Я вытащила штаны дрожащими руками и сделала вдох поглубже. В раздевалке было холодно, как и во всем… хм… здании тюрьмы. И пахло тут непривычно. Да и общая атмосфера угнетала. Но я рассуждала, что мне должно быть все равно, где оперировать. Заключенные — такие же люди, и мне повезло сюда попасть.
Повезло…
Я сдула прядь полос, упавшую на лицо, и сжала пальцы на резинке штанов. Ну вот что я тут делаю? Кому и что решила доказать? Да, Ольховский сюда не дотянется со своими связями, но разве эта работа что-то изменит? Мне все равно не позволят оперировать, я тут никто, так зачем схватилась за шанс снова войти в операционную?
Это все, что я умею по-настоящему хорошо.
И я раз за разом напоминала себе о том, что нужно собраться, засунуть растоптанное эго подальше, согреться, повысить свое давление парой литров кофе и быть готовой пахать как никогда в жизни. И, скорее всего, последний раз.
Только тут ноги запутались в штанах, и я едва не рухнула на задницу.
— Черт…
— Осторожно. Жива? — вдруг послышалось от входа, и я подняла глаза на незнакомого парня. — Привет!
— Привет, — выпрямилась я, судорожно натягивая штаны под грудь. — Я думала, тут девочки переодеваются…
— Девочек тут нет, — усмехнулся он. — Я — Сава, ординатор.
Это было понятно и без уточнений — слишком ярко еще блестят глаза щенячьим восторгом, да и эти легкомысленные светлые кудри, убранные по-молодежному ободком…
— Лара, — представилась я в ответ, отворачиваясь к шкафчику.
— Мне сказали тебя проводить. Ты же ассистент хирурга, да? Выглядишь довольно молодо для ассистента. — Неуклюжий прогиб я ему не засчитала. — Но это круто! Самому Волкодаву будешь ассистировать…
— Волкодаву? — выглянула я из-за дверцы.
— Ага. Страшный тип. Я был на первой операции позавчера, чуть не сдох…
Я потеряла интерес. Ординаторов легко впечатлить.
Сава расхаживал в проходе, деликатно не глядя в мою сторону. Но впечатление было неоднозначное. Давал понять, что особенного отношения ко мне тут не будет. Знакомо.
— И взгляд блин у него такой… звериный какой-то, — продолжал он с вдохновением. — У меня сердце блин каждый раз в горло подскакивает, когда он смотрит. А оперирует так, будто не человек вообще. И попробуй не успеть выполнить его команду! Выгоняет на хрен без прелюдий. В общем, тебе повезло. Я лично в резюме эту строчку выделю красным, — и он провел рукой по воздуху, будто не строчка там планируется, а целая рекламная растяжка, — «Ординатор Ярослава Князева».
— Князева? — повторила я и нервно сглотнула.
— Я загуглил, хотя раньше не знал, — продолжал Сава, ничего не замечая. — У нас есть местная звезда кардиохирургии — Игорь Князев. А Волкодав — его дядя родной, он из Канады приехал. Он там вообще заоблачно крут.
— И приехал сюда? — У меня глаза поползли на лоб.
Игорь Князев — известный кардиохирург. Его не любят коллеги, и жаждут заполучить коммерческие клиники. В простых больницах он если и оперирует, то как правило бесплатно. Типа, снисходит до простых смертных — выбирает либо сложный случай, либо пациента по каким-то лишь ему известным критериям. А вот о дяде я его ничего не слышала. Но раз он здесь, значит, у тех, кто тут сидит, достаточно денег, чтобы выписать эту зарубежную «звезду» из Канады. Но… я? Что тут в таком случае делаю я? Хирург, которого уже никто никуда не позовет?
— Ага, — легкомысленная усмешка Савы вывела из ступора. — Да ты сейчас пройдешь на этаж и упадешь, как там все круто у них в медицинском блоке. Да и тюрьмы этой в списке государственном нету. Видимо, для особых заключенных.
Во рту пересохло, и стало еще холоднее. Ладно, я — дура, даже не задумалась о том, чтобы проверить, куда меня вызвали. Но это потому, что я доверяла своему знакомому коллеге-хирургу, который рекомендовал меня на эту вакансию. Да и как я проверю? Договор меня устроил, адрес и специфику заведения я тоже видела. Платят отлично. Абы кого же с улицы сюда не возьмут? Ну, это я так рассуждала. Да и мне не выбирать. Но… Князев? И пусть я его еще не знаю, но Сава говорит, что он заоблачно хорош. И я — его ассистент?
Как же это все странно…
— А ты как сюда попал? — Я едва не залезла в шкафчик, чтобы стянуть с себя футболку и надеть рубашку.
— В больнице предложили. Через заведующего нашли, а он мою анкету сунул. Ну, я там был самым лучшим ординатором, поэтому не удивительно…
— Так а почему же тюрьмы этой нету нигде в источниках?..
— Да не парься. Нам повезло получить реальный опыт со «звездой» и несколькими «звездочками» сложности. — Он усмехнулся, довольный аллегорией. — Я лично не собираюсь его упускать. А тебе так вообще подфартило. Но, видимо, ты тоже «звезда» какая-нибудь? — Он оглядел меня внимательней и предсказуемо не впечатлился.
Я никого не впечатляла внешностью — худая, рыжая, бледная, и большие глаза, которые на лице только и видно. И я бы никогда не подумала, что на меня может кто-то позариться. Как оказалось, зря.
Эта ошибка стоила мне карьеры.
И жизни. Я все потеряла — цели, надежды и веру в людей. Не все ли равно, что тут? Главное, меня пустят к операционному столу.
А, может, кто-то просто вспомнил, что я когда-то тоже была отличным хирургом? Ну что я все себя принижаю? Ненавижу себя за это. За то, что разучилась себя ценить, не смогла защититься и позволила растоптать.
— Князев, значит, — шептала я, глядя в шкафчик. — Ну, пусть будет Князев.
Не все ли равно? У меня уже нет никакого резюме, в которое я могу что-то вписать.
Сава дождался меня и вместе мы прошли на пост охраны, где мне выдали бейдж и пейджер. А также провели пугающий своими пунктами инструктаж — в туалет без охраны не ходить, мобильники в медблок не вносить, лишних вопросов не задавать и выполнять любые приказы охранников без обсуждения. С заключенными не разговаривать и не смотреть вообще ни в чьи лица — запрещено. Глаза должны быть прикованы только к рабочему полю. Любое подозрение на шпионство — увольнение с заведением уголовного дела. К концу инструктажа я так впечатлилась, что сразу опустила глаза в пол.
— Ярослав…
Я обернулся, встречаясь с горящим взглядом Льва. Еще бы, заставить его бежать следом может не каждый. И мне по-хорошему не стоило этого делать.
— Мне нужно готовиться к операции.
— Она — твой новый ассистент, и это не обсуждается, — зло прорычал он. — И, честно говоря, меня уже достали твои фырканья. Может, ты себе тут уже камеру для отсидки присмотрел?
— Достали? — понизил я голос, приближаясь к нему вплотную. — Где мой последний ассистент?
— Я уже говорил — на реабилитации…
— Говорил, но не показывал…
— Я не обязан.
— Потому что его уже нет в живых! — процедил я. — А теперь ты эту пигалицу подставляешь!
— Ты, — высокомерно бросил он. — Последнего ассистента подставил ты.
— Ты меня с кем-то путаешь, — зарычал я, чувствуя, что теряю контроль. — Я не могу настолько предсказать исход! А с той командой придурков, которую ты мне подобрал, шанса вообще нет!
— Ну, тебе же не нужны ассистенты, — усмехнулся он. — Еще раз. Последний. Эта умница — твой новый ассистент. У нее прекрасные рекомендации. Девочке просто не повезло в человеческом мире.
— Повезет тут? — усмехнулся я бессильно.
— Почему нет? — криво улыбнулся он. — Ты как раз слишком напряжен, нужно иногда и расслабиться. Так используй по назначению.
Я опустил низко голову и недобро сузил глаза, чувствуя, как кровь ударила адреналином в грудь. Но Лев вскинул руки, делая шаг назад:
— Прости, Ярослав. Спокойно. — Он помолчал, давая мне перевести дух и не кинуться. — Слушай, я понимаю, что ты — в заднице. Но не я тебя в нее затащил, а лишь пытаюсь устроить поудобней. Не надо мне мешать. И носиться я с тобой не обязан.
— Мы тут гробим людей, Лев. Цинично и беспринципно.
— Мы везде их гробим, Ярослав. Цинично и беспринципно. Потому что выживаем в этом мире.
— Да брось!
— Не я придумал законы. А ты уже утомил своим морализаторством. Свободен. И ассистентку свою подбери.
Он обернулся к двери и дал знак охране. А вскоре передо мной снова стояла она — новая ассистентка-смертница, не иначе.
— Так на чем мы остановились? — оглядел нас Лев. — Ах, да! Лара, Ярослав Сергеевич — глава нашего отделения и выдающийся хирург. Уверен, вы скоро поймете, как вам повезло, и надеюсь, что оцените шанс, который вам выпал. — В этом месте я отчетливо скрипнул зубами, но Лев не придал значения. Ответ девушки его тоже не интересовал. — Он введет вас в курс дела, и сегодня вы ему ассистируете. Ярослав, все у тебя на столе. Удачи.
И он развернулся и зашагал прочь. За ним убралась и охрана. А девушка осталась стоять, растерянно глядя то на меня, то в сторону.
— Пойдемте, — развернулся я и направился по коридору к своему кабинету, стараясь не сжимать кулаки.
Да, Лев прав. Я сам загнал себя в угол и позволил припереть к стенке. Но я не мог не приехать на похороны брата. Хотя и знал, что обратно меня никто не выпустит.
Слышал, что ассистентка почти бежит следом. Но на упертую не похожа. Быстро разделаюсь с ней. Может, даже сегодня. Или сейчас.
Я вошел в кабинет, пропуская ее внутрь, и закрыл двери. Девчонка заметно съежилась в первую секунду, но потом расправила плечи. Все же упертая.
Я прошел к столу и сел в кресло.
— Садитесь, — бросил ей и опустил взгляд на досье, приготовленное на столе.
Не такая и девчонка. Ей тридцать пять, и карьера бы ее сейчас шла в гору, учитывая ее успехи — сложные операции, инновационный подход, дерзкие решения… Я быстро просматривал выделенные маркером пункты, сжимая зубы все сильнее. Да она — восходящая звезда, не иначе. Только… что это? Я сузил глаза на последнем абзаце и едва не выругался, а взгляд сам метнулся к девушке, сидевшей напротив.
Уволена по статье за халатность? Что за дерьмо?
— Что ты такого натворила, что не работаешь уже больше двух лет? — сложил я суть в более цензурную фразу.
— Не дала главному хирургу поиметь себя против воли. — Она посмотрела на меня дерзко в упор, но тут же зажмурилась и облизала губы.
Нет, стержень у нее еще не согнулся, и легко мне ее выпроводить не будет. А Лев — циничная сволочь. Подобрал мне отчаянную помощницу, которую растоптала человеческая система.
— Почему ты не работаешь?
— Меня никуда не берут.
— Почему?
— Почему мы об этом говорим? — выпрямилась она.
— Пытаюсь понять, что ты здесь делаешь.
— Я хочу работать хирургом. — Голос ее охрип, выдавая мне отчаяние, с которым она живет.
Но мне придется добавить ей нового. Потому что здесь она не выживет.
— Тебе стоит уйти отсюда. И чем быстрее, тем лучше. Ты мне не подходишь и только тратишь время.
— Почему? — опешила она, бледнея еще больше.
— Потому что у тебя недостаточно опыта в тех операциях, которые я буду здесь проводить. Те придурки, которые подбирают мне персонал, ничего в этом не смыслят.
— Почему вы сами не подбираете?
— Дальше вопросы здесь задаю только я. Так ты последуешь совету?
— Мы не переходили с вами на «ты», — вздернула она и без того дерзкий нос. — Контракт уже подписан, я не могу его нарушить, чтобы еще и на штраф попасть…
— Я оплачу твой штраф. И заплачу за год вперед. Уходи.
— Вы в себе? — охрип ее голос.
Я же был занят подбором дозировки той самой грубости, от которой она, наконец, расплачется и выбежит из кабинета.
— Убирайся отсюда, — добавил голосу концентрированного презрения.
Останется только номер ее узнать, чтобы выполнить обещание…
— Хрен тебе! — вдруг тихо огрызнулась она, а я не успел справиться с эмоциями. Губы почему-то дернулись в стороны в восхищенной улыбке, а глаза удивленно округлились.
Не то, чтобы я не верил в причину ее увольнения, но теперь хорошо себе представил, как эта рыжая моль показывает средний палец главному хирургу, сделавшему ей непристойное предложение. Надо будет, кстати, узнать, кто ее так отделал…
И только тут я понял, что уже некоторое время мы с этой Рыжей Молью смотрим друг другу в глаза, а пауза затягивается. Метаморфозы с ней происходили безрадостные — она сжималась под моим взглядом, проходя уже хорошо ей знакомыми кругами ада.
Я вышла из кабинета Волкодава и застыла в растерянности. Меня всю трясло. Вот же сволочь! Ни капли человечности! Хотя, зачем ему? Только терять мне уже особо нечего. Я побрела, тяжело дыша, по коридору в сторону комнаты отдыха, но не успела свернуть за угол, меня сурово окликнули.
— Доктор, вам нельзя самой ходить здесь, — отчитал меня охранник.
— А куда мне деваться, если меня выставили из кабинета и сказали искать кого-то для инструктажа? — вспылила я.
— Подождите. — И мужик полез за мобильником.
У меня взмокли руки, и я вытерла их о рубашку. Спокойно. Конечно, если Волкодав решил меня выжить — он выживет. Может, согласиться и взять деньги? Вокруг меня — беспринципный мир циничных властных мужчин, и они снова взялись мне доказывать, что это им решать, стою я чего-либо или нет.
Что я могу?
С губ сорвался нервный смешок.
Я могу испортить Волкодаву настроение пару раз. Или попробовать доказать, что способна ему ассистировать. Никогда не отличалась прагматичностью, а вот слабоумие и отвага — это про меня.
— Пройдемте, — наконец, позвал охранник, и я направилась за ним.
Вопреки ожиданиям, меня просто проводили в ординаторскую, где никто не собирался меня инструктировать. Знакомый бардак.
Из-за стойки мини-кухни вынырнул Сава, да так неожиданно, что я схватилась за грудь:
— О, Лара! — И он брякнул сахарницей о столешницу. —Ну как аудиенция с Волкодавом прошла?
— Нормально, — выдохнула сдавлено и прошла к нему. — Тут можно кофе или чаю выпить?
— Конечно, — с энтузиазмом кивнул Сава. — Тебе чего? Кофе или чаю?
— А можно и то и другое?
— Перенервничала? — понимающе улыбнулся он. — Садись, сейчас все будет!
— Угу. А где все?
— На обход пошли.
Знакомиться со мной никто особо не горел желанием. Ну что ж… Если главный хирург не жалует команду, то с чего команде его жаловать? Только как эта команда в таком раздрае вообще функционирует?
— Слушай, а тут что, столько кардиологических пациентов?
— Не, пациенты тут всякие. Князев просто главный над всеми.
— Неужели их тут так много, что понадобился свой операционный блок?
— Ты знаешь, я предпочитаю не задавать себе лишних вопросов, — глянул на меня Сава. — Тут много странного, но я буду следовать правилу, которое настаивает на отсутствии вопросов. Просто делай свою работу. Это мой тебе совет.
А совет-то вполне себе вменяемый. Я вздохнула, протягивая руки к вожделенной чашке кофе:
— Спасибо.
— Так а что Волкодав-то? Он же сказал, что ты ему не нужна…
— Его переубедили, и он снизошел, — пожала я плечами.
Не собиралась никому ничего тут рассказывать. Плохо ведь другое — я понятия не имею ничего о пациенте, которого предстоит сегодня оперировать Волкодаву. А он не обязан меня инструктировать. И никто этого делать не собирается.
Я напряженно вздохнула.
— Сегодня у Волкодава только одна операция, — и Сава кивнул на доску на противоположной стене. — Пересадка сердца. Но здесь вообще их очень много делают, насколько я… в общем… Ну ты поняла.
Он стушевался и отвернулся к чайнику. А я решила принять ситуацию и действовать по обстоятельствам. Но для начала согреться. Только не прошло и десяти минут, в ординаторскую вошел отрешенного вида мужчина в форме младшего врача и молчаливо положил передо мной планшет. Сава проследил за ним взглядом, а я уставилась в экран. Собственно, на нем было все, чего мне не доставало. Князеву предстояла пересадка сердца после лапаротомии. То, что после операции прошло недостаточно времени, меня очень смутило, но с вопросами тут были явные проблемы — задать их снова было некому.
Прошел еще час, когда меня вызвали в операционную. И снова конвой, лифт, который будто бы рухнул еще ниже, и незнакомый этаж с тюремным декором — решетки поперек коридора пришлось пересекать трижды и на каждой сканировать бейдж. Но стоило переступить двери предоперационной, послышался уже знакомый голос, и я вскинула взгляд от пола к стеклянной стене.
— Сегодня оперировать нельзя, — повторил Князев с таким холодом в голосе, что вот-вот все тут покроется инеем.
— Но у нас план, — блеял какой-то тип, стоявший напротив.
— Я сказал — нельзя, либо вы получите еще один труп!
Форма хирурга шла Князеву не меньше, чем черный костюм. И ни черта не уравнивала со всеми присутствующими, как я к этому привыкла. Он все равно будто заполнял собой пространство операционной. Сейчас он стоял, сложив руки на груди, глядя на мониторы. На столе уже лежал пациент, только выглядел он не как пациент хирурга, а, скорее, реаниматолога.
— У него гиповолемия, оперировать его нельзя, — жестко чеканил Князев. — Вы уже получили обширное кровотечение и клиническую смерть, после которой его еле откачали. Он не переживет пересадки.
— У нас уже сердце в полной готовности! — возражал собеседник. — И энергетические манипуляции…
— Рот закройте, — вдруг рявкнул Князев. — Все вопросы — Льву Давидовичу. У меня — все. Пациента — в интенсивную терапию. Сердце — в мусор.
И он направился в предоперационную, а я едва подавила желание вжаться в стенку, чтобы он меня не заметил. А он и не заметил. Прошел мимо, даже не глянув, и вышел в коридор. А я только тут поняла, что перестала дышать и поспешила прислониться к стенке, уперевшись ладонями в коленки.
***
— А ты разбрасываешься сердцами направо и налево…
Я поднял взгляд от планшета. Лев не заставил себя долго ждать.
— Ну, вы же не поделитесь этим сердцем с кем-то. Работай ты достаточно официально, был бы связан с донорской сетью. — И я опустил взгляд обратно. — Скажи, я долго буду себя чувствовать так, будто ты — мой папа, которого каждый раз вызывают в школу?
— Я работаю достаточно официально. Просто не занимаюсь благотворительностью. А тебе стоит изучить потенциал энергетических манипуляций, — дипломатично заметил Лев.
— Зачем тогда меня наняли, если я не знаком с их потенциалом? — Я отложил планшет. — Я работал на людей, а не на ведьмаков. Но, насколько я понимаю, ваши манипуляции заканчиваются банальными импульсами, которые можно заменить дефибриллятором.
— Лар, ты чего?
Я втянула шумно воздух и выпрямила спину. В ординаторской было пусто, и мы с Савой расположились на кухне. Вернее, я сидела на барном стуле и растекалась по столешнице, а он суетился с кофеваркой.
— Я зачем-то потащилась вчера в спортзал, — призналась я с сожалением.
— Ого. Ты чем-то конкретным занимаешься?
— Боксом.
Сава присвистнул, а я осторожно повела натруженными плечами. Мышцы отозвались нытьем. Еще бы. Я два часа лупила грушу с таким упоением, что меня едва ли не матом выгнали из зала в полночь. Даже не знала, сколько напряжения во мне скопилось за вчерашний день, зато сегодня мне было глубоко плевать на все и всех. На Князева с его недовольной мордой, на место это депрессивное и на болтливого ординатора.
— Никогда бы не подумал, что ты боксируешь! — округлил он глаза и поставил передо мной кружку с кофе.
— Попробуй как-нибудь, помогает сбросить напряжение.
— Не, в моем возрасте напряжение сбрасывают по-другому, — ляпнул он и замялся, но я сделала вид, что он высказался на незнакомом мне языке.
Дебил.
Я потерла виски и поморщилась от боли в теле. Мда, идиотская все же была идея убиться в зале перед сегодняшним днем. Но не успела я допить кофе, за мной пришли.
— Лара? Здравствуйте, — улыбнулся мне приветливо незнакомец, поднимая глаза от планшета и стягивая очки. Мужчины с дальнозоркостью, которые вот так притягательно жестикулировали очками прежде, чем посмотреть в глаза, были моей слабостью. — Алан Азизов, нейрохирург.
Он был в медицинском халате поверх делового костюма, и сердце дрогнуло в надежде, что Князев от меня отказался и меня передали кому-то другому. Выглядел Алан как третье божество, замыкая святую троицу из Ярослава Сергеевича и Льва Давидовича.
— Здравствуйте, — с готовностью поднялась я, прощая ему вопиющую фамильярность.
— Вы не против, если я буду звать вас Лара? — улыбнулся он притягательно и протянул мне руку.
— Не против. Когда мы в ординаторской почти наедине. А в рабочем процессе все же предпочла бы Лариса Дмитриевна.
— Принято, — покладисто согласился он. — Я устрою вам сегодня знакомство с нашим хирургическим отделением и коротко расскажу о предстоящих операциях Ярослава.
Надежды на смену руководства не оправдались.
— Я польщена. Но неужели у вас больше свободного времени, чем у Ярослава Сергеевича? Я все же его ассистент…
— Ярослав — глава хирургии, я — нет, — спокойно сообщил он и открыл передо мной двери. — Пойдемте?
Мы вышли в коридор и направились в противоположную от кабинета Князева сторону.
— Как вам у нас, Лара? — И Алан обворожительно улыбнулся.
А я поймала себя на мысли, что открыто презирающий Князев вселяет мне больше доверия, чем этот улыбчивый тип.
— Пока непонятно, — призналась я сдержанно. — Вчера все как-то сумбурно вышло…
— Да, я слышал, что Ярослав не стал проводить плановую операцию. — Алан не торопился. Степенно вышагивал по коридору, и я все никак не могла уловить его темп, нелепо забегая вперед. — Но вы не расстраивайтесь. И, как бы банально не звучало, не принимайте близко. Тут этого категорически нельзя делать.
— Понятно, — натянуто улыбнулась я.
— Не очень у меня получается воодушевлять новичка, — вдруг смущенно признался он. — Простите, Лара.
— Все нормально, я вам очень благодарна за время, — поспешила заверить его я. — Меня смущает только тот момент, что нельзя задавать никаких вопросов, поэтому чувствую себя очень непривычно…
— Меня можете спрашивать о чем угодно. Я работаю здесь довольно давно, случаев интересных повидал много.
— Хорошо… — Я даже растерялась, о чем его спросить. Понятно, что здешние резиденты весьма богаты, раз для них тут создали такой операционный блок. И, видимо, их тут достаточно много, раз операции распланированы на каждый день. Может, спросить об этом? — Скажите, а откуда здесь столько клиентов на операции каждый день? Я понимаю, что люди… заключенные в этих стенах могут испытывать необходимость в оперативных вмешательствах, но так, чтобы операционная была загружена постоянно…
— Тут все довольно просто, Лара. — И Алан остановился и посмотрел на меня прямо. —У нас здесь проводятся сложные инновационные операции. Не все клиенты здесь — заключенные. Скорее, все они не заключенные вовсе.
Я опешила. И от его взгляда, и от услышанного. Сирены в голове вопили, что нужно срочно делать лицо попроще и восхищенней, и что-то мямлить, но я не вопрос сам сорвался с языка:
— Люди едут сюда, чтобы…
— Это место для избранных, — улыбнулся Алан слишком спокойно. — Здесь у нас новейшее оборудование и лучшие врачи. Вы прошли очень большой конкурс, прежде чем попали сюда.
Я облизала пересохшие губы, загоняя себя в угол:
— Мне сказали не смотреть на пациентов…
— Правильно вам сказали, — кивнул он, — все клиенты здесь лежат конфиденциально, и только строго ограниченный круг врачей может быть в курсе их личности. И когда я говорю о конфиденциальности — это не просто формальность. Это очень жесткое требование, чтобы никто нигде и никогда не подверг жизнь клиента риску.
— А вам точно можно мне это рассказывать? — Голос совсем охрип.
— Конечно, — усмехнулся он. — Вы же должны иметь представление о том, где работаете. Само собой, распространять данную информацию нельзя.
— Но зачем такая клиника находится в тюрьме?
— Затем, что конфиденциальность превыше всего. В городе всегда можно высмотреть, сфотографировать, сделать видео и придать огласке. С новейшими системами добычи информации очень сложно этому препятствовать, но здесь обеспечить безопасность пациенту гораздо проще. Ну и само место не наталкивает на мысли, что здесь на самом деле скрыто такое отделение, правда?
— И как Князев планировал меня уволить? — совсем растерялась я.
— А он планировал? — недоуменно улыбнулся Алан.
— Ну, вчера сказал, что я ему не подхожу, и мне лучше уйти сразу.
— У тебя руки что ли атрофировались? — рявкнул вдруг Князев так, что я едва не выронила зажим. — Ты кровотечение видишь?
Я только хлопнуть глазами и успела, как в лицо брызнула кровь. Удивиться, как он предсказал разрыв сосуда, я не успела. Я вообще почти перестала думать, потому что просто не успевала, дрожа от напряжения. Но и просто механически действовать Князев мне не позволял.
— Возьми себя в руки, Лара! — процедил он. — Проснись!
— Тахикардия, — холодно отчеканила я, тяжело дыша. — Будет остановка.
— Не трать силы на бесполезные замечания!
— Это все антикоагулянты, — упрямо продолжала я. — Вы видели их дозировку?..
— Рот закрой, иначе удалю из операционной, — перебил он и обратился к медсестре: — Еще пакет крови!
Я глянула на неровный сердечный ритм на мониторе. Тот приближался к ста восмидесяти.
— Сердце не выдержит.
— Пошла вон, — рыкнул Князев, а в операционной тут же прозвучал приказ по громкой связи:
— Доктор Савина, пройдите к выходу из операционной.
На негнущихся ногах я отошла от стола, отложила приборы на поднос и направилась к дверям. Внутри все звенело от эмоций. Стыд, злость, негодование, обида. Что я такого сказала? Лицо вспыхнуло, будто меня облили бензином и подожгли. Я вышла в коридор вместе с конвоем, тяжело дыша, как во сне прошла за охранниками в ординаторскую и опустилась на диван, глядя перед собой. Мне казалось, что так я себя не чувствовала даже тогда, два года назад… Тогда меня оклеветали, а сейчас Князев унизил профессионально перед персоналом в операционной.
— Да хрен тебе, — процедила я, поднялась и принялась ходить туда-сюда вдоль аквариума. Так проще успокоить нервы.
Князев же этого и добивается — вывести меня из равновесия и заставить уйти по собственному желанию. Но я так просто не сдамся. Я задавала совершенно разумные вопросы. Я — ассистент, а не роботизированная операционная система! Мне нужно понимать, к чему готовиться в следующий момент!
Нужно успокоиться.
Я остановилась и оглядела себя. Форма неприятно липла к телу, волосы под шапкой скатались, а чувствительная кожа под перчатками привычно зудела. Я даже не сняла перчатки!
— Вот черт! — выругалась я и направилась в душ.
***
Когда Моль вывели из операционной, я сжал зубы до скрипа, механически продолжая работать. Любой, кто бы вякнул сейчас что-то поперек, последовал бы у меня за ассистенткой, но в операционной воцарилась идеальная нервная тишина. То, что нужно.
— Отсос! — рявкнул я, и кто-то бросился мне ассистировать, а ноздри забило резким запахом чужого тела.
Отстраненно заметив, что Моль пахла приятней, я ушел с головой в привычный контроль своих действий. Только мысли были быстрее моих рук. Она задавала нормальные вопросы. Только оперировали мы не человека, а для ведьмака частота сердечных сокращений была нормальной. Но Моль этого не знает.
— Зашивайте, — приказал я устало и отвернулся от стола.
Сердце билось в груди ведьмака идеально. Звериное сердце.
Я требовал личные дела доноров, хотя это и против правил. Лев не одобрял, презирая меня за эту слабость, но мне было важно, чье сердце я запускаю в чужом теле. Нет, в ликвидационной системе я не сомневался и не собирался перепроверять приговоры. Но я сомневался в своих вынужденных партнерах. На что еще они готовы пойти ради денег? Никто не скажет мне правды. Но даже если все чисто, и мне в руки действительно достается сердце убийцы и преступника, это все равно казалось мне дикостью.
Может, я и правда давно не жил среди своих? Но есть же Игорь. И он просто спасает жизни людям и нелюдям, равно выкладываясь ради тех и других. И Стас, который спасает беспризорных детей, вытаскивая их из не менее жестокой и беспринципной системы.
Всегда есть выбор.
— Ярослав.
Я выключил воду и потянулся за полотенцем, не поворачивая головы.
— Прекрасная работа, — похвалил Лев. — Наши все под впечатлением.
— Отрабатываю твои инвестиции. — И я уже прошел мимо него, когда он вдруг поинтересовался:
— Ты не слишком перестарался со своей ассистенткой? Так хочешь вынудить ее уйти?
Я не ответил. Вышел в коридор и направился в кабинет. Ноги непривычно дрожали от слабости.
— Мне Алан сказал про твой ультиматум, — не отставал Лев.
— Да, не хочу, чтобы она попала в утиль, — хрипло отозвался я.
Даже говорить было тяжело.
— Люди не дают ей оперировать в ее мире, ты не даешь в твоем, — усмехнулся Лев. — Уверен, что желаешь ей добра?
— Что ты взъелся? — прорычал я раздраженно.
— Бесишь, Яр.
— Я всегда всех бесил. Тебя, Азизова…
— Это точно. Но ты белый и пушистый лишь во второй ипостаси. А так — такая же беспринципная тварь, как Азизов и я. Что ты все ноешь и выделываешься? Азизова ты можешь шантажировать, сколько влезет, и рассказывать ему, как потерял смысл всей жизни. Только стоит разок взглянуть на твою операцию, и все становится кристально ясно. Ты — маньяк, Князев. Одержим хирургией. Ты жить не можешь без того, чтобы не вскрыть кого-нибудь на завтрак.
— Все так, ты закончил? — Я развернулся и направился прочь. — Хорошего вечера.
— Кстати, ассистентка твоя на вахту опоздала, — донеслось мне в спину. — Так что твой вечер может тоже стать неплохим.
Я не остановился, но зубами скрипнул слишком отчетливо, чтобы порадовать Льва. Черт с ней. Моль — женщина взрослая, сориентируется, как добраться домой. Тут многие едут в город на личном транспорте, пусть учится выживать, раз решила остаться.
У меня самого этот день странным образом высосал силы. Я добрался до кабинета, пересек его быстрым шагом и толкнул двери в комнату, которая напоминала гостиничный номер. Я не оставался тут принципиально, но его упорно держали в чистоте, будто ожидая, когда я упаду тут без сил. Сегодня я был близок. Но душ привел в порядок, если можно было так назвать этот отрешенный тупняк, в котором я выполз в комнату. И только тут услышал, что в кабинете кто-то есть. И даже не успел осознать, а губы уже дрогнули в усмешке. Обмотав бедра полотенцем, я стер с лица нездоровую реакцию на неожиданную посетительницу и вышел в кабинет.
Я закрыл ногой двери своего кабинета, но Моль в руках и ухом не повела. Последнее, что следовало сделать в этой ситуации — отнести ее к себе в спальню, но куда мне ее девать, если она оказалась не в состоянии показать дорогу к своему номеру? Да и спокойнее будет оставить ее под присмотром. Непьющая женщина после бокала Бурбона залпом почти натощак способна на всякое. А женщина с хорошо поставленным ударом правой — тем более не внушала доверия.
Я уложил ее поближе к краю кровати и на всякий случай приготовил ведро рядом, но Лара вела себя тихо, безмятежно сопя.
— Вот и поговорили, — покачал я головой, глядя на нее.
Захотелось еще выпить. Потому что все, что всколыхнула эта Моль в моей душе сегодня, хотелось обезболить. Она во всем права. А еще мне вдруг подумалось, что я не на похороны к Андрею приехал. Я знал, что мне станет тут тошно от всего — долга, за который придется расплатиться с процентами, и отвращения, которое принесет эта расплата. Но мне хотелось хлебнуть этого дерьма, чтобы отвлечься от боли потери своей женщины, которая продолжала выжигать все внутри.
Я опустился в кресло и устало откинулся на спинку. Похоже, спать придется тут. Но вряд ли получится. Тихое дыхание Моли и ее запах вперемешку с легким алкогольным флером — своеобразное сочетание. И оно вызывало непонятную жажду.
Кажется, хотелось напиться. А еще — сесть за руль и разогнаться по пустой трассе до какого-нибудь дерева…
Я тряхнул головой и направился в ванную. Отек на скуле уже спал, синяк уменьшился, но алкоголь замедлил регенерацию, как того и требовалось.
Отупело разглядывая свою физиономию в зеркале, я думал, что мне нужен какой-то смысл жизни, цель, надежда на что-то… Лев был не прав — хирургия для меня всего лишь одержимость, но никогда не станет основным смыслом существования. Больше не станет. Работа давно уже не приносила удовлетворения. Даже тогда, в прошлой жизни. И я был рад сместившимся приоритетам. У меня ведь появилась Лиза, и мне захотелось простого человеческого счастья — дома, семьи, детей… Нет, легче тут мне определенно не стало. Меня продолжала жрать душевная боль потери и выворачивало от отвращения к самому себе и происходящему.
Умывшись, я вернулся в комнату, поглядел с отвращением на кресло, потом на кровать. Здоровая. Моль на ней казалась еще меньше и занимала от силы десятую часть. Кажется, утром меня будет ждать новый боксерский раунд, но было плевать.
Я слишком устал.
Растянувшись с тихим вздохом с противоположного края, я прикрыл глаза и вдруг поймал себя на том, что по привычке прислушиваюсь к сердцебиению девушки. Когда-то я так привык слушать сердце Лизы по ночам, что научился спать и слушать одновременно, подскакивая на любой приступ аритмии…
Но сердце Моли билось ровно, спокойно… И это постепенно охладило нервы, распуская их натянутые струны поперек грудной клетки, и я задышал глубже, тут же проваливаясь в глубокий сон.
***
Проснулась я от того, что меня тошнит. А еще неприятно ныла голова. Кое-как разлепив тяжелые веки, я вздохнула глубже и тихо застонала. Белый потолок не дал подсказок о том, как завершился вчерашний день и, главное, где. Только тут рядом вдруг послышался глубокий вздох, и подо мной дрогнул матрас.
— Судя по стону и тахикардии, тебе очень хреново, — констатировал Князев хрипло, и я раскрыла в ужасе глаза, замирая. — Вот только не разгоняй свое сердце сильнее, а то тебя сейчас еще и вывернет.
Я закрыла глаза и тяжело сглотнула, стараясь успокоиться. Действительно, чего уж нервничать? Я просто в кровати с Князевым после того, как избила его, навязалась с разговором за ужином и налакалась до потери сознания.
— Держись, Лара. Мы оба знаем, что ты сильная, — веселился он.
Гад.
— Вы всегда такой добрый после ночи с пьяной ассистенткой? — сдавленно поинтересовалась я, соображая, что лежу под одеялом в одном белье. Осознать всю глубину задницы, которая рисовалась на фоне апокалипсиса моей профессиональной карьеры, было, к счастью, сложно из-за головной боли.
Я раскрыла глаза снова, осторожно поворачивая голову. Мои вещи были аккуратно сложены на тумбочке рядом с кроватью, а на полу обнаружилось ведро. А он знает толк в пьяных ассистентках в своей кровати.
Нет, между нами ничего не было, конечно же.
Я бы помнила.
Потому что я помнила все — и как хамила ему в кафетерии, и как он пытался вернуть меня в мой номер, но не смог получить его внятных координат. И в какой момент вырубилась. А Князев вряд ли настолько отчаялся, что позарился бы на бесчувственное тело. А раздел, вероятно, ввиду того, чтобы я не заблевала единственные шмотки, которые у меня тут были. Предусмотрительно и почти заботливо.
Оглядевшись, я сообразила, что двери из комнаты открыты, а Князева нет по близости. И я было подумала, что это фора, чтобы одеться и убраться, но у меня ничего не вышло.
— Ляг, — послышалось позади, и я подскочила с джинсами во взмокших руках.
— Вы смерти моей хотите, — прохрипела я, хватаясь за грудь. Стесняться его и не подумала — что он там не видел? Хотя… — Вы сами меня раздевали?
Только тут я заметила, что он направляется к кровати с капельницей.
— Я сказал тебе лечь, — холодно повторил он приказ, и я повиновалась. Было слишком плохо, чтобы соревноваться в остроумии. — Сам, конечно.
— Почему «конечно»? — скосила я на него взгляд, пока он устраивал систему рядом с кроватью.
— А кто? — раздраженно зыркнул он на меня. — Как ты себе это представляешь — я зову охранников, чтобы они тебя раздели?
— Чувствуете вину? — вздернула я бровь.
— Как тебе сказать… — покачал он головой. — Я не ожидал, что тебя так срубит от бокала. Ну и ты тоже хороша. Не умеешь — не берись, знаешь такое?
— Если очень хочется, то можно — знаете такое? — огрызнулась я. — Да и вы были весьма убедительны!
Тут он ввел иглу в вену, а я не сдержала стона.
И наши взгляды неожиданно встретились. А дальше произошло странное. Просто я упрямо вознамерилась его переглядеть, а ему не составило труда принять вызов. И мне показалось, что он усмехается. Глазами. Снова.
Я шагал по коридору в свой кабинет, но это не мешало мне пересматривать картинки событий последних часов. Моль меня будто загипнотизировала. Я настолько погрузился в процесс, что не сразу понял, что происходит. Давно я так не уходил с головой в действие. Было и не вспомнить, когда я отдавал кому-то контроль. Хотя, сегодня я и не отдавал. Моль сама его забрала, да так естественно и изящно, будто мы работали с ней не один год.
Она — настоящий профи. А люди, которые лишили ее возможности оперировать — настоящие недоумки.
Я обнаружил, что держусь за ручку двери кабинета и обескураженно пялюсь в белое полотно. Пришлось сцепить зубы и стряхнуть удивленное оцепенение. Ей нельзя попасть на предстоявшую пересадку «медвежьего» сердца. Азизов выторговал пару дней у заказчика, но будет идеально, если к этому времени моей ассистентки уже не будет в штате клиники.
Я прошел в душ и стянул шмотку. Весь пропах напряжением… и Ларой. Даже запах ее духов зацепился за рубашку, и я неосознанно скомкал ее и поднес к лицу. В груди задрожал досадливый рык, и я раздраженно отбросил рубашку и шагнул в душевую. Нужно было пресекать этот нездоровый интерес. Только я слишком вымотался в своем пресном существовании, и зверь брал верх — начинал прислушиваться, принюхиваться и вести какую-то свою жизнь, коль я не собирался делить с ним свою.
Плохо.
Выйдя из душа, я подхватил мобильник и принялся искать номер, с которого мне звонили пару раз после появления в Москве. В прошлой жизни я бы ответил сразу. А в этой я вообще не особо собирался жить. Но, видимо, придется.
Оксана ответила через пару гудков.
— Ярослав? — вопросила недоверчиво.
— Привет. — Собственный голос показался глухим и безжизненным.
— Ого, — протянула она. — Азизов тебя заездил совсем?
То, что Оксана каким-то образом узнала, что я вернулся и работаю на Алана, не удивляло. Эта женщина не потеряла хватки — везде у нее связи.
— Пытается изо всех сил, — усмехнулся я. — Ты свободна сегодня вечером?
— Ну наконец-то! — рассмеялась она. — А то появилось ощущение, что я за тобой бегаю…
— А ты не бегаешь? — усмехнулся я.
— Бегала. Давно, — спокойно призналась она. — С радостью увижусь с тобой.
— Отлично. Сбрось адрес, выезжаю.
Я поморщился, как от горькой таблетки, когда на мобильный пришло сообщение с адресом. Собственно, я и собирался принять не очень приятную терапию, от которой не ожидал никакого удовольствия. Проведу вечер с женщиной, послушаю, чего нового случилось в мое отсутствие, почувствую себя в гуще хоть каких-то событий — отвлекусь, в общем. Может, и ночь выдастся неплохой.
Только ехать никуда не хотелось. И я не сразу понял, почему. Окинув взглядом комнату, я замер и прошел к кровати. Постель у меня сегодня не меняли, и от нее пахло Ларой. Тяжелый вздох наполнил грудь напряжением, которое впиталось в вены и свернулось злостью в крови…
Я хотел эту Моль. Обратно. В свою постель.
Только при мысли об этом меня наполнило отвращением к себе. Осталось только мне ее поиметь для полного счастья.
Уже сидя за рулем, я вглядывался в мрачный пейзаж, но тот не нагонял привычной тоски, потому что я все еще находился под действием приторного очарования моей ассистенткой. Похоже, умные профессиональные женщины-хирурги, стоявшие со мной бок о бок в операционной, были моей слабостью. Правда, за всю мою жизнь у меня была лишь одна подобная страсть — Лиза. И я не собирался от нее лечиться. Мне хотелось догореть в добровольном одиночестве, потому что ее смерть оставила меня оглушенным и обозленным на весь мир. Я никому не в состоянии больше причинить любовь или добро. Я — злая циничная тварь, которую посадили на цепь бывшие друзья. Мне нельзя приближаться к Моли, я доломаю ее крылья…
Руль скрипнул под пальцами, и я упрямо надавил на педаль газа. К черту все. Я слишком устал…
***
Я сидела в кабинете Азизова и пялилась на руки, поглаживая воспаленную кожу пальцев. Дышать было трудно. Я будто застывала в этом моменте, отпечатываясь в нем, как в последнем проблеске жизни перед непроглядной тьмой.
Сейчас я подпишу заявление и больше никогда не почувствую этого…
Губы тронула улыбка — как же хорошо сегодня было! Чувство гармонии наполняло меня до краев. Этот момент, когда пациент возвращается к жизнь, касается тебя своей благодатью и наполняет смыслом. Ради него работаешь годами, учишься, трудишься, терпишь и идешь вперед. Мне кажется, я не успела насладиться такими моментами. Я ведь только-только стала профи! А теперь мне нужно поставить подпись под своим приговором. И все, что мне останется — помнить, как это чудесно — быть на своем месте и уметь противостоять смерти…
— Лара? — Я вздрогнула, а Алан прошел от двери кабинета к столу. — Прошу прощения, что пришлось ждать.
— Спасибо за то, что мне пришлось ждать, — усмехнулась я с горечью.
— Мне сказали, что ты…
— Хочу уволиться, — твердо закончила я.
— Почему? — удивился он с легким раздражением. — Мне сказали, что сегодня вы с Князевым спасли пациента, который едва не умер после пересадки.
— Да, и я благодарна вам за такую возможность, — улыбнулась я, не сдержавшись. — Но это все не для меня. Князев не хочет со мной работать. А сидеть в ординаторской по его прихоти и вязнуть в каких-то сомнительных слухах — не мое.
— Разочаровываешь, — вдруг неприязненно поморщился Азизов, откидываясь на спинку кожаного кресла. — Тебе дали возможность, от которой не отказываются. Тем более, в твоем положении. А ты бежишь, не начав ей толком пользоваться? — Он подался вперед. — Князев не сможет тебе запретить работать. Будь гибче. Ты — женщина, создание мудрое, прекрасное и профессиональное. А он — просто злой уставший мужик…
— У вас какая-то неполная информация, — выпрямилась я, вздергивая подбородок. — Он не дает мне работать. Утром он меня не допустил…
— Зато вечером охренел от того, как ты ему подходишь в качестве ассистента! Настолько, что даже слова не сказал — я видел. Поверь, у него слабость к таким профи, как ты. А ты бежишь сразу после того, как доказала ему это?
Все мысли были о Моли и о том, как испугала меня вероятность патологии ее сердца. Я вышел из лаборатории и направился в кабинет переодеваться перед операцией. Но когда поднес пальцы к пуговицам рубашки, замер. Они все еще пахли Ларой. Ее кожа — сухая, чувствительная, тонкая — краснела на любое сжатие, а после перчаток у нее наверняка сильное раздражение. И эта ее прозрачность, словно шелковый кокон, в котором она возмущенно бьется. И ни черта не слушается…
Я скрипнул зубами и стянул рубашку. Последний день она со мной работает. Потерпеть осталось немного. А завтра — пересадка «медвежьего» сердца. И это — моя главная проблема.
Я не верил в успех.
Девяносто девять процентов, что мы облажаемся, и оборотень выпадет в звериную ипостась. Как следствие, его пристрелят, а у меня в руках останется лишь медвежье сердце, непригодное к пересадке.
Сейчас донора шпиговали успокоительными далеко не в почечных дозах, и все вроде бы шло по плану. Пациент пялился бездумным взглядом в потолок, а его послужной убийств не оставлял ему шансов — все три расы приговорили его к смерти. Но он вряд ли согласился бы с приговором. Как и все до него…
— Ярослав Сергеевич, пациент готов, — робко доложила медсестра. — Вы просили сообщить.
Я обернулся к двери кабинета и кивнул.
— Иду.
В операционной сегодня ничего не предвещало проблем. Планировалась простая пересадка. Пациент — ведьмак, молодой и практический здоровый. Был. До того момента, как выжег сердце какими-то своими магическими перегрузками — я не вдавался в подробности. Для меня результат всегда был лишь вариацией кардиологических патологий, несовместимых с жизнью. Единственное отличие от людей — эти диагнозы ведьмаки получают нередко за считанные секунды. Что-то не так пошло — и сердце выходит из строя. В общем, у Азизова всегда будет много работы.
— Сердце готово, — сообщили мне, когда я вошел в предоперационную.
— Хорошо, начинаем, — скомандовал я и бросил взгляд через стекло.
Моль замерла, сосредоточенно глядя на мониторы, и в груди дрогнуло от предвкушения. В последний день рядом с ней хотелось просто погрузиться в процесс и получить вчерашний кайф. И она не подвела. Действовала четко и максимально эффективно — как я любил. Она не тратила время на лишние движения, отработала все их давно и даже не задумывалась, что делать в следующую секунду. Такой женщиной бесспорно хочется обладать. Но убрать из профессии из-за неподчинения? Хотя, здесь тоже все ясно. Оставить ее перед глазами — будешь каждый день чувствовать себя последним дерьмом, которому она отказалась подчиняться, выбрав чувство достоинства…
— Ярослав Сергеевич, готово, — сообщила Лара хрипло, и я бросил на нее тревожный взгляд.
У нее на лбу выступил пот, и дыхание участилось.
— Тебе плохо?
— Нет, — мотнула она головой, не придав значения. — Можно пробовать запускать.
— Запускай.
Я смотрел на нее и думал, что она все же мне не подходит, как ассистент. Ее место во главе происходящего. Она должна решать и командовать процессом, а не подчиняться. И вот тогда она раскроется во всей красе. Видимо, в этом и возникла проблема когда-то. Она раскрылась. И напугала этим какого-то кастрированного главу хирургии, сообразившего, что эта звездочка его подвинет. И решил ее просто убрать. Нет, надо будет все же найти его и посмотреть, что там за импотент…
— Есть пульс!
Ну кто бы сомневался. Я улыбнулся под маской:
— Отличная работа. Я зашью.
— Можно я? — вдруг попросила она и посмотрела на меня серьезно.
— Хорошо, — посторонился я, хмурясь.
Она что, все же не собирается принимать мое предложение о работе и решила наработаться в последний раз? Ну что за женщина?! Я скрипнул зубами и вышел из операционной. Ладно, разберемся.
На часах — далеко за полдень. Скоро вторая пересадка. А мне нужно посмотреть в глаза одному бывшему другу и потребовать соблюдать договоренности. Я предупреждал, чтобы Алан отпустил Лару, если та соберется уйти. Так какого хрена он ее снова подставляет?
А еще я хотел увидеть «медведя», которого предстоит завтра вскрыть. Только волею случая все сошлось в одной точке — и Азизов, и «медведь».
— Ну как продвигается? — вопросил он, стоило мне объявиться в палате донора.
От основной части палаты нас отделяло звуконепроницаемое стекло. Азизов стоял, сложив руки на груди и всем видом являя озабоченность.
— Ты какого черта не отпустил вчера Лару? — потребовал я без прелюдий.
Захотелось схватить его за загривок и впечатать пару раз в стекло. Но я лишь отстраненно отметил эту необычную агрессивную реакцию и встал рядом с Аланом, устремляя взгляд на пациента. Он почувствует мое недовольство на зверином уровне —пока что этого достаточно.
— Она нужна тебе, — заявил он неожиданно.
— Она нужна тебе. Не надо делать из меня идиота.
— Да, и мне она тоже нужна, потому что у тебя завтра тяжелая операция…
— Если не подпишешь сегодня ее заявление на увольнение, завтра у тебя не будет ни меня, ни ее.
— Ты в себе? — усмехнулся он, поворачивая ко мне голову.
— А ты? — Мы скрестились взглядами. — Ты продал за деньги все, а теперь торгуешь чужими жизнями и оправдываешься суровыми законами бытия. Только эти законы делаем мы сами. И не нужно мне говорить, что выбора у тебя не было.
— Выбор у нас у всех один и тот же, — понизил он голос. — Я выбрал быть зверем.
— Жалкое оправдание, — усмехнулся я презрительно. — Я не буду оперировать «медвежье» сердце, если в операционной будет Лара. И хрен ты меня потом натянешь на договор. Тут столько нарушений условий, что я с тебя еще и компенсации выжму в довесок. Это если тебя не сожрут заживо за мой отказ.
— Так и тебя сожрут! — потерял он самообладание.
— Мне плевать, Алан. Давно, — зло усмехнулся я ему в глаза. — Все, что меня тут держит — адреналин. Он немного обезболивает чувство моей потери. Но нет ничего надежнее вечной гарантированной анестезии. Хочешь попугать меня смертью? Попробуй.