Раздевайся. Сейчас

Глава 1

Толпа передо мной расступалась сама собой. Шелест, шарканье, шепот – назойливый гул, который всегда висел в воздухе. Я не слышал в нем отдельных нот. Только шум. Сплошной, мертвый, белый шум.

Стадо. Предсказуемое и скучное.

Рядом шагал Марко. Тень, эхо моей силы. Наши семьи сплетались сталью и деньгами. Он кивал знакомым, ловил взгляды, посылал в ответ уверенные полуулыбки. Я же смотрел сквозь них. Сквозь яркие платья, надушенные шеи, голодные глаза, особенно у Омег.

Они замирали, когда я проходил, задерживали дыхание, выгибали спины в немой мольбе о внимании. Пустота. Никакого отклика в крови, в нутре. Только раздражение, острое и привычное, как лезвие под ребром. Скольких из них я уже трахнул- не сосчитать.

Сегодня ночью была рыжая, с губами, как кровавая рана она сделала шаг навстречу. Слишком близко. Ее глаза закатились в том же идиотском экстазе, что и у сотни до нее. Я не трахаю никого дважды.

Плечом, с расчетливой, небрежной силой, сбил ее в сторону. Она ахнула, шлепнувшись на холодный пол. Проходя мимо, я лишь бросил ледяной взгляд поверх ее головы. Ни слова. Ни звука. Достаточно.

Неужели одна ночь на моём члене обнадеживает их? Они все одинаково пресные. Так, пару раз спустить.

— Жестоко, Диего, — проронил Марко, но в его голосе не было осуждения. Лишь констатация. И любопытство. Он никогда не понимал до конца. Не мог. Его мир пах, кипел, реагировал. Мой был стерилен и тих. — Она могла бы быть твоей… — начал он.

Я остановился. Резко повернул к нему голову вынуждая его замолчать. Он знал этот взгляд. Знак, что линия пересечена.

— Могли бы быть что? — мой голос был низким, ровным, как скольжение стали по камню. — Мусором под ногами? Она им и стала, я уже трахал её, и она мне больше не нужна.

Он промолчал, лишь пожал плечами, приняв мою реальность, моя «особенность» была для него диковиной, но не помехой для дружбы. Скорее, преимуществом. Я не отвлекался на глупости.

Инвалидность в мире чувств.

Мы свернули в библиотеку. Тишина здесь была плотнее, тяжелее. Воздух пах пылью и старым пергаментом. Честные запахи. Марко направился к стеллажам экономики. Я шел рядом, не видя книг. Внутри все так же гудело.

Белый шум. Бесконечный, глухой…

И вдруг – тишина.

Не в ушах. Там все так же гудело. Но внутри. Этот вечный фон, эта пустота с легкой кислинкой раздражения – дрогнула. Словно гигантский механизм пропустил такт. Я замер.

Что?

Марко обернулся, вопросительно подняв бровь. Я проигнорировал его. Взгляд сам нашел источник сбоя. Девушка. У соседнего стеллажа. Невысокая с темными волосами. Джинсы, простой свитер. Тянулась за книгой на верхней полке. Кончики пальцев скользили по корешку. Ничего. Никакой яркости. Никакой позы. Одна из серых мышек, которых здесь сотни.

Кто она?

Ярость вспыхнула мгновенно, жгучая и знакомая. Почему этот… предмет приковал взгляд? Обыденность. Но глаза не отрывались. Она достала книгу, повернулась. Светло-серые глаза. Как мутное стекло. Мельком скользнули по мне – без интереса, без страха, без того идиотского блеска. Просто контакт. И тут же – на книгу. Она прошла мимо, даже не замедлив шага.

Но в момент, когда ее взгляд коснулся меня, что-то кольнуло. Глубоко. У меня от этого взгляда все потяжелело. Член напрягся, упираясь в ширинку.

Абсурд.

— Диего? — Марко приблизился, последовал за моим взглядом.

Я резко развернулся, спиной к стеллажам, к этой девочке с глазами цвета грязного льда. Но ощущение… этот проклятый сдвиг… он не уходил. Висел на краю сознания, как заноза.

Она только посмотрела, а у меня уже стоит. Кто она черт побери такая?

— Пойдем, — бросил я Марко, не оборачиваясь, и зашагал прочь, к выходу. Гнев кипел во мне, черный и густой переплетаясь с ирациональным возбуждением.

Кто ты такая?

Дорогие друзья! рада преветствовать вас на странице своей новой книги!
ставьте звездочку и добавляйте книгу в библиотеку) Мне очень важна ваша поддержка 🔥
Буду очень рада вашим комментариям 🔥

Глава 2

Сладковато-горький, вечный запах старых страниц и времени, запертого в переплетах. Моя вторая кожа. Здесь, в тишине университетской библиотеки, среди бесконечных рядов знаний, которые я никогда не смогу позволить себе по-настоящему, я нахожу странное успокоение. Я не принадлежу этому миру полированного мрамора и громких фамилий, но здесь, за кафедрой выдачи, я могу быть невидимкой. Просто София Росси. Студентка и помощница библиотекаря.

Поздний цветочек.

Как ласково называет меня мама, стараясь скрыть тревогу. Папа, настоящий Альфа старой закалки, просто хмурится. Двадцать лет. Двадцать, а я все еще… спящая. Лилии и Астра, мои младшие близняшки, расцвели в восемнадцать, как и положено. Сейчас им девятнадцать, и их жизнь — это водоворот феромонов, свиданий, подготовки к поиску того самого Альфы. Дом пахнет их возбуждением, надеждами, дорогими духами, пытающимися приручить природу. Иногда так сильно, что меня тошнит. А я… Я пахну книжной пылью и мылом. У меня нет запаха.

Старший брат Альфа, уже давно живет своей жизнью, с женой Бетой и малышом. Он отстранен, погружен в дела. Иногда звонит, спрашивает: ну что, проснулась? Голос звучит так, будто спрашивает о сломанной машине. Нет, Диас не проснулась.

И не хочу.

Вспоминается тот кабинет с холодным креслом. Мать, нервно теребящая сумку, и врач, женщина с усталыми глазами, просматривающая мои анализы в сотый раз.

—Физиологически все в норме, София. Просто позднее созревание. Бывает.

Мама не выдержала.

—Но что делать? Она уже не девочка! Как она найдет пару?

Врач вздохнула.

—Иногда… близость истинной пары может спровоцировать пробуждение. Срабатывает инстинкт, даже если Омега еще не активна.

—Какую такую близость?! Она же девственница! —Мама ахнула и произнесла краснея.

— Я имела в виду просто физическую близость, синьора Росси. Нахождение рядом. Иногда этого достаточно, чтобы запустить процесс. — Врач едва удержалась от улыбки.

—Ах, ну да, конечно, рядом…—Мама успокоилась, закивала.

А я сидела, сжавшись, чувствуя, как жар стыда разливается по щекам. Близость. Истинная пара. Как будто это так просто. Как будто я не знаю…

Я знаю. Уже год. С того самого дня, когда он вошел в аудиторию на первом курсе, и весь воздух, весь мир, сжался в точку где-то у меня в груди. Не запах. Я не чувствовала запахов так, как другие. Но… тягу. Физическую, необъяснимую. Как магнитную бурю под кожей. И знание. Глубинное, животное знание: Он. Твой Альфа. Диего Варгас.

Ледяная гора, вокруг которой кружат стаи в надежде отколоть хоть осколок. Жестокий. Циничный. Неприступный. И абсолютно недосягаемый для Софии Росси из задворков города, дочери автомеханика и швеи.

Я видела, как он смотрит на людей. Вернее, сквозь них. Как на пустое место. Как на ту самую пыль, что оседает у меня на пальцах. Его репутация – это учебник по тому, как ломать Омег, которые осмеливаются претендовать на его внимание. Он презирает Омег. А я… я даже не могу пахнуть, чтобы заявить о себе. Я – призрак. Нераскрывшийся бутон, который боится солнца.

Потому что если я раскроюсь… для него… Он растопчет меня. Как ту рыжую девушку утром.

Я видела это сегодня. Видела, как он шел по холлу, как Марко что-то говорил. Видела, как рыжая Омега шагнула ему навстречу с надеждой во взгляде. И видела, как он, не замедляя шага, плечом сбил ее с ног. Без эмоций. Без слов. Как соринку. Холод пробежал по моей спине. Такой он. Ледяной. Опасный.

А потом… в библиотеке. Я искала книгу, которая оказалась высоко. Я потянулась… и почувствовала его. Сильнее, чем когда-либо. Ледяной шквал, ворвавшийся в мой тихий угол.

Сердце забилось так, что я боялась, его услышат. Я достала книгу, повернулась… и он был там. Смотрел прямо на меня. Его глаза… Бездонные. Темные. Изучающие. Как будто я была странным насекомым под стеклом. В них не было узнавания «истинной пары». Только холодное, раздраженное любопытство. И что-то еще… опасное. Я отвела взгляд первая. Пошла прочь, стараясь дышать ровно, чувствуя, как его взгляд прожигает спину.

Он заметил. Страх сжал горло. Он почувствовал что-то? Если бы почувствовал, то наверно подошел… Но это знание эта связь она жила во мне, пульсируя тревогой. Он был моей судьбой, которая могла меня уничтожить. Моим пробуждением, которого я боялась больше всего на свете.

Я донесла стопку книг до стеллажа «Искусство». Руки дрожали. Я начала расставлять тома по номерам, механически, стараясь заглушить хаос внутри. Избегать. Держаться подальше. Не смотреть. Не притягивать внимание. Это был мой план. Мой щит. Пока я не раскрылась, я была в относительной безопасности. Я могла быть невидимкой. Просто София. Рабочая пчелка. Поздний цветочек, который предпочитает никогда не расцвести, если солнце для него – ледяная буря по имени Диего Варгас.

В кармане джинс зажужжал телефон. Мама. Наверняка опять про врача, про новые витамины, про то, что «Лилия и Астра уже познакомились с такими перспективными молодыми людьми!». Я выключила звук. Пусть гудит. Я лучше останусь в своей тени. Где меня никто не видит.

Особенно он.

Глава 3

Ад. Это было единственное слово, способное описать стадион. Грохот трибун, вопли болельщиков, резкий запах пота и травы – все сливалось в оглушительный, давящий хаос. Я ненавидела регби. Ненавидела эту демонстрацию грубой силы, этот вопль Альфа-энергии, висевший над полем тяжелым одеялом. Но Катя, моя единственная подруга здесь, умоляла прийти.

Поддержать команду! Посмотри на них, Соф, какие же они мощные!

Особенно один, – не сказала она, но я знала, о ком она думала. О Диего Варгасе. Капитане. Несокрушимой скале команды.

Мы сидели в первом ряду, слишком близко к полю. Я вжалась в холодный пластик сиденья, стараясь быть незаметной, как всегда. Катя визжала от восторга, когда Диего, черная молния в форме с номером «1», прорывался сквозь защиту соперника. Он двигался с хищной грацией, его тело – сплав силы и ярости. Даже я, сквозь страх и отвращение, не могла не признать его мощь. Магнитная буря под моей кожей гудела тревожно, как предупреждение.

И тогда это случилось.

Столкновение. Грохот, от которого сжался желудок. Два огромных игрока соперника, как тараны, сшиблись с Диего одновременно. Я даже вскрикнула. Он взлетел в воздух, неестественно скрутившись, и рухнул вниз, как подкошенный дуб. Прямо перед нами. Не на поле. В ограждение, в самый край нашей лавочки.

Удар сотряс металл. Пластиковое сиденье подо мной дернулось, я инстинктивно вскрикнула, вжалась еще сильнее.

И… вдохнула.

Глубоко, судорожно, от шока. Воздух вокруг него был густым. Насыщенным. Как будто в него влили расплавленный металл, перец и что-то дикое, первобытное. Его запах. Его феромоны, вырвавшиеся наружу в момент удара, адреналина и ярости. Альфа. Агрессивный. Доминантный. Невыносимый. Я почувствовала его запах… но как?

И во мне… что-то щелкнуло.

Словно лопнула невидимая плотина. Из самого центра, из низа живота, хлынула волна огня. Стремительная, всепоглощающая. Она сожгла все на своем пути – страх, мысли, контроль. Горло перехватило. Тело вспыхнуло, как факел. Между ног – горячая, стыдная влага. Сердце забилось так бешено, что боль отдавала в виски.

Нет. Нет-нет-нет! Не сейчас! Не здесь!

Пробуждение.

Я услышала собственный стон. Громкий, жалкий. Катя резко обернулась, ее глаза округлились от ужаса.

— София? Что с тобой? Ты… — ее нос сморщился. Она почувствовала. Все вокруг начали чувствовать. Шепот пробежал по рядам, как огонь по сухой траве. Головы поворачивались. Сотни глаз. Любопытные. Осуществляющие. Голодные. Омега. Раскрылась. Прямо здесь

— Мне… плохо… — прошептала я, хватая Катю за руку. Голос был чужим, сиплым. Огонь лизал внутренности. Волна тошноты подкатила к горлу.

Я вскочила, едва не падая. Ноги подкашивались. Я пробивалась сквозь оцепеневших зрителей, чувствуя, как их взгляды прожигают спину. Как их нос ловит мой новый, неконтролируемый аромат – сладкий, цветочный, невероятно притягательный для Альф, невыносимо стыдный для меня.

Позор. Публичный позор.

Я залетела в туалет и захлопнула кабинку, задвинула защелку, прислонилась к холодной двери, трясясь как в лихорадке. Слезы хлынули градом. Тело горело, предательски пульсировало. Течка. Вот-вот начнется настоящая течка. Здесь. В туалете стадиона. Паника сжимала горло. Я рылась в кармане, доставая телефон. Мама. Нужна мама. Она знает, что делать. Она…

Гудки. Длинные, бесконечные гудки. Потом голосовая почта. Я готова была заорать, но вышел только сиплый хныкающий вой. Мама, это София! Позвони срочно! Пожалуйста! Мне… мне очень плохо!

Она не взяла. Не взяла трубку в этот самый ужасный момент! Истерика подступала. Я нажала на другую иконку. Диас.

Он ответил на второй гудок. Голос сонный, раздраженный.

— Соф? Что случилось?

— Д-Диас! – мой голос сорвался на визг. – Приезжай в университет, пожалуйста! Я… я раскрылась! Здесь все и мне страшно… Пожалуйста…

Тишина в трубке. Потом резкий выдох.

— Блин, Соф… Ладно. Сиди где-нибудь, не высовывайся. Через двадцать минут буду у восточных ворот. Спрячься, поняла?

Он бросил трубку. Спрячься. Легко сказать. Как спрятаться, когда твое тело само кричит на весь мир о том, кто ты? Когда каждый свободный Альфа в радиусе километра уже навострил уши?

Я вышла из кабины. В зеркале – чужая девушка. Лицо пунцовое, глаза дикие, полные слез. Волосы растрепаны. Я плеснула на лицо ледяной воды, но она тут же испарилась от жара. Запах… мой запах… он висел в воздухе туалета, густой и неистребимый. Я натянула на голову капюшон толстовки, опустила голову и выскользнула наружу.

Хаос. Шепот следовал за мной по пятам.

—Видела? Ту Омегу с трибун!

—Пахнет… обалдеть…

—Кто она?

Я шла, прижимаясь к стенам, стараясь стать невидимой. К восточным воротам. Где Диас…

И тут я увидела его. Диего Варгас. Он стоял у края поля, окруженный командой и врачом. На колене – лед. Лицо – маска ярости и боли. Он отбил руку врача, пытавшегося его осмотреть. Его темные глаза метались по толпе… и нашли меня. Замерли. В них не было узнавания. Не было притяжения. Была… боль. Физическая?

Да, он упал. Но еще непонимание? Словно его ударили током. Он сжал кулаки, его челюсть напряглась. Он смотрел. Пристально. Ненавидяще. Как будто я была причиной его падения.

Я отпрянула, споткнулась. И в этот момент сильная рука схватила меня за локоть.

— Пошли, дурочка, – прорычал Диас. Он был здесь. Высокий, широкоплечий, его Альфа-аура – резкая, защитная, как щит – на мгновение перебила мой собственный запах. Он накинул на меня свой тяжелый пиджак, грубо натянул капюшон моей толстовки глубже на глаза. – Быстро, пока течка не вошла в зенит.

Он потащил меня к выходу, к своей старой, но мощной машине. Я шла, почти не чувствуя ног, прижимаясь к его боку, как к скале. Чувствовала, как взгляд Диего прожигает мне спину. Горячий. Ядовитый. Безумный. Он видел меня слабой. Видел меня на руках у другого Альфы. Видел мой позор. Но не пошел за мной… А ведь должен был почувствовать…

Глава 4

Семь дней. Семь дней, когда мир сузился до четырех стен, до жгучего костра в крови, до нестерпимой, влажной пустоты между ног, которая кричала одним именем. Диего. Его образ преследовал меня в бреду, его несуществующий запах сводил с ума. Моя Омега, разбуженная на стадионе его жестоким феромоном, не знала покоя. Она требовала своего Альфу. Требовала с яростью раненого зверя.

Теперь я стояла в университете и каждый шаг давался с трудом. Мои феромоны, утихли после пика течки, но все еще были… заметными. Видимо, то что я поздно пробудилась делала мой запах более концентрированным чем у других. Я надеюсь это не надолго.

Альфы оборачивались, их взгляды цеплялись, тяжелые, оценивающие. Их запахи – острые, властные, дразнящие – били в нос, заставляя мою внутреннюю Омегу рычать и сжиматься в отвращении. Нет!

Я изворачивалась, избегала, опускала глаза. Катя пыталась говорить, но я видела ее растерянность. Я была не в себе. Внутри бушевала буря. Буря неутоленной связи. Буря отчаяния от того, что он не чувствует. Не откликается. Не приходит.

Почему? Почему он не пришел? Почему не чувствует?

Этот вопрос гвоздем сидел в мозгу, сводя с ума. Моя Омега не понимала разума. Она понимала только боль. Боль отвержения истинного Альфы. Она требовала действия.

Найди его. Скажи. Заставь понять!

Это был не выбор. Это был инстинкт, заглушающий страх. После пар я увидела его, выходящего из корпуса юриспруденции. Один. Направляющегося к парковке через тихий, залитый вечерним солнцем двор. Сердце взорвалось в груди. Ноги понесли меня за ним, будто сами знали дорогу.

— Диего! — мой голос прозвучал хрипло, громко, непривычно резко в тишине.

Он обернулся. Медленно, как хищник, потревоженный на охоте. Его глаза, темные бездны, встретились с моими. Ничего. Ни искры. Ни малейшего отклика на мой запах, на мои феромоны, которые, я знала, должны бить в него сейчас волной. Только холод. И… что-то новое. Глубокая, усталая ярость. Почему?

Я подошла ближе, чувствуя, как земля плывет. Как внутри все сжимается и ноет от его близости и его… пустоты. Моя Омега рвалась к нему, требовала прикосновения, признания. Я вдохнула, собирая остатки мужества.

— Диего, — голос дрожал, но слова вырвались четко, как молитва, как последняя надежда. — Ты разве не чувствуешь? Мы… мы истинные пары. Я твоя Омега.

Мгновение тишины. Густой, звенящей. Солнце вдруг показалось слишком ярким. Потом… взрыв.

Он не закричал. Его ярость была тихой, смертоносной. Он сделал шаг ко мне, внезапно заполнив все пространство, подавив воздух. Его лицо исказила гримаса такого чистого, ледяного презрения, что мне стало физически плохо.

— Моя Омега? — он произнес слова тихо, но они ударили, как пощечина. — Очередная жертва сказок? — Холодный, беззвучный смешок. — Ты серьёзно, маленькая лгунья? Ты думаешь, ты особенная? Твои глаза невиннее? Твои феромоны слаще? Ты такая же охотница. Только маскируешься под невинную овечку, верящую в сказки. Надоели ваши лживые игры.— Его взгляд скользнул по мне сверху вниз, медленно, унизительно, будто оценивая товар.

Каждое слово вонзалось в самое сердце. Я чувствовала, как белеет лицо, как слезы подступают к горлу. Но хуже слов была… его абсолютная, мертвая пустота. Никакого ответа. Никакого отзвука в нем на мою кричащую связь. Моя Омега завыла внутри от боли и ярости.

— Нет! — вырвалось у меня, голос сорвался на визг. — Это не игра! Я чувствую! Я знаю!

— Знаешь?

Он перебил, его голос стал опасным шепотом. Он наклонился чуть ближе. Я почувствовала исходящий от него холод, как от открытой морозильной камеры. Полное отсутствие тепла, ответа, жизни.

— Знаешь, как пахнут деньги и статус? Да. Это видно. Твоя «истина» пахнет жадностью. Обыкновенной, пошлой жадностью девчонки из грязи, которая возомнила себя королевой. Иди прочь. Пока я не решил преподать тебе урок, который отобьет охоту к обману навсегда.

Он выпрямился. Его взгляд, полный ледяного презрения, скользнул по мне в последний раз – и я поняла, что замерзаю. Прямо здесь, под солнцем. Потом он развернулся и пошел. Широкими, уверенными шагами. Не оглядываясь.

Я стояла. Окаменевшая. Его слова – охотница, жадная, – висели в воздухе, ядовитые и неопровержимые. Мои феромоны, секунду назад бушевавшие призывом и надеждой, сменились запахом ледяного стыда и горького праха. Слезы жгли глаза, но я заморозила их внутри. Не ему. Никогда ему.

Он не почувствовал. Ничего. Абсолютно ничего. Моя Омега, только что ревущая от требования, сжалась в черной дыре отчаяния, скулила от непонимания. Почему? Почему он так говорит? Его ярость была реальной. Его презрение было искренним. Но его пустота… Она противоречила всему. Всему, что я чувствовала.

Он ушел. Оставил меня одну в пустом дворе, с разбитым сердцем, сгоревшей надеждой.

Глава 5

Следующий день пришел не рассветом, а тяжелой, серой пеленой, нависшей над городом и моей душой. Слова Диего – охотница, жадная – не просто звенели в ушах; они въелись под кожу, жгучими угольками, тлеющими с каждым вздохом. Моя Омега, оскорбленная до глубины сущности, глухо роптала внутри.

Университетские коридоры казались туннелем, где каждый встречный взгляд – укол иглой, каждый шепот – обсуждением моего вчерашнего краха. На утро все знали о том, что случилось на парковке.

Я шла, прижимая учебники к груди как щит, пальцы впивались в обложки, пытаясь стать меньше, незаметнее, слиться с шершавой штукатуркой стен.

И вдруг пространство передо мной сжалось. Диего Варгас. Не где-то там, вдалеке, а здесь, прямо передо мной, его высокий рост и ледяная аура перекрыли путь. Сердце рванулось в горло,я остановилась захлебнувшись комом страха.

Сейчас. Сейчас начнется снова. Ледяной душ презрения. Унижение, которое смоет остатки достоинства… Я инстинктивно отшатнулась, готовая к удару.

— София.

Я замерла, корни страха сплелись с ледяными щупальцами подозрения где-то глубоко в животе. Моя Омега затаила дыхание, насторожив уши, но не смея выйти из укрытия.

— Вчера… — он начал, его взгляд скользнул мимо моего виска, будто изучая трещинку на стене. — Я был излишне резок. Возможно, несправедлив. Я… приношу извинения.

Извинения? От Диего Варгаса? Мысль ударила, как парадокс, не укладываясь в реальность. Как гранитная скала, кающаяся перед травинкой. Подозрение, холодное и скользкое, зашевелилось в основании черепа. Зачем? Но моя Омега, вечно алчущая надежды глупышка, робко высунула нос. Он понял? Предательская волна тепла, слабая, но упрямая, потекла по жилам, приглушая на мгновение трезвый голос разума, шепчущий: Не верь.

— Я хотел бы… компенсировать неловкость, — продолжил он, наконец перенеся темные, непроницаемые озера своих глаз на меня. В них не было ни искры раскаяния, ни проблеска тепла. Только плоское, холодное ожидание. Как будто он читал по бумажке, написанной кем-то другим. — Пригласить тебя куда-нибудь. Сегодня. После пар.

Тишина повисла между нами, звенящая и густая. Разум бил в набат: Ложь! Игра! Не поддавайся! Но Омега уже завороженно кивала, ее внутренний вой сменился робким, но настойчивым визгом: Он зовет!

Сладостная дрожь пробежала по коже, заглушая предупреждения, заставляя губы шевельнуться:

— Я… — голос предательски дрогнул, выдавая смятение. — Хорошо. Ладно.

Уголок его губ едва заметно дрогнул. Не улыбка. Никогда улыбка. Скорее… тень удовлетворения охотника, видящего, как зверь ступает в капкан, почти неуловимое движение.

— Отлично. Зайду за тобой после лекций.

Он развернулся и растворился в потоке студентов так же внезапно, как появился. Я осталась стоять, ощущая, как мурашки бегут по спине, а в груди трепетала странная смесь леденящего страха и дурацкой, опасной надежды. Дрожь мелкой рябью пробежала по рукам, пока я медленно, словно во сне, пошла дальше, унося с собой тяжелый груз нереальности.

Последние минуты лекции тянулись вечностью. Я механически выводила что-то о смеси какао-масла, но буквы плыли перед глазами. Внутри бушевал ураган. Страх цеплялся когтями за ребра, надежда теплилась слабым огоньком где-то под ложечкой, подозрение леденило душу. Я медленно складывала тетради, тщательно выравнивая уголки, оттягивая неизбежную встречу. Сердце колотилось где-то в горле, гулкое и тревожное. И тогда дверь аудитории тихо скрипнула.

Он вошел. Диего Варгас. Черный костюм, безупречный крой, линия плеч, излучающая недоступную власть. Он выглядел как иностранец из мира роскоши, заглянувший в мою скромную реальность. Воздух в аудитории сжался, а затем взорвался шквалом шепота, приглушенных возгласов, звенящего изумления.

— Варгас? Сюда?!
— Это к… ней? Серьезно? После вчерашнего?!
— Что он от нее хочет?

Он прошел по проходу между партами, абсолютно игнорируя десятки глаз, впившихся в него, как иглы. Его присутствие ощущалось физически – тяжелое, давящее. Он остановился у моего стола, его тень легла на разложенные конспекты.

— Готова? — спросил он тем же ровным, лишенным тепла голосом. Не глядя ни на кого, кроме меня, но и на меня – будто сквозь прозрачное стекло.

Я кивнула, не в силах выдавить ни звука. Схватила сумку, поднялась, чувствуя, как жар стыда и любопытные взгляды прожигают спину насквозь. Пошла за ним, стараясь не спотыкаться о собственные ноги, пока гул перешептываний нарастал за спиной, как ропот разбуженного улья. Что он задумал?

Мы вышли на улицу. К его машине – низкой, угольно-черной, с хищными линиями, которая казалась олицетворением его самого. Он открыл пассажирскую дверь. Жест был отточенным, безупречным, лишенным тени галантности. Просто следующий шаг в ритуале. Я втиснулась в кожаное кресло, пахнущее дорогим уходом и… им. Чистотой, холодом и чем-то неуловимо металлическим.

Он сел за руль, повернул ключ. Рев двигателя на секунду заглушил бешеный стук моего сердца. Машина плавно тронулась, увозя меня из знакомого мира в неизвестность.

— Куда мы едем? — спросила я тихо, уткнувшись взглядом в мелькающие за окном улицы, пытаясь найти опору в знакомых очертаниях домов, деревьев, людей.

— Увидишь, — ответил он коротко, не отрывая взгляда от дороги. Его профиль был резок и отстранен, как у каменного изваяния.

Молчание в салоне сгустилось, стало тягучим, как патока. Он не пытался его разорвать. Просто вел машину, его пальцы лежали на руле расслабленно, но с готовностью. Моя Омега, сначала робко ликующая, теперь затихла, сбитая с толку его ледяной отстраненностью. Надежда таяла, уступая место нарастающему, холодному предчувствию беды. Разум мрачно торжествовал: Видишь? Я же предупреждал. Это спектакль. Ловушка.

Мы миновали шумный центр, свернули к набережной. И вдруг за поворотом открылось зрелище – мириады огней, визгливая музыка, силуэты каруселей и колеса обозрения, рисующие огненные круги на темнеющем небе. Парк аттракционов. Абсурдный, кричаще-яркий островок детского восторга, казавшийся невероятно чуждым в моем смятении и рядом с его мрачной, непроницаемой фигурой.

Глава 6

Тишина в салоне машины звенела после его вопроса. Его слова – «аппетит», «обязанность», «подтвердить делом» – висели в воздухе, острые и унизительные. А внутри меня бушевал ад.

Моя Омега рвалась кричать «Да!», ее жар лизал изнутри, слабость подкашивала колени. Он хочет нас! Она не понимала цинизма, не видела ловушки. Она видела только Альфу, требующего своего.

Разум кричал «Нет!», бился в истерике от ужаса и унижения. Он презирает тебя! Использует! Это проверка, и ты проиграешь в любом случае!

Но между этими двумя полюсами, в самом центре моего смятения, теплилась крошечная, отчаянная искра надежды.

А если… если это сработает? Если близость… если истинная связь… если он почувствует меня тогда? По-настоящему?

Мысль была безумной, наивной, как вера в сказку. Но она была единственной соломинкой, за которую могла ухватиться моя разрывающаяся душа. Истинные так не поступают… но может, после… он поймет? Узнает?

Я не помню, как кивнула. Не помню, какой звук издала – может, хрип, может, стон. Я только почувствовала, как его взгляд, этот ледяной бур, на секунду замер, а затем машина плавно тронулась с места. Я сжалась в кресле, уставившись в темноту за окном, чувствуя, как слезы наконец прорываются, горячие и горькие, но я быстро смахнула их тыльной стороной ладони. Не ему видеть. Никогда.

Он не смотрел на меня. Просто вел машину через ночной город, его профиль был непроницаем, как маска. Моя Омега ликовала глупым, слепым ликованием, предвкушая близость. Разум забился в самом темном углу, шепча молитвы и проклятия. А я… я плыла по течению, унесенная этим безумным решением, цепляясь за свою надежду.

Он припарковался у подъезда высотного здания из стекла и стали. Роскошь, кричащая о его недосягаемости. Молча подал мне руку, чтобы я вышла – жест автоматический, бесчувственный. Его пальцы коснулись моей кожи – холодные, сухие, без искры. Моя Омега вздрогнула от прикосновения, но ответа не последовало. Только пустота.

Мы вошли в холл. Мрамор, хром, тишина. Лифт умчал нас вверх бесшумно. Он открыл дверь ключом-картой, впустил меня внутрь.

Квартира поразила меня… пустотой. Огромное пространство, открытое, с панорамными окнами на ночной город. Все линии четкие, геометричные. Цвета – черный, серый, белый, холодный металл. Ничего лишнего. Ни тепла. Ни жизни. Как будто я вошла в дорогой, стерильный музей или… в его внутренний мир.

Я замерла на пороге, ошеломленная этим ледяным великолепием, пытаясь вдохнуть. Воздух пах чистотой, дорогими материалами и… его холодом. Никакого уюта. Никакого намека на дом.

— Что, впечатлило? — его голос прозвучал сзади, резко, с явной ухмылкой в тоне. Я обернулась. Он стоял, наблюдая за моей реакцией, его темные глаза светились недобрым, циничным удовлетворением.

Я ничего не ответила. Просто сжала руки в кулаки, чувствуя, как жар стыда снова поднимается к щекам. Он прошел мимо меня, его плечо едва не задело мое.

— Иди за мной, — бросил он через плечо, направляясь по широкому, слабо освещенному коридору.

Мои ноги, тяжелые, как свинец, понесли меня за ним. Инстинкт Омеги гнал вперед, к Альфе, разум цеплялся за пятки, умоляя остановиться. Мы вошли в спальню. Она была огромной, как и все здесь. И так же пустой. Большая кровать с черным бельем. Черные шкафы-купе. Черный ковер. Минималистичные черные тумбы. Ни картин. Ни безделушек. Только строгость, порядок и ледяная красота богатства. Как логово хищника. Стерильное и опасное.

Я остановилась, оглядываясь, пытаясь найти хоть что-то теплое, живое. Хоть намек на то, что здесь может быть место для нее, для меня. Ничего. Только его тень, падающая от света из коридора.

Диего подошел к кровати. Он не смотрел на меня. Его движения были точными, лишенными лишних жестов. Он сел на край. И затем… раздвинул ноги. Широко. Уверенно. Его темные джинсы плотно обтягивали мускулистые бедра. Поза была откровенной, властной, унизительно демонстративной. Вызовом. Приказом.

Он поднял глаза на меня. Его взгляд был таким же холодным и пустым, как интерьер вокруг. В эти глазах не было ничего кроме звенящей пустоты.

— Ну? — его голос прозвучал низко, ровно, как удар гонга в тишине. — Раздевайся.

Два слова. Простые. Четкие. Они ударили по мне, сбив остатки воздуха из легких. Моя Омега замерла на мгновение, ошеломленная прямотой, а затем рванулась вперед с новой силой, заливая тело волной подчинения и готовности. Он зовет! Он хочет нас видеть! Сейчас!

Но Разум… Разум взвыл от ужаса. Видишь?! Это не близость! Это демонстрация власти! Он смотрит на тебя как на вещь! Моя наивная надежда – что он почувствует, что поймет – рассыпалась в прах при виде этой позы, при звуке этих слов. Здесь не было места для связи. Только для использования. Для удовлетворения его «аппетита».

Я стояла посреди этой черной, ледяной комнаты, дрожа всем телом. Его взгляд, тяжелый и требовательный, висел на мне. Командовал. Раздевайся.

Слезы снова подступили к глазам, но я сжала зубы. Не здесь. Не перед ним. Горло сжалось. Ноги отказывались слушаться. Я чувствовала каждую клеточку своего тела, стыдящуюся, напуганную, преданную собственной глупой Омегой и собственной безумной надеждой.

Омега рвалась сбросить одежду, броситься к нему, отдать все, лишь бы он прикоснулся. Разум цеплялся за последние крупицы достоинства, умоляя развернуться и бежать.

А я… я застряла в пространстве между ними, перед его раздвинутыми ногами, под его ледяным взглядом, не зная, найдется ли во мне сила сделать хоть одно движение. Хоть один шаг – к нему или от него. В пропасть унижения или в пропасть отчаяния. Мир сузился до этой черной кровати, до его команды, до невыносимого выбора, разрывающего меня на части.

Я медленно завела руку за спину растягивай платье.