Туман лениво сочится на тропу сквозь траву и кусты, и она еле слышно шуршит под моими кроссовками сухой листвой и ветками. Сколько я уже бегу? Часа два…
Сегодня что-то сложнее выбросить мысли из головы и уговорить себя остаться в глуши и никуда не высовываться. Я не спал всю ночь. Встреча с Яром взбудоражила, напомнила о жизни, людях и о том, что получается у меня лучше всего. Нет, уж лучше еще час побегать по округе — проверенное средство от дурных идей и иллюзий, что мне может быть безопасно где-либо…
Но мозг продолжал смаковать детали медицинского следствия, которое пришлось провести. Яд… такой редкий и сложный… В голове крутились варианты его воздействия, вариации симптомов, отдаленные последствия при малых дозировках…
Его бы никто не обнаружил. Никто, кроме меня. Убийца бы остался безнаказанным...
Когда я потерял бдительность?
Люди бегают шумно, слишком сильно пахнут, да и лес их будто стремится выдать с потрохами, даже если они замаскированы. Достаточно провести взглядом по местности, чтобы безошибочно понять — что-то не так. Но это если вспомнить об осторожности…
Я резко остановился, поднимая ворох сухих листьев и земли, и прислушался. Черт! Ну надо же быть настолько самонадеянным! Просто вероятность, что на меня снова откроют охоту, была настолько мала…
Но она никогда не стремилась к нулю.
Тем более сейчас, когда из волос еще не выветрился запах города.
— Черт, — усмехнулся я зло, хотя ничего смешного не было.
На меня всегда охотились только с одной целью…
— Верес Олегович, доброго утра, — послышалось откуда-то спереди.
Я молча втянул воздух. Эти точно знают, на кого охотятся — запаха не было. Звука, кроме голоса — тоже.
— Ничего циничнее я в последнее время не слышал, — ответил я, продолжая смотреть вперед и не шевелиться. Не хотелось выпросить иглу с транквилизатором в затылок. Мало кто знает, что на некоторые у меня аллергия. Но не будешь же кричать об этом на весь лес…
Как же я устал…
Плотные кусты, наконец, затрещали, и на дорожку в нескольких метрах от меня вышел экипированный мужчина. Человек, что удивило. Ну до чего же техника дошла...
— Здравствуйте, — поднял он руки, демонстрируя свою деланную безобидность.
— С такими технологиями скрытности, что вы мне явили, думаете, уместно мне доказывать, что вы не опасны с пустыми руками?
— Простите за вторжение в вашу жизнь…
Он опустил руки.
— Давайте не начинать диалог с вранья, — перебил я его, усмехаясь. — Вам плевать на мою жизнь.
Мужик раздраженно вздохнул. Одного возраста со мной, может, чуть старше. А, значит, званиями вряд ли успел обзавестись, либо хорошо понимал цену моей просьбы. На такой должности всем плевать, что там у него на груди болтается. Уверен, он пушку вытащит быстрее, чем я успею моргнуть. В этом плане люди — самый опасный противник. Их легко недооценить. Я сейчас понимал это с каждым вздохом, потому что меня обходили по кругу еще двое.
— У вас нет выбора, кроме как сотрудничать, — перешел он к главному. — Поэтому от вас зависит — поедете ли вы в удобном салоне с кофе, чаем и печеньками, либо с транквилизатором и в смирительной рубашке. Вы правы, я — не спец по сложным переговорам.
— А могли хотя бы постараться, — укоризненно заметил я и поднял руки над головой.
— Без глупостей только, — попросил он спокойно. — Шагайте по тропе в обратную сторону, пока я не скажу, где свернуть…
Меня вызвали в пять утра. Учитывая, что разошлись мы к трем, я успела только домой доехать, как пришлось разворачиваться. Наверное, не было в моей жизни большего надрыва, чем в эти дни. Я моргала на мутный свет фонарей через идеально прозрачное стекло ординаторской, отогревая ледяные пальцы о чашку кофе.
— Надя, ты тут?
Тихо щелкнули двери, а я осознала, что настолько устала, что даже голову повернуть не могу, чтобы ответить.
— Тут. Сплю стоя.
— Да трындец, — проворчал он, приближаясь, и меня окутало застарелым запахом пены для бритья. — Я даже уехать не успел…
Вот все в Леше хорошо, только бы туалетную воду ему нормальную купил кто. Ну и жаловаться ему следует поменьше. Я привычно задержала дыхание и уткнулась носом в чашку кофе. Ну что я снова кого-то оправдываю? Ничего хорошего в нем не было, если начинать разбираться в той плоскости, в которой лежит его парфюм и все, что к нему прилагается. Да и профессионально он тоже так себе. Но Леша единственный, кто не рисковал рядом со мной навлечь на себя гнев моего мужа, поэтому я неизменно таскала его сюда за собой, убеждая департамент, что мы — команда.
— А повод?
— Говорят, везут какого-то спеца незаурядного, чтобы сдвинул дело с места…
— Да ладно! — вырвалось у меня.
Я возмущенно округлила глаза и уставилась на Лешу.
— Проверенная инфа, — кивнул он авторитетно.
— А почему мне не сказали?
Леша красноречиво на меня посмотрел. А, ну да, это же я облажалась с диагнозом. Сон как рукой сняло. Я стиснула чашку с кофе и зубы. Ну, что ж, поражения нужно принимать достойно. То, что не одна я облажалась, меня ничуть не утешало.
— А что там за спец? — поинтересовалась я отстраненно.
— Никто не говорит. — Леша прошел к чайнику, поболтал им и, обнаружив достаточное количество воды, поставил на место, забыв включить. — Но ребята слышали, как матерились оперативники в трубке. Из какой-то глуши тащат. Может, колдуна какого-нибудь?
И он хохотнул.
— Ну, если наука облажалась, остается только одно.
— Да уж.
— Когда его привезут?
— Нас позовут.
— Ты забыл включить чайник…
Пока Леша ругался, я отвернулась в окно.
Исход был изначально предсказуемо дерьмовым.
Пациент поступил сначала в обычную клинику с подозрением на инсульт. У него начались прогрессирующие проблемы с речью, головная боль и слабость. Инсульта не подтвердили, а вот время потеряли. Когда его перевели в специализированное отделение, в котором мы все сейчас и ожидали «колдуна», он уже не мог жить без автономной вентиляции легких, а со дня на день ему грозила ИВЛ. Сейчас он все также с трудом ворочал языком и конечностями, но был в уме — кое-как отвечал на вопросы, хоть временами и испытывал депрессивные эпизоды.
— Слушай, ну мы с самого начала знали, что дело — дрянь, — тихо заметил Леша.
Я рассеяно кивнула. Все это дико вымотало, и хотелось, чтобы быстрее кончилось.
— Вернемся к своим скучным делам, — тихо помешивал он ложкой чай в стаканчике. — Но сначала выспимся. Ты уже смотрела показатели пациента?
— Да.
— Что там?
Я усмехнулась. Лешка что в институте у меня списывал, что тут. И я бы не замечала этого здесь, если бы меня это не бесило во времена учебы.
В диагностический отдел такого уровня я попала несколько лет назад благодаря связям мужа. Но меня это не смущало. На моем счету немало успешных сложных случаев диагностики, и это по-настоящему наполняет мою жизнь смыслом, потому что обычная работа не приносит такого удовлетворения. Да и все остальное — тоже. Если бы от меня не было пользы, никакие связи не помогли бы тут остаться. Жаль, что задания даются лишь время от времени.
Пациенты здесь обследуются и лечатся непростые. Нередко они возвращаются с государственных заданий, и их приходится спасать от всякого рода изощренных отравлений и прочих вариаций недугов.
Но этот случай будет провалом. Мы беспомощно наблюдали прогрессирующую пневмонию пациента, но не могли найти ее причину. Перебрали массу версий, проверили на все, что только можно — исключили опухоли, инфекции и много всего другого. Но болезнь продолжала его убивать.
— Приехали, — тихо возвестил Леша. — Так что там с динамикой?
Мне на пейджер пришел вызов в комнату совещаний.
— Пошли, по дороге расскажу.
Мы успели расположиться за столом аккурат за пару минут до того, как в коридоре послышался топот. А когда на пороге комнаты возникли мужчины в спец форме, у меня глаза едва не полезли на лоб. За ними внутрь прошел молодой мужчина с темно-рыжими волосами, торчавшими из-под капюшона толстовки. Он был одет в спортивные штаны и кроссовки, будто его вытащили из спортзала. И это наш "шаман"?
— Надежда, Алексей…
Я вздрогнула и перевела взгляд на главу отделения Савелия Анатольевича Краморова, возникшего рядом с гостем. Сегодня он даже без трости, что редко бывало. Настолько воодушевлен визитом "шамана"?
— … Прошу познакомиться с независимым экспертом, — и он указал на мужчину в толстовке, — Верес Олегович Бесовецкий. Незаурядный диагност, патолог, токсиколог. Нам стоило больших трудов получить его согласие прибыть сюда.
Я подняла взгляд на эксперта. Что за имя такое — Верес? А вид у него был такой, будто его держали на прицеле снайперской винтовки. Лет тридцать навскидку, а выглядит он так, что больше напоминает бедного студента, чем специалиста по патологиям. И знакомиться он тут ни с кем не собирался. Откуда такое стремление его заполучить и по каким заслугам? Когда он подошел к столу и поднял на меня внимательный взгляд, я совсем растерялась. Радужки его глаз были цвета янтарной смолы, светящейся изнутри.
— Надежда Яковлевна Айзатова, — представилась я хрипло, не рискнув протянуть руку.
Леша попробовал:
— Алексей Григорьевич Строганов.
Но ладонь его так и зависла в воздухе.
— Верес Олегович, команда моих докторов введет вас в курс дела, — постановил Краморов, игнорируя специфичное поведение гостя.
Ключи в очередной раз выпали из рук, но тут двери квартиры открылись, и надо мной навис Слава.
— Ты дома? — моргнула я, запрокинув голову, и шмыгнула носом. — Что с тобой?
Муж выглядел так, будто мне следовало развернуться и уехать обратно на работу, потому что в моей постели вместо меня какая-то очередная его любовница. Весь благоухает свежестью и пышет сексуальностью так, что с ног сбивает. И даже домашний прикид — штаны и футболка — не может этого скрыть. Идеальный. Идеальное тело, волосы блестят, а от самого разит гелем для душа и селективом. Но я давно знала, что это все — не для меня.
— Сегодня воскресенье, — холодно заметил он, подавая руку. — Там такой дождь?
— Ну ты же видишь, — и я красноречиво откинула с лица мокрые волосы, пытаясь забрать руку из его ладони, но он только сжал ее крепче и уставился в лицо:
— Ты приезжала утром?
— Да. — Я, наконец, вытащила пальцы из его руки и прошла к шкафу, на ходу снимая кроссовки и стягивая куртку.
— Какие у тебя планы? — поинтересовался он, опираясь плечом о стенку позади.
Я поежилась от внезапной потребности с кем-то поделиться тем, что пережила за последние сутки. Но с ним бы я не смогла ничем поделиться. Он все использует против меня. С губ сорвался горький смешок. Когда я уже разберусь с этим дерьмом в своей жизни?
— Спать, — тихо выдохнула. — Я вторые сутки на ногах.
— Вечером придешь в себя?
— Нет. — И я развернулась, чтобы направиться в ванную, но он перехватил меня под руку и толкнул к стене.
— Я соскучился, — прошептал в лицо, прижимая собой. — Ты такая красивая… Особенно когда мокрая от дождя.
— Не надо, — мотнула я головой на его попытку убрать мне волосы с лица. — Я устала.
— Не надо так со мной, — угрожающе понизил он голос.
Я сжала губы, чтобы не среагировать на провокацию и не начать препираться.
— Позволь помочь, — склонился он ниже. — Давай отведу тебя в душ, приготовлю кофе…
— Давай не будем, а? — брезгливо поморщилась я, отталкивая его. — Ты, очевидно, «помогал» кому-то всю ночь, устал наверное?
Я попыталась вырваться, но Слава только сильнее прижал меня к стене:
— Я с ума схожу по тебе, и ты это знаешь, — процедил он криво. — Но не трогаю, потому что ты свалила из нашего брака в свои карьерные достижения, помнишь? И я это тебе позволяю…
— Какое великодушие! — усмехнулась я в его лицо.
— Мне нравится, как ты оживаешь после возвращения из этого отдела, — восхищался он, пожирая меня взглядом. — Да еще и промокшая под дождем… Ты шикарна…
— Да пошел ты! — вспылила я, дергаясь в его руках.
Слава отстранился, рывком закинул меня себе на плечи и понес в ванную. Я трепыхалась в его руках, требуя, чтобы оставил меня в покое, но он не слушал. Содрал с меня одежду и запихал в душевую кабинку, перегородив выход собой.
— Оставь меня! — требовала я. — Выйди! Я не могу так больше!
Но Слава посмотрел на меня с психопатическим спокойствием, взял мочалку, залил ее гелем для душа и, методично вспенив, притянул меня к себе за плечо и принялся мыть. Меня затошнило. Приторный запах геля забивал ноздри, въедался в кожу, прямо как моя слабость перед Славой. Да, он раздавит, если попробую с ним развестись. В этом я не сомневалась.
Разве могла я предположить, что такой привлекательный и понимающий мужчина, очаровавший своим умом, уверенностью в себе, страстью, может обернуться таким монстром?
Теперь таких чудовищ я распознаю с первой минуты общения, изучив этот тип людей вдоль и поперек. Они не умеют любить, потому что по сути все их существо — черная дыра. Они — одержимые чудовища, которые живут лишь для того, чтобы искать себе очарованных жертв и высасывать из них все, что могут. Им нужно подчинение, ощущение власти над жертвой, уверенность в том, что она покорилась, но не до конца. Показывать ему зубы — обязательное условие его интереса. Он провоцировал, и я не разочаровывала. Может, притворись я выжатой досуха безжизненной оболочкой, он бы оставил в покое и принялся за новые поиски. Но я не умела разыгрывать из себя мертвую. Каждый раз, когда Слава нападал, я отвечала, и все заканчивалось примерно так, как сейчас — он показывал мне мое место.
Со временем я научилась давать ему то, что его устроит. Хочет скандала и эмоций — пусть подавится. Я же прикрыла глаза, напоминая себе, что не слабая. И что однажды я от него избавлюсь. Только не знаю пока как.
Я переключилась в мыслях на события прошедшего дня. И снова увязла в воспоминаниях о странном мужчине с пронзительным взглядом и необычными глазами. Я видела, как он на меня смотрит, когда мы сидели с ним в ординаторской в ожидании результатов тестов. Может, забавлялся, как и Слава? Нет, на эмоционально кастрированного морального урода он не похож. Скорее на социопата. Интересно, как его притащили на консультацию и на каких условиях? И откуда его вообще взяли такого? Подобного рода спецы обычно не прячутся, их по пальцам перечесть, и все они известны. А тут…
За воспоминаниями о сегодняшнем утре я не заметила, как вода перестала литься. Опомнилась, когда мне на плечи легло полотенце.
— Успокоилась?
Любимый вопрос, чтобы разворошить остывшие угли моего гнева. Я напряженно вздохнула и принялась вытираться.
— Вечером мы идем на встречу в ресторан, — как ни в чем не бывало, сообщил Слава. — И ты мне там нужна.
Он развернулся и направился из ванной, брезгливо стряхивая с себя капли воды.
— Я не пойду, — бросила ему в спину. — Уже два часа дня, я не успею выспаться и собраться.
— Мы же еще не развелись, — обернулся он, издевательски усмехаясь. — Поэтому кому-то нужно играть мою жену на деловых ужинах. Возьми завтра выходной, но это не обсуждается.
— Кому нужно, тот пусть и играет, — отчеканила я. — Не думаю, что мой усталый обморок оживит твой деловой ужин должным образом.
Я прошла мимо него и направилась в спальню. Захотелось собрать вещи и свалить из дома в неизвестном Славе направлении, как никогда. Только это бесполезно. Слава меня быстро найдет, потому что это — его работа. Он специалист по поиску людей — вершина отделения розыска и сбора информации. Угораздило же меня!
На парковке меня встретил глава отделения собственной персоной. Питер меланхолично его обнюхал и сел рядом со мной.
— Доброе утро, Верес Олегович, — поприветствовал меня Краморов.
— Доброе, — выдавил я, закидывая на плечо рюкзак. — А где же моя персональная охрана ото всех?
— Вы же сегодня тут по собственной воле, — усмехнулся он.
— Я так понимаю, работать предстоит здесь, — сменил я тему.
— Совершенно верно. Пройдемте?
Я поплелся за ним через парковку. Питер остался ждать возле машины.
Еще вчера я отметил у главного хромающую походку, но для меня он не представлял угрозы, поэтому сканировать я его не стал. А вот теперь проявил интерес и даже навел справки.
Савелий Анатольевич Краморов не потерял военной осанки несмотря на возраст. А ноги он едва не лишился в горячей точке, вытаскивая своих пациентов из горящего полевого госпиталя. В общем, врач-герой на пенсии. Что он делает на руководящем посту здесь? Сложно сказать. О том, что он — блестящий диагност, выдающийся токсиколог или еще какой супер специалист, я информации не нашел. Но расслабляться не стоило. Видимо, какие-то заслуги у этого человека имелись помимо героических…
— Данила, кстати, экстренно прооперировали вчера, — заметил он. — Вы спасли ему жизнь.
Я молча прошел в металлические двери и направился в пункт досмотра, пытаясь сдержать приступ злости. На себя. Дался мне этот оперативник…
— Не любите оказываться правым? — напомнил мне о разговоре Краморов, когда мне вернули рюкзак.
— Не люблю, когда это так подчеркивается.
— Скорее, вам не нравится быть хорошим, — не отставал он. — Вы считаете, что люди этого не заслуживают, а вы проявили слабость.
— Не все не заслуживают, — огрызнулся я. — Но не мне судить кого-то. Я отвечаю только за себя.
— Ладно, — пожал он плечами. — Пойдемте.
И он пошел передо мной, сильнее припадая на больную ногу.
— А вы? Почему без трости? — поинтересовался я.
— Оставил в кабинете.
— Какой смысл? — Я осмотрелся в незнакомом коридоре.
— Мне нужно какое-то время расхаживать ногу без палки. Так обезболивающего требуется меньше…
Я не ответил. Быть может. Но стало неинтересно.
Раннее утро выстудило коридоры здания, заполнив их невнятной тишиной. Мобильные тут не ловили, внешние звуки не долетали. Только шарканье Краморова разбавляло эту глухонемую муть.
— А у вас умный пес, — заметил он. — Обычно собаки не переносят оборотней…
— Не все.
— Я не встречал. Вы что-то значите особенное для вашего пса.
— Господин «главный доктор», я плохо поддерживаю вежливые беседы, — огрызнулся я раздраженно.
— Беседа у нас не вежливости ради, — спокойно парировал он, останавливаясь перед дверью. — Вы согласились здесь работать, и я хочу узнать вас лучше. Даже не так — я обязан вас узнать, потому что настройка вашей работы в моем отделении для меня важна. Я вижу, что вы — социопат, но вынужденный. Потому что вы хотите общаться, хотите работать по профессии и быть полезным другим. И жить нормальной жизнью вы жаждете. Но вас отучили это признавать. И теперь вы ненавидите себя за каждый благой порыв. И всех, к кому он обращен.
— Это помешает нашему сотрудничеству? — раздраженно поинтересовался я.
— Нам нужно свести негативное влияние вашего прежнего опыта к минимуму. — И он толкнул передо мной двери. — Проходите.
Кабинет как кабинет. Просторный. С видом на лес через панорамное стекло. Светлый. И запахов тут нет почти — постарались.
— У меня к вам будет первый вопрос, — проковылял Краморов к столу. — Вы хотите, чтобы Надя была вашим боссом или вы — ее?
Я перестал осматриваться и устремил недоверчивый взгляд на собеседника.
— Вы шутите? — сузил я на нем глаза.
— Нет. Вы будете работать с ней. Но вопрос в том, как вам будет комфортнее? Кому-то нравится постоянно испытывать начальника на прочность, потому что в таком общении легче генерировать светлые идеи. А кому-то нужно чувство превосходства по умолчанию, чтобы рты открывались только по команде. — И он усмехнулся.
— Вы заведомо делаете из нее лишь костыль для моего функционирования? Она сделала всю основную работу в деле пациента с БАС.
— Нам это не помогло. А вот вы — да.
— Мне все равно, как вы организуете работу отдела, — отвернулся я к окну. — Взаимодействие с кем-то мне не нужно…
— Хорошо, — пожал он плечами. — Тогда я уволю Надю.
Я замер посреди кабинета, переставая дышать. Черт…
— Не надо, — процедил я.
Краморов сделал вид, что удивлен:
— Не надо?
— Оставьте ее в команде. Я уверен, что она — хороший специалист.
— Мне будет достаточно вас, — спорил он, тем не менее с интересом меня рассматривая. Старый манипулятор...
— Она мне нужна, — выдавил я. — Без нее я не соглашусь тут работать.
Краморов довольно дернул уголками губ.
— Ну, раз вы определились, тогда будете с ней равнозначными участниками команды с подчинением мне. Пойдет?
— На ваше усмотрение.
— Мне было интересно, как вы среагируете на вопрос, — усмехнулся он.
— И как? Вам понравилось?
— Превзошли ожидания. — Он тяжело оперся о столешницу и принялся растирать больную ногу. — Надежда будет позже.
Я усмехнулся двусмысленности.
— Думаете, у вас совсем нет надежды? — улыбнулся Краморов.
— Я не собираюсь с вами это обсуждать. А вот условия контракта меня волнуют.
— Хорошо. — Он оттолкнулся от стола и повел рукой в сторону кресла. — Присаживайтесь. Ваш контракт в верхнем ящике стола. Пациент — в палате «К-2».
— Уже и пациент есть?
— Здесь всегда есть пациент.
— Странно, что пациент есть всегда, а отдела нет.
— Отдел тоже есть. Просто не было вас.
— Вы готовы были развалить отдел и уволить надежного работника ради моей прихоти?
— Конечно, нет. Просто я убежден, что человек на своем месте — это не только дело, которым он занимается. Это — вся его жизнь. С кем живет, чем, счастлив или несчастен, пресыщен или целеустремлен — все это имеет значение. Предлагая вам работу, я беру ответственность на себя. Вы ведь понимаете, что данные, к которым вы получите доступ здесь, делают вас носителем секретной информации. Таким персоналом не разбрасываются…
Я зябко потерла плечи, прижавшись к стенке коридора…
Бесовецкий вымотал меня так, будто мы провели с ним уже целый день. У меня дрожали ноги от напряжения, во рту пересохло, а все тело ломило от усталости. На какой-то момент показалось, что я настолько вытрепана, что не смогу взять эту вершину. Тут от меня требуется полная собранность при каждом взгляде Краморова, а еще и Бесовецкий… Кажется, нас с ним обоих вывели из зоны комфорта. Только ему плевать, что будет после всего этого — что с ним, что со мной. Хотя, зачем-то же он сюда вернулся? Чем такого как он могли тут заинтересовать? Возможностью пить кофе на территории секретного отдела без охраны? Это вряд ли. И загадки, которыми тут все кишело, ему даром не дались. Хотя, в палату он бежал довольно бодро…
Но не от этого меня трясло.
Бесовецкий заметил мою манеру поведения с теми, от кого я завишу. И кого опасаюсь. И это больно ударило по надежде хоть как-то отделаться от этой омерзительной необходимости хотя бы тут! Но нет. Мне и здесь достался неуравновешенный эгоистичный самоуверенный псих, от настроения которого зависит моя карьера в отделении! И он прав — эта моя защитная реакция въелась ржавчиной во все, что я делаю и говорю. Я боялась таких, как Слава. И с Бесовецким я также ничего не могу поделать, только приспосабливаться. Он мне был еще непонятен, но я уже включила с ним режим противодействия. И он сразу меня на этом поймал.
Только, в отличие от Славы, ему это не понравилось.
Тут двери в кабинет открылись, и Краморов вышел в коридор, направляясь к лифту. Он тяжело ступал на ногу, а я задержалась на нем взглядом. Еще один манипулятор, которого я изучила, насколько могла. Разве это плохо? Почему я должна чувствовать себя виноватой за то, что адаптируюсь к этой жесткой среде и пытаюсь выжить среди этих… гениев? Мне ведь тоже не на блюде преподнесли ученые степени и успешные медицинские расследования. Так чего я прячу голову в песок?
Но, когда я перевела взгляд на Бесовецкого, застывшего у стола, уверенности в своих силах снова поубавилось. Если бы я не цеплялась за этот шанс, как за последнюю возможность сделать свою жизнь хоть сколько-то нормальной, может, все было бы проще…
Бесовецкий молча оттолкнулся от стола, обошел его и уселся за компьютер. А я растерянно замерла на пороге, оглядывая кабинет. Мне что, даже места своего не выдали?
— У нас все общее, — заметил он хмуро, глядя в монитор. — А ты что-то хотела предложить, чтобы нам сработаться…
— Я не собираюсь вас уговаривать со мной работать. Насмотритесь в монитор — дайте знать.
— Здесь нужно очень долго смотреть — данных они собрали по делу уже достаточно много, — не обратил он внимание на мое раздражение. — Случаи генного поражения описаны довольно исчерпывающе…
Я устало потерла переносицу:
— Тут даже кресло одно. Краморов хочет, чтобы я сидела у вас на коленях? Так он видит идеально сплоченное сотрудничество?
Бесовецкий вдруг поднял на меня такой убийственный взгляд, что показалось, будто его глаза засветились натурально.
— Что у вас с глазами? — выдохнула я хрипло.
Он нахмурился и поднялся из-за стола:
— Садись. Работай. Я пройдусь по палатам и поговорю с пациентами сам.
— Какими пациентами? — опешила я. — Они что, все здесь?
То, что он не умеет разговаривать с пациентами, я не стала подчеркивать.
— Трое.
— Стой, — выставила я руку, когда он уже собрался пройти мимо. — Давай я. У тебя хорошо получается фильтровать большое количество информации, а я соберу данные, которых у нас, возможно, еще нет…
— Так мы на «ты»? — понизил он голос, неожиданно упираясь грудью мне в ладонь, и я одернула руку. Но он этого будто не заметил, продолжая неприязненно давить: — У тебя совершенно неверное представление о том, как я работаю. Вчера мне понадобились твои данные, потому что дело не касалось токсикологии вовсе. А сейчас речь идет о преднамеренном то ли заражении, то ли отравлении. И мне все равно важно видеть пациента лично, хотя там все следы давно остыли.
— У меня было недостаточно времени, чтобы понять, как ты работаешь, — огрызнулась я невнятно, и он ожидаемо не придал этому значения.
Когда за ним закрылись двери кабинета, я судорожно вздохнула, с отвращением поймав себя на мысли, что ищу взглядом ванную…
Кажется, зря я пообещала Краморову, что мы с Бесовецким сработаемся.
***
Я шел по коридору, не соображая, куда направляюсь. Перед глазами стояла только Надя.
Каждая минута, что я проводил с ней, кипятила кровь в венах каким-то темным токсином, застилая взгляд кровавой пеленой. Эта девочка — сплошная кровоточащая рана. Ее движения — короткие, тело сжато пружиной, дышит она, почти не расправляя грудную клетку, а огрызается — как еле живая дикая кошка на коротком поводке. Интересно, почему? Гораздо интересней, чем дело Краморова. Но с Надей не поговоришь, в отличие от этих троих, которые были в распоряжении. Ее напрямую не спросишь, не соберешь анамнез…
А еще я чувствовал себя инвалидом. Раскрываю рот, но могу выдавить лишь рычание. Мне хочется отталкивать Надю и держать на расстоянии, чтобы не погружаться в нее. Но она затягивала. Я подписал себе какой-то приговор, вернувшись сюда. Только какой именно?
Надя — не сыгранная Краморовым карта.
Зачем он притащил ее сегодня, ведь она без адаптации? Такая ценная единица? Нет, она очень умна, но отсутствие адаптации может ее тормозить и ограничивать. А заодно и меня. Может, зря Надя считала себя катализатором? Или Краморову нужно задержать меня на время? Загрузить текучкой, чтобы втянуть в работу отделения? Может, Надю мне просто подкинули, как приманку, а я повелся? Разве можно изучить кого-то настолько, чтобы сыграть на личном интересе? Можно. Я не один такой умный, а оборотни и ведьмаки работают не только на своих, но и на людей. Только Надя точно не в курсе. А еще — слишком тонкие совпадения — умная, несчастная, одержимая медицинскими тайнами, притягательная женщина вдруг оказывается моей напарницей? Бред… А еще от нее совершенно отчетливо разит мужчиной — он лапал ее в последние сутки. А, может, и не только лапал…
Что-то Краморов сильно поспешил, связывая нас с Надеждой в один узел. Я не мог на каждом шагу думать о том, что она понятия не имеет, кто я такой. Чего он добивается? Чтобы я нарушил правила поведения с людьми и подставился? Под сотнями камер, которые тут натыканы на каждом углу, это будет несложно. А потом что? Козырять записью в случае чего? И я сам согласился в этом участвовать.
Низковато для Краморова.
Но все равно надо быть осторожней и хвататься за стетоскоп в следующий раз перед тем, как определять ЧСС на слух.
— Зачем тогда она тут лежит и числится среди троих пострадавших пациентов? — спросила Надя, догоняя меня в коридоре.
— Чтобы нас протестировать, — хмуро прорычал я. — Как вариант.
Я встал возле очередной палаты, прислушиваясь. Надя оперлась рядом о стенку, запрокинув голову и устало прикрыв глаза, а я скользнул взглядом по ее длинной шее и ее изгибу. И едва не захлебнулся слюной. Но даже отвернувшись, я чувствовал, как Надя напряглась. Она боялась, что все это не для нее. И что ей придется уйти.
Какой интересный пасьянс получается. Мне теперь ее не отпустить. И с ней такой остаться тоже не выйдет. Какое решение себе видит Краморов? Давить на необходимость адаптировать Надю бессмысленно. У Краморова задница горит с этим делом, а он, уверен, ни на шаг не приблизился к хоть сколько-то удовлетворительному результату.
— На сегодня хватит осмотров, — заключил я. — Мы прошли очередной тест.
— Это был тест?
— Видимо, моей неотразимости Краморову мало, чтобы допустить работать в команду.
Я направился к лестнице. Надя не отставала, и вместе мы без стука ворвались в кабинет Краморова. Но он снова ждал. Показалось, что он вот-вот скажет что-то типа «Вы точно по расписанию!», но он лишь молча вздернул брови в ожидании.
— Бледную немочь можете исключить — она выборке не принадлежит, — припечатал я. — А если судить по реальному пострадавшему, времени у вас на тестирование моей профпригодности больше нет. Они все скоро начнут умирать. И, кстати, то, что вызывает генетическую поломку, вполне дозируется, как радиация. Степень тяжести у пациентов зависит не от их исходных данных, а от дозировки вещества, вызвавшего поломку.
Я развернулся и зашагал к двери.
— Верес, подожди, — послышалось хмурое позади.
Я обернулся, встречаясь взглядом с Краморовым. Он хмуро на меня смотрел, нетерпеливо подергивая пальцами, лежавшими поверх стола. Ему было очень тяжело в безвыходной ситуации, которой он пытался управлять. И меня ему нашли слишком поздно. Наверное, ради облегчения я бы сделал даже больше, чем ставку на наш сомнительный дуэт с Надей. Может, он и сделал. Но знать этого не хотелось.
— Почему ты считаешь, что времени мало? — хмуро потребовал Краморов.
— Потому что выделительная система одного из пациентов стремительно отказывает. Утренние показатели вчера были значительно выше сегодняшних, динамика резко ухудшилась, несмотря на все ваши попытки, и… — я скрипнул зубами, проглатывая тот факт, что от пациента прет аммиаком так, что глаза слезятся. Но чувствую это лишь я. — … другие наблюдения.
— Восемь человек сегодня уже умерли, — неожиданно сообщил Краморов. — Мне только что звонили.
В кабинете повисла тишина, которую я поспешил нарушить:
— Вы проиграли. У вас нет времени кого-то еще спасти.
— Но должно быть время приготовиться к новому удару, — возразил он.
— После заражения прошло больше трех месяцев. К сожалению, что-то вынюхать уже сложно. А так — вариантов много. И один из них — признать, что ничего не поделать. Как и в случае с классическим синдромом Элерса-Данло.
Он кивнул:
— Ладно. Идите.
— На что Краморов надеялся? — безжизненно поинтересовалась Надя, когда мы вернулись в кабинет. — Что ты должен был сделать?
— Ты же его лучше знаешь, — огрызнулся я, направляясь к окну.
Вся эта ситуация раздражала. Вернее, раздражало то, что я всеми силами пытался углубиться в медицинское расследование, а выходило только слегка намочить ноги.
— Может, ему было нужно, чтобы даже ты сдался и констатировал проигрыш? — вдруг предположила она. — Ты вчера показал всем, насколько крут, а сегодня признаешь, что с этими больными уже ничего не поделать. Может, на тебя еще немного надавят, и ты сотрешь из заключения строчку про «слишком поздно для расследования», и признаешь, что оно было провальным с самого начала. И на этом наша карьера тут окончится.
Я обернулся от окна и посмотрел на нее, не скрывая восхищения. На этот раз она легко выдержала мой взгляд.
— Я не верну тебя твоему «зверьку», — усмехнулся ей в глаза. — Больше.
— Что? — просипела она, подбираясь.
— Ты выцвела за несколько минут, в которые думаешь, что твоя возможность работать здесь обломилась. Ты считаешь этот отдел своим шансом сбежать откуда-то, куда возвращаться не хочешь. Но тебе уже не вернуться к прежней жизни. Это я тебе гарантирую, — и я азартно оскалился.
Надя усмехнулась и устало оперлась о стенку.
— Тебя, кажется, забавляет лезть в чужие души и копошиться там без разрешения, да?
— Нет, — неприязненно поморщился я. — Нет ничего забавного в том, чтобы вытаскивать из шкафа чужие скелеты. От них воняет, они кишат дерьмом, а их явление солнцу не несет ничего хорошего. Тебе ли не знать?
— Перестань лезть не в свое дело! — вспылила она. — Меня еще не уволили. Поэтому я сама решаю, куда мне вернуться, а откуда — бежать.
И она стремительно покинула кабинет.
А я усмехнулся и отвернулся в окно.
— Это дело никогда еще не было настолько моим…
***
До города я доехала, почти не думая о дороге.
У этого Бесовецкого была какая-то сверхспособность не просто залазить в душу, а одним рывком там все переворачивать кверху дном. Он будто доказывал мне, что такие, как он, могут быть гораздо опасней, чем тот же Слава. Муж не особо утруждался изучением моих чувств. А этот же давал понять, что видит насквозь и будет использовать любую слабость.
Я сонно пялилась в окно, расплываясь по единственному креслу в нашем общем с Бесовецким кабинете. Стаканчик с кофе приятно согревал озябшие ладони, а безмятежный осенний лес завораживал легким покачиванием золотистых крон деревьев.
Можно было бы испортить себе утро лихорадочными мыслями о том, где сейчас Бесовецкий и чем у него закончился вчерашний день здесь, а еще погадать, уволят меня сегодня или нет. Но мне не хотелось. Договор, в отличие от коллеги, я подписать не успела. Только стало плевать. Я то ли впала в стадию принятия, то ли в апатию. Что я могу поделать, кроме как делать то, что умею лучше всего?
Включив компьютер, я развернула файлы пациентов и начала читать все подряд, все больше убеждаясь, что в этом деле нам с Бесовецким уже точно нечего не добиться. И он это понял первым. Его преимущество, помимо других, еще и в том, что он не верит тут никому. Сразу раскусил проверки Краморова и смело их пресек. Я бы даже не догадалась, что проверки вообще имеют какой-то смысл. Играть в игры я не умею вовсе.
Двери открылись бесшумно. Если бы я не смотрела в сторону экрана, Верес бы вошел в кабинет совершенно незамеченным.
— Привет, — выглянула я из-за монитора.
— Привет, — нехотя выдавил он, и я вспыхнула, как сухая спичка:
— Не хочешь здороваться по утрам — нет проблем! — И я отвернулась в экран.
— Это было бы отлично, да, — согласно кивнул он, стягивая рюкзак.
Я презрительно усмехнулась:
— Настолько не приемлешь социальные условности?
— Ты же хотела обсудить, как нам лучше сработаться.
— Можешь вообще меня не замечать!
— Тебя невозможно не замечать.
— Это проблема?
— Это комплимент. — Я усмехнулась, а он спокойно продолжил: — В моих словах не было намерения унизить тебя, но ты принялась защищаться. Только хватило тебя ровно на пару минут, и вот ты уже согласна быть незаметной… — Он прошел к столу и уселся на его край, нависая надо мной. — Ты давно не видишь себя настоящую. И за это мне хочется выдрать глаза тому, кто тебя до этого довел.
И он вдруг так серьезно на меня посмотрел, что меня парализовало. Это прозвучало настолько неожиданно и пугающе, что я не знала, как реагировать. Возмутиться, что это все не его дело? Было бы правильно, но, во-первых, я уже говорила это — Бесовецкому плевать. А, во-вторых, эти его угрозы вдруг показались настолько настоящими, что мне захотелось показать ему пальцем на Славу…
— Ты не сможешь, — тихо выдохнула я, разочаровано усмехаясь. — Никто не сможет.
— Зря ты так думаешь, — понизил он голос, будто мы уже договариваемся.
Как мы дошли до такого? Может, это какая-то манипуляция? Очередная игра? Было бы жестоко. Потому что бил он по очень болезненному. Но теперь и его просьба не здороваться с ним казалась мне вполне логичной для мужчины, который не бросает на ветер бесполезных слов.
Тут двери в кабинет открылись уже с присущим им звуком, и внутрь тяжело прохромал Краморов.
— Доброго утра, — окинул он нас взглядом, опираясь на трость. — На сегодня дел пока нет. Но я хотел предложить Надежде Яковлевне обсудить вопрос с ее повышением…
И Краморов как-то многозначительно посмотрел на Бесовецкого.
— К сожалению, мы с Надеждой Яковлевной уже согласовали собственные планы, — вдруг выдал Верес. — Ее заинтересовали некоторые аспекты токсикологии, и я вызвался раскрыть для нее важные для совместной работы темы.
Я опешила, не решаясь открыть рот. За кого тут болеть, было не понятно. За Краморова? Он главный, и мы с ним действительно должны решить вопрос с моим повышением. Но с Бесовецким мне работать.
— Вот как? — как ни в чем не бывало отреагировал Краморов. — И сколько это по-вашему может занять?
— Дня три. Может, неделю. А там посмотрим. Может, вскроется еще что-то, что Надежде необходимо знать.
— Я рад, что вы нашли общий язык, — похвалило начальство, задумчиво нахмурилось и покинуло кабинет.
— Что это сейчас было? — хмуро потребовала я у коллеги. — Очередные игры?
— Конечно, — усмехнулся Бесовецкий. — Нам с тобой нужно проехаться в город.
— Почему это нужно мне?
— Ты уже не можешь отказаться.
— Ты соврал Краморову, — напомнила я, тыча в двери.
— А ты подыграла.
— Что тебе нужно?
— Я расскажу тебе, когда сядешь в мою машину, — кивнул он в сторону двери и поднялся со стола.
— Скажи, ты… давно вообще с кем-то общался? — усмехнулась я, поднимаясь. — Так с людьми отношения не заводят. Никто просто так ни в чью машину не садится.
— Мне нужно снять квартиру, — вдруг признался он с обезоруживающей честностью. — Я не хочу жить здесь.
— А я при чем?
— Квартиру, которую я хочу, сдадут только семейной паре.
— Ты точно псих, — покачала я головой, складывая руки на груди.
— Я очень давно ни с кем нормально не общался, — утвердительно кивнул он. — Приходилось жить одному. У этого есть последствия. Но я не псих.
— Ну, то есть, ты меня просто хочешь использовать, — подытожила я.
— Естественно, — усмехнулся он.
Я направилась к нему, почему-то довольная его пристальным вниманием.
— Честно сказать, разочарована, — сообщила ему тихо, глядя в глаза. — Думала, будет что-то более интересное.
— Еду надо перчить постепенно, Надя, — расплылся он медленно в усмешке. — Любишь поострее?
— Не уверена.
— Ну тогда чего же ты нарываешься?
Не знаю, чем я думала, соглашаясь. Но мне вдруг просто захотелось с ним поехать. Может, такого психа, как Бесовецкий, лучше держать поближе, ведь пока он в отделе — я останусь при нем? Сашка же говорил, что нужно учиться использовать его слабости. И он был прав — неумение Бесовецкого строить общение с коллегами и пациентами налицо. И даже сам он этого не отрицает. Но не только это. Бесовецкий завораживал. Уж не знаю, чем именно… Своей странной гениальностью, не поддающейся логическому объяснению? Быть может. В любом случае, согласиться — это отважиться на авантюру, которая оказалась лучше, чем все мои прежние перспективы.