Развод. Горький яд моей мести

Глава 1 и 2

Глава 1

Дверь не открылась. Её вынесли.

Оглушительный треск ломаемого дерева разорвал утреннюю тишину моей квартиры. Я поперхнулась кофе, и дорогая фарфоровая чашка, подарок Марка на прошлую годовщину, разлетелась на сотни осколков у моих ног. Мгновение спустя в прихожую ворвались трое. Двое в форме, один в строгом сером костюме. Тяжелые ботинки безжалостно топтали светлый паркет, на котором еще вчера вечером мы с Марком танцевали, смеясь.

— Елена Викторовна Сокольская? — голос человека в костюме был таким же серым и безжизненным, как и его одежда. Он не спрашивал, он утверждал.

Я смогла только кивнуть, чувствуя, как ледяной холод ползет вверх по позвоночнику, парализуя конечности. Мозг отказывался обрабатывать происходящее. Ограбление? Ошибка?

— Вы задержаны по подозрению в мошенничестве в особо крупном размере и подделке финансовых документов в рамках дела компании «Строй-Инновация», — отчеканил он, протягивая мне сложенный вдвое ордер.

Мои пальцы онемели. Я смотрела на черные буквы на белой бумаге, но видела лишь бессмысленную вязь. «Строй-Инновация». Наша с Марком компания. Мое детище. Моя гордость. Один из оперативников тут же прошел вглубь квартиры, к моему кабинету, и я услышала, как он громко крикнул: “Компьютер включен! Она была в системе!”

— Это какая-то чудовищная ошибка, — прошептала я, ища глазами телефон. Мне нужно позвонить Марку. Марк все уладит. Он всегда все улаживал.

— Ошибки исключены, — человек в сером кивнул одному из полицейских. — Собирайтесь.

— Я никуда не пойду, пока не поговорю с мужем! Он генеральный директор! — голос сорвался на визг. Паника, липкая и тошнотворная, подкатила к горлу.

В этот самый момент в дверном проеме, рядом с выбитым косяком, появился Марк. Мой муж. Выглядел он как всегда идеально, разве что галстука не хватало.

Но вот выражение его лица… Я никогда не забуду это выражение. Никогда. На нём не было ни шока, ни гнева, ни страха за меня. Только тяжелая усталость, и… брезгливая жалость…

— Марк! — выдохнула я, и волна облегчения чуть не сбила меня с ног. — Милый, скажи им! Скажи, что это бред!

Муж сделал шаг вперед, но остановился на безопасном расстоянии, словно боясь испачкаться.

— Лена, просто делай, что они говорят, — его голос был тихим и ровным. Слишком ровным. — Не усугубляй.

И тут я увидела ее. Ольга. Моя лучшая подруга, наш семейный юрист. Она стояла чуть позади Марка, в тени. Она не смотрела на меня. Ее взгляд был прикован к лицу следователя, и в нем читалось ледяное профессиональное участие.

Она была здесь не как подруга.

Она была на их стороне.

***

Интерлюдия

Пятью минутами ранее

Телефонный звонок застал меня с чашкой кофе в руках. Муж. Сердце радостно ёкнуло.

— Лена, слушай внимательно, нет времени, — его голос в трубке был напряженным, властным, полным тревоги. — На серверы идет DDOS-атака, мощнейшая. Я не могу пробиться к админке. Ты дома, у тебя прямой защищенный канал. Срочно садись за комп, заходи с правами суперадмина и запускай протокол “Омега-Щит”. Ты сама его писала, знаешь, что делать. Живо, Лена, иначе потеряем контракты за полгода!

Профессиональный инстинкт взял верх над личной обидой за столь приказательный тон.

— Уже бегу, — бросила я, устремляясь к своему рабочему столу.

Пальцы привычно забегали по клавиатуре. Система узнала меня. На экране всплыло диалоговое окно: “ПРОТОКОЛ АВАРИЙНОЙ ЗАЩИТЫ “ОМЕГА-ЩИТ””. Я кликнула “АКТИВИРОВАТЬ”. В трубке послышался вздох облегчения мужа.

— Есть. Запустила, — доложила я.

— Отлично. Спасибо, — коротко бросил он и повесил трубку.

***

Мир накренился и поплыл. Холодный пот выступил на лбу, пока я стояла в своей гостиной, окруженная чужими людьми.

И тут я вспомнила.

Три недели назад. Вечер, когда я нашла ту фотографию – он и Ольга в баре.

Мои рыдания, его снисходительные оправдания: “деловая встреча”, “обсуждали будущий контракт с точки зрения законов”, “не драматизируй” ... А потом, посреди ночи, он разбудил меня, взволнованный. «Лена, прости, что сейчас, но нужно срочно подписать документы… Ты же мне веришь?»

Я поверила. Снова. Как часто мы закрываем глаза на предательство близких? Самообманываемся?

Следователь в сером костюме словно прочитал мои мысли. Он холодно посмотрел на меня и произнес фразу, которая стала первым кирпичом в фундаменте моего нового мира:

— Ваш муж сообщил, что вы пытались активировать протокол “Омега-Клин”, направленное на полное стирание всех данных. И только его звонок дал нам возможность вас остановить.

Полицейский шагнул ко мне, доставая наручники. Металл холодно блеснул в утреннем свете.

Я перевела взгляд с его безразличного лица на лицо Ольги, а затем на Марка. На моего мужа. Он отвел глаза.

В этот миг всё встало на свои места. Подписанные бумаги. Звонок. Выбитая дверь. Это был не просто план. Это была партитура. Идеально исполненная симфония предательства, в которой меня заставили сыграть главную партию, ведущую на эшафот.

Глава 3 и 4

Глава 3

Ночь в камере предварительного заключения не была похожа на ночь. Это было безвременье. Тягучее, холодное, наполненное лязгом далеких замков, приглушенными голосами и запахом безнадежности. Я не спала. Я сидела на ледяной металлической лавке и проектировала. В моей голове не было больше места для слез или жалости к себе. Мой разум, натренированный годами на создание сложных и безупречных структур, теперь работал в обратном направлении. Он занимался вскрытием и анализом.

Структура их плана была почти идеальна. Марк и Ольга использовали мои же сильные стороны против меня. Мое доверие стало рычагом для получения подписей. Моя профессиональная ответственность спусковым крючком для ловушки с сервером. Моя репутация безупречного специалиста теперь придавала вес обвинениям в том, что только такой дотошный профессионал мог провернуть столь сложную аферу. Они использовали мои же чертежи, чтобы построить по ним тюрьму для меня.

К утру я пришла к первому выводу. В этой войне я не могла использовать стандартное оружие. Любой адвокат из крупной фирмы, любой известный юрист был частью мира Марка, мира больших денег, глянцевых офисов и скрытых договоренностей. Они бы действовали по протоколу, советовали бы пойти на сделку, признать часть вины. Они бы пытались починить прогнившее здание, в то время как его нужно было сносить до основания.

Мне нужен был не юрист. Мне нужен был подрывник.

И тут, в затхлом полумраке камеры, всплыло имя.

Имя из прошлого, из рассказов моего отца, тоже инженера-строителя старой закалки.

Лев Борисович Закревский.

Легенда юридического факультета, ставший «неудобным» адвокатом. Он не выигрывал громких дел, о которых писали в газетах. Он специализировался на безнадежных. Он вытаскивал людей, против которых была вся система, находя одну-единственную трещину в монолитном, казалось бы, обвинении.

Отец говорил о нем с огромным уважением: «Закревский не ищет правду, он ищет конструктивный дефект в чужой лжи».

Когда мне разрешили сделать один звонок, я не стала звонить родителям, чтобы не ввергать их в этот кошмар раньше времени. Я назвала имя и попросила следака отыскать контакты этого человека, на что через час получила раздражённый ответ с номером телефона, накарябанным на клочке бумаги:

— Запросы у вас, гражаночка, непростые. Но нашёл, вот, возьмите.

Гудки шли долго. Наконец, хриплый, прокуренный голос ответил с нескрываемым раздражением:

— Слушаю.

— Лев Борисович Закревский? — мое сердце колотилось.

— Зависит от того, кто спрашивает и зачем.

— Меня зовут Елена Сокольская. Я дочь Виктора Петровича Сокольского.

На том конце провода повисла тишина. Я слышала только тяжелое дыхание.

— Где ты, дочка Виктора? — голос стал тише, серьезнее.

— В КПЗ на Петровке. Статья сто пятьдесят девятая, часть четвертая.

Снова молчание. А потом короткое, брошенное как приказ:

— Ни с кем не разговаривай. Ничего не подписывай. Жди.

И он повесил трубку.

Через полтора часа меня снова привели в ту же комнату для допросов. Дверь открылась, и вошел он. Лев Борисович выглядел старше, чем я его представляла. Ему было под семьдесят, в потертом, но чистом твидовом пиджаке, с копной седых, непослушных волос и глазами, которые видели все. Невероятно проницательные, уставшие и в то же время полные острого, хищного ума. Он поставил на стол старый, раздутый портфель и сел напротив меня.

— Твой отец спас мою репутацию и, возможно, свободу в девяносто шестом, когда рухнул козырек на рынке, — начал он без предисловий. — Его экспертиза доказала, что виноват не архитектор, мой тогдашний клиент, а прорабы, сэкономившие на арматуре. Я в долгу перед его семьей. Рассказывай. Только факты. Без слез.

И я рассказала. Четко, последовательно, как на рабочем совещании. Я говорила о структуре компании, о распределении полномочий. О дне, когда я заподозрила мужа в измене. О ночи, когда подписала бумаги. О последнем звонке Марка. Об «Омега-Щите», который в его руках стал «Омега-Клином». Я рисовала ему словами план их предательства.

Закревский слушал не шелохнувшись, лишь изредка постукивая пальцами по столу. Он не перебивал. Когда я закончила, он долго молчал, глядя куда-то сквозь меня.

— Картина ясная, — наконец произнес он. — Идеальное преступление. Почти. Идеальных не бывает. Они совершили две ошибки. Первая - они тебя недооценили. Они думали, что ты сломаешься, впадешь в истерику, начнешь путаться в показаниях. Они не ожидали холодного анализа.

— А вторая? — спросила я.

— Вторая их ошибка, — он впервые за весь разговор усмехнулся, и в его глазах блеснул опасный огонь, — они заставили меня вылезти с моей тихой берлоги. Они этого точно не планировали.

Он встал.

— Первоочередная задача – вытащить тебя отсюда. Будем просить об освобождении под залог. Шансов мало, обвинение тяжкое. Но мы попробуем зацепиться за процессуальные нарушения при задержании. Выбитая дверь при отсутствии доказательств, что ты собиралась бежать или уничтожать улики до их прихода – это хороший крючок. Иди в камеру. Работай головой. Вспоминай всё. Любую мелочь. Любой разговор. Любой документ. Ты – главный эксперт по этому делу. Я – твой инструмент.

Глава 5 и 6

Глава 5

Вторая ночь в бабушкиной квартире была такой же бессонной, как и первая. Я лежала на старом, скрипучем диване, укрывшись колючим шерстяным пледом, и смотрела в потолок, на котором плясали тени от уличных фонарей. Тишина здесь была другой, нежели в моей квартире, на двадцать пятом этаже, когда Марка не было дома. Там она была звенящей, стерильной, давящей. Здесь живой, наполненной дыханием старого дома: тихим скрипом паркета, гудением старого холодильника «ЗиЛ», далеким шумом лифта в подъезде. Каждый звук был якорем, цепляющим меня за прошлое, за жизнь, где не было ни Марка, ни Ольги, ни той черной дыры, в которую превратилось мое настоящее.

Не в силах больше лежать, я встала. Босые ноги ощущали прохладу старого, но идеально уложенного еще дедом паркета. Не включая свет, я подошла к книжным полкам. Здесь пахло пылью и временем. Мои пальцы скользнули по корешкам: Пушкин, Достоевский, а рядом толстенные технические справочники по статике сооружений. В нижнем ящике я нашла то, что искала. Мой старый университетский альбом для эскизов.

Я села прямо на пол, прислонившись спиной к дивану, и открыла его. Первые страницы занимали неумелые наброски капителей и арок, сделанные на первом курсе. А дальше шли проекты, которые горели во мне. Эскизы экодома с зеленой крышей, наброски футуристического моста, похожего на скелет гигантской птицы. В этих линиях была мечта, была страсть, было чистое творчество. Именно эту девушку, горящую своим делом, когда-то встретил Марк. Он восхищался моим талантом. А потом научился его продавать. Постепенно мои эскизы мостов сменились чертежами элитных жилых комплексов. Моя страсть стала продуктом. Супруг называл это успехом. Сейчас я понимала, что это было первое, самое незаметное предательство.

Я захлопнула альбом. Прежде чем начать искать уязвимости в чужом плане, я должна была найти их в своем.

Как я, архитектор, помешанный на деталях, могла подписать бумаги не глядя? Я снова и снова возвращалась в ту ночь. Сев за кухонный стол, закрыла глаза и заставила свой мозг работать так, как он привык. Я начала мысленно реконструировать те документы. Я видела их перед собой. Белая, плотная бумага формата А4. Фирменный логотип «Строй-Инновации» в верхнем левом углу. Я могла почти прочесть стандартную «шапку» договора. Моя память, привыкшая держать в голове сотни узлов и сопряжений, восстанавливала картину с пугающей четкостью. Я представила стол, лампу, стопку бумаг. Я «приблизила» изображение в своей голове. Шрифт — Times New Roman, стандартный двенадцатый кегль. Поля выверены до миллиметра. Все выглядело безупречно. Ольга всегда была перфекционистом.

И тут я вспомнила главное. Сноски. Я заставила себя «посмотреть» вниз страницы. Там, под основной частью текста, шел блок, набранный восьмым кеглем. Почти нечитаемый. В нем наверняка и крылись дьявольские формулировки. «…полная материальная и юридическая ответственность по всем операциям, указанным в Приложениях…», «…безотзывное право подписи от лица компании…». Формулировки были размыты в памяти, но суть их теперь была кристально ясна. Я вспомнила последнюю страницу, которую он дал мне на подпись. Там почти не было текста, только реквизиты и длинный список приложений. «Приложение 1», «Приложение 2» … Я вспомнила, как его палец, его длинный, знакомый до родинки под ногтем, предательский палец, указал на строку: «Со всеми вышеперечисленными приложениями ознакомлена и согласна». Я подписала. Я не видела ни одного из этих приложений. Ольга, гений юридической казуистики, наверняка составила их так, что моя подпись легализовала любую их аферу.

Я открыла глаза. Дыхание перехватило от волны холодной, запоздалой ярости. Они использовали не просто мое доверие. Они использовали мою профессиональную усталость, зная, что после двенадцатичасового рабочего дня я не буду вчитываться в мелкий шрифт. Они все рассчитали.

Что же… Настал и мой черед поработать. С вами. Над вашими судьбами.

За новым, чистым ноутбуком я начала создавать свою цифровую маску. Имя — Алина Тихомирова, город — Тверь, вуз — филологический, интересы — классическая литература и европейское кино. Филологический факультет я выбрала не случайно: он меньше всего пересекался с моей реальной сферой деятельности и создавал образ гуманитария, далекого от бизнеса и цифр. Это была полная противоположность Елены Сокольской. Я потратила два часа, наполняя профиль репостами из артхаусных пабликов, добавляя в друзья случайных людей из Твери, чтобы создать иллюзию реальной жизни.

С этого аккаунта я и начала копать под Павла Воронова.

Первый день слежки едва не провалился.

Я села в кафе напротив офиса, но выбрала слишком близкий столик. В какой-то момент один из коллег Воронова бросил на меня долгий, изучающий взгляд. У меня внутри все похолодело. Я тут же расплатилась и ушла, ругая себя за дилетантство. Весь остаток дня провела, изучая карты района, планируя маршруты отхода, продумывая точки для наблюдения.

На следующий день я повела себя умнее. Кафе, но столик в углу. Я не смотрела на них в упор. Я наблюдала за отражением в витрине напротив. Я видела, как Павел смеялся громче всех, но его смех не затрагивал глаз. А руки чуть заметно дрожали, когда он подносил ко рту чашку.

Вечером, зная примерный маршрут, я спустилась в метро и проехала две остановки, выйдя на станции, мимо которой он должен был проезжать. Я ждала у выхода, изображая скучающую пассажирку. Через десять минут появился его «кореец». Он свернул в сторону Текстильщиков. Я дождалась, пока он скроется из виду, и взяла такси.

Глава 7 и 8

Глава 7

Следующие сутки превратились в один длинный, вязкий миг ожидания. Я почти не спала, вздрагивая от каждого звука за окном. Дешевый кнопочный телефон, который дал мне Павел, всё время находился где-то рядом со мной, как неразорвавшаяся граната. Его молчание было громче любого крика. Я пыталась занять себя: разбирала бабушкины книги, мыла окна, даже пыталась чертить на обороте ватмана, но мысли ускользали, снова и снова возвращаясь к испуганному лицу Павла. Я прокручивала в голове наш разговор, анализируя каждое свое слово. Не слишком ли я давила? Не показалась ли неубедительной?

Дважды в день я созванивалась с Закревским. Он был спокоен, как удав.

— Терпение, Елена Викторовна, — говорил он своим хриплым голосом. — Вы ведт доверились интуиции, и она не должна подвести. Волков позвонит, поскольку вы посадили семя сомнения в его душу. Теперь оно должно прорасти сквозь толстый слой страха. На это нужно время. Отчаявшийся человек не принимает быстрых решений. Он должен дойти до самого края, заглянуть в пропасть, и только тогда он будет готов ухватиться за протянутую руку. Занимайтесь своими делами. И не накручивайте себя лишний раз.

Я пыталась следовать его совету. Я снова погрузилась в анализ схемы их аферы, пытаясь предугадать, какие еще ловушки они могли для меня приготовить. Я восстанавливала в памяти структуру финансового отдела, цепочки согласований, вспоминала обрывки разговоров, подслушанных в коридорах. Я работала, потому что работа была единственным лекарством от парализующей неизвестности.

Звонок раздался на исходе второго дня, вечером. Резкая, пронзительная трель кнопочного телефона заставила меня подпрыгнуть. Я схватила трубку, стараясь унять дрожь в руках.

— Слушаю.

— Елена Викторовна? — шепот Павла был едва слышен, он явно звонил из какого-то укромного места. На фоне слышался шум воды, возможно, из ванной.

— Да, Паша. Слушаю.

— Я… я подумал. Я не могу… Это слишком опасно. Марк… он…

— Он что, Павел? — мягко спросила я. — Он узнал о нашей встрече?

— Нет, нет! Но он что-то чувствует. Он стал дерганым, злым. Сегодня вызывал меня несколько раз, спрашивал про какие-то старые отчеты. Смотрел так будто знает.

— Он не знает. Он боится. Потому что его конструкция построена на лжи и на таких людях, как вы. И он понимает, что она может рухнуть.

— Я не могу встречаться, не могу передавать документы, — торопливо шептал он. — Меня вычислят.

— Я не прошу об этом. Пока. Мне нужно только одно, чтобы начать. Имя. Название фирмы, через которую проходили деньги. Вы должны это знать.

В трубке повисло молчание, полное его страха. Я слышала сбившееся дыхание собеседника.

— Павел, это ваш шанс. Первый и, возможно, последний. Просто название.

— «Фин-Стратегия», — выпалил он на одном выдохе. — ООО «Фин-Стратегия». Все платежи шли туда как за «консалтинговые услуги». Директор некий Руслан Тарасов. Говорят, старый армейский друг Марка. Всё, я больше ничего не могу сказать. Не звоните мне. Я сам… если смогу…

Гудки. Связь прервалась.

У меня в руках было первое звено. Не просто догадка, а конкретное название. Я тут же набрала Закревского.

— «Фин-Стратегия», директор Руслан Тарасов, — без предисловий сообщила я.

— Отлично, — голос адвоката оживился. — Это уже что-то. Название говорящее. Сейчас пробью их по базам. Регистрация, учредители, финансовая отчетность, если она вообще есть. А вы, Елена Викторовна, не теряйте времени. Попробуйте вспомнить, фигурировало ли это название где-то у вас в компании. В договорах, в служебных записках, в электронной почте. Любое, даже самое косвенное упоминание.

Мы разделили задачи. Закревский ушел в мир юридических баз и старых связей. Я осталась наедине со своей памятью и ноутбуком.

Я открыла ноут. VPN-сервер в Швейцарии, анонимное облако, пароль из прошлого: и передо мной развернулся мой личный рабочий архив.

Это была моя старая профессиональная деформация, привычка, выработанная годами. Как архитектор, ведущий десятки сложных проектов, я знала цену потерянным данным. Я никогда не доверяла общему корпоративному серверу, где царил вечный хаос из разных версий файлов. Поэтому у меня всегда был свой собственный, идеально организованный архив: личное облако, куда автоматически синхровались все проекты, которые я вела. Я копировала туда не только свои чертежи, но и связанные с ними бюджеты и акты. Не из подозрительности, а из желания защитить свои проекты, свою работу. Марк не знал об этом облаке, я не считала нужным посвящать его в такие мелочи.

До звонка Павла этот холодный цифровой океан данных был моей тюрьмой. Сотни папок, тысячи документов. Чертежи, сметы, договоры, служебные записки. Я была уверена, где-то здесь, в этих терабайтах легитимной работы, спрятана игла их аферы. Но как ее найти? С чего начать?

А теперь у меня есть имя и название фирмы. Теперь я знала, куда копать.

Я попробовала ввести в поиск по файлам «оффшор», «сомнительные операции», «откат». Бесполезно. Ольга была слишком умным юристом, чтобы использовать такие слова в документах.

Час за часом я просматривала тысячи документов, используя поиск по ключевым словам: «Фин-Стратегия», «Тарасов». Результат был нулевой. Предатели оказались слишком умны, чтобы оставлять такие явные следы.

Глава 9 и 10

Глава 9

Ожидание звонка от Павла было пыткой. Но ожидание после него оказалось еще хуже. Мы сделали свой ход, забросив в лагерь врага искру сомнения и зерно информации. Теперь оставалось только ждать, пока эта искра разожжет пожар. Но сидеть без дела я не могла.

— Есть первичные данные по «Фин-Стратегии», которые мы обсудим при встрече, — сказал Закревский во время одного из наших коротких созвонов. — И вам нужно забрать новый ноутбук. Тот, с которого вы работаете, уже мог быть скомпрометирован теоретически. Паранойя – наш лучший друг. Лично вручить вам в руки не смогу, появились срочные дела.

План был прост. Он оставит для меня сумку в автоматической камере хранения на Казанском вокзале. Код от ячейки пришлет смской.

Вокзал – идеальное место. Тысячи людей, постоянное движение, легко затеряться в толпе.

Впервые за столько времени я готовилась выйти в центр города. Чувство было странным. Смесь страха и пьянящего ощущения свободы. Я снова надела свою «униформу невидимки»: серая куртка, невзрачные джинсы, шапка, очки. Ничего, что могло бы привлечь внимание.

Поездка прошла спокойно. Вокзальная суета окутала меня, и я на мгновение почувствовала себя в безопасности. Огромный муравейник, где все заняты только собой. Я получила СМС с кодом, без проблем нашла нужную ячейку, забрала сумку с ноутбуком и толстой папкой документов и двинулась к выходу.

Именно в этот момент я впервые это почувствовала.

Это не было чем-то конкретным. Просто легкое изменение в атмосфере вокруг меня. Наверное, это была проф деформация, но я давно научилась подсознательно ощущать пространство и потоки людей в нем. И сейчас что-то в этом потоке было неправильным. Я шла к выходу на Комсомольскую площадь, и у меня возникло ощущение, что за мной сохраняется некое «пустое пространство». Люди инстинктивно обтекали меня чуть на большем расстоянии, чем обычно.

Я списала это на паранойю, о которой говорил Закревский. Выйдя на площадь, я нарочно двинулась в сторону универмага «Московский», чтобы смешаться с толпой и проверить свои ощущения. Обычная суета, спешащие люди, туристы. Я остановилась у большой витрины магазина, делая вид, что разглядываю манекены. И в ее темном стекле я увидела его. Мужчина. Невысокий, крепко сбитый, в черной кожаной куртке. Он не смотрел на меня. Он смотрел в свой телефон, но стоял под неестественным углом, так, чтобы я оставалась в поле его зрения.

Сердце пропустило удар. Я резко развернулась и пошла обратно, к метро. Спустилась на станцию, дождалась поезда. В вагон зашла в последний момент, прямо перед закрытием дверей. В отражении окна на той стороне вагона я снова увидела его. Он не успел зайти. Он остался на платформе, спокойно глядя на отъезжающий поезд. И он не выглядел расстроенным. Он выглядел как человек, который просто зафиксировал направление и передал его кому-то еще.

Паника начала подступать к горлу. Я вышла на следующей станции, перешла на другую линию, сделала еще одну пересадку. Я петляла по городу, как заяц, пытаясь запутать следы. Мне казалось, что каждый второй прохожий смотрит на меня. Каждая машина, которая ехала за мной дольше одного квартала, казалась машиной слежки.

Наконец, решив, что оторвалась, взяла такси и назвала адрес в нескольких кварталах от бабушкиного дома. Вышла, дворами, постоянно оглядываясь, добралась до своего подъезда. Руки дрожали так, что я с трудом вставила ключ в замок.

Я вошла в квартиру и заперла дверь на все замки. Бросила сумку на пол. Я была дома. В безопасности. Но чувства безопасности не было. Я подошла к окну и осторожно, из-за занавески, посмотрела вниз, на улицу.

На противоположной стороне, у дерева, стояла неприметная темная машина. В ней сидели двое. Они не смотрели на мои окна. Они просто были там. Ждали.

Теперь я поняла их план. Они не собирались нападать. Они не вламывались в квартиру. Они делали нечто гораздо более жестокое. Они превратили мою крепость в аквариум. Они не отрезали мне пути к отступлению. Они просто показывали, что знают каждый мой шаг. Что я под колпаком. Каждую минуту. Каждую секунду.

Телефон в кармане завибрировал. Это был Закревский.

— Елена Викторовна, как все прошло?

— Они знают, — прошептала я, не отрывая взгляда от машины внизу. — Они вели меня от самого вокзала. Они сейчас стоят под окнами.

— Вы уверены? — в голосе адвоката проступили стальные нотки.

— Абсолютно. Это профессионалы.

В трубке на несколько секунд повисла тишина. Юрист думал.

— Это хорошо, — неожиданно произнес он.

— Хорошо?! — я не поверила своим ушам. — Лев Борисович, они знают, где я! Мое убежище раскрыто!

— Я не сказал, что это приятно. Я сказал, что это хорошо. Это значит, что мы попали в самую больную точку. Марк испугался. Испугался настолько, что привлек людей Тарасова для слежки. Он перешел от юридических игр к бандитским методам. А это признак слабости и отчаяния.

— Но что мне делать? — мой голос невольно дрогнул. — Я не могу здесь оставаться.

— И не надо, — его голос стал стальным. — План «Б». Вы знаете, что делать. Тревожная сумка, ноутбук, папка, которую вы забрали. Старый ноут форматнуть. Ничего лишнего. Уходите, как будете готовы. Вы говорили, что в доме есть черный ход…

Глава 11 и 12

Глава 11

Следующие несколько дней превратились в серое, вязкое болото. Новая конспиративная квартира, поначалу казавшаяся спасением, быстро стала моей персональной тюрьмой. Четыре голые стены, безликая мебель и окно, выходящее на унылую панельную застройку. Из этого окна я видела только кусочек неба и чужие, безразличные жизни. Моей же жизнью стал экран ноутбука и огромные листы ватмана на стене, превратившиеся в пугающую карту-паутину.

Задача, которую поставил Закревский: найти личную связь между Громовым и Тарасовым – оказалась на порядок сложнее, чем я думала. Это было не похоже на анализ чертежей, где все подчинено логике и законам физики. Здесь я столкнулась с человеческим фактором, с миром тайных договоренностей и скрытых привычек.

Я перерыла все, что могла. Социальные сети их жён, детей, дальних родственников. Я искала любую, даже самую тонкую ниточку, которая могла бы их связывать. Финансовые отчеты их старых, давно закрытых фирм. Форумы по интересам: охота, рыбалка, дорогие часы. Ничего. Абсолютно ничего. Эти два человека, Громов и Тарасов, существовали в параллельных вселенных. Один – лощеный финансовый директор, семьянин, завсегдатай дорогих ресторанов. Другой – призрак из девяностых, человек без цифрового следа, чье имя всплывало лишь в криминальных хрониках пятнадцатилетней давности.

С каждым днем во мне росло и крепло отчаяние, смешанное с глухой, бессильной яростью. Я почти перестала спать, существуя на крепком кофе и адреналине. Я снова и снова прокручивала в голове их схему, ища изъян, но видела лишь собственное бессилие. Я чувствовала, как холодный расчет, который я пыталась в себе культивировать, уступает место иррациональной ненависти. Мне хотелось не просто разоблачить их. Мне хотелось причинить им боль. Такую же, какую они причинили мне. Я начала думать о том, как можно надавить на их жен, во что бы то ни стало найти компромат на их детей. Я понимала, что эти мысли уводят меня на их территорию, на темную сторону, но остановиться уже не могла.

В один из таких вечеров ко мне заехал Закревский с пакетом продуктов. Он молча посмотрел на новые, хаотичные записи на стене, на мой лихорадочный блеск в глазах, на десятки пустых чашек из-под кофе на столе.

— Так вы сгорите, Елена Викторовна, — тихо сказал он, ставя пакет на пол. — Вы воюете с огнем, пытаясь превратиться в пламя еще большего размера. Это путь в никуда.

— А какой у меня есть путь? — сорвалась я. — Я в тупике! Между ними нет ничего общего! Это стена!

Он подошел к столу, достал из своего вечного портфеля небольшую плоскую фляжку и две металлические стопки. Плеснул в обе янтарную жидкость.

— Сядьте, — приказал он. — Я расскажу вам одну историю. Про одно дело, которое я проиграл. Возможно, самое важное дело в своей жизни.

Я неохотно села. Он протянул мне стопку.

— Мне было чуть больше, чем вам сейчас. Конец девяностых. Время было дикое, воздух пах шальными деньгами и кровью. Ко мне пришел парень. Звали его Кирилл. Гений, настоящий самородок. Он в свои двадцать пять лет в подвале какого-то НИИ написал программу, которая могла перевернуть мир спутниковой навигации. Он был не от мира сего – горел идеей, верил в науку, в прогресс. А в его идею поверил другой человек. Вадим Градов. Один из тех, кто вовремя понял, что малиновые пиджаки пора менять на Brioni. Хищник, который чуял запах больших денег за километр.

Закревский сделал глоток. Его лицо стало жестким от воспоминаний.

— Градов предложил Кириллу «партнерство». Инвестиции, лабораторию, лучших людей. Кирилл был на седьмом небе от счастья. Он подписал все бумаги, не глядя, передал Градову все исходные коды, все свои наработки. А через год Градов вышвырнул его из собственной компании, обвинив в пьянстве и срыве сроков. Патент на технологию уже был оформлен на оффшорную фирму Градова. Кирилл остался ни с чем. С разбитой мечтой и повесткой в суд по иску о «нанесении ущерба деловой репутации». Тогда он и пришел ко мне.

— Я возненавидел Градова так, как не ненавидел никого в жизни, — продолжил Закревский, глядя в одну точку. — Для меня это стало личным крестовым походом. Я видел в нем воплощение всего того гнусного, что принесли с собой девяностые. Я видел в нем убийцу мечты. Я бросился в бой, как безумец. Я писал жалобы в прокуратуру, выступал на телевидении, ловил его у офиса и кричал ему в лицо, что он вор. Я сделал эту войну своей личной вендеттой.

Он замолчал, и тишина на кухне стала тяжелой.

— И я проиграл. Вчистую. Пока я брызгал слюной и сотрясал воздух, дорогие юристы Градова тихо и методично делали свою работу. Они представили суду справки от врачей о «нестабильном психическом состоянии» Кирилла. Привели «свидетелей», которые рассказывали о его «запоях». Мои эмоциональные выступления они использовали как доказательство моей предвзятости. Они превратили меня в глазах судьи из защитника в такого же сумасшедшего, как и мой клиент. Они не воевали со мной. Они просто разбирали мою позицию по кирпичику, пока она не рассыпалась.

Он допил свой коньяк.

— Кирилл этого не выдержал. Он действительно начал пить. По-настоящему. Через три года его нашли мертвым в его же квартире. Инсульт. А Градов продал его технологию американской корпорации и сейчас владеет гольф-клубами в Испании.

Я сидела, оцепенев. Эта история была не про чужое прошлое. Она была про мое будущее.

— В тот день я понял главный урок, — сказал Закревский, поднимая на меня свои уставшие, мудрые глаза. — Я проиграл, потому что я ненавидел Градова. А ненависть – это плохой навигатор. Она сужает зрение до одной точки – до объекта ненависти. Она заставляет биться лбом в стену, вместо того чтобы искать в ней скрытую дверь. Нельзя победить систему, пытаясь ее перекричать. Ее можно только взломать. Холодно, без эмоций, найдя ее уязвимость. Не нужно ненавидеть Марка Захарова. Нужно презирать ту конструкцию, которую он построил. И разбирать ее так же методично, как вы бы разбирали проект здания, приговоренного к сносу.

Глава 13 и 14

Глава 13

Даже зная, где искать, я потратила на это почти три дня. Три дня методичного, почти безумного анализа. Я изучала не только финансы, но и жизнь. Я нашла всё: где жена Громова делает маникюр, в какую школу ходят его дети, каким рейсом они летали в отпуск в Турцию. Я нашла два старых интервью Тарасова, где он упоминал свою любовь к кубинским сигарам. Я создала на стене отдельный плакат, посвященный сигарному клубу «Джентльменъ». Я знала его меню, винную карту и имена всех официантов. Я стала экспертом по этому месту, ни разу в нем не побывав.

И я нашла то, что искала. Небольшую заметку в светской хронике двухлетней давности. Ежегодный благотворительный аукцион. И среди гостей, за одним столом, сидели и Станислав Громов с женой, и Руслан Тарасов. Это не было доказательством их преступной связи, но это было доказательством их знакомства в неформальной обстановке. Они вращались в одних кругах. Дышали одним воздухом. Этого было достаточно.

В пятницу вечером Закревский позвонил сам. В его голосе чувствовалось сдержанное возбуждение.

— Наш фрукт созрел, — сказал он без предисловий. — Сегодня днем мне позвонил один адвокат-посредник. Из тех, кто специализируется на «решении деликатных вопросов». Зовут его Борис Невзоров, скользкий тип, но в своих кругах уважаемый. Сказал, что его клиент, чьи интересы «случайно совпали» с интересами моего оппонента, хотел бы обсудить пути выхода из «общей зоны турбулентности».

— Тарасов, — выдохнула я.

— Он самый. Я сделал вид, что не понял, о ком речь. Невзоров намекнул, что его клиент обеспокоен излишним вниманием со стороны фискальных органов к его второстепенным активам. Пожар, который мы разожгли, начал его подпекать.

— Когда встреча?

— Завтра в час дня. В переговорной в отеле «Балчуг». Он придет с Невзоровым. Я тоже пойду один. Вы остаетесь здесь и ждете моего звонка. Телефон держите при себе. Если он начнет вилять, мне может понадобиться деталь из вашего досье на него, чтобы вернуть разговор в нужное русло.

Ночь перед этой встречей была самой длинной. На кону стояло все. Если Закревскому удастся его сломать, мы получим наш «мост». Если Тарасов просто пытается прощупать нас или, что хуже, устроить ловушку – мы теряем все. Я сидела у ноутбука, обновив все найденные на Тарасова и Громова файлы, готовая в любую секунду ответить на звонок Закревского и предоставить любую деталь. Час дня прошел. Два. Три. Телефон молчал. В четыре часа, когда я уже была на грани паники, раздался звонок.

— Все в порядке, — голос Закревского был уставшим, но довольным. — Переговоры были… интересными. Я у него. Пакет с «подарками» будет у вас через час. Курьер оставит у двери.

— Он согласился?

— У него не было выбора.

Позже, когда мы сидели на кухне конспиративной квартиры и разбирали принесенные курьером документы, Закревский рассказал мне подробности.

Встреча проходила в атмосфере ледяной вежливости. Тарасов, одетый в дорогой костюм, держался уверенно, пытался давить, говорил о «недоразумениях» и «ошибках». Закревский терпеливо слушал. А потом просто положил на стол распечатку той фотографии с благотворительного аукциона.

«Вас со Станиславом Громовым связывает давняя дружба?» — спросил он.

Тарасов, по словам Закревского, изменился в лице, но попытался отшутиться. Сказал, что в Москве все со всеми знакомы.

Тогда Закревский положил на стол второй лист. Это был план зала сигарного клуба «Джентльменъ».

«А в этом клубе вы тоже просто пересекаетесь? Раз в месяц, по вторникам, в приватной комнате номер четыре?» — спросил адвокат.

Именно в этот момент Тарасов понял, что мы знаем всё. Он понял, что его тайная жизнь перестала быть тайной. Закревский не угрожал. Он просто демонстрировал факты. Он показал, что мы знаем о нем больше, чем он думал. А потом он озвучил предложение.

— В обмен на то, что мы «забудем» про него, а его проблемы с налоговой испарятся так же внезапно, как и появились, он отдал мне все, что у него было на Марка, — закончил Закревский. — Он решил, что тонущий корабль Захарова для него опаснее, чем мы. Он предал своего «армейского друга» не моргнув глазом.

Это была победа. Оглушительная, полная.

На столе лежали ксерокопии банковских платежек, ясно показывающих переводы крупных сумм со счета ИП Громова на счет ООО «Фин-Стратегия». Вот он, наш мост. Рядом распечатки из защищенного мессенджера, где Тарасов и Громов в зашифрованной форме обсуждали «комиссионные», «транзит» и «благодарность для Главного». А вишенкой на торте была толстая папка с документами по другому проекту Марка: строительству торгового центра на юге Москвы. Судя по бумагам, там была использована точно такая же схема отмывания денег через того же Громова, но с другими подрядчиками. Это доказывало, что их афера была не разовой акцией, а отлаженной системой.

Я смотрела на эти бумаги, и эйфория от успеха начала смешиваться с недоумением. Я подняла глаза на Закревского, который спокойно пил чай.

— Лев Борисович, я не понимаю одного… — начала я. — Здесь же доказательства и его вины. Он отмывал деньги, он прямой соучастник. Зачем ему отдавать нам это? Зачем сажать себя в тюрьму вместе с Марком?

Закревский поставил чашку и посмотрел на меня с хитрецой, как учитель на способного, но наивного ученика.

Глава 15 и 16

Глава 15

После иска Ольги о разглашении коммерческой тайны мы с Закревским оказались в юридическом тупике. Наш главный козырь — мой цифровой архив — грозил превратиться в главную улику против меня. Любая информация, извлеченная из него, могла быть оспорена в суде как недопустимое доказательство.

Мы сидели на кухне конспиративной квартиры, и воздух был тяжелым от напряжения. За окном моросил мелкий дождь, превращая октябрьский день в серую, унылую массу. Погода как будто отражала наше настроение.

— Она умна, ваша бывшая подруга, — сказал Закревский, изучая копию иска. — Очень умна. Посмотрите, как изящно сформулированы обвинения. Она не утверждает прямо, что документы в вашем архиве — подделка. Она ставит под сомнение ваше право ими владеть. И если ей удастся убедить суд в том, что архив получен незаконно, то неважно, что в нем лежит, хоть компромат на самого президента. Недопустимые доказательства исключаются из дела без рассмотрения по существу.

— Но это мой архив! Я собирала его годами! Это результат моей работы!

— Это вам придется доказывать в суде, — Закревский снял очки и устало потер переносицу. — А они будут тянуть этот процесс месяцами, создавая процедурные препятствия. Пока мы будем доказывать ваше право на архив, основное дело о мошенничестве может развалиться без наших ключевых доказательств.

Он встал и начал ходить по маленькой кухне.

— Понимаете, в чем их расчет? Создать правовую неопределенность. Следователь Белов не сможет использовать наши материалы, пока судебный спор не разрешится. А судебный спор может длиться полгода, год. За это время свидетели могут передумать, документы «потеряться», а общественное мнение полностью склониться в их сторону.

Закревский остановился, и посмотрел на унылую картину за окном.

— Более того, они могут использовать этот иск для дискредитации всего нашего дела. Будут утверждать, что мы действуем незаконными методами, что наши доказательства получены путем «компьютерного взлома» и «промышленного шпионажа». В глазах общественности мы из жертв превратимся в нарушителей закона.

Я сидела молча, осознавая всю глубину ловушки, в которую нас загнала Ольга. Она била не в лоб, а искала уязвимые места в нашей юридической конструкции. И нашла их.

— Но у нас есть одно преимущество, — продолжил адвокат, поворачиваясь ко мне. — Они не знают точно, что у нас есть. Они наносят превентивный удар, пытаясь обезвредить угрозу, с неизвестным для них масштабом. А значит, мы можем использовать их собственную агрессию против них.

— Как?

— Повторюсь: нам нужен специалист, — юрист решительно сам себе кивнул. — Но необычный IT-эксперт. Нам необходим человек, способный работать в серой зоне, понимающий не только технологии, но и юридические нюансы. Который сможет доказать нашу правоту формально безупречным способом. Вчера я не нашел нужную книжку с номером, поеду сегодня на дачу, может, отвёз туда. Ждите меня вечером.

Юрист коротко попрощался и уехал. Я допила кофе, не чувствуя вкуса, походила туда-сюда по практически пустой квартире, после села за документы, но никак не могла сосредоточиться, глаза сами собой закрывались, явно сказывался многодневный недосып. В итоге я сдалась и прилегла. Как уснула не заметила.

Разбудил стук в дверь, а после ключ провернулся в скважине. Я села и потерла глаза.

Закревский шагнул в прихожую и, улыбнувшись, победно вскинул руку с зажатой в ней потрепанной записной книжкой.

Я же облегчённо выдохнула.

— Нашёл! — торжественно сказал он и, заперев за собой дверь, сел на стул, набрал номер на своём кнопочном телефоне.

— Леонид? Приветствую! Это Закревский… Да, я помню, что ты просил больше не беспокоить тебя… Ситуация критическая… Ага, прости великодушно… Спасибо! В общем, мне нужен художник… Нет, не тот, что с кистью. Юморист. Цифровой художник. Тот, что с клавиатурой… Да, именно такой.

Разговор был непродолжительным, в основном состоящим из пауз и односложных ответов Закревского. Когда он повесил трубку, на его лице было выражение сдержанного удовлетворения.

— Встреча завтра, в Ленинской библиотеке. Это условие спеца, которого мне предложили, только публичные места, только наличные.

— Вы с ним знакомы? — уточнила я.

— Слышал из надежных источников. И рад, что Леонид свяжет нас именно с ним. В общем, этот человек с весьма интересной биографией, — усмехнулся Закревский. — В девяностые работал в одной из спецслужб, занимался информационной безопасностью. Потом ушел в частный бизнес. Официально он консультант по кибербезопасности. Неофициально один из лучших в стране специалистов по цифровой криминалистике. Если кто-то и может доказать, что ваш архив создавался легально, то только он.

На следующий день мы встретились с этим загадочным спецом в почти пустом читальном зале библиотеки. Петр «Мерлин» Кравцов был полной противоположностью всем, кого я встречала в этой истории. О таких говорят «человек без возраста», ему могло быть и пятьдесят, и тридцать пять, худой, бледный, в растянутой черной толстовке с капюшоном. Он не смотрел в глаза и говорил отрывистыми, безразличными фразами.

Закревский кратко изложил суть дела. Мерлин слушал, равнодушно глядя в свой ноутбук, его длинные пальцы буквально порхали по клавиатуре.