Развод. Ты ушёл, а я не сломалась

Глава 1

Айгуль

Воздух ещё густой от смеха гостей, запаха плова и сладостей. Шарики, эти глупые шарики, всё ещё висят. Это мы с Дамиром справляем пятую годовщину нашей свадьбы. Я в своём лучшем платье, улыбаюсь до боли в щеках. Должна быть радость. Но...

Амир, родной брат моего мужа, встаёт со стула с бокалом в руке. Говорит красивый тост: о любви, крепкой верной семье и долгих годах совместной жизни. Все присутствующие гости кивают, улыбаются мне и моему мужу. Я ловлю взгляд Дамира, хочу разделить эту теплоту. А он... Он смотрит в тарелку. Глаза опущены. Улыбка с его лица сползла, как будто её и не было. Как ножом по сердцу. Вот оно. То самое чувство, что грызёт меня уже неделями.

В последнее время он стал холодный и отстранённый. Как будто я не его жена, а соседка по лестничной клетке. Домой приходит поздно. Объясняет: «работа», «дела». И при этом не смотрит в глаза. Я знаю, чувствую, что-то не так. У него есть другая женщина? Мысль мелькает, жалит, я её гоню прочь. Не хочу знать. Боюсь. Боюсь услышать это слово из его уст: изменяю. Потому что... Потому что я люблю его больше всего на свете. Безумно, страстно и с жадностью. Жизнь свою не представляю без него? Как подумаю об этом, в душе образуется пустота, темнота. Нет, не смогу без него. Поэтому молчу, боясь ответа. Стараюсь быть удобной, всегда понимающей и не навязывающей. Не спрашиваю лишнего, когда он приходит поздно. Не предъявляю, а улыбаюсь. Берегу этот хрупкий, дающий трещины мир, который мы построили за пять лет. У нас есть четырёхлетний сын, о котором тоже надо думать и растить его в стабильной и уравновешенной обстановке. Алмаз сильно привязан к Дамиру, и тоже не представляю, если вдруг случится что.

Праздник тянется фальшивым спектаклем, по крайней мере, для меня. Гости смеются, рассказывают истории с участием меня и Дамира. Я подливаю чай, угощаю приготовленным мной десертом. Дамир снова пытается улыбаться, но это фальшиво. Как плохой спектакль. Наконец, все гости расходятся, на прощание даря друг другу объятия, пожелания счастья. Дверь закрывается за последним гостем, и вдруг в квартире наступает звенящая тишина. Даже гробовая. Остатки праздника валяются на столе. И надо бы уже прибраться.

И тут Дамир говорит, приводя меня в полный шок:

— Мне надо уехать. Возникли срочные дела, — голос Дамира ровный, деловой, и снова не смотрит в глаза.

В нашу годовщину?! После таких тостов? После всего?

— Сейчас? Дамир, но... — начинаю, но он уже берёт ключи.

— Не жди. Может, задержусь.

Поцелуй в щеку быстрый, сухой. А следом хлопок входной двери.

Я стою посреди нашей прихожей. Тишина звенит в ушах. Смотрю на шарики и на торт с «5 лет», на его пустой стул. И всё внутри рушится. Ноги подкашиваются, и чтобы не упасть, медленно сажусь на пол. Плач подкатывает комом к горлу. Рыдания глухие, отчаянные вырываются сами собой.

Дамир бросил меня. В такой знаменательный день. Оставил одну в этой пустоте. Просто предал.

Время тянется мучительно. Я уложила Алмаза спать, а сама никак не могу найти себе место, измеряя шагами нашу квартиру. Уже два часа ночи, а Дамира всё нет. Опять беру в руки телефон. Звоню и звоню. Раз. Два. Пять. Десять. Телефон звонит в пустоту. Так и никто не берёт.

И вот тогда... Тогда все сомнения исчезают. Становится ясно и понятно. У Дамира есть другая. И он сейчас с ней, в нашу ночь. Эта догадка разъедает изнутри похлеще кислоты.

Дамир мне изменяет!

Неужели это правда? Или я себя накручиваю.

«Он изменяет. Он изменяет» — отдаётся эхом в моей голове.

И это факт. Голая, страшная правда, от которой не спрятаться. В этой гробовой тишине я совершенно одна. И нет рядом того, кто поддержал бы и успокоил.

_______

От автора: Всех приветствую в своей новинке! Присоединяйтесь к истории, будет очередная сложная история мужа и жены. Книга участвует в Литмобе "Развод с предателем" и там есть другие истории о сложных отношениях мужа и жены. Присоединяйтесь) https://litnet.com/shrt/YYqY

Визуализация

Ну что, традиция показывать вам мой личный визуал героев))

Айгуль Валеева Идрисовна (28 лет на момент развода). Жена и мама, безгранично обожает и любит мужа. Всегда старается быть хорошей женой и хозяйкой. Из простой семьи, где соблюдают традиционные ценности. С Дамиром у них общий сын Алмаз, ему 4 года.

Дамир Валеев Айдарович (31 год на момент развода). Работает в торговой компании главным финансистом. Встретил 6 лет назад студентку Айгуль и пропал. Через год поженились, родился сын и вроде бы всё хорошо, но случился кризис. Он решает уйти из семьи.

Глава 2

Айгуль

Я просто опустошена и разбита. Его исчезновение в такой день, как наша годовщина, просто добивает. У меня уже не осталось слёз, чтобы плакать. А утром, когда я, наконец, уснула, вдруг слышу шум в прихожей. Нет сил, чтобы встать и встретить мужа. Да просто спросить: ты где был всю ночь? Словно моё тело покинула душа и мне уже плевать, что происходит в моей жизни.

Я слышу его шаги по коридору. Он заходит на кухню, но не к нам в спальню.

Шум в прихожей: звук ключей, падающих в блюдце, шаги Дамира по коридору — всё это проникает сквозь дверь спальни, как сквозь вату. Я лежу неподвижно, лицом к стене, притворяясь спящей, хотя знаю, что это бесполезно. Он знает, что я не сплю. Знает, что я ждала его звонков всю ночь. И знает, что я слышала, как он вернулся под утро. Во мне нет сил подняться, нет сил встретить его вопросом. Только пустота и какая-то странная, оцепенелая усталость, словно душа покинула тело, оставив лишь оболочку, которой всё равно.

Он не идёт в спальню. Шаги сворачивают на кухню. Слышно, как включается чайник, его жужжание кажется невероятно громким в тишине квартиры. Потом следует стук кружки о стол, звон ложки. А значит, Дамир пьёт кофе. Или чай. Неважно. Важно, что он здесь, в нашем доме, после того как сбежал с нашей годовщины и пропал на всю ночь. И ведёт себя так, будто ничего страшного не произошло. Будто это рядовое утро после обычного рабочего дня.

Я слышу, как он отодвигает стул. Шаги снова в коридоре. Теперь они направляются к спальне. Он идёт объясняться. Или делать вид? Моё тело напрягается само собой, против моей воли. Нет. Не сейчас. Я не готова смотреть ему в глаза. Не готова слушать очередные оправдания про «работу» и «срочные дела». Обида, острая и жгучая, поднимается комом в горле. Он оставил меня одну. В наш день. Оставил с шариками, недоеденным тортом и ледяным страхом в душе. Он нанёс удар, оставив болезненный шрам, а теперь пришёл как ни в чём не бывало? Я рассчитывала на тёплый вечер, на близость. На то, что, наконец, почувствую его руки, поцелуи на себе, и его любовь. Ведь я так по нему соскучилась за эти недели отчуждения. А он... У него своя жизнь. Жизнь, в которой мне нет места. Жизнь, которую он предпочёл нашей годовщине.

Я резко сбрасываю одеяло и встаю с кровати, прежде чем он успевает открыть дверь. Прохожу мимо него в коридоре, не глядя, не здороваясь. Прячусь в ванной, щёлкаю замком. Только здесь, наедине с собой, я могу перевести дух. Подхожу к зеркалу, любуясь своим отражением. Боже, какое у меня лицо. Опухшие, заплаканные веки, тени под глазами, покрасневшие щёки. Портрет женщины, которую предали и бросили. Я смотрю на это отражение с отвращением и жалостью. Так не должно было быть.

Медленно снимаю ночную рубашку. Включаю душ. Тёплые струи воды — единственное, что сейчас кажется реальным и успокаивающим. Я стою под ними, закрыв глаза, позволяю воде смыть следы от слёз, а может, и часть этой невыносимой боли. Вода стекает по телу, унося с собой дрожь и часть напряжения. Нужно успокоиться. Привести мысли в порядок. Больше молчать нельзя. Я знаю, что разговор неизбежен. Дамир за дверью, ждёт, когда я выйду. И на этот раз я не сбегу. Я посмотрю ему в глаза и потребую правды. Какой бы горькой она ни была. А потом... потом решу, что делать. Как жить с этой правдой, как защитить Алмаза.

Выхожу из душа, насухо вытираюсь. Махровый халат обволакивает тело, давая ложное ощущение защищённости. Я глубоко вдыхаю, собирая всю свою решимость как хрупкие осколки. Пальцы дрожат, сердце колотится где-то в горле, предчувствуя бой. Открываю дверь.

Он сидит за кухонным столом. В той же рубашке, что и вчера. Всё такой же красивый. Всё такой же чужой. Его взгляд прикован к смартфону в руке, пальцы быстро печатают сообщение. Какая-то срочная переписка? С кем? Моя кровь стынет в жилах. Услышав мои шаги, он резко, почти виновато, выключает экран и кладёт телефон на стол экраном вниз.

Удар. Ещё один. Не сильный, но болезненный. Раньше никогда такого не было. Наши телефоны были открыты друг для друга, пароли знали наизусть. Это был знак доверия, которого теперь нет. Знак того, что у него есть секреты. Секреты, которые он прячет от меня. Искушение схватить смартфон мужа, ввести пароль (я ведь ещё помню его?), прочитать всё, и это почти невыносимо. Горячая волна гнева и отчаяния накатывает. Но нет, я не опущусь до этого. Не стану шпионить. Если у него есть что-то сказать или он что-то скрывает, пусть сам об этом расскажет. Как мужчина. Как тот, кого я когда-то считала самым честным человеком на свете.

Молча сажусь напротив него. Стол между нами, как пропасть. Он отрывает взгляд от столешницы, поднимает глаза. Взгляд Дамира уверенный и прямой встречается с моим. Без тени смущения или вины он ведёт себя так, словно вчерашний вечер и его уход были пустяком. Как будто моё опухшее лицо — не его рук дело. Эта уверенность выворачивает меня наизнанку. Значит, он прав? Значит, он не чувствует за собой вины? Или он просто чёрствый эгоист?

— Расскажешь, где был всю ночь и что за дела у тебя были? — я спрашиваю ровным, удивительно спокойным голосом, не сводя глаз. Мой взгляд буравит мужа, ища хоть трещинку в этой маске спокойствия. Но он молчит и тянет время. Переваривает вопрос? Ищет новую ложь?

— Дамир, — повторяю я, усиливая давление. Тон чуть жёстче. Пора. Пора говорить.

Он откашливается, отводит взгляд на мгновение, потом снова смотрит на меня. Но уже не в глаза, а куда-то в область лба. Его голос звучит странно отрешённо:

— Я хочу с тобой поговорить о другом.

Воздух вырывается из лёгких. Становится трудно дышать. Вот он — час «икс». То, чего я боялась больше всего — правду, которая сейчас прозвучит, навсегда изменит всё. Я чувствую, как земля уходит из-под ног. Но продолжаю смотреть на него, цепляясь взглядом, как утопающий за соломинку. Скажи. Скажи уже мне правду.

Он делает паузу, будто собирается с духом и произносит слова, которые обрушиваются на меня бетонной плитой, выбивая последний воздух:

Глава 3

Айгуль

После его слов наступает тишина. И не просто отсутствие звука, а плотная, удушающая, вдавливающая меня в стул, и сжимающая горло колючим комом, сквозь который невозможно протолкнуть воздух. Слова «развод» и «разлюбил» крутятся в висках, острые и холодные, как осколки льда, оставляющие глубокие, невидимые порезы на всём, что внутри. Дамир сидит напротив меня, неподвижный и спокойный. Как будто объявил не о конце нашего мира, а о необходимости вынести мусор. Такая обыденность в голосе мужа, когда он рушит мою вселенную, обесценивает пять лет и нашего сына. Всё это режет по живому.

— У тебя есть любовница? — вырывается у меня. Мой голос хриплый, кажется чужим. Но я должна знать, чтобы расставить точки над i в этом кошмаре. Пусть больно и пусть унизительно, но я заслуживаю правды, чёрт возьми, после пяти лет и ребёнка! После вчерашнего вечера!

Дамир смотрит долго, заставляя меня медленно умирать. Его тёмный, тяжёлый взгляд буравит меня, будто ищет что-то в моей душе, уже превращённой в кровавое месиво. Каждая секунда молчания – пытка. Как же это больно, кто бы знал. Я вижу его уже с ней. Слышу его смех, который теперь не для меня. Чувствую его прикосновения к другой, поцелуи, слова любви. Жгучая, рвущая изнутри ревность, заставляет внутренности кровоточить. Предательство мужа — это так больно и невыносимо. Я не выдерживаю, отворачиваюсь, и предательская слеза, такая горячая, скатывается по щеке. Я испытываю унижение. И Дамир видит, как он меня сломал. Как я плачу из-за его слов, из-за холодного расчёта.

— Нет, Айгуль. У меня нет любовницы, и я тебе не изменяю.

В груди мгновенный, дикий взрыв. Не женщина! Значит... Значит, ещё не всё потеряно? Но моё внутреннее ликование длится недолго, когда Дамир произносит следующие слова:

— Я разлюбил тебя, Айгуль. И хочу развод. Я устал от этой жизни. От нас. Ты изменилась, я изменился. Нам просто уже не по пути. И развод — единственный выход. Иначе мы оба сгорим в этом браке дотла.

— Что? — выдыхаю я шёпотом. Голоса совсем нет. И я не верю. По крайней мере, не могу поверить. Как можно разлюбить? Как можно вот так взять и выбросить всё, что было? Нашу семью? Нашего сына? Меня? Он говорит о «сгорании», но я-то горю сейчас, прямо здесь, на этом самом стуле. И пламя это – равнодушие и решение мужа, принятое втайне без моего участия, пока я наивно верила в наш брак, старалась быть удобной, правильной, не надоедать, берегла этот прокля́тый хрупкий мир.

— Ты что несёшь, Дамир? — голос крепнет от нахлынувшей волны гнева, смешанного с невероятной обидой, но стараюсь не кричать, чтобы не разбудить Алмаза. Я вскакиваю, стул скрипит резко. — Всё же было нормально! Это ты резко изменился! Отдалился от нас с Алмазом! Пропадал вечерами! — я делаю шаг к кухонному гарнитуру, дрожащими руками ищу стакан, любой предмет, чтобы за что-то ухватиться, как спасательный круг, иначе я сойду с ума. — И всё-таки, у тебя есть другая женщина, – бросаю это уже как утверждение, а не вопрос. Больше я не могу найти объяснения.

Горло пересыхает настолько, что, кажется, там песок и битое стекло. Я наливаю воды из кувшина. Рука трясётся, вода расплёскивается на столешницу. Жадно глотаю. Холодная влага не приносит облегчения, лишь подчёркивает внутренний жар. Желание швырнуть стакан в спокойного, усталого мужа, почти невыносимо. Внутри меня бушует коктейль из гнева, жгучей обиды и невероятной боли.

Дамир больше меня не любит. А я? Я люблю его до сих пор. Всей душой и каждой клеткой. Я полностью пропитана им и не вижу свою жизнь без него. И слова Дамира – не просто отказ, это отрезание части меня само́й. Удар наотмашь, оставляя рваные, кровавые раны.

— Ещё раз говорю. У меня нет любовницы. Я долго думал о нашем разговоре и решил, что нам лучше расстаться, пока не стало поздно, — его голос звучит спокойно, как будто читает заученный текст, холодный и неопровержимый. Ни тени сомнения, ни капли жалости к моему состоянию. Просто ноль!

— А ты о нашем сыне подумал? — спрашиваю я, и голос мой звучит хрупко, но в нём последняя надежда. Может, Алмаз остановит его? Может, мысль о том, как он смотрит на отца своими доверчивыми глазами, заставит его одуматься?

— Да, подумал, — отвечает он без колебаний, его взгляд скользит мимо меня, в окно или в пустоту. – Я оставлю вам всё. Квартиру, машину. Ничего не возьму с собой. Буду платить алименты, и чтобы ни в чём не нуждались, — он говорит о материальном. О деньгах. О вещах. Это будто бы заменяет нашему сыну отсутствие отца за завтраком. А также смех по выходным, крепкие отцовские объятия, когда Алмазу становится страшно. Дамир предлагает купить моего сына. Купить моё молчание. Купить своё освобождение.

И в этот момент, сквозь туман боли и непонимания, ко мне приходит осознание. Яростное, горькое, ледяное. Он давно ушёл. Душевно, эмоционально ушёл ещё раньше. Возможно, месяцы. Он жил здесь, но его уже не было. А я, слепая, глухая, влюблённая дура, старалась быть удобной, не задавать лишних вопросов, верила его «работе», берегла наш брак, который для него уже был трупом. Я была удобной женой до самого конца. Пока Дамир тихо готовил мне этот удар под дых. На нашей годовщине, оставив одну. И теперь, спокойно попивая кофе, объявляя о разводе, как о решении купить новый диван.

Любовь? Оказывается, она умерла в нём давно. А я просто не хотела видеть похороны. Я любила Дамира. Любила. Любила. А он... он просто устал и решил уйти. Без другой женщины. Просто без меня.

Комок в горле сжимается до нестерпимой боли, но новых слёз нет. Они выгорели за ночь. Осталась пустота. И странное, ледяное спокойствие где-то глубоко внутри, под грудой обломков. Он оставляет нам квартиру, алименты? Хорошо, отлично. Спасибо за подачку, Дамир. Но ты оставил не просто квартиру. Ты оставил меня с разбитым сердцем и сыном, который будет спрашивать, где папа. И никакие деньги этого не исправят.

Я смотрю на него прямо, не отводя глаз. Сквозь опухшие веки, унижение и невыносимую боль. Во взгляде уже нет мольбы. Только вопрос, тяжёлый, как камень: