Развод = новая жизнь

Глава 1

Утро, такое солнечное, теплое, свежее. Только в июне солнце стоит так высоко и по утрам на траве выступает свежая роса, зелень еще полна сил и свежести, мои любимые пионы качаются от ветерка…

– Мам, у нас сегодня будет завтрак? – голосок у Сони заспанный и чуть хрипловатый, – Я голодная, как волк.

– Волк мужского рода, милая, – засмеялась я, – Сейчас все будет, подожди десять минут, я накрою стол.

– Почему нельзя накрыть заранее? – надула губки Соня, – Вечно нужно ждать.

– Буди сестру и идите к столу. – я не хотела портить настроение пререканиями, – Накрою на террасе.

– Мам, – фыркнула Соня, – Тася на пробежке. Ты разве не знаешь, что твоя старшая дочь, в отличии от меня – придерживается режима и правильного питания? Даже, если у нас вдруг начнется извержение вулкана, наша Таська пробежится вокруг него, ибо нельзя расслабляться.

– Было бы хорошо, если и ты брала с нее пример. – вздохнула, – Иди умываться. И, Сонь… ты папу не видела? Скажи, что завтрак сейчас будет, – я посмотрела на дочку и поцеловала ее в светлую макушку.

– Папа уехал ночью, мам. – Соня дернулась из моих рук, – Я на подоконнике сидела, музыку слушала… Он разговаривал по телефону и смеялся…

Сердце невольно екнуло, что-то случилось? У нас было не принято вот так уезжать и не предупреждать друг друга… Я набрала номер мужа. но телефон был выключен.

– Ладно. – я пошла в кухню, – Наверняка, на работе что-то случилось…

– В два часа ночи, в субботу. – прыснула Соня, – Мам, ты что? Такая наивная? – Соня покачала головой, – А ты почему не слышала,как он ушел?

– У меня болела спина и я ушла спать в гостевую, там кровать жесткая, – пробормотала я, – Сонь, иди уже умывайся. Вон Тася прибежала. Сейчас будем завтракать.

Солнечные лучи на террасе вдруг стали резать глаза, а сладкий запах моих любимых пионов забивал горло. Я машинально ставила на стол тарелки с омлетом и теплыми булочками, чувствуя, как дрожат кончики пальцев. Сонины слова о ночном отъезде Димы, его смехе по телефону... Они висели в воздухе колючим, невысказанным вопросом.

– Привет всем! – звонкий, задорный голос ворвался на террасу. Тася. Щеки пылали, на лбу блестел пот, – Фух, какая пробежка! Воздух – сказка! – она швырнула полотенце на стул и потянулась к кувшину с водой, – Сонь, чего сидишь как сонная муха? Мам, папа где? – она оглядела стол, еще не чувствуя натянутой струны внутри меня.

И тут – звук двигателя, хлопок дверцы. Сердце сжалось в ледяной комок. По дорожке шел Дмитрий. Мой муж. Он выглядел... слишком собранным. Чистые джинсы, свежая рубашка, будто не уезжал среди ночи. Лицо – каменное. Он упорно не смотрел мне в глаза.

– Пап! – Тася сияла, – А мы тебя ждем! Мам как раз стол накрыла. Где пропадал? Соня сказала, ты ночью уехал.

– Дима... – мой голос предательски дрогнул. Хотела спросить, что случилось, почему не предупредил, но слова застряли. Его взгляд был чужим, тяжелым.

Он подошел к своему месту во главе стола. Не садясь, уперся руками о спинку стула. Пальцы сжали дерево так, что костяшки побелели.

– Садись, пап, остынет, – Соня ткнула вилкой в омлет, ее взгляд скользнул от отца ко мне – испытующий, странный. Она не удивилась. Совсем.

– Садиться не буду, – сказал он. Голос низкий, ровный. Без тепла. Он смотрел куда-то в сад, поверх моей головы, – Саша... Александра. Нам нужно поговорить. Срочно.

Ледяная волна прокатилась по спине. "Саша" – ласково. "Александра" – как чужая. Срочно. Я схватилась за край стола, чтобы не упасть. Пионы в вазе качнулись.

– Что... что случилось, Дима? – выдохнула я. Голос показался чужим. – Почему ночью? Почему телефон выключен? Мы волновались... – я искала в его глазах хоть искру сожаления, растерянности. Нашла только стену. Гладкую и холодную.

– Волноваться больше не о чем, – произнес он ровно, будто зачитывал по бумажке. – По крайней мере, нам, Александра. Я принял решение – я подаю на развод.

Тишина.

Глухая, оглушительная. Солнце ударило в глаза. Упала на плитку вилка, которую выронила Тася.

Звон этот грохнул в тишине выстрелом.

– Ч... что? – прошептала я. Не поняла. Не могла понять. Развод? Это слово не имело права звучать здесь. В нашем доме. За нашим столом. После двадцати лет. – Дима, что ты... что ты говоришь? Это шутка? Какая-то... глупая шутка? – Смотрела на него, умоляя взглядом. Скажи, что это сон. Кошмар.

Он отвел глаза. Смотрел в сад, на эту яркую, ядовитую теперь зелень.

– Это не шутка, Александра, – методично, как приговор, – Я все обдумал. Наши отношения... они себя исчерпали. Мы стали чужими людьми. Я больше не хочу так жить. Документы будут готовы на следующей неделе. Я съезжаю сегодня.

– Ты что совсем обалдел?! – крик, полный ярости, разорвал тишину. Тася вскочила, стул с грохотом полетел назад. Ее лицо исказилось, – Развод?! Сегодня?! После двадцати лет?! И ты бросаешь это как... как объявление о погоде?! Мама! – она бросилась ко мне.

Я стояла. Неподвижно. Как статуя. Внутри – вакуум. Кровь отхлынула от лица, в ушах звенело. Комок в горле душил. Дышать. Нужно дышать. Но не получалось. Просто стояла, глядя на этого незнакомца в одежде моего мужа.

– Пап... – тихо, как эхо, произнесла Соня. Она не вскочила. Сидела сгорбленная, ковыряя омлет. В ее глазах не было удивления – только . понимание. И горькая усмешка, – Я же говорила, мам, – ее хрипловатый голосок прозвучал неожиданно громко после Тасиного крика, – Говорила, что ты наивная. В два ночи со смехом не на работу уезжают. Особенно в субботу.

Ее слова впились в меня, как ножи. Подтверждение. Худшее из худшего. Не просто уход. Измена. Медленно, через туман, перевела взгляд с каменного лица Димы на Соню. На дочь. "На стороне отца..." – пронеслось в оцепеневшем мозгу. Она знала? Догадывалась? И не сказала мне?

Дмитрий поморщился, бросив на Соню раздраженный взгляд:

– Соня, не усложняй. Это не твое дело.

– Не мое? – она фыркнула, но голос дрогнул, – А чье тогда? Вы же все тут, за семейным столом. А я – часть этой семьи? Или уже нет?

Глава 2

Слово развод все еще висело в воздухе, тяжелое и нереальное, как пыль после взрыва. Тася обхватила меня руками, ее тело дрожало от рыданий и ярости. Я чувствовала ее тепло, но сама была холодна, как камень. Стояла, опираясь на стол, пытаясь найти хоть какую-то опору в этом рушащемся мире. Взгляд мой уперся в Дмитрия. В этого человека с его каменным лицом и чужими глазами.

– Дима... – голос сорвался, хриплый и слабый. Я заставила себя выпрямиться, отстранилась от Таси, пытаясь обрести хоть тень достоинства, – Объясни. Пожалуйста. Что... что случилось? Что я сделала не так? Мы же... мы же вчера... – я искала в памяти хоть что-то, намёк, трещину. Вчерашний вечер был обычным. Ужин, разговор о планах на выходные, его легкий поцелуй перед сном. Ничего. Абсолютно ничего! – Мы говорили о поездке на море с девочками... Ты смеялся... – голос снова предательски задрожал.

Он вздохнул. Раздраженно. Как будто я отвлекаю его от важных дел. Этот вздох ударил сильнее, чем слово "развод".

– Александра, я же сказал. Все кончено. Просто... кончено. – он махнул рукой, будто отмахнулся от назойливой мухи, – Не надо искать причины там, где их нет. Люди просто... расходятся.

– Люди просто не расходятся после двадцати лет брака посреди завтрака в субботу! – вырвалось у меня. Голос окреп от внезапной волны гнева, смешанной с невероятной болью, – Не уезжают ночью, не выключают телефон! Не говорят такие вещи своим детям! – я кивнула в сторону плачущей Таси и напряженно молчащей Сони, . – Что с тобой?

Он нахмурился. Каменная маска на мгновение сползла, показав досаду. Или нетерпение. Он посмотрел прямо на меня, впервые за этот кошмарный разговор. И в его глазах не было ни любви, ни сожаления, ни даже стыда. Было... облегчение? Решимость?

– Ладно, – сказал он резко, – Хочешь правду? Получи. Да. Есть другая. Есть.

Воздух вырвался из легких, как будто меня ударили под дых. Мир сузился до его лица, до этих губ, произносящих невозможное.

– Она... молодая. Очень. – он произнес это не с гордостью, а с констатацией факта. Как будто говорил о погоде. Но в этих словах была такая бездонная пропасть между нами, такая решимость, – И... я ее люблю. По-настоящему. Так, как... – он запнулся, избегая моего взгляда, – Так, как уже давно не любил здесь. Мне нужен свет, Александра. А здесь... здесь только привычка и тина. Я задыхаюсь.

"Молодая. Очень. Люблю. Свет. Тина. Задыхаюсь."

Каждое слово – нож. Каждое слово – подтверждение моей глупости, моей слепоты. Сонины слова о ночном смехе звенели в ушах. "В два ночи со смехом не на работу уезжают". Уезжают к ней. К молодой. Очень молодой.

– Сколько? – прошептала я. Голос был чужим, плоским, – Сколько времени ты...? – Я не могла договорить.

Он пожал плечами.

– Не важно. Достаточно, чтобы понять, что я хочу жить по-другому. С ней.

– А мы? – вырвалось у Таси сквозь слезы. Она шагнула к отцу, лицо искажено болью и ненавистью. – А МЫ? Я – твоя дочь! Соня – твоя дочь! Мама – твоя жена двадцать лет! Мы – просто "тина"? Нас можно вот так взять и выбросить? Как мусор?!

– Тася, не кричи, – холодно сказал Дмитрий, – Ты уже взрослая. Постарайся понять. Иногда взрослые люди…

– Понять? – закричала она. – ПОНЯТЬ, КАК ТЫ ПРЕДАЛ МАМУ?! КАК ТЫ ПРЕДАЛ НАС?! ТЫ – ПОДЛЕЦ!

– Татьяна, хватит! – рявкнул он. Голос громкий, начальственный. Тот самый, каким он орал на нерадивых подчиненных… А теперь и на нас. На свою дочь, – Твое мнение меня не интересует. Разбирайтесь с вашими истериками без меня. Я пришел, чтобы сказать о своем решении. И я сказал. Александра, – он повернулся ко мне, игнорируя рыдающую Тасю, – Я заберу вещи сегодня вечером. Юрист свяжется с тобой. Старайся вести себя достойно. Ради девочек.

"Вести себя достойно". После того как он вывалил на нас это посреди завтрака. После того как назвал нашу общую жизнь "тиной". После того как признался в измене с... молодой. Очень.

Я смотрела на него. На этого красивого, ухоженного мужчину в дорогой рубашке, с новым галстуком, наверное, ей, этой молодой, нравились галстуки?.. который стоял на нашей террасе и говорил о достоинстве. Во мне что-то надломилось. Огромная, тяжелая волна горя, стыда и унижения накрыла с головой. Ком в горле стал таким огромным, что я едва могла дышать. Глаза застилала пелена. Но я не позволила слезам прорваться. Не перед ним. Не сейчас.

– Уходи, – прошептала я. Голос был еле слышным, но он дрожал не от слабости, а от сдерживаемой ярости и боли, – Просто... уйди. Сейчас. Пока я не... – я не договорила. Не знала, что могу сделать. Схватить нож? Разбить ему лицо тарелкой? Упасть на колени и умолять? Все варианты казались одинаково ужасными и унизительными.

Он посмотрел на меня. В его глазах мелькнуло что-то – может, облегчение, что избежал сцены? Может, презрение к моей слабости? Не знаю. Он кивнул, коротко и деловито.

– Хорошо. Вечером приеду за вещами. Соня, – он повернулся к младшей дочери, которая все это время молча наблюдала, играя с телефоном на коленях, – ты поедешь со мной в город? Поможешь разобрать кабинет? Поговорим.

Сердце упало. Он звал ее. Соню. Не Тасю. Ее. Нашу дочь. На сторону врага.

Соня подняла на него глаза. В них не было ни слез, ни гнева Таси. Была какая-то усталая отстраненность. И... согласие? Она едва заметно кивнула.

– Соня? – выдохнула я, не веря своим глазам, – Ты... пойдешь с ним? Сейчас?

Она пожала плечами, избегая моего взгляда.

– А что? Здесь все равно только истерика. Пойду помогу. Поговорим, как папа сказал.

Это стало последней каплей. Мир окончательно перевернулся. Мой муж предал меня с молодой любовницей. Моя младшая дочь встала на его сторону. А я стояла посреди солнечной террасы, окруженная запахом пионов и разбитой семьей, пытаясь понять, как же я могла быть такой слепой, такой глупой, такой... ненужной. Горе и унижение сдавили горло. Я отвернулась, схватила кувшин с водой – просто чтобы что-то держать в руках, чтобы не упасть. Пальцы скользнули по мокрому стеклу. Кувшин выпал, с грохотом разбившись о каменный пол. Вода растеклась по плитке, смешиваясь с моими немыми слезами, которые, наконец, прорвались наружу. Он уже уходил по дорожке, не оглядываясь. Соня, бросив на меня быстрый, нечитаемый взгляд, пошла за ним. А я стояла над осколками и лужей воды, слушая рыдания Таси, и понимала, что моя прежняя жизнь кончилась. Прямо сейчас. Под этим высоким, безжалостно ярким июньским солнцем.

Глава 3

Они ушли вместе. Дмитрий и Соня. По каменной дорожке к машине, не оглядываясь. Я стояла, прижав кулаки к вискам, пытаясь унять бешеную пульсацию и гул в ушах. Тася рыдала у меня на плече, ее тело сотрясали спазмы. Разбитый кувшин, лужа воды, осколки стекла на полу террасы – хаос, отражающий хаос внутри меня.

Они не уехали сразу. Дмитрий заперся с Соней в машине. Я видела их сквозь тонированное стекло – силуэты, они разговаривали. Он что-то говорил, жестикулировал. Она слушала, кивала. Долго. Очень долго. Каждая секунда была новой иглой в сердце. О чем они могли так долго говорить? О документах? О том, как быстрее выпроводить меня из дома? О... ней?

Ледяная догадка, страшная и неотвратимая, начала кристаллизоваться в моем оцепеневшем мозгу. Соня не удивилась разводу. Она знала о ночном отъезде. Она почти предвидела это. И сейчас они так спокойно, так доверительно обсуждают... что? Кого?

Машина наконец тронулась, выехала за ворота и скрылась из виду. Я буквально рухнула на стул, отстраняясь от плачущей Таси.

– Мам... мамочка... – всхлипывала она, опускаясь на колени рядом. – Что... что теперь будет? Папа... он с ума сошел! И Сонька... как она могла?! Пойти с ним! После того, что он сказал!

Я не могла ответить. Я просто гладила ее волосы, автоматически, глядя в пустоту туда, где только что стояла машина. Где они сговаривались против меня.

Время потеряло смысл. Мы сидели за столом, Тася постепенно успокаиваясь, рыдания перешли в тихие всхлипы, я – все глубже погружаясь в ледяную пустоту, прерываемую лишь острыми вспышками боли. Завтрак стоял нетронутым, омлет застыл не аппетитной массой.

Вечером Дмитрий вернулся. Один. Машина подъехала к гаражу. Он вышел, все такой же собранный, деловитый, прошел мимо террасы, даже не взглянув на нас, и направился в дом. Через несколько минут он вышел с небольшой дорожной сумкой – видимо, то, что он считал необходимым на первое время. И снова остановился перед террасой. Его взгляд скользнул по Тасе, которая прижалась ко мне, как испуганный зверек, и задержался на мне. В его глазах не было ни тени сожаления. Только решимость и... что-то вроде раздражения, что ему приходится это объяснять.

– Александра, – начал он ровным тоном, как будто докладывал на совещании, – Я все обдумал. Ситуация требует ясности. Я буду жить в городской квартире.

Мое сердце бешено стукнуло. Нашей квартире. Той, где мы жили, где взрослели наши девочки. Где прошли все наши первые годы.

– Кристина переезжает ко мне, – он продолжил, и имя это прозвучало как пощечина. Молодая. Очень. Кристина. – Мы будем жить там. Это логично. Квартира куплена на мои деньги, как ты знаешь. – он сделал акцент на этом, подчеркивая свои права, – И Соня будет жить с нами.

Я почувствовала, как Тася резко вдохнула, замерла.

– С... Соня? – прошептала я, не веря своим ушам. – Она... она будет жить... с вами? С тобой и... с ней?

Дмитрий кивнул, как будто это было самым естественным решением в мире.

– Да. Ей это удобно и необходимо. Она учится в выпускном классе гимназии. Квартира – в пяти минутах ходьбы. Ей не нужно тратить время на дорогу, менять школу, привычный круг общения в такой ответственный год. Это в ее интересах. Она согласна.

В его словах, в этой спокойной констатации "она согласна" с грохотом обрушилась последняя опора. Прозрение было мучительным и абсолютным. Они обсуждали это в машине. Соня знала. Знает Кристину. И согласилась. Не просто ушла с отцом "поговорить". Она выбрала. Выбрала его. И ее. Предала меня вдвойне. Предала нашу семью. Молча. Осознанно. Возможно, давно.

– Она... знает ее? – спросила я, голос был хриплым, чужим, – Соня? Знает... Кристину?

Дмитрий на мгновение смутился. Микроскопическая трещина в его уверенности.

– Они... знакомы. Кристина – понимающий человек. Она найдет общий язык с Соней. Для Сони это лучший вариант сейчас. Учеба – прежде всего.

"Они знакомы". Это значило все. Соня знала о ней. Возможно, встречалась. Скрывала от меня. И теперь спокойно идет жить к ним. К отцу и его молодой любовнице. В нашу квартиру.

Ярость, холодная и всесокрушающая, поднялась во мне, сметая остатки шока и горя. Но я сжала зубы. Не перед ним.

– А мы? – выдавила я. – Этот дом... Ты сказал, я могу пока здесь жить... С Тасей?

Он кивнул, как будто оказывал милость.

– Да. Пока. До осени. Тебе нужно время, чтобы... прийти в себя, подыскать что-то. К осени я определюсь с жильем для вас с Тасей. Что-то найдем. Возможно, небольшую квартиру.

"Определюсь". "Найдем". "Возможно". Он уже распоряжался нашей с Тасей жизнью. Выгонял нас из нашего дома. Отдавал квартиру себе, своей любовнице и... моей дочери. Моей Соне. Которая предала меня и выбрала их.

– А Соня? – спросила Тася, ее голос дрожал от неверия и обиды, – Она... она навсегда уходит? К вам? К этой... Кристине?

– Она будет жить там, где ей удобно для учебы, – ответил Дмитрий, избегая прямого ответа, – Это взрослое решение. Ты тоже взрослая, Тася. Постарайся понять. – он взглянул на часы, – Мне пора. Кристина ждет. Вещи остальные я заберу позже. Соня приедет за своими вещами завтра. Будь готова.

Он повернулся и пошел к машине. Без прощания. Без взгляда назад. Просто ушел. К своей новой жизни. С новой женой. И с моей дочерью.

Я сидела, глядя ему вслед. Внутри не было ни слез, ни крика. Была ледяная, мертвая пустыня. Преданная мужем. Преданная собственной дочерью. Выброшенная из своего привычного мира в неопределенное будущее. С одной лишь Тасей, которая прижалась ко мне, тихо плача.

Солнце все так же ярко светило. Пионы все так же нежно пахли. Но мир перестал существовать. Остались только осколки. И холодное, безжалостное слово "осень" – срок нашей с Тасей ссылки из того, что мы когда-то называли домом и семьей. А Соня... Соня уже жила в другом мире. С ними. И этот разрыв, предательство дочери, болело сильнее, чем все слова Дмитрия о "любви" и "тине".

Глава 4

– Мам, – мы с Тасей сидели в гостиной перед включенным телевизором и делали вид, что смотрим какой-то фильм, – Как теперь… все будет? Как мы с тобой будем жить?

– Будем просто жить. – невесело улыбнулась я, – Мой отпуск через две недели закончится и я выйду на работу… Постараюсь взять побольше дежурств – врачей у нас не хватает, а деньги нам с тобой нужны.

– Ты думаешь, что папа не будет… – Тася сглотнула, – Он перестанет помогать нам?

– Думаю, что у него теперь есть, куда тратить деньги, – жестко сказала я, – И нам с тобой придется затянуть пояса. Хорошо, что я не тратила свою зарплату и у меня кое-что скопилось, да и ты учишься на бюджетном… Но, Тась, теперь будет трудно. Не хочешь тоже уехать к отцу? У него совсем другие возможности, чем у меня – обычного доктора в клинике.

– Мам, – фыркнула Тася, – Ты меня за кого принимаешь? – она прижалась ко мне, – Я тоже могу где-нибудь подрабатывать, я все же уже на четвертом курсе. Может ты меня устроишь в больницу? Я не боюсь работы.

– Давай ты пока будешь учиться – сейчас это твоя главная задача. – я обняла дочку, хорошо, что она рядом – одна бы я сошла с ума, – Прорвемся, да?

– Ага, – рассмеялась Тася, – Где наша не пропадала!

– Наша пропадала везде. – рассмеялась я и мне стало немного легче, – А давай пиццу закажем? Что-то я проголодалась, а готовить лень.

– Давай. – обрадовалась Тася, – И мороженое, ладно? Будем заедать стресс.

– Но увлекаться этим не стоит, – добавила я, – А то разжиреем.

– Ой, мама, как хорошо, что ты такая… – засмеялась Таська, – У Ленки из нашей группы родители развелись и ее мама в неврологию загремела… – Таська смутилась, – Прости, я чего-то не то ляпнула…

– Все нормально. – хмыкнула я, – Я ведь сама психотерапевт, к тому же практикующий, и прекрасно все понимаю… но мы справимся, так что все у нас будет хорошо… Тась, заказывай пиццу, а я чай заварю.

Пицца и мороженое стали нашим маленьким, теплым островком посреди хаоса. Мы смеялись над глупостями в фильме, облизывали пальцы, и на какое-то время боль отступила, сменившись простым чувством, что мы вместе. Но когда тарелки опустели, а фильм закончился, реальность вернулась. Мы будто разом вспомнили, что остались вдвоем..

– Ладно, солнышко, – вздохнула я, собирая тарелки и чашки, – Пора нам с тобой взрослеть и включать голову. Теперь мы сами за все в ответе. Завтра воскресенье, а с понедельника начинается новая жизнь. Наша с тобой.

Пока Тася мыла посуду, я села за ноутбук на кухне. Солнечный свет уже сменился сумерками, за окном зажглись первые огни. Я открыла таблицу с нашими финансами. Зарплата у меня была стабильной, но скромной для содержания дома и двоих взрослых людей, даже с учетом того, что Тася училась на бюджете. Моих сбережений хватило бы на несколько месяцев при жесткой экономии, но не более. Надеяться на щедрость Дмитрия после его слов про Кристину для нас было наивно. Юрист… Нужно было искать своего юриста. Не его.

– Тась, – позвала я, – Зайди ко мне на минуту.
Она вытерла руки и подошла, облокотившись на спинку моего стула.
– Смотри, – я показала на экран. – Это наши входящие и исходящие. Пока мы живем здесь, коммуналка, еда, бензин для моей старенькой машины, твои мелкие расходы… Без дополнительных доходов – тянем впритык, без права на ошибку или непредвиденные траты. А осенью… – я не стала договаривать. Мысль о том, что Дмитрий “определится” с нашим жильем, вызывала тошноту.
– Я серьезно насчет работы, мам, – упрямо сказала Тася. – Хоть санитаром в твоей больнице. Или регистратором. Или курьером по городу. Я не хочу, чтобы ты одна тащила все. И… – она покраснела, – мне будет легче, если я буду занята. Чтобы не думать… о них.

Я посмотрела на ее решительное лицо. Моя девочка взрослела на глазах, закаляясь в этом огне предательства.
– Хорошо, – согласилась я. – Позвоню завтра в отдел кадров. Устроить санитаром – проще простого, особенно летом, когда многие в отпусках. Но, Тасечка, ты должна понимать – это тяжело физически и морально. Видеть боль, страдания…
– Я учусь на врача, мам. Мне это видеть в любом случае придется. Лучше привыкать сейчас, да и деньги не лишними будут.
– Тогда договорились. А я… – я закрыла таблицу, – с понедельника поговорю с заведующим о дополнительных дежурствах. И ночных. Нам нужна финансовая подушка. И… – я глубоко вдохнула, – нужно искать юриста. Хорошего. По семейному праву. Чтобы защитить наши с тобой интересы. Особенно насчет этого дома. Он куплен в браке, значит, половина – моя. И про алименты… Хотя бы на тебя, пока ты учишься очно.

Слово “алименты” резануло слух. Унизительно. Но реальность диктовала свои правила. Мы не могли позволить себе гордость за счет выживания.

Но я была уверена, что мы справимся. Мы сильные. Я смотрела на дочку – в ее глазах блестели слезы, но она улыбалась, чтобы поддержать меня.

– Тась, – шепнула я, – Спасибо…

– Мам, – Таська обняла меня, – Ты что? За что спасибо? За пиццу?

– За все. – я рассмеялась, – И за пиццу тоже.

– Все будет хорошо, правда? – Таська заглянула мне в глаза.

– Обязательно. – кивнула я, – Во всяком случае, я постараюсь, чтобы так и было…

Глава 5

Наступившая неделя стала вихрем.

Я вышла на работу, прервав отпуск и погрузилась в привычный, но теперь еще более интенсивный ритм. Прием пациентов, заполнение карт, дежурства. Каждый лишний час работы означал немного больше денег в копилку. Усталость валила с ног, но она была лучше, чем грызущая пустота и боль. Работа меня держала – коллеги, пусть и не посвященные в подробности, чувствовали, что что-то не так, но тактично не лезли. Пациенты, их проблемы, их благодарность – все это напоминало, что я нужна, что моя жизнь имеет ценность и смысл, помимо разрушенной семьи.

Тася начала работать санитаркой в хирургии. Я видела ее в коридоре – она тщательно мыла полы, пусть немного неуклюже, но Таська старалась изо всех сил. Она не жаловалась и не ныла, но я понимала, что дочка очень устает.

– Тась, может тебе трудно? – осторожно спрашивала я, – Обойдемся и без твоей работы. Лучше я возьму больше дежурств.

– Мама, я справлюсь. – упрямо твердила Таська, – Не думай, что я слабачка какая-нибудь! Все нормально, я уже привыкла… почти.

Вечером мы валились с ног, но находили силы поговорить за ужином, который теперь часто состоял из чего-то простого и быстрого. Готовить изыски не было ни времени, ни желания. О Диме и Соне мы с Таськой старались не говорить. Делали вид, что они просто уехали в какое-нибудь путешествие… Иногда Таська вдруг начинала что-нибудь вспоминать, но тут же осекалась и переводила разговор на какие-нибудь пустяки.

Юриста я нашла по рекомендации коллеги. Женщина лет пятидесяти, с умными, проницательными глазами и спокойной уверенностью. Зоя Ивановна. Она выслушала меня без лишних эмоций, только делала пометки в блокноте.
– Квартира куплена на его деньги, но во время брака, – констатировала она. – Значит, она – совместно нажитое имущество. Ваша доля – пятьдесят процентов. Он не может просто забрать ее себе и вселить туда кого угодно. Дом – аналогично. Его слова про “определиться к осени” – не более чем его личные планы, не имеющие юридической силы без вашего согласия или решения суда. Нам нужно фиксировать все – его доходы, ваши общие активы, факт его ухода и сожительства с другой женщиной. Алименты на дочь, если она учится очно, он обязан платить до окончания института. Конечно, я должна буду уточнить все детали, мало ли какие подводные камни могут быть… – она слегка улыбнулась, – Будем бороться, Александра. Не за кусок хлеба, а за то, что вам справедливо положено по закону.

Ее слова стали глотком воздуха. Я не была беспомощной жертвой. Были правила, законы, которые защищали меня и Тасю. Это придало сил.

От Сони пришло одно сухое сообщение: “Заеду за вещами в субботу днем. Буду с папой”. Сердце сжалось, но я ответила так же коротко: “Ок”. Мы с Тасей собрали ее вещи в коробки – одежду, книги, какие-то мелочи. Не трогали только самое личное, что было в ее комнате. Пусть забирает сама.

Они приехали ровно в назначенное время. Дмитрий остался в машине. Соня вошла одна. Она выглядела… по-другому. Более взрослой, более отстраненной. Новая сумочка, новые кроссовки, даже духи незнакомые – какие-то… чужие. Свет новой жизни уже озарял ее.
– Привет, – бросила она не глядя, направляясь к своей комнате, – Соня даже не подошла, чтобы обнять меня.
– Привет, – ответила я. Тася молча наблюдала за нами из гостиной.
Соня быстро и аккуратно упаковала оставшиеся вещи в большие сумки. Казалось, она торопилась уйти отсюда. Из этого дома, который теперь был для нее прошлым.
– Все? – спросила я, когда она вышла с сумками.
– Да.
– Как… дела? – спросила я, пытаясь найти хоть какую-то ниточку.Неужели ей не о чем поговорить с нами? Она даже не спросила, как мои дела! Будто я чужая.
– Нормально, – ответила она, не поднимая глаз, – Кристина помогает мне с английским, она жила в Лондоне, язык прекрасно знает.
Имя Кристина прозвучало так естественно, так буднично. Как будто она всегда была частью их жизни.
– Ага, – я кивнула, чувствуя, как внутри все сжимается. – Ну… удачи. Сонечка, – тихо спросила я, – У тебя все хорошо?
– Все отлично, – пожала плечами Соня, – Пока, – сказала она в пустоту и потащила сумки к выходу. – Пока, Тас, – бросила через плечо.
Тася молча махнула рукой. Дверь закрылась. Машина тронулась. Они уехали. Навсегда.

Я обняла Тасю. Она прижалась ко мне, и я почувствовала, как ее плечи слегка дрожат.
– Все, – прошептала я. – Теперь точно все. Наша команда – это ты и я.
– И точка! – добавила Тася, вытирая глаза и пытаясь улыбнуться. – А теперь давай переставим мебель в ее комнате? Сделаем там кабинет? Или спортзал? Или просто… освободим место для нового?
– Да, – улыбнулась я ей в ответ, чувствуя, как какая-то тяжесть уходит вместе с отъездом Сони. Боль осталась, горечь – да. Но теперь не было неопределенности. Не было предателя под нашей крышей. Была ясность. Борьба. И моя Тася, которая, вопреки всему, выбрала меня, – Давай сделаем что-то новое. Наше. Прямо сейчас. Начнем с мебели, а там… посмотрим, что еще придумаем.

Мы пошли в комнату Сони. Теперь она казалась больше. Солнечный луч падал на пол. Это было не место утраты. Это было чистое пространство для нашей новой, трудной, но нашей жизни. Мы с Тасей переглянулись и взялись за первый комод. Он был тяжелым, но мы справились. Вместе.

– Мама, – тихо спросила Тася, когда мы пили чай на террасе, – А вдруг Соня все-же поймет?.. передумает, вернется, а мы все передвинули?

– Вернуть мебель на место – не проблема, – вздохнула я, – Но, Тась, боюсь, что она не передумает… она сделала свой выбор.

Глава 6

Кабинет юриста Дмитрия был холодным и безликим, как операционная. Стеклянные стены, минималистичная мебель, запах дорогого кофе и новой кожи. Я сидела напротив него, стараясь держать спину прямо. Рядом со мной – Тася, ее пальцы побелели от напряжения, сжимая мою руку под столом. Напротив – Дмитрий и... она. Кристина.

Она была именно такой, какой я ее представляла – молодая, очень молодая. Лет двадцать пять, не больше. Светлые волосы, идеальный макияж, дорогие, но нарочито простые джинсы и шелковая блузка, подчеркивающая изящную фигуру. И взгляд. Уверенный, владеющий ситуацией, чуть снисходительный. Она сидела рядом с Дмитрием не как гостья, а как хозяйка. Ее рука лежала на его предплечье – легкий, но явный знак обладания.

Я приехала с наивной, как теперь поняла, надеждой. После недель консультаций с Зоей Ивановной я знала свои права. Дом – наполовину мой. Квартира – наполовину моя. Алименты на Таську – положены. Но мысль о долгой, грязной судебной тяжбе, о перемалывании костей, нашей уже мертвой, семьи на публике, вызывала у меня тошноту. Ради Таси, ради хоть какого-то спокойствия, я была готова на жертву. Если он оставит нам дом, думала я, я откажусь от своей доли в квартире и от алиментов на Тасю. Пусть Тася получает то, что ей положено по закону, пока учится, и все. Мы с ней будем жить в доме, на мою зарплату и ее стипендию. Он сохранит свою драгоценную квартиру для себя, Кристины и Сони. Пусть.

Юрист Дмитрия, сухой господин в идеальном костюме, начал зачитывать проект соглашения. Цифры, проценты, доли... Я едва слушала, глядя на Дмитрия. Он избегал моего взгляда, сосредоточенно разглядывая бумаги.

– ...Таким образом, – закончил юрист, – при отказе Александры Петровны от претензий на квартиру в центре, а также при условии добровольной ежемесячной выплаты Дмитрием Сергеевичем содержания на Татьяну, до окончания ее очного обучения, стороны приходят к соглашению о передаче права собственности на загородный дом в полном объеме Дмитрию Сергеевичу. На ваше имя, Александра Петровна, будет приобретена двухкомнатная квартира в…

Я вздрогнула, как от удара.

– Что? – переспросила я, не веря ушам. – Передать дом... ему? В полном объеме? Но мы же... мы договорились, что я отказываюсь от квартиры в обмен на…

– Александра Петровна, – мягко, но настойчиво перебил юрист Дмитрия, – это и есть предложение Дмитрия Сергеевича. Учитывая ваше желание избежать суда и…

– Учитывая, что дом ей не нужен, – вдруг, звонким, уверенным голосом вступила Кристина. Все взгляды устремились на нее. Она не смутилась, лишь слегка подчеркнуто положила руку на живот, – Дмитрий, дорогой, я же объясняла. Нам очень нужен этот дом. Особенно сейчас. – она многозначительно посмотрела на свой живот, а потом на меня, с холодной, победной улыбкой. – Свежий воздух, природа... Это же идеально для малыша. А для Таси... – она кивнула в сторону моей дочери с фальшивым сочувствием, – Ну, она же взрослая, почти врач. И Александра Петровна – сильная, независимая женщина, у нее работа. Им проще будет в городе, в небольшой квартирке. Соня ведь тоже с нами, она в выпускном классе, ей нужно внимание, репетиторы… Мы же не требуем алиментов на Соню, не так ли? А ведь ей еще только предстоит поступление, и не факт, что это будет бюджетное отделение, – Она говорила так, будто раздавала места в театре жизни, где нам с Тасей отвели роль статистов где-то на галерке.

Я смотрела на нее, и кровь стучала в висках. Эта... девчонка. Эта любовница. Она сидела здесь, в дорогом офисе, поглаживая живот с его ребенком, и спокойно, нагло распоряжалась моим домом. Моей жизнью. И Дмитрий... Дмитрий молчал. Он смотрел на нее, как загипнотизированный, кивая в такт ее словам. В его взгляде не было ни капли стыда, ни тени сомнения. Только покорное согласие.

– Дмитрий... – прошептала я, обращаясь только к нему, игнорируя Кристину, – Ты... ты согласен с этим? Ты хочешь выгнать нас с Тасей из дома? Отдать его... ей? Ради... свежего воздуха? – голос мой предательски дрогнул на последних словах.

Он наконец посмотрел на меня. В его глазах было раздражение. Как будто я устроила сцену. Как будто я не понимаю очевидных вещей.

– Александра, будь реалисткой, – сказал он ровно, как будто объясняя что-то глупому ребенку, – Тебе и Тасе в городе действительно будет… удобнее. Работа, учеба... А дом... Кристина права. Ей и ребенку нужна здоровая атмосфера. А тебе... – он махнул рукой, – ты же и так вечно на работе. Когда ты там бываешь? Дом простаивает. Это нерационально. А Кристина сможет уделять ему внимание. Создать там настоящий семейный очаг. – он произнес это с такой теплотой, глядя на нее, которой никогда не было в его голосе, когда он говорил о нашем доме с нами.

"Настоящий семейный очаг". С ней. С ее ребенком. С Соней. В моем доме. На моих клумбах, где росли мои пионы. В моей кухне, где я готовила завтраки. В моей гостиной, где мы когда-то смеялись все вместе.

Тася резко встала, ее стул грохнул.

– Вы... вы оба просто... твари! – вырвалось у нее, голос хрипел от слез и ярости, – Папа! Как ты можешь?! Мама готова была отказаться от всего, только чтобы оставить нам ДОМ! А вы... вы хотите вышвырнуть нас на улицу?! Ради этой... этой... – она ткнула пальцем в Кристину, которая лишь приподняла бровь с видом оскорбленной невинности.

– Татьяна! – рявкнул Дмитрий, вскакивая, – Ты забываешься! Извинись немедленно перед Кристиной!

– Перед ней?! – закричала Тася, – Никогда! Иди ты...!

Я встала, резко перехватив ее руку. Внутри все горело. Ярость, холодная и всепоглощающая, вытеснила боль и отчаяние. Я посмотрела на Дмитрия. Прямо в глаза. Больше не было любви, не было надежды. Было только ледяное презрение.

– Не надо, Тася, – сказала я тихо, но так, что все замерли. Мой голос звучал странно спокойно, – Не трать силы. – я перевела взгляд на Кристину, на ее самодовольное лицо, на руку, все еще лежащую на животе, – На "свежий воздух" захотелось. Понятно. – я взяла со стола проект соглашения, который только что зачитывал юрист. Бумага хрустнула в моей руке, – Запомните оба. Вы не получите этот дом. Никогда. Я не пойду ни на какие ваши грязные сделки. – я посмотрела на Дмитрия, – Ты хочешь суд? Драку? Публичную грязь? Ты ее получишь. В полном объеме. Я буду бороться за каждый метр, за каждый гвоздь в этом доме. За каждую копейку, которая мне и моей дочери положена по закону. И поверь, – я позволила себе ледяную улыбку, глядя на Кристину, – Твоей "здоровой атмосфере" там не бывать. Никогда.

Глава 7

День не задался с самого утра. Шел сильный дождь, машина завелась лишь с третьей попытки, демонстрируя мне, что ей давно пора на заслуженный отдых, ну или хотя бы в сервис.
– Знаю, милая, знаю, – уговаривала я ее, как живую, пока дворники еле справлялись с потоками воды, – Ну потерпи немного. Обещаю, что в выходной отвезу тебя на техосмотр, – Машина недовольно заурчала, но все же сдвинулась с места, плюхнувшись в очередную лужу с таким звуком, что я вздрогнула. "Хорошо хоть, не заглохла", – подумала я мрачно.

В клинике я едва успела заскочить в лифт как раз перед тем, как двери начали закрываться. Вздохнула с облегчением, прислонившись к стенке, снимая мокрый плащ. Но облегчение было преждевременным.

– Извините, – буркнул низкий, недовольный голос справа.

Я оторвала взгляд от пола и обомлела. Мой мокрый зонт нечаянно зацепил ногу мужчины, стоявшего рядом. А точнее – его идеально отглаженные брюки и... мои же собственные колготки. С характерным неприличным звуком тонкая ткань порвалась, обнажив добрый кусок кожи на лодыжке. Краска стыда залила лицо.

– Ой! Простите, я нечаянно... – залепетала я, отдергивая зонт.

– Не страшно, – отрезал тот самый голос, ледяной и безразличный, – Просто будьте осторожнее.

Я подняла взгляд, готовая извиниться еще раз, и... замерла.

Мужчина. Лет сорока, не больше. Высокий, с мощными плечами, в идеально сидящем, явно дорогом темно-сером костюме. Лицо – резкое, с сильным подбородком и высокими скулами. Властный взгляд холодных серых глаз под густыми бровями скользнул по мне сверху вниз, оценивающе и без тени симпатии. От него исходил легкий, но очень дорогой и уверенный аромат – что-то древесно-кожаное с ноткой мяты. Не парфюм, а заявление. Он выглядел как воплощение власти и контроля посреди моего мокрого, безрадостного утра. И он явно считал меня неловкой неудачницей, испортившей ему брюки.

– Да, конечно, – пробормотала я, чувствуя себя гадким утенком в своем мокром плаще, промокших балетках и теперь еще с порванными колготками. Отличное начало дня , Александра. Просто блеск.

Он отвернулся, уткнувшись в телефон. Лифт медленно полз вверх. Каждая секунда тянулась вечностью. Я пыталась незаметно прикрыть дыру на колготке плащом, мысленно посылая к черту и дождь, и старую машину, и особенно этого высокомерного красавца в костюме.

Наконец, лифт остановился на нашем этаже. Я рванула вперед, стараясь выскользнуть первой, но он шагнул одновременно со мной. Его плечо слегка задело мое. Касание было мимолетным, но таким... твердым. И снова этот дьявольский парфюм.

– После вас, – он отступил на полшага, сделав жест рукой. Вежливость была безупречной, но в ней сквозило снисхождение. Как будто пропускал назойливого щенка.

– Спасибо, – процедила я, проскальзывая мимо и устремляясь к ординаторской. Мне срочно нужны были запасные колготки из шкафчика и глоток кофе. Хотя бы кофе.

Я уже почти добежала до двери, когда услышала за спиной взволнованные голоса медсестер и громкий, властный голос нашей старшей сестры Галины Викторовны:

– Коллеги, внимание! Позвольте представить вам нашего нового заведующего отделением! Доктор Волков, Арсений Владимирович. Прошу любить и жаловать! Арсений Владимирович, это наш коллектив...

Я замерла как вкопанная, медленно оборачиваясь. Сердце упало в пятки.

Там, посреди коридора, окруженный почтительно замершими медсестрами и ординаторами, стоял он. Тот самый мужчина из лифта. Властный. Холодный. В безупречном костюме. С каплей дождевой влаги на идеально уложенных темных волосах. И теперь он смотрел не на меня, а поверх голов собравшихся, тем самым ледяным, оценивающим взглядом. Взглядом хозяина, пришедшего осматривать новые владения.

– Волков Арсений Владимирович, – его голос, четкий и громкий, без тени сомнения, прокатился по коридору, – Рад приступить к обязанностям. Ожидаю от каждого профессионализма, дисциплины и полной отдачи. Первый обход – через полчаса. Будьте готовы. Галина Викторовна, пройдемте в кабинет, обсудим текущие вопросы.

Он повернулся, его взгляд скользнул по коридору... и остановился на мне. На моем мокром плаще. На моих, наверняка, перепачканных дождевой грязью балетках. И, кажется, на той самой дыре на колготке, которую я так безуспешно пыталась прикрыть. В его глазах мелькнуло что-то – не узнавание, нет. Скорее легкое презрение и насмешка. Он едва заметно кивнул в мою сторону Галине Викторовне, словно спрашивая: "И этот человек тоже работает здесь?"

Галина Викторовна засуетилась:
– Да, да, Арсений Владимирович! Это наша Александра Петровна, один из наших опытнейших терапевтов, психотерапевт по совместительству. Александра Петровна, познакомьтесь, это…

– Мы уже... пересекались, – сказал он, перебивая ее. Его голос был ровным, но в нем явственно прозвучала ледяная вежливость, – В лифте. Надеюсь, ваш рабочий вид не всегда столь... экстравагантен, доктор?

Он не улыбнулся. Это не была шутка. Это был выстрел. Точный и язвительный.

Весь коридор смотрел на меня. Я чувствовала, как горит лицо. Гнев, стыд и дикое желание провалиться сквозь землю боролись во мне. Но двадцать лет работы, недавняя война с бывшим мужем и необходимость выживать закалили меня. Я выпрямила спину, посмотрела ему прямо в глаза, игнорируя насмешливые взгляды пары ординаторов.

– Утро выдалось дождливым, доктор Волков, – сказала я спокойно, хотя внутри все дрожало, – Но моя работа, в отличие от моего внешнего вида, всегда безупречна. Если позволите, я приведу себя в порядок и присоединюсь к обходу. Добро пожаловать в отделение.

Я не стала ждать его ответа. Развернулась и вошла в ординаторскую, громко закрыв за собой дверь. Прислонилась к ней, закрыв глаза. Сердце бешено колотилось.
Арсений Владимирович Волков, – пронеслось в голове. Новый начальник. Тот самый тип из лифта. И я только что устроила ему сцену... или он устроил ее мне? Или мы устроили ее друг другу?
День, который не задался с утра, обещал стать просто адским.

Глава 8

Адвокатская контора, на мое счастье была совсем рядом с клиникой – десять минут на машине.

– Александра Петровна, – Зоя Ивановна улыбнулась, – Чаю?

– Спасибо, давайте сразу поговорим о наших делах. – покачала я головой, – У меня только два часа свободных – дежурство ночное…

– Хорошо, – Зоя Ивановна вздохнула, – Мне жаль вас расстраивать, но у меня не очень хорошие новости… – она сняла очки и протерла стекла белоснежным платком.

– Не томите. – попыталась улыбнуться, – К сожалению, я уже начала привыкать к плохим новостям.

– Плохая привычка, – Зоя Ивановна водрузила на нос очки открыла папку с документами, – Александра Петровна, я встречалась с адвокатом вашего, пока еще мужа, и вот, что выяснилось. Ваш дом… Он, оказывается принадлежит вашей младшей дочери – Софье, и договор дарения подписан вами и вашим супругом уже полтора года назад. Теперь мы никак не можем пытаться оспорить этот факт и настаивать на том, чтобы его признали недействительным… Вы разве не помните, как сделали дарственную? – Зоя Ивановна подняла на меня глаза, – Вы же ездили к нотариусу, затем в регпалату… Александра Петровна, дорогая моя, зачем вы это сделали? – она смотрела на меня с немым укором, а я сидела оглушенная, вспоминая, как все это было…

Боже, у меня напрочь вылетело все это из головы!

– Мы были одной семьей, и я не думала, что... – голос мой сорвался. Я сидела в уютном кресле кабинета Зои Ивановны, а мир вокруг поплыл, как в дурном сне. В ушах звенело. Дарственная? Соне? Полтора года назад?
Я закрыла глаза, вжавшись в спинку кресла. В голове проносились обрывки воспоминаний.

Дмитрий сидит за кухонным столом, его ноутбук открыт на каких-то сложных графиках и цифрах. Лицо напряженное, усталое. Он трет переносицу.
– Саш, тут такая головная боль, – его голос звучит озабоченно, – У меня возникли проблемы… и если что, дом может уйти с молотка – это ведь не единственное наше жилье…
Я ставлю чашку чая перед ним, не вникая в сложные термины. Финансы – всегда его вотчина.
– А что делать? – спрашиваю я, больше из вежливости, доверяя его опыту.
– Есть вариант, – он поворачивается ко мне, его глаза ищут понимания, – Самый оптимальный – оформить дарственную на Соню сейчас. Она несовершеннолетняя. Это чисто юридическая защита активов для нее, для всех нас. Ради дочери, понимаешь?
– Прямо сейчас? – я слегка удивлена, – Но она же еще учится...
– Именно сейчас, пока не стало поздно, – он говорит убедительно, кладет свою руку поверх моей, – Это просто формальность, Саш. Дом останется нашим домом. Мы же не собираемся никуда съезжать? Просто бумажка, которая сэкономит всем нам кучу денег и нервов. Я уже все продумал, договорился с нотариусом. Просто нужно съездить, подписать пару документов. Быстро и без проблем.
Он смотрит на меня честными глазами. Глазами мужа, отца, успешного человека, который всегда заботился о семье. О нашем будущем.
– Ну... если это лучший вариант для всех... – пожимаю я плечами. – Ладно. Когда ехать?

Картина всплыла передо мной с пугающей ясностью. Тот день. Спешка перед работой. Кабинет нотариуса – уютный, пахнущий деревом. Дмитрий все объяснял быстро, уверенно. Я подписывала бумаги, почти не глядя, доверяя ему. Он говорил что-то о "доле Сони", о "будущей защите". Я кивала, думая о предстоящем приеме, о больном ребенке, который ждал в клинике. Это была рутина. Маленькая формальность. "Бумажка". Ради нас.

Как же я могла быть такой слепой? Такой глупой?!

– Я... я помню, – выдохнула я, открыв глаза. Взгляд Зои Ивановны был полон сочувствия и... непонимания. Как мола взрослая женщина позволить так себя обвести вокруг пальца? – Мы ездили. Дмитрий сказал... это для налогов. Чтобы когда... что у него неприятности и мы можеим лишится дома, а у ребенка имущество не могут конфисковать Что это чистая формальность, что ничего не изменится. Дом останется нашим. – голос мой был чужим, – Я... я подписала. Не вчитываясь толком. Я верила ему. Ради нас всех. – последние слова сорвались в шепот, полный горечи и стыда.

Зоя Ивановна тяжело вздохнула, отодвигая папку.
– Александра Петровна... Дорогая моя... – В ее голосе не было упрека, только глубокая жалость, – Формальность... Он, конечно, мастер. Дарственная на несовершеннолетнего ребенка – это не "формальность". Это полная и безвозвратная передача права собственности. Его доля и ваша доля перешли к Софье Дмитриевне в тот же день, как документы были зарегистрированы. Теперь дом принадлежит только ей. Юридически – на все сто процентов. Он не ваш общий. Он не ваш. Он – ее.

Каждое слово било по голове, как молоток. "Не ваш". "Ее".

– Но... но она же... – я попыталась найти хоть какую-то лазейку, – Она живет с ним! С Кристиной! Он на нее влияет! Она подпишет все, что он скажет! Может, она оформит доверенность на него или…

– Возможно, – Зоя Ивановна покачала головой, – И скорее всего, так и будет. Или он уже оформил. Но это уже не имеет отношения к вашим правам на дом. Ваши права закончились полтора года назад, когда вы поставили подпись у нотариуса. Софья – единоличная собственница. Она вправе распоряжаться имуществом как угодно – продать, подарить, сдать, прописать туда кого захочет. Или... – Зоя Ивановна посмотрела на меня прямо, – ...или по требованию отца потребовать, чтобы вы и Татьяна и освободили жилплощадь. Оснований у нас оспорить саму дарственную – нет. Вы были вменяемы, действовали добровольно. Мотивы... увы, "доверие мужу" и "забота о дочери" в суде не отменят юридической силы документа.

Комната закачалась. Я схватилась за подлокотники кресла, чтобы не упасть. Все. Конец. Моя последняя надежда на дом, на крышу над головой для себя и Таси, рухнула. И рухнула по моей собственной глупости. По моему слепому доверию к человеку, который уже тогда, полтора года назад, готовил мне эту ловушку. Пока я лечила пациентов, пока заботилась о семье, он методично делал свое дело.

– Это еще не все, – тихо сказала Зоя Ивановна, – Он заявил, что не является отцом Татьяны и не обязан содержать ее. Это правда?

Глава 9

– Ищите варианты, – сказала мне Зоя Ивановна на прощание. Какие варианты у обычного врача с дочкой-студенткой и старой развалюхой вместо машины? Комната в общежитии?
Я открыла дверь, упала на сиденье. Завела машину. С третьей попытки.
– Потерпи, милая, – прошептала я ей, вытирая лицо, – Нам обеим теперь терпеть. До осени... или до выселения.
Я тронулась, направляясь обратно в клинику. К ночному дежурству. К работе, которая теперь была единственной моей твердой почвой. И к новой реальности, где у меня больше не было дома.

Мне хватило сил доехать до клиники. Я забежала в ординаторскую, рухнула на стул и разрыдалась. На мое счастье, в кабинете никого не было и я плакала и плакала, захлебываясь слезами, не в силах остановиться…

– Что происходит?! – голос Волкова не предвещал ничего хорошего, но я не могла остановить поток слез.

– И-и-изви-ните, – заикалась я, – У меня еще полчаса есть до дежурства…

– И вы решили с пользой провести время? – Волков поставил передо мной стакан воды, – Кто обидел? Коллеги? Пациент? Родственники больных? – он уселся напротив меня. Господи, мне только его не хватает! Теперь этот безупречный доктор решит, что я вдобавок ко всему, истеричка! – Александра Петровна, – уже тише продолжил Волков, – Повторяю – кто вас обидел?

– Муу-уж, – всхлипнула я, – Бывший… почти… – я залпом выпила воду и вдруг начала рассказывать этому чужому человеку обо всем, что со мной случилось. Я говорила и говорила, путая слова, повторяя по несколько раз одно и то же, а Волков внимательно, не перебивая, слушал. Несколько раз в кабинет кто-то заглядывал, но он бросал такие сердитые взгляды, что дверь тут же тихо закрывалась.

– Понимаете, Арсений Владимирович, он сказал про Таську, что она ему не родная! – судорожно вздохнула я, – Таська, которую он всегда любил! Она дочка моей подруги… Они с мужем попали под лавину в Терсколе, когда Таське было полгода. У Леночки, Таськиной мамы, никого не осталось из родственников, а Ленька, ее муж, был из детдома. Я тогда… – я вздохнула, – Я их уговорила отдохнуть, они горы обожали… Мы с Ленкой, как сестры были и когда они погибли… мы с мамой сразу решили, что Таська с нами останется. И Дима… Дмитрий, он сделал мне предложение и сказал, что ему повезло – он вместе с женой и дочку готовую получил. – я горько улыбнулась, – Знаете, у Дмитрия десять лет назад обнаружили… то, о чем мы, врачи, говорить не любим. Лейкемия… это было очень страшно. Химия, и все сопутствующие прелести. Я тогда работала на скорой, денег у нас было мало… да их в сущности и не было, мама была еще жива, но у нее нога была в гипсе… В общем – это было катастрофой! Таська, еще ребенок, но на себя взвалила уход за Димой. Она его кормила, лекарства по часам давала – у нее была тетрадка, куда она все записывала, уколы научилась ставить. – я улыбнулась, – Дима потом говорил, что его дочка с того света вытащила. Таська в то время и решила врачом стать…

– А сейчас у него как со здоровьем? – спросил Волков.

– Ремиссия. – усмехнулась я, – Вон даже девицу молодую нашел, значит все в норме.

– А дочка? – опять спросил Волков, – Не передумала еще врачом быть?

– Нет, – улыбнулась я, – На четвертом курсе в меде. Сейчас работает санитаркой в хирургии. Хочет мне помочь, – у меня опять потекли слезы, – Как я ей скажу, что нас скоро на улицу выставят?

– Подождите. – прикрикнул на меня Волков, – Такие вопросы быстро не решаются… У вас есть адвокат?

– Да, – кивнула я, – Зоя Ивановна.

– Она хороша? – нахмурился Волков.

– Надеюсь. – пожала я плечами, – Пока не знаю

– Вот что. – Волков вырвал из блокнота листок, что-то быстро написал и протянул мне, – Это телефон лучшего адвоката по бракоразводным делам – Федора Игнатова. Он мой старый приятель. Пусть ваша Зоя Ивановна созвонится с ним, сошлется на меня и все ему расскажет, он посоветует с какой стороны взяться за вашего… этого… Диму. Я Феде тоже вечерком позвоню… А дочка… может она медсестрой пойдет работать? У нас вакансии есть. Чего ей полы мыть, все же без пяти минут доктор.

– Правда? – обрадовалась я, – Она будет счастлива! Спасибо, Арсений Владимирович! Таська… Татьяна у меня очень серьезная девочка и уколы она ставит получше, чем я.

– А Татьяна, – осторожно спросил Волков, – Она знает про то, что вы ее удочерили?

– Все знают. – кивнула я, – Мы не делали из этого секрета. Зачем? Чем меньше лжи, тем проще.

– Ну не для всех, как показывает практика, – проворчал Волков, – Вы, Александра Петровна, сегодня поезжайте домой. Я вас кем-нибудь заменю.

– Что вы! – я вскочила, – Все в порядке…

– Лучше, если сегодня наши больные, – хмыкнул Волков, – Не увидят ваши заплаканные глаза, им и так не сладко приходится…Вы отдохните, а завтра… будет новый день. – он пошел к двери, а я подскочила к зеркалу. Боже! Хорошо, что у меня есть очки с затемненными стеклами. Волков прав – к больным мне сегодня нельзя.

– Тась, – набрала я номер дочки, – У меня сегодня дежурство отменилось. Что приготовить на ужин?

– Ой, как здорово! – заорала в трубку Таська, – А можешь приготовить удон? Это ведь не очень сложно? – тут же спросила она, – Если не получится, то…

– Почему не получится? – улыбнулась я, – У меня все, что нужно есть. Там делов-то на полчаса. Целую, дочь.

– Мам, я тебя люблю. – Таська отключилась и я пошла к выходу, нацепив на нос очки. Мне почему-то стало немного легче, будто я переложила часть своей ноши на этого сурового доктора Волкова…

Глава 10. Кристина

Кристина перебирала плечики с платьями, капризно надув губки.

– Мне нужно что-то сексуальное, но не вульгарное, – она приложила к себе ярко-красное платье с большим декольте, – Это отнесите в примерочную, а еще тот белый брючный костюм и и подберите под него пару блузок и топов… ярких. Не хочу быть бледной молью.

Консультант кивнула.

– Мне кажется, что ни в одном наряде вы не будете бледной молью, – улыбнулась девушка, на бейджике которой было написано “Екатерина”, – С вашей внешностью и фигурой можно себе позволить абсолютно все…

Кристина усмехнулась. Конечно, эта Екатерина льстила – еще бы! такая выгодная клиентка, покупает, не глядя на цены, но все же это было приятно! Как и то, что она может ходить по дорогим бутикам, покупать брендовые вещи, не задумываясь, сколько все это будет стоить… Кажется жизнь налаживалась. Кристина повертелась перед зеркалом – это красное платье – просто “вау”, надо его сегодня надеть к ужину… Она вдруг вспомнила, что теперь Соня живет с ними и придется ужинать втроем. Кристина вытащила из сумки айфон.

– Милый, – проворковала она, – Я тут подумала… Может мы с тобой вечером в ресторан сходим? Я такое платье купила!.. Тебе понравится. – она закатила глаза, – Что Соня? Ну ей же не пять лет, она вполне в состоянии поесть самостоятельно… – Кристина поморщилась, – Обидится? С какой стати? Ты что должен ее за ручку водить? И потом… – голос Кристины стал томным, – Взрослым людям надо иногда побыть наедине друг с другом… Я такое белье надену, что… – она довольно улыбнулась, – Позвонишь ей? Вот и славно. И да, скажи, что на холодильнике визитка пиццерии, там очень вкусно готовят – Сонечка может заказать пиццу, если захочет. До вечера? Тогда я к восьми подъеду сразу в “Mume”? Столик закажу на твое имя, у меня там администратор знакомый, – Кристина рассмеялась, – Так что жду. Целую.

– Девушка все это беру, – кристина подошла к кассе и протянула карту, – И подскажите, где здесь на этаже хороший магазинчик с бельем?

– Напротив. – улыбнулась Елизавета, – Спасибо за покупки, ждем вас снова!

– Обязательно. – Кристина улыбнулась и поспешила в магазин с бельем, сегодня она должна удивить Дмитрия. Как ни примитивны, по мнению Кристины, были мужчины, их нужно постоянно удивлять и давать им все то, о чем они втайне мечтали в своей прошлой и скучной жизни. Мужчине должно всего хватать! Тогда он счастлив и доволен!

Конечно, чем старше и успешнее мужчина, тем больше предстоит возни – это вам не горячий юнец, который вспыхивает от любого движения и всегда готов на все, но оно того стоит. Главное – не терять контроль. Некоторым не дано удержать мужчину, как бывшей Дмитрия, но Кристина была уверена, что третьей жены у Дмитрия не будет!

В бутике белья звучала тихая музыка. Шелк, кружево, тончайший гипюр – все здесь дышало роскошью и соблазном. Консультант, увидела брендовые пакеты в руках девушки, сразу поняла – клиентка серьезная.

– Мне нужно что-то… незабываемое, – заявила Кристина, окидывая взглядом стойки с комплектами, – Черное. Или… нет, алого цвета. Страстного. Чтобы подчеркивало все достоинства. Чтобы мужчина с ума сошел, – добавила она с самоуверенной улыбкой.

Консультант, опытная и понимающая женщина средних лет, быстро предложила несколько вариантов. Кристина отобрала три комплекта – один из чёрного гипюра, почти невесомого, второй – из алого шелка с нежными, прозрачными кружевными вставками в самых пикантных местах, и… дерзкий боди с глубоким вырезом и подвязками. В примерочной она долго вертелась перед зеркалом, оценивая каждый угол, каждый изгиб, который подчеркивало белье. Алый шелк делал ее кожу фарфоровой, черный гипюр создавал интригующую игру полутонов, а боди… боди кричало о власти. Она сфотографировала себя в алом комплекте и мгновенно отправила фото Дмитрию с подписью: “Жди вечера… Терпение будет вознаграждено вдвойне.”

Ответ пришел почти сразу: “ Не уверен, что дождусь ужина…”. Кристина самодовольно улыбнулась. Работало. Всегда работало. Она выбрала алый комплект – он идеально сочетался с платьем – и черный боди “для особого случая”. Карта снова легла на терминал без тени сомнения.

Пакеты с обновками заняли почти все заднее сиденье ее маленькой, но дорогой спортивной машины – еще один подарок Дмитрия, символ ее нового статуса. Она завела мотор, и мягкий рык двигателя доставил ей удовольствие. Эта машина, эти пакеты, эта жизнь – все было правильным. Таким, каким должно быть.

Дорога до их, теперь уже общей квартиры, была недолгой. Кристина влетела в прихожую, сбросила туфли и пакеты и сразу направилась в спальню. Включила любимый плейлист – что-то быстрое и ритмичное – и принялась готовиться к вечеру. Душ с дорогим гелем с ароматом черной орхидеи, тщательный макияж, укладка волос – каждый шаг был отточен до совершенства. Она любовалась своим отражением – стройная, подтянутая, безупречная, не то что… та, что осталась в прошлом. Кристина повернулась боком – живот еще совсем не заметен, поэтому можно надевать самые откровенные наряды… никакой усталости или разочарования в глазах. Только уверенность и предвкушение.

Алое белье, бриллианты в уши, изысканные духи…

Настал черед алого платья. Оно сидело как влитое, подчеркивая каждый изгиб. Кристина крутанулась на пятках. Да. Это было то самое “вау”. Держись, Дима!

Кристина вышла в гостиную, чтобы взять сумочку, и наткнулась на Соню. Девушка сидела на диване, уткнувшись в ноутбук. На столе рядом лежала визитка пиццерии и пустая банка колы. Соня подняла взгляд. Ее глаза были полны слез.

– Папа позвонил, – сказала Соня. Ее голос дрожал, – Сказал, что вы ужинаете в городе. Пиццу я заказала. Спасибо за заботу, – последняя фраза прозвучала с едва уловимым сарказмом, – А я… я надеялась, что мы поужинаем все вместе! – последние слова Соня почти прокричала, – Почему я должна сидеть одна?!

– Потому что ты уже взрослая, а у папы… – спокойно, как будто объясняя очевидное ребенку, ответила Кристина, поправляя идеально уложенную прядь, – У папы тоже есть своя личная жизнь, и ты должна это понимать. – она повернулась к зеркалу в прихожей, еще раз критически посмотрев на свое отражение.