Юля
…Белые розы, белые розы — беззащитны шипы.
Что с ними сделал снег и морозы, лед витрин голубых?
Люди украсят вами свой праздник лишь на несколько дней.
И оставляют вас умирать на белом холодном окне.
Выкручивая руль, я громко подпеваю одной из самых своих любимых песен. Настроение — огонь! В Питере в кои-то веки жара, светит солнце, пахнет свежескошенной травой и летом. Оно в этом году особенно теплое! Сейчас середина июня, и я еду по оживленному Московскому проспекту, как раз возвращаясь с выставки цветов. А цветы — мое призвание!
Говорят, чтобы не страдать всю жизнь, нужно из своего хобби сделать профессию, и я знаю, что когда-нибудь так и будет. Я планирую открыть небольшой магазинчик цветов возле дома, конечно же, после того как рожу ребенка от самого потрясающего мужчины в своей жизни!
Конечно, мне особо не из кого выбирать. До Мирона в моей жизни был лишь один…кхм, парень? Да, Димка был ближе к «парню», когда мы с ним в школе начали встречаться, но это, конечно же, не переросло ни во что серьезное. После школы мы попытались какое-то время сохранить наши отношения, но обучались в разных вузах, на разных концах Москвы, ну и, очевидно, нам было не до этого. Пути разошлись — звучит, пожалуй, очень уж эпично для разговора двух юных «подростков», после очередного свидания, когда говорить-то особо было не о чем. В общем, мы расстались на доброй ноте. Можно сказать, друзьями. Иногда я вспоминаю о нем, думаю, а как там у него дела? Но в основном просто благодарю его за все и отпускаю. Однажды зашла на его страницу в социальной сети случайно, так у него двое детей и жена, которая, вразрез со всеобщим мнением, о том, что мужчина во всех ищет свою первую любовь, на меня совсем не похожа. Я — метр с кепкой, как меня ласково называет супруг: моя полтарашечка. На голове дерзкое каре из светлых волос, а еще округлые бедра и большая грудь. Его жена — полная моя противоположность. Она, как это модно говорить, модель, а по факту высокая, статная девушка с длинными, темными волосами и аристократическим выражением лица.
Мда…мне, вечной хохотушке, до таких дам далеко, но я и не стремлюсь. Димка теперь «большой человек», политик. Ему такая рядом нужна.
От этой мысли морщусь, но, разумеется, не из-за ревности. Просто мой супруг тоже «большой начальник», и иногда мне страшно, что я рядом с ним совсем не смотрюсь.
Но об этом я быстро забываю, когда смотрю в его синие, как море, глаза.
Космос Мирон Юрьевич.
Звучит, да?
Мой самый сексуальный, сильный, умный. Лучший.
Мы познакомились совершенно небанально. То есть, вот совершенно небанально, понимаете?!
Четыре года назад, я приехала в Петербург на конференцию. Тогда я еще училась, меня отправили от университета. В этом нет ничего удивительного. Я люблю, конечно, посмеяться, и меня всегда называли все вокруг «зажигалочкой», но что касается дела — там я чисто профи. То есть, никаких шуточек, все серьезно. Архитектор — это вообще серьезная профессия, конечно. Она не прощает ошибок. Так мой папа — почтенный профессор вуза и хозяин своей фирмы, — всегда говорит. И я с ним солидарна. По крайней мере, в этом вопросе…
Но сейчас не об этом.
А о чем?
Ах да. Мой муж. Наше знакомство.
Из груди рвется смешок, когда я перестраиваюсь в левый ряд, который двигается по обыкновению быстрее, но это действительно достаточно забавная история. Я приехала на конференцию не одна, а в компании еще пары студентов, где мы все должны были читать доклады. Среди них был парень, звали его Сережа, и он проявлял ко мне слишком уж пылкие чувства. В смысле, не приставал, конечно, а был чрезмерно навязчивым.
В то дождливое утро, когда я наконец-то попала к гостинице, где и должно было состояться мероприятие, только выйдя из такси, сразу приметила его рыжую макушку. Настроение было ни к черту. В который раз я поссорилась с папой, поэтому отмахиваться от ухажеров мне совсем не хотелось, и тогда, не найдя ничего лучше, я просто юркнула за рядом стоящую машину.
То есть, танк.
Нет, все-таки машину.
Хотя нет. Все же танк.
Это был огромный внедорожник, тонированный наглухо. За ним меня точно никто не заметил бы, а я вот могла позволить себе выглянуть и контролировать, как Сережа блаженно курит и выдыхает дым в небо, стреляя при этом глазками. Он явно кого-то высматривал, а по ползущим мурашкам, неприятно покусывающим кожу, я сразу поняла, что меня.
Черт.
Хотелось закатить глаза, а еще послать его так далеко, чтобы больше никогда не видеть, но мы же все помнил: никаких шуток на работе, а значит, никаких выяснений отношений. Даже сомнительных. Может быть, потом? Да, потом я абсолютно это и собиралась сделать, но только не сейчас, когда надо еще читать речь, показывать презентацию и краснеть на глазах у толпы.
Публичные выступления я не любила, что тогда, что сейчас.
Что касается Мирона? Оказалось, как в дурных анекдотах, он сидел в машине и видел все мои манипуляции. Они ему, очевидно, не понравились. Я не виню! Внезапно появляется какая-то девчонка и крутится рядом с его машиной. Он открыл окно и покричал — она его проигнорировала. В свое оправдание скажу, что я сидела так низко, а машина была такой большой, что я просто не услышала, но тогда объяснять не было времени.
Мирон вышел, обошел свою машину и подошел ко мне сзади, откашлялся и холодно процедил.
- Вам чем-то помочь?
Меня не устроил ни его тон, ни его взгляд. Он показался хамоватым, слишком важным и вообще…грубым каким-то. Холодным, как скала.
В общем, мы немного покусались. Потом я узнаю, конечно, что его утро тоже не задалось. Он расстался с девушкой, которая ожидала от него кольца и слишком сильно давила, а из-за ее истерики он пропустил важные переговоры. Сорвалась сделка. Так что да, Мирон был не в духе.
Мы сошлись в одной точке.
Юля
Я чувствую — горю. Моя кожа вспыхивает, но не из-за жаркой погода, а из-за того, как внутри груди медленно тлеют угли.
Клянусь, я чувствую, что он скажет что-то плохое.
Смотрю на него. Так хочу найти в родных глазах хотя бы огонек надежды, что это не будет фатально, но…не получается. Мир — скала.
Он смотрит на меня, не мигая и не отворачиваясь. Он не дает мне продыха. Он не дает мне шанса.
Вкручивая свои потемневшие глаза мне в душу, как два ржавых, грязных гвоздя, Мир не жалеет и не щадит. Я хорошо знаю своего любимого человека, поэтому прекрасно понимаю, что этот взгляд означает. Я уже видела этот взгляд. Обычно он смотрит так на своих сотрудников, которые где-то косякнули и здорово так пролетели, вследствие чего он потерял деньги. Но…почему этот взгляд теперь предназначается мне? Разве это нормально? Я же не подчиненный. Я жена! Твоя жена! Очнись!
Так и чешутся руки встать, схватить за его наглаженную мной же рубашку, встряхнуть и потребовать! Прекратить! Немедленно!
Пожалуйста, остановись…
Но это не сработает. Сердце чувствует, что Мир уже принял какое-то решение. Оно чувствует, что решение это перевернет всю мою жизнь. Оно уже знает, что ничего не будет так, как было раньше…а я зачем-то сопротивляюсь.
Отодвигаю мысли подальше и цепляюсь за надежду под названием «показалось».
Да! Мне просто показалось! Все нормально! Мир сейчас объявит об очередной командировке, все будет хорошо! Юля, все будет хорошо…
Прикрываю глаза, беру высокий бокал с водой, делаю жадный глоток. Потом киваю. Все-таки мне придется это сделать, я сбежать не смогу. Одно только радует — все то время, пока я собираюсь с силой и ищу свою отвагу принять любые слова и поступки, Мир молчит.
Он просто ждет, пока я буду готова, и, наверно, спасибо? За этот короткий миг, пока все еще не навернулось в тартарары.
- Говори.
- Я много думал о наших отношениях, - начинает он издалека, а мое сердце резко останавливается, будто спотыкается о собственный ритм и летит мордой в пол.
Вздрагиваю, словно оно действительно упало и переломало себе половину лицевых костей.
- Мир, я не понимаю… - шепчу хрипло, в надежде как-то затормозить неминуемое.
Но неминуемое потому и называется так: его не миновать. Мир откашливается, потирая шею, смотрит куда-то вдаль, а потом резко возвращается ко мне и чеканит.
- Я считаю, что пора посмотреть правде в глаза. У нас ничего не получается, и я вижу только один выход из ситуации — развестись.
Его слова похожи на колокол, как если бы я рядом стояла прямо во время «бойни». Они пронизывают каждую мою молекулу, разрушают нейроны, причинно-следственные связи тоже горят синим огнем.
Я не могу дышать.
Замираю, боясь даже пошевелиться, чтобы ненароком не схлопотать осознания: все происходит взаправду. Это не сон. Это явь.
Мой муж только что предложил мне расстаться. Даже не так! Непросто разъехаться ненадолго, чтобы что-то понять. Он предложил порвать наши отношения навсегда.
Он предложил развод.
К такому, если честно, я не была готова совсем. Подозревала, что он действительно мог бы предложить нам пожить недолго порознь: мы часто ссоримся из-за его командировок, они меня доводят до состояния полной разрухи.
Я часто плачу.
Каждый раз не хочу его отпускать; потом много звоню и пишу. Но я скучаю…разве это плохо? И разве из-за этого надо разводиться?…
Часто-часто моргаю.
Во-первых, я правда пытаюсь уложить в голове услышанное. Во-вторых, конечно, пытаюсь не разрыдаться. Хотя очень хочется. Очень-очень хочется. Уже чувствую, как слезы противно показывают в носу, ища естественный выход, а из-за того, что я сдерживаюсь — мне перебивает горло. Его давит и дерет.
А что внутри меня? Это абсолютный обрыв.
Так больно, что я на кончиках пальцев чувствую пульсацию и отголоски. Представляете?! У меня даже ногти болят от этого удара…
Не сразу замечаю, как подходит официантка. Она ставит красивые, большие тарелки с шикарными блюдами, но от их запаха меня тошнит. Я вряд ли буду это есть, да вообще что-то. В моменте мне кажется, что я никогда не смогу есть в принципе…
Господи, это шутка?…пожалуйста, пусть это будет шутка…
- Мир…ты же несерьезно, да? - выдыхаю, нервно усмехаясь, - Скажи, что ты шутишь!
Перехожу на повышенный тон. Несмотря на то, что секунду назад из меня рвался смешок, никакого веселья я не испытываю.
Мне бесконечно больно, и я цепляюсь изо всех сил за…возможность обернуть время вспять. Притвориться.
Пожалуйста, просто скажи, что ты неудачно пошутил…
- Во-первых, не ори. На нас все смотрят…
- Это тебя сейчас волнует?! - ударяю по столу ладонью, - Что на нас все смотрят?!
- Я сказал — успокойся, Юля. Или разговор будет окончен!
Он шпарит меня своим льдом, и я застываю. Открыв рот, онемев от такой наглости и черствости.
Как…как он может так? Будто...ему совершенно на меня наплевать?...
Мирон тихо вздыхает и, убедившись в моей покорности, кивает.
- Во-вторых, похоже, что я пошутил? Ты видишь на моих губах улыбку или слышишь смех?
Саркастично.
Эти его слова ранят снова. Ранят сильно. Они не жалеют меня, и он тоже не собирается. Взгляд продолжает балансировать между безразличием и каким-то…пренебрежением, от которого у меня сворачивает нутро.
Хочется умереть…
Еще больше хочется замотать головой и закричать! Это неправда! Нет! А потом сбежать…но я не могу пошевелиться. Смотрю на него, молчу и жду. А он ставит точку так, будто подмахивает очередной, не особо важный контракт.
- Я подаю на развод, Юля. Это не обсуждается.
Он достает сигарету, зажигает ее и выпускает дым, а для меня все, как в замедленной съемке происходит. Я так растеряна, что не могу…понять и половины происходящего.
Вот он спокойно кладет на стол какие-то бумаги, зажав сигарету зубами, делает еще одну глубокую затяжку, вот выдыхает, а для меня мир рушится…
Юля
Эти три дня были похожи на ад.
Время тянулось ужасно медленно, при этом словно летело слишком быстро вперед, безжалостно толкая меня к неизбежному концу.
Сначала у меня не было сил думать, лились только слезы, и я почти не встала с постели. Потом стены начали сильно давить. Оставаться в этой квартире стало невероятно сложно. Здесь все напоминало о нас.
Я шла на кухню и видела, как готовила завтрак, а потом Мир сажал меня к себе на колени и тихо шептал:
- Ты — все, что мне надо, Лютик…
Он называл меня «Лютик»…я его — Мир. "Космос" была даже не нашей общей фамилией, а всем тем, что было между нами. Она и была нами: безграничным космосом нежности, любви, доверия, радости и счастья.
Куда все это делось? Когда все это изменилось?
Я слонялась из угла в угол, пытаясь найти ответы на мучившие меня вопросы, но ничего не получалось. Да, у нас были проблемы, но в противовес этому у нас были планы. Мы хотели купить дом, завести ребенка… Да, меня не устраивали частые командировки, но, опять же, противопоставить этому могу свое терпение. Я же никогда не просила его бросить работу, которая так много для него значила. Я понимала. Каждому мужчине просто необходимо добиться успеха, где-то реализоваться, и я знаю. Знаю, черт возьми, что командировки — необходимость. Может быть, я просто слишком…сильно давила?
Эта мысль неожиданно заставляет меня остановиться и заглянуть назад. В обстоятельства, при которых мы познакомились.
Тогда он тоже расстался с девушкой из-за того, что она слишком сильно давила. Может быть, в моем случае дело в том же самом? Нет, нет, Юля, нет! Это бред! Это неправда! Ни одна женщина не будет относиться нормально к частым командировкам, в этом нет ничего удивительного!
Дело в чем-то другом…
И так каждый раз натыкаясь на «дело в чем-то другом», меня засасывало в бесконечную, дикую нервотрепку. Также как я слонялась из угла в угол нашей квартиры, где было столько воспоминаний, я также слонялась внутри своей черепной коробки, где этих воспоминаний было еще больше.
Пока не настал обед третьего дня.
Когда я слышу ключи, звенящие в замочной скважине, у меня внутри разрывается чувство свободного падения.
Я валюсь своим сердцем вниз. Туда, где его ждут только зубастые скалы…и ничего не могу с этим сделать. Сижу, сильно сжимая подол своего домашнего платья. Не могу дышать.
Мир кладет ключи аккуратно на тумбу, потом, не разуваясь, следует в гостиную. Он будто чувствует, что найдет меня именно здесь! И это дает такой мощный толчок надежды, что у меня пальцы начинают подрагивать.
Так и вижу. Он сейчас зайдет, опустится передо мной на колени, как прежде, и скажет:
- Лютик, я так сглупил. Прости меня.
И я прощу. Сейчас мне не до гордости. Я все готова отдать, лишь бы изменить ситуацию, но когда я поднимаю глаза — его лицо не выражает ничего.
Ноль. Пустота. Глухое, немое безразличие…
- Ты подписала документы? - звучит тихое, холодное, отчего сердце мое сильнее только сжимается.
Я молчу. Смотрю на него и думаю: это действительно все, что тебя волнует? Вот так просто: ты подписала документы? И все, да? Мы же друг друга так любили, куда все это делось?…
- Юля, - вздыхает он, - У меня совершенно нет времени. Ответь на вопрос, не усложняй.
- Нет.
На этот раз его вздох звучит еще громче, и я буквально слышу в его нотках тихий, недовольный цык. Он его, конечно, не позволяет себе, но я знаю Мира наизусть, поэтому да, слышу.
Можешь от меня не прятать свое раздражение. Уже не нужно, полагаю?
- Видимо, не усложнять ты не можешь априори, да?
Неприятный сарказм, пренебрежение бьют меня наотмашь. Я еще не привыкла, что мой любимый мужчина вдруг стал таким отстраненным, поэтому в первое мгновение ловлю шок. Опять теряюсь. И не понимаю…
- Я не понимаю…как ты так можешь? - шепчу тихо, Мир хмыкает и проходит в комнату, а потом присаживается на диван с другой от меня стороны.
Забавно, но документы о разводе теперь лежат ровно посередине. Между нами. Раньше между нами ничего не лежало, а сейчас…ну, вот так.
Пока я пытаюсь это осознать, гипнотизирую бумаги, которые бросила на журнальный столик сразу по возвращению, Мир закидывает нога на ногу и достает сигарету.
- Не кури здесь, - морщусь на автомате, за что сразу получаю по рукам.
- Это мой дом, Юля. Ты здесь больше не устанавливаешь правил.
Пытаюсь найти в его словах какой-то подтекст. Хоть что-то! Может быть, ненависть? Недовольство? Разочарование? Боль? Мне так отчаянно хочется верить, что кто-то ему наговорил обо мне чего-то плохого, и да! Это больно, раз он поверил и пошел на такие радикальные меры, но это хотя бы можно исправить. Я бы ему даже такое предательство простила, однако…нет в его глазах ничего, за что я могла бы зацепиться.
Как и прежде, в них лишь глухая стена, пока в моей груди не прекращаются танцы на костях.
Господи, как же это больно…
Прикрываю глаза, делаю медленный вдох «по чуть-чуть». Надеюсь, что станет легче, только надеюсь я, конечно же, зря. Наверно, мне когда-нибудь станет легче, ведь время лечит, да? Но боюсь, что ждать этого момента я буду очень долго.
- Юля, я опаздываю на само…
- Я хочу знать…почему? - хрипло, тихо шепчу, Мир спокойно выдыхает дым.
- Почему «что»?
Ненавижу!
Я вспыхиваю от этого вопроса моментально просто! Резко перевожу на него взгляд, но Мир встречает меня даже сейчас прохладно. Он словно отсекает все желание копаться в причинах нашего развода, только я иду в противовес и спрашиваю:
- Почему ты хочешь развестись?
Тупо назло.
Я не знаю, откуда у меня берется такое ощущение? Словно он хочет побыстрее свернуть неприятный разговор и улететь в светлое будущее, а я не позволю! Не позволю разбить мое сердце и уйти безнаказанным! Просто промолчать!
- Если уж ты делаешь все это, я хочу знать причину.
- Мы почти разведены, Юля. Твои желания для меня больше не в приоритете.
Юля
Если кто-то и видел меня в следующие пару дней, они точно сочли меня сумасшедшей. Наверно, я ей и была, вдруг воспылав ко всему лютой, жгучей ненавистью.
Стены вокруг меня давили; дом, в котором я жила почти четыре года, вызывал желание обвалить его к чертовой бабушке, чтоб обломки потонули в одном из рукавов Невы. Мирон Юрьевич очень гордится этой квартирой: первая, крупная покупка, как никак! Еще бы он согласился ее делить. Ни за что на свете! Это ведь больше, чем просто квартира. Это доказательство того, что он чего-то достиг.
Козел.
Господи, как же я его ненавижу…
Чем дольше нахожусь в этом доме, тем сильнее у меня возникает желание взять и испортить, поджечь, разрушить! Все что угодно, лишь бы причинить ему такую же боль, как он причинил мне.
Конечно, едва ли я смогу доставить ему даже крошечное волнение…да и не стану я. Во-первых, если выкину что-то подобное, Мирон Юрьевич, чего доброго, в суд побежит, а это означает лишь одно: нам снова придется встретиться. Возможно, не один раз. Во-вторых, мне кажется, что это как-то унизительно. Понимаете? Быть мелкой, мстительной бабой я не хочу. Это все равно что пойти к какой-нибудь ведьме и сделать приворот! Нет уж, увольте. Я и без того слишком много унижалась, упрашивая его поговорить, остаться, решить, исправить, изменить — хватит! Я просто хочу убраться отсюда как можно быстрее.
Поэтому, да. Я выгляжу, наверно, как сумасшедшая, но что успокаивает — я, без сомнения, создаю впечатление сильной женщины. Это, конечно, далеко не так. Глубоко внутри я больше похожа на жителя дальнего севера, который мысленно прощается с солнцем перед долгой, холодной ночью, что длится целый месяц. Но это внутри. Снаружи я — сильная, потому что больше не плачу. Знаю, что буду, но уже не здесь. Вместо рыданий я будто лишаюсь чувств вовсе, словно сама себе сделала наркоз. Истерично собираю абсолютно все вещи в огромные мусорные пакеты, а потом выношу их на помойку. Я не собираюсь вести их с собой, в них слишком много воспоминаний. Тем более, я знаю, что каждого платья, каждой кофточки, пиджака, Мирон Юрьевич касался, и это меня убивает.
Я не хочу.
Я не готова.
Нет.
Вести с собой его частичку? А потом надевать и вспоминать, как он с меня эти вещи стаскивал в пылу страсти? Господи упаси мою душу. В какой-то момент, когда я вспоминаю, стоя между гардеробной и спальней, как он меня…так страстно, быстро, а потом…
Меня сейчас стошнит.
Я срываюсь с места и бегу в ванну, а там позволяю себе немного поплакать. На самом дне своей жизни, в худший ее момент.
- Я люблю тебя, моя девочка. Я так тебя люблю…
Его голос, как будто назло, опускает меня еще ниже, и тут два варианта. Либо я позволю себе рухнуть, но тогда едва ли смогу встать на ноги и через пять, и через десять лет. Либо я пересилю себя, заставлю подняться и продолжу сборы. Выбирай, так сказать. Решай, Юля. Ты позволишь ему? Он уже разбил твое сердце, но если ты не встанешь — он уничтожит тебя до основания. Сровняет с землей. Ты разве уже мало ему позволила? Когда будет «хватит»? Когда тебя вообще не станет?
Нет. Нет! Я не готова. Назло Мирону буду счастлива. Он ведь будет без меня. Со своей новой пассией, которая была настолько тупой, что поверила, будто он может кого-то любить, кроме себя. Как я когда-то.
Че-ерт, девочка. Посмотри правде в глаза, он же тебя даже не вспомнит, а ты позволишь ему на долгие годы оставить тебя на полу этой ванны? Умываться слезами? Или ты, чтоб тебя, поднимешь свою задницу с пола?!
Подниму. И не только задницу, а всю себя.
Я цепляюсь за дверной косяк и тянусь, встаю. Ноги ватные, тело будто онемело, но это пройдет.
Со мной все будет хорошо… а пока надо подумать о насущном.
На исходе третьих суток его квартира выглядит, как чистый лист. Здесь больше нет ни одного упоминания обо мне, как я и хотела. Ни одного пледика или самой глупой мелочи — я снесла все на своем пути, как торнадо сносит дома в мелкие щепки.
Я даже запаха своего не оставила, потому что он больше не имеет права даже на него.
А теперь, вот, стою в этих холодных стенах и не могу выйти за их предел. Что-то меня держит в этом чертоге. Наверно, те планы, которым не суждено было сбыться. Дети…мы хотели трех малюток. Мальчика, еще одного мальчика и маленькую девчушку, а получили кукиш. Но может, оно и к лучшему. С детьми такой фокус, как быстрый развод без личных встреч, было бы не провернуть, а видеть его морду я больше не хочу никогда.
Снимаю кольцо со своего пальца и оставляю его на кухонном столе. Здесь тоже темно и тускло, холодно, даже несмотря на солнечный свет, который бьется в голые окна, с которых я содрала свои занавески. Я слегка улыбаюсь. Знаете, мне видится в этом какой-то жестокий символизм: такой твоя жизнь без меня теперь и будет. Холодной, тусклой и одинокой. Кем бы она ни была — ты меня никогда не забудешь.
Я верю в бумеранг. Это и будет твоим наказанием.
Удачи.
Поднимаю с пола свой кожаный рюкзак, закидываю на плечо и ухожу из дома, где мечтала провести всю жизнь, чтобы никогда в жизни больше сюда не вернуться.
***
Когда я приехала домой, это стало большой неожиданностью для домашних.
Конечно, я им не сказала.
Хочется пошутить, что я хотела устроить «сюрприз», но едва ли кому-то будет смешно. Моя мама умерла давно. Я еще школу не закончила, когда ей поставили страшный диагноз, и через девять месяцев она буквально сгорела на глазах. У меня есть только папа и младший брат Артур, но они оба…скажем так, люди «привычки» и абсолютные обладатели «левого» полушария. Папа — инженер-архитектор с огромным стажем. Он преподает в университете, чтобы «учить» будущее поколение. И только. В смысле, в деньгах он не нуждается. Папа владеет крупной строительной компанией. Успешной достаточно, чтобы делать что-то «для души», а не из надобности. Мой брат Артур пошел по его стопам. Вообще, папа мечтал, чтобы я работала с ним, в его компании. Он хотел, чтобы когда-нибудь именно я возглавила его бизнес, потому что видел во мне «железную хватку», острый ум и талант.
Юля; два года спустя
Противный треск будильника заставляет распахнуть глаза очень не вовремя. Мне бы еще пять минуточек полежать, побыть там, в сладкой дреме, но я помню, что сегодня у меня важный день.
То есть не вариант валяться и плавать в розовых облаках.
Открываю глаза, издаю тихий, жалобный стон, но потом рывком откидываю одеяло и встаю. Если честно, вчера я легла очень поздно, поэтому сегодня у меня будет не только важный, но и сложный день. Сил придают грядущие свершения.
Наконец-то! Этот момент настал…
Господи, я так волнуюсь.
По-быстрому собираюсь. Сначала душ, потом я завтракаю наскоро, а уже опаздываю! Черт! Как это часто бывает, именно утром у нас всегда недостаточно времени.
Хорошо еще, что на работу мне не надо никуда ехать!
Как когда-то давно я мечтала, теперь у меня действительно есть магазин цветов, только не в моем доме, пройти надо совсем чуть-чуть. Я спускаюсь на первый этаж, выхожу на улицу и делаю несколько десятков шагов, перехожу дорогу на другую сторону Кутузовского проспекта, а уже снова дома…
Да, мой магазин — это мой второй дом. Я его просто обожаю! Помню, когда подбирала помещение, столько вариантов пересмотрела! Они все вроде и похожи, но ощущение в них во всех все равно разное, и только здесь я почувствовала тепло, которого мне так недоставало…
А потом звезды просто сошлись. Мне позвонили и предложили это помещение по очень вкусной цене. Как будто Вселенная просто взяла и сделал подарок! За все то, что я испытала…
Мне не нравится об этом вспоминать, но правда в том, что я…к сожалению, все еще помню. То обещание, данное папе и брату на нашей кухне, я сдержала исключительно…для вида. Это против моей воли, разумеется, но неделя растянулась на два года, просто сейчас ощущения немного притупились. Я смотрю назад без той дикой боли, но с той же грустью, сожалением и разочарованием.
А он идет дальше.
По прежнему его имя для меня — табу; я не произношу его ни про себя, ни вслух, но, к своему стыду, я знаю, что в его жизни все очень хорошо складывается. Когда М. развелся со мной, его карьера резко пошла в гору. В Германии он подписал потрясающий контракт, который дал ему старт и вытолкнул на новую вершину. Забавно, но мое разбитое вдребезги сердце помогло ему не просто обойти всех конкурентов, а стать на три головы выше! Поэтому да, думаю, он очень счастлив. Я запрещаю себе искать информацию о бывшем муже в сети, но иногда это тоже происходит. Обычно, когда наступает пора каких-то былых, важных дат, или просто…когда я слишком сильно скучаю. Не по нему. М. не тот мужчина, по которому я скучаю, клянусь, потому что он не тот мужчина, за которого я выходила замуж и которого я любила. Что-то в нем изменилось безвозвратно, хотя бы потому, что мой Мир и Космос никогда бы не сделал мне больно. А этот сделал.
Этот меня уничтожил.
В сети много его фотографий со светских приемов. Думаю, это теперь неотъемлемая часть его жизни. Папа всегда говорил, что за такие высоты ты платишь, но не деньгами. Достигая подобных берегов, у тебя безвозвратно отмирает другая часть жизни. Где нет побед, нет вечного соревнования и попыток что-то кому-то доказать, но она теплее, нужнее, важнее…обычно. Для всех обычных людей. Например, для моего папы.
Он так сильно любил нас, что сделал выбор в свое время. Говорит, это было несложно: машины, виллы и частные самолеты не наполнят твою душу, а опустошат ее. Если короче, его чаша весов перевесила в пользу семьи, и он остался в своем небольшом, но добротном прудике. А господину М. этого было недостаточно. Хотя может быть, он и вправду просто разлюбил меня? Так же тоже бывает. Раз, и нет чувств! Мне это понять сложно, ведь я до сих пор…нет, нет! Никогда в жизни не произнесу этих слов, да и, если так призадуматься, сложно ли это в действительности? Когда вокруг тебя так много красивых женщин? Судя по всему, он их теперь коллекционирует. На всех фотографиях, что я видела, М. стоял в компании разных женщин. При этом они все были одного типажа. Того же, что и жена моего первого парня Димки. Словно их всех сделали на одном заводе, чтобы они походили друг на друга, как роботы-инкубаторы. Это немного пугает, но какое мне дело? Я все равно в этот ровный ряд не вписываюсь, и, может быть по итогу, это тоже сыграло свою роль?
Такая жена, как я, то есть без губ и длинных ног, с парой лишних, по модельным параметрам, килограммов. Еще и посмеяться люблю…точнее, любила. После того как я вернулась в Москву, кажется, в моей груди тоже что-то умерло безвозвратно. Я больше не выражаю своих эмоций «ярко», да и почти не улыбаюсь. Не смеюсь заливисто. Это все осталось в Питере, а может быть, погибло в той недели, которая действительно по факту растянулась на два года.
Я больше не тот человек, каким была раньше.
Каждый день я чувствую ту самую борозду от якоря его измены. На дне моей души она тлеет, как подземные, вечные пожары, к которым не подступиться.
Я всегда ношу это с собой.
Так что, может быть, теперь я бы и подошла на роль его жены? Ведь я замерзла под жгучим ореолом его предательства и не могу согреться. Хотя нет. И снова я проскочила бы мимо, ведь господин М. любит блондинок, а я больше не блондинка.
Меня это не удручает.
Все женщины, которых я видела рядом с ним на снимках — это жгучие, красивые блондинки, а я после той «недели страдания», взяла и перекрасилась. Наверно, так делают многие. Мы, женщины, верим, что, отрезав волосы или изменив их цвет, в нашей жизни тоже наступят перемены, но, если честно, я это сделала по иным соображениям. Будто все, что могло бы его привлечь — теперь резало глаз, и я просто дышать не могла, пока от этого не избавлюсь!
И я избавилась.
Светлое, дерзкое каре сменилось темным шоколадом чуть ниже лопаток. Мои когда-то любимые, светлые платья — черными, агрессивными нарядами.
Я себя ту буквально вытравила из себя же. И да, наверно, это было ей наказание…за то, что поверила.