усилий. Новость о согласии Байсарова меня сокрушила. Мне хотелось набрать его номер и заорать. А-а-а-а. Хотелось обругать его последними словами, припомнив все… Хотелось униженно просить… Не делай этого с нами. Но ведь я сделала все сама.

Боль захлестывала. Я ощущала ее каждой клеточкой тела. Сокрушительную, тянущую, нестерпимую. Она жгла углями грудь, рвала когтями горло и пульсировала в венах. Боль искажала пространство и поворачивало время вспять. Я всхлипывала, ничего не видя перед собой из-за слез, и месила, месила тесто, как если бы боялась, что если остановлюсь – боль меня поглотит.

Нет, возможно, для меня так и было бы лучше… Просто не стать. Но я не одна. У меня дети. Волей-неволей приходилось думать о гарантиях для моих мальчиков.

В одиннадцатом часу в дверь постучали. Я как раз достала последнюю партию чиабатты.

– Привет. Проходи. У меня вышло даже больше, чем планировалось.

– Оу… Даже не знаю, продам ли столько, – почесал в затылке Доннел, разглядывая беспорядок у меня за спиной.

– Нет-нет, – я взмахнула руками. – Ты не понял. Это тебя вообще ни к чему не обязывает. Сколько тебе сложить? Два батона и десять булочек?

– Давай так. Но если что, я готов поставить палатку прямо возле твоего дома и приторговывать прямо так.

– Как будем делить прибыль? – усмехнулась я, цепляясь за позитив Доннела, как утопающий за соломинку.

– Пятьдесят на пятьдесят? – хитро сощурился сосед.

– Ну… Если наценка будет достаточной. Иначе я не покрою расходы на продукты и свой труд.

– Согласен. Звучит дорого, – рассмеялся Доннел. – Тогда семьдесят на тридцать в твою пользу. И бесплатный ужин от заведения, чтобы я мог примириться с такой математикой. Идет?

– Посмотрим, – уклончиво бросила я, стараясь удержать на лице улыбку. Изображать беззаботность сейчас было невероятно тяжело. Но почему-то именно рядом с Доннелом эта непосильная задача стала хоть на мгновение выполнимой.

Сосед усмехнулся, когда я вручила ему мешок с выпечкой. Помахал рукой, и попятился к фургончику, на котором ездил.

– Доннел! – крикнула я вдогонку.

– М-м-м?

– Где здесь можно закупить продукты? Может, какой-нибудь оптовый магазин?

– До завтра потерпит? Я как раз собирался ехать…

– Да, вполне. Спасибо.

Доннел сел за руль, хлопнул дверью и покатил вперед, увозя с собой смех и радость. Я вернулась в кухню и принялась убирать бардак. Стрелки часов двигались к одиннадцати. Учитывая пятичасовую разницу во времени, звонить Адилю было рано. Да и он был наименее заинтересованным в наследстве отца. А значит, пришло время разговора с Адамом…

Собрав в кулак волю, я набрала номер сына. Он ответил быстро. Я даже не успела настроиться на разговор.

– Мама… – хмыкнул, как мне показалось, с презрением.

– Привет, Адам. Как ты?

– Я в шоке, мам. Как и мы все. Как ты могла? Что на тебя нашло?!

– Люди расходятся, ты уже достаточно взрослый, чтобы понимать, как это бывает.

– Прости, но я не понимаю, – отрезал Адама. – Особенно, зачем тебе понадобилось делать это так…

– Как?

– Публично, мама. Зачем ты публично унизила отца? Почему сейчас?!

Потому что лучшего случая мне могло и не представиться. Дети выпорхнули из гнезда. А я оказалась в юрисдикции той страны, где Байсаров не мог ограничить моей свободы, и где я несколько лет готовила себе запасной аэродром.

– Иначе меня никто бы не отпустил.

– Что ж. Поздравляю. У тебя все получилось. Можешь идти на все четыре стороны. Папа не против.

Я вздрогнула, почему-то абсолютно не готовая услышать подтверждение этому еще и от сына.

– Поэтому я и звоню, – сглотнула горечь. – Остался нерешенным один щепетильный вопрос…

– Какой же?

– Вопрос активов. Мне от вашего отца ничего не нужно.

– Тогда что тут решать?!

– Но я могу требовать раздела имущества, чтобы обезопасить тебя и братьев. Что скажешь?

– Обезопасить от чего? – опешил Адам.

– Ваш отец может жениться еще раз. Может родить детей, с которыми вам придется делить наследство. Чтобы этого не случилось, я могу…

– Мам, что за бред?! Твоя ревность переходит все разумные границы!

– Это не бред, Адам. Это суровая правда жизни. Я не хочу, чтобы он вас оставил ни с чем.

– Это невозможно! Ты сама себя слышишь? Я запрещаю тебе что-либо делать. Мам! Как твой старший сын, я запрещаю! И если тебе не наплевать на меня так же, как на отца, ты меня послушаешь.

Я улыбнулась дрожащими губами. Все же кровь – не водица. Сейчас Адам так походил на Вахида! Даже голоса у них были похожи.

Глава 8

Я работала в своем садике, когда услышала настойчивый звонок в дверь. Смахнув капельку пота с носа, я отложила рабочие перчатки и поспешила на звук. За две недели, что прошли со дня моего знакомства с Доннелом, я уже привыкла, что в любой момент кто-то из соседей может нагрянуть ко мне за батоном или пакетом сладостей. Доннел сдержал свое обещание прорекламировать мои услуги среди друзей. Результатом этого стала моя востребованность как пекаря. Буквально за несколько дней мне удалось сформировать довольно неплохую клиентскую базу. В которой, конечно, все еще было много новеньких, но многие уже возвращались и не по разу.

Однако в этот раз за дверью меня поджидала незнакомая… Тут можно было сказать «бабушка», если бы не ее внешний вид, с которым это слово совсем не вязалось.

– Добрый день. Я могу вам чем-то помочь? – приветливо улыбнулась я.

– Привет. Я Тильда. Живу во-о-он там. Донни, должно быть, рассказывал.

Голос у соседки напоминал скрип давно не смазанных ворот. Мои нейронные связи с ума сходили от того, насколько разными были акценты людей, с которыми мне приходилось общаться. Но что интересно, с каждым днем это становилось все проще.

– Очень приятно. Амина, – улыбнулась я.

– Так ты меня впустишь?

– Да, конечно. Боюсь, сегодня у меня небольшой выбор. Хлеб на закваске, булочки с инжиром и…

– Так Доннел говорил, кто я?

– Извините, мы не так часто общаемся.

От мысли, что кто-то мог подумать иначе, у меня по привычке вспыхнули щеки. Даже интересно, придет ли когда-нибудь тот момент, когда я смогу не краснеть и забыть как страшный сон все, чему меня учили? До сих пор я каждый свой шаг соотносила с установками, которые думала, что изжила. То, какой я хотела себя видеть, неожиданно вступило в серьезный конфликт с тем, какой я была. И как переломить себя, как переучить – я не знала.

– Налей-ка мне чаю, милочка.

Я послушно принялась заваривать чай, ожидая, когда же странноватая Тильда объяснит цель своего визита. И исподтишка за ней наблюдала. Невысокая, плотная, но не толстая. На изборождённом глубокими морщинами лице двумя яркими пятнами выделялись потрясающе яркие голубые глаза и орлиный нос. Образ довершала прическа – взрыв на макаронной фабрике. Балахон расцветки «вырви глаз». И непонятно откуда возникшая между покореженных артритом пальцев сигаретка.

– Вот, – я поставила перед гостьей чашку и пододвинула корзинку с уже упомянутыми булочками с инжиром.

– Ты же в курсе, да, что живешь в правовом государстве?

Начало разговора было настолько неожиданным, что я, как сова, хлопнула глазами.

– Конечно.

– Так вот… Если у тебя какие-то проблемы, ты всегда можешь обратиться в полицию. Смотрю, с языком у тебя вроде нет проблем, но если что – я могу организовать и переводчика.

– Да. Вы правы. Проблем нет. Но я все равно не понимаю, – не стала скрывать своих чувств.

– Я проработала в полиции сорок пять лет. Так что у меня и сейчас остались кое-какие связи, – заявила Тильда, как будто эти слова могли что-то для меня прояснить. – Так что ты решила?

– По поводу чего?

Недовольная моей непонятливостью, Тильда закатила глаза. Затянулась, пыхнув сигареткой.

– Обращения в полицию. Это можно квалифицировать как преследование и добиться охранного ордена.

– Какого еще преследования?

Я реально забеспокоилась, что очень сильно переоценила свой английский. Ибо эта странная женщина говорила какие-то уж совсем непонятные для меня вещи.

– Ты что, не в курсе, что за тобой следят?! Мужик с бульдожьими щеками на серой Хонде.

– Ах, это… – от облегчения я рассмеялась. – Все не так, как вы подумали. Мне ничего не угрожает.

– А что же тогда?

Я пожала плечами. Отчитываться я ни перед кем не собиралась. Но и обидеться за вмешательство в мою частную жизнь не могла. Бдительность Тильды была достойна всяческого уважения. Если бы на моем месте действительно оказался кто-то нуждающийся в защите, ее поддержка могла бы оказаться бесценной.

– Ну-у-у, зашуганной ты и впрямь не выглядишь, – сканируя меня пристальным взглядом, заключила, наконец, Тильда.

– Это так. Но вы молодец, что решили вмешаться. Мало ли как оно могло оказаться на самом деле, правда?

– Вот и я про то, – проворчала старуха, откидываясь на стуле. – Так что, ты завернешь мне пару булок? Донни не брехал. Вкуснота. Хотя ты, милочка, дерешь за них три шкуры.

– Вас я угощу бесплатно, – усмехнулась я. – И зачем бы Доннелу врать?

– Влюбленный мужик всегда не прочь приукрасить.

– Ой! Ну что вы? Мы просто приятели, – почти до слез расстроилась я, понимая, что раз пошли такие разговоры, будет лучше свести наше общение к минимуму. От мысли об этом у меня защемило в груди. Здесь у меня было не так много друзей. Да что там... Доннел стал единственным моим другом, с которым мне легко болтать, шутить, обсуждать проказы Тома и его же похождения, да спорить о том, какой рецепт приготовления баранины лучше.

Глава 9

Когда я поняла, что мне изменяют? Так и не скажешь. Трудно выделить какой-то момент – мне не доводилось вытаскивать Байсарова из-под шлюхи. Осознание ко мне пришло постепенно, да… Просто однажды в особенно холодный зимний день, когда все кругом – дома, сады, горы – занесло снегом, я поняла, что не могу больше притворяться, будто не замечаю окружающей меня грязи. Как если бы она отскакивала от моих одежд, не оставив следа. Эта грязь уже давно впиталась в меня, проникла под кожу, осквернив собой все внутри. Отравляя черной, нестерпимой какой-то ревностью.

Неправильным было все. Наш раздельный быт – я с детьми в республике, а Вахид преимущественно в столице. Помада на его рубашках, пятна которой я научилась выводить то ли отбеливателем, то ли слезами. Запах чужого парфюма – всегда разного, но неизменно до отвращения навязчивого. Женские голоса и смех, раздающиеся порой в самые неподходящие моменты наших с ним разговоров. Регулярно появляющиеся в его карманах презервативы. Слухи. Особенно слухи, да… Тихие шепотки за спиной, взгляды местных кумушек, которые одновременно и жалели меня, и осуждали, как если бы не могли решить, в какой роли я им больше нравилась – в роли жертвы или наивной дурочки.

Гулял Вахид хоть и осторожно, но с душой и размахом. И медленно, но верно сплетни о его столичной жизни просачивались даже в наше захолустье.

В этом унизительном притворстве прошли долгие годы жизни. Я все надеялась, что однажды он одумается. Остановится и вернется только ко мне. Но день за днем реальность убеждала меня в обратном. Он не вернется, нет… Потому что никогда и не уходил. То, что для меня было невыносимой пыткой, для него являлось абсолютной нормой. Вырвавшись из-под контроля взрослых и начав сам хорошо зарабатывать, он жил свою лучшую жизнь без оглядки на нас с сыновьями. А я до поры до времени была готова это терпеть. Однажды это привело к тому, что, встретившись со своим отражением в зеркале, я просто не узнала женщину напротив. Она была абсолютно мне чужой. Истерзанной болью и какой-то потухшей. Тогда я поняла – пора. Пора спасаться, вырываться из засосавшей меня трясины. Пока это было еще возможно. Пока я еще жива, хотя бы отчасти.

– Вахид, нам нужно поговорить, – решилась я.

– Да, конечно. Присаживайся. Самолет опять задержали! Ч-черт.

– Это я и хотела с тобой обсудить.

– Что именно? – хмыкнул Байсаров. – Перенос рейсов?

– Нет! То, к чему это приводит. Посмотри на себя – ты измучен жизнью на два города. Какой смысл мотаться туда-сюда, тратя столько времени на дорогу?

– Как иначе? Здесь мой дом. Дети… – сощурился Байсаров.

– Это отдельный разговор. Осенью Адам идет в первый класс. Тебе не кажется, что к этому моменту хорошо бы нам всем перебраться в столицу?

– Вам? – казалось, Вахид даже растерялся от такого предложения. – Что тебе там делать?

– Ну, что-то же другие женщины там делают, – проглотила обиду я. – Мальчики выросли. Адам идет в школу…

– Ты повторяешься, Амина.

– Да, извини. Я хотела сказать, что для наших сыновей там гораздо больше возможностей. Кружки, всякие секции, хорошие гимназии. Я узнала насчет одной… Как раз недалеко от места, где ты приобрел квартиру.

– Серьезно хочешь все бросить? – в обычно резковатом голосе мужа послышалось искреннее недоверие.

– Что все?

– Не знаю… – Вахид пожал плечами. – Родных. Дом. Не будешь тосковать? Ты же никуда отсюда не выезжала.

Да! И кто был в том виноват?! Я хотела посмотреть мир! Очень-очень хотела.

– Это тоже нужно исправить. Наши мальчики ничего не видели, Вахид. И это с твоими возможностями!

Будучи совершенно не уверенной в собственной ценности для мужа, я заходила с козырей. Кто-то мог бы сказать, что это нечестно. Но для меня это был единственный и, наверное, последний шанс наладить отношения с Байсаровым. И мне удалось сыграть на чувстве вины. Вахид нахмурился. Встал, сунув руки в карманы. Подошел к окну. Задумчиво качнулся с пяток на носки.

– Серьезно… Адам идет в первый класс. Уже?!

– Да. Ему же шесть с половиной. Нет смысла ждать еще один год. Мы ведь это обсуждали, Ваха, ты согласился.

– Как быстро летит время. Я помню его таким, – Вахид обернулся ко мне, слегка расставив ладони, чтобы обозначить размер. В носу закололо. Да… И это то, с чем мне особенно сложно было смириться. Взросление наших мальчиков в самом деле прошло как будто мимо их папы. – Как вчера было.

– Не заметишь, как и Адиль с Алишером вымахают, – шмыгнула носом.

– Ладно, я подумаю, что можно сделать.

– Подумай. С женой под боком и самому будет полегче, – пробубнила я, притворившись, будто верю, что он хранит мне верность. Вахид плотоядно усмехнулся.

– Соскучилась, что ли, Амин?

Я вспыхнула. Но смогла все же не отвести глаз от его – темных, затягивающих, словно омуты.

– Ты мой муж. Конечно же, я скучаю.

Байсаров окинул меня странным взглядом, словно прикидывая, стою ли я того, чтобы расстегнуть ширинку. Протянул руку. Я послушно вложила в нее свои дрожащие пальцы.

– Малые…

Глава 10

Пауза. Незначительная, почти незаметная запинка. А я в ней столько всего услышала. И поняла. Еще ничего не зная наверняка, каким-то шестым чувством поняла, да, что этот миг – последний в моей спокойной жизни. Что там, за этой тишиной, меня ждет что-то страшное. То, что наглядно покажет, как я ошибалась, думая, что большей боли не может быть.

Пальцы дрогнули. Грохот в ушах усилился. Не поздоровавшись, не спросив, как он, я тихо выдохнула:

– Что случилось?

Это был наш первый личный разговор с тех пор, как Байсаров согласился с разводом. До этого мы общались исключительно через адвокатов или детей. И, конечно, задетый мной в лучших чувствах, Вахид ни за что не стал бы мне звонить без серьезной на то причины.

– Амина, послушай… Ты умная баба, да?

– Вроде бы, – просипела я, еще более растревоженная таким неожиданным началом разговора.

– Сейчас тот самый момент, когда ты должна поступить по уму, отбросив любые эмоции в сторону.

– Ближе к делу, Вахид.

– Собери все самое необходимое и садись в машину. Черный микроавтобус за окном видишь?

– Да, но…

– Без но. Кое-что случилось. Это в твоих интересах, слышишь?

Конечно. Но гораздо более важным было то, как я ощущала его эмоции. Совершенно дикие. Необузданные. Слишком оголтелые, даже по меркам Байсарова. И оттого пугающие меня в сто раз сильнее любых слов. Уже сказанных. И еще не произнесенных.

– Мне что-то угрожает? Я могу вызвать полицию и…

– Просто сделай, как я говорю!

– Я не сдвинусь с места, пока ты не объяснишь мне, что происходит!

– Адам пропал, – выдохнул Вахид. – Ты должна вернуться домой. Сейчас же.

– Ч-что?

Начав оседать, я с удивлением уставилась на руку подхватившего меня Доннела.

– Держись! Все нормально?

Я отмахнулась от его обеспокоенного вопроса, каркнув в трубку:

– Что значит – пропал?

– Его нет какое-то время. Я не стал тебе сообщать сразу. Думал, вопрос решится быстрее. – Голос Вахида звучал отрывисто и зло.

– Вопрос… – тупо повторила я.

– Амина, у меня мало времени. Просто скажи, ты летишь – нет? Пилоты уже наготове.

– Конечно! Вахид…

– Что?

– Я ничего не понимаю. Что значит – пропал? У тебя есть повод думать, что ему что-то угрожает?

Да, большой бизнес. Аж целый порт… Я привыкла к охране. Но это всегда казалось мне больше понтами, чем насущной необходимостью. А теперь что же получается?

Я растерянно опустила руку на сердце, где все сильнее горело, и потерла, надеясь избавиться от боли. С губ сорвался странный задушенный звук.

– Все будет хорошо. Но на всякий случай тебе лучше быть здесь.

– И все? Тебе не кажется, что я имею право знать некоторые подробности?! – воскликнула я.

– Их нет. Возьми себя в руки и прекрати истерику. Поговорим при встрече.

Связь резко оборвалась. Гудки прокатились по натянутым нервам.

– Амина… Детка, что случилось? Я могу как-то помочь? – Доннел сел на корточки у моих ног и осторожно взял меня за руки, тем самым выводя из ступора.

– Нет, – всхлипнула я. – Мне нужно ехать. Извини.

И, несмотря на то, что мне вдруг как никогда отчаянно захотелось остаться здесь – где не смердело страхом, а пахло лимоном, выпечкой и уютом, я пулей выскочила из кухни. Метнулась в спальню. Дрожащими руками выдернула с мясом ящик, где хранились документы и деньги. Распахнула шкаф. Картинка перед глазами плыла и дрожала от слез. А в горле противно булькало.

Пока я металась, пока в спешке запихивала вещи в сумку, в голове крутилась только одна мысль: где мой сын? Где мой маленький мальчик? Что с ним?!

Я не помню, как объясняла Доннелу причину своего отъезда. И объясняла ли. Не помню, как садилась в машину. Лиц людей, что меня сопровождали. Дорогу в аэропорт. Не помню посадки и взлета. Только свой страх. Делающий каждую секунду осмысленной, воздух – плотным, а время – вязким, словно разогретый битум. Пространства же вокруг будто не существовало. Оно сжалось в одной точке – в месте, где сейчас был мой сын. Где ему, возможно, было очень и очень плохо. И я звала его снова и снова, надеясь, что он услышит мой зов и вернется, положив конец нашим с отцом тревогам. Ведь они же напрасные, да? Аллах, пусть окажется так, что они напрасные… Пусть с ним все будет хорошо. Я прошу… Я умоляю! Что угодно… Но пусть с ним все будет хорошо.

– Мы приступаем к посадке. Будьте добры, пристегните ремни.

Я вынырнула из вязкого болота засосавшего меня ужаса. Моргнула. Все вокруг будто стало гиперреальным: холод пряжки в руке, шорох одежды, сухость в горле, слезы, которые не в силах были пробиться сквозь корку сковавшего нутро льда. Так, наверное, себя чувствуют люди, внезапно выброшенные в реальность после долгой комы.

Люди Вахида встречали нас прямо на взлетном поле. Меня взяли в кольцо, как в дурацких боевиках, хотя до машины было от силы с десяток метров. К этому моменту мои перегруженные системы уже конкретно сбоили – на секунду мелькнула абсолютно нелепая мысль, что Вахид это все придумал, лишь бы только меня вернуть. Мелькнула – и исчезла, как не бывало, растворившись в горьком смехе, слетевшем с губ.