Долгожданная выписка. Долгая больничная история подошла к концу. Тяжёлая операция позади, и теперь Серёжа, мой маленький борец, дома. В свои пять лет он пережил то, что не каждому взрослому под силу.
Сегодня его день рождения, и даже этот праздник пришлось провести в максимально спокойной атмосфере.
Никаких шумных компаний, только самые близкие — бабушки и дедушки. На столе — торт с огоньками свечей, шарики, приглушённый смех родных. Всё, что можно было сделать для него, мы сделали. Но чего-то не хватало.
— Где папа? — спросил Серёжа, его маленькие глазки с тревогой искали знакомое лицо.
— Он в отъезде, милый, — мой голос прозвучал фальшиво даже для меня самой. — Очень занят на съёмках.
Сердце сжалось от боли. Какая ложь, какая горькая ложь. Ведь я знала, где он на самом деле. Он не на съёмках, он где-то на курорте, заливает свою низость алкоголем. Буквально сегодня мне звонил Вячеслав, его агент.
Его голос кипел от ярости.
— Представляешь?! — кричал он мне в телефон, едва переводя дыхание. — Через неделю он собрался появиться! Режиссёр и продюсер меня чуть не сожрали после такого заявления! Сказали, если он завтра не появится, то его выкинут из проекта!
Я, прикрыв глаза, молча слушала, меня охватывал ужас. Как он мог так измениться за каких-то пять лет? Раньше мой муж, мой Юра, был совсем другим: нежным, внимательным, он мечтал о ребёнке. А теперь…
Я, балерина, оставила сцену, свою мечту, ради рождения сына.
А когда мы узнали страшный диагноз, эти пять лет я моталась с ним по больницам. Серёжа проходил поддерживающую терапию, терпеливо ждал операции.
Наконец-то её сделали, впереди долгая, дорогая реабилитация, а этот… человек, мой муж, где-то прохлаждается.
Если он потеряет контракт, на лечение сына нам не хватит средств.
Но ему, похоже, всё равно!
После звонка Вячеслава я ушла в самую дальнюю комнату и набрала номер мужа.
Он ответил не сразу.
В телефоне раздался пьяный, расплывчатый голос:
— Алло…
— Ты где? — спросила я, с трудом сдерживаясь, чтобы сразу не высказать все претензии и обиды.
— В Караганде… — он рассмеялся, явно довольный собой.
Молчание. Я ждала, что он сам вспомнит.
— Ты хоть помнишь, какой сегодня день? — спросила я, положив руку на грудь. Сердце учащённо билось от возмущения и тревоги.
Длинная пауза.
Потом его голос, уже не такой весёлый:
— А какой сегодня день? А-а-а-а, прости, любимая, я забыл о годовщине, но я компенсирую. Какой подарок ты хочешь?
Годовщина? Какая годовщина? Он совсем…
— Ты в своём уме?! — крикнула я, чуть ли не захлёбываясь гневом. — Сегодня день рождения Серёжи! Он тебя ждёт, между прочим!
— Ох ёп… — выругался Юра. — Ну ты это, поздравь его от меня, и подари чё-нить.
— Он ждёт тебя, Юра! — я едва не плакала от обиды и бессилия. — Я же ясно сказала, он ждёт тебя, — повторила я более тихо, надеясь достучаться до этого бесчувственного человека.
— Ой, не ори, башка трещит… Приеду я, скоро, так и передай ему.
— Когда «скоро»? — снова с трудом сдерживая гнев, спросила я.
— Ну это, через недельку…
— Недельку?! — опять крикнула я. — Тебя не только сын ждёт, но и съёмочная площадка! Если завтра ты не появишься, тебя выкинут из сериала!
— Ой, да ничё они не сделают. Меня никем не заменить, я лучший… — проговорил он.
И тут, неожиданно, где-то совсем рядом, раздался женский мелодичный голос:
— Да, ты лучший, хи-хи…
Внутри у меня всё оборвалось. Телефон выпал из руки и с глухим стуком упал на пол.
С трудом, словно собирая себя по мельчайшим осколкам, я изобразила радостную улыбку и вышла к сыну.
Что-то, а притворяться я умела. Этому меня ещё в балетной школе научили.
«Зрителям не интересны ваши проблемы! Они приходят на концерт, чтобы отдохнуть, получить эмоции. И вы должны им эти эмоции дать. Так что на сцену всегда выходим в нужном для роли образе. Надо улыбаться — улыбаемся, надо изобразить печаль — печалимся…» Именно так говорили мои преподаватели.
И я научилась. Правда, не думала, что реальная жизнь для меня тоже станет сценой. Но я справлюсь. Я это умею.
Вечер прошёл под маской веселья. Я старалась изо всех сил, чтобы Серёжа радовался.
А вечером, когда сын, укладываясь спать, с грустью прошептал: «Жаль, что папы не было. Я скучаю», я не выдержала. Вышла из его спальни, нашла в телефоне номер Вячеслава и спросила:
— На каком именно курорте он сейчас?
Он нехотя ответил. Даже название гостиницы назвал.
Поговорив с мамой и отцом, попросив их присмотреть за Серёжей, я купила билет на ближайший самолёт. Надо было лететь. Поговорить с ним лично. И, если придётся, силой приволоку его к ребёнку!
Ночью, в пятизвёздочной гостинице, мне пришлось какое-то время спорить с охраной на ресепшене, тряся перед их носом своим паспортом.
— Подождите, мы его хотя бы предупредим, — сказал один охранник.
— Зачем предупреждать? Я жена, а не посторонняя женщина! — парировала я.
Всё-таки я добилась своего — меня пропустили. Я доехала на лифте до нужного этажа, дошла до номера.
На двери висела табличка: «Не беспокоить». Я сорвала её с такой силой, что чуть не сломала. Громко постучала в дверь. Стучать пришлось долго, пока наконец-то я не услышала шаркающие шаги и сонный голос мужа:
— Ну кто там?
У соседнего номера стояла тележка с горой грязной посуды. Кто-то хорошо поужинал. Схватив эту тележку, я подкатила её к номеру мужа, в которым, я уверена, он не один, и исказив голос, произнесла:
— Ваш завтрак!
— Завтрак? — удивился он. — А что, уже утро? — и открыл дверь…
С грохотом, заставляющим дребезжать посуду, я влетела в номер, толкая перед собой эту злосчастную тележку.
Я не целилась, но по инерции, в порыве гнева, сбила Юру с ног.
Он, потеряв равновесие, ударился о стену. Сползая на пол и держась за голову, ругался так, что любой сапожник бы позавидовал.
Я не стала останавливаться, прошла мимо него. Во мне бурлил адреналин, так и хотелось кого-нибудь побить.
Номер поражал своим роскошеством.
Огромное окно от пола до потолка открывало вид на ночной город, который мерцал тысячами огней. Мягкий ковёр утопал под ногами, дорогая мебель из тёмного дерева, изящные светильники… Он что, самый дорогой номер купил?
И это в то время, когда мы остро нуждаемся в деньгах!
Какой же он подлец.
Но моё внимание привлекло другое: в огромной кровати, застеленной шёлковым бельём ярко-алого цвета, лежали две обнажённые женщины.
Шум, который я произвела, разбудил их. Они уставились на меня испуганными, немного мутными глазами.
— А ну пошли вон отсюда! — закричала я, сжав кулаки.
Одна из них, более проворная, тут же вскочила. Она наспех собрала свои разбросанные вещи и метнулась к двери.
Вторая же поднималась неохотно, медленно, словно не желая расставаться с этим комфортом. Её тело было уже далеко не юным, фигура далека от идеала, а лицо, освещённое приглушённым светом ночных светильников, показалось мне каким-то заплывшим, с усталыми глазами и невыразительными чертами.
— Быстрее! — снова крикнула я, чувствуя, как моё терпение тает.
— Да щас, чё орёшь-то, как потерпевшая, — проговорила женщина, продолжая неспешно одеваться, её движения были замедленными, будто она сопротивлялась неизбежному.
Я больше не могла этого терпеть. Подошла, схватила её за спутанные волосы, выдернула из постели.
— А-а-а-а! Отпусти меня, ненормальная! — завопила она, пытаясь вырваться. Я отпустила, выбросив из руки клочки её нарощенных волос. — Дура чокнутая, — проворчала она, хватая с прикроватной тумбочки свою потрепанную сумочку и что-то ещё, напоминающее часы мужа.
Полуодетая, она попыталась поспешно уйти из номера, но я, подорвавшись, снова схватила её за волосы.
— А ну стой! Часы верни!
— С-с-с-с-с, — зашипела она. — Он нам не заплатил! — заорала, морщась от боли.
Опешив от такой новости, я опять отпустила её.
— Ты связался с проститутками? — посмотрела я на “благоверного”.
Он, продолжая сидеть на полу и держась за голову, лишь криво ухмыльнулся.
Пока я приходила в себя от шока, дамочка лёгкого поведения тихонечко, на цыпочках, попыталась сбежать. Но я и тут её успела догнать у самой двери, схватив за сумку.
— Отдай! — пыталась она вырвать свою вещь.
— Сначала часы верни! — парировала я, крепко держа сумку за ручки и, резко дёрнув на себя, отобрала.
Женщина в растерянности начала открывать и закрывать рот, как рыба глотающая воздух.
— Я сейчас кое-кого позову! — наконец-то обрела она дар речи.
— И кого же это я должна бояться? — спросила я, заглядывая в её сумку, в надежде найти там часы, потому что в руках у неё их нет. Но я точно видела, что она их взяла.
— Сутенёра, — ответил мой муж.
От услышанного я скривилась. Как же низко он пал!
— Да! — задрав подбородок, подтвердила дамочка, словно речь шла о выдающейся личности. — Либо деньги! Либо очень сильно пожалеете!
Увы, часов я в её сумке не нашла, как и других ценных вещей, которые можно было бы обменять на них. А вот сумка приличная, может поэтому дамочка за неё так трясётся.
Я подошла к внутреннему телефону, что стоял на столике. Подняв трубку, набрала номер охраны.
— Куда это ты звонишь?! — поинтересовалась она.
— Охранникам, пусть они с тобой разбираются.
— Алло…— проговорил голос охранника в трубке.
— Ха-ха! Ну давай-давай! — заявила женщина, встав в хозяйскую позу, скрестив руки на груди.
Она явно ощущала себя хозяйкой положения. И до меня наконец-то дошло, что охрана с ними в доле. Как же это всё противно!
— Слушай, отдай ей деньги, — простонал муж, с трудом поднимаясь и запахивая халат. — Зачем нам проблемы?
— Алла-алло… У вас что-то случилось? — продолжал говорить охранник.
— Нет. Я ошиблась, — ответила я и с отчаянием бросила трубку. — Эти проблемы создал ты! — обратилась я к мужу дрогнувшим голосом. — В то время как наш сын после операции нуждается во внимании и заботе, ты… — мой подбородок невольно задрожал, а глаза увлажнились.
— Ой, только не начинай опять, — сквасил муженёк недовольную гримасу. — Скакать не надо было в пуантах будучи беременной, и всё в порядке было бы с ребёнком! — продолжил он, подходя к прикроватной тумбе и забирая с неё пачку дорогих сигарет. — Задолбался я. Отдохнуть хочу. Ясно? Последние пять лет только и делаю, что бычу как проклятый. А ты мало того, что сидишь на моей шее, так ещё и больного ребёнка родила.
Я застыла, словно меня поразило молнией. Неужели я только что это услышала? Это сказал мне самый близкий человек, ради которого я оставила карьеру и родила сына! Да, сын родился больным, но я всё делала для его выздоровления, и муж, как я думала, тоже к этому стремился!
И самое страшное, как выяснилось, во всех наших бедах муж винил меня!
— Как ты можешь? Это же наш сын! — прошептала я сорвавшимся голосом, глядя на него во все глаза, в которых уже не было слёз.
Убрав сигарету изо рта, Юра горько усмехнулся:
— Ну сын и что? Да лучше бы его вообще не было! Я столько денег в его лечение вбухал, что мог бы дворец купить.
— Да как ты… — я не смогла больше ничего сказать, потому что мне вдруг стало плохо.
Я пошатнулась от резкого головокружения. Помощь подоспела, откуда я совсем её не ждала.