Развод, после измены? Не сегодня!

Глава 1

НОЧЬ, КОТОРУЮ НЕ ВЕРНУТЬ

Она открыла дверь резко, как ножом по воздуху.

В квартире было темно. Только слабый отсвет уличных фонарей прорезал полумрак, ложась на пол и разбивая тени. Тишина была плотной, вязкой, будто кто-то натянул плёнку между её прошлым и настоящим.

Лана стояла в коридоре, сжимая в руке телефон. На экране всё ещё было открыто сообщение без имени. Всего одно фото. Размытое, зернистое, но достаточное, чтобы сердце выстрелило в грудную клетку и разбилось о рёбра.

Арсен. Обнажённый. На фоне гостиничного номера. И она — та самая Лика — сжимающая в пальцах его лицо, будто метка на добыче.

Она не закричала сразу. Даже не заплакала. Лишь закрыла дверь, сжав зубы, и прошла вперёд, будто через минное поле. Медленно, но уверенно. Каждый шаг гремел в её голове, как взрыв. Височная боль била по черепу, как молотком. Тошнота подкатывала к горлу. В теле — дрожь. Лёд и огонь одновременно. В голове было всего одно слово: «НЕТ».

Он был дома. В их квартире. В их кровати. Спал, как ни в чём не бывало. Её предатель. Её мужчина. Муж.

Лана стояла над ним, как палач над жертвой. В горле стоял ком. Руки дрожали. В голове пульсировала фраза: «Это не он. Это ошибка. Это не может быть правдой». Но фото не исчезало. Оно кричало на неё. Убивало. Лика. Её ухмылка. Его плечи. Её ногти на его шее. Она чувствовала вкус желчи во рту.

— Проснись, — выдохнула она. — Проснись. Скажи мне, что это неправда.

Он открыл глаза. Моргнул. Улыбнулся, не сразу понимая, что её лицо было не лицом любимой жены. Это было лицо женщины, которую предали.

— Лана? Что случилось?.. — он поднялся на локтях, нахмурившись.

— Что случилось? — прошептала она и резко показала экран телефона прямо перед его лицом. — Ты мне скажи.

Он замер. Потом закрыл глаза, будто хотел исчезнуть, стереть это фото, сон, вечер, себя самого. Руки опустились. Тишина стала звенящей.

— Чёрт... — только и выдохнул.

— Чёрт?! — Лана отшатнулась, как будто он ударил её. — Это всё, что ты можешь сказать? «Чёрт»?

— Лана, пожалуйста... это было один раз, я не знаю, как так получилось... Я... Лика, она... всё было не так...

— НЕ ТАК?! — она взорвалась, голос сорвался на крик. — Ты на фото, Арсен! Голый! С ней! В постели! Что «не так»?! Ты был на корпоративе, уставший? Или тебе просто захотелось новой дырки на одну ночь?!

Он встал, шагнул к ней. Уже не оправдываясь. Просто стоял, глядя прямо в глаза. Спокойно. С тяжестью. С достоинством. Без трусости.

— Я не прячусь, Лана. Сделал — отвечаю. Скажи, что хочешь знать. Я не буду врать.

— А что тут знать?! — Она пошла на кухню, открыла шкаф и с грохотом вытащила бокал. Потом второй. Потом резко развернулась и швырнула один в стену. Стекло разлетелось, как и их жизнь.

— Я пять лет ждала, Арсен! Пять лет! Терпела, когда ты отмахивался от темы детей, от разговоров о будущем! Я верила, что ты просто не готов, что тебе нужно время! А ты был готов трахнуть Лику?! Вот так — по щелчку?! Потому что с ней проще?!

Он стиснул челюсть. Его глаза вспыхнули. Он открыл рот, потом закрыл, словно борясь с собой. Вздохнул. Глухо проговорил:

— Ты знаешь, что я не умею красиво говорить. И сейчас каждое слово, как наждачка внутри. Но ты не давала мне воздуха. Ты толкала, требовала, давила... Ребёнок, разговоры о будущем — ты будто вычерчивала план моей жизни без моего участия. Я чувствовал себя... не мужчиной, а функцией. Ты видела во мне отца, проект, но перестала видеть меня.

Лана замерла. Глаза расширились. Она отступила на шаг:

— Подожди… — её голос задрожал. — То есть, теперь это я виновата в том, что ты полез к Лике? Ты серьёзно? Ты хочешь сказать, что я своими разговорами о ребёнке заставила тебя изменить?

Он тоже вздрогнул. Но не отступил. Только закрыл глаза на мгновение, затем снова взглянул в неё:

— Нет. Я не виню. Я просто объясняю. Пытаюсь. Потому что… если не сказать это сейчас, потом будет поздно. Это не оправдание. Это слабость. Моя. Не твоя.

— Слабость? — прошептала она, чуть не срываясь на крик. — Тогда почему мне больно, как будто ты меня выкинул? Почему я — в рёве, а ты стоишь и раздаёшь объяснения, как начальник на совещании?!

Она осипла от ярости:

— Я просто хотела будущего! С тобой! Я верила, что ты вырастешь, созреешь, решишься! А ты просто пошёл и выложил всё своё мужское нутро в Лику?! Потому что она не говорила о ребёнке? Потому что так проще?

Он провёл рукой по волосам, сжал кулаки, тяжело дыша:

— Нет. Я пошёл туда, потому что хотел забыться. Потому что был зол. Потому что мы отдалились. Я не оправдываюсь. Я просто признаю… я сломался. Один раз. Один! Я облажался! Я был пьян. Вдрызг! Но я не из тех, кто бежит. Я остаюсь. Я стою перед тобой. Да, я сожалею. Я просто сгораю. И если ты в ярости — это по делу мне! Но я не поползу вымаливать прощения. Потому что любовь не унижается.

Лана замерла. Слова резали. Он не просил. Не лгал. Он стоял. Смотрел прямо. И от этого было ещё больнее. Потому что он был не трусом. Он был мужчиной, которого она любила. И теперь ненавидела.

— Любовь?! — Лана грустно усмехнулась, — О какой любви ты сейчас вообще говоришь?! Ты предал моё доверие… как тебе верить, после такого?...

Она пошла в спальню. Как на похороны. Каждое движение — механическое. В голове пусто. Только глухой гул. Чемодан. Вещи. Без разбора. Ночная рубашка, зубная щётка, джинсы. Даже его старая футболка, в которой она спала. Взяла и бросила обратно. Нет!

Он стоял в дверях. Молчал. Грудь его тяжело вздымалась. Он знал, что её уже не удержать. Сейчас — её выбор. Её боль. Её падение. Или её полёт.

— Лана...

— Не говори ничего. Не сейчас. И не потом.

Она застегнула чемодан. Подняла взгляд. В нём — лед и огонь.

— Я не та, кто может простить. Не после такого. Не после того, как ты дал другой женщине право стереть нашу историю. Нашу кожу. Нашу правду.

От автора

Дорогие мои читатели!

Эта книга родилась из эмоции, которая не умещается в слова. Из крика, который разрывает горло, когда предательство становится очевидным. Я хотела показать не измену, а то, что происходит потом. После. Когда ты стоишь среди обломков, дрожишь от ярости и вдруг понимаешь, что хочешь… его. Снова.

Эта история — не об идеальных людях. Она о тех, кто делает больно и страдает, ошибается и мечется, но не может отпустить. Если вы когда-то любили так, что боль была слаще оргазма — вы поймёте.

В этой книге...
Есть мужчина, который оступился, и готов сражаться.
Есть женщина, которая сильнее, чем сама думает.
И есть ночь, которую не вернуть.

Мы говорим, что любовь прощает.
Но что, если любовь — это битва?
Когда на карту поставлено всё, включая гордость, принципы и тело — выбор становится острым, как лезвие:

Уйти. Простить. Или… остаться и ненавидеть.

Добро пожаловать в мир, где развод — не конец...
а самая эротичная, опасная, эмоциональная точка отсчёта.

ПРИГЛАШАЮ
в новый роман, однотомник

РАЗВОД после измены? Не сегодня!

Глава 2

Когда за ним захлопнулась дверь, Лана осталась стоять на месте. Пустота разлилась по груди. Отпустил. Он... действительно ушёл. Дал ей свободу. Но почему от этого стало только страшнее?

Её тело ещё помнило. Оно болело по нему. Оно хотело его. Но память подбрасывала те кадры — фото. Он с другой. В номере отеля. С его рукой на чужом бедре.

«Как ты мог, Арсен. Как?» – жутко ныло в груди.

Она стояла у зеркала в ванной, закутавшись в полотенце. Её кожа покрыта мурашками. Глаза — пустые. Губы — пересохшие. Не плакала. Больше не могла. Только внутри, всё время будто кто-то рвал струны. Как будто была разорвана, но не умерла. Живая, и поэтому боль была в тысячу раз ярче.

На полу валялась его рубашка. Серая, с вытертыми манжетами. Лана подняла её, прижала к лицу, вдохнула запах… и застонала. Не от страсти. От тоски. От злой нежности, которую так ненавидела сейчас.

Она написала ему сообщение. Стерла. Написала вновь. И снова стерла.

Позвонила, и резко сбросила звонок. Села у окна. Разглядывала дождевые капли на стекле. Считала их. Мерила время в каплях.

Потом пошла по дому. Медленно. Остановилась у полки с книгами. Провела пальцем по корешкам. Нашла книгу, которую он ей подарил на первый Новый год вместе. Открыла. Там — его почерк:

«Ты — моя лучшая история. Даже если в ней будут самые тёмные главы.»

Она захлопнула книгу. Сердце заколотилось, как у зверя в клетке. В горле солёный привкус. Не слёз… Пепла!

Вечером она обнаружила его блокнот. На подоконнике. Простой, чёрный, со срезанными углами. Открытый.

«Ты сильнее, чем кажешься. И я буду ждать... Навсегда твой. Арсен.»

Она прижала блокнот к груди. А потом, резко отбросила. Не время. Не прощение. Только тишина.

Ночью она легла в их кровать. На его подушке — запах. Глухой, выветривающийся, но такой до боли родной. Её тело выгнулось в приступе безмолвной тоски. Она зажала рот ладонью, чтобы не закричать. Не разрыдаться. Не позвать его вслух.

Вспомнила, как он гладил её спину по утрам, как жарко дышал в шею, как засыпал, обняв, словно боялся потерять даже во сне. И теперь — его нет! Его предательство, как нож, застряло между рёбер, мешая дышать. Всё, что она думала вечным, оказалось временным. Сломанным.

«Я не простила. Но почему мне больно, будто я изменила себе?..»

***

Арсен спал у брата. На диване. Полуодетый. Полусумасшедший. Его глаза были пустыми. Он не находил себе места. Только пил чёрный кофе и курил на балконе. Каждые два часа смотрел на экран телефона. Там — пусто.

— Думаешь, она простит? — спросил брат.

— Не знаю. Но я не уйду. Я дам ей время. Но потом — вернусь. Потому что она — моя жизнь. Потому что я не могу жить в мире, где её нет.

Он прокручивал в голове её лицо. Губы, которые дрожали. Глаза, в которых была ярость. Он хотел сжечь всё, что было с Ликой. Хотел стереть тот вечер, когда сорвался. Но реальность не давала поблажек. Ты либо держишь удар, либо падаешь. Он выбрал первое.

В голове всплыл момент их последней ссоры. Его голос тогда срывался:

— Ты всё время говоришь о ребёнке... давишь... А я не могу! Не готов! Не хочу! Почему ты не слышишь?!

Тогда она смотрела на него с болью и непониманием. Она думала, что он не хочет её. Не любит! А он... он боялся. Чего именно… сам не мог объяснить. Ответственности? Потери её любви, когда появится кто-то третий? Или себя — того, кем он был с отцом, в семье, которую ненавидел...

Их интимная жизнь пошла под откос. В последние полгода всё стало другим. Они занимались сексом, но как будто по привычке. Механически. Без той искры, что раньше. А Лана думала, что он устал. Или больше не любит. А он чувствовал в каждой близости невидимый вопрос: «Ты готов?» И от этого отдалялся. Сложно было контролировать каждый акт близости. Чтобы Лана не залетела, раз уж она поставила его перед фактом, что не желает больше предохранятся и пить контрацептивы. Что желает наконец-то стать матерью…

Только эта последняя ночь... после крика, слёз и боли... была как вспышка. Не примирение, не любовь… но чистое, животное возвращение. Жадность. Взрыв. Глоток жизни, которого не хватало месяцами.

***

Утром третьего дня Лана встала раньше. Заварила себе зелёный чай. Без сахара. Без слов. Смотрела, как завихряются листья в кружке. Как всё продолжает двигаться, даже если ты не хочешь.

Она не знала, что делать дальше. Но знала одно, Арсен дал ей выбор. Пространство. Достоинство. И этим не облегчил, а усложнил. Потому что теперь всё зависело от неё.

Она вышла на балкон. Глубоко вдохнула прохладный воздух. Где-то далеко проехала машина. Кто-то лаял во дворе. Жизнь шла. Даже когда твоя рухнула. Даже если ты стоишь в пижаме с разметавшимися волосами и пустыми глазами.

Она посмотрела в небо. Оно было серым. Но не чёрным. Значит, ещё есть шанс. Значит, можно дышать. Хотя бы начать.

***

На следующий день она стояла у стеклянной двери ЗАГСа. В руках — папка с документами. В груди — узел. Рядом — подруга. На всякий случай. Чтобы подстраховать, если Лана рухнет.

— Ты же можешь не подписывать сегодня. Просто подать. Подумать ещё, — тихо сказала подруга.

— Если дам себе паузу, то снова начну ждать. А я устала жить в надежде, которая убивает.

Она подписала бумаги. Медленно. Рука дрожала. Сердце грохотало. Подпись — будто приговор! Себе. Ему. Им.

— Вы уверены? — спросила регистратор.

— Не уверена, — ответила она. — Но иначе я не смогу начать дышать заново.

Развод — не финал. Это её попытка выжить. Не отомстить. Не наказать. А выбрать себя.

В этот момент ей позвонил он. Она не ответила. Только смотрела на экран. Потом выключила звук. И отвернулась. Слёзы катились по щекам.

Но она шла. Прямо. Без пауз. Потому что это было не про конец любви. А про начало уважения к себе.

Потому что простить, значит позволить и дальше… срываться, изменять, разрушать всё и всех…

Визуализация

Дорогие мои!

Предлагаю познакомиться с героями чуть ближе))

Лана

Арсен

Глава 3

Лана не знала, зачем всё ещё оставалась в этой квартире. В их квартире. Слишком много запахов, прикосновений, теней прошлого. Её кожа вздрагивала, когда она шла по коридору — здесь он прижимал её к стене и дышал в губы. Ванная — их общий смех, брызги, мыльные руки. Спальня... Спальня была пыткой. Простыня не хранила тепло, но до сих пор пахла ими обоими.

Каждая мелочь — его чашка, оставленный флакон духов, вмятина от его тела на матрасе — казалась теперь издёвкой. Дом, который они строили вместе, стал клеткой воспоминаний. Она ходила по квартире, как по минному полю, и каждое движение взрывалось болью.

Она вытерла пыль с подоконника. Без цели. Просто чтобы занять руки. Сделала кофе. Три ложки сахара… как любит он. Выругалась, вылила в раковину. Сварила новый. Горький. Такой же, как внутри.

Села за стол, смотрела в чашку. Кофе дрожал в руках. Пальцы не слушались. Мысли путались. Бессонные ночи начали отражаться на лице — синяки под глазами, тусклая кожа, губы, покусанные до крови.

Телефон лежал на столе. Молчал. Тихо, словно боялся напоминать о нём. Арсен не писал. Не звонил. Сдержал обещание. Он ушёл достойно, дав ей пространство. Но это пространство стало пыткой. Она ждала, что он сорвётся, придёт, позвонит, будет добиваться. А он... он ждал.

— Почему ты молчишь? — кричало в голове. — Почему не рвёшься сюда? Почему не ломаешь эту дверь?!

Парадокс. Он вёл себя именно так, как она хотела. Но это вызывало ярость. Потому что означало, он её уважает. Уважает её выбор. Её свободу… А она хотела ненавидеть. А не уважать. Хотела, чтобы он был слабым. А он казался сильнее её…

Она почти хотела, чтобы он пришёл. Чтобы закричал. Взял её. Как тогда. Как всегда! Без слов, без объяснений. Только чтобы перестать думать…

Лана открыла окно. Вдохнула холодный воздух. Тяжёлый, с запахом сырости, далёких костров, осеннего вечера. Он обжигал лёгкие, прочищал сознание. Она вытащила плед, села на подоконник, завернулась, как в кокон, и просто смотрела на двор.

Люди шли с работы. Кто-то с детьми, кто-то с собаками. Шумели машины, кто-то смеялся у подъезда. Жизнь продолжалась. Без неё. Без них. И это было страшно — видеть, как мир идёт дальше, пока ты стоишь на месте, застыв в чужой ошибке.

***

Арсен стоял в спортзале, выбрасывая удары в грушу. Его футболка прилипла к телу, кулаки в бинтах были разбиты, но он не останавливался. Каждый удар, как наказание.

«Ты предал. Ты сам всё разрушил. Ты сам её потерял.»

Он вспоминал ту ночь снова и снова. Не как оправдание, а как пытку. Вино, злая ссора, Лика — слишком много совпадений, слишком мало самоконтроля. Он сорвался. Один раз. Но именно этот раз раздавил всё, что они строили годами.

И в его голове звучал только один голос — её. Слишком тихо. Слишком больно. Слишком сильно.

Он не хотел быть тем, кто будет умолять. Но и не мог быть тем, кто сдаётся. Он знал, что она ждёт. Она молчит, но читает каждый сигнал. Даже если не отвечает.

Он не писал, не звонил ей.

Решил дать ей время…

На что?

Подумать? Отойти? Осознать?

Осознать, что? Зачем?

Она уже подала на развод! Твою мать! Развод!

Так просто!

Он всего лишь допустил одну ошибку – сорвался единожды… а она сразу же – на развод!!!

Врезал по груше со всей дури в этот момент. Только облегчения не принесло. Ничего не приносило облегчения. Успокоения души…

Только его молчание не поможет. Не помогает! Сука! Ни разу не помогает! Пространство, что он решил ей дать, только затягивает еще глубже в пропасть и бездну!

Стиснул зубы в ярости.

Решил всё же напомнить о себе…

Напомнить, что он здесь. Рядом.

Дышит воспоминаниями о ней.

И он отправил ей фото. Старое. С их поездки в Карпаты. Она в шапке, красный нос, зубы в снегу, а глаза сияют. Он ничего не подписал. Просто фото. Потому что иногда молчание кричит громче слов.

***

Раздался характерный звук входящего сообщения.

Лана смотрела на экран телефона. Сердце сжалось.

Арсен.

Колебалась доли секунд и все-таки решилась. Нажала на просмотр. Фото. Карпаты. И к горлу подкатил ком. Удушающий. Что вынуждает непроизвольно слезам течь по щекам.

Она помнила этот день. Как они падали в снег, целовались, ели горячие пирожки на перевале. Счастье. Чистое, дикое счастье.

Вспомнила, как он обнимал её ночью, прижимая к себе, пока она замерзала в спальнике. Как разжигал костёр, а потом на шепоте обещал, что не отпустит никогда.

А что же теперь?

Всё это — ложь?

Она не смогла стереть фото. Но и не ответила.

Позже, вечером, в телефон пришло ещё одно сообщение:

«Я люблю тебя. Каждый день. Даже в эти дни — особенно.»

Она зажала экран в ладонях. Заплакала. Без рыданий. Просто слёзы. Горячие. Тяжёлые.

«Почему ты такой? Почему ты делаешь мне больно и любишь так глубоко одновременно?»

Она легла на кровать, свернувшись клубком. Всё внутри сжималось. Её разрывало. Между желанием уйти и потребностью остаться. Между ненавистью и любовью. Между телом, которое хотело его до боли, и сердцем, которое не могло простить.

Её пальцы скользнули по животу. Там, где он раньше клал руку по утрам. Не для секса. А чтобы просто держать. Как якорь. Как право. Как любовь. И теперь это место, было пусто. Как будто кусок её тела вырвали вместе с ним.

Глава 3_2

Лана не помнила, как прожила последние дни. Словно во сне, как сомнамбула. И вот, сегодня, наконец-то, их с Арсеном разведут. Они разойдутся, как в море корабли… возможно, это принесёт ей покой. Она перестанет думать и грезить о нём… возможно…

Судебное заседание проходило в душной комнате, где пахло бумагами, кофе и усталостью. Лана сидела напротив Арсена — руки сжаты в кулаки, взгляд упирается в стол. Он был в тёмной рубашке, исхудавший, с застывшим лицом. Взгляд — в неё. Только в неё…

Лана чувствовала, как в груди что-то рвётся, как натянутый нерв, как трещина в стекле. Она не смотрела на него. Потому что знала, если встретит его взгляд, всё рухнет

Судья — женщина лет шестидесяти, в очках и с холодной интонацией — листала документы:

— Основания? — коротко спросила она.

Лана подняла глаза:

— Измена. Утрата доверия. Желание прекратить отношения.

Судья повернулась к Арсену:

— Ваша позиция?

Он встал.

— Я не согласен на развод. Я всё ещё люблю свою жену. Считаю, что наш брак можно спасти, — его голос дрожал, но был твёрдым, — Да, я совершил ошибку. Но я готов взять ответственность. Я не прячусь. Я хочу быть рядом. Хочу всё исправить.

В зале повисла напряжённая пауза. Лана ощутила, как дыхание сбилось. Её сердце пропустило удар.

Судья долго смотрела на них, потом устало вздохнула:

— В соответствии с Семейным кодексом… в случае несогласия одной из сторон, суд предоставляет срок для примирения. Один месяц. Вызываю вас повторно через 30 дней. Воспользуйтесь этим временем с умом.

Голос судьи звучал, как молоток по стеклу: коротко, сухо, безжалостно. Лана вдруг поняла — это не просто формальность. Это точка. Или запятая. Пока — неясно.

Лана не произнесла ни слова. Только кивнула. Суд завершился, а в ней что-то оборвалось. Не потому, что развод отложен. А потому, что он — всё ещё борется. А она — всё ещё дрожит.

Они вышли из зала молча. Он шёл позади. Она, как по лезвию. Не обернулась. Потому что знала, если он позовёт, она может остановиться. А пока, нужно идти. Через боль. Сквозь себя.

Ноги несли её, но дыхание сбивалось, как у бегуна на последнем круге. В ушах гудел его голос: «Я всё ещё люблю свою жену…»

***

Суд дал им месяц. Месяц боли, тишины и попыток жить порознь. Но Лана знала, она дрожала не от страха развода. А оттого, что внутри ещё всё живо. Он — всё ещё её боль. Её огонь. Её ледяная пустота.

Арсен сидел в машине под окнами. Не включал фары. Просто сидел. Смотрел на её окна. Свет в спальне погас. Значит, легла. Он знал, как она засыпает, уткнувшись носом в подушку, в обнимку с одеялом, которое он называл «конкурентом».

Он закрыл глаза. Прижался лбом к рулю. Он не знал, когда сможет снова быть рядом. Но знал, что будет ждать. До последнего вдоха.

На сиденье рядом лежала коробочка. Внутри — кольцо. Не обручальное. Просто символ. Он купил его в ту самую поездку в Карпаты. Хотел подарить тогда, но показалось глупо. А теперь оно стало почти символом боли.

Он не знал, даст ли она ему шанс. Он не знал, простит ли она. Но знал, если сдаться сейчас, он предаст её во второй раз. Даже если проиграет, он не предаст снова. Он докажет. Он снова станет её домом. Даже если она отвергнет его навсегда… он останется рядом. Пока жив.

Арсен поднял взгляд на её тёмное окно. Прислушался к себе. Тишина внутри не была пустотой, она была ожиданием. Как затишье перед бурей. Или перед исцелением. Он не знал, что принесёт утро. Но знал, что этой ночью он будет рядом. Пусть даже лишь в тени её дома.

Ночь тянулась медленно, вязко. Он даже не заметил, как прошёл час. Потом ещё один. Но Арсен настойчиво продолжал сидеть в машине возле её дома. Уже который час подряд. Сигареты закончились. Музыка не спасала. Глаза резало от бессонницы. Под лобовым стеклом висела записка с надписью: «не сдавайся». Он сам написал её два дня назад. И перечитывал теперь, как мантру.

— Ты идиот, — выдохнул он себе под нос. — Ты сам всё разрушил. Сам!!!

Он начал тереть лицо ладонями до жжения, как будто может стереть всё — себя, ошибки, прошлое. Сигарета едва держалась в пальцах, руки дрожали. Сжал руль с такой силой, до онемения, что костяшки побелели. Бессилие начало отдавать тошнотой, где-то под рёбрами.

Лика была ошибкой. Убийственной. Случайной. Да, он был пьян. Да, он был вымотан — эмоционально, морально.

Эти бесконечные разговоры о ребёнке, о сроках, о графиках овуляции, о том, что "пора уже", "я устала ждать"…

Он чувствовал, как задыхается. Но сказать нет, не мог. Потому что знал, как сильно она хочет стать матерью. А он? Он боялся. Не ребёнка. Ответственности?.. да много чего!

Боялся, что не сможет быть таким отцом, каким мечтала Лана. Почему? Ответа не было на его внутренний вопрос…

Это был страх, с которым он жил, не признаваясь даже себе.

Мысли вертелись в голове не давая покоя.

Вспоминал и бранил себя без устали:

«Сука! Мразь последняя!»

И всё же…

Подсознательно пытался оправдаться Арсен. Словно Лана слышит его и поймёт его боль, его осознание ошибки…

Он вспоминал их бесконечные ссоры в последнее время.

— Я не готов! — тогда он почти закричал, глядя на неё, как в пропасть.

— А я не готова быть одной, — тихо ответила она…

…и этот голос теперь рвал его изнутри… на части…

Он вжался в кресло, словно хотел провалиться, исчезнуть.

Она тогда стояла — будто сломленная, но гордая. И не подошла. Не в тот вечер. Не после.

И так, чуть ли не каждый день.

Это жутко выматывало его.

Её молчание. Немой упрек. Либо в противовес претензии и критика. Слёзы, и взгляд с укоризной.

А в тот вечер… вспомнил вдруг, как она смотрела на него с отчаянием:

— Ты просто не хочешь детей… Скажи это честно.

И он вновь закричал в ответ, уже с откровенной яростью:

Глава 4

После суда Арсен долго не мог прийти в себя.

Прошёл день, потом второй. Тело ныло от бессонницы, душа — от бессилия. Лана не отвечала на сообщения. На звонки. Ничего. Казалось, она поставила точку. А ему оставалось только смотреть на пустоту, в которую превращалась его жизнь.

Все мысли были только о ней. О её взгляде. О том, как она дрожала, когда читала это чёртово сообщение. Как будто именно это фото вычеркнуло всё между ними. Арсен не пытался копаться — тогда не было ни сил, ни желания. Только вина. Только желание вернуть.

Но на третий вечер, сидя на балконе с бокалом виски, Арсен вдруг поймал себя на мысли, а ведь всё это — не просто стечение обстоятельств. Фото, присланное Лане. В самый уязвимый момент. Кто его сделал? Кто отправил? Почему раньше он даже не задумался об этом?

Замер на мгновение. Задумался.

Лика.

После корпоратива, она сразу исчезла — сказала, что срочная командировка, не оборачиваясь и не уточняя. Ни одного звонка, ни одного сообщения с тех пор. Почему он тогда не обратил внимания? Почему не задал вопросы? Всё потому, что сгорал изнутри от чувства вины.

До этого он не мог думать — просто не мог. Его внимание было поглощено Ланой. Её болью. Судом. Разводом.

Он винил себя. Грыз. Терзал. И только теперь… теперь пришло прозрение.

Всё это, как ловушка. Слишком вовремя. Слишком точно.

Теперь, спустя несколько дней, он начинал трезветь. Суд дал месяц на раздумья. И вот, впервые за эти дни, его голова работала не на боль, а на анализ.

Поглощённый раскаянием, он не заметил главного: кто слил? зачем? кому это выгодно?

Фото — идеально чёткое, сделанное в момент, когда он не заметил ни звука. Ни вспышки. Ни тени. Номер — корпоративный. Кто ещё знал об их нахождении?

И эта командировка... фото... его слабость... всё вдруг складывалось в цепочку. Слишком много совпадений. Слишком чистая работа.

Он встал, провёл рукой по щеке — щетина кололась, как память. Всё в нём болело. Но боль постепенно отступала, и на её место приходила трезвость. И ярость.

Пора узнать правду.

Оставил бокал на перилах балкона и медленно направился к комнате брата.

Арсен остановился перед дверью, колебался секунду, потом трижды стукнул костяшками по дереву:

— Камиль, ты не спишь? Мне нужно поговорить.

Через пару минут они уже сидели на кухне. Камиль потягивал холодный кофе, а Арсен молча листал ноутбук, с каждым кадром мрачнея. Потом вдруг с силой захлопнул крышку и едва не швырнул его об стену.

— И как, по-твоему, это вообще возможно?!

Камиль чуть нахмурился:

— Что именно? Ты про фото?

Арсен кивнул:

— Я был пьян. Но это фото — оно слишком точное. Сделано изнутри. Не из окна, не из коридора. — Он потёр виски. — Лика исчезла сразу после корпоратива. Внезапно, в командировку. Ни слуху, ни духу. Я даже не спросил, куда. Мы только поссорились с Ланой, всё рушилось... Я даже не подумал, кто и как передал это фото Лане. А теперь не могу не думать.

Камиль прищурился:

— Ты уверен, что номер был «закрыт»? Что никто, кроме вас с Ликой, туда не заходил?

Брат сидел на краю дивана, потягивая холодный кофе и наблюдая за ним, как за бомбой замедленного действия.

— Я вообще ни в чём не уверен. Я был пьян в доску, понимаешь?! Да и этот номер корпоративный. Мы им пользуемся в экстренных случаях. Секретари всегда делают бронь на одни и те же номера. Но это — верхний этаж. Там нет ни камер, ни соседей. Это… это чертова территория тишины. — Арсен провёл рукой по волосам, ярость в нём клубилась, как плотный дым.

Камиль нахмурился:

— То есть, по факту, в этот номер могли попасть все, кто знал про бронь? Или, скажем, кто имеет доступ к бронированию?

Арсен молчал. Взгляд упёрся в угол кухни, где стояла пустая пепельница. Он давно как бросил курить, но в последние дни выкуривал пачками.

— Это была ловушка, Камиль. Я понимаю это сейчас. Я был пьян, вымотан. Я поссорился с Ланой. Меня вымотал разговор о детях, о графиках, о давлении. А потом — корпоратив, алкоголь, и Лика, как чёртово утешение. Всё как по нотам. Чётко. Срежиссировано!

— Думаешь, Лика способна на такое?

Арсен встал. Прошёлся по комнате. Его шаги отдавались глухим стуком по паркету.

— Я не знаю. Но если да, то я это узнаю.

— Может кто-то уже знал, что ты будешь там, и специально устроил эту пьянку?! Подстроил, чтобы ты оказался в номере с Ликой. — брат смотрел на него внимательно.

— Лика… — Арсен остановился. — Надо с ней поговорить.

Он достал телефон, пролистал контакты.

— Сейчас?! — удивился Камиль.

— Сейчас. Либо она скажет правду, либо я взорву всё. — Глаза Арсена пылали. Это уже не было болью. Это была ярость. Мужская. Прямая. Без компромиссов.

***

Кафе, где он назначил встречу, было почти пустым. Утро, будний день. Внутри пахло свежеобжаренным кофе и тревогой.

Лика пришла с опозданием. Как всегда — безупречно одета, яркие губы, серьги в ушах звенели при каждом её шаге. Но Арсен её уже не видел женщиной. Только, как ключ к правде.

— Привет, Арс… — начала она, но он перебил:

— Кто сделал фото?

Она села. Скользнула глазами по залу, будто ища камеру.

— Ты серьёзно? Не поздоровался даже…

— Не тяни. Кто был в том отеле? Ты знала, что нас снимают?

Лика пожала плечами, сделала глоток воды.

— Этот номер всегда под бронью компании. Я что — слежу за охраной? Может, горничная. Может, кто-то из твоих недоброжелателей… ты же знаешь, тебя там не все любят. Завидуют. Боятся. Я тут при чём? Я сама – жертва, в данной ситуации.

Арсен с недоверием посмотрел на неё и вскинул бровь.

— Ты хочешь сказать, что тебя подставили вместе со мной?

— А ты как думаешь? Я что, с камерой туда пришла? Или с дрончиком?

Он скрипнул зубами, уже не различал правду и ложь. Но одно понимал точно, с этим надо копать глубже. В компании, среди своего же круга. Это не просто слив — это удар в спину. Профессиональный. Холодный. Целенаправленный.

Глава 5

Прошло несколько дней. Лана с головой ушла в работу, стараясь не думать, не чувствовать. Редакция давила сроками, а впереди намечался благотворительный вечер — один из крупнейших мероприятий сезона. Её как журналиста уже предупредили: быть в тонусе, держать руку на пульсе, готовить материалы. Она старалась держаться. Словно этим могла заглушить боль.

Но по ночам — одиночество. По утрам — пустота. Работа не спасала.

Лана проснулась рано. За окном ещё серело. В комнате витал запах ночи — немного сырости, немного тоски, немного... одиночества. Она посмотрела на часы. Пять сорок. Обычно в это время Арсен поднимался и шёл в душ. Она поворачивалась к нему спиной, а он тёплой ладонью гладил её бедро, лениво, сонно, с привычной нежностью. А теперь — пусто. Никакого касания. Только тишина.

Её тело до сих пор чувствовало его, даже если она этого не хотела. Память кожи оказалась сильнее боли. Она натянула на себя его футболку — ту самую, в которой он обычно готовил ей завтрак по выходным. Пахло им. Их прошлым. Их счастьем.

Опустилась на кухонный стул, сунула босые ноги под себя и взяла в руки чашку. Пальцы дрожали. Не от холода, а от напряжения.

В голове вертелось всё: измена, скандал, как он ушёл... и как он не исчез. Не стал умолять, не плакал, не бился в истерике, как, возможно, сделала бы она. Он ушёл — молча, по-мужски. Дал пространство. И этим убил её ещё больше.

На экране телефона — тишина. Она глупо ждала от него сообщение. Хоть строчку. Хоть эмодзи. Хоть точку. Не было…

Она встала, не дожидаясь рассвета, и поехала в спортзал. Нужно было выплеснуть что-то. Энергию. Злость. Отчаяние. Всё.

***

Лана вернулась домой с дрожащими ногами. Устала, но не успокоилась. Ни спорт, ни усталость не помогали забыть. Не стирали из памяти его тело, его голос, его взгляд в тот вечер — виноватый, сломленный, и всё равно любящий.

Телефон завибрировал. На экране высветилось имя абонента – мама. Мама Арсена. Она вздрогнула. Ответила вслепую.

— Лана? Это Римма Аскеровна.

Голос пробрал до мурашек. Он был до боли родным. Голос той самой женщины, которая когда-то первой протянула ей тепло в холодных стенах детдома. Не как работница, а как человек. Потом, как мама Арсена. А потом просто как своя. Ближе, чем кто-либо.

— Привет... — прошептала Лана.

— Я знаю, ты не ждала. Но я просто... не могу молчать, — Римма вздохнула. — Он приходил ко мне ночью. С бутылкой. Как тогда, помнишь, после вашего первого серьёзного скандала. Только тогда он пил. А сейчас — просто держал. Сидел, молчал. А потом заговорил. Про тебя. Про то, что натворил. Что потерял всё. Что не может простить себя.

Лана зажмурилась. Эта сцена была слишком узнаваема, слишком живая.

— Я не оправдываю его, — продолжала Римма. — И никогда не вмешивалась. Но ты ведь знаешь, Ланочка… я знаю тебя слишком давно. Ты была моей любимицей ещё до того, как он понял, что любит тебя. Я всегда гордилась тобой. И до сих пор горжусь.

Лана вцепилась пальцами в подлокотник. Её качнуло. Этот образ — Арсен ночью у мамы… молча, с бутылкой… — он бил куда больнее, чем она ожидала.

— Я… не знаю, что сказать… — голос Ланы сорвался.

— Не надо ничего, — мягко ответила Римма. — Просто знай: я здесь. Если захочешь поговорить. Если захочешь приходи в приют, как когда-то, просто посидеть… Или, если захочешь поговорить… Я не давлю. Я… просто хотела, чтобы ты знала.

Слёзы подступили. Не от слов Риммы Аскеровны, а от того, как всё вышло. Как он всё испортил… и как, несмотря ни на что, её всё равно любят. Ждут. Верят.

— Спасибо, — только и выдохнула Лана. — Это… важно.

Римма Аскеровна вздохнула в трубку.

— Береги себя. Если захочешь, просто знай, я всегда рядом.

Связь оборвалась.

А в груди остался след — живой, острый, человеческий. Потому что семья, это не всегда про кровь. Иногда — про выбор. И боль этого выбора.

***

Лана не помнила, кто из них первой оборвал разговор. Но после звонка Риммы что-то в ней сломалось. Или наоборот… склеилось. Слёзы лились долго, тихо, как капли весеннего дождя, стучащие по холодному стеклу. А потом вдруг стало пусто. И неожиданно ясно.

Вспомнился один вечер. Из далёкого прошлого...

Она тогда только прибыла в приют, после больницы. Простыла на весеннем сквозняке, как водится. Лежала с температурой, отвернувшись к стене. И вдруг рядом оказалась она — Римма Аскеровна. Села на краешек кровати, положила ладонь на лоб и тихо, почти шепотом, произнесла: «Ты сильная. Ты выстоишь. Но если когда-нибудь захочешь, чтобы кто-то просто подержал тебя за руку — зови. Я рядом.»

С тех пор Лана не звала, но всегда помнила. И сейчас, после разговора с Риммой Аскеровной, всё всплыло. И голос. И рука. И чувство, что ты не одна.

Она не могла больше оставаться в городе. Каждая улица, каждый силуэт напоминал о нём. О них. О всём, что разрушилось за один день. И когда на экране высветился звонок со знакомым именем — Светка, она не раздумывая ответила.

— Лан, приезжай ко мне. Ну правда. Тут тишина, воздух свежий, и главное, никто тебя не дёргает. А то ты скоро сама себя загоняешь.

Светка. Та самая девчонка из детдома, с которой они держались друг за друга всё детство. Теперь она жила за городом, в небольшом доме, окружённом полем и тишиной. Работала в соцслужбе и иногда наведывалась в тот самый интернат, где они обе выросли. В отличие от Ланы, которая уехала, Светка осталась, чтобы помогать тем, кто был на их месте.

Лана закрыла глаза и медленно выдохнула.

— Я приеду.

***

Дорога за город казалась бесконечной. Она включила плейлист «тишина», где не было ни слов, ни голосов — только музыка, которая не ранит. На заднем сиденье лежал ноутбук, блокнот, пара журналов.

Работа. Спасение. Зацепка за нормальность.

Благотворительный вечер приближался, и Лана уже получила редакционное задание: подготовить серию репортажей о деятельности фондов, меценатах, программах поддержки детских домов. Один из проектов, обсуждаемых на вечере, касался реконструкции приюта, в котором работала Римма Аскеровна. И где выросла Лана.

Глава 6

Утро было ясным, наполненным звуками просыпающейся деревни. С кухни доносился аромат овсяного печенья, Светка шуршала упаковкой, а Лана допивала мятный чай, глядя в экран ноутбука.

— Нам нужно съездить в детдом, — сказала Светка, не оборачиваясь. — Составить список потребностей. К вечеру фонды собирают предложения, а у меня половины информации нет.

Лана кивнула, уже закрывая файл.

— Поехали. Надо и материал набрать. Всё равно к благотворительному вечеру готовлюсь, а тут, живая история.

Через час они уже выходили из машины, припарковавшись у ворот того самого приюта, где прошли их детство и юность. Здание снаружи мало изменилось — всё тот же светлый фасад, облупившиеся ступеньки, аккуратные кусты сирени.

Лана замерла на миг, вдохнула воздух. Будто всё вернулось. Скрип половиц, запах мела и пыльных книг в библиотеке, вечерние тихие разговоры под одеялами... Светка, заметив это, мягко взяла её под локоть:

— Всё хорошо. Мы теперь здесь, как взрослые.

— Просто... мне почему-то хотелось сюда. Сама не понимаю, — тихо ответила Лана.

Они прошли по знакомому двору. Лана чувствовала, как в груди защемило. Каждая скамейка, каждая ступенька хранили что-то из её детства. Здесь она впервые упала с качели. Здесь впервые получила в нос за то, что «слишком выёживается». А вон там, у окна, впервые заплакала, когда Римма Аскеровна отчитала её за разбитую кружку, а потом принесла новую и сказала, что «иногда даже взрослым хочется всё разбить».

В холле их встретила всё та же Римма Аскеровна — строгая, ухоженная, с тёплыми глазами. Но на этот раз в её взгляде было больше, чем забота. Что-то личное. Что-то щемящее.

— Римма Аскеровна… — Лана остановилась, будто время откатилось на двадцать лет назад.

Она встретила их по-домашнему, тепло. Обняла обеих.

— Я рада вас видеть. Особенно тебя, Ланочка. Ты как, держишься?

— Стараюсь, — чуть выдохнула Лана.

— Ланочка, милая, — мягко, почти шёпотом проговорила Римма Аскеровна, вновь обнимая её. — Ты как всегда в осень приходишь. Как лист, который ветер снова приносит на порог.

Лана улыбнулась сквозь ком в горле. Светка деликатно отошла, оставив их наедине.

— Мы приехали взять несколько интервью, — объяснила Лана. — Для фонда, для благотворительного вечера. Хочу сделать цикл историй, как детство влияет на будущее. О нас, о таких, как мы.

Римма Аскеровна кивнула:

— Хорошая идея. Только пиши честно. Чтобы не жалели, а понимали. Чтобы сердца открывали, а не слёзы выжимали. Пойдём, покажу тебе, кто остался из старичков. А потом — новые, их много. Порой мне кажется, что мы только и делаем, что встречаем и провожаем.

Впервые за долгое время Лана улыбнулась искренне, а та, поддерживая её за локоть указала взглядом:

— Пойдёмте в актовый зал. Там у нас сегодня гости — меценаты, один новый фонд. Я им покажу презентацию, а вы пока с воспитателями побеседуйте. Нам бы список обновить.

Они медленно пошли по коридору. На стенах висели детские рисунки, и Лана вдруг почувствовала, как что-то внутри неё оседает, будто пыль на старую книгу. Она вспомнила, как сама вешала свой первый рисунок здесь — дом с тремя окнами, в каждом было лицо. Тогда она сказала: «Это я, моя мама и тот, кто нас ждёт».

— Ланочка… — Римма вдруг остановилась. — Ты в порядке?

— Не знаю. Я думаю, пытаюсь писать, пытаюсь жить, но... всё время кажется, что я где-то между. Между «до» и «после». А я хочу — «вперёд».

Римма сжала её руку:

— Может, это «вперёд» ближе, чем ты думаешь. Иногда оно прячется там, где мы когда-то потеряли себя.

Они зашли в актовый зал, где уже готовилась сцена для будущего мероприятия. Волонтёры раскладывали пакеты, устанавливали стойки. Светка переговаривалась с координатором, пока Лана направилась к группе меценатов у стола с папками. Там, у ширмы с логотипами и стендом с цифрами отчёта, уже толпились люди в дорогих костюмах. Несколько женщин, двое мужчин. Один из них — высокий, с загаром и наигранной улыбкой — первым заметил Лану. Он смотрел на неё с интересом. Его взгляд был открытым, даже слишком прямым. Лана почувствовала это сразу, тот особый тип мужчин, которые привыкли получать внимание.

— Простите, мы раньше не встречались? — голос был бархатный, уверенный. — У вас... очень выразительный взгляд.

Лана слегка замерла, но привычной журналистской маской ответила:

— Бывает. Я по работе. Представляю прессу.

— Вы значит — Лана? — он шагнул вперёд. — Журналист! От фонда?

— Да. А вы…?

— Рад познакомиться. Руслан Тихонов, фонд «Новая опора». Мы курируем несколько проектов. Возможно, и с вами пересечёмся. — Он протянул визитку, и пальцы его чуть задержались на её ладони.

Она убрала руку, чуть наклонив голову:

— Благодарю. Всё возможно.

Он ещё что-то сказал, но Лана уже отвлеклась. У входа в зал появился он.

Арсен…

Как будто время снова дёрнуло за поводок. Он вошёл уверенно, в тёмно-синем костюме, с тем самым взглядом, который жёг всё, на что падал. Его сопровождал Камиль, чуть в стороне. Но Арсен смотрел только на неё.

И всё стало плотнее. Воздух, как перед грозой.

Руслан обернулся:

— О, знакомый человек? Ваш коллега?

— Бывший, — коротко ответила она. — По всем фронтам.

Сердце пропустило удар. Она резко отвернулась, ощущая жар в теле и на щеках, что предательски начали пылать.

А Руслан продолжал говорить, не отводя пристального взгляда:

— По совместительству, я также и архитектор, спонсирую проект по реконструкции. Мы с вашей мамой, — он кивнул в сторону Риммы Аскеровны, — часто пересекаемся по этим вопросам.

— Она, не совсем моя мама… — слабо возразила Лана.

— Ну, вы понимаете. Важен смысл, а не формальность. — Он склонил голову и посмотрел на неё внимательнее. — Хотите кофе? Или лучше я покажу вам, что уже подготовлено по проекту?

Лана хотела было отказаться, но в этот момент послышались знакомые шаги за спиной.

Глава 6_2

Актовый зал детдома гудел, как улей. По сцене суетились воспитанники, раскладывая реквизит для благотворительного вечера. У окна — стол с угощением: фрукты, пирожные, чай, соки. Здесь собрались представители двух фондов и журналисты. Лана стояла чуть в стороне, ловя каждую деталь: запах полированного дерева, приглушённые голоса, смешок ребёнка где-то за кулисами. Она знала, что именно такие моменты оживляют её статьи.

Римма Аскеровна, строгая, но с тёплым взглядом, встречала гостей как хозяйка дома. Её глаза светились, когда она рассказывала о планах реконструкции. Рядом — Руслан Тихонов, представитель фонда «Новая опора» в дорогом костюме с уверенной улыбкой, и Арсен Гасанов, приехавший как один из авторов архитектурного проекта.

Всё шло по плану, пока дверь в зал не распахнулась с грохотом. Влетел мальчишка лет восьми, лохматый, в чужой куртке, с красной машинкой в руках. Мчался между рядами, расталкивал и протискивался между гостей. Воспитательница безуспешно пыталась его поймать. Он нёсся, как ураган, сметая на своём пути стулья и коробки с декорациями. Несколько шаров задели люстру, и та опасно качнулась. Один шар лопнул, громко хлопнув, кто-то из гостей вздрогнул.

— Саша! — Римма Аскеровна шагнула вперёд, не повышая голос, но в её тоне прозвучала железная нотка. — Немедленно, остановись!

Но Саша не собирался. Он вбежал прямо на сцену, наступил на кусок ткани и чуть не рухнул. Дети засмеялись. Руслан недовольно поморщился, несколько гостей сдержанно переглянулись. Лана, наоборот, почувствовала, как уголки губ предательски дрогнули. Она видела таких мальчишек. Словно видела себя, как когда-то, в детдоме.

Лана шагнула вперёд, присела на колени у стола, куда тот успел спрятаться:

— Эй, гонщик. Это твоя машина?

Саша прищурился, сжимая игрушку:

— А тебе что?

— Просто интересно. У меня когда-то была почти такая же. Красная, с потертым крылом. Я устраивала ей гонки прямо по подоконнику. Знаешь, кто был моим соперником?

Мальчишка насторожился:

— Кто?

— Один вредный мальчишка из нашей группы. Всегда побеждал, потому что жульничал.

— Я не жульничаю! — возмутился Саша и выбрался из-под стола. — Я честно гоняю.

— Ну тогда… — Лана протянула руку. — Покажешь мне трассу?

Он замялся, потом кивнул.

В этот момент к ним подошёл Арсен. Его появление было как смена давления в воздухе, сразу почувствовалось. Он присел на корточки рядом:

— Ты Саша, да? — спросил он, и продолжил, когда мальчик кивнул, — Когда я был мелким, тоже был таким же шебутным. Маму изводил так, что спасала только моя сестра Альбина. Никто больше со мной не справлялся.

— А она как справлялась? — спросил шалопай.

— Устраивала гонки и всегда выигрывала. Хочешь, я тоже с вами погоняю?

Трое — двое взрослых и ребёнок — нарисовали воображаемую трассу. Смех Саши звенел в зале, как колокольчик, разбивая тишину, а лёгкие улыбки Ланы и Арсена на мгновение сняли напряжение, витавшее с момента их появления здесь.

— Ты быстро его успокоила, — тихо, почти рядом с ухом, сказал Арсен.

Лана вздрогнула. Не от слов, а от того, как близко он стоял. От тепла, которое исходило от него и мешало ей дышать ровно. Она обернулась, встретившись с ним взглядом. Арсен слегка улыбался, но в его глазах было что-то тёмное, глубинное, как омут, в который так легко было снова шагнуть.

— Я был таким же, — продолжил он. — Ураганом. Мама не справлялась. Только одна могла — Альбина.

— Я помню, — мягко ответила Лана, чувствуя, как внутри сжалось от воспоминаний. Когда-то он вскользь говорил о сестре. Коротко, обрывками. Всегда уходил от этой темы, и она знала, что там, за этим молчанием, что-то болезненное.

Её пальцы машинально сжали связку шаров, пока Саша, уловив, что разговор уже не про него, соскочил со сцены и, смеясь, умчался в коридор. Воспитательница поспешила за ним, а Лана осталась стоять, словно в подвешенном состоянии, всё ещё ощущая на себе взгляд Арсена.

Она медленно вдохнула, стараясь вернуть себе самообладание. Слова Арсена ещё отдавались в голове, а взгляд — жёг спину, даже когда она отвернулась. Нужно было выйти из этой воронки, дышать ровно, держать лицо.

Шаг за шагом она возвращалась к гостям. Взгляд сам собой нашёл Руслана, он стоял у стола с напитками так, будто всё это время ждал именно её. Прямая осанка, безупречный костюм, бокал с густым янтарным соком в руке. Его взгляд был не просто вежливым, он скользил по ней слишком долго, слишком пристально, как будто видел больше, чем она хотела показать.

Неприятное чувство кольнуло, выводя её из оцепенения. И пока Лана шла, ей казалось, что каждый её шаг отдаляет от Арсена… но не избавляет от напряжения, которое всё ещё дрожало в воздухе, как перед грозой.

— У вас редкий талант, — сказал Руслан, чуть склонившись к ней, когда она подошла к столу. Голос был мягкий, но в нём чувствовался подтекст, словно комплимент относился вовсе не к умению ладить с детьми. — Не каждый ребёнок отдаст своё «сокровище» без боя.

Он задержал паузу, не сводя с неё глаз, и Лана на мгновение ощутила — это не просто профессиональный интерес.

— Может, просто я знаю, каково это, быть на его месте, — ответила Лана, скрывая раздражение за столь пристальное внимание с его стороны.

Руслан мягко коснулся её локтя, жест едва заметный, но слишком личный для официальной встречи.

— Нам стоит поговорить наедине, обсудить ваш материал для фонда. Сегодня вечером, возможно?

В этот момент, Лана поймала на себе взгляд Арсена — тяжёлый, электрический. Он наблюдал издалека, и его глаза темнели. Она почувствовала на себе этот взгляд, словно разряд тока. Слишком знакомое напряжение, от которого хотелось и отступить, и шагнуть навстречу. Она поймала себя на том, что сердце колотится. И знала, впереди будет ещё один разговор, и он точно не будет официальным.

Находясь под бдительным присмотром Арсена, Лана не могла сконцентрировать мысли для достойного ответа Руслану.

Глава 7

Она шла к выходу из детдома, стараясь не оборачиваться. Слишком много всего сегодня случилось — Саша, странная встреча с Русланом, этот напряжённый взгляд Арсена, который прожигал спину. Но шаг за шагом она чувствовала, что он догоняет.

И вот, когда она уже почти коснулась двери, сильная ладонь перехватила её запястье.

— Поехали, — тихо, но жёстко сказал он.

— Не надо. Я сама доберусь, — вырвала руку Лана, но он даже не дрогнул.

— Лана, хватит. Мы уже играли в это. Дай я просто отвезу. Без сцен.

Она уже хотела возразить, но его взгляд не оставил ей пространства для отступления. В нём было что-то опасное — смесь решимости и боли. Так он вёл её к машине, не дав ни секунды перевести дыхание. Хотелось уйти. Убежать. Но ноги сами привели её к машине. Она села рядом, натянуто молча, глядя в окно. Минуты шли в тишине. Только шуршание шин и редкие всполохи фар встречных машин. Воздух в салоне был натянут, как струна, пропитан её духами, его мускусным теплом и напряжением.

Лана смотрела в окно, будто пейзаж снаружи мог спасти её от мысли, что в машине — он. Арсен держал руль так, что побелели костяшки пальцев.

— Ты же понимаешь, — его голос был низким, но напряжённым, — это была подстава. Лика… она не при чём. Кто-то специально сделал это фото.

— Конечно, — горько усмехнулась она. — И ты просто оказался в кадре случайно? Только удивительно, почему же без рубашки?

— Лана… — он бросил на неё быстрый взгляд, и в нём зажглась злость. — Я не собираюсь оправдываться, как школьник, пойманный на вранье.

— О, а я и не просила! — её голос стал выше. — Я просто хочу понять, с кем я жила всё это время! С мужчиной, которого знала… или с тем, кто лгал мне, глядя в глаза!

— Ты несёшь чушь, — сорвался он, ударив ладонью по рулю. — Ты знаешь меня.

— Думаешь? — она резко повернулась к нему. — После этого я уже не уверена, что вообще тебя знала.

Он выдохнул, медленно, но в этом выдохе слышалось напряжение, как перед ударом.

— Проблема в том, что ты знаешь меня слишком хорошо, — произнёс он тише, но жестче. — И ты врёшь себе, если говоришь, что больше ничего не чувствуешь.

— Хватит! — в её голосе дрогнула нота, выдавшая, что он попал в точку. — Даже слушать этого не желаю!

— А чего ты боишься? — прищурился он. — Что снова потянешься ко мне, как всегда?

— Останови машину! — почти выкрикнула она, чувствуя, как горло сжимает.

— Нет, — его голос был стальным.

— Останови, Арсен! — она резко схватилась рукой за горло, пытаясь сделать глубокий вдох. — Мне нужен воздух… мне тяжело дышать рядом с тобой.

— Может, тебе тяжело от того, что я рядом… и ты всё ещё хочешь этого? — он наклонился чуть ближе, но не сводил взгляда с дороги.

— Ты неисправим, — процедила она, и в этом было и раздражение, и отчаянное желание, которое она боялась признать.

Лана попыталась открыть дверцу машины на ходу, и тогда он резко нажал на тормоз. Машина встала у обочины, вокруг тянулась пустая вечерняя дорога. Лана вырвалась из ремня безопасности и вышла, глотая прохладный воздух.

— Чего ты добиваешься? — её голос дрожал от злости. — Чтобы я поверила в сказку про подставу?

— Нет, — он шагнул к ней, и в его движении было слишком много силы. — Чтобы ты вспомнила, кто мы.

— Мы? — она рассмеялась нервно. — Мы разрушены, Арсен.

Он оказался слишком близко. Так близко, что она почувствовала его тепло, запах его кожи, то самое знакомое смешение свежего одеколона и чего-то тёплого, мужского.

— Тогда дай мне разрушить тебя до конца, — прошептал он, и прежде чем она успела отступить, его губы накрыли её.

Сквозь боль и слабость Лана всё же вырвалась. Тяжело дышала и смотрела в его глаза полные страсти. Он шагнул к ней, и Лана отступила… пока спина не упёрлась в холодный металл капота. Сердце глухо стучало в висках, дыхание сбивалось, но она не могла отвести взгляда от его лица.

Арсен навис, его тень закрыла остатки вечернего света. Ладонь упёрлась в капот рядом с её бедром, вторая крепко взяла её за подбородок, заставляя поднять голову.

— Ты всё ещё моя, — прошептал он, так близко, что горячее дыхание коснулось её губ.

Прежде чем она успела возразить, его руки оказались на её талии, резким движением развернув к машине лицом. Её ладони упали на холодный металл, а он прижался к её спине, так плотно, что она почувствовала его силу, твёрдую, безжалостную.

Губы коснулись её шеи, скользнули ниже, оставляя жгучие поцелуи. Одна рука обхватила её грудь и сжала так, что у неё вырвался короткий стон. Большие пальцы настойчиво поглаживали через ткань, дразня, лишая возможности дышать ровно.

— Не… — выдохнула она, но звук больше походил на мольбу, чем на протест.

Его ладонь скользнула ниже, медленно, по животу, и остановилась на линии её пояса. Задержалась на мгновение, как предупреждение, а потом, не давая ей шанса отодвинуться, нырнула под ткань, коснулась горячей, влажной кожи.

Лана резко втянула воздух, спина выгнулась, бёдра непроизвольно подались навстречу. Его пальцы двигались уверенно, дразня и усиливая каждое ощущение, и она уже не знала, что в ней сильнее — злость или этот безумный голод.

— Скажи, что не хочешь, — его голос был хриплым, прерывающимся от дыхания. — И я остановлюсь.

Она сжала глаза, цепляясь пальцами за край капота, но слова не пришли. Вместо них вырвался тихий, сдавленный стон.

Арсен усмехнулся, и в этой усмешке было слишком много победы. Он продолжал ласкать её так, что в коленях появилась слабость, а разум окутал туман. Когда его пальцы нашли тот самый ритм, она перестала бороться, отдалась этому ощущению, чувствуя, как внутри рвётся что-то удерживавшее её до этого момента.

Он вдруг отстранился, разворачивая её к себе, и уже не давал ей времени отдышаться. Его губы обрушились на её губы. Это был не поцелуй — это был захват, грубый и требовательный, как будто он хотел вытолкнуть из неё всю злость и забрать обратно всё, что когда-то потерял. Жёсткие мужские губы обожгли её, настойчиво, без права на отступление. Лана упёрлась ладонями в его грудь, чувствуя, как под тканью рубашки бьётся сердце — быстро, как у загнанного зверя. Она хотела оттолкнуть его, но пальцы сами сжались в кулаки, цепляясь за ткань, рвущуюся под её хваткой.

Глава 7_2

Машина медленно катилась по пустой вечерней улице. Фары выхватывали из темноты обочину и редкие силуэты деревьев. Лана сидела, откинувшись в кресле, но спина была напряжена, как струна. Она смотрела в окно, будто там был ответ на все вопросы. Арсен вёл машину молча, его рука крепко сжимала руль, и по тому, как у него напрягалась челюсть, она понимала — он тоже ищет слова.

В салоне стоял густой, вязкий воздух, наполненный их дыханием и несказанным. Лана прижимала ладони к коленям, стараясь не вспоминать, что произошло минутами ранее на обочине. Но тело предательски отзывалось — едва заметной дрожью в пальцах, пульсом в висках.

Арсен пару раз будто собирался что-то сказать, но так и не решился. Она чувствовала его взгляд сбоку, но не поворачивалась.

У подъезда он заглушил мотор. Молчание давило.

— Лана…

— Не надо, — перебила она, быстро отстёгивая ремень. — Сегодня ты достаточно сказал.

Она открыла дверь и вышла, не оборачиваясь. Сердце колотилось, а в груди всё ещё жило то странное ощущение — смесь злости, стыда и желания.

В квартире она прислонилась спиной к двери и глубоко вдохнула. Телефон в сумке завибрировал, пришло сообщение от Светки.

«Руслан интересовался тобой. Хочет пригласить на встречу. Говорит, по работе».

Лана усмехнулась, но улыбка вышла кривой. «По работе» — ну конечно! Она вспомнила его пристальный взгляд в детдоме и невольно сравнила с тем, как смотрит на неё Арсен. У Руслана в глазах было любопытство и притяжение. У Арсена — буря!

Она прошла на кухню, налила себе воду, но выпила залпом, будто это могло смыть вкус его поцелуев. Мысли вернулись к его фразе об усыновлении. Почему? Почему он не хочет ребёнка от неё? Вопрос жёг изнутри. Слезы медленно катились из глаз. Только она их не ощущала.

Лана села на диван, натянула на себя плед. Телефон снова завибрировал, на этот раз звонок. На экране высветилось имя — Римма Аскеровна.

— Ланочка, здравствуй, — в голосе директора детдома слышалась усталость, но и тепло. Хотела поблагодарить тебя за сегодняшний день. Ты очень помогла с Сашей.

— Не за что, — мягко ответила она, стараясь не подавать виду, что расстроена и не шмыкать носом.

— И… мы с фондом «Будущее детям» надеемся увидеть тебя, как амбассадора на наш благотворительный вечер по сбору средств для реконструкции детдома. Ты ведь будешь?

— Конечно, — ответила Лана, стараясь, чтобы голос звучал ровно.

На том конце провода Римма помолчала, и в её голосе появилось едва уловимое, но тёплое волнение:

— Ланочка… я волнуюсь за тебя, может заедешь поговорить?

— Не сейчас Римма Аскеровна, — всё же не сдержалась Лана и шмыгнула носом.

— Ты ведь что-то скрываешь. Я слышу.

Лана сжала пальцы на пледе. Горло предательски сжалось, но она выдохнула:

— Просто устала. День был длинным.

Римма ничего не сказала, но Лана почти видела, как она нахмурилась, как в её взгляде отразилась тревога. Сказать про разговор с Арсеном, про эти жгучие слова об усыновлении, которые разрезали сердце, просто не хватило сил.

Они ещё немного поговорили, и Лана почувствовала, как напряжение чуть спало. Но стоило отключиться, как телефон снова подал сигнал, и на этот раз сообщение от незнакомого номера: «Может поужинаем в пятницу? Руслан».

Она положила телефон экраном вниз и зажмурилась. Внутри уже начиналась буря. И она знала: Арсен не отреагирует на это спокойно, если узнает.

***

После разговора с Ланой Арсен сидел в машине ещё несколько минут, сжимая руль так, что побелели костяшки пальцев. В висках стучало, и этот стук мешался с эхом её слов:

«Разве ты этого не хочешь?»

Он закрыл глаза и выдохнул. Ответить ей тогда он не смог. Но одно он знал точно: сидеть и дальше сложа руки больше нельзя. Позже подумает о этом. А сейчас, нужно докопаться до истины.

Он достал телефон, пролистал список контактов и остановился на имени: «Кэмаль». Старый друг, когда-то работавший в частной охране, потом ушёл в более тёмные дела, но всегда оставался верен Арсену.

— Ас-саляму алейкум, брат, — ответил Кэмаль спустя пару гудков.

— Валейкум ас-салям. Мне нужен твой нос, Кэмаль. Кто-то выложил моё фото. Найди.

— Что за фото?

— Личные. Лана видела. И это не случайно.

Кэмаль хмыкнул:

— Понял. Скинешь, откуда пошло?

— Уже.

Арсен открыл папку, куда ему переслали скрин из чата. Там был логотип маленького телеграм-канала, о котором он раньше и не слышал – «Город без фильтра». Пост выложили вечером, а через час уже сотни репостов. Он отправил скрин другу.

— Дай мне день, — сказал Кэмаль. — Но ты должен понимать, брат… такие вещи не просто так делают. Тут кто-то близкий копает.

— Я это и хочу узнать.

Вечером Арсен заехал в свой офис. Все уже разошлись, только в соседнем кабинете светилась лампа — секретарь задержалась. Он молча прошёл к своему столу, включил ноутбук и начал искать всё, что мог, по этому каналу. Выяснилось, что посты там часто бывают про городскую элиту, скандалы, и большинство из них анонимные.

«Кто-то очень хочет меня втоптать в грязь», — подумал он.

В дверь тихо постучали.

— Можно? — заглянула Ирис, его помощница.

— Заходи.

— Я видела, что произошло… Арсен, если тебе нужна помощь…

— Мне нужны все входящие письма и звонки за последние две недели. И список людей, с которыми я встречался.

— Хорошо.

Она вышла, а он снова набрал Кэмаля.

— Ну?

— Есть зацепка. Канал ведёт парень по имени Глебов. Но он не автор поста. Фото ему прислали через анонимный аккаунт. И знаешь, что? IP совпадает с одним из офисов партнёрского фонда.

Арсен нахмурился.

— Какого фонда?

— «Новая опора».

Фамилия Руслана Тихонова сама всплыла в его голове. Арсен почувствовал, как поднимается волна холодной ярости. Он вспомнил, как сегодня тот смотрел на Лану в детдоме. Слишком уж открыто.

Глава 8

Данный судьёй месяц на раздумья и примирение пролетал слишком быстро и уже почти заканчивался. Но ни Арсен, ни Лана так и не смогли найти путь друг к другу. Вместо того чтобы сблизиться, они лишь отдалялись. Каждый разговор заканчивался холодом и недосказанностью, каждое молчание становилось пропастью. Арсен чувствовал, что времени у него не осталось. Кровь из носа, но он обязан докопаться до истины, найти того, кто его подставил, и понять, кому всё это было нужно. Без этого он не сможет вернуть Лану.

Арсен сидел в своём кабинете. Лампа отбрасывала резкий свет на папку с документами. На столе перед ним лежали распечатки — фотографии, скриншоты постов, комментарии из соцсетей. Его имя обсуждали слишком активно. Это не было случайностью.

После встречи с Зурабом, он был уверен, что дело сдвинется с мёртвой точки. Только терпения не хватало, время поджимало кардинально.

— Узнай всё, — сказал он в телефон. Голос был стальным, без эмоций. — Откуда слили, кто стоял за публикацией. И найди владельца того аккаунта. Срочно.

— Уже зацепился за пару серверов, — ответил Зураб, двоюродный брат Арсена и его верный «цифровой следопыт». — Тут пахнет не любительщиной.

Арсен положил трубку, прошёлся по кабинету. Широкие шаги выдавали злость, сдерживаемую лишь усилием воли. Он чувствовал, что против него играют грязно. Но самое страшное, это коснулось Ланы. Её взгляд в тот день в машине, в котором было и обвинение, и боль… он не мог это забыть.

Он подошёл к окну. За стеклом мерцал город, а он видел только одно — её глаза, полные слёз и упрёка.

Ближе к полуночи Зураб позвонил снова:
— Снимки выложили с фейкового аккаунта. Но сервер ведёт к одной конторе. И угадай, чьи люди там пасутся? Люди Бекхана.

Арсен напрягся.
— Бекхан… — выдохнул он. — Этот шакал давно ждал повода. А Глебов, что с его каналом?

— Кэмаль вышел на Глебова, работают на опровержение. И еще, Арс, — Зураб замолчал на секунду, — следы, что вели к фонду «Новая опора», пока не однозначны. Пробиваем этот канал связи.

Арсен грубо выругался и сбросил звонок поблагодарив брата.

Он резко накинул пиджак и вышел из кабинета. В коридоре охрана вскинула головы, но Арсен лишь коротко бросил:

— Машину к входу.

Камиль уже ждал. Младший брат молча двинулся за ним, как тень, не задавая вопросов. Всегда был рядом, и в делах, и в ночных вылазках.

Ночной город был их ареной. В салоне внедорожника стояла глухая тишина, нарушаемая только дыханием Арсена. Руки на руле были сжаты до белых костяшек. Камиль бросал настороженные взгляды, но не мешал. Он знал, что брат сейчас в режиме охотника.

«Ты полез не туда, Бекхан. На мою женщину — не смей!» — мысли били в висках у Арсена, придавая ходу машины бешеную скорость.

***

Лана в это время сидела у окна, не в силах уснуть. За стеклом редкие огни города, лай собак, гул шин. Она коснулась губ, они всё ещё помнили его поцелуй. Жёсткий, требовательный, такой, что невозможно забыть. Сколько бы она ни убеждала себя, что ненавидит его, тело не верило.

Она закрыла глаза и прошептала в тишину:

— Зачем ты делаешь мне так больно, Арс?

Сон не приходил, не желая погрузить её в забвение. Она прошла на кухню, налила стакан воды. Но даже холодная вода не могла остудить жар внутри и утихомирить мысли, что не давали покоя.

Лана села на диване, плед всё ещё окутывал её плечи. Разговор с Риммой также не выходил из головы. Тёплое, почти материнское участие директора детдома только больнее напоминало, что Лана не могла выговориться о самом главном. Она не сказала, что Арсен предложил усыновление, будто отрезав её мечту родить собственного ребёнка. От этого внутри было пусто и тяжело.

Телефон завибрировал внезапно, на этот раз Лана не ответила, даже не взглянула. Не было желания говорить с кем-либо. Она просто прижала его к груди, закрыла глаза и глубоко вдохнула, словно хотела удержать себя от рыданий.

***

Арсен влетел в тёмное здание на окраине. Его люди уже были там. Зураб сидел за ноутбуком, на экране мигали открытые вкладки.

— Вот IP. След ведёт к людям Бекхана, но они прикрывались цепочкой серверов.

Арсен склонился над экраном, сжал челюсть.

— Раздень их прикрытие до костей. Мне нужны доказательства. Завтра.

Голос был тихим, но таким ледяным, что в комнате воцарилась мёртвая тишина. Все понимали, что это не просьба, это приговор.

Ночь тянулась бесконечно. Лана заснула только под утро, сжимая телефон в руках. Арсен вернулся домой на рассвете — усталый, но несломленный. Камиль шёл рядом, как всегда. Зураб остался добивать серверы и собирать следы.

Арсен знал: охота только началась.

***

Пока Зураб рылся в логах и поднимал по цепочке анонимные серверы, пока Камиль обзванивал контакты и выжигал пути к «случайным» источникам, время шло. Дела никто не отменял, а назначенный благотворительный вечер фонда «Будущее детям» неумолимо приближался. Судебный месяц на примирение таял, и Арсен ощущал это кожей, будто песок в горле. Он хотел бы остаться в тени и продолжать охоту за тем, кто ударил по нему через Лану, но от его компании ждали публичного присутствия: архитектурный проект реконструкции детдома был одним из центральных пунктов программы. Он должен был выйти к свету. И выйти... ему пришлось одному, без сопровождения супруги…

Гостевой зал особняка, где проходил вечер, сиял, как внутри перевёрнутой хрустальной вазы: сотни свечей, отражения в полированных столешницах, узоры света на потолке. Свежие цветы — белые лилии, эустомы, немного ирисов — пахли прохладой, и их запах смешивался с дорогими парфюмами. Музыка струилась из-под арки, струнный квартет играл слегка сдержанно, но с нервом.

Лана вошла одной из первых, по редакционному заданию и, как амбассадор фонда «Будущее детям». На ней было узкое графитовое платье с открытыми плечами, ничего лишнего, только линия ключиц, гладкая спина, тонкая золотая цепочка у горла. Её внешний вид был щитом: безупречность, как форма тишины. Она встретилась взглядом с Риммой Аскеровной — директором детдома. Та кивнула, улыбнулась по-матерински устало и тёпло, и у Ланы в груди стало чуть спокойнее.

Глава 9

Лана проснулась рано, от назойливого сигнала телефона. Экран вспыхивал новыми уведомлениями. Она взяла его со столика и замерла. Соцсети пестрели снимками с вчерашнего вечера. Один из них бил особенно больно, где Арсен в идеально сшитом костюме стоит рядом с Ликой, его PR-менеджером, и журналисты уже выставили их «новой парой».

Сердце сжалось. Сухая подпись под фото: «Арсен Гасанов — без жены, но с новой спутницей». Её, Ланы, как будто не существовало. Как будто её вычеркнули из его жизни.

Она села на край постели, натягивая халат, и чувствовала, как накатывает унижение. Вот и всё. Теперь все знают, что она — лишняя. Мир в один миг поставил её в угол, как ребёнка, который сделал что-то не так.

На кухне Лана включила кофеварку. Горький запах разлился по комнате, но не приносил ни бодрости, ни утешения. В отражении микроволновки она увидела своё лицо — серое, усталое, с потускневшими глазами. Попробовала натянуть на губы улыбку, но вышло жалко. Телефон снова завибрировал. Она вздрогнула, словно от удара. На экране высветилось имя: «Римма Аскеровна».

— Ланочка, здравствуй, — голос свекрови и директора детдома в одном лице, был всё тот же, тёплый, но сегодня в нём сквозила усталость, словно она знала больше, чем говорила. — Хотела поблагодарить тебя за вчерашний вечер. Ты очень помогла с Сашей.

— Не за что, — мягко ответила Лана, стараясь, чтобы голос не дрогнул.

— Но я чувствую, ты расстроена, — Римма не торопилась. В её интонации было что-то материнское, обволакивающее. — Может, приедешь сегодня? Побудешь у нас. С детьми проще… они принимают без вопросов.

Лана сжала чашку так, что побелели пальцы. На экране рядом продолжали мигать новые уведомления — скриншоты из соцсетей. Фото Арсена с Ликой. Подписи. Сплетни. Она закрыла глаза. В горле защипало. Снова вспомнились слова Арсена: «Мы можем усыновить…» — и его холодный взгляд… эта ссора, когда она впервые почувствовала себя лишней женщиной рядом с мужчиной, который не верит в неё… грудь сжилась в тисках обиды и боли…

— Я приеду, — выдохнула она, и в этом решении было больше отчаянной жажды уйти от себя, чем спокойной уверенности.

Телефон замолчал, но тишина не стала легче. Лана прислонилась к столешнице, закрыла глаза. Казалось, если останется дома ещё хоть на минуту… утонет в собственных мыслях. Она машинально накинула пальто, сунула в сумку телефон и ключи. Плевать на макияж, на помятые волосы, на чужие взгляды в подъезде. Главное — вырваться.

Улица встретила её влажным ветром. Асфальт блестел от ночного дождя, машины спешили мимо, люди сновали по своим делам. Жизнь текла, но чужая, не её. Лана вцепилась пальцами в ремешок сумки и шагнула в такси. Весь путь она молчала, смотрела в окно. Город мелькал витринами, рекламой, неоном, а ей казалось, будто она едет не просто через город, а сквозь стеклянную стену между собой и миром.

И вот наконец, показался старый фасад детдома. Светлые окна, с которых капал дождь, тёплое свечение в коридорах. Едва Лана переступила порог, её обдало другим воздухом. Здесь пахло краской, пластилином и чем-то сладким, как будто в столовой только что вынули из печи булочки.

Шум встретил её мгновенно. Воспитательницы куда-то спешили, малыши болтали и смеялись, двери хлопали, голоса перекликались. Этот шум не раздражал, наоборот, лечил. Лана поймала себя на мысли, что впервые за долгое время не чувствует одиночества.

И вдруг, раздался звонкий визг. Маленький Саша, этот шалун, вбежал в актовый зал, где взрослые раскладывали плакаты и баннеры к предстоящему вечеру. Он ухватил один из плакатов и, со смехом закружившись, понёс его, как флаг.

— Саша! — всплеснула руками воспитательница. — Немедленно верни!

Мальчишка, звонко смеясь, убегал по залу, держа в руках огромный плакат, но вдруг наткнулся взглядом на Лану. На секунду замер, словно застигнутый врасплох. Потом неуверенно подошёл и протянул ей добычу.

— Держи, тётя Лана. Только ты не ругайся, ладно? — его маленькие пальцы дрожали, но глаза смотрели прямо, блестели. В них было что-то странно взрослое для семилетнего, как будто он слишком много видел и понимал.

Лана присела на корточки, подхватила край плаката и встретила его взгляд.

— А ты чего испугался? Думаешь, я злая? — улыбнулась она, стараясь, чтобы голос звучал мягко.

— Нет. Ты… как… как мама. Только настоящая! — выдохнул он и, будто испугавшись собственной смелости, прикусил губу.

У Ланы что-то болезненно сжалось внутри. Слово «мама» ударило прямо в сердце. Она моргнула, чтобы спрятать слёзы, и осторожно обняла мальчика. Тёплое, худенькое тельце прильнуло к ней всем своим весом. Щекой он уткнулся в её плечо, и Лана ощутила его запах — смесь детского мыла, карандашей и ещё чего-то родного, щемящего.

Она гладила его по спине, чувствуя под ладонью хрупкие косточки. И вдруг осознала, он не отстраняется. Наоборот, жмётся ближе, будто в ней нашёл то, чего всегда не хватало.

— Знаешь, Саш, — прошептала Лана, губами почти касаясь его волос, — настоящий дом начинается не со стен и крыши. А с того, что рядом есть кто-то, кто держит твою руку. Даже если страшно.

Мальчик серьёзно кивнул, словно взрослый. Потом сунул руку в карман и достал оттуда кривоватый бумажный самолётик.

— Это тебе, чтобы летала, если грустно.

Он вложил самолётик ей прямо в ладонь. Его маленькие пальцы на мгновение зацепились за её руку, и от этого прикосновения Лана едва не задохнулась. Бумага шуршала в её пальцах, простая, смятая, но в тот миг казалась драгоценностью.

Сердце сжалось, и Лана поняла, внутри её пустота чуть-чуть заполнилась. Крохотный самолётик, сделанный детской рукой, стал важнее любых обещаний Арсена. Потому что ребёнок, лишённый всего, смог подарить ей веру в то, что полёт всё ещё возможен.

Она прижала самолётик к груди. И, закрыв глаза, впервые за долгое время ощутила, что в ней зажегся крошечный огонёк. Не яркий костёр, не пламя, но искра. Может, она и не знала, куда лететь дальше. Но впервые за долгое время у неё в руках были крылья.

Глава 9_2

Лана ещё держала в руках бумажный самолётик, когда почувствовала на себе тёплый взгляд. Она подняла глаза, у дверей стояла Римма Аскеровна. В её руках была стопка бумаг, но выглядела она так, будто держит сердце Ланы, видя всё, что только что произошло.

— Вот так всегда, — мягко сказала она, проходя ближе. — Думаем, что мы приходим сюда, чтобы дать детям поддержку. А оказывается, именно они дают её нам.

Лана смутилась, убрала прядь волос с лица, словно хотела спрятаться от этого внимания. Но Римма коснулась её плеча лёгким жестом — спокойным, уверенным, почти материнским.

— Я знаю, что тебе сейчас тяжело, Ланочка. — Она не произнесла ни имени Арсена, ни намёка на скандал, но Лана сразу поняла, о чём идёт речь. — Но ты должна помнить: дети чувствуют не то, что ты говоришь, а то, что ты несёшь в себе. А ты несёшь свет. Даже если сама его сейчас не видишь.

Эти слова будто разжали тиски в груди. Лана кивнула, не доверяя своему голосу. Самолётик в её ладони вдруг стал ещё весомее, словно подтверждая сказанное.

— Пойдём, — Римма улыбнулась. — У нас сегодня подготовка к празднику, дети готовят свои мероприятия в благодарность спонсорам. Ты как раз вовремя.

И Лана пошла за ней по коридору, впервые ощущая, что её шаги звучат не так пусто, как утром.

Она сидела в директорском кабинете у Риммы Аскеровны, пока та разбирала документы. Комната дышала теплом, фарфоровый чайник, лампа с матовым абажуром, а на стене — фотографии выпускников, детские рисунки. Римма наливала чай, не торопясь. Размеренно двигалась, в каждом жесте ощущалась забота и ласка.

— Хочешь рассказать о том, что тебя беспокоит? — спросила она мягко, когда тишина стала вязкой.

Лана кивнула, и вдруг сорвалась… без подготовленных формулировок, без журналистской выверенности:

— Меня сегодня «разобрали» в сети на части. Фото с вечера… он рядом с Ликой, все пишут, что она — новая… а я, как будто никогда и не была. И ещё… в тот день, когда мы вместе возвращались… в машине, Арсен предложил… усыновить. Словно отодвинуть меня от самой себя. — Голос предательски дрогнул. — Я же могу родить сама. Почему он не хочет моего ребёнка? Что со мной не так?

Римма Аскеровна молча слушала. Не перебивала её.

Она резко выдохнула, словно сорвалась с тормозов:

— Может, действительно лучше развестись? Так будет честнее. Он рядом с Ликой… и там ему, кажется, спокойнее. А я устала чувствовать себя лишней. Развод, это хотя бы конец, а не вечное ожидание…

Римма поставила чашку и накрыла её ладонь своей.

— Развод — это не лекарство, Ланочка. Это, как вырвать занозу вместе с куском кожи. Ты не излечишься, ты покалечишься сильнее. Развод нужен тогда, когда ты выбрала жизнь без него, а не когда хочешь убежать от жизни с ним. Ты сейчас говоришь не решением, ты говоришь болью.

Лана уставилась в чай, губы дрожали.

— Но, если он не верит в меня, как в женщину… какой тогда смысл?

— Верит, — тихо ответила Римма. — Только его вера сломана там, где ты даже не представляешь. Позволь, я расскажу…

Она встала, подошла к столу, открыла ящик и достала спрятанный там портрет. Крошечным движением поправила рамку с портретом молодой женщины с тёплыми глазами и протянула Лане.

— Это Альбина, ты ведь знаешь... старшая сестра Арсена.

Конечно же, Лана знала…

Точнее многое не знала, лишь только то, что у Арсена, когда-то была старшая сестра… о которой он никогда не вспоминал, абсолютно ничего не говорил о ней. И Лана не настаивала. Так как, видела боль в его глазах, отчего и не желала еще больше теребить его раны. Явно незаживающие раны, если даже спустя столько лет, ему было невыносимо больно вспоминать.

Лана лишь с пониманием кивнула головой, а Римма Аскеровна нервно сглотнула, словно не решаясь произносить вслух то, что само рвалось наружу.

— Он не любит говорить на эту тему. — Голос стал ещё тише. — Она умерла рано… во время родов. Беременность осложнилась опасным кризисом давления. Если не ошибаюсь, врачи это называют преэклампсией. Они боролись и за неё, и за ребёнка, но не спасли ни одного. Арсену было тогда четырнадцать. Он стоял за дверью реанимации и слышал, как пищит монитор. Как вдруг перестал… — Римма замолчала, давая словам лечь. — В тот день он научился держать удар. И одновременно, потерял право на слабость. С тех пор, роддом и разговоры о родах для него, как пороховой запах, после взрыва. Он может делать вид, что не боится. Но тело помнит.

Лана втянула воздух — коротко, болезненно. В груди захрустело что-то тонкое, как лёд. Пальцы задрожали, и бумажный самолётик чуть не выскользнул из её рук.

— Он должен был сказать, — прошептала она. — Не молчать. Не заставлять меня чувствовать себя… ненужной.

— Должен, — согласилась Римма. — Но мужчины часто чинят страхи молча. Прикрывают решениями, делами, героизмом. Предлагают «усыновим», потому что, так можно любить ребёнка, не рискуя жизнью женщины. Это криво. Это по-человечески. И это нужно проговорить. С ним.

Лана закрыла глаза. Слова «не рискуя жизнью женщины» прошли по коже холодком. В памяти вспыхнул тот шёпот Арсена: «Усыновим». И боль… как будто её отодвинули от собственной судьбы.

— Я не против усыновления, — выдохнула она. — Я сама выросла без семьи. Но когда это звучит, как замена… как будто меня и моё тело обошли… — она осеклась. — Это больно…

Римма вернулась к столу, раскрыла старый альбом. На одной из фотографий — мальчишка с упрямым взглядом и хулиганской чёлкой строит бумажный самолёт, рядом юная Альбина держит его за плечи и смеётся.

— Это они. — Римма улыбнулась теплее. — Он всегда рвался вперёд, а она умела разворачивать его к себе одним пальцем. После её смерти он решил, что любовь — это место, где теряют. И стал держаться за то, что можно контролировать: за работу, за цифры, за стены, которые сам строит. Ему придётся учиться говорить не только «держусь», но и «мне страшно». Иначе он будет держать вас обеих за горло, тебя и жизнь.

Глава 10

Лана вернулась в актовый зал, где суета кипела как улей. Дети носились по сцене, сбивались на словах, кто-то хихикал и убегал со сцены, воспитательницы поправляли на них слишком длинные рубашки и заломленные воротнички. По полу катились разноцветные пластиковые шары, звенели детские голоса, и этот хаос почему-то не утомлял, а, наоборот, лечил.

Жизнь била ключом, шумела, разливалась в каждую трещинку её усталой души. Лана поймала себя на том, что впервые за последние дни дышит свободно, без тяжести в груди.

— Тётя Лана, смотри! — Саша подбежал к ней, раскрасневшийся, с лохматой чёлкой, и протянул лист бумаги. На рисунке стоял дом с красной крышей и двумя фигурками рядом. Корявыми буквами мальчик подписал: «мама и я».

Грудь Ланы болезненно сжалась, но не от той тяжёлой боли, что жгла её утром, а от чего-то иного, светлого. Она опустилась на колени, взяла рисунок осторожно, как будто это была икона или реликвия, и улыбнулась сквозь туман в глазах.

— Красивый, — сказала она тихо. — Самое главное, у этого дома есть сердце.

Она провела пальцем по красной крыше, по фигуркам, нарисованным неуверенными руками, и в каждой линии ощущала трепет.

И вдруг в памяти вспыхнуло, как она сама, маленькая девочка в детдоме, сидела за длинным скрипучим столом и рисовала «свою семью». У всех детей на картинках были мамы и папы, а она рисовала женщину в платье и мужчину с широкой улыбкой, которых никогда не видела. Воспитательница тогда похвалила её за яркие краски, а Светка шепнула на ухо: «У тебя тоже будет своя семья». Но Лана помнила, как вечером спрятала рисунок под подушку, потому что боялась, что кто-то посмеётся над её вымышленными родителями.

Теперь этот детский страх растворился в маленьких руках Саши, в его рисунке и в словах: «мама и я».

Саша смотрел на неё серьёзно, почти взрослым взглядом, и вдруг кивнул так глубоко, будто понял всё, что она не договорила. Лана едва удержала слёзы, наклонилась и погладила его по щеке, которая была горячей, мягкой, и от этого прикосновения её сердце дрогнуло ещё сильнее.

— Спасибо, Саш, — шепнула она, — за такой подарок.

Мальчик улыбнулся и, будто довольный своей важной миссией, снова убежал в зал. Его шаги, смех, звонкий голос растворились в общем шуме.

А Лана осталась стоять, сжимая в руках лист бумаги. На секунду она закрыла глаза и позволила себе то, чего давно не делала, почувствовать, как пустота внутри вдруг заполняется чем-то настоящим, живым. Как будто в её груди тоже появился дом с красной крышей и сердцем внутри.

***

Вечером, вернувшись домой, Лана скинула пальто прямо на стул и почти не заметила, как включила ноутбук. Стопка заметок лежала рядом: фотографии с благотворительного вечера, записи слов Риммы, рисунок Саши, аккуратно сложенный в сумке. Всё это давило изнутри, требовало выхода.

Она открыла чистый документ и замерла на секунду. Обычно текст рождался с усилием, через редакторский холод, отточенные формулировки. Но сейчас слова рвались наружу, как будто в ней прорвалась плотина. Она начала писать — не отчёт для фонда, не хронику событий, а живую статью.

Строчки сами ложились на экран: «Детям нужны не игрушки, а люди, которые не уйдут, когда зазвонит телефон».

Лана сама вздрогнула, перечитывая написанное, это была не журналистская формулировка, а крик её собственного сердца. Она продолжала писать, о том, что дети ждут не жалости и подарков, а людей, которые будут рядом. О том, что один бумажный самолётик, сделанный семилетними пальцами, может значить больше, чем чек с шестью нулями.

Пальцы стучали по клавишам всё быстрее, ноутбук еле поспевал за потоком. Лана чувствовала, как с каждым предложением уходит тяжесть из груди. Она писала, как дышала.

И впервые за долгое время она не думала о том, как её текст воспримут, кому понравится, а кому нет. Этот текст был о ней самой… о том, во что она верит. Каждая строчка словно возвращала ей кусочек самой себя, ту девочку, которая когда-то рисовала семью на бумаге, мечтая о доме.

Она остановилась только тогда, когда экран заполнился несколькими страницами. Сердце колотилось, пальцы дрожали, но не от усталости, а от странного восторга. Лана закрыла глаза и впервые за долгое время почувствовала, что у неё есть голос. И этот голос услышат.

Поздно вечером позвонила Светка.

— Ну что, миссис «новая статья»? — в голосе подруги звучала привычная ирония. — Видела фотки? Вся сеть обсуждает твоего… бывшего или ещё мужа? Не поймёшь.

— Видела, — тихо ответила Лана, устало опускаясь на диван. В руках всё ещё был рисунок Саши, и он грел её лучше любых слов.

— И что? Снова слёзы и валерьянка? — Светка фыркнула. — Или устроим сеанс самобичевания в прямом эфире?

Лана неожиданно для себя рассмеялась, звонко, с облегчением:

— Нет. Я пишу. Мне сейчас это важнее.

На том конце наступила пауза.

Секунда, другая. Потом Светка протянула:

— Ну, наконец-то. Слышишь, ты снова звучишь, как живая. Ладно, пиши. Но знай, если этот Арсен сунется к тебе с ревностью, я лично встречу его с кастрюлей. Или сковородой. В общем, оружие подберу.

— Светка! — Лана всё ещё смеялась, но в глазах стояли слёзы. — Ты ненормальная.

— Зато у тебя есть ненормальная подруга, — ответила та. — И помни: ты не одна! Даже если забудешь об этом.

— Спасибо, — прошептала Лана, и в голосе её прозвучала искренняя благодарность. — Иногда мне именно это и нужно услышать.

— Ну так записывай: «Я не одна». Повесь на стену, чтоб не забывать, — усмехнулась Светка.

Лана прижала телефон к уху, закрыла глаза и впервые за долгое время почувствовала, что небо над ней не давит. Она не одна. И это было так же важно, как её новая статья.

За окном гудел город, но Лана впервые чувствовала не шум, а собственный голос. Она закрыла ноутбук, прижала к груди Сашин самолётик и подумала:

«Я больше не только жена. Я — я сама!»

Глава 11

Статья вышла утром. Лана проснулась от звонка редактора. Её материал набирал сотни репостов и комментариев. Люди писали не только слова благодарности, но и предлагали помощь детдому, спрашивали, как стать волонтёром. На почте скопилось больше писем, чем за всё время её работы в фонде.

Телефон не умолкал весь день: журналисты, редакторы, даже чиновники звонили с предложениями и вопросами. Лана впервые за долгое время чувствовала гордость — не за Арсена, не за чужие проекты, а за себя. Она сделала это. Сама. Её голос услышан.

Светка прислала сообщение с десятком смайликов и строчкой: «Ну вот, звезда. Только не бойся, а то кастрюлей прибью». Лана улыбнулась, сохранив этот момент, как фото внутри себя.

В другом конце города Арсен сидел в своём кабинете. На столе лежала распечатка её статьи. Он прочитал текст трижды, но каждый раз его душил один и тот же вопрос:

«Для кого она это написала? Для детей? Для фонда?»

Или чтобы показать миру, что и без него она может быть сильной?

Его пальцы сжали бумагу так, что на листе остались вмятины. В груди поднималось что-то чужое, непривычное: смесь гордости и ярости. Он знал, что Лана талантлива. Читал её слова снова и снова, гордясь каждой строчкой. Но мысль о том, что эти слова восхищают других мужчин, сводила его с ума.

Вернувшись в квартиру брата, он нашёл на полу рисунок — Лана с закрытыми глазами. Он рисовал её на коленке, когда она спала. В памяти всплыл тот вечер.

Тогда она посмеялась: «Ты из меня мадонну делаешь?»

Он ответил: «Нет. Мадонна мне не по зубам. А ты — моя муза!»

Он вцепился пальцами в лист бумаги, сжал его до хруста. Потом разжал. Смотрел долго. Минут десять. Положил в книгу, и закрыл.

Прошёл на кухню. Взял стакан, налил воды, но не выпил. Просто смотрел в окно. В голове гудел один вопрос: «Когда я перестал быть её опорой?»

***

Вечер накрыл город быстро, день пролетел в звонках и заботах. Но как только Лана осталась одна, тишина давила. Она снова и снова возвращалась мыслями к Арсену. К тому, что Римма Аскеровна сказала о его сестре. К тому, что он сам молчит.

Она легла на кровать, положив телефон на грудь. Слова вертелись в голове, но как сказать ему? Как коснуться того, чего он всю жизнь избегал? Открыла заметки и начала писать. Потом стирала. Потом снова набирала. Пальцы выводили:

«Знаешь, что больнее всего? Что я до сих пор хочу тебя. Тело хочет. Память хочет. Всё!!! Кроме мозга.»

Но она не нажала «отправить». Сохранила в черновиках. Не была готова. Ещё нет.

В дверь позвонили.

Она подскочила, сердце ударилось в рёбра.

Неужели…

Подошла к двери, прижалась лбом к холодной поверхности. Не открыла сразу. Дышала тяжело.

— Лана, это я. Арсен. Не пугайся. Я просто хочу оставить тебе кое-что. Я не буду мешать.

Она открыла.

Он стоял на пороге. Щетина. Уставшие глаза. Мятая футболка. В руках была коробка. Он протянул её. Внутри — фотоальбом. Их. От первого свидания и до поездки в горы.

Он не просил прощения. Не умолял. Просто смотрел. Глубоко. Жестко. С любовью.

— Я не хочу, чтобы ты забывала, зачем мы всё начинали, — сказал он.

Лана прижала альбом к груди. На секунду ей показалось, вот сейчас… вот сейчас она спросит.

«Арсен, почему ты так боишься стать отцом? Почему молчишь про сестру?»

Но в этот миг в его кармане зазвонил телефон.

Арсен резко выдохнул, отвернулся.

— Да, Зураб? — голос стал холодным, металлическим.

Она услышала обрывки: «подставная фирма… деньги за публикацию… след…»

Костяшки его пальцев побелели, когда он сжал телефон.

— Держи на контроле, — глухо бросил он и отключился.

Лана смотрела на него, сжимая альбом так, что ногти впились в картон. Слова застряли в горле. Она знала, это был шанс… и снова упущенный. Он прятал боль за расследованием, за яростью, а она не решилась коснуться раны.

— Лана… — тихо позвал он, обернувшись. В глазах мелькнуло что-то человеческое, хрупкое, почти мольба.

Она качнула головой, шагнула назад.

— Ты всё равно не скажешь правду, — прошептала.

И закрыла дверь оставив его на лестничной площадке, где пахло табаком и сыростью.

Арсен спустился вниз и сразу перезвонил Зурабу. Тот скинул ему файлы, копии переводов через фирму-прокладку, счета, где фигурировала сумма за публикацию. Арсен мельком взглянул, суммы сходились с датой выхода фотографий. Это было первым реальным доказательством. Он сжал телефон, в глазах мелькнуло не только упрямство, но и ледяная решимость. Впереди был след, и теперь он намеревался идти по нему до конца.

Отправил файлы Камилю и Кэмалю, чтобы те проверили транзакции через банки и пробили счета фирмы. Зураб пообещал встретиться с человеком из отеля, который мог знать, кто именно занёс деньги. Арсен записал время и место в блокнот, щёлкнул зажигалкой, но так и не закурил, внутри гудело напряжение. Впервые за долгие дни он чувствовал не тупик, а движение. Дальше должны были быть ответы, и он был готов добиваться их лично. И глубоко внутри он понимал, что каждое найденное доказательство, это не только шаг к разгадке подставы, но и шанс вернуть Лану, спасти то, что ещё можно спасти из их брака.

***

Утро началось с привычного хаоса: уведомления, звонки редакторов, поздравления от коллег по фонду. Лана отвечала сдержанно, но в глубине оставалась странная лёгкость — словно день принёс не шум, а редкую тишину, после бури. Вчерашний вечер с Арсеном и его внезапное появление всё ещё отдавало болью, но статья, её успех и собственный голос давали ей опору.

Она только собиралась выйти из квартиры, когда вспыхнуло новое сообщение. Имя высветилось: Руслан Тихонов.

Меньше всего она ожидала получить сообщение от него…

«Поздравляю со статьёй. Читается взахлёб. У меня есть предложение, редакция хочет цикл материалов о социальных проектах. Давай обсудим за кофе».

Глава 12

Ночной город мчался мимо, огни расплывались полосами. Арсен давил на газ, пока мотор ревел, а сердце билось гулко, будто тоже готово вырваться наружу. Фотографии из соцсетей жгли глаза: Лана и Руслан. Её смех, её внимательный взгляд. Даже если это был рабочий разговор, его ревность рвала изнутри. Душила, скручивала, сжимала горло так, что дышать становилось трудно. В груди словно что-то горело, будто каждая клетка требовала сорваться, ворваться к ней, устроить сцену.

Он ударил кулаком по рулю, глухой звук отозвался в тишине салона. Костяшки побелели, сердце билось так сильно, что отдавалось в висках. Но в тот же миг внутри прорезалась мысль, холодная, как сталь: «Если я снова пойду на поводу у эмоций, то потеряю её окончательно. Доказать любовь, значит показать, что я способен защищать её, а не душить ревностью».

Телефон завибрировал. Это был Зураб.

— Чёрт! — выругался сквозь зубы Арсен.

— Ну, где ты? — брат говорил тихо, но с нажимом. — Я жду. Это не телефонный разговор.

Арсен выдохнул, силой загоняя ревность внутрь.

— Еду.

Через двадцать минут он припарковался у старого склада на окраине. Внутри, за массивной дверью, Зураб и ещё двое проверенных людей разложили на столе ноутбуки, папки, распечатки. Импровизированный штаб выглядел скромно, но именно здесь собирались все нити расследования.

— Смотри, — Зураб подтолкнул к нему папку. — Нашёл движение по платежам, как и говорил.

Внутри лежали распечатки банковских транзакций: длинные строки цифр, даты, назначение платежа. Зураб ткнул пальцем в одну из строк: 01:17 — перевод на 4800 долларов, получатель: «Аурика-тех».

— Это подставная фирма. У неё нет ни офиса, ни сотрудников, только счёт в банке. А самое интересное, смотри сюда.

Он перелистнул страницу, выписка с внутренними комментариями комплаенс-отдела банка. В графе «бенефициар» мелькала фамилия: Бекхан А.Р.

— Он аккуратно прячется за прокладками, но деньги всё равно утекают на его счета, — продолжил Зураб. — Фото, публикации в ту ночь, всё шло через эту цепочку.

Арсен сжал зубы, всматриваясь в цифры. Ему не нужны были красивые слова, строки транзакций были красноречивее любого обвинения.

— Ты уверен? — тихо спросил он.

— Абсолютно. Я проверил два банка. В обоих концы ведут на него.

Арсен нахмурился.

— Гадёныш! Но ведь он не один, значит связной?

— Это факт! — Зураб почесал затылок, словно не решаясь, — И еще… его видели с Тихоновым. Вчера он встречался с ним в «Гранд-кафе». Есть свидетели, даже запись с камеры наружки.

Арсен всмотрелся в мутное фото, двое за столиком у окна. Руслан что-то записывает в блокнот, Бекхан улыбается, держа телефон в руке.

Внутри у Арсена холод и жар смешались в одно. Зураб кивнул:

— А тот в свою очередь засветился сегодня с Ланой в соцсетях…

Арсен удивленно изогнул бровь:

— Что ты хочешь этим сказать?

— Пока ничего, — сложил руки на груди Зураб в защитной реакции, — но тебе стоит быть настороже.

Арсен провёл ладонью по лицу, будто счищая остатки ярости. Ревность и расследование сплелись, но теперь это давало ему не слабость, а цель.

— Держите Бекхана на контроле. Всё собираем в одно досье. Завтра я сам пойду в отель, и хочу, чтобы у нас было каждое доказательство, — Арсен поднял взгляд на брата, — Спасибо. Теперь у меня есть не только подозрения. У меня есть имена.

Зураб молча кивнул. В его глазах читалась та же решимость. Теперь это было не просто дело Арсена, это становилось намного серьёзнее. И теперь он не позволит превратить себя в марионетку.

Глава 12_2

Он вышел из ангара последним. Металлическая дверь прожужжала, отрезая голоса и свет. И тёмный воздух ударил в лицо сыростью, бензином и холодом. В руке была тугая папка. Пальцы слегка дрожали не от страха, а от удержанной ярости. Внутри, на первом листе, как ожог: «Аурика-тех». Ни офиса, ни штата. Только счёт. И в колонке «бенефициар» — Бекхан. Бекхан, чёрт бы его побрал.

Арсен бросил папку на пассажирское, сел за руль. Машина не сразу послушалась, будто тоже думала, стоит ли ввязываться.

Так просто его не взять!

Он повернул ключ, двигатель зарычал глухо, тяжело. Ночной город принимающе распахнулся: мокрый асфальт, жёлтые овалы фонарей, чёрные окна сторожевых башен новостроек. Дворники отгоняли редкую морось, словно счищали нелепые мысли. Не помогало. В висках билось одно: имя и деньги. Деньги, прошедшие через прокладку, не слух, не сплетня, а цифры, которые не врут. Как дыхание.

Только этих сведений недостаточно, чтобы прийти к нему…

Телефон в подстаканнике мигнул уведомлениями. Он глянул краем глаза, и вновь увидел те самые картинки: сториз, рилсы, вечное мельтешение экранов. В горле вдруг стало тесно. Фото продолжали пестреть во всех соцсетях.

Кафе. Лана и Руслан. Её улыбка… та, которая когда-то принадлежала только ему, от которой он сходил с ума и становился мягче, чем должен был быть в этом мире. Её внимательный взгляд на собеседника. Его рука рядом с её локтем. Две секунды видео, вырванные из контекста, и уже хватает, чтобы кровь ударила в уши.

Он не отводил взгляда. Пусть жжёт. Пусть сжигает, только не ослепляет.

Не сейчас!

Не теперь!

Раньше он сорвался бы мгновенно. Влетел бы, как буря, с криками, с обвинениями, с той глупой, подростковой ревностью, которую так удобно играть, когда боишься признать правду: ты слаб, если ослеплён любовью. Он поймал себя на этом и злорадно, почти жестоко усмехнулся самому себе:

«Был слаб! Был... Довольно!»

Кулак сам нашёл руль. Удар негромкий, но внутри отозвался жестким скрежетом. Боль в костяшках прояснила голову.

«Не сейчас! Только не сейчас! Я был слеп! Но теперь пора прояснить всё!»

Мысль холодная, как нож. Он положил её на стол внутри себя, и больше не отступал.

Ладонь, влажная от злости, скользнула по лицу. И тут память, как назло, подбросила утро, которое он не хотел помнить. Или просто не мог думать об этом. Ведь Лана даже не приняла во внимание то опровержение, что предъявила компания Арсена на пресс-конференции…

Зачем?!

Лане это не нужно было. Ведь он признал факт измены. Признал, что на фото был он…

А всё остальное, уже не важно.

Остальное – для публики! Которая не прощает ошибки. И партнёры! А еще конкуренты. Все они готовы сожрать тебя живьём, и не подавятся. Раз так! Нужно играть по правилам большого бизнеса. Бить их же картами.

Зал, задушенный светом софитов. Лика — в угольно-тёмном костюме, стянутом на талии. Волосы гладкие, взгляд, как стекло. Она вышла к микрофону и ударила голосом, без прелюдий:

— Фотографии, разошедшиеся по сети — фейковые. Это клевета. Мы подали заявление в полицию. Господин Гасанов в ту ночь находился на переговорах с инвесторами. Документы готовы.

Камеры шуршали, щёлкали. Кто-то выкрикнул: «Но на фото же видно лицо!» Лика чуть вскинула подбородок:

— Лицо можно подделать, господа. Мы предоставим экспертизу.

На экране всё выглядело правильно. Чисто. Но он, сидевший тогда в машине и смотревший трансляцию на ноутбуке, ощущал, как эти слова летят мимо цели. Бумажная броня против огня. Картинка из номера отеля уже врезалась в память людей, стала мемом, стала удобным ярлыком: «тот самый, из отеля». И если завтра суд признает всё подлогом, то половина города не прочитает решения. Им хватит одного кадра.

Вечером партнёр хлопнул его по плечу и устало сказал, не пытаясь прикрыть правду:

— Держись, брат. Мы обязательно всё выясним. Уверен, что это подстава. Но людям плевать на факты. Им картинка важнее.

И сейчас, глядя на короткие, аккуратно снятые мгновения Ланы с Русланом… он почувствовал то же самое, вязкое и холодное: картинка бьёт сильнее слов. Сука!

На миг, ровно на один, в голове мелькнула ядовитая заноза: «А если и она… если она тоже в связке с ними?.. Её не просто показали рядом с Русланом Тихоновым… Бекхан! Руслан! Лана!.. Что это? Сговор? Чтобы он сдох от ревности и сделал глупость? Если она знала?..»

Эта мысль была мерзкой, слизистой, холодной, чёрной. Он физически ощутил, как она хочет занять место, расползтись по нему, заглушить всё остальное. Арсен сжал руль до скрипа кожи. Медленно, чётко проговорил сам себе:

— Нет. Только не Лана! Не может быть! Лана познакомилась с Русланом перед благотворительным вечером, разве не так?! Это всего лишь рабочий момент. Если я начну сомневаться в ней, значит они уже победили.

Он включил поворотник, вывернул на пустую магистраль, дал машине дыхание. Пальцы нащупали телефон. Контакт управляющего отеля нашёлся мгновенно. Гудки, пауза, сонный голос:

— Алло?.. Слушаю, это служба…

— Гасанов. Запрошенный доступ моими специалистами был одобрен. Завтра в девять я лично подойду. Сам! Мне нужен полный доступ к журналам той ночи. Ключ-карты, горничные, тех.служба, видео коридора и лифтов с нуля пятьдесят до ноль один пятнадцать. И выгрузка логов, всё, что у вас есть.

— Минутку, господин Гасанов… нам нужно согласовать с…

— Ты меня слышал?! — прорычал Арсен. — Официальный запрос одобрен!

— Д-да… — промямлил парень на другом конце провода.

— Согласуешь со своими юристами после того, как копии будут у меня в руках, — он не повышал голос, но сталь в нём звенела. — Ещё раз, повторяю: девять ноль-ноль, холл. Если увидишься со мной позже, то встреча уже будет ещё и с прокурором. И, чтобы ты понимал, я подам заявление о незаконной съёмке в номере. Статья двенадцатая по персональным данным знаешь? Хорошо. Тогда спи. До завтра.

Глава 13

Арсен вернулся к Камилю далеко за полночь. Двор спал, редкие фонари били мутным светом на потрескавшийся асфальт, в окнах мерцали жёлтые квадраты телевизоров. Он заглушил двигатель и ещё минуту сидел в машине, сжимая руль так, будто мог переломить его пополам. В груди жгло ревностью, но вместе с ней пульсировала цель, завтра он встанет лицом к лицу с отелем.

Подъезд встретил привычной сыростью и запахом табака. Лифт снова не работал, и он поднялся пешком на пятый этаж. Дверь открыл Камиль.

— Ну? — брат вгляделся в его лицо. — Ты весь как на иголках. Мама звонила, переживает. Говорит, ты сам себя сжираешь.

Арсен молча прошёл внутрь, только бросил:

— Скажи ей, что я держусь.

На кухне уже горел свет. Там, к удивлению Арсена, уже сидел Зураб. Его тёмный плащ пах дорогим табаком и улицей, на столе лежала толстая папка. Он встал, не смотря на усталость, и подтолкнул её к Арсену.

— Ты чего здесь? — нахмурился Арсен, стягивая куртку. — Мы же уже всё обсудили.

— Не всё, — жёстко ответил Зураб. — Я продолжил копать. Понял, что это нельзя откладывать до завтра. Ты идёшь в отель, и должен знать, с кем имеешь дело.

Он подтолкнул папку ближе. Листы скользнули, на первой странице выделялись банковские транзакции.

— «Аурика-тех» это пустышка, мы это видели. Но смотри, через неё прошёл платёж прямо в день публикации фото. Адресат подрядчик отеля.

Арсен нахмурился, пальцы впились в бумаги.

— Какой подрядчик?

— «Сириус-сервис». Официально обслуживают технику. Но реально их люди имеют доступ к картам-ключам и системе камер. Это они открыли твою дверь мастер-картой. Это они же слили запись.

У Арсена в груди всё сжалось, дыхание стало тяжёлым. Каждая цифра, каждая строчка била, как удар.

— Значит, дверь открыли не случайно. Всё было куплено. Целенаправленно.

— Да, — кивнул Зураб. — Я проверил по двум банкам, в обоих концы ведут туда. И если завтра ты прижмёшь управляющего, у тебя будет реальная зацепка.

Он ткнул пальцем в папку.

— Вот выписки. Два банка. Назначение: «оцифровка и сопровождение». Никакой случайности.

Арсен пролистал бумаги, строчка за строчкой. В глазах плавилась злость.

— Значит, это цепь: фирма-прокладка, подрядчик, доступ к камерам и картам‑ключам, в итоге фото. — Он стиснул зубы. — Всё оплачивалось.

— И фамилия там, всё та же, — Зураб резко щёлкнул пальцами. — Бекхан!

Арсен ударил кулаком по столу. Бумаги подпрыгнули.

— Сука. Он играет против меня и даже не скрывает этого!

Зураб кивнул:

— Только теперь у тебя факты. И эти факты можно предъявить.

Камиль поставил на стол три кружки чая, но голос его был мягче, чем у брата:

— Арсен, я вижу, ты готов разорвать любого. Но не забывай, мама боится за тебя, и я тоже. Ты сейчас, как порох. Подумай головой, а не только сердцем.

Арсен провёл ладонью по лицу, будто стирая напряжение. Потом посмотрел на обоих. В его голосе прозвучала сталь:

— Я не мальчишка, которого можно сломать подставными картинками. Завтра мы возьмём их за яйца. Выясним, как они попали к ним.

Зураб сжал кулаки, коротко кивнул.

— По телефону это не объяснить. Я привёз документы, потому что у нас есть цепь. В обоих банках видно, что деньги шли по одной трассе.

В этот момент Кэмаль вошёл в квартиру, чуть опоздав. В руках у него был ноутбук и эта тихая энергия айтишника, который видит мир в строках кода.

— Я сделал дамп логов, — сказал он. — Смотрите сами.

Он открыл ноутбук, экран наполнился таблицами и временными метками. Серый свет отображал цифры, как молчаливые свидетели.

— Первая заливка компромата прошла через временное облачное хранилище, — начал Кэмаль, пальцы стучали по клавишам. —Но следы ведут к общей папке фонда, куда вы складывали материалы вечера.

Кэмаль вдруг замолчал и посмотрел в глаза Арсену. Тот нахмурился:

— И?

— В журнале входов стоит её имя… Ланы. Как будто именно она заходила туда в ту ночь.

Арсен замер.

Молчание наполнило кухню. Вся жестокость ночи, как будто, спрессовалась в одно предложение… название учётки Ланы… Камиль посмотрел на брата, и в его глазах мелькнуло то, чего Арсен боялся больше всего — сомнение, которое проникает в дом и рушит устои.

— Ты уверен? — с трудом прохрипел Арсен.

— Уверен только в том, что логин её. Но это может быть подстава: пароль могли украсть, могли зайти за неё, — быстро сказал Кэмаль, замечая, как глаза у всех затемняются, — сессии делегируются. Я повторяю, что на бумаге это её логин, но это не означает её вины. Это может быть скомпрометированная учётная запись.

Арсен рассмеялся тихо, в ответ на собственный страх.

— Проверь, — прошептал он. — Привяжи IP‑цепочку, пользователей, всё. Мы не будем гадать.

Кэмаль уже копался в данных, его лицо становилось сосредоточенным и живым. Он любил задачи, где цифры и факты как костяк. Зураб отвернул взгляд, взяв примерно ту же дистанцию, которую люди берут, когда внутри звучит громкая правда.

— Это уже не просто слухи, — скомандовал Кэмаль, не отводя взгляд от экрана. — У нас есть следы денег и следы в компьютере. Совпадение ещё возможно, но это проверяемо. Я попрошу у хостера полный журнал, кто и во сколько заходил, с каких «машин», но для этого нужен официальный запрос от фонда или постановление суда. Значит завтра идём не дикарями с ноутом, а с юристом и бумагами, только так нам откроют правду.

Ночь казалась короткой, они брались за сухой хлеб документов, как за веревку, чтобы не упасть в бездну.

— Ты пойдёшь сам? — спросил Камиль.

— Я пойду с документами, — ответил Арсен. — И буду требовать объяснений.

Молчание на секунду повисло, но было тяжёлым, как камень.

— Ладно. Завтра жму их. Но хочу, чтобы всё было зафиксировано. Юрист будет со мной.

Они разошлись по комнатам, никто не хотел спать, планы требовали голоса и действия.

Глава 14

Ночь затянулась в чёрный узел. Арсен не поехал домой. Сердце стучало в висках, мысли жгли сильнее огня. Руль под его руками хрустел от напряжения, и он понимал, если не выплеснет это сейчас, сгорит дотла. Он свернул к старому спортзалу на окраине, где когда-то готовился к боям, где стены пропитались потом и криками.

Ключ провернулся в замке с металлическим лязгом, лампы дрогнули и вспыхнули бледным светом. Воздух встретил его резким запахом железа, пыли и старой резины. В углу висела груша: тяжёлая, чёрная, как сама ночь.

Он сбросил куртку прямо на пол, рванул бинты и, даже не наматывая, обрушился на грушу с первой же серии ударов. Гулкий звук раскатился по залу, словно выстрелы. Каждый удар был криком. В Лику, в Руслана, в тех, кто поставил камеры, в саму подлость мира. Но больше всего… в себя.

Кожа на костяшках треснула уже на пятом ударе. Кровь выступила тонкой красной линией и тут же смешалась с потом. Но он бил сильнее. Ему нужно было заглушить в себе ревность, сомнение, боль. В грудь будто вбили кол, дыхание рвалось, как будто лёгкие наполнили угли.

«Не могла она. Не могла…»

Удар. Глухой, яростный, от которого груша отлетела назад.

«А если могла?..»

Ещё один, резкий, с разворотом корпуса.

«Нет-нет! Её подставили! Должны были подставить…» — серия из трёх ударов, по каждому из которых закричали суставы.

Груша качалась так сильно, что цепи заскрипели под потолком. Арсен бил до хрипоты, пока грудь не разрывалась, пока пот не закрыл глаза, пока руки не стали чужими от боли. В голове мелькали образы, её улыбка Руслану, лог с её именем, фото с постели. Яд ревности и обиды мешался с яростью, и каждый удар был отчаянной попыткой вырвать этот яд изнутри.

— Хватит! — раздалось вдруг за спиной.

Арсен резко обернулся. В дверях стоял Камиль. На нём был домашний свитер, лицо усталое, но глаза горели тревогой. Он шагнул ближе, наблюдая, как брат, с кровавыми кулаками, снова заносит руку для удара.

— Ты себя убьёшь, брат, — сказал Камиль твёрдо, но спокойно. — Так сомнения не вышибают.

Арсен тяжело опустился на лавку. Груша ещё качалась в воздухе, как насмешка. Он согнулся, уперев локти в колени, и уронил голову. Кровь капала с костяшек, оставляя пятна на полу. Он вскинул взгляд на брата, глаза пылали, но в глубине горела боль.

— Если это правда… если Лана хоть на миг была в этом замешана… я не переживу, — хрипло сказал он. — Я лучше всё разнесу, чем приму это.

Камиль присел рядом, протянул полотенце. Его голос был мягким, но резал по-живому:

— Ты боишься потерять её больше, чем всего остального. Но не путай боль с истиной. Завтра нужны не кулаки, а факты.

Арсен выдохнул, стиснув зубы. Провёл полотенцем по лицу, оставив на белой ткани алые следы. Сердце гулко било одно и то же:

«Проверить, доказать, выяснить».

— Завтра я их прижму, — сказал он глухо. — Всех!

К утру он был другим. Холодным. Зеркало в раздевалке отразило человека с разбитыми кулаками и взглядом, острым, как лезвие. В груди ещё кипела ярость, но сверху её накрыл слой стали. Сомнения не исчезли, но теперь они превратились в топливо.

Камиль кивнул у выхода, словно благословляя его в бой:
— Иди. Только не дай им сделать из тебя зверя. Будь умнее.

Арсен накинул куртку, кулаки жгли болью, но он чувствовал только одно: цель!

Рассвет ложился серыми полосами на асфальт, город просыпался. Машины сигналили, люди зевали, но для Арсена этот день был началом войны.

***

Он вырулил на широкую магистраль, за окном стеклянные башни делового центра светились отражениями предрассветных фар. В салоне стояла напряжённая тишина, мотор рычал чуть громче, чем нужно, а он давил на газ так, будто хотел размолотить асфальт. Внутри всё кипело.

«Сука… если это всё связано с Ланой… если её имя в этих логах не спроста… я найду, кто за этим стоит. Я заставлю их ползать. Но сначала — факты! Факты, мать их!!!»

Он резко свернул на парковку у бизнес-центра «Плаза-Элит». Именно здесь находился офис «Сириус-сервис», крупнейшей компании в городе, обслуживающей дорогие отели, бизнес-центры и элитные жилые комплексы. Контора с безупречной репутацией: стеклянные фасады, блестящие отчёты, улыбающиеся менеджеры в дорогих костюмах. Всё сияло совершенством.

Арсен заглушил двигатель, но ещё пару секунд сжимал руль, пока костяшки не побелели. Грудь вздымалась часто, как после бега. Он выдохнул, взял папку с документами и вышел.

Воздух был прохладным, пах бензином и мокрым асфальтом. Огромные двери бизнес-центра разъехались бесшумно, и Арсен шагнул внутрь.

Юрист должен был нагнать его следом чуть позже. Он не стал ждать его прибытия.

Холл встретил его ослепительным светом. Белый мраморный пол блестел так, что можно было смотреться, как в зеркало. Огромные люстры, стеклянные перегородки, зеркала, хромированные поверхности, всё говорило: «Мы на вершине. Мы чисты».

Только Арсен видел иначе. Он чувствовал этот лоск, как блестящую кожу змеи, а под ней яд.

На ресепшене сидела девушка в идеально выглаженной белой блузке и узкой юбке. Перед ней планшет и стопка пластиковых карт. Её улыбка была профессионально-ровной, но, когда она подняла глаза и встретилась со взглядом Арсена, улыбка дрогнула.

Он шёл прямо к ней, тяжёлой поступью, будто каждый шаг звучал в пустом холле гулким ударом.

— Мне нужен старший менеджер по безопасности, — сказал он низко, не поднимая голоса, но так, что слова отозвались сталью.

Девушка моргнула, попробовала улыбнуться снова.

— Назовите, пожалуйста, вашу фамилию и цель визита.

Арсен наклонился ближе, и она почувствовала запах его парфюма: горький, мужской, как смесь кожи и дыма.

— Цель визита? — его губы скривились. — Поговорить о том, почему ночью мою дверь открывали вашей мастер-картой.

У девушки дрогнули пальцы, планшет чуть не выскользнул из рук. Она попыталась что-то сказать, но лишь кивнула, торопливо схватилась за телефон.