Талисса
꧁⎝ 𓆩༺✧༻𓆪 ⎠꧂
— Жирная свинья! Ты сколько успела сожрать, пока я отвернулся?! Ты себя в зеркале видела?! Вся жиром заплыла! А потом удивляешься, почему у меня на тебя член не стоит! Клади руку на стол. Клади-клади… Клади-и-и… Не бойся!
Магия прижала мою дрожащую от ожидания наказания руку к столу.
Плоть мгновенно стала чужой. Я ощутила, как пальцы прирастают к дубовой столешнице, как кровь в них замирает, как мышцы предают меня, отказываясь даже дрожать.
Это тело больше не моё. Оно — его позор. Его разочарование. Его неудавшийся портрет его первой жены, Вайлиры.
Я закрыла глаза и прошептала про себя, зная, что сейчас последует, и содрогаясь от ужаса: «Это не моя рука. Это не моя боль. Это не я».
Пустая мантра. Но в ней — последняя ниточка, за которую цепляется разум, чтобы не распасться.
Острый каблук моей туфли со стальной набойкой попал не по столешнице, а с размаху по моему пальцу.
— А-а-а! — закричала я, закрывая себе рот рукой.
Ослепительная вспышка тошнотворной боли разорвала мое сознание. Перед глазами все потемнело.
Рука оставалась прижатой к столу, как жертва, уже подготовленная к жертвоприношению.
— Мало! — с раздражением произнес муж, продолжая бить по столу и моей руке каблуком туфельки.
Белый атлас, серебряная стальная набойка, изящный изгиб — всё, что осталось от женщины, умершей с талией в шестьдесят четыре сантиметра и дыханием, похожим на шелест крыльев.
— Ай! — взвыла я, когда каблук раздробил мой палец.
Перед глазами всё потемнело, как будто душа попыталась сбежать, но боль удержала её за волосы в дрожащем и стонущем от боли теле.
— Не надо, — умоляющим голосом прошептала я, чувствуя, как от ужаса и боли у меня заплетается язык. — Хватит… Пожалуйста… Я всё поняла… Я больше не буду так…
Я осела на ковёр, зажимая рукой рот и давясь криками, рыданиями, понимая, что магия держит мою дрожащую руку на столе, как жертву перед палачом.
— Нет, Талисса. Ты ничего не поняла. В прошлый раз ты говорила то же самое, и что я вижу сегодня? — послышался разочарованный голос мужа и удары по столу.
А!
Вспышки боли разрезали сознание.
— Твоя талия должна быть шестьдесят четыре сантиметра! А у тебя — шестьдесят девять!
Он говорил это так, словно это катастрофа.
Я давилась криком, прикрывая рот, беззвучно рыдала, заикалась от боли в дрожащую ладонь.
Пытка закончилась.
Он устал.
Магия отпустила меня, отдавая мне мою раздробленную руку.
Я стащила руку со стола, как кусок мяса с разделочной доски. Она и напоминала кусок мяса.
Пальцы были раздроблены. Теперь они ещё распухали от боли. Кожа — в синяках и царапинах. Кровь стекала по запястью, капала на ковёр — тёмная, почти чёрная в свете ламп.
— А теперь вытирай кровь! Обувайся и надевай перчатку! Гости ждут! Мы не должны надолго бросать гостей. Это неприлично.
Муж бросил на пол платок и туфельку.
Меня трясло. Я пыталась встать, но ноги не держали. Здоровой рукой я осторожно промокнула кровь, боясь даже дышать на раны. Каждое прикосновение платка — как заново сломанная кость.
Я сглатывала, морщилась от боли, осторожно пытаясь промокнуть кровь дрожащей рукой. Мне даже притрагиваться было больно. Я дрожала и судорожно хватала воздух ртом, жмурилась, невольно дёргая плечами, когда касалась платком искалеченной руки.
— Ты вся от жира заплыла! А я-то думаю, почему сегодня горничная говорила, что платье на тебе едва застегнулось! — давясь от ярости произнёс муж, расхаживая по кабинету. — Горничная тебя сегодня измеряла! Шестьдесят девять! Давай, жри! Жри ещё! Нажирайся! Давай, чтобы семьдесят было!
Я смогла встать на дрожащие ноги и сунуть ногу в туфлю. Которая была мне мала на один размер. Это даже не моя туфелька. Это её… И мне приходилось подгибать пальцы, чтобы поместиться в неё.
Я постоянно натирала ногу, едва заметно прихрамывала, но уже научилась не подавать виду.
Опираясь на стол здоровой рукой, я повернулась в сторону мужа.
— Ты готова? — резко бросил он. — Гости ждут! Улыбайся, любовь моя. Спина ровно, улыбка на лице! От тебя большего не требуется!

Талисса
꧁⎝ 𓆩༺✧༻𓆪 ⎠꧂
— Минутку, — простонала я, пытаясь отойти от боли.
— Минутку ей! — передразнил муж, скрестив руки на груди. — Я тебя что ли жрать заставлял? Сама виновата. Нечего ныть!
Он с обожанием смотрел на портрет красавицы в белоснежном платье среди нежных цветов. Ее хрупкая, болезненная красота напоминала красоту феи.
— Вот это — женщина, — прошептал Сирил Уитмор, благоговейно касаясь рамы. Голос его стал мягким, почти молитвенным. — Она была совершенством.
А потом повернулся ко мне — и в его глазах уже не было человека. Только разочарование.
— А ты — жирная тварь.
Я с ненавистью смотрела на портрет его первой покойной жены Вайлиры с равнодушно-отрешенным взглядом сказочной феи. Здоровье ее было неважным. Именно поэтому она прожила всего год в законном браке. А потом за ней навсегда закрылась дверь фамильного склепа.
Я уже не кричала. Крик — это протест. А я давно перестала верить, что протест имеет смысл. Мой крик умер где-то между первым «ты толстеешь» и сотым «посмотри на неё».
Вайлира…
Она смотрит с портрета, как ангел, который двадцать шестого октября семь лет назад забыл, что такое голод. Её талия навсегда осталась шестьдесят четыре сантиметра. Её кости — изящнее фарфора. Но она мертва. А я… Я дышу. Я ем. И это — мое самое страшное преступление.
— Ты сегодня уже завтракала! С тебя хватит! — выплюнул муж.
Я вспомнила дольку огурца и вареный капустный листик с крошечным кусочком мяса, который поместился бы на чайную ложку. Вечный голод мучил меня, а я не могла думать ни о чем, кроме еды. «Нет, мэм! Хозяин запретил вас кормить! Простите, мэм, но я не хочу лишиться работы! У меня семья! Дети!» — слышала я вздох кухарки.
— Ты ведь больше так не будешь? — послышался голос Сирила. Он подошел ко мне.
Я смотрела на свое отражение в зеркале и видела призрака в платье Вайлиры.
Причёска — её. Бледность — её. Даже угол изгиба губ — подстроен под её портрет. Но глаза… Глаза — мои. И в них — не покорность.
Там пламя. Тихое. Глубокое. Невидимое для него.
Потому что он смотрит только на поверхность.
А под ней я коплю.
Каждую каплю боли.
Каждое «посмотри на неё».
Каждый голодный день.
Каждую ночь, когда он шепчет её имя в подушку, как молитву.
— Пообещай, — произнес Сирил, глядя мне в глаза и гладя меня по голове. — Что это больше не повторится. Не расстраивай меня, Талли. Ты же знаешь, как я расстраиваюсь, когда ты поправляешься! Ты должна быть идеальной. Понимаешь?
Я смотрела на него, стиснув зубы. Каждый день меня стирали, чтобы нарисовать новую Вайлиру.
— И как только ты станешь идеальной, у нас все будет хорошо. Ты не представляешь, как мы будем счастливы, — улыбнулся Сирил, целуя меня в лоб.
Отпечаток его губ, оставшийся у меня на лбу, напоминал ожог.
— Вот увидишь… Обещаешь, что больше так не станешь делать? — произнес он спокойным и заботливым голосом, расправляя мое платье.
— Обещаю, — едва слышно выдохнула я, глядя на свое платье. Точно такое же, как на портрете Вайлиры.
А вместе с этим выдохом из меня вырвались усталость, боль и отчаяние.
Будь я в нашем мире — я бы ушла. Вызвала полицию. Сбежала бы, в конце концов. Но здесь… Здесь идти некуда. И на работу меня не возьмут. Но я не там, где меня защищает закон. Здесь закону плевать на меня. Мой муж и есть мой закон.
Я — не Таллиса. Я всего лишь чужая душа в теле его супруги. Душа из другого мира. Однажды я очнулась в теле незнакомой женщины, в роскошном платье, в совершенно незнакомой обстановке.
Последним воспоминанием того мира был паспортный стол, телефон в руках, серебристая иномарка, водитель Виталик. «Там дорогу ремонтируют. Мы поедем в объезд!» Он только что шутил, ругал дороги, рассказывал о том, что его дочь в этом году пошла в школу — дорого! А потом лес, проселочная дорога, поворот, заблокированные двери, вырванный из моих рук телефон, брошенный на задние сидение и рука, которая лезет мне под юбку.
Я очнулась здесь.
В роскоши.
В платье.
С мужчиной, который целовал мои руки и плакал, умоляя: «Очнись, Таллиса… Прости меня…»
Сначала это было похоже на сказку. Розы огромными букетами, украшения, внимание. Сирил трясся надо мной ровно до тех пор, пока не выяснил, что я ничего не помню. Не помню, что было тем вечером. И что я никуда не собираюсь уходить.
И тут сказка закончилась. Так, словно посреди фильма выключили свет.
Уже из разговоров слуг я узнала, что в ту ночь Таллиса пыталась сбежать. Но ее поймали. И вернули обратно, мужу. Узнав о побеге, Сирил пришел в такую ярость, что даже слуги затаились, боясь дышать.
С тех пор он не бьёт по лицу. Не бьёт до смерти. Он бьёт точно и только по рукам.
Потому что это — не убийство.
Это воспитание.
Я попыталась выдавить из себя тень улыбки. Голос Сирила изменился. Он снова стал спокойным и ласковым.
— Вот и молодец. Ты же понимаешь, что это не я злодей. Понимаешь? Ты сама виновата… Ты сама спровоцировала… Ты знаешь, как я к этому отношусь, и все равно стала есть закуски со стола и портить свою без того ужасную фигуру! Ничего, ты еще похудеешь, — муж заботливым жестом вытер слезы с моего лица. — Ну все, не плачь… Вытри слезы. Улыбайся! Мы возвращаемся к гостям!
Мы вышли из комнаты, а я чувствовала, как меня тошнит. Тошнит от боли, от унижения, тошнит от вечного голода, который теперь мой постоянный спутник, от закуски, которую успела съесть, надеясь, что муж не заметит.
Я вспомнила, как полчаса назад воспользовалась моментом, когда муж увлекся разговором с министром Роумонтом. Ноги сами понесли меня к столу. Я каждый раз нервно оглядывалась, радуясь, что меня заслоняют танцующие пары.
Запах еды ударил в нос, как удар в живот.
Жареная дичь. Медовые пироги. Сливочное масло на хлебе с чем-то похожим на икру.
Талисса
꧁⎝ 𓆩༺✧༻𓆪 ⎠꧂
Первая закуска. Вторая. Я ела жадно, быстро и почти не чувствовала вкуса.
Только страх. Только голод. Только мысль: пусть лучше раздробит руку снова, чем я умру от этого пустого желудка.
Я едва не взвизгнула, когда один удар по рукам выбил из моих рук тарелку с закусками, и она упала на пол. Гости этого не заметили. Они были увлечены мелодией.
Сирил схватил меня за руку и потащил в свой кабинет.
— Простите, моей супруге нездоровится, — улыбнулся он министру Роумонту, с которым только что разговаривал.
Министр Роумонт, один из самых влиятельных людей в королевстве, напыщенный престарелый индюк в роскошной одежде с пышными волосами, кивнул и тут же отвлекся на разговор с сэром Лорджером. Хитрый делец тут же воспользовался моментом и взял министра в оборот.
Сирил скрипнул зубами от досады. Этот бал был организован ради этого министра. Ради разговора с ним. Ради того, чтобы Сирил занял место в королевском совете.
Я чувствовала, как мои руки дрожали, когда муж вытаскивал меня из зала.
Мимо нас прошмыгнул лакей с бокалами.
— Стоять! — приказал муж лакею. Тот замер. — Скажи, чтобы музыканты играли погромче!
Лакей кивнул.
От этих слов меня бросило в дрожь.
Я упёрлась в ковёр, цепляясь за него ногами, как за последнюю опору.
Но силы были не равны, и Сирил затолкнул меня в кабинет, захлопнул дверь. За дверью остался красивый и нежный вальс. Передо мной — ярость и раздражение мужа.
И сейчас, после того, что случилось, я снова должна вернуться в зал и вести себя так, словно ни в чем не бывало. Улыбаться и разговаривать, смеяться над шутками и подставлять для приветственных и вежливых поцелуев здоровую руку.
— Завтра ты не завтракаешь! — строго произнес муж, остановившись перед залом. — Ты сегодня уже поела! Я предупрежу слуг.
Я снова вышла в зал, чувствуя, как мои ноги все еще дрожат. Под пышным платьем это было незаметно.
— Вам уже лучше, мадам? — поинтересовался министр Роумонт.
Я не нашла силы ответить, поэтому кивнула.
— Простите, она слаба здоровьем, — Сирил посмотрел на меня, поглаживая мою здоровую руку.
Его прикосновение было нежным. Любящим. Вот только внутри меня всё сжалось в узел из шипов.
Я чувствовала, как под перчаткой пульсирует раздробленная плоть. Каждый нерв кричал. Словно каблук всё ещё врезался в кости, раз за разом. Перчатка, тугая, белоснежная, будто сшита из снега и стыда, давила на опухшие суставы, и с каждым ударом сердца боль растекалась всё дальше — в локоть, в плечо, в горло, где застревал ком из слёз и ярости.
— Ах, если супруга слаба здоровьем, это, конечно, беда, — заметил министр. — Моя супруга, я имею в виду первую, тоже была слаба здоровьем, однако прожила в браке почти двадцать лет. Правда, детей она мне так и не подарила…
«Слаба здоровьем». Эти слова — как зеркало. В них я вижу Вайлиру. Её тонкие запястья, прозрачную кожу, дыхание, похожее на шелест крыльев мотылька.
И меня — её живую тень.
— Я вас понимаю, — сочувственно произнес Сирил.
Он понимает. Он всегда понимал. Только не меня. Меня он стирает. Слой за слоем. Как старую краску с портрета, чтобы нарисовать новую Вайлиру.
— Я вот смотрю на вашу супругу и понимаю. Она как две капли воды похожа на вашу прежнюю покойную супругу. У меня даже чувство такое, словно это она! — усмехнулся министр Роумонт. — Я знал ее. Она приходилась мне троюродной племянницей.
Губы Сирила растянулись в улыбке.
— И ведь главное, лицо один в один, — заметил министр, делая глоток из бокала. — Скажите, как вам удалось найти почти ее копию?
Талисса
꧁⎝ 𓆩༺✧༻𓆪 ⎠꧂
— Ах, у меня было разбито сердце. Я очень сильно переживал по поводу смерти Вайлиры. И однажды увидел ее. Она спускалась по ступеням и садилась в карету. Я тогда решил, что это просто совпадение. И уточнил, как ее зовут… Талисса Эмри. Потом я увидел ее еще раз, уже в доме ее родителей. И тогда…
“Тогда он купил ее, — кричало всё внутри. — Как статую. Как куклу. Как попытку вернуть прошлое, не спрашивая, хочу ли я быть частью этого”.
Сирил сглотнул. На его лице — нервная улыбка человека, который делится самым сокровенным.
А я стояла здесь. В теле, которое не моё. В платье, которое не моё. В жизни, вырезанной по шаблону мертвой женщины.
Я же чувствовала только пульсирующую боль в руке. Казалось, пальцы настолько опухли, что перчатка теперь давит. Я с трудом превозмогала это чувство, стараясь держать лицо.
— Тогда я решил, что судьба… дает мне второй шанс, — опустив глаза и полушепотом произнес Сирил. Он взял мою здоровую руку и с жаром поднес ее к губам. — Второй шанс познать счастье… Что это — знак свыше… И на этот раз я решил, что свое счастье я не отпущу… Да, дорогая?
Я кивнула.
Одно движение. Меньше, чем вздох.
А внутри всё горело. Не от боли — от унижения, что моё «да» стоит столько же, сколько «нет». Ничего.
— Ох! — рассмеялся министр. — Бывают же чудеса!
Чудеса… Да. Чудо — когда тебя бьют каблуком за кусок хлеба. Когда тебе во сне снится, как ты отгрызаешь кусок от батона и стонешь от наслаждения.
Чудо — когда ты не ела два дня и всё ещё стоишь на ногах.
Чудо — когда твой муж целует здоровую руку, а ты прячешь ту, которую он только что ломал, и при этом он рассказывает направо и налево, как любит тебя.
Я вообще не знаю, как у меня хватает сил шевелиться.
Может, потому что я — не та, кого он видит.
Я — та, кто копит. Каждый удар. Каждое «посмотри на неё». Каждое «ты жирная свинья». И однажды… однажды я вырвусь из этого платья, как зверь из клетки. И я живу с мыслью, что однажды настанет этот день. И я смогу.
А пока — я улыбаюсь.
Так, как учила меня боль.
— Вы говорили, что недавно освободился пост в министерстве… Один из министров, кажется, Бэрроу, скончался от сердечного приступа.
— О да, — сокрушенно произнес министр Роумонт. — Бедняга. А ведь он был моложе меня! И вот поди ж ты! Но в этом есть и положительный момент! Я пошел на повышение…
— Мой отец когда-то мечтал, что я стану министром, — улыбнулся Сирил.
— Ну, это можно устроить, — заметил Роумонт. — Правда, придется утверждать вашу кандидатуру. А это, разумеется, не самый быстрый и… дешевый процесс.
Он отвел глаза, словно давая возможность почувствовать намек.
— Знаете, я могу немного помочь, — тут же понизил голос до шепота Роумонт. — Но при одном условии. Вы будете поддерживать все мои инициативы. Если я сказал: «Да!», значит «да». Если «нет», то «нет!». Тем более, что его величество сейчас… очень болен и легко подписывает документы… Он никого не узнает. Изредка наступает что-то вроде просветления… Но потом опять… Так что доктора говорят, надежды мало. Пользуйтесь моментом, молодой человек.
— А как же его высочество? — спросил Сирил. — Как же принц?
Талисса
꧁⎝ 𓆩༺✧༻𓆪 ⎠꧂
— О, он еще не король. И, если повезет, он им так никогда и не станет, — усмехнулся Роумонт. — Скоро народ будет им очень недоволен. И вы, как новый министр, мне в этом поможете. Вы слышали новость? Во дворце найдено несколько убитых молодых женщин.
О, боже мой… У меня прямо мурашки пробежали по коже. Неужели принц на такое способен?
— А чему вы удивляетесь? — продолжал министр Роумонт, усмехаясь. — Его высочество всегда проявлял садистские наклонности… Дракон как-никак! Так вот, народ об этом еще, разумеется, не знает. Но скоро узнает. С вашей помощью, как министра, мы должны остановить это чудовище… И не дать ему дорваться до власти!
Я сглотнула. Это звучало очень страшно. Министр Роумонт усмехнулся и сделал глоток.
— К тому же, варварские порядки драконов дурно влияют на общественность! — прокашлялся министр. — Подумать только. Его матерью была какая-то простая магичка… Его величество ее просто… украл. Вы себе можете это представить? Я не могу!
Жуть какая. Я повела плечами, словно мне стало вдруг зябко.
— Старый дракон уже не представляет угрозы. С момента смерти его… так называемой… “истинной”, — произнес министр, придвигаясь ближе и переходя на полушепот. — Вы только представьте себе, теперь похищение у нас называется словом “истинность”. Это слово дает им право похищать тех, кто им понравился! Вы не находите это… отвратительным!
Какой ужас! Как хорошо, что я далека от всего этого! Как хорошо, что меня так редко берут во дворец. Я даже не знала, что принц у нас садист и маньяк! Хотя, разве может удивляться женщина, которую добропорядочный муж наказал за лишний кусок еды?
“Ха! Ты что думаешь, что как в сказке принц вдруг увидит тебя среди сотни гостей и решит убить именно тебя? — насмехалась я над собой. — Я знаю как минимум десяток девушек, которые намного красивей меня. И привлекают куда больше внимания! А ты так, серая мышка. Тебе бояться нечего”.
— Я с вами полностью согласен, — кивнул Сирил, опустив глаза в свой бокал. — Я готов вместе с вами сражаться против драконов!
— Мой друг, это прозвучало по-рыцарски! — рассмеялся министр. — Мы действуем тоньше…
Они разговаривали, а я чувствовала, как боль становится все сильнее. Она пульсировала в перчатке, а я с трудом удерживала на лице глупую и вежливую улыбку.
Часы стали бить полночь. И на последнем ударе случилось нечто странное…
Музыка стихла, словно кто-то ножом перерезал струну.
В зале вдруг стало так тихо, словно… словно все гости исчезли.
Но они были на месте. Просто застыли, будто кто-то остановил время.
Дама в розовом, что стояла неподалеку… Её лицо только что было гладким, юным. А теперь — покрыто прыщами, шрамами, шелушащейся кожей.
Министр стоял напротив с открытым ртом, словно замер на середине фразы. Его волосы — не пышные, как минуту назад, а редкие, жалкие. На макушке — лысина, блестящая, как яйцо. А сам он выглядел лет на десять старше.
Женщина в синем кокетничала с кавалером. И я отчетливо видела красные пятна на ее длинной шее.
Красавица у фонтана, танцующая с мужчиной, теперь предстала передо мной с чёрными, гниющими зубами в широкой улыбке.
Всё, что было ослепительно красивым, вдруг по непонятной мне причине стало выглядеть ужасно. Словно с последним ударом часов исчезла вся магия в зале.
Гости сейчас выглядели совершенно не так, как раньше.
Я взглянула на застывшего мужа, который сейчас напоминал статую. Он словно пытался моргнуть, но застыл с полуприкрытыми веками.
Что это такое? Как такое возможно? Это… это что за магия?
И тут я увидела, как по залу идет тень.
Талисса
꧁⎝ 𓆩༺✧༻𓆪 ⎠꧂
Высокая тень почти бесшумно и плавно двигалась по залу. И двигалась в нашу сторону. В черном капюшоне, в таинственной черной маске, закрывающей лицо полностью.
Я застыла не то от изумления, не то от ужаса, видя, как тень приблизилась к министру Роумонту.
Огромная рука в черной перчатке коснулась груди министра. Что он делает? Зачем?
Короткая вспышка зеленоватой магии была такой внезапной, похожей на выстрел за кадром, что заставила меня дернуться на месте.
— Сдохни, — послышался тихий шепот незнакомца в маске.
Лицо министра не изменилось, но вены на его лице внезапно почернели. Глаза Роумонта вдруг округлились и покраснели, словно в них лопнули все сосуды. Из его рта вырвался сгусток тьмы.
Я невольно дернулась, в ужасе глядя на то, что творится с телом министра.
Мое платье предательски прошуршало, и тень резко подняла на меня глаза. Зеленые глаза внимательно смотрели на меня с холодным удивлением.
«Он только что что-то сделал с министром… Явно нехорошее!» — пронеслась в голове мысль, и мне вдруг стало страшно.
Я увидела плавное движение головы в сторону, словно он был удивлен не меньше моего.
Я задрожала. Быстро-быстро задышала, а потом опомнилась, понимая, что притворяться застывшей уже поздно.
Рука в черной перчатке потянулась ко мне, а я увидела ту самую вспышку на пальцах, которая только что вошла в тело министра.
— Не надо… Прошу вас, — задыхаясь от ужаса, прошептала я, чувствуя, что это смерть.
Что стоит ему коснуться меня, как мои вены так же почернеют, а глаза полезут из орбит.
— Я… клянусь… Я никому ничего не скажу…
Я попыталась вырваться, но безмолвный, застывший муж держал меня за руку, и сейчас его рука казалась каменной. Я дышала так быстро, так судорожно, что даже не успевала понять, что дышу.
— Обещаю… Я ничего не видела… Клянусь… — сбивчиво шептала я, видя, как к моей груди приближается зеленая, искрящаяся смерть. — Не надо… Умоляю…
У меня пересохло во рту, когда заклинание опасно приблизилось к моей груди. Чем ближе были его пальцы, тем судорожней я хватала воздух ртом, не зная, что делать. Я не могла убежать. Не могла оттолкнуть его руку. Даже если я оттолкну, что толку?
Дыхание стало глубже.
Каждый вдох, как судорожный рывок.
Как попытка втянуть в себя еще секунду жизни.
Смертоносная магия потрескивала совсем близко. Я крепко зажмурилась, готовясь к вспышке боли, но ничего не произошло…
Секунда…
Другая…
Я осмелилась открыть глаза.
Талисса
꧁⎝ 𓆩༺✧༻𓆪 ⎠꧂
Магия остановилась в сантиметре от моей груди. Я разучилась дышать, медленно опустив глаза вниз и немного, насколько позволило тело, отстранилась от черной перчатки.
Мне казалось, что если я сделаю слишком глубокий вдох, он тут же сделает со мной то, что сделал с министром. “Господи!”, — простонало что-то внутри. Я нервно сглотнула. Колени вдруг стали ватными. Казалось, ноги меня теперь совсем не держат. Я каким-то чудом стою на ногах.
— Прошу вас… — едва слышно прошептала я, глядя на его руку. — Не убивайте… Я буду молчать… Клянусь вам… Я готова поклясться всем, чем угодно… Только не убивайте…
Тень стояла передо мной. Черная, огромная, заслоняющая собою все. Сейчас она была всем миром для меня. И я не знала, что будет дальше, ведь руку он не убрал. Просто остановил.
Я боялась шевельнуться, слыша потрескивание магии совсем близко к моему перепуганному сердцу.
Самым страшным было то, что он молчал. Молчал так долго, что я начала молиться — не о спасении, а о том, чтобы он просто заговорил. Мне казалось, что если таинственный убийца подаст голос, то у меня появится шанс договориться. Что он меня услышит. И… пощадит.
Магия в черной перчатке погасла. Я едва не выдохнула с облегчением.
“Это хороший знак! — пронеслось в голове среди вороха испуганных мыслей. — Наверное!”
По спине пробежали мурашки облегчения. Только сейчас я поняла, насколько было напряжено мое тело эти бесконечные, страшные секунды.
Рука в черной перчатке поднялась выше и остановилась возле моего лица.
Его пальцы в перчатке скользнули к моему подбородку. Я застыла, боясь даже пошевелить головой. Только нервно сглотнула, чувствуя неожиданное прикосновение.
Под маской — ни звука. Только дыхание.
“Он еще думает, стоит ли мне оставить жизнь или нет?”, — пронеслось в голове.
Я замерла, боясь, что любое мое движение может заставить убийцу передумать. “Позади меня, прошу тебя!”, — словно мантру беззвучно шептала я, словно мои слова могли как-то повлиять на его мысли.
Рука властно подняла мою голову, заставляя посмотреть в его глаза.
Красивые зеленые глаза смотрели на меня холодным взглядом. Его палец погладил меня по шее. Вверх, вниз. А я замерла, словно пытаясь осознать, что он это сделал той же самой рукой, которая только что не дрогнув лишила жизни человека.
По телу пробежали мурашки. В животе что-то вспорхнуло. Как бабочки. И только сейчас до меня дошло, что я застряла где-то между страхом, паникой, осознанием близкой смерти и восхищением, как маленький мышонок, который застыл перед котом. И глаза у него… кошачьи… Даже такой же зрачок…
И тут я увидела… чудовище. Нет, оно было не настоящим. Как призрак. Призрак внутри него. Призрачная чешуя, словно кто-то тусклым светом нарисовал вокруг глаз линии.
Я старалась не дрожать. Старалась не издавать ни звука.
Маска медленно склонилась ко мне, пока внутри меня все кричало страшным голосом: «Он убьет! Убьет!». Тело, словно устав сопротивляться, смирилось с мыслью о смерти. Мышцы расслабились, и я вдруг почувствовала приятную волну смирения. Словно я уже смирилась с мыслью о том, что это конец… Что я ничего не смогу сделать. И в момент расслабления мышц по телу пробежала приятная волна, похожая на слабый-слабый оргазм.
Убийца словно обнюхивал воздух вокруг меня. Как хищник обнюхивает жертву, решая, сыт ли он, или все-таки еще нет? В животе что-то продолжало трепетать, как бабочки.
Я попыталась взять себя в руки, чтобы не закричать. Не дернуться. Не упасть на колени.
Убийца медленно отстранился. Каждое его движение было плавным, не резким. И каждое таило опасность.
— Прошу вас, — прошептала я, а потом… Потом сделала то, чего сама от себя не ожидала. Я коснулась губами его перчатки, словно прошу о великой милости.
Перчатка пахла кожей и немного персиком. Или абрикосом… Я так и не поняла.
Все звуки стихли в моем сознании. Сейчас я слышала только гулкие быстрые удары своего сердца, умоляющего не останавливать его.
— Видящая, — послышался глухой низкий мужской голос.
Я едва заметно вздрогнула от звука его голоса. Я не знала, о чем он. Кто такая «видящая»? Но он говорил. И это было важно. Важно для меня.
— Я думал, такие уже не рождаются…
Он резко отпустил мой подбородок. Я покачнулась, замирая на месте.
Шелест плаща.
Он повернулся ко мне спиной и… растворился в темноте, из которой пришел.
Секунда.
Другая.
Я никак не могла совладать с внутренней дрожью. Точно ушел? Его точно здесь нет?
А потом словно вспышка пробежала по залу.
В зале вдруг снова стало привычно шумно — вальс, смех, звон бокалов. Звуки и магия снова вернулись в этот мир.
Гости снова были прекрасны, бриллианты снова сверкали, зубы белоснежные, волосы роскошные…
Я бросила взгляд на министра, а тот замер на полуслове.
По его лицу пробежал спазм. Одна половина лица странно дернулась, а сам он выронил бокал и схватился за грудь.
— Что с вами? — перепуганно и встревоженно произнес Сирил, а его глаза расширились от непонимания и удивления.
Министр хотел что-то ответить, но покачнулся, пытаясь сделать вдох, и поднял на нас ошалевшие, ничего не видящие, полные ужаса глаза.
— Ы-ып, — икнул министр, а из его груди вырвался хрип.
Его глаза полезли из орбит. Он судорожно сжал рукой грудь и рухнул на паркет. Я смотрела на его лежащее неподвижно тело, не зная, что делать. Кажется, никто, кроме меня, этого не видел. Только я. Стоит ли сказать о том, что видела? Или лучше промолчать?
— Целителя! Доктора! — закричал муж, выдернув меня из шока.
Я отшатнулась, видя, как со всех сторон набежали удивленные гости. Сирил стоял растрепанный, в ужасе. Он прижал руку ко рту, а его глаза метались по залу: «О, боги! Что же делать?!»
— Пропустите доктора! Проклятые платья! Уберите свои юбки! Дамы, в сторону! Дайте доктору пройти! — послышался мужской голос среди десятка голосов: «А что случилось? Кому-то стало плохо?»
Старый доктор Пендорт с пушистыми бакенбардами и роскошными седыми усами тут же подошел и присел рядом с телом, водя по нему руками. Из его пальцев струилась магия, а магические нити впивались в неподвижное тело министра.
Внезапно магия погасла, а доктор взял министра за кисть, проверяя пульс.
Тишина.
Кто-то прошелестел юбкой, а доктор сначала нахмурился, а потом отпустил руку, вздохнул и покивал каким-то своим мыслям.
Он резко выпрямился и прокашлялся.
— Он мертв, — негромко, но отчетливо произнес доктор Пендорт, глядя на всех присутствующих, застывших в ожидании вердикта.
— Что? — послышался тихий изумленный женский голос возле моего уха. Я даже не обернулась узнать, кто там стоит.
Толпа тут же загудела, застонала, любопытные лезли вперед, чтобы получше рассмотреть, кто там умер.
«Его отравили? Правда?» — задыхалась от волнения дама в розовом, пытаясь рассмотреть поверх голов то, что случилось.
Она выглядела как хищница, которая пытается увидеть и услышать как можно больше, чтобы потом превратить все это в сплетни.
— Сердце не выдержало, — вздохнул доктор Пендорт, поджав губы. — Я проверил. Отравления нет. Просто сердце.
«Просто сердце!» — эхом пронеслось в моей голове. «Сердце-сердце-сердце!» — подхватил мой бешеный пульс. Я ведь знала, что сердце остановили. Но говорить об этом не решилась.
— Унесите господина министра! — послышался нервный голос Сирила. Муж был близок к нервному срыву.
Смерть на балу — это ужасно для хозяина. Это жирный минус к репутации и повод для вымыслов и сплетен!
Сирил отошел и сжал кулаки: «Что ж такое-то!» Его трясло.
По приказу Сирила слуги бережно подняли тело и унесли. Я стояла в растерянности. Страх все еще держал меня за горло, не давая ни глубоко вздохнуть, ни что-то сказать.
Гости все не утихали. Наоборот. Они взволнованно обсуждали внезапную смерть, сравнивали ее с другими смертями! Даже оркестр перестал играть, понимая, что музыка сейчас неуместна.
«Шестой министр за этот месяц! И все от сердечного приступа!» — шелестели голоса, находя в этом тревожный знак.
— Быстро иди в свою комнату! — послышался строгий голос мужа. — Быстро!
Это слово забилось внутри, как второе сердце: «Быстро, быстро, быстро!» Я с ужасом смотрела на гостей, которые разошлись, обсуждая происшествие:
«Какой ужас!»
«Ах, жаль, конечно. Я очень надеялся на его помощь! Кто же теперь возглавит королевских министров? Норбер? Или Карсон?»
«Вы видели, что случилось?»
«Просто упал. Рухнул, как подкошенный!»
Талисса
꧁⎝ 𓆩༺✧༻𓆪 ⎠꧂
Все это превратилось в жужжание, в гул, под который я послушно покинула бал. Мне и самой не хотелось оставаться ни на минуту там, где можно убить человека одним прикосновением!
Я шла по пустому коридору и нервно оглядывалась. Дрожащие ноги ступали неуверенно. Меня трепало. А я никак не могла успокоиться.
Я стала свидетельницей преступления. А свидетелей обычно убирают. Почему он не убил меня? Он ведь мог?
Или, быть может, убийца решил, что два трупа одновременно — это подозрительно? Это уже не спишешь на случайность и возраст.
Мне сейчас больше всего на свете хотелось запереться в своей комнате. Я шагнула на лестницу, ведущую на второй этаж, из зала снова послышалась музыка.
Все слуги были заняты балом, поэтому коридоры были пусты.
Я постоянно оглядывалась, чувствуя, как внутри все дрожит и никак не может успокоиться.
Тяжело опираясь на перила, я с трудом дошла до середины лестницы, чувствуя, как чужие туфли безбожно натирают ноги. Я уже предвкушала момент, когда сниму их. Сдеру с моих несчастных ног и почувствую облегчение, сродни оргазму.
Внезапно музыка снова стихла. В гулком и пустом холле стало так тихо, что я даже услышала ускоряющееся биение моего перепуганного и настороженного сердца.
.
По моему горлу мерно прокатила слюна, а тело сжалось от тревоги. Дрожащая рука вцепилась в лакированные холодные перила. Чувство опасности мурашками пробежало по спине. Я резко обернулась. Никого…
Сиюминутное облегчение.
“Неправда! Неправда! Кто-то есть. Он здесь. Он рядом!”, — трясло меня изнутри, когда мои глаза внимательно смотрели по сторонам.
— Все в порядке, — прошептала я своим дрожащим коленям, понимая, что все не в порядке!
И тут я подняла глаза наверх и дернулась от ужаса.
Он.
Он был там.
На самой верхней ступени лестницы.
Та самая черная фигура в маске. Он стоял неподвижно, словно статуя.
“Значит, я была права! Теперь он хочет убрать свидетеля!”, — выстрелило в голове.
Убийца сделал шаг вперед, а я стала дрожащей рукой сдирать с ног неудобные туфли. Одну, вторую… Одна упала между перил, вторая осталась на ступеньке. Я подобрала юбку и бросилась бежать вниз.
В этот момент я не думала. Перед глазами все казалось мутным. “Беги! Беги!”, — выстукивало сердце, а я не соображала, куда бегу. Главное — бежать! Бежать и не останавливаться.
Я всем телом ударилась о входную дверь, дрожащими руками нащупала ручку и распахнула ее.
Холодный ветер успел обжечь лицо и обнаженные плечи. Я успела сделать вдох, который ворвался в меня, замораживая все внутри, как вдруг меня резко дернуло назад.
— Куда ты собралась, моя конфетка? — послышался страстный, задыхающийся шепот.
Маска была так близко, что я слышала его дыхание совсем рядом. Он держал меня, я пыталась вырваться.
Талисса
꧁⎝ 𓆩༺✧༻𓆪 ⎠꧂
Я попыталась закричать, но мне крепко зажали рот. Перчатка заглушила мой крик, превращая его в жалобное мычание бессилия.
— Тише, — шептал голос, пока я дрожала от ужаса. — Тише… Не паникуй… Делай то, что я тебе скажу, конфетка, и ты не пострадаешь… Ты будешь меня слушаться?
Мое сердце подергивалось от каждого его слова, а я тихо простонала в его перчатку.
— М-м, — кивнула я, сглатывая.
— Какая ты умница, — шепнул голос.
Моей щеки коснулась бархатная маска. Я чувствовала, как по щекам текут слезы, а все тело дрожит.
Убийца что-то бросил на пол нам под ноги. Маленький пузырек взорвался под нашими ногами, а перед глазами все померкло от сверкающего дыма.
Я закашлялась, понимая, что мне нечем дышать и ничего не видно. А потом почувствовала, как проваливаюсь в темноту.
Это была настоящая темнота.
Без имени, без боли, без его голоса, шепчущего мне, как я не дотягиваю до прекрасной, совершенной Вайлиры. Здесь не было зеркал, которые шептали: «Не похожа! Он будет недоволен!». Не было весов, которые предавали меня каждый раз, когда я наступала на них. Не было слов: «Ты жирная!».
Здесь я не была Талиссой. Не была жалким, раздражающим подобием другой.
Я просто не существовала — и от этого было так сладко, так ужасающе уютно, что я готова была умереть, лишь бы не возвращаться.
Потом я почувствовала прикосновение. Мягкие, теплые пальцы коснулись моей груди. Словно поцелуй, придуманный тьмой.
Сначала — едва уловимое касание кончиков пальцев у основания груди. Я даже сначала не поняла, что происходит.
И в тот момент, когда я почти убедила себя в том, что это мне почудилось, я почувствовала тепло ладони на моей шее.
Рука недолго поглаживала мою щеку. Вслед за этим я ощутила жадное движение ладони, скользящей вниз и вожделенно сжавшей мою грудь.
Я задрожала, чувствуя, как одна из застежек на груди, замаскированная под украшение, внезапно ослабла.
Щелчок и шелест руки по жемчужинам на корсете.
Желание ударило вниз живота, как удар кинжалом — резко, глубоко, с такой силой, что я едва сдержала стон.
Мое тело безмолвно призналось мне, что ему это нравится, приятной дрожью и томлением внизу живота.
Я вдруг поняла, что скучала. По ласке, по поцелуям, по мужчине, который желает меня, а не призрак другой. И я чувствовала это восхищение и желание в жадности прикосновения.
Нужно было закричать. Громко, пронзительно, оттолкнуть руку, обжечь гневным взглядом: «Как вы смеете!».
Нужно открыть глаза. Но я не хотела. Словно мое тело отказалось мне подчиняться. Оно просто упивалось каждой секундой, каждым мгновением, каждым движением.
Я уже не та девочка из мира, где работают законы.
В этом мире только магия. Здесь нет закона. Есть только власть. И тот, чья рука сейчас медленно, почти лениво, обводит мой сосок, заставляя его набухнуть от желания.
— Какая чувственная девочка, — послышался едва слышный шелест знакомого голоса.
Талисса
꧁⎝ 𓆩༺✧༻𓆪 ⎠꧂
Тихий. Низкий. Приятный, как и его движение пальцев на моей груди.
Внутри меня — глубоко, там, где я похоронила всё, что связано со мной — вспыхнуло томление.
Сладкое. Опасное. Унизительное.
Он чувствовал это. Чувствовал, как мое тело отвечает. И от этой мысли мне вдруг стало ужасно стыдно. Стыдно за то, что я не лежу без сознания. Что я уже очнулась. Что я чувствую все это. И ничего не делаю. Что я прикрываюсь обмороком, чтобы позволить себе снова ощутить себя желанной.
Я почувствовала, как мой сосок обжигает дыхание. Жаркий язык легко коснулся его, словно пробуя меня на вкус.
“О, боже…”, - вспыхнуло все внутри, когда язык прикоснулся к моей коже. Внутри все задрожало. Я едва сдержала движение бедер ему навстречу.
— О…о… сладкая… - послышался едва различимый мужской шепот.
От его слов по телу пробежали мурашки. Они возбуждали не меньше, чем его язык, ласкающий мою грудь.
Впервые за такое долгое время я не чувствовала себя статуей, из которой ваяют недостижимый идеал. Я чувствовала себя… собой.
Я лежала, боясь пошевелиться. Внутри все горело. Горело от постыдного желания, чтобы это не заканчивалось. Мне хотелось. Да! Я знаю, что это безумие! И мне ужасно стыдно за свои мысли, но… Мне хотелось, чтобы он взял меня. Прямо сейчас. И я бы… я бы… позволила… Наверное…
“Ты ведешь себя, как … как… шлюха!”, - задохнулась я, пытаясь задушить это желание внутри. Пристыдить. Заставить исчезнуть.
Это был голос моей совести.
Той, что ещё верит в порядок. В приличие. В право на выбор.
Совесть победила. Я шевельнула рукой, чтобы оттолкнуть его от себя, как вдруг. Но не смогла.
Стоило мне только пошевелиться, как все закончилось.
“Ты все сделала правильно!”, - произнес строгий внутренний голос, одобряя мое решение.
Я открыла глаза, и сердце вдруг испуганно дернулось, словно почуяв опасность.
Надо мной нависала та самая тень — всё ещё в маске, всё ещё безымянная, но теперь — не призрак, не галлюцинация от страха и боли.
Он был реален.
И это меня пугало. Он стоял надо мной, словно палач.
Я рванула сразу обеими руками — и сердце упало в пятки. Нет, мне не показалось.
Обе запястья были привязаны к изголовью кровати шелковыми лентами, крепкими, как цепи, но мягкими, как поцелуй палача. Осталось только расслабить руки, чувствуя свою беззащитность.
Ноги были свободны.
Свободны — чтобы бежать? Или чтобы он мог приказать мне раздвинуть их? Я предприняла еще одну попытку. Теперь я яростно извивалась, чувствуя, как ткань корсета впивается в рёбра, как кожа на запястьях горит от трения.
Убийца спокойно смотрел на мои тщетные попытки вырваться. И вот я устала. Совсем обессилила, понимая, что освободиться мне не суждено.
— Что… что все это значит? - дрожащим от страха и волнения голосом прошептала я, предприняв последнюю, отчаянную попытку, которая закончилась моим полным поражением.
Теперь мне оставалось только смириться с тем, что я полностью в его власти.
— Доброй ночи, - произнес похититель совершенно другим голосом.
Теперь в нем не было ни страсти, ни шепота, ни придыхания. И в этом голосе не было того мужчины, что ласкал меня языком и шептал «сладкая».
Холодный, властный, высокомерный, привыкший, что ему подчиняются беспрекословно голос вызвал у меня тревогу.
“Доброй? Он шутит? Разве… разве… - я посмотрела на свои руки, привязанные к кровати. - Разве можно назвать эту ночь “доброй”?
— Вы… вы сейчас шутите? - прошептала я едва слышно, глядя на тень, которую черный капюшон отбрасывает на его лицо и на бархат маски, скрывающей все, кроме глаз.
Талисса
꧁⎝ 𓆩༺✧༻𓆪 ⎠꧂
Он не ответил, словно не посчитал нужным. Только посмотрел на мои руки в бальных перчатках, которые я, превозмогая боль, пыталась освободить.
Зелёные глаза за маской — без тепла, без страсти, без той жадности, что касалась меня языком.
В них были только ледяной расчёт и власть.
Та, что не требует доказательств.
Я осмотрелась, с ужасом понимая, что очутилась в комнате, которая выглядела незнакомой. Единственное, что утешало, что это все-таки комната, а не тюрьма и не сырой холодный подвал.
Я рванула головой, пытаясь оглядеться, и сердце заныло от ужаса и странного, непонятного восхищения. Меня окружала невероятная роскошь. Такая, которой я в жизни не видела, хотя мне казалось, что роскошней особняка моего мужа сложно что-то представить. Огромный камин, шкаф во всю стену со старинными книгами. И череп, который смотрел на меня с верхней полки.
— Где я? — едва слышно прошептала я, пытаясь проглотить комок своих нервов.
Пока что я даже представить не могла, куда меня принесли. И главное, зачем?
— Здесь! — в голосе послышалась высокомерная нотка насмешки.
Полумрак ласкал изгибы мебели из чёрного дерева, инкрустированной серебром. Тень от высокой фигуры скользила по стенам, по роскошным обоям с золотым тиснением.
Золотая инкрустация на комоде. Бархат чёрного как ночь покрывала. Шёлковые шторы, колышущиеся от сквозняка, будто сама комната дышит.
Запах «здесь» тоже был незнакомым. Сладковатым, приятным, немного терпким. Что-то похожее на табак, ваниль и что-то звериное, почти ядовитое.
— З-з-зачем вы меня похитили? — дрожащим шёпотом спросила я, вдыхая запах комнаты, словно пытаясь найти в нем подсказку.
Плавное движение головы в сторону, словно он играет со мной. Он встал и отошел подальше, словно давая мне немного воздуха.
Я заметила, что он двигался медленно и плавно, словно хищник, ведя рукой по спинке кровати, как вел по моему телу. И этот жест заставил меня замереть. Я безотрывно смотрела на его руку. Его рука в чёрной перчатке скользнула по красивой резьбе, едва касаясь, словно обозначая территорию.
— Скоро узнаешь, — усмехнулся он, надевая на руки перчатки.
Его голос меня пугал своей холодной властью. Голос, привыкший, что мир кланяется, даже если он не видит трона.
— Вы… вы понимаете, что мой муж… Он… он будет меня искать, — вырвалось у меня дрожащим шёпотом. Я запнулась, но продолжила, цепляясь за последнюю нить реальности: — Он… имеет связи… Так что вам лучше меня отпустить…
Тень оперся облокотился на изголовье, и я почувствовала, как взгляд скользит по моим ногам. О, боже! Я видела свои обтянутые чулками колени, понимая, что юбка позорно задралась. Сама? Или ей… помогли?
Я тут же стыдливо поджала колени под измятое платье, словно пытаясь спрятать от его взгляда лишний сантиметр тела.
— Да ты что… — произнёс он, и в голосе зазвучала ядовитая ласка. — Продолжай…