Влажное полотенце с хлопком упало на каменный пол, когда дверь моих покоев распахнулась с такой силой, что эхо ударилось о стены.
— Леди Кибэлла! — ворвался Стаулер, начальник стражи, его лицо было напряжено, дыхание сбито. Взгляд его метнулся ко мне, и я увидела в нем ту самую тревогу, что заставляет сердце биться чаще даже у ветерана.
Я только что отжала им волосы в последний раз. Капли воды стекали по шее под халат, оставляя ледяные дорожки на разгоряченной после тренировки коже.
Служанка, словно тень, мгновенно подобрала мокрое полотенце, склонилась в низком, почтительном поклоне и бесшумно попятилась к стене, растворяясь в полумраке, чтобы не мешать. Хорошая девочка. Знает свое место.
Вот уж действительно, Стаулер, не самое изящное время для визитов, подумала я, поворачиваясь к нему всем корпусом. Я вскинула бровь – один из тех немногих уроков этикета, что прижились и стали оружием.
Мой взгляд должен был ясно сказать: «Ты врываешься к герцогине, когда она едва не раздета после купания. Подумай».
Но, как и всегда в экстренных случаях, условности для него были пустым звуком. Лишь дело. Впрочем, меня саму давно перестало волновать, кто и что видит. Северянка, выросшая среди солдат на границе Империи, я усвоила суровые уроки практичности куда раньше, чем придворные реверансы. Хотя… эти проклятые «вбитые» манеры все равно шевелились где-то внутри, как назойливая муха.
— Слушаю, виконт Стаулер, — выдохнула я, когда поняла, что мой немой укор прошел мимо его озабоченного сознания. Голос звучал ровнее, чем я чувствовала. — Что случилось? Прорыв? Или… — сердце екнуло с внезапной надеждой, — приехал Эдриан с отрядом?
Эдриан. Муж уехал затемно, едва прискакал гонец с тревожными вестями о магических колебаниях у самого купола защиты. Я не видела его с тех пор. И, если честно, мне хотелось, чтобы он задержался сегодня. Хотя бы до вечера. Годовщина. Семь лет. Целая вечность и миг одновременно. Я так старалась…
В этой вечной снежной пустыне Севера, так не похожей на вечноцветущую столицу, где мы обручились, я выкроила уголок лета. Оранжерея. Уютная, теплая, с живой зеленью и ароматом цветов, которых не знают здешние сугробы.
Наше место.
Где мы могли бы просто быть, без герцогских обязанностей, без вечной угрозы прорывов. Насладиться тишиной и друг другом. Я приказала накрыть стол, выбрать лучшие вина… Надеюсь, Эдриан оценит. Он всегда говорил, что моя любовь – в действии, в защите, в управлении герцогством. Но сегодня… сегодня я хотела показать ее иначе. Романтично. Пусть это и не мой конек.
— Маги засекли мощный всплеск магии у Ледяного озера! — Стаулер выпалил, все еще запыхавшись. Его слова вонзились в мои мечты о розах и шампанском, как ледяной кинжал. — Отряд уже в сборе! Ждет только вас!
Ледяное озеро. Десять минут скачки от замка. Практически у порога. Если там прорыв… если твари хлынут оттуда… Кшар! Город, замок, люди – все под угрозой. Все мысли о романтике испарились, уступив место холодному, знакомому адреналину долга.
— Я готова, — отрезала я, не тратя ни секунды. Пальцы сами нашли тяжелый плащ, подбитый густым серебристым мехом архи – шкурки иномирной лисицы, редкой и дорогой, но единственной, способной хоть как-то сдерживать пронизывающий магический холод прорывов. — Пошли! По дороге доложишь детали. Мои собраны?
— Так точно, Ваша Светлость! Ваш отряд первым встал в строй! — в голосе Стаулера прозвучала законная гордость.
На миг уголки губ дрогнули в улыбке. Мои ребята. Вымуштрованные, верные псы Севера. Готовые идти в самое пекло, даже если вчера отбивали атаку или валились с ног от усталости. Потому что я с ними. Всегда.
Эдриан, мой южный, заботливый муж, обычно брал такие вылазки на себя, пытаясь оградить «хрупкую» герцогиню от лишнего риска. Хрупкую. Я чуть не фыркнула. Отец, старый северный волк, вбил в меня с молоком матери иную истину: уважение господина зиждется на его готовности первым броситься в огонь за своих людей. И тогда они пойдут за тобой в ад.
Эдриан… он добр, он любит, но он вырос среди тепла и изобилия Юга. Они там другие. Мягче. И я не виню его за попытки усадить меня за прялку в первые годы. Но он давно понял тщетность этих попыток. Северянка рождается с оружием в руках.
Мы вылетели из покоев быстрым, четким шагом. Стаулер, кряхтя, поспевал за моей привычной походкой патрульного.
— Маги… — он запыхался, стараясь идти и говорить, — говорят, всплеск… не похож на обычный прорыв. Странный. Будто магия… не наша, но и не знакомая. Опасаются чего-то нового.
— Нового? — Я нахмурилась, автоматически прибавив шаг. Леденящая струйка тревоги пробежала по спине. — Разъясни, виконт. Что значит «нового»?
— Не уверены… — он сглотнул. — Предполагают пробуждение древнего артефакта. Или… — он колебался, словно боясь произнести, — или что-то пытается прорваться сюда. Из… иного измерения.
Я замерла на мгновение. Ледяной ветер, вечный спутник этих стен, пробирал даже сквозь теплый мех архи. Ледяное озеро. Место силы. Место древних легенд и немых предостережений. Говорили, что под вековыми льдами спит нечто, оставшееся от Первых Магов, от эпохи, когда мир был иным. Незнакомое измерение… Звучало опаснее любого знакомого кшарского прорыва.
— Понятно, — кивнула я, срываясь с места. — Пусть маги не сводят с него глаз. Мы разберемся на месте.
Мы замерли. Весь отряд, словно вырезанный изо льда, застыл в немой тишине, нарушаемой лишь шипением и гулом пульсирующего портала. То, что вырвалось из его радужного чрева, было не тенью монстра, как я уже мысленно приготовилась отразить ударом клинка. Нет. Это была… фигура. Хрупкая, беспомощная. Девушка.
Она рухнула на зеркало Ледяного озера с глухим, неестественным стуком, словно кукла, брошенная небрежной рукой. Не двигалась.
Светлые, пшеничного оттенка волосы раскинулись вокруг ее бледного лица, как нимб из соломы на снегу. А одежда… Кшар, эта одежда! Простые, плотные ткани неведомого покроя, странные застежки, непривычные линии.
Ничего подобного я не видела ни в столице, ни на бескрайних просторах Севера, ни в описаниях иномирных нашествий. Одновременно просто и загадочно. Чужеродно.
С противоположной стороны озера, рассекая морозную дымку, приближался отряд. Знакомые силуэты в герцогских цветах. Эдриан. Я нахмурилась, ледяные иглы раздражения кольнули под кожу. Конечно. Его маг тоже не мог пропустить такой всплеск. Хотя мои собственные силы, отточенные не на сканировании, а на уничтожении, уже скрежетали внутри, как заведенная пружина, чувствуя чужеродную энергию портала и… чего-то еще в этой девушке.
Я была оружием против тьмы извне, а не исследователем ее тонкостей. Мои маги – вот кто должен был разгадывать головоломки. Я же была тем, кто рубил гордиевы узлы.
Ответила на быстрый, обеспокоенный взгляд мужа скупым кивком. Формальность. Вежливость. Ничего лишнего. Пока.
А Эдриан… Эдриан действовал. Как всегда, когда видел кого-то в беде. Его благородство и готовность броситься на помощь были частью его сути, той самой южной мягкости, что так контрастировала с моей северной расчетливостью. Не успела я сделать и шага по скользкому льду, ощущая его холод даже сквозь толстую подметку сапога, как он уже был рядом с ней. Опустился на колени, осторожно, почти благоговейно, приподнял хрупкое тело.
— Она жива, — его голос, обычно такой теплый, сейчас звучал сдержанно, как отчеканенная монета. Он обернулся ко мне, когда я подошла. В его глазах, обычно таких ясных, читалось напряженное беспокойство, маскируемое спокойствием тона. — Но ей нужна помощь. Срочно.
Я подошла ближе, остановившись в шаге. Моя тень легла на бледное, безжизненное лицо незнакомки. Молодая. Очень. Едва перешагнувшая порог взросления, если судить по лицу. Но… что-то было не так. Черты? Выражение? Сама аура? Не просто чужая одежда – чужая суть. И в груди у меня что-то болезненно сжалось, будто невидимые холодные щупальца обвили сердце.
Не ревность. Нет. Я знала Эдриана. Знакомые тропы ревности были мне чужды; его честь была нерушима, как скалы Севера. Но… тревога. Глубокая, зудящая, как предчувствие бури. Этот портал, не похожий ни на один прорыв. Эта девушка, вывалившаяся из него, как незваный подарок. Все это пахло не просто опасностью, а ловушкой. Или предвестием чего-то гораздо большего.
— Кто она? — спросила я, не отрывая взгляда от ее лица. Мой голос прозвучал резче, чем хотелось. Суше. Севернее.
— Не знаю, — Эдриан не сводил глаз с девушки в его руках, его пальцы поправляли спутавшиеся пряди ее странных волос. Жест был нежным. Слишком нежным для незнакомки. — Но она не из нашего мира. Это очевидно.
— Очевидно, — повторила я с ледяной интонацией, чувствуя, как тревога нарастает, превращаясь в ком в горле. Очевидно для него, романтика, готового приютить любого найденыша. Для меня было очевидно лишь то, что эта «очевидность» таила в себе кучу проблем. — И что ты предлагаешь делать? — Нарочито отстраненный тон. Проверка.
— Отвезти её в замок, — ответил он без тени сомнения. Уверенно. Как будто другого варианта и быть не могло. — Мы не можем оставить её здесь. Замерзнет. Или… — он не договорил, но мысль о том, что портал может «забрать» ее обратно или выпустить что-то еще, витала в воздухе.
Я открыла рот, чтобы возразить. А если она ключ? А если она приманка? А если ее появление пробудит что-то страшное? Но слова застряли. Он был… прав. По-человечески прав. Бросить беззащитную, пусть и странную, девушку на льду под мерцающим порталом? Даже мои северные принципы не допускали такого. Долг защиты распространялся на всех на нашей земле. Даже на загадочных пришельцев.
— Хорошо, — согласилась я, заставляя себя проглотить ком сомнений. Голос звучал ровно, но внутри все клокотало. — Но мы должны быть осторожны. Сверх меры осторожны. Мы не знаем, кто она, откуда и, главное, зачем здесь.
Эдриан кивнул рассеянно. Его внимание было приковано только к ней. Он ловко снял свой теплый, подбитый мехом плащ – тот самый, что я выбирала ему в прошлом году – и укутал незнакомку, тщательно защищая от колючего северного ветра. Движение было таким естественным, таким… заботливым. Таким его.
И почему-то именно это – его привычная доброта, направленная на кого-то другого, на эту пришелицу – вонзилось в меня острее всего. Укол под самое ребро. Иррационально. Глупо. Но факт.
Обратный путь в замок промелькнул как в тумане. Быстро. Почти молча. Маги остались у озера, их силуэты казались маленькими и беспомощными на фоне пульсирующего чуда. Мой отряд окружал нас плотным кольцом, бдительные взгляды сканировали окрестности, но я чувствовала лишь пустоту. Пустоту и эту невидимую, но ощутимую стену между мной и Эдрианом, шагавшим рядом. Он нес девушку, как драгоценность, его мысли были явно там, с ней. А я… Я шла, ощущая лед не только под ногами, но и внутри. Почему? Почему этот разрыв? Он же просто помогал? Или… нет?
Пауза повисла в морозном воздухе замкового двора, густая и колкая, как иглы инея. Но длилась она лишь мгновение. Что бы ни подразумевал Эдриан под своим «не могу оставить ее», интонация его голоса резанула слух, заставляя кровь приливать к вискам. Но нет, пронеслось в голове с ледяной ясностью, он не о том... по крайней мере, не совсем о том, что мелькнуло в моей голове.
Резкий северный ветер ударил в лицо, заставив вздрогнуть. Он был как ушат ледяной воды – остудил панику, дал собраться. Дал натянуть маску герцогини.
— Я знаю, — ответила я, голос звучал ровно, словно отполированный лед.
Я вложила в него всю свою выдержку. Его опекающая натура, та самая, что когда-то душила меня в первые годы брака, пока он не понял, что его жена – не южная роза, требующая тепличного ухода, а северная сталистая роза, цветущая на морозе, – проявилась сейчас во всей своей слепой силе.
— Но наша ответственность, Эдриан, лежит не только перед одной загадочной незнакомкой. Она лежит перед всеми нашими людьми. Если этот... портал... открылся однажды, что мешает ему открыться снова? И кто поручится, что следующей выпадет не стая голодных кшаров, а не еще одна хрупкая девушка? — Я подчеркнуто произнесла «хрупкая», чувствуя, как слово обжигает язык. — Это не обычный прорыв. Это нечто иное. Незнакомое. А незнакомое – всегда потенциально смертельно.
Он кивнул, механически. Его взгляд скользнул мимо меня, устремившись в сторону покоев, куда унесли девушку. Его мысли были там. Это было... непривычно до боли.
Эдриан всегда был воплощением долга. Сосредоточенным, расчетливым стратегом, чьи мысли витали над картами угроз, над обороной границ, над благополучием герцогства. Сейчас же он казался... отстраненным. Погруженным в какую-то свою заботу. Чужую заботу. Это резануло глубже, чем я ожидала.
В Зале Совета царило напряжение, густое, как дым после битвы. Маги в своих переливчатых мантиях и старшие офицеры в латах с гербом Севера спорили, голоса звучали резко, отрывисто. Аргументы летали, как стрелы.
Маги клялись, что портал был открыт искусственно – мощный, целенаправленный выброс чужеродной энергии, а не стихийный разрыв реальности. Но кто? И зачем? Эти вопросы висели в воздухе тяжелыми гирями. Одни шептали о древних артефактах, дремавших подо льдами озера. Другие, бледнея, заводили речи о целенаправленной атаке из неведомого измерения, о разведчике, посланном вперед...
Я слушала. Кивала. Задавала вопросы. Но мои мысли, как предательские тени, раз за разом возвращались к той, что лежала сейчас под чужими одеялами.
Кто она? Почему сейчас? Почему в день нашей годовщины, словно насмешка над моими попытками создать романтику? Что ее появление предвещает? Зловещая тень легла на душу: а не придется ли обращаться в Церковь? Копаться в их пыльных томах пророчеств? Ненавидела я эту необходимость – гадать на костях слов полубезумных провидцев.
Но в нашем мире, где магия переплеталась с судьбой, игнорировать пророчества было роскошью, которую мы, правители границ, позволить себе не могли. Похоже, придется.
— Леди Кибэлла, — голос старшего мага, Арвендала, прозвучал как удар гонга, вырывая меня из мрачных дум. Все взгляды устремились на меня. — Мы должны поговорить с ней. Как только она придет в себя. Она – единственная зацепка. Возможно, она знает, что это за портал, кто его открыл… Зачем.
— Согласна, — ответила я без колебаний. Прагматизм брал верх. — Но первое условие – она должна очнуться и быть в состоянии говорить. И мы, — я обвела взглядом собравшихся, задерживаясь на мгновение дольше на Эдриане, — должны быть готовы ко всему. К тому, что наша гостья может оказаться вовсе не безобидной овечкой, а волком в столь же странной овечьей шкуре. Или чем-то похуже.
Эдриан, сидевший рядом, резко вскинул голову. На его обычно открытом лице появилась тень недоверия, почти обиды.
— Ты всерьез считаешь, что она может быть опасной? — спросил он, и в его голосе прозвучала та самая защитная нотка, от которой у меня похолодело внутри. Он уже защищал ее. От меня.
— Я считаю, — проговорила я медленно, четко, глядя ему прямо в синие глаза, пытаясь пробиться сквозь пелену его внезапной озабоченности, — что мы не имеем права исключать никаких вариантов. Никаких, Эдриан. Слепая доверчивость на границе – верная смерть. Для всех. Мы должны быть готовы ко всему. Это наш долг.
Он кивнул, сжав губы. Но я видела – мои слова его задели. Ранили. Он уже мысленно встал на сторону этой пришелицы, воздвигнув вокруг нее стену из своего благородства, еще не зная во что он ввязывается. И это… это был первый звоночек. Первая трещина. Так шептала мне интуиция, та самая, что не раз спасала мне жизнь на поле боя, которой я доверяла больше, чем собственным глазам. И сейчас она кричала внутри: Опасно!
После совета я почти бежала в оранжерею. Мне нужен был глоток того лета, что я создала здесь, среди вечных снегов. Нужно было убедиться, что всё готово. Что хоть что-то осталось от моих планов.
Но даже здесь, под куполом, наполненным влажным теплом и густым ароматом цветов, которые я так тщательно подбирала, тревога не отпускала. Она висела тяжелым плащом на плечах. Стол, накрытый тончайшим льняным покрывалом, лучшие столовые приборы, отборные вина, нежные свечи – всё, что должно было создать атмосферу любви и близости, теперь казалось жалкой пародией, декорацией к спектаклю, который пошел не по сценарию. Таким далеким, таким… ненужным.
Годовщина прошла отвратительно. Сказать, что "плохо" – значило облагородить эту ледяную пустыню несостоявшегося праздника.
Вечер, выстраданный мной в мечтах и приготовлениях, вымер, став пустой, гулкой формальностью. Эдриан сидел напротив в нашем уютном будуаре, куда я приказала перенести ужин для интимности, но его души здесь не было.
Он ковырял вилкой в изысканном блюде, отвечал односложно, а его взгляд постоянно скользил мимо меня, устремляясь куда-то вдаль, за стены замка, к покоям гостя. Он извинился рано – "дела", "доклады", "маги требуют" – и ушел.
Я ждала. Сидела у камина, потом лежала в нашей широкой постели, впитывая холод пустого места рядом. Прислушивалась к каждому скрипу половиц за дверью, к каждому шагу в коридоре. Сердце глупо колотилось в надежде, что он все же вернется. Обнимет. Объяснит. Или хотя бы просто ляжет рядом, и мы сможем начать разговор, извиниться молчанием тел за этот кошмар.
Но дверь не открылась. Часы били четверти, потом часы, отсчитывая время моего унижения. Утро пришло серое и беспощадное, с тяжестью в висках и каменной глыбой на груди.
Завтрак в главном зале был похоронной трапезой. Морозный воздух за окнами казался теплее, чем лед между нами. Эдриан сидел напротив, отгороженный стеной молчания. Он механически поднес ко рту ложку каши, но так и не проглотил, лишь отпивал глотками крепкий кофе, смотря куда-то поверх моей головы. Я пыталась. Кшар, как я пыталась!
— Ты хорошо спал? — голос прозвучал неестественно звонко в гробовой тишине. Натянуто.
— Да, — отрубил он, уткнувшись в чашку. Не глядя.
— Маги… нашли что-нибудь новое о портале? — снова я, как дура, бьюсь лбом в эту стену.
— Нет. — Одно слово. Ледяное. Окончательное.
На этом все. Тишина снова сомкнулась, густая, давящая. Напряжение росло, как кристаллы инея на стекле – медленно, неумолимо, превращая пространство между нами в непроходимую заледеневшую пустыню.
Я хотела крикнуть, встряхнуть его, вернуть моего Эдриана. Но как пробить эту броню отчуждения? Я уже собиралась встать, бежать куда угодно, лишь бы не видеть этого мертвого взгляда, когда дверь распахнулась.
Стаулер. Его лицо было каменным, но глаза горели.
— Леди Кибэлла, лорд Эдриан, — поклон был безупречен, но голос выдавал нетерпение. — Девушка. Проснулась.
Эдриан вскочил так резко, что стул грохнулся на пол. Звук эхом прокатился по залу.
— Она в порядке? — Голос его сорвался, в нем звенело настоящее, живое беспокойство. Такое, которого я не слышала по отношению к себе всю ночь. Оно вонзилось в меня, как нож.
— Да, в сознании, но… растеряна, — доложил Стаулер. — Маги пытаются говорить с ней, но она не понимает. Совсем.
— Мы должны к ней! — Эдриан был уже у двери, не оглядываясь.
Я поднялась медленнее, чувствуя, как тревога смыкается в ледяное кольцо вокруг сердца. Он не спросил, пойду ли я. Не оглянулся.
— Эдриан, подожди! — позвала я, но дверь захлопнулась за ним. Он просто… ушел.
Стаулер посмотрел на меня. В его взгляде не было жалости – только понимание солдата, видевшего битву и знавшего цену отступлению.
— Леди, — сказал он тихо, почти конспиративно, — быть может, вам… сопроводить лорда?
Я кивнула, глотая ком унижения. Да. Куда муж, туда и жена. Даже если этот путь ведет к той, кто стала молотом, разбившим наше стеклянное счастье.
В комнате гостьи воздух вибрировал от страха. Она сидела на краю кровати, съежившись, как птенец, выпавший из гнезда. Светлые волосы спутаны, огромные зеленые глаза – два озера чистого ужаса – метались по лицам магов, стоявших на почтительном расстоянии. Их успокаивающие заклинания и слова разбивались о стену ее непонимания. Она была здесь физически, но ее дух витал где-то в иной реальности.
Эдриан подошел первым. Опустился на колени перед ней, как перед алтарем. Его жест был настолько интимным, настолько негерцогским, что у меня перехватило дыхание.
— Ты в безопасности, — его голос был теплым медом, бархатом, которым он когда-то говорил мне в первые годы. — Никто тебя не тронет. Обещаю.
Она сфокусировалась на нем. В ее глазах мелькнуло что-то – не понимание, а скорее… инстинктивное признание источника тепла в этом ледяном мире.
— Где… я? — прошептала она. Голосок – тонкий, звонкий, как льдинка.
— В замке. В безопасности, — повторил он, словно заклинание. — Ты появилась у Ледяного озера. Из портала. Помнишь что-нибудь?
Она замотала головой, и слезы – крупные, чистые – покатились по щекам.
— Нет… Не знаю… Как… — слова терялись в рыданиях.
Я сделала шаг вперед, заставляя себя быть мягкой, хотя внутри все кричало. Мой голос прозвучал чужим:
— Как тебя зовут, дитя?
Ее взгляд скользнул по мне. Замешательство. Осторожность. Как будто я была угрозой. После долгой паузы, словно выковыривая имя из глубины памяти:
— Надежда… Но… Надя. Все зовут Надя.
— Нади, — прошепелявил Эдриан, и в этом звуке было столько нежности, столько… присвоения, что у меня похолодели кончики пальцев. Буквально.
Утро ворвалось в покои не светом, а тишиной. Гулкой, давящей, звенящей в ушах громче любых криков или стука оружия. Я сидела перед высоким зеркалом, пока служанки – Лина и Марта – возились с моими волосами. Их пальцы двигались привычно, заплетая тяжелые серебристые пряди в сложный северный узел, но их обычная, успокаивающая болтовня сегодня была робкой, прерывистой. Даже мои волосы, обычно похожие на отблеск лунного света на снегу, казались тусклыми, безжизненными, как выгоревшая на солнце шерсть архи.
— Леди Кибэлла… — Лина, младшая, с добрым, но слишком пытливым сердцем, наконец не выдержала. Она замерла с гребнем в руке, ее отражение в зеркале выглядело испуганным собственной смелостью. — Вы… вы не находите, что лорд Эдриан… ну, уделяет той девушке слишком много внимания?
Плечи мои напряглись сами собой, будто под ударом. Я заставила их опуститься, выпрямила спину. Маска. Всегда маска.
— Он проявляет сострадание, Лина, — голос прозвучал ровно, как лед на озере. Я смотрела в свои же отраженные глаза – холодные, усталые. — Она одна. Растеряна. Чужая. Помочь – в его природе.
Или так было раньше?
— Но, леди… — встряла Марта, ее голос, обычно такой уверенный, звучал осторожно, как шаги по тонкому льду. — Она же… ну, простите, ничего особенного! Ни красоты тропической, ни стати, ни манер… Простушка! Почему он так… так носится с ней? Будто с хрустальной вазой!
Я увидела, как они переглянулись в зеркале – быстрый, испуганный взгляд. Поняли, что переступили черту. Сказали вслух то, о чем в замке, наверное, шептались за каждой угловой. Мое лицо в отражении оставалось непроницаемым. Я заставила уголки губ дрогнуть в подобии улыбки.
— Лорд Эдриан – человек глубокой доброты, — сказала я, подбирая слова, как острые камни. — Его сердце открыто для страждущих. Это… одна из черт, за которую я его полюбила. — Когда-то. — А вам, мои девы, — добавила я, и голос приобрел легкую, но недвусмысленную сталь, — стоит воздержаться от суждений. Пока мы не знаем больше. Тогда и выводы делать будем. Вместе.
Они поклонились, бормоча извинения, лица пылали. Не убеждены. Ни капли. И, если честно, я сама не верила в эту сладкую ложь о «сострадании». Но предупреждение было услышано. Они засуетились, переводя разговор на безопасное: начало весны. Посевы. Вечная головная боль Севера. Как прокормить людей, когда земля щедра лишь на снег да лед?
Я кивала, вставляла замечания, но мысли вихрем крутились вокруг Нади, вокруг Эдриана, вокруг зияющей пропасти между нами. Это был не просто «плохой звоночек». Это был набат. И сидеть сложа руки – значило подписать приговор.
Когда служанки, наконец, удалились, я осталась одна в гулкой тишине. Холодно. Всегда холодно в этих каменных стенах, но сегодня – особенно. Я подошла к письменному столу, тяжелому, из темного дерева. Перо в руке казалось неудобным, чужим.
Церковь Инес. Последнее прибежище. Хранители пыльных тайн и запутанных пророчеств. Знатоки артефактов и межмировых щелей. Обращаться к ним… это пахло слабостью. Признанием, что я не справляюсь. Но выбора не было. Если портал – предвестник бури, они могли знать что-то. Должны были знать.
Я писала осторожно. Сухо. О магическом всплеске у Ледяного озера. О нетипичном портале. Ни слова о Наде. Пока. Пусть это будет запрос о возможной угрозе границам Империи. Так безопаснее.
— Стаулер! — Голос прозвучал резче, чем хотелось.
Он вошел мгновенно, будто дежурил под дверью. Верный пес. Его взгляд скользнул по моему лицу, оценивая.
— Леди Кибэлла?
— В Церковь Инес. Срочно. Гонцом с клеймом герцога. — Я протянула запечатанное письмо.
Он взял его, крепко, по-солдатски. Но не ушел. Замер.
— Леди… если позволите… — он колебался, что для него редкость. — Девушка… как она?
Укол. Даже Стаулер. Но что удивляться? Весь замок только об этом и говорит. Новость ярче северного сияния.
— В сознании, — ответила я коротко. — Я сама сейчас к ней направлюсь. Надо понять, что она помнит. Если помнит.
И вернуть Эдриана из его благородного забытья.
Он кивнул, но в его глазах читалось не просто любопытство. Беспокойство. Глубокое.
— Будьте осторожны, леди, — сказал он тихо, но весомо. — С… незнакомым.
— Я всегда осторожна, Стаулер, — отрезала я. Но внутри что-то ехидно усмехнулось: Лжешь. Ты позволила этому… чувству… к мужу ослепить тебя.
Комната Нади пахла травами и теплом. Она сидела на кровати, укутанная в мягкое одеяло, словно в кокон. Кто-то аккуратно заплел ее светлые волосы в простую косу. Выглядела бледной, но не такой потерянной, как вчера. Хрупкий фарфор.
— Надя, — позвала я, останавливаясь на почтительном расстоянии. Голос сделала мягче, но не теплее. — Как самочувствие?
Она вздрогнула, словно от прикосновения. Зеленые глаза – слишком большие для этого лица – устремились на меня. В них плавал знакомый коктейль: страх и… крошечная искра надежды. На что? На спасение? От меня?
— Лучше… — прошептала она. Голосок тонкий, как паутинка. — Спасибо.
— Воспоминания? Хоть что-то? — Я присела на стул у кровати, сохраняя дистанцию. Следователь, а не утешитель.
Слова повисли в воздухе: "Для Нади". Я ощутила, как вулкан гнева и горького разочарования рвется из глубины, раскалывая грудь. Но зубы сжались. Не покажешь. Ни за что. Лицо оставалось гладким, как поверхность Ледяного озера в безветрие.
— Для Нади, — повторила я, голос – ровная, мертвая гладь. — Прекрасно. А патруль к куполу? Ты же должен был возглавить его к полудню? Граница не потерпит невнимания.
Он махнул рукой, будто отмахивался от назойливой мухи. Жест был таким пренебрежительным.
— Успею. Сперва занесу Наде. Она, знаешь ли, — его голос смягчился на этом имени, — все еще не в себе. Шок. Ей нужно… участие. Забота.
— Участие. Забота, — я прошептала, чувствуя, как ногти впиваются в ладони до боли. Кровь стыла в жилах. — А наши люди на границе? Им не нужны участие и защита? Или их жизни менее ценны, чем её комфорт?
— Кибэлла! — Он резко обернулся, и в его глазах вспыхнуло знакомое раздражение, как искра на порохе. — Вечно ты раздуваешь из мухи слона! Я сказал – успею!
— Раздуваю?! — Голос сорвался, потеряв всю выдержку, зазвенел металлом. — Эдриан, ты – лорд-герцог Севера, кшар тебя дери! Твоя священная обязанность – защищать эти земли и людей, которые на нас полагаются! А не исполнять роль утешителя и подавальщика фруктов для потерянной девчонки, которая даже не знает, в каком мире очутилась!
Его лицо застыло. Знакомые черты стали чужими, высеченными изо льда. Холодный, отстраненный взгляд.
— Ты просто не способна понять, Кибэлла, — произнес он с ледяным спокойствием, которое было страшнее крика. — Она одна. У нее ничего нет. Я не могу бросить ее в этом состоянии. Это… ниже человеческого достоинства.
— А я?! — Слово вырвалось, как крик раненого зверя, прежде чем разум успел наложить запрет. — Я тоже одна, Эдриан! Но, видимо, это уже не твоя забота? Твоя жена, твой соратник… теперь просто помеха?
Он посмотрел на меня. Что-то дрогнуло в глубине синих глаз – тень? Искра старого чувства? Миг сожаления? – и погасло, как не зажженная спичка.
— Ты сильная, Кибэлла, — сказал он, и в этих словах прозвучал приговор. Окончательный. — Ты всегда стояла тверже скал. Всегда справлялась сама. А она… — он махнул рукой в сторону покоев Нади, — она другая. Хрупкая. Ей нужна опора.
И он развернулся. Ушел. Не оглядываясь. Оставив меня стоять в пустом, холодном коридоре с ледяной глыбой вместо сердца и огненной лавой ярости, бурлящей подо льдом.
Я не могла сдвинуться. Ноги будто вросли в каменные плиты. Его слова бились в висках, как молотки: "Ты сильная... Она хрупкая... Ты справляешься сама..."
Приоритеты сместились с сейсмической силой. Оплот надежности, мой щит, мой партнер… растворился. Остался лишь тень, одержимая заботой о чужой хрупкости. Нашей хрупкости он не видел. Или не хотел видеть.
Я вдохнула так глубоко, что закололо в груди. Воздух был ледяным. Довольно. Я двинулась в библиотеку.
Царство знаний, последнее прибежище. Но даже здесь, среди фолиантов, пахнущих пылью веков и магией, покоя не было. Мысли кружили вороньем: Эдриан. Надя. Трещина. Пропасть. Разруха. Слова служанок о "сострадании" звучали злой насмешкой. Я видела. Видела гибель чего-то драгоценного под маской благородства. И была бессильна. Потому что невинность – лучшая броня, а хрупкость – самое острое оружие.
Час в библиотеке прошел впустую. Глаза скользили по строкам, но мозг отказывался впитывать смысл. Ни намёка на порталы, выбрасывающие потерянных девушек. Ничего. Только пустота. И гул собственных мыслей.
Хватит. Сидеть сложа руки – значит сдаться. Если Эдриан забыл, кто он, я помню, кто я. Герцогиня Северных Земель. Защитница.
Я встала. Решение кристаллизовалось, холодное и твердое. Путь лежал к конюшне. Мой отряд – двадцать стальных сердец в латах – уже стоял в безупречном строю. Они ждали. Меня. Не его. Капитан Аррик шагнул вперед. Его лицо, изборожденное шрамами, было серьезным, но в глубине карих глаз горел огонек… уважения? Одобрения?
— Леди Кибэлла. К вашим услугам, — его голос был низким, как гул земли перед обвалом.
— К куполу, — отчеканила я. Никаких лишних слов. Действие.
Он кивнул, коротко и ясно. Я знала – рыцари роптали. Видели, как их лорд пренебрегает долгом ради пришелицы. Но их верность была мне. Их герцогине. И они молчали – из уважения к нему или ко мне, неважно. Главное – они были здесь.
Холодный ветер у ворот замка ударил в лицо, как пощечина. Но я его не чувствовала. Внутри пылал костер – гнев, переплавляемый в стальную решимость. Я не позволю герцогству страдать из-за его слепоты.
Дорога к куполу пролетела в грохоте копыт. Мысли, вопреки воле, цеплялись за прошлое. Команда. Плечо к плечу. Разделенные обязанности. Немая поддержка в бою. Любовь, не кричащая о себе, но глубокая, как корни северных сосен. А теперь… Теперь я одна. С тяжестью всего на своих плечах.
Я вцепилась в поводья. Хватит. Сейчас – только долг. Только граница.
У купола царил обманчивый покой. Тихий, напряженный, как натянутая тетива. Мы проверили все: магические барьеры (целы, но энергия фонит тревожно), патрули (бдительны, но усталы от неопределенности), укрепления (крепки, но требуют ремонта). Все "в порядке". Но я чувствовала – это затишье. Глаз бури. И центр его был там, в замке, а не здесь.
Тишина утра была гулкой, тягостной, как саван, наброшенный на замок. Я спускалась по лестнице, направляясь к завтраку, когда из Главного Зала донеслись непривычные звуки – гул голосов, шорох тканей, металлический лязг подставок. В это мертвенное время? Нахмурившись, я свернула к источнику шума.
Картина, открывшаяся в Зале, вогнала в ступор. Царил хаос, достойный столичного рынка. Мадам Ребекка – наша герцогская портниха, чьи руки шили для меня свадебное платье и каждый значимый наряд за последние семь лет – командовала армией помощниц.
Они разгружали корзины, ларцы, разворачивали рулоны тканей: столичный бархат цвета ночи, нежнейший шелк южных островов, серебристую парчу, которую я сама приберегала для особых случаев. Ленты, кружева, фурнитура – все высшей пробы, все герцогское.
Холодная игла пронзила грудь, застряла под ребром.
— Мадам Ребекка, — голос мой прозвучал ровно, ледяной стрелой, рассекая суету. Все замерли. — Я не припоминаю заказа новых нарядов. Объясните это вторжение?
Портниха обернулась. На ее обычно невозмутимом лице мелькнула паника. Поклон был глубоким, почтительным, но в нем читалось смущение.
— Леди Кибэлла… — она запнулась, поправляя невидимую пылинку на безупречном фартуке. — Мы… прибыли по личному распоряжению лорда Эдриана. Он заказал гардероб… для юной гостьи замка. Срочно и из лучших материалов.
Для гостьи. Для Нади. Холодная игла вошла глубже, превращаясь в ледяной клинок. Я ощутила, как пальцы немеют.
— Я вижу, — сказала я, и мой голос был гладким, как полированный лед. Ни единой трещины. — Продолжайте, мадам. Не стесняйтесь. — Я сделала паузу, глядя ей прямо в глаза. — Герцогская портниха должна соответствовать герцогским стандартам обслуживания. Даже для… гостей.
Она побледнела, сглотнула. Кивок был почтительным, но в ее глазах читалось: Простите, леди.
Я развернулась. Каждый шаг по каменному полу отдавался гулко в ушах. Не к столовой. К его покоям. Сейчас.
Дверь в гостевые покои была приоткрыта. Я вошла без стука. И застыла на пороге. Эдриан сидел рядом с Надей на диване. Она держала в руках кусок того самого серебристого шелка – моего шелка! – и ее лицо сияло неприкрытой радостью. Детский восторг. Увидев меня, она не смутилась, а улыбнулась еще шире, подняв ткань.
— Леди Кибэлла! — ее голос звенел, как колокольчик. Искренне. — Посмотрите! Какая красота! Как лунный свет!
Я кивнула, автоматически. Вежливость – броня. Но мои глаза, холодные и неумолимые, были прикованы к Эдриану. Лунный свет. Мой цвет.
— Эдриан, — голос прозвучал, как удар стали о камень. — Немедленно. Нам нужно поговорить.
Он взглянул на меня. В его глазах – знакомое раздражение, смешанное с досадой, что прервали его идиллию.
— Кибэлла, сейчас неудобно. Мы заняты подбором…
— Сейчас — единственное удобное время, — я перебила его, не отводя взгляда. Каждое слово – гвоздь, вбиваемый в гроб нашего понимания. — В коридоре. Сейчас.
Он задержал взгляд на Наде, чье сияние чуть померкло от резкого тона, потом тяжело вздохнул и поднялся. Мы вышли. Я увела его дальше по коридору, в нишу под витражом. Чтобы не слышали.
— Что на этот раз? — он скрестил руки, принял оборонительную позу. Готовый к бою. Со мной.
— Мадам Ребекка, — начала я, сжимая руки в кулаки за спиной, чтобы он не видел, как они дрожат. Холод расползался по пальцам. — Наша герцогская портниха. Ты вызвал ее. Велел шить для Нади. Из наших лучших тканей. Из моего запаса серебристого шелка.
— Да, — ответил он просто, как будто объяснял очевидное ребенку. — Ей нужна одежда, Кибелла. Приличная. Она не может вечно ходить в заемном халате.
— Эдриан! — Гнев, едва сдерживаемый, прорвался в голосе. — Мадам Ребекка шьет для герцогской крови! Ее время стоит дороже золота! Ее заказы расписаны на месяцы! Ты не мог отдать Нади что-то из готового гардероба? Или вызвать городскую портниху? Или, на худой конец, купить что-то в лавке?! Зачем это? Зачем роскошь?!
Он нахмурился, его лицо окаменело. Голос упал до опасного шепота.
— Ты хочешь, чтобы она чувствовала себя нищенкой? После всего, что пережила? Ты хочешь добавить к ее страданиям унижение? — Каждое слово было обвинением.
— Я хочу, чтобы ты вспомнил, кто ты! — выдохнула я, чувствуя, как последние нити терпения рвутся. — За последние дни, по докладам Стаулера и капитанов, ты ни разу не объехал границы! Не проверил купол! Не подписал документы по весенним закупкам зерна! Не принял послов от горных кланов! Ты забыл про патрули, про гарнизоны, про голод в отдаленных деревнях! Все твое внимание, все твои ресурсы, вся моя роскошь – брошена к ногам этой… этой гостьи!
— Она нуждается в помощи! — он повысил голос, раздражение прорвало его напускное спокойствие. — В заботе! В том, чтобы чувствовать себя человеком, а не изгоем! Ты, с твоим железным сердцем, разве способна это понять?!
— Я понимаю, что ты предаешь свой долг! — крикнула я в ответ. Боль и ярость смешались в один клокочущий клубок. — Предаешь людей, которые тебе доверяют! Предаешь всё, что мы строили!
Он посмотрел на меня, и в его глазах бушевал настоящий гнев. Холодный, направленный на меня.
Тишина после нашего последнего, как ножом режущего, разговора повисла тяжелым саваном. Я отступила в свои покои, оставив Эдриана в его мире заботы о хрупкости.
Ночь прошла в бесконечном прокручивании кадров: его ледяной взгляд, его слова – "бесчувственная", "северный камень", его спину, уходящую к ней. Сердце, закованное в лед, болезненно сжималось. Почему? Неужели… оно? То, о чем шептались при дворах, чего боялись все замужние дамы, но во что я отказывалась верить для нас?
Да, я не ребенок. Я знала правила игры. Мир наш жесток: мужья держат любовниц, жены молчат, развод – несмываемый позор для обеих сторон, немыслимый для правящей четы.
Я всегда считала нас выше этого. Думала, мы – скала, непоколебимая перед бурями светских условностей. Что состаримся здесь, на суровом Севере, плечом к плечу, как и подобает настоящим союзникам. Этого было достаточно. Больше, чем достаточно. Но иллюзии рассыпались, как старый лед под весенним солнцем. Пришло время глядеть в лицо реальности, какой бы горькой она ни была.
Хотя… Голос разума, слабый, но упрямый, шептал: а вдруг? Вдруг его ослепила лишь жалость? Девушка одна, без крова, денег, даже приличного платья, выброшенная в чуждый мир. Разве благородный Эдриан мог пройти мимо? Только ли в этом? Ответ знало лишь время.
Следующие дни я погрузилась в работу с почти маниакальным упорством. Отчеты, распоряжения по весенним закупкам (каждая крупица зерна на вес золота!), переписка с управителями дальних деревень, балансирующих на грани голода.
Кабинет стал крепостью. И тревога, та вечная спутница последних недель, поутихла, придавленная грузом обязанностей. А потом пришли вести: по словам дворецкого, подтвержденным Стаулером, Эдриан возглавил патруль к куполу. Ушел на границу.
Ледяная скорлупа на сердце дрогнула. Потеплело внутри. До него дошли мои слова? Ощущение было сладким, почти головокружительным. Может, я была слишком жестка? Слишком требовательна в своем гневе?
Весна – адское время: посевы требуют планирования до минуты, а активность кшаров у купола взлетает до небес. Один из нас обязан был быть в седле, ведя отряды. Я физически не могла тянуть всё: герцогиня, де-факто герцог, и командир патрулей. Его возвращение к долгу было глотком воздуха.
Надежда, хрупкая, как первый весенний ледок, заставила меня действовать. Я написала короткое, но теплое письмо. Приглашение на завтрак. Единственное время, когда наши безумные весенние графики могли пересечься. Передала Лине.
Девушка вернулась слишком быстро. Стояла передо мной, теребя фартук, взгляд бегал по полу. Задумчивая? Нет. Смущенная. Тревожная.
— Лина? — Голос звучал резче, чем хотелось. Она вздрогнула. — Ли-на? — повторила я, заставляя ее встретиться с моим взглядом. — Говори. Что случилось?
— Ничего, госпожа! — Она потупилась, виновато мнут руки. — Просто… слухи… Глупости, не стоят вашего внимания…
Я ощутила, как холодная ползучая тень ложится на душу. Снова слухи. Снова о ней.
— Слухи, Лина? — Я сделала голос мягче, но в нем прозвучала сталь, не терпящая возражений. — Я хочу знать. Все. Сейчас.
Она сглотнула, увидев в моих глазах приказ.
— П-простите, леди… — запинаясь, начала она. — В кухне, в караульне… шепчутся. Вспомнили старые сказки. О пророчествах. Об… Избранной. — Лина произнесла это слово с благоговейным страхом. — Говорят, она явится в час величайшей угрозы. Остановит Тьму. Спасет мир от монстров. И… — голос ее стал шепотом, — многие говорят, что это… что она… Надя.
Я замерла. Пророчество об Избранной. Да, я помнила. Мать читала мне эти сказания у камина, в долгие зимние ночи. Каждая строчка выжжена в памяти.
Герой, пришедший неизвестно откуда, несущий свет в борьбе с полчищами тьмы. Мечта каждого северного ребенка – стать им. Спасти земли от кшаров, дать людям надежду. Я сама, девочкой с деревянным мечом, молилась духам предков: Пусть это буду я! Пусть моя сила защитит наш дом, наши поля, наших людей!
Но сейчас эти детские грезы обернулись ледяным ужасом. Не нужно было гадать, чья тень встала за этим внезапным всплеском суеверных разговоров. Ее тень. И я… я сама подлила масла в огонь, отправив запрос в Церковь Инес. Но я не думала, что слухи расползутся так быстро, обретая такую… конкретную форму.
— И утверждают, что Надя – эта самая Избранная? — спросила я, голос звучал чужим, плоским.
— Д-да, леди, — прошептала Лина, не поднимая глаз. — Так говорят. Но я не верю! — добавила она с внезапной горячностью. — Это же глупости! Сказки!
Я улыбнулась. Натянуто. Жалкая попытка успокоить и ее, и себя. Какая она преданная, эта девчонка. Хотела бы я разделить ее простодушное неверие.
— Хорошо, — кивнула я, сохраняя видимость контроля. — Спасибо за честность, Лина. Сообщай мне сразу, если услышишь что-то еще. Любое брожение умов сейчас – как искра на пороховом погребе. Мы должны быть начеку. Поняла?
— Так точно, Ваша Светлость! Доложу немедленно! — Она склонилась в реверансе и выскользнула за дверь.
Дверь закрылась. Я опустила перо, которое все это время сжимала как оружие. Оно упало на стол с глухим стуком. Голова тяжело откинулась на спинку кресла. Потолок кабинета, темные деревянные балки, казались сейчас потолком тюрьмы.
Утро врезалось в сознание ледяным клинком. Я не сомкнула глаз полночи, ворочаясь в пустой постели, мыслями раздирая в клочья вчерашние догадки о пророчестве и холодное будущее.
План для фермеров, жизненно важный, с его расчетами урожайности, закупок семян, распределением скудных ресурсов – лежал незавершенным. Пустяк? Нет. Весна на Севере – не время для пустяков. Одна ошибка – голод. Но разве её появление и безумие Эдриана – пустяк?
С точки зрения Герцогини Северных Земель – да. Я должна была быть тверже льда купола, холоднее зимнего ветра. Семейные бури – не оправдание для пренебрежения долгом. Но как женщина…
Женщина внутри сжималась от боли, недоумения, горечи. Долг перевесил. Я встала до рассвета, зажгла свечу в кабинете и погрузилась в цифры, отчеты, карты полей. Работа – единственное убежище. Я закончила как раз к завтраку, на который сама же пригласила мужа. Времени переодеться не было. Я вошла в столовую в походных брюках и простой рубашке, с пергаментами под мышкой, пахнущая чернилами и бессонницей.
И застыла на пороге.
Картина была как удар кинжалом в солнечное сплетение. Эдриан и Надя. Сидели рядом. Он что-то говорил тихо, она слушала, широко раскрыв глаза. Она была в платье.
"Простом" – лишь на первый, неискушенный взгляд. Ткань – столичный лен высшей выделки, мягкий, дорогой, того нежного серо-голубого оттенка, что я приберегала для летних приемов. А в ушах… Серьги. Серебряные, с темным ониксом. Мои серьги. Подарок Эдриана на нашу первую годовщину.
"Твой цвет, Кибелла, как ночь Севера", – говорил он тогда. Теперь они сверкали на ушах её.
Сердце сжалось в ледяной ком. Кровь отхлынула от лица.
— Леди Кибелла! Доброе утро! — Надя первая заметила меня. Вскочила, сделала неуклюжий, но старательный реверанс. Лицо сияло искренней радостью. Она училась. Быстро. Я не могла не отметить это где-то на краю сознания.
Я кивнула, механически. Губы попытались сложиться в подобие улыбки. Надя расцвела еще больше. А Эдриан… Эдриан лишь обернулся. Его лицо потемнело, будто я нарушила что-то сокровенное. Он не встал.
— И тебе доброе утро, Надежда, — голос мой звучал ровно, чужой. Улыбка не добралась до глаз. — Эдриан, доброе утро. Или… нет? Ты выглядишь озабоченным. — Я намеренно уронила пергаменты на свободный стул с громким шумом.
Он вздрогнул, словно очнувшись. Поднялся. Подошел. Взял мою руку. Его губы коснулись тыльной стороны ладони – жест формальный, лишенный прежнего тепла.
— Нет-нет, просто… не ожидал. Лазар сказал, ты работала с рассвета. Думал, пропустишь завтрак. — Ложь висела в воздухе густым туманом. Он явно рассчитывал, что я не приду. После моего приглашения. Как… интересно. Он отодвинул стул. Рядом с собой. Как будто ничего не произошло.
Я села, не трогая приборы.
— О чем столь оживленная беседа прервалась с моим приходом? — спросила я, жестом разрешая слугам начинать сервировку.
— Надя вспомнила кое-что о своем мире, — неохотно начал Эдриан, отхлебывая из бокала. Вино. С утра. Не его привычка. — Рассказывала, как все у них устроено. Без магии. Без монстров. Все это для нее в диковинку.
Я повернулась к Наде, отодвинув тарелку. Интерес был искренним, отголоском детского любопытства к иным мирам.
— Правда? И что же самое необычное для тебя здесь? — спросила я мягко.
Ее рассказ лился легко, с детским восторгом. Мир без магии! Прогресс, основанный на странных машинах и "электричестве". Мир, где монстры – лишь вымысел. Я слушала, завороженная, забыв на мгновение о боли, о серьгах… Пока Эдриан не перебил, его голос прозвучал как скрежет железа:
— Думаю, Нади нужна служанка. Персональная. Чтобы помогать ей освоиться, объяснять наши порядки. И учитель. Для основ магии и истории. Чтобы она не чувствовала себя потерянной.
Грохот опрокинутого бокала оглушил столовую. Вино алым пятном расползлось по скатерти. Я не помнила, чтобы подняла руку. Просто грохот. И тишина. Я смотрела на Эдриана, сжимая кулаки под столом до хруста в костяшках. Он не понимает? Или делает вид?
Он уставился на меня в искреннем, оглушительном недоумении.
— Эдриан, я же говорила… — Надя сжала губы, виновато опустив глаза. — Мне не нужно столько внимания…
Ага. Значит, это была его инициатива. Его навязчивая, слепая забота. Я впилась в него взглядом, оценивая каждую черту. Напряженность в плечах. Свет в глазах, когда он смотрел на нее. И снова – обращение без титула. "Эдриан". Как к равному. Как к своему.
— Не спорь, Нади, — его тон стал медовым, ласковым, каким он говорил мне в первые годы. Он положил руку поверх ее кисти на столе. — Так будет лучше. Ты быстро привыкнешь. — Потом он повернулся ко мне, и ласковость испарилась. — Кибелла? Ты позаботишься о служанке?
Кусок хлеба застрял у меня в горле. Я едва протолкнула его.
— Постараюсь, — выдавила я, голос хриплый. — Но ничего не обещаю. У хороших служанок свои господа. Прошу прощения, я наелась. Работы – горы. — Я встала, отодвигая стул с резким скрипом.
— Как жаль! — искренне воскликнула Надя. Ее разочарование было написано на лице. — Я хотела попросить вас показать мне сад, леди Кибелла… Поговорить…
Шуба, еще хранившая тепло моего отчаяния, осталась брошенной на спинку кресла. Надевать ее сейчас было все равно что обернуться саваном собственных иллюзий. Я накинула обычный подбитый мехом плащ – практичный, безличный, как доспех. Виконт Стаулер и Лина замерли в кабинете, ощущая ледяное сияние моего спокойствия. Внутри бушевала метель, но снаружи – лишь гладь замерзшего озера.
— Убедиться на месте, что маги ничего не упустили, — голос прозвучал ровно, как диктовка отчета. — Ответ из Церкви задерживается. Проверю лично. Раз уж лорд… занят другими делами.
Я вышла, оставив за спиной гулкую тишину. Каждый шаг по коридору отдавался звоном в висках. Ледяная броня сжимала грудь, трещала по швам, но держала. Конюшня. Убежище.
Там я позволила себе замереть на пороге, втягивая знакомый запах сена, кожи и лошадиного пота. Пусто. Сладкой парочки не было. Слава духам предков. Ибо что сорвалось бы с моих губ при встрече – гадость, правда, ледяная ярость? – не знала даже я. Молчание было единственной броней. А расстояние – лучшим лекарем.
Я подошла к Звездному Свету. Мой вороной великан, чьи глаза, как два куска антрацита, светились умом и вечной преданностью. Он всхрапнул, теплый воздух облачком вырвался из ноздрей, и он уперся бархатистой мордой мне в грудь, требуя ласки.
— Эх, старина, — горькая усмешка тронула мои губы. Я уткнулась лбом в его твердый лоб, вдыхая знакомый, успокаивающий запах. — Кажется, только ты и рад меня видеть по-настоящему. — Звездный Свет никогда не жаловал Эдриана. Всегда норовил лягнуть или укусить за ляжку, если тот подходил слишком близко. — Не против прогулки, друг? Спокойной. Без гонок. Просто… подышать.
Конь фыркнул, одобрительно тряхнув гривой. Он чувствовал. Всегда чувствовал. Я быстро оседлала его – движения отточенные, быстрые. Кони Севера – не просто скакуны. Это воплощение выносливости, привыкшее к лютому холоду, напитанное искрой магии, способной отогнать мелкую нечисть. А Звездный Свет… он был легендой в доспехах. С ним я не боялась никого и ничего в пределах герцогства.
На выезде столкнулась с Арриком. Его взгляд, острый как клинок, мгновенно просканировал меня: без оружия, без эскорта, лицо – ледяная маска.
— Леди? — в его голосе звучала тревога.
— Прогулка, капитан, — отрезала я, не сбавляя шага. — Никаких угроз поблизости. Просто воздух сменить. Без свиты.
Отряд, замерший неподалеку, переглянулся. На лицах – немой вопрос, смешанный с возмущением и пониманием. Они знали. Каждый. Только один человек в замке, казалось, пребывал в блаженном неведении. Никто не возразил. Молчание – их форма поддержки. Я выехала за ворота.
И отпустила поводья.
— Вперед, Свет! — негромкая команда, и мир превратился в вихрь.
Ветер свистел в ушах, вырывая слезы, но это были хорошие слезы. Слезы скорости, свободы, забвения. Мы мчались к Ледяному озеру, и я сознательно вытравливала из головы все: Эдриана, Надю, шубу, пророчество, долг. Пусть на час я снова буду той девочкой с севера, чьи единственные заботы – выдержать тренировку отца и не обморозить нос. Чьи мечты были чисты и полны героизма, еще не отравлены горечью предательства.
Все кончается. Даже иллюзии полета. Звездный Свет плавно сбавил ход у самого берега Озера, его могучие бока ходили ходуном подо мной. Я спешилась, похлопала его по шее. Магия магов висела в воздухе плотным, застывшим покрывалом, хотя формально работу они завершили вчера. Ощущение незавершенности. Опасности.
Неспешно, ступая по хрустящему насту, я пошла к центру, туда, где рухнула Надя. Звездный Свет фыркнул позади, предупреждающе. Я подняла руку: Тише. Чую.
Туман над озером был не просто холодным паром. Он был… живым. Вязким. И из него, как призрак, материализовалась фигура. Мужчина. Стоял спиной, на том самом роковом месте. Не маг. Не наш стражник. Чужой. Плащ темного, почти черного бархата странно контрастировал с ледяной пустошью.
И тут движение слева. Альстер. Чудовищный гибрид полярного медведя и скорпиона, о котором Эдриан рассказывал с охотничьим азартом после одной южной экспедиции. Червь с клешнями и ледяным жалом. Редкий, смертоносный. Он крался к незнакомцу, сливаясь с сугробами, смертоносное жало приподнято.
Кшар! Меча не было! Глупость, непростительная для дочери Севера! Зубы сжались до боли. Но страх? Нет. Холодная ярость закипела в жилах. Без оружия? Я усмехнулась, уголки губ дрогнули в вызове. Разве меч когда-то был моим единственным оружием?
Ладонь раскрылась. Морозный воздух сгустился, закрутился вихрем, и в моей руке вспыхнул клинок из чистого, сияющего льда. Искристый, смертоносный, продолжение моей воли.
Альстер, почуяв движение и магию, резко развернулся. Маленькие глазки-бусинки сверкнули яростью. Цель сменилась мгновенно. Я.
Он рванул, огромное тело взметнуло снежную пыль, клешни раскрылись, жало блеснуло ядом.
Я встала в стойку, ледяной клинок замер в готовности. Но прежде чем чудовище преодолело половину расстояния…
Тень. Стремительная, как падающая звезда. Незнакомец. Он оказался между мной и альстером. Не развернулся. Не достал оружия. Просто… махнул рукой. Легко, почти небрежно. Воздух дрогнул, словно разорвался по невидимому шву.
Голова альстера, с ее тупой злобой, покатилась по снегу. Тело рухнуло, конвульсивно дергая клешнями. Беззвучно. Без усилия. Без оружия.
— Я могла и сама с ним справиться, — оскалилась я, не отпуская сияющий ледяной клинок. Он вибрировал в руке, отзываясь на мое напряжение, холодным утешением. — А вы, господин, могли бы и представиться, прежде чем давать непрошенные советы.
Его тон, его самоуверенность резали слух. Но куда страшнее была та легкость, с которой он разделался с альстером. Чудовище, на чью шкуру обычно шла пара опытных магов и воинов из моего отряда, было повержено взмахом руки.
Без всплеска маны. Без видимого усилия. Без ничего. Пустота там, где должна была быть сила. Это леденило кровь сильнее любого северного ветра.
Кто он? Что забыл у этого проклятого озера? Вопросы кружили в голове, пока я делала два осторожных шага назад, увеличивая дистанцию. Безопасность превыше гордости.
— Прошу прощения, леди, — его голос по-прежнему звучал спокойно, без тени насмешки или страха. — Никакого умысла обидеть. Просто действовал на рефлексе. Экономил ваши силы. Верю, вы бы справились. — Он сделал паузу, и следующие слова прозвучали тише, почти задумчиво: — Правда, не ожидал, что этот червяк переключится с меня на вас.
Червяк. Альстер. Убийца десятков опытных бойцов. Назван червяком. И в его тоне не было бравады. Только констатация факта. Как если бы он говорил о мухе.
И главное – он верил мне. Без тени сомнения, без снисходительного «для девушки», что так бесило в начале отношений с Эдрианом. Тогда южный герцог сомневался в каждой моей способности, считая слухи о «Северной Грозе» преувеличением. Этот же… в его уверенности было что-то первозданное. Неуязвимое.
— Вот как? — Я вскинула бровь, перебрасывая ледяной меч в другую руку. Искристые осколки льда посыпались с клинка. — Но имя ваше я так и не услышала. И лицо. Неловко благодарить спину. Повернитесь. Пожалуйста.
Я уловила едва заметную тень улыбки в его позе. Или показалось? Но когда он повернулся, воздух словно вырвали из легких.
Кшар.
Я повидала красавцев. Эдриан с его южной, изысканной красотой был эталоном. Но этот… он… был иным. Из другой материи. Из другой легенды.
Черные, как крыло ворона, волосы падали на высокий лоб, обрамляя лицо с резкими, словно высеченными из гранита чертами. Густые прямые брови над… над глазами. Глазами. Цвета расплавленного золота. Глубокими, гипнотическими. Прямой нос, будто выточенный скульптором. Слегка полные губы, казавшиеся мягкими на фоне железной воли, читавшейся в остальных чертах. Но эти глаза…
В них была дикая, хищная глубина, словно у горного орла, высматривающего добычу. Сейчас они смотрели на меня с мягким, почти нежным любопытством. Мне почудилось, что зрачки на миг сузились, как у кошки, но нет – лишь игра света на невероятном золоте. Опасность и притяжение сплелись в один клубок.
— Так, как вас зовут, мой благодетель? — Спросила я, заставляя голос звучать ровно, сквозь внезапную сухость во рту. Быстро. Взять под контроль.
— Каэл, леди, — он слегка склонил голову. Уголки его губ приподнялись в легкой улыбке. Сердце, закованное в лед, едва заметно дрогнуло.
Нет. Эдриан был красив. По-человечески. Каэл же был… явлением природы. Стихией. Не от мира сего.
— Господин Каэл, — я ответила легким, формальным поклоном – редкость для герцогини Севера вне императорского двора. — Благодарю за своевременное вмешательство. Теперь разрешите спросить: что привело вас в столь… нестабильное место? Перед моим приходом?
Его золотые глаза не дрогнули. Ни тени смущения или утайки. Только спокойная глубина.
— Почуял странный энергетический след. Свернул с пути, — ответил он просто. Слишком просто. В его словах зияла пропущенная правда. — Следую в Аран. Ищу работу. Странствующему клинку легко найти применение на Севере? Как думаете, леди?
Я не ответила сразу. Мысли кружились. Оставить его. Рядом. Такой воин… Его ценность была очевидна без дурацких испытаний с моими бойцами. Один взгляд на мертвого альстера говорил больше любых поединков. И это не было капризом. Не из-за его дьявольской красоты, от которой подкашивались ноги. Нет. Сугубо практический расчет. У меня есть муж. Пока… Пока он не стал тенью подле другой.
Мысль кольнула, пронзая едва оттаявший слой льда на сердце. Я заставила губы сложиться в холодноватую, деловую улыбку.
— Думаю, вы работу уже нашли. Устраивает ли вас место в личной гвардии Герцогини Аррант?
— Герцогини Севера? — Он не изобразил удивления. Лишь легкий кивок. — Приму за величайшую честь, Ваша Светлость. И прошу простить мою неосведомленность…
— Прощено, — отрезала я. Властно. Возвращая себе привычную роль. — Тогда, господин Каэл, проводите меня до замка. Представлю вас отряду. Такой клинок… нам пригодится.
Каэл склонился в изящном, почти театральном поклоне. В золотистых глубинах его глаз заплясали искорки смешинок, загадочные и манящие. Я едва сдержала вопрос – что его так забавляет?
Нет. Слишком много внимания уже уделила незнакомцу. Но… кшар, как он появился вовремя! На миг замок, Эдриан, Надя – все отступило перед этой новой, ослепительной и опасной загадкой.
Я сделала шаг к Звездному Свету, чувствуя на себе его пристальный, золотой взгляд. Да, я возьму его под свое крыло. Но доверия не будет. Ни грамма. Потому что Каэл был слишком силен. Слишком красив. Слишком… чужд. И появился у Ледяного Озера неспроста. За ним нужен глаз да глаз. И мой глаз был самым зорким на Севере.
Дни слились в монотонную череду пергаментов, отчетов и бесконечных решений. Наблюдение за Каэлом я доверила Стаулеру – верному, непредвзятому, с ледяной логикой солдата.
Как ни рвалась я сама вникнуть в каждую тень нового воина, работа герцогства – не ильский волк, чтобы за ней гоняться; она стояла неподвижной глыбой, требующей разбивать ее ежедневным трудом.
С Эдрианом, ушедшим на полный цикл патрулирования границ (или так ли уж он был "ушедшим"?), вся тяжесть власти легла на мои плечи. Одно утешало: плечи эти были крепкими, выкованными Севером.
Однажды, дав глазам отдых от колонок цифр, я подошла к окну кабинета, выходящему на тренировочный плац. И замерла. Отряд отрабатывал приемы. И среди них – Каэл.
Он двигался с убийственной грацией, его темная фигура выделялась даже среди лучших. Но поразило другое: Аррик, мой подозрительный до костей капитан, стоял рядом и… смеялся. Они говорили, как старые боевые товарищи, плечом к плечу прошедшие ад. Это было неестественно. Аррик не доверял никому сходу. Даже я, со всей своей интуицией и властью, завоевывала его уважение годами. Каэл же влился мгновенно. Как вода в песок.
— Говоришь, он сильнее всех? — спросила я, не отрывая взгляда от плаца. Голос звучал ровно, но внутри клокотало.
— Как бы мне не хотелось защищать честь своих старых костей, Ваша Светлость, — в голосе Стаулера смешались восхищение и горечь поражения. — В первый же день он положил на лопатки лучших, включая меня. А потом… помогал чистить оружие и рассказывал байки у костра. Будто свой. Где вы откопали такого? Если там есть еще – берите оптом!
Ха. Откопала? У Ледяного Озера, где порталы щедры на подарки – то потерянных девушек, то воинов-загадок. Но я промолчала. Повторение Каэла было маловероятно. Его появление – удача? Или… проклятие?
Мысль о Наде, как ледяная игла, кольнула под ребро. И тут же – Каэл, скинувший рубаху во время передышки.
Солнечный свет лег на рельеф мышц, на идеальные линии плеч и спины. На кожу, гладкую и сильную, как отполированный дуб. Воздух застрял в горле. Все мысли – о долге, об Эдриане, о Наде – испарились. Он был… совершенством, высеченным из мрамора и плоти. Нечеловеческим.
Настолько, что я пропустила скрип открывающейся двери. Очнулась лишь от едкого, знакомого до боли голоса:
— Кто это? И почему герцогиня Севера так пристально изучает чужое обнаженное тело?
Я вздрогнула, словно ошпаренная. Эдриан. Вернулся. Рано. Слишком рано для полноценного патруля.
Мысль ударила, острая и ядовитая: Торопился не ко мне. К ней. Сердце сжалось в ледяной ком. Удел леди Инсеры – номинальной графини, изгоя при своем же дворе – вдруг показался не такой уж далекой перспективой. Хотя у той хотя бы был развод. У меня…
— Кто? — сделала я невинные глаза, поворачиваясь. Голос звучал ровнее, чем ожидала. — Я наблюдаю за тренировкой своего отряда. Или ты забыл, что для меня они – щит и меч герцогства, а не предметы для разглядывания?
— Не прикидывайся, Кибелла, — брови Эдриана сошлись в грозную линию. Его взгляд метал искры. — Я вижу новичка. Вижу, как ты на него смотришь. Что это значит? Должен я что-то знать?
Стаулер, стоявший чуть позади Эдриана, едва сдержал движение. Его челюсть напряглась, глаза расширились от немого возмущения. Сперва сам опутан этой пришелицей по уши, а теперь ей же и попрекает?
— Лишь то, что я наняла выдающегося бойца, — ответила я ледяной гладкостью. Спор подольет масла в огонь его ревности. Ложной ревности. — Виконт Стаулер подтвердит его квалификацию.
Эдриан бросил взгляд на Стаулера. Тот кивнул, коротко, как удар топора. Но напряжение в плечах Эдриана не спало. Оно висело в воздухе, густое, как смоль.
— Ты пришел по делу? — перевела я разговор, заставляя голос звучать деловито. — Или патруль завершен без инцидентов?
— Нет, — он резко переключился, его глаза загорелись новым, знакомым упреком. — Я зашел сказать, что Надя до сих пор без служанки. Или ты решила проигнорировать мою просьбу? Намеренно?
Я опешила. Он только что соскочил с коня? Пыль дорожная еще на плаще, тень усталости под глазами. Как он успел проверить отсутствие служанки у Нади? Значит, первым делом – не ко мне, не с докладом. К ней.
— Откуда тебе знать? — холодно нахмурилась я, чувствуя, как лед под ногами реально холодеет, покрываясь инеем.
— Откуда? — он фыркнул, презрительно. — Заглянул к Наде. Комната – ни следа служанки. Вещи не убраны, вода не принесена. Я просил вежливо. Или тебе нужен приказ, герцогиня?
Приказ?! Мне?! От него?!
Зубы сжались так, что заскрипели. Стаулер едва заметно покачал головой, взгляд его упал на пол. Я последовала его взгляду. Подошвами сапог я неосознанно намерзала лед, тонкий, хрупкий, но растущий. Тише, Кибелла. Не дай ему взорваться.
— Нет, — выдавила я, голос – ледяная стружка. — Служанку еще не подобрала. Ищу надежную. Не болтливую. Ты же понимаешь деликатность положения Нади? — Каждое слово давалось с усилием, сквозь стиснутые зубы.
— Поторопись. Дни идут, а ты пальцем не пошевелила, — бросил он и развернулся. Ушел. Без поцелуя. Без объятий. Без единого вопроса: "Как дела? Как герцогство?" Без слова о границах. Просто ушел. К ней.
Мой взгляд весь следующий день невольно тянулся к аринии. Я старалась сосредоточиться на бумагах, разложенных в кабинете, на бесконечных отчетах и прошениях, но бледно-голубой цветок в скромной вазе на краю стола словно излучал тихий магнетизм. Каждый миг, украденный у обязанностей для созерцания его нежных лепестков, заставлял теплую искру радости разгораться в моей усталой груди. И вместе с этим теплом приходила память...
Вспоминалось, как часто Эдриан дарил мне цветы. Кажется, даже слишком часто. В те первые, пьянящие годы нашего знакомства, а затем и брака – это было почти ежедневным ритуалом. Иногда это был одинокий, необычный бутон, найденный им где-то на дальних лугах. Порой – сложные, благоухающие композиции, над которыми, я знала, он советовался с лучшими садовниками. Но последние годы...
Последние годы это превратилось в формальность. Простые, незамысловатые букеты из тех цветов, что первыми попадались на глаза в сезон. Преподносились строго по календарю: именины, годовщина... И лишь сейчас, глядя на эту одинокую аринию, я с ледяной ясностью осознала эту перемену.
Горечь подступила к горлу, острая и неожиданная. Неужели для того, чтобы я прозрела, увидела трещины в фундаменте нашего брака, потребовалось нечто столь катастрофическое? Неужели необходимо было появление этой... Надежды, чтобы понять, что давным-давно между мной и Эдрианом остались лишь тени былой страсти, прикрытые тяжелой мантией долга? Того самого долга, который он так часто ставил мне в вину!
А ведь наш союз воспевали менестрели! По всему герцогству ходили легенды о пылком аристократе с юга, покорившем неприступную Герцогиню Севера.
Казалось, сама судьба сплела эту историю. Теперь же сказка рассыпалась в прах. Никакой великой любви из баллад. Только взаимные обязательства, холодная вежливость и пропасть непонимания. "Ты думаешь только о долге!" – бросал он мне. Но разве могло быть иначе? На моих плечах – жизни тысяч людей, благополучие целого края! Нет, иного пути для меня не существовало. И сейчас я не знала, куда ступить.
Оставалось лишь ждать. Ждать вести от церкви Инес. Только тогда можно было понять, какие шаги предпринять. Эдриан... Эдриан не рискнет омрачить покой своей Нади.
Я видела это в каждом его жесте, в каждом взгляде, брошенном в ее сторону. И видела их ежедневно – эти неспешные прогулки по замковому парку. И не только их. Каэл... Этот вечно наблюдательный Каэл. Казалось, он чувствовал мой взгляд сквозь толщу стен, неизменно оборачиваясь в сторону моих окон. Его присутствие рядом с ними было словно немой укор.
Несколько дней подряд работа поглощала меня целиком, а мысли, как заезженная пластинка, крутили одно и то же. Я замечала, как ариния в вазе поникает, теряя былую свежесть, и сердце сжималось. Но однажды утром... она вновь стояла гордая, упругая, будто только что срезанная. И в душу закралось холодное подозрение: неужели ее подменили? Неужели Эдриан...
Чтобы заглушить тревожные мысли, я погрузилась в библиотеку. Вечера проводила там, в тишине древних фолиантов, пытаясь отыскать хоть что-то о пророчестве об Избранной. И нашла. Текст был написан на языке, древнем как скалы этого мира. На том языке, на котором говорили драконы, когда еще ходили среди людей, до того, как растворились в стихиях, одарив нас своей магией. Хотя древний язык и входил в обязательное обучение аристократии, чтение пророчеств на нем... это был совсем иной уровень.
Часы напролет я корпела над переводом, ужиная прямо за столом, заваленным словарями и манускриптами. И наконец, в один из таких вечеров, буквы сложились в смысл:
«Когда врата разверзнутся у Ледяного Озера, явится та, чья душа чужая сему миру. Душа ее, чистая и незапятнанная, станет ключом ко спасению. Лишь она одна сможет затворить Врата Тьмы и отвратить погибель всего сущего.»
Легче от этих слов не стало. Наоборот. Надя – спасительница мира? От какой гибели? Что это за Врата Тьмы? Порталы? Вопросы роились, как осы, жалящие сознание. Я отложила пергамент, решив вернуться к размышлениям завтра. Вечером продолжу.
Но едва я, закончив дела в кабинете, направилась в библиотеку, как замерла на пороге. Там были они. Эдриан. Надя. И еще одна фигура. Госпожа Ирэн. Знаменитый наставник из восточных земель, обучающая светским манерам отпрысков знатных родов. Картина заставила кровь похолодеть в жилах.
— Леди Кибелла! — звонко, без тени смущения, воскликнула Надя, заметив меня.
— Госпожа Надя! — Голос госпожи Ирэн прозвучал, как удар хлыста, холодно и безапелляционно. — Вы обязаны приветствовать Герцогиню должным образом.
— Ой, простите! — Надя вспыхнула, но мгновенно опустилась в безупречном, хоть и несколько скованном, реверансе. — Рада вас видеть, Ваша Светлость. Простите мою неопытность, я только учусь.
Взгляд Эдриана был тяжел и непроницаем, как броня. Он сверлил меня, ожидая... Чего? Скандала? Унижения? Мне же было невыносимо выбирать, на ком остановить глаза.
— Здравствуй, Надежда, — мой голос прозвучал ровно, как замерзшее озеро, а на губах застыла бессмысленная улыбка. — Я вижу, тебе нашли преподавателя?
— Да, лорд Эдриан так добр! — Она ловко избежала слов "в этом мире". — Он помогает мне освоиться здесь. Я очень благодарна.
— Да, я вижу, лорд Эдриан необычайно... добросердечен, — мои глаза скользнули к столу, где вчера не было ничего, а сегодня красовался пышный букет экзотических цветов. Оттенки, которых я не видела в наших северных оранжереях. — Какие... необычные цветы.
Мой взгляд скользнул к Каэлу, все еще стоявшему на площадке. Солнце уже клонилось к закату, отбрасывая длинные тени, а он, казалось, не чувствовал усталости.
— Каэл, — голос мой прозвучал чуть хрипловато после недавней ярости, но я взяла себя в руки. — Ты что, наказан, раз всё ещё здесь, а не отдыхаешь? — Я повернулась к нему полностью, ощущая, как ветерок остужает разгоряченную кожу. — И чем же ты умудрился провиниться перед Арриком, что он оставил тебя тут?
Каэл ответил улыбкой, которая, казалось, поймала последние лучи солнца в своих золотых искорках. Он сделал несколько шагов ближе, и ветер донес его запах. Не резкий пот или пыль арены, а что-то... иное. Свежесть горных трав после дождя, едва уловимый дымок костра и что-то теплое, древесное.
Я невольно прикрыла глаза на мгновение, наслаждаясь этим неожиданным, дразнящим ароматом. Как человек, только что закончивший тренировку (а его влажная рубашка и блеск на коже не оставляли сомнений), мог пахнуть так... идеально?
Вспомнила себя после долгого дня с мечом – благоухала я тогда далеко не розами. А он... он будто собрал в одном флаконе все запахи, от которых у меня сладко щемит сердце.
Мой взгляд невольно скользнул ниже. Капли пота заманчиво стекали по сильной шее, исчезая где-то в районе ключиц, намекая на искусно вылепленное телосложение под простой рубашкой. И там, на смуглой коже чуть ниже ворота, мелькнул золотой блик. Не от солнца – словно изнутри. Татуировка? Сложный, едва видимый узор, напоминающий те, что делают мастера далекого Запада. Ещё одна загадка в его образе.
— Прошу прощения, герцогиня, — его голос вернул меня к действительности, бархатистый и спокойный. — Но я не наказан. Просто предпочел дополнительную тренировку походу в таверну с командиром. — Он вежливо склонил голову. — И раз ни у вас, ни у меня в данный момент нет спарринг-партнера, осмелюсь предложить свою кандидатуру. Это было бы для меня честью.
Искреннее удивление шевельнулось во мне. Кто в здравом уме отказывался от отдыха и выпивки с товарищами ради ещё работы с мечом? С каждым днём Каэл поднимался в моих глазах всё выше, обретая не просто силу, но и какую-то завораживающую цельность.
Его манеры… безупречны, как у воспитанника лучших аристократических учителей. Но откуда? Наше положение, пропасть между герцогиней и простым (пусть и невероятно талантливым) воином, не позволяли расспросов. Информация, которую он предоставил Стаулеру при вступлении в отряд, была проверена и сочлась достаточной. Стаулеру. Но моя интуиция, этот вечный внутренний зуд, шептала: всё не так просто. Гораздо сложнее.
— Удивительно, — я покачала головой, чувствуя, как уголки губ непроизвольно тянутся вверх. — Отказаться от компании ради железа и пота… Но раз уж ты здесь, и мне действительно нужен партнер… — Я взяла меч покрепче. — Прошу, помоги мне размяться.
— С величайшим удовольствием, герцогиня. — Его золотые глаза вспыхнули в лучах заката, как расплавленное солнце. Он отступил на шаг, давая мне пространство, и принял стойку – плавно, как вода, обтекающая камень, но с той скрытой мощью, что ощущается в напряжении тигра перед прыжком.
Моя собственная стойка ответила ему зеркально. Сердце неожиданно забилось чаще, сильнее, чем диктовала простая разминка. Спарринг с Каэлом не был просто тренировкой.
Это был диалог сталью, танец на грани, где каждое движение – фраза, а парирование – остроумный ответ. Танец, наполненный глубочайшим взаимным уважением и… восхищением.
Начали мы легко, осторожно, как два зверя, обнюхивающихся перед схваткой, выверяющих дистанцию, силу. Но ритм нарастал стремительно. Каэл был молниеносен, его удары летели с коварной точностью, но я парировала, отвечая выверенными сериями.
Мы кружили по площадке, клинки звенели, высекая снопы искр в сгущающихся сумерках. Каждый встреченный взгляд его золотых глаз обжигал – там горел азарт, вызов, чистое наслаждение боем. Он явно получал от этого не меньшее удовольствие, чем я.
— Теперь я понимаю, герцогиня, — его голос прозвучал ровно, хотя дыхание участилось, — почему командир говорит о вашем мастерстве с таким неподдельным восхищением.
Он изящно уклонился от моего выпада, и его контратака была столь стремительна, что я едва успела подставить клинок, почувствовав, как холодная сталь прошивает воздух в миллиметре от моего плеча.
— Ты… тоже постоянно превосходишь ожидания, Каэл, — выдохнула я, отвечая градом ударов.
Он парировал и уворачивался с почти кошачьей грацией, а его улыбка становилась всё шире, открытее. Наблюдать за его тренировками из окна – одно. Чувствовать эту мощь и ловкость напротив себя в спарринге – совсем иное, захватывающее дух.
Мы сражались, и мир сузился до звонкого пения стали, ритма шагов и его присутствия. Мускулы горели приятным жаром, дыхание было глубоким и ровным. Каэл был идеален: он не давал ни секунды расслабиться, подталкивая к пределу возможностей, но никогда не переходил черту, за которой начинается опасность. Его грация была гипнотической. Я ловила себя на том, что иногда просто наблюдала за его движением – плавным взмахом руки, поворотом корпуса – забывая на миг, что это смертельный танец.
— Вы отвлекаетесь, герцогиня, — его голос прозвучал мягко, но клинок уже остановился у моего горла, холодный металл едва коснулся кожи. Я замерла. Кровь прилила к лицу, согревая щеки. Он был абсолютно прав. Я отвлеклась. На него.
Я пряталась. Прямое и горькое признание, которое я не хотела делать даже самой себе. Не от опасности, не от обязанностей – от Каэла. Не специально, конечно. Просто так вышло, что в душе поселился непривычный, трепетный хаос, и мне требовалось время, чтобы его усмирить.
Я искренне не желала прибегать к таким жалким уловкам – красться по своим же коридорам, замирать за углами, прислушиваясь к шагам. Но стоило лишь мельком увидеть знакомый силуэт с тёмными волосами, уловить низкий тембр его голоса, как по щекам тут же разливался предательский румянец, а сердце принималось колотиться с безумной частотой.
Его присутствие стало для меня парадоксом – одновременно тихой гаванью, где я чувствовала себя понятой, и суровым испытанием, ведь он видел слишком много. Он читал боль в моих глазах, которую я тщательно скрывала ото всех, включая саму себя. И сейчас, когда моё сердце было разорвано на части, я ни за что не могла позволить ему увидеть меня такой – слабой, растерянной, униженной.
Я шла, стараясь держаться в тени массивных колонн, пока не оказалась у знакомой резной двери в покои Эдриана. Повод был более чем веским – задерживались поставки зерна с южных полей, и каждая пропущенная неделя грозила обернуться катастрофой для будущего урожая и, как следствие, голодной зимой.
Я уже подняла руку, чтобы постучать, когда из-за двери донеслись приглушенные голоса. Надя. И Эдриан. Лёд пробежал по спине. Они говорили тихо, но я не смогла заставить себя отойти.
Само её нахождение в его личных покоях повергло меня в ступор. Они уже настолько близки? Разве дозволено девушке, пусть даже и «Избранной», находиться наедине с женатым мужчиной в его спальных покоях? Или в её странном мире стираются все границы приличий? Она ведь прекрасно знала, что у него есть жена. Что у меня есть муж.
— Я просто боюсь, что всё пойдёт не так, как планировалось, — донёсся голос Нади, мягкий, с ноткой детской неуверенности, которая, я уверена, казалась ему милой. — У нас, в моём мире, подобные проблемы решали иначе. Может, стоит попробовать что-то новое? Например, специальные удобрения или… я не знаю, изменить саму схему посева? У нас есть наука…
У меня перехватило дыхание. Они обсуждали мою проблему? Проблему герцогства? Эдриан посвятил постороннюю девушку в тонкости государственного кризиса, в то время как я даже своих верных командиров пока не грузила этими тревогами, давая им сосредоточиться на охране границ? Почему она должна была это знать?
— Ты просто удивительна, — прозвучал голос Эдриана, и в нём было столько неподдельного тепла и восхищения, что у меня внутри всё оборвалось. — Ты смотришь на вещи под таким неожиданным углом, и это… это вдохновляет. Кибелла же… — он сделал небольшую паузу, и я невольно замерла, предчувствуя удар, — …она зациклена на традициях. Иногда мне кажется, что она даже не пытается искать новые пути. Для неё есть только один – проверенный и, увы, зачастую устаревший.
Я застыла у двери, чувствуя, как каждое его слово впивается в сердце, словно отравленная стрела. Он говорил о ней с таким пылом, а обо мне – с усталым раздражением, как о неподатливом, скучном грузе. Я сжала кулаки так, что ногти впились в ладони, оставляя красные полумесяцы. Я дышала тихо, почти замирая, превращаясь в слух.
— Но я не хочу, чтобы она думала, будто я пытаюсь её заменить или что-то в этом роде, — продолжила Надя, и в её голосе звучала искренняя тревога, которая бесила меня ещё сильнее. — Она – герцогиня. А я… я здесь чужая.
— Ты не чужая, — Эдриан ответил мгновенно, без тени сомнений. — Ты принесла с собой свежий ветер. И я бесконечно ценю это. Кибелла… — его голос вновь стал тяжелым, — …она слишком погружена в свои долгие советы и отчёты. Порой мне кажется, она просто перестала замечать, что происходит вокруг неё. В нашей жизни.
Чаша моего терпения переполнилась. Я не выдержала. Резко, почти не думая, я постучала в дверь – три чётких, сухих удара, в которых звенела вся моя сдержанная ярость. За дверью воцарилась мёртвая тишина, а через мгновение она распахнулась. На пороге стоял Эдриан, его лицо выражало лишь лёгкое раздражение, будто я отвлекла его от крайне важного дела.
— Кибелла? Что ты здесь делаешь? — спросил он, даже не поприветствовав меня.
— Я пришла обсудить с тобой задержку поставок зерна с южных полей, — мой голос прозвучал холодно и ровно, будто выточен изо льда. Благодаря годам тренировок мне удалось взять себя в руки. — Если ситуация не исправится в ближайшие дни, нас ждёт неурожай и голод зимой.
— Сейчас не самое подходящее время, — отрезал он, даже не вдумавшись. — Мы как раз обсуждали с Надей новые возможные решения. Очень перспективные, должен сказать. Может, тебе стоит заняться чем-то другим? — Его взгляд скользнул по мне с едва уловимой усмешкой. — Например, устроить ещё один спарринг с тем своим новым протеже. Каэлом, кажется? Ты, я смотрю, проводишь с ним немало времени.
Его слова прозвучали как пощёчина. Я почувствовала, как кровь отливает от лица, оставляя кожу ледяной, а затем приливает вновь, обжигая щёки. Он говорил так, будто мои заботы – пустая трата времени. Будто всё, что я делаю для нашего дома, нашего народа, не имеет никакой цены.
И эта дешёвая, беспочвенная ревность! Словно эхо из прошлого, из тех дней, когда он ворчал на мои долгие тренировки с отрядом. Тогда это сошло на нет, ведь новых лиц рядом со мной не появлялось. Но какая ирония! Первым, кто начал вести себя более чем неподобающе, был он сам!
Я чувствовала, как предательски сбивается дыхание, а сердце колотится где-то в горле с такой безумной силой, что, казалось, его глухие удары эхом отдаются в каменной тишине пустынного коридора.
Каэл стоял передо мной, не шевелясь, его молчаливое присутствие было одновременно щитом от всего мира и самым страшным вызовом. Он видел меня. Не Герцогиню Севера, не неприступную ледяную статую, а сломанную, униженную женщину – без масок, без доспехов, без защиты. И этот взгляд, полный не осуждения, а понимания, парализовал меня сильнее любой критики.
— Я… я не знаю, что делать, — слова вырвались сами, горькие и обнажённые, прежде чем разум успел надеть привычные оковы самообладания. — Эдриан… он больше не слышит меня. Он выбирает её. Её идеи, её мнение, её наивный взгляд на мир. А я… — голос предательски дрогнул, — я лишь пытаюсь делать то, что обязана. То, что должно уберечь тысячи людей от голода и хаоса. Но, кажется, это больше не имеет для него никакого значения.
Каэл не спешил засыпать меня словами. Он молчал, и в этой тишине не было неловкости – лишь давящее, тяжелое пространство для моей боли. Его золотые глаза, обычно столь живые и яркие, теперь были серьёзны и непроницаемы, словно он читал по моему лицу древний свиток, полный скорби. Но я не могла остановиться. Плотину прорвало, и поток отчаянных, наболевших слов хлынул наружу, смывая остатки гордости.
— Она даже не понимает фундаментальных вещей! Её идеи… они звучат красиво, как сказки, но они нежизнеспособны в нашем мире! Они рухнут при первом же столкновении с реальностью, а расплачиваться за это придётся моим людям! А он… он слеп! Он видит не суть, а лишь её улыбку, её восторг! И я… — я замолчала, подавив рыдание, чувствуя, как по щекам, наконец, разбегаются предательские горячие струйки.
Я резко, почти грубо, вытерла их тыльной стороной ладони, отчаянно цепляясь за последние крохи своего достоинства. Но он уже всё видел. Он видел самую суть моего унижения.
— Герцогиня, — его голос прозвучал тихо, но с той несгибаемой твёрдостью, что способна остановить лавину. — Вы не должны ни перед кем оправдываться за то, что выполняете свой долг перед народом. Ваши заботы, ваши решения – они основаны на опыте и ответственности. И если кто-то ослеплён настолько, что не видит этой очевидной истины, то это их вина, а не ваша.
Я подняла на него взгляд, чувствуя, как его слова, точные и выверенные, как удар лучшего клинка, медленно проникают в самое нутро, туда, где пряталась последняя искра веры в себя. Он говорил с такой непоколебимой уверенностью, будто для него всё это было аксиомой, не требующей доказательств. И в этот миг я с жуткой ясностью осознала, что именно его поддержка, его вера были тем якорем, которого мне так отчаянно не хватало.
— Но что мне делать? — выдохнула я уже почти беззвучно, вкладывая в шёпот всю свою беспомощность. — Как заставить его увидеть? Увидеть, что я всё ещё здесь. Что я всё ещё сражаюсь за нас, даже когда он уже давно перешёл на сторону противника?
Каэл слегка склонил голову, и в его взгляде появилась странная, почти нежная мягкость.
— Вы не можете силой заставить человека прозреть, герцогиня, — произнёс он с тихой убеждённостью. — Но вы можете и должны продолжать идти своим путём. Твёрдо и непоколебимо. Вы – сильны. Гораздо сильнее, чем думаете. И запомните: вы не одиноки.
Его слова, простые и такие верные, заставили меня вздрогнуть. Я смотрела на него, ощущая, как что-то тяжёлое и ледяное внутри начинает таять, уступая место странной, трепетной уверенности. Он был прав. Я не могла позволить чужому заблуждению, чужой измене сломать меня и дело всей моей жизни. Я должна была держаться. Ради себя. Ради своего народа.
— Спасибо, — прошептала я, чувствуя, как каменная тяжесть в груди понемногу отступает, сменяясь лёгкой, почти эфемерной теплотой. — Я… не знаю, что бы я делала без твоей поддержки в этот миг.
Уголки его губ дрогнули в лёгкой, едва заметной улыбке, но в глазах читалось нечто неизмеримо большее, чем простая вежливость или долг солдата. Там горела неподдельная преданность. И что-то ещё, что-то глубокое и личное, от чего по спине пробежал лёгкий трепет.
— Я всегда здесь, герцогиня, — сказал он, и в этих словах звучала клятва. — Всегда. Если вам будет нужна помощь – вы знаете, где меня найти.
Я кивнула, ощущая, как странное, согревающее тепло разливается по груди. Его спокойная сила, его уверенность – они стали моим щитом и моим оплотом. И в тот миг я с ясностью поняла, что он, возможно, единственный, на кого я могу по-настоящему положиться в этом водовороте предательства и лжи.
Но прежде чем я смогла найти слова, чтобы выразить эту новую, хрупкую надежду, в конце коридора послышались лёгкие, торопливые шаги. Мы разом обернулись. Надя. Она замерла на месте, увидев нас вместе, и на её лице расцвело самое неподдельное смущение.
— О, простите! Я не хотела прерывать… — она затараторила, нервно теребя край платья. — Я просто… видела, что вы расстроены, герцогиня, и хотела предложить помощь… может, поговорить?
Я почувствовала, как всё только что обретённое спокойствие мгновенно испаряется, сменяясь знакомой усталой напряжённостью. Но Каэл, кажется, не собирался терпеть это вторжение.
— Герцогиня в полном порядке, — произнёс он холодно, его бархатный голос внезапно зазвенел сталью, став тихим, но недвусмысленным предупреждением. — И если вы искренне желаете её поддержать, то сейчас не самое подходящее время. Дайте ей пространство.
Я сидела за своим массивным дубовым столом, погружённая в бесконечную стопку документов. Весна, обычно сулящая возрождение, для меня означала лишь лавину новых забот. Отчёты о ходе посевной, тревожные донесения с границ, просьбы о помощи от фермеров – каждая бумага требовала моего пристального внимания и резолюции. Воздух в кабинете был густым и неподвижным, пахнущим пылью старого пергамента и терпкими чернилами.
Особую тревогу вызывали сводки о монстрах. Их нападения участились, становясь всё более дерзкими и кровавыми. Мои воины, бедные души, уже были на пределе – они только и делали, что сражались и умирали, сдерживая полчища тварей, выползавших из самых тёмных уголков наших земель.
Скоро, очень скоро придётся организовывать крупную карательную экспедицию, чтобы проредить их поголовье, пока они не смели с лица земли пограничные деревни. Я уже тянулась за следующей папкой, отяжелевшей от дурных вестей, когда в дверь раздался чёткий, почти металлический стук.
— Войдите, — отозвалась я, даже не поднимая головы, привычным движением занося резолюцию на поле очередного отчёта.
В комнату вошёл Стаулер. Мой верный виконт, чьё лицо было живой картой былых сражений, а поза всегда выдавала бывшего воина. В его руках лежали два письма, выделявшиеся на фоне местных документов качеством пергамента и важностью восковых печатей.
Одна печать – переплетённые ветви Древа Инес, символизирующие связь миров и божественную благодать. Вторая – грозный золотой дракон на чёрном фоне, личная печать самого Императора.
— Леди Кибелла, — его низкий, хрипловатый голос был полон необычной для него почтительности. Он склонил голову. — Письма из столицы. Одно от Церкви Инес. Второе… от Его Императорского Величества.
Я нахмурилась, ощущая, как в животе неприятно холодеет. Письма из столицы, пришедшие одновременно, редко сулили что-то доброе. Я приняла их из его рук, пальцы скользнули по гладкому, дорогому пергаменту, ощутили чёткий рельеф печатей. Церковь и Император. В один день. Слишком уж похоже на скоординированную атаку.
На мгновение меня охватила волна воспоминаний. Столица… Белоснежные мраморные площади, шумные ярмарки, запах жареного миндаля и морского ветра. Счастливые, беззаботные поездки с родителями, когда я была ещё ребёнком и мир казался огромным и дружелюбным. И там же… там я впервые встретила Его…
— Благодарю, Стаулер, — мой голос прозвучал ровнее, чем я чувствовала себя внутри. — Ты свободен.
Виконт молча поклонился и вышел, оставив меня наедине с двумя молчаливыми вестниками, чьё содержимое, я знала, могло перевернуть всё с ног на голову. Я медленно выдохнула, взяла серебряный нож для вскрытия писем и с аккуратностью хирурга вскрыла первое, от Церкви.
"Достопочтенной леди Кибелле Аррант, герцогине Севера,
Мы, служители Церкви Инес, обращаемся к вам с настоятельной просьбой доставить в столицу девушку по имени Надежда, что появилась в ваших землях через врата у Ледяного озера. Проявление святой силы в столь необычных обстоятельствах требует незамедлительного нашего внимания, изучения и высшего благословения. Мы уверены, что её присутствие в столице послужит величайшим благом для всей Империи и укрепит веру народа.
С молитвой, Верховный Жрец Церкви Инес."
Я сжала губы так, что они побелели. Они знали. Они не просто знали о её существовании – они знали детали. «Через врата у Ледяного озера». Я ведь ни слова не писала им об этом в своём осторожном запросе! Даже если бы гонца перехватили, он не нёс таких сведений. Значит, у них есть другой источник информации. Мышь в моём же доме? Или нечто иное? Ледяная волна мурашек ползала по спине.
Я отшвырнула письмо, словно оно обожгло пальцы, и схватила второе. Воск императорской печати поддался с сухим треском.
"Дорогая герцогиня Кибелла,
В честь грядущего Праздника Весеннего Равноденствия я приглашаю вас и вашего супруга, герцога Эдриана, ко двору в столицу. Ваше присутствие украсит торжества и будет воспринято как знак верности и единства земель Империи. Также я настоятельно прошу вас сопроводить девушку по имени Надежда, что, как мне стало известно, оказалась в вашем герцогстве при поистине необычайных обстоятельствах. Моё любопытство велико, и я желал бы лично побеседовать с ней.
С надеждой на скорую встречу, Император Невар II."
Я опустила пергамент на стол, ощущая, как ком ледяной тяжести опускается в самое нутро. Требование. Не просьба – требование. От двух самых могущественных сил Империи. И Церковь, и Трон желают заполучить Надю. Это не было совпадением. Это был сговор, тонко сплетённая паутина, в центр которой угодило моё герцогство. И меня это пугало до глубины души.
В этот момент дверь распахнулась без стука. В кабинет вошёл Эдриан. На его лице читалась озабоченность, но под ней – странное, почти торжествующее удовлетворение, явно не связанное со мной.
Я непроизвольно сжала губы, а взгляд сам потянулся к окну, к тренировочному полю, инстинктивно ища там знакомую тёмноволосую фигуру, чьё одно лишь присутствие могло даровать крупицу спокойствия. Но Эдриан не дал мне и секунды на передышку.
— Кибелла, — начал он без предисловий, подходя к столу. — Мне сказали, пришли письма из столицы. Что в них?
Я подняла на него взгляд, собрав всю свою волю в кулак, чтобы лицо оставалось непроницаемой маской.
— Церковь Инес «настоятельно просит» доставить Надю в столицу для, цитирую, «изучения и высшего благословения». Император тоже желает видеть её на празднике. Лично.
После завтрака я укрылась в библиотеке, пытаясь найти хоть каплю утешения в привычной рутине: проверить карты маршрута, сверить списки провизии, погрузиться в сухие цифры отчётов. Воздух здесь пах старым пергаментом, воском и тишиной, которая была мне дороже любых слов. Но сегодня даже эта цитадель спокойствия была нарушена.
Он сидел за одним из дальних столов, погружённый в чтение толстого фолианта. Луч утреннего солнца, пробивавшийся сквозь высокое витражное окно, выхватывал из полумрака его профиль и золотил страницы. Его тёмные волосы слегка спадали на лоб, а губы беззвучно шевелились, словно он вёл тихую беседу с древним текстом. Я замерла на пороге, не в силах оторвать взгляд. Он выглядел не просто загадочным – он казался частью этой библиотеки, этого замка, этой самой истории, такой же древней и непостижимой.
— Каэл, — окликнула я, заставляя себя сделать шаг вперёте. Голос прозвучал чуть хрипловато. — Что это ты читаешь с таким упоением?
Он поднял голову, и его улыбка оказалась таким же тёплым лучом в этом полумраке, что у меня на мгновение перехватило дыхание и полностью вылетело из головы, зачем я, собственно, пришла.
— Старые легенды, леди Кибелла, — его голос был бархатистым и спокойным. — В них, если знать как читать, можно отыскать куда больше, чем просто сказки на ночь.
Мой взгляд скользнул по потрёпанному переплёту, и сердце неприятно кольнуло. Я узнала эту книгу. Не раз и не два я проводила над ней бессонные ночи с моим старым, ворчливым учителем по древнему языку.
Сколько слёз и капель пота я пролила, чтобы научиться разбирать эти сложные, витиеватые символы! А Каэл… Каэл не просто листал её, разглядывая редкие иллюстрации. Он читал. Вникал. И это был не сборник баллад для простых воинов, а серьёзный фолиант, трактующий о временах драконов и самом зарождении магии.
Я опустилась в кресло напротив него, чувствуя, как знакомая тревога снова сжимает грудь ледяным обручем. Мир вокруг меня стремительно менялся, выскальзывая из-под контроля, а время, напротив, словно замедлило свой бег, растягивая каждый мучительный момент неопределённости. Я начала сомневаться во всём. Во всех.
— Каэл, — начала я, глядя прямо на него, в эти бездонные золотые глаза. — Я должна знать. Кто ты на самом деле? Ты не простой наёмник, не странствующий воин. Я вижу это. Понимаю.
Он медленно закрыл книгу, и тяжёлый переплёт с глухим стуком лег на стол. Его взгляд стал пронзительным, тяжёлым, полным такой глубины, что у меня перехватило дыхание.
— Я тот, кто всегда будет на вашей стороне, леди Кибелла. Разве этого недостаточно? — произнёс он тихо.
— Нет, — я покачала головой, чувствуя, как в горле предательски комок. — Недостаточно. Я больше не могу доверять слепо. Мне нужна правда. Я должна знать, кому вверяю свою жизнь… и своё доверие.
Он вздохнул, и в глубине его глаз мелькнула тень чего-то, похожего на древнюю печаль. Но затем уголки его губ дрогнули в мягкой улыбке, и голос стал тише, заговорщицким.
— Вы правы. Вы заслуживаете правды. И вы её узнаете. Но сейчас… сейчас не время для полных откровений. Они могут быть опасны. Однако… — он наклонился через стол чуть ближе, и его глаза вспыхнули тем самым внутренним светом, что я уже начинала узнавать. — Я могу поведать вам одну легенду. Очень древнюю. Такую же старую, как само время.
Я лишь молча кивнула, чувствуя, как сердце начинает биться чаще, подчиняясь магии этого момента и его голоса. Он понизил его до шёпота, густого и завораживающего, и я невольно потянулась к нему, боясь пропустить хоть слово.
— Давным-давно, когда мир был молод и полон чудес, драконы правили землёй и небом. Они были могущественны и мудры, но сила их заключалась не только в пламени и когтях. Они были хранителями баланса, мостами между мирами. И был среди них один… который полюбил смертную. Он спустился с небес, чтобы быть с ней, зная, что их любовь – табу, вызов самим основам мироздания. Драконы не могут быть с теми, чья жизнь – лишь миг. Но он отказался от своей силы, от своего бессмертия, лишь бы провести этот миг рядом с ней. И даже когда её не стало, он продолжал ждать. Ждать её возвращения в вечном круговороте душ, веря, что однажды они встретятся вновь.
Каэл замолчал. И в наступившей тишине в его глазах стояла такая бездонная, многовековая печаль, что у меня в груди всё сжалось от странной, сочувственной боли.
— Это… очень красиво и очень грустно, — прошептала я, едва находя голос. — Но зачем ты рассказал это мне?
Он посмотрел на меня, и в его взгляде было что-то такое, что заставило мир сузиться до размеров этого стола, до пространства между нами.
— Потому что, леди Кибелла, иногда мы находим то, что ищем, даже не ведая, что это и есть цель всего нашего пути. И иногда… — его губы тронула лёгкая, почти призрачная улыбка, — мы встречаем тех, кто был с нами всегда. Даже если память об этом давно стёрлась.
Я открыла рот, чтобы задать вопрос, который жёг мне душу, но в этот момент дверь в библиотеку скрипнула. На пороге стоял Стаулер.
— Леди Кибелла, — он склонил голову, его голос был как всегда корректен и лишён эмоций. — Отчёт по укреплению купола готов к вашему ознакомлению. И кузнец ждёт решения по новой партии стали.
Я вздохнула, ощущая, как хрупкий, волшебный миг развеивается, как дым. Каэл мягко встал, молча поклонился с той врождённой грацией, что всегда меня поражала, и вышел, оставив меня наедине с виконтом и грузом невысказанных вопросов.
Накануне отъезда в воздухе замка витало странное напряжение, густое и сладковато-гнилостное, как запах перезрелых плодов. Я шла по знакомым коридорам, и до меня донеслись приглушённые голоса служанок, застигнутых за работой в одном из глухих закоулков. Их шёпот, похожий на назойливое жужжание пчёл, заставил меня невольно замереть за массивной колонной. Подслушивать было недостойно, я знала. Но какой-то внутренний зуд, шестое чувство, выработанное годами правления, заставило меня прислушаться.
— ...лорд Эдриан говорил, что она слишком холодна, как лёд нашего озера, — доносился смущённый шёпот одной из девушек. — Что у неё в груди не сердце, а кусок вечной мерзлоты. Что герцогство держится лишь на нём одном, а она лишь подписывает бумаги, которые он готовит.
— Ага, — подхватила вторая, и в её голосе слышалась подобострастная готовность согласиться с любым мнением сильного. — Слышала, слышала. Говорит, если бы не его южная хватка и дипломатия, Север давно бы погрузился в хаос и нищету.
У меня перехватило дыхание, будто меня ударили под дых. Эдриан? Мой муж? Мой некогда союзник и опора? Он теперь так откровенно поливает меня грязью за моей же спиной?
Я знала, что он ослеплён Надей, что его разум затуманен этой юной аурой «избранности». Но до такой низости… Он действительно готов был растоптать всё, что мы строили долгие годы, весь наш союз, чтобы возвысить себя в её глазах и оправдать свой выбор?
Сердце сжалось в комок ледяной боли, но я не позволила ни единой мускуле на лице дрогнуть. Я выпрямила спину, вдохнула полной грудью холодного воздуха коридора и приняла решение. Это нужно прекратить. Немедленно. Если он начал войну, то получит её.
Я нашла его, как и предполагала, в библиотеке. Он сидел с Надей за тем самым столом, где недавно Каэл рассказывал мне древнюю легенду. Они склонились над какой-то картой, смеясь над какой-то шуткой. Его лицо светилось простодушным, беспечным счастьем, а её глаза сияли, как две наивные звёзды. Они выглядели как идеальная пара из дешёвого романа. А я чувствовала себя незваным гостем, лишней, чужой на собственном пиру.
Когда я вошла, он обернулся, и его улыбка сползла с лица, словно её смыло ледяной водой. Надя тоже замолкла, её взгляд забегал, полный неуверенности и вины.
— Кибелла, — Эдриан произнёс моё имя так, будто я была помехой. — Что тебе нужно? Утром ты не соизволила поговорить. Все вопросы по отъезду мы можем решить через Стаулера. Ты явно не в духе.
— Нам необходимо поговорить, — мой голос прозвучал ровно, стально, без единой нотки просящей жены. Только голос правителя. — С глазу на глаз.
Он вздохнул с преувеличенной усталостью, но кивнул. Надя съежилась, словно мышь, застигнутая между двумя котами. Мы вышли в коридор, и я, не давая ему опомниться, сразу перешла в атаку:
— Эдриан, до меня дошли слухи. Очень неприятные слухи. О том, что ты намеренно распускаешь сплетни о моей «неспособности управлять герцогством». Это правда?
Он нахмурился, но, к его счастью, не стал отнекиваться. Его лицо стало маской холодного высокомерия, а глаза — твёрдыми и бесчувственными, как речная галька.
— Кибелла, ты сама загнала себя в эту ситуацию. Ты погрязла в своих отчётах и советах, ты отдалилась от людей. Ты стала холодной и недоступной. Люди начали сомневаться. Я лишь… озвучиваю их общие опасения. Стараюсь сохранить стабильность и порядок.
— Сохранить порядок? — я не смогла сдержать горький, ядовитый смешок. — Ты сознательно подрываешь мой авторитет, порочишь моё имя, чтобы на фоне меня выгоднее смотреться самому? Чтобы оправдать свои ухаживания за этой девочкой?
Он посмотрел на меня с плохо скрываемым раздражением, его губы сжались в тонкую белую ниточку.
— Вечно ты всё усложняешь и ищешь подвох! Я делаю то, что необходимо для благополучия нашего дома! Если твоё затуманенное ревностью сознание не способно этого понять — это твои личные проблемы!
Его слова обожгли, как удар раскалённым железом. Я должна была быть сильной. Я была сильной. И мне помогал гнев — чистый, яростный, праведный гнев, что разлился по жилам, выжигая остатки боли и сомнений.
Хорошо, Эдриан. Раз ты готов зайти так далеко, раз ты не гнушаешься столь низких методов ради своей новой пассии, то и я перестану церемониться. Император и Церковь подождут. Сперва нужно вскрыть этот гнойник здесь и сейчас, чтобы зараза не пошла дальше.
— Ты забываешь одну простую вещь, Эдриан, — произнесла я тихо, но так, что каждое слово звенело, как сталь о камень. — Я — герцогиня Севера. Аррант по крови и по праву. Я правила этими землями задолго до того, как ты принёс сюда свой южный гонор. И я буду править ими, даже если ты решишь встать на путь моего врага.
Он посмотрел на меня, и в его глазах на мгновение мелькнуло нечто похожее на сожаление, но оно тут же было поглощено холодной, непробиваемой спесью.
— Без меня и моих связей при дворе ты – ничто в большой политике Империи, Кибелла. Все давно знают, что женщина у власти без сильного мужа – всего лишь фасад, ширма, которая рухнет при первом же серьёзном ветре.
Он развернулся и ушёл, не оглядываясь. Я осталась стоять в пустом коридоре, чувствуя, как гнев и горькая обида сжимают горло тугой петлёй. Но больнее всего было осознание, что он даже не попытался понять.
Он уже выбрал сторону. И это была не моя. А его последние слова добили во мне последние наивные надежды, что если Надю увезут в столицу, всё волшебным образом вернётся на круги своя. Нет. Поезд ушёл. И мост сожжён.
Мы отправились в столицу на рассвете. Холодный, серый свет едва трогал зубчатые стены замка, когда наш кортеж тронулся в путь. Я ехала в одиночестве в своей карете – тяжёлой, удобной, но до невозможности одинокой.
Эдриан и Надя разместились в другой, их весёлый, беззаботный смех то и дело долетал до меня сквозь стук колёс и ржание лошадей, каждый раз впиваясь в сердце ледяными иглами.
Каэл, как и всегда, был рядом. Он ехал верхом по правую руку от моей кареты, его поза была непринуждённой, но взгляд, устремлённый на горизонт, был острым и бдительным.
Время от времени его золотые глаза, обычно такие яркие, заволакивала странная, глубокая печаль, будто он видел не только дорогу, но и какие-то далёкие, болезненные тени прошлого. Я знала этот взгляд. Я видела его в собственном отражении. Его нельзя было спутать ни с чем.
Дорога тянулась мучительно долго. Тревога сжимала грудь тяжёлым, холодным камнем. Мы ехали не на праздник, а на суд. К Императору, чьи милости были переменчивы, как весенний ветер, и к Церкви, чьи истины всегда были для меня сомнительны. Я не могла представить всех трудностей, что нас ждали. В отличие от Эдриана, который, судя по доносящемуся хохоту, не предвидел ровным счётом ничего. Он был так увлечён своей новой игрушкой, что не замечал ничего вокруг. Даже того, что его жена уже вторые сутки едет в полном одиночестве, без единого слова поддержки или участия.
Да и зачем ему живая, дышащая жена с её проблемами и долгом, когда появилось сияющее, неземное существо из другого мира? Существо, которого я, к своему удивлению, так и не смогла возненавидеть.
Винить в падении мужчины другую женщину – удел слабых. Виноват всегда тот, кто дал слабину, кто не смог сдержать слово. Но иногда, в самые тёмные моменты, я ловила себя на мысли: а не будь её, этой Нади, всё было бы проще. Скучнее, холоднее, но проще.
Каэл был моим единственным якорем в этом море отчуждения. Он не докучал пустыми разговорами, но его молчаливое присутствие было прочнее любой стены. Иногда он бросал на меня взгляд, быстрый, оценивающий, и в его медных глазах я читала не просто понимание – а знание.
Он знал, что происходит, видел всю эту унизительную пьесу. И был готов в любой момент встать между мной и болью. Как и каждый верный воин моего отряда, чьи взгляды я ловила на привалах – полные недоумения и немой поддержки. Все понимали. Кроме самого главного виновника.
Но я ничего не просила. Мы ехали в столицу, и я должна была собрать всю свою волю в кулак. Быть готовой ко всему: к немилости Императора, к интригам Церкви, к открытому противостоянию. Даже к концу света. Не до разборок с мужем сейчас.
Меня волновало нечто большее. Да, именно так. Как и говорил Эдриан, я всегда сначала думала о долге. А уже потом – о себе. Если на это оставались силы.
Внезапность атаки была оглушительной. Мы проезжали густой хвойный лес у самого подножия Защитного Купола, когда из чащи, словно тени, материализовались вооружённые люди. Их лица скрывали маски, в руках – отточенная сталь и туго натянутые луки. А среди них – несколько фигур в тёмных робах с знаком магического ордена. Они обрушились на нас без предупреждения, без выкриков, с убийственной эффективностью. Мир превратился в хаос из лязга стали, криков и свиста стрел.
— К оружию! Защитить герцогиню! — рёв Каэла прорвался сквозь шум, его голос был громоподобным и не допускающим возражений.
Он мгновенно оказался у двери моей кареты, его меч уже был в руке, сверкая в пробивающемся сквозь ветви солнце. Его движения были не просто быстрыми – они были пророческими.
Он парировал удары, которых ещё не было нанесено, уворачивался от стрел, будто знал их траекторию. Это был не бой – это был смертельный танец, отточенный до совершенства.
Я выпрыгнула из кареты, выхватив свой клинок. Внутри всё горело от стыда – нужно было ехать на Звёздном Свете, быть мобильнее! В этот миг один из нападавших ринулся на меня. Его удар был стремителен и коварен. Я едва успела отклониться, но лезвие всё же прожгло руку выше локтя. Острая, жгучая боль пронзила меня, но я заглушила крик, закусив губу. Кричать – значит отвлекать своих.
Бросив взгляд вокруг, я застыла на мгновение. Эдриан. Он стоял спиной ко мне, заслоняя собой Надю. Его меч был наготове, но он даже не обернулся, чтобы проверить, жива ли я. Его мир сузился до одного человека. Он не видел моей крови, не видел, как я сражаюсь в одиночку против двоих.
— Эдриан! — крикнула я, но мой голос потонул в общем гвалте.
Его внимание было приковано к Наде, которая в панике подняла руки. Ослепительный, чистый свет божественной магии вырвался из её ладоней, ударив по нападавшим и отшвырнув их, как щепки. Но затем сила оставила её, она безжизненно рухнула на руки Эдриану, и он, забыв обо всём на свете, бросился к ней.
— Нади! Держись! — в его голосе звучала чистая, неконтролируемая паника.
Я сделала шаг в их сторону, но в этот момент рядом возник Каэл. Его глаза пылали не просто гневом – в них бушевала настоящая буря. Он видел. Видел мою кровь, мою беспомощность, предательство Эдриана.
— Леди Кибелла, — его голос был твёрдым, как алмаз, и резал воздух. — Не двигайтесь с места.
Он развернулся и врезался в ряды нападавших. Его ярость была страшной и прекрасной одновременно. Он двигался с сокрушительной, нечеловеческой скоростью, его меч рисовал в воздухе смертоносные узоры. Казалось, сама тень войны сошла на землю, и нападавшие в ужасе начали отступать.