Глава 1

Первое января, утро нового года. Стою на кухне нашей квартиры в доме №3 в посёлке Новобалагуйка и пытаюсь устроить праздничный обед. Вокруг хаос – картонные коробки после генеральной уборки вперемешку с ёлочными игрушками, как будто Дед Мороз и грузчики устроили тут совместную вечеринку. А на столе передо мной – разделочная доска, устланная ярко-фиолетовыми кубиками варёной свёклы. Выглядит как место преступления, где жертвой стал невинный корнеплод.

Готовлю свой фирменный салат «селёдка под шубой». Кухня выглядит так, будто здесь взорвалась овощная бомба с таймером на «Новый год». Честное слово, если бы овощи могли подавать в суд, свёкла бы точно выиграла дело о моральном ущербе!

Отварная свёкла – эта коварная овощная террористка – окрасила всё вокруг с упорством начинающего маляра. Мои пальцы теперь выглядят так, будто я душила Барби. Разделочная доска превратилась в абстрактную картину «Малиновый закат над Новобалагуйкой». И даже Аркаша – наш зелёный попугай жако – не избежал свекольной атаки. Этот пернатый диверсант только что пытался стащить кусочек варёной морковки, пока я тянулась за майонезом (майонез – это вообще цемент русской кухни, без него всё развалится). Теперь пара пурпурных капель украшает кончик его крыла – выглядит как татуировка бунтаря.

Недовольный провалом операции «Морковка», Аркаша расхаживает по спинке стула, наклоняя голову то в одну сторону, то в другую. Прямо генерал-инспектор пернатого полка проверяет качество моей кулинарной самодеятельности.

– Гена, козёл! – неожиданно провозглашает он своим хрипловатым голосом, как диктор центрального телевидения.

Вот те на! Я вздрагиваю и роняю ложку прямо в миску с кубиками картошки. Шлёп! Картофельные брызги полетели во все стороны, как салют в честь правды. Потрясающе! Новый год едва начался, а мой попугай уже работает семейным психологом без лицензии, озвучивая диагнозы направо и налево.

По секрету скажу – вчера во время новогодней суеты я разок прикрикнула на мужа, назвав его... ну, сами слышали как. В моё оправдание: он тащил коробку с посудой после праздничного ужина, держа её вверх дном. Аркаша, этот пернатый диктофон с функцией автоповтора, теперь рад стараться транслировать это особенно громко и особенно тогда, когда не надо.

– Тихо, террорист крылатый! – шикаю я на проказника, косясь в сторону коридора.

Не хватало ещё, чтобы ничего не подозревающий муж узнал о моём мимолётном всплеске честности через цитаты говорящей улики. Хотя, если подумать, попугай просто озвучил то, что я думаю уже лет пять. Но вслух-то не скажешь – семья, дети, ипотека на тридцать лет... Это как сидеть в театре и громко комментировать бездарную игру актёров – вроде правда, но неприлично.

Перевожу дух и поднимаю ложку-предательницу. Продолжаю сборку салата – это как конструктор «Лего» для взрослых тёток: к картофелю добавляю кусочки солёной сельди (прости, рыбка, не повезло тебе – попала под новогоднюю раздачу), дальше пойдёт слой моркови и лука, и всё это будет щедро смазано майонезом. Классика жанра, понимаете ли.

В Питере, где я раньше жила до переезда сюда пятнадцать лет назад, мы каждый год готовили «шубу» на Новый год – традиция святая, как просмотр «Иронии судьбы» и вера в то, что с понедельника начнём новую жизнь. А переехав сюда, в глушь под Бологое (где, кстати, даже интернет думает, прежде чем загрузиться), я упрямо решила: пусть вокруг лес, снега по колено и ближайший супермаркет в Бологое в часе езды, но встречаем Новый год с селёдкой под шубой! Это вопрос принципа. Или упрямства. У женщин после сорока это одно и то же.

Запах сельди смешивается с ароматом варёных овощей, создавая тот самый новогодний парфюм «Советская ностальгия №5». На плите побулькивает кастрюля – оказывается, забыла вовремя сварить пару картофелин и теперь догоняю. Планирование у меня на уровне «авось да как-нибудь» – это не недостаток, это национальная черта!

Капли тёмно-красного свекольного сока украшают столешницу узорами, достойными Эрмитажа. Спешно вытираю их, пока не въелись навечно. Для полного счастья не хватает только, чтобы наш хомяк по кличке Шершень (не спрашивайте, дети назвали) вылез из клетки и оставил розовые свекольные следы по всей квартире. Получилась бы инсталляция «Хомяк-художник встречает Новый год».

Словно в ответ на мои мысли, из угла раздаётся лёгкое шуршание. Точно – Шершень проснулся и с упорством марафонца крутит своё колесо. Ритмичный скрип колесика дополняет утреннюю симфонию: бульканье кастрюли (первая скрипка), потрескивание батареи отопления (контрабас), и бормотание Аркаши, который, похоже, читает селёдке отходную молитву. У нас тут целый оркестр – дирижировать только некому, разве что мне, в фартуке с вишенками.

Наша квартира на четвёртом этаже пятиэтажки-хрущёвки – типовая, но обжитая. На стенах выцветшие обои в цветочек – прямо как в бабушкиной комнате, только бабушка хотя бы раз в десять лет переклеивала. После питерского шума здесь в Новобалагуйке относительно тихо: правда, есть соседская дрель в семь утра, и автомобильные гудки под окнами, и пьяные песни в три ночи от Славы-сантехника с пятого этажа. Плюс ветер завывает в трубе, как оперный певец на разогреве, да деревья во дворе скрипят на морозе, будто жалуются друг другу на радикулит.

И, конечно, наша домашняя живность подаёт голос, оживляя комнаты. Я невольно улыбаюсь: кажется, только попугай-сквернослов, хомяк-спортсмен да рыбки-молчуны сейчас и создают ощущение, что дом не пустой. Ну и я, конечно – хозяйка всего этого зоопарка, Марина Викторовна Лебедева, если кому интересно знать полное имя.

Жить в провинциальном посёлке после Питера – решение уровня «прыгнуть с парашютом, не умея летать». Но Геннадий Павлович, мой муж, уверил меня тогда, что так мы начнём всё заново. Спокойная жизнь на природе (читай: комары летом, сугробы зимой), свежий воздух (пахнет навозом с дачных участков за домом), никаких тебе пробок (зато трактор может перегородить единственную дорогу на Ленинградской). Он ведь программист-удалёнщик – может работать хоть с Марса. А я – учитель рисования в местной школе, тоже нашла себе занятие. Научила местных детишек акварели!

Глава 2

Если вам кажется, что в тихом провинциальном посёлке жизнь течёт мирно, как кефир из пакета – вы глубоко заблуждаетесь. Утром я отправилась в наш магазин «Уют» за хлебом, а получила полный выпуск новостей «Новобалагуйка-ТВ» в исполнении местного радио «ОБС» (одна баба сказала).

С порога меня окатила волна местных сплетен, словно я открыла не дверь, а шлюзы информационной плотины. Едва успела переступить порог, как добродушно-боевой голос продавщицы Галины прокатился между стеллажами, как шар для боулинга:

– Ой, здравствуйте, новенькая! Проходите, не стесняйтесь! Слыхали новость? На станции Бологое-Московское ящик импортного вина с поезда стащили – вот так Новый год начался! Представляете?!

Вот те на! Я, если честно, рассчитывала купить буханку хлеба и максимум услышать про скидки на молоко. А тут криминальная хроника в прямом эфире! Как будто я не в магазин зашла, а на съёмки программы «Дежурная часть».

Улыбаюсь нервно (улыбка получается кривая, как банан) и делаю шаг к прилавку:

– Какая ещё кража? Первый раз слышу...

Галина наклоняется ко мне, понижая голос почти до заговорщицкого шёпота, хотя вокруг ни души – видимо, для создания атмосферы:

– Пропажа, дорогуша! Целый ящик! Французское, представляете? – она загадочно цокает языком, как детектив, раскрывший преступление века. – Новый год – а у нас уже винные страсти кипят!

Потом резко переключается, как радиостанцию:

– Вы у нас недавно? Я всех в лицо знаю, как своих кур, а вас вот впервые вижу. Новосёлы, да? Откуда переехали? А мужа вашего как звать? Чем занимается? Дети есть? В доме №3 поселились, на четвёртом этаже?

Батюшки! Вид у неё такой любопытный, что я чувствую себя не покупателем, а подозреваемой на допросе. Ещё немного – и она достанет блокнот с ручкой! Хлеб в руках начинает крошиться от моего напряжения. Не хочется становиться звездой местного радио «Сплетня FM» с первым же визитом.

Отвечаю нарочно неопределённо, как политик на пресс-конференции:

– Муж – Геннадий Павлович... программист... Мы переехали перед самым Новым годом из Питера. Да, в доме №3, квартира 13.

«Из Питера!» – в глазах Галины загорается такой огонь, будто я сказала «с Марса». Она кивает, впитывая информацию, как губка – воду. Кажется, едва я выйду за порог, новость обо мне разлетится по посёлку быстрее, чем я дойду до дома. Может, даже обгонит меня!

– Программист, говорите? – Галина прищуривается. – Это которые с компьютерами? Ну надо же! У нас таких не водилось! Будет кому технику чинить! А Антонина Степановна из двенадцатой квартиры уже вас видела? Она у нас всех новеньких первая встречает!

Расплатившись и поймав на себе ещё один пытливый взгляд-рентген, я ретируюсь на улицу. Холодный январский воздух обдаёт лицо, как пощёчина трезвости. В руке тёплый хлеб, пахнет тмином и печкой – единственное нормальное в этом сумасшедшем утре. На душе же неспокойно, как перед грозой. В первый же день года мне дали понять: в Новобалагуйке секретов не бывает. Все всё про всех знают. Или думают, что знают. Ну что ж, раз судьба подбросила мне детектив с изменой, будем расследовать тихо!

Шагаю по главной улице Ленинградской нашей Новобалагуйки домой, стараясь не поскользнуться – тротуара тут не предусмотрено, идёшь прямо по обочине. Снег под ногами скрипит, как старая дверь в фильме ужасов. Солнце блеклое, зимнее – светит, но не греет, как улыбка свекрови.

У обочины, возле ворот нашего дома №3, замечаю примятые колеи шин. Свежие, ещё не занесённые снегом – как автограф на снегу. Следы ведут к дому и обратно к шоссе. Кто-то приезжал ночью!

Сердце сразу ухает вниз, как лифт с обрывом троса. Вспоминаю: в новогоднюю ночь Гена сорвался куда-то «на сервер», вернулся под утро с блондинистым волоском. Тогда голова была занята обидой, я и не посмотрела во двор. Неужели и вчера что-то было? Кто приезжал? Или... кто уезжал?

Мысли несутся быстрее, чем я иду. Может, Гена тайком встречался с кем-то? Или сам куда-то ездил, пока я спала?

Поднимаюсь на четвёртый этаж. Дома, в квартире 13, меня встречает приглушённое попугайское бормотание из гостиной. Аркаша, наш зелёный болтун и частный детектив поневоле, дремлет на жердочке у окна, временами встряхивая перья, как мокрая собака. На тумбочке мигает красный огонёк домашнего телефона – кто-то звонил, пока меня не было.

– Кто же это мог быть? – спрашиваю сама себя вслух. – И главное, зачем звонить утром второго января? Все же с похмелья!

Услышав слово «звонить», Аркаша вдруг встрепенулся, будто его током ударило. Он хлопнул крыльями с таким энтузиазмом, что пара перьев полетела вниз, и хрипловато прокаркал на всю квартиру:

– Лилечка, целую! Целую!

Вот те раз!

Я застыла посреди комнаты, как жена Лота – соляной столб. Только вместо соли – шок. Сердце пропустило удар, потом второй, а потом заколотилось где-то в горле, как сумасшедший дятел.

Лилечка?!

У меня точно галлюцинация? Или это эхо вчерашнего телевизора? Но мы же не смотрели ничего про Лилечек!

Попугай важно покачивается на жердочке, довольный произведённым эффектом. Смотрит на меня, склонив голову набок, как психотерапевт: «Ну что, дошло наконец?»

А у меня в ушах звенит, как после взрыва. Это слово – «Лилечка» – я от Аркаши не слышала НИКОГДА. И уж тем более нежное «целую». Он у нас вообще романтик только когда корм выпрашивает!

Медленно подхожу к попугаю, стараясь не спугнуть его внезапное откровение. Говорю ласково, как с ребёнком, у которого спрашиваешь, кто разбил вазу:

– Аркаша... милый, умница моя... что ты сейчас сказал? Повтори, пожалуйста, а? Ну давай, для мамочки?

Аркаша глядит на меня чёрными бусинками глаз, наклоняет голову в другую сторону и... молчит! Конечно! Как всегда! Только что выдал компромат века, а теперь изображает из себя обычную декоративную птицу. Актёр погорелого театра!

Прислоняюсь спиной к стене – ноги вдруг сделались ватными. Нет, не ватными – желейными! Как холодец, который забыли в холодильнике.

Загрузка...