Развод в 40. Новая жизнь

Глава 1

— Семья, — муж заводит стройную молодую брюнетку на кухню, где я кормлю наших детей, — это – Аннет. Она будет жить с нами.

Я в шоке перевожу взгляд на него, а потом на её самодовольную мордашку и беременный живот. Мои дети ей улыбаются…

— Только не устраивай сцен, так будет лучше - жить всем вместе, — жёстко говорит мне Роберт. — Над тобой нужен контроль, раз ты не справляешься с воспитанием детей.

После 20 лет брака муж изменил и привёл любовницу в дом. Он не видит в этом ничего плохого, а вот я терпеть не собираюсь. Ни ее, ни его с ужасным враньем.

Глава 1

— А вы знаете, что ваш муж вам изменяет?

На меня смотрит красивая, очень красивая, ухоженная девушка. Длинные темные блестящие волосы, умелый макияж, дорогое кашемировое пальто, даже парфюм чувствуется из премиум-сегмента. Она смотрится чужеродно в проеме двери на фоне нашего подъезда, покрытого обычной краской цвета яйца.

— Думаю, вы ошиблись квартирой, — я делаю попытку закрыть входную дверь.

Какие измены? Мы с Робертом живем вместе в законном браке уже двадцать лет – практически, половину жизни.

И не просто живем – воспитываем троих детей.

Работаем почти вместе – по крайней мере, в одной организации.

Деятельность, конечно, у нас разная – он начальник по безопасности, у меня же функции значительно скромнее. Но это был мой выбор и наша договорённость – я работаю меньше, но и провожу времени с детьми больше.

Трое детей, бесконечно появляющиеся животные в доме, кружки, секции, бесконечные сопли и болезни вынести не так-то просто.

И потому сегодня я – дома.

А на пороге нашей двери – настырная девушка с лицом и фигурой топ-модели.

Ощущаю себя не очень хорошо, то ли дело в сквозняке из подъезда, то ли в том, что я значительно проигрываю внешне этой шикарной девушке. Гулька из резинки на голове, растянутая, зато мягкая футболка, потрёпанные бриджи.

— Не ошиблась, — девушка выставляет вперед ногу в сапожке на каблуке и удерживает таким образом дверь.

Смотрю на нее вопросительно.

Ну, не ругаться же, в самом деле?

Сейчас поговорим, она улыбнется, извинится и пропадет.

А я вечером расскажу мужу, что бывает и такое. Пошучу над ним, что чуть не поверила в то, что у него есть другая женщина на стороне. Он улыбнется и скажет, что ни на кого меня не променяет.

Мы через многое прошли вместе. Спустя столько лет муж и жена становятся больше родственниками, чем любовниками, но ведь в этом и суть брака? Быть вместе не смотря ни на что, хранить друг к другу уважение, воспитывать терпимость, оберегать.

— Вы – Екатерина Васильева, ваш муж… мой… мужчина – Роберт Васильев.

Прищуриваю глаза. Да, это наши имена. Но это ничего не значит!

— Это какая-то шутка, розыгрыш?

— Никаких шуток, Катя. Я пришла поговорить с вами.

— Подождите, о чем нам с вами разговаривать?

— Мне нужно, чтобы вы отпустили его.

— Я никого не держу, — говорю сухо.

Она делает шаг вперед, словно хочет поговорить по душам или войти в квартиру.

Но я встаю таким образом, что ни прикоснуться ко мне, ни проникнуть в мой дом невозможно.

— Держите, Катя, еще как держите. Я же знаю, — ее голос вкрадчивый, медовый, она даже улыбается уголками губ, как кошка, которая задумала недоброе. — Он не может оставить детей. Боится, что вы среагируете плохо.

— Послушайте, девушка. У меня нет никакого желания с вами тут беседовать. Я уверена, что у Роберта никого нет. То, что между вами есть связь – какая-то глупая фантазия.

Она закатывает глаза.

И, похоже, решает больше не играть в добренькую девушку. Потому что ее облик меняется. Черты лица становятся острее, взгляд – серьезнее.

— Мы спим с ним уже полгода, — говорит она резко. — На прошлой неделе провели пять дней на море.

Я выдыхаю. Действительно, Роберта на той неделе не было – он уезжал в командировку – какое-то обучение от холдинга.

— Мне кажется, вам нужно обратиться к врачу, — говорю спокойно. — Такие фантазии нужно лечить.

Она хмыкает. Достает из большого кармана пальто телефон последней модели и показывает заставку на нем.

И вот тут в горле застывает воздух. Желудок сжимается. В грудной клетке происходит переворот.

Я вижу его, своего мужа. Своего самого родного человека, ближе которого, наверное, до этого дня и не было. Я вижу его с другой женщиной.

Они лежат в постели. Он смотрит вбок, на нее, и во всех его движениях – сильных руках, покрытых мускулами, улыбке, скрытой брутальной щетиной, теплом взгляде – чувствуется восхищение, волнение, наслаждение.

Девушка подмигивает в камеру, придерживая на груди одеяло, чтобы оно не упало и не оголило ее до конца. Она улыбается открыто, радостно, весело, сверкает звездочками в глазах и белыми зубами.

Мне кажется, что кто-то ударяет меня прямо в живот большим и толстым ножом. Все внутри поджимается, покрывается ледяными снежинками. Пальцы рук холодеют.

— Зачем вы пришли? — с огромным трудом, прилагая титанические усилия, я заставляю свой голос не дрожать и поднимаю на нее свой взгляд, который, надеюсь, демонстрирует все мои чувства – ярость, злость, ненависть.

— Вы думаете, что это не он? — она подносит к глазам сотовый и открывает галерею, запускает видео.

Я же смотрю прямо ей в глаза, стараюсь не опускать взгляд, не унижаться.

Но все равно краем глаза могу видеть, что происходит на экране. Они обнимаются. Она снимает все на вытянутой руке – как он ее гладит, как отводит волосы назад, как прикусывает шею, целует в ключицу.

— Девочка моя, жаркая, любимая, — слышу я голос Роберта с экрана и понимаю, что просто не могу дышать – все во мне заледенело. Такими словами он обращался ко мне еще в начале наших отношений. — Никому тебя не отдам, ты моя, моя, кисуля моя, котик. Я сейчас сделаю тебе приятно. А ты во время оргазма крикнешь мое имя…

Глава 2

Закрываю дверь на все замки, которые есть. Прислоняюсь спиной к стене и стекаю по ней, чувствуя, что в ногах не осталось никаких сил.

И лишь оказавшись на прохладном полу, я чувствую, что достигла дна.

«Девочка моя, жаркая, любимая, — прокручиваю в голове слова мужа. Слова, предназначенные не мне. — Никому тебя не отдам, ты моя, моя, кисуля моя, котик. Я сейчас сделаю тебе приятно. А ты во время оргазма крикнешь мое имя…».

— А-а-а! — запрокидываю голову и кричу в потолок, давая выход своей боли.

Если при разговоре с любовницей мужа я должна была держать лицо, то сейчас в этом нет необходимости, я дома одна. Слезы бегут по щекам горячей волной, размывая солеными ручьями реальность.

Все внутренности крутит, я чувствую, как душу трясет от предательства.

Руки и ноги становятся ледяными, будто кровь от сердца не поступает к конечностям.

В животе расправляет иголки огромный еж, болезненно царапая внутренности.

Плечи и спина каменеют, словно на них упала огромная гора, которую не удержать человеку.

Горло сжато спазмом, воздух проходит через него с трудом, толчками.

— Аа-а-а, — боль выходит из меня криком, горючими слезами.

Как же мне плохо…

Никогда не думала, что может быть больнее, чем во время родов двойняшек. Но нет, оказывается, душевная боль может стать тяжелее физической. Непереносимее.

Куча вопросов гнездится в голове, но ни один не может принять настоящую, оформленную мысль: когда они начали встречаться? Почему? Как они познакомились? Как он мог? Неужели она лучше?

«Я сейчас сделаю тебе приятно. А ты во время оргазма крикнешь мое имя…», — добивает меня воспоминание о его словах на телефоне этой девушки.

Когда они начали заниматься сексом? Он сравнивал нас в постели?

Глаза зажмуриваются до боли, до пестрых искр под ресницами – от стыда, волнения.

Конечно сравнивал. Мое тело – тело женщины, которая носила в себе троих детей. Не идеальная грудь. Животик. Не очень красивая задница. Тогда как у этой молодой девчонки все ровное, гладкое, смазливое.

— Боже-е-е, — накрывает еще одной волной, на этот раз не понятно откуда взявшимся чувством стыда за себя. Хотя тут стыдиться нечего, это любой здравомыслящий человек поймет, я же не какая-то там развалина, все прилично, нормально… но… не идеально…

Чувствую, что силы покидают.

Не знаю, сколько времени я сижу вот так, скорчившись брошенным на мусорке котом, в коридоре.

Но дальше, конечно, жалеть себя нельзя.

Смотрю на часы и не сразу понимаю, который час. Перед глазами все еще стоит соленая пелена слез.

— Черт. Уже три.

Вскакиваю, бегу в спальную комнату, буквально прыгаю в теплый спортивный костюм, подхватываю рюкзак в коридоре, и, как была – зареванная, простоволосая, бегу к машине.

Пора ехать за двойняшками в садик и везти их на хоккей.

Хватаюсь за привычные действия, как за соломинку, потому что чувствую, что иначе я вообще всю себя потеряю, выплакав все слезы.

За рулем веду себя чересчур аккуратно, потому что понимаю, что меня все еще потрясывает после пережитой новости. Помогаю малышам залезть в машину, пристегиваю в детских креслах, даю соки, чтобы не мешали мне вести и доезжаю до центра вовремя.

Там сдаю их старшим ребятам из команды и выхожу в холл.

Издалека мне машет приветственно рукой тренер мальчишек.

Я останавливаюсь.

Он показывает пальцем на кофейный автомат.

Отрицательно киваю головой.

Он ерошит волосы на голове и улыбается широкой мальчишеской улыбкой.

Это стало какой-то игрой между нами. Алексей тренирует пацанов уже несколько месяцев, и регулярно приглашает меня на кофе. А я регулярно отказываюсь.

Тогда он перешел к другим мерам – говорит, что готов даже попить «кофейную бурду», как он сам выражается, из автомата, но вместе.

Естественно, и это я пресекаю. Даже если оставить за скобками тот факт, что я замужем и у меня трое детей, Алексей – слишком хорош. Он выглядит как чертова реклама здорового образа жизни. Хоккеист, со всеми вытекающими последствиями: шикарная белозубая улыбка, косая сажень в плечах, под два метра ростом, тонкая талия, шикарная задница. Не то, чтобы я смотрела, но отрицать тонны его тестостерона нельзя, он буквально валит с ног.

И потому обычно я даже не слежу за тренировками – оставляю мальчишек, а сама сижу в машине и жду.

Стеблов покачивает указательным пальцем.

Я же показываю ему замочек с пальцами: «все хорошо».

И смываюсь в тачку.

Вздыхаю и падаю лбом на руль. Голову кружит. Роберт, Роберт…

Значит, у тебя будет еще один ребенок.

И не от меня…

В тихое пространство автомобиля врывается короткий писк телефона.

Муж: «Приду поздно, меня не ждите. Ложитесь спать».

Я прикрываю глаза, потому что из них снова текут слезы. Если раньше я понимала, что такие отлучки связаны с работой, то теперь думаю о том, что он, наверняка, поехал к ней. К своей «кисуле, девочке»…

Мне кажется, что сознание снова валится неопрятным кулем в пропасть. Как же больно… воздуха не хватает… Я приоткрываю окно, чтобы пустить немного морозного свежего воздуха и пытаюсь привести себя в норму.

Думаю о машине – ей давно нужен ремонт, стучит подвеска, трещина на лобовом не добавляет оптимизма. Мысли от моей машины переходят в машине Роберта – мы взяли ее семь месяцев назад. Черная, хищная, большая. Ни разу не сидела за ее рулем. Да и детей, кажется, мы в ней не возили.

— Ну конечно, на ней каталась эта тва-а-арь, — снова скатываюсь в рыдания.

Вытираю слезы и нос рукавом.

— Тогда… тогда я оставлю вас без трусов, — говорю своему зареванному отражению.

Глава 3

— Мама! Кир-р-р меня толкнул!

— Мама! Патон меня пнул!

— Мама! Кир-р-р вр-р-ет!

— Мама! Накажи Патона!

— Так, Платон, Кирилл! Всем тихо!

Мы несемся по главной магистрали, потому что как всегда опаздываем за дочкой. Мальчишки после тренировки совсем не чувствуют себя уставшими или вымотанными, у них наоборот, открывается второе дыхание и появляются энергии и силы чтобы доставать друг друга и всех, кто находится рядом.

Семь лет – это самый классный и самый сложный возраст, но и он закончится, - успокаиваю себя.

Когда доезжаем до концертного зала, где проходят репетиции у Светки, проходит намного больше времени, чем я планировала. Она медленно подходит к машине, садится на переднее сиденье и отворачивается к окну.

— Как дела?

Дочь молчит.

Подростковые настроения – те еще эмоциональные качели для родителей, но нужно держать себя в руках, чтобы не потерять ниточку, что связывает тебя с ребенком.

Потому я выдыхаю и, несмотря на пустоту в душе и боль, которая все еще больше закручивается в душе, пытаюсь разговорить дочку.

— Мальчики сегодня на тренировке хорошо поработали.

— Да-а-а-а!

— И никого не убили!

— Да-а-а-а!

— На ужин сегодня макароны с сосисками.

— Ура-а-а-а!

— А как твой день? Успела после школы на репетицию? Не сильно опоздала.

Она даже не оборачивается.

— Не сильно.

Ясно. На этом разговор можно считать законченным.

Когда мы подъезжаем к дому, и я паркуюсь у подъезда, Света все же поворачивается ко мне:

— Папа сегодня снова поздно придет?

Я сглатываю тугой комок. Многое могу сказать про то, почему отец придет поздно, что я думаю и чувствую по этому поводу.

Но держу себя в руках. Снова хороню свои чувства за благопристойным фасадом.

— Да, у него много работы.

— Я его дождусь.

Машина встает ровно за соседским «порше».

— Открываем двери аккуратно! — кричу мальчишкам. И поворачиваюсь к дочери, которая смотрит на меня в упор. — Зачем? Что тебе от него нужно? Я могу помочь?

— Не можешь, — она царственным жестом отстегивает ремень безопасности. — Мне нужны деньги. А у тебя их, как обычно, нет.

— Света. Какая сумма тебе нужна? — выдыхаю, чувствуя, как в висках начинает греметь подступающая мигрень.

— Сто пятьдесят тысяч.

— Боже, что это… зачем…

Она открывает дверь машины и хлопает ею довольно сильно, от чего все в моей старенькой «Ладе Весте» начинает трястись и позвякивать.

— На новый телефон конечно, — слышу приглушенный стеклом ответ.

Пока я выбираюсь из-за руля, пока достаю бесконечные пакеты, сумки, рюкзаки с амуницией, пока ловлю пацанов и буквально вжимаю в них мешки с обувью, которые они регулярно где-то теряют, Света уже пропадает в подъезде, доезжает на лифте до квартиры и входит в дом.

— Света! Тебе не нужен новый телефон! — кричу в недра квартиры, потому что она даже не соизволила помочь мне с братьями – они такие верткие, всегда нужно следить, чтобы не покалечились или не покалечили кого-то рядом. В прошлый раз Платоша чуть не попал под колеса машины, благо водитель соблюдал скорость и успел среагировать.

— Конечно нужен, что за вопрос, — пожимает девчонка плечами, когда выходит в коридор и скрывается в ванной комнате.

Говорить дальше бесполезно – я слышу, как льется вода.

Сжимаю двумя пальцами переносицу – сегодня было столько слез, волнений и нервов, что пришествие головной боли как расплата за слишком яркие эмоции не за горами.

— Мне тоже нужен телефон!

— И мне!

— И мне! И мне! И мне! — крутятся вокруг меня мальчишки, щипая мои ноги.

— Хватит, — говорю негромко, но игра в самом разгаре – они хватают мешки для обуви и начинают ими драться.

Отбираю сомнительное оружие, заставляю их мыть руки, усаживаю за стол. И только когда ставлю перед мальчишками тарелки с ужином, разрешаю заняться собой – иду в спальную комнату, чтобы снять уличный теплый костюм.

Жизнь взрослой работающей женщины с детьми – это тяжелый путь жонглера, который работает под куполом цирка. Все должно быть рассчитано, учтен вес каждого шара. И если добавится или упадет один шар, жонглеру придется худо – вся его конструкция развалится, и он упадет вниз головой.

— Ужин готов, — стучусь в комнату к дочке.

Но тринадцатилетняя молодая девушка отвечает мне стандартное:

— Вечером не ем.

— Но ведь тогда ты не получишь микроэлементов, которые будут поддерживать твою кожу, волосы, ногти… — начинаю свою стандартную лекцию, но осекаюсь.

Света включила на громкость какую-то тяжелую музыку. Обычно она все слушает в наушниках, и то, что я слышу сейчас из-за двери – показательное выступление, подчеркивающее ее отчуждение.

Я прохожу в спальную комнату и валюсь лицом на кровать. Боже, дай мне, пожалуйста, сил все вынести и не заорать, быть умной, мудрой и принимать верные решения…

Стягиваю с себя теплые штаны, худи. Встаю и открываю в темноте, не зажигая света, створки шкафа.

Вместо того, чтобы взять халат и одеться, я глупо смотрю на вещи, которыми наполнены полки. Это мои вещи, кофты, брюки, юбки, костюмы. И вещи Роберта. Рубашки, пиджаки, джинсы…

К глазам снова подкатывают слезы.

Как ты мог, Роберт? Как ты мог?

«Девочка моя, жаркая, любимая, — снова и снова прокручиваю в голове слова мужа. Слова, предназначенные не мне. — Никому тебя не отдам, ты моя, моя, кисуля моя, котик. Я сейчас сделаю тебе приятно. А ты во время оргазма крикнешь мое имя…».

Плачу и плачу, беззвучно, ощущая в себе одновременно и пустоту, и силу, желание что-то сделать, покалечить его, ударить, пнуть посильнее.

А может, он и в нашей постели с ней спал?

Эта мысль обваривает кипятком.

И тогда я хватаю вешалки с его одеждой и валю все на пол.

Еще и еще, еще и еще.

Туда же летят белье, домашняя одежда. В дальнем ящике шкафа обнаруживаю открытую пачку презервативов.

Глава 4

— Кажется, глупостей наделал ты, — говорю спокойно, хотя сердце колотится прямо в горле. Складываю руки на груди, чтобы хоть как-то оградить себя от него. От его присутствия, давления, темной энергетики.

Он поднимает бровь.

— Приходила твоя… Девушка, — эти слова даются с трудом, но я должна это произнести. — Она сказала, что вы встречаетесь уже полгода.

Роберт хмыкает. Словно показывая свое неуважительное, пренебрежительное отношение к тому, что буквально перевернуло весь мой мир с ног на голову.

И от этого мне становится особенно тошно.

— Это все чушь.

Он стягивает ботинки, вешает на крючок свое пальто.

— Что на ужин? — проходит в кухню, включает воду в кране и, не зажигая основного света, под освещением только маленького бра, моет руки в раковине. — Я голоден.

— Ты не можешь просто от этого отмахнуться, — горячо шепчу ему в спину, следуя за ним. Внутри разгорается злость и ярость. — Она показала видео, где вы были вместе!

— Вместе… хм… как интересно. И когда бы я успел быть с ней вместе? Если я все время провожу на работе?

Я отвечаю, когда он поворачивается ко мне, и ни будто ни в чем не бывало, вытирает руки полотенцем.

— А как же твои командировки? Обучения? Возвращения… — я киваю на часы. — В час ночи?

Он закатывает глаза.

— А ты верь больше… всяким шалавам с улицы.

Я сглатываю. Все внутри противится его словам. Мне неприятна его последняя фраза. Я ведь точно знаю, что он был близок с этой девушкой, а теперь называет ее шалавой. Какое-то чувство, наверное, женская солидарность, приподнимает голову.

— Шалавам?

— Ой, Кать, не начинай.

— Как ты можешь так говорить!

Он опирается о спинку стула и смотрит на меня. Стоит рядом, склонив голову.

— Я думаю, тебе нужно пожить отдельно, — говорю, отведя глаза.

— Еще чего.

— Нам всем нужно принять решение, как быть дальше. Ты изменил мне. Я не могу это простить и принять. По крайне мере, пока.

— Пф…

— Потом оформим развод.

Роберт мрачнеет, стискивая зубы. Я вижу, как играют желваки на его щеках.

— Еще чего, — ухмыляется он. — Ты – моя жена. Это – мой дом. Все остается на своих местах.

— Я не могу это простить… не смогу тебя принять…

— Никакого развода, — цинично говорит он и ухмыляется. — Да и каким образом ты себе это представляешь? Ты – инвалид. Дети, квартира, машины – все отойдет ко мне.

Я сглатываю.

Никогда, даже в самых страшных ссорах он не напоминал мне о моей ущербности.

И теперь, когда эти слова сказаны в лицо, мне кажется, что последняя ниточка, которая удерживала меня в реальности, отрывается. Я будто воздушный шар, выпускаю из себя воздух и могу улететь прямо в космос.

— Ненавижу тебя, — цежу под нос.

— Это не мои проблемы. Забудешь все. Все будет как прежде.

— Как ты можешь так говорить… — неверяще качаю головой.

— Тебе надо остыть. Сходи в душ. Выпей чаю, — мне кажется, я слышу не только повелительные нотки в его голосе, но и снисхождение, замешанное на сарказме.

— Роберт. Тебе нужно уйти. Ты не можешь оставаться в этом доме, — говорю твердо и повышаю голос, не боясь, что меня могут услышать дети.

— В моем доме? — выгибает он бровь. — И ты поверила какой-то девке с улицы, а не мне, что я тебе не изменял?

Меня начинает трясти. Этот разговор выматывает все силы, а Роберт все также стоит на своем, но при этом позволяет себе…

Я выдыхаю.

— Ты говоришь, что не изменял мне? — устало говорю, глядя ему в глаза, ловя каждую эмоцию. Но это сделать невозможно – его зрачки черные, расширенные. В них я вижу отражение себя и светильника, который светит очень тускло.

— Нет.

— А эта девушка сказала, что беременна от тебя.

Зрачки его становятся еще шире, хотя казалось, что это невозможно. Он явно поражен до глубины души.

— Это невозможно, мы предохранялись.

И вот теперь эти слова сказаны. Он сам не понял, как попался, проговорился. Но едва слова слетают с губ, как все становится ясно – и его вранье сейчас, и его постоянные отлучки. Предательство слово встает между нами огромной стеной.

Роберт бросается ко мне, хватает за руки, притягивает к себе.

— Катя, это все фигня, — пытается он обнять меня, но я не даюсь, закрываюсь, прячу слезы, пытаюсь его оттолкнуть. — Это все ничего не значит!

Полгода… полгода он был с другой, заделал ей ребенка, а сейчас говорит – ничего не значит?

Мне так плохо, что я не могу дышать, говорить.

— Уходи, — сиплю натужно. — Просто уходиии… Глаза бы мои тебя не видели…

— Катя, не пори, не пори горячку! — заводится он. Мы кричим в темноте кухни, и наши отражения мелькают в темном окне, как будто на экране телевизора.

Я падаю на стул, зажимаю ладонями уши. Плачу.

Он изменил.

Он изменял.

Он врал.

И врет.

И у него будет ребенок от другой.

— Забирай все свои вещи и уходи. Я тебя видеть не хочу.

— Дура, — рявкает он. — Но развода не будет. Все останется как прежде.

Я слышу, как хлопает входная дверь и тогда отпускаю себя на волю – вою по-бабьи на кухне, оплакивая свою разрушенную жизнь, преданную женственность и ненужные жертвы в браке…

Глава 5

Утром мне приходится вставать в пять часов. Выходит, и поспала, со всеми этими перипетиями, всего ничего – от силы часа полтора – два. Лицо чуть припухло, под глазами – синяки.

Но обычную жизнь, наполненную делами, никто не отменял. И даже такое обстоятельство, как разрушенная жизнь и разбитое сердце, не дают возможности избежать ежедневной рутины.

Принимаю прохладный душ, делаю на лицо маску, расчесываю длинные волосы, закалываю невидимками по бокам.

Застегиваю темную рубашку до последней пуговицы. Темно-коричневый костюм, пудра, блеск для губ, - я готова.

— Боже, у нас кто-то умер? — проходит мимо меня в кухню Света и закатывает глаза при моем появлении.

— Мальчишки, завтракать! — двойняшки уже чистят зубы, или делают вид, что заняты важным делом – слышно, как льется вода и они препираются с другом. При моем оклике они делают все быстрее – и умываются, и собираются, и завтракают кашей из мультиварки.

— Света, тебе придется почистить машину, пока я собираю двойняшек, — когда девочка выходит в коридор, протягиваю ей щетку. — Снега немного, но так будет быстрее.

— Вот еще, — она садится на пуфик и демонстративно включает телефон. — Я не нанималась.

Гашу в себе недовольный возглас и желание дать подзатыльник, потому что это только усугубит утренние сборы. Помогаю застегнуть комбинезоны мальчишкам, проверяю все рюкзаки, вторую обувь и только после этого мы все вместе выходим из квартиры. У меня уже спина вспотела, а впереди еще – дорога и работа.

Торможу перед школой.

— С папой не успела встретиться, — говорит дочь. — Передай ему, что мне нужен телефон.

— Сообщи ему об этом сама, — говорю это ей практически в спину.

Света приподнимает брови и выходит из машины, даже не соизволив закрыть за собой дверь – это своеобразная месть, мелкое хулиганство.

До детского сада мы долетаем как на крыльях, я паркуюсь на газоне, потому что места больше нет, и буквально тащу своих птенчиков в группу.

— Екатерина Владимировна, сегодня не опаздывайте, пожалуйста, иначе мне придется оставить мальчиков на вахте, — обращается ко мне воспитатель.

Иногда бывают такие дни, когда я несусь с другого конца города и приезжаю не просто последней – а самой последней. На родительских собраниях меня постоянно ставят в пример в негативном плане. Да, имени не говорят, но все все понимают по косым взглядам и перешептываниям.

— Обязательно, — вру и чмокаю детей в макушки и спешу на работу.

На парковку залетаю без двух минут. Черт. Мест уже нигде нет, только у вычурно начищенного до зеркального блеска танка Роберта. Он буквально кричит об ухоженности и дороговизне, особенно по сравнению с моей старенькой машиной.

Тоскливо смотрю за забор, но не рискую парковаться на дороге, потому только щелкаю сигналкой, оставляя машину рядом с тачкой бывшего, надеюсь, мужа.

— Екатерина Владимировна, прошу, поднимайтесь, — звонит по внутренней связи помощница генерального.

Я бросаю свою куртку, выпиваю стакан воды, приглаживаю волосы. От ежедневной гонки уже выработался иммунитет к форс-мажорам, и потому я спокойно воспринимаю тот факт, что совещание начинается на два часа раньше намеченного срока.

Поднимаюсь в конференц-зал, который буквально набит мужчинами в костюмах, стоимостью как моя машина в начале своего жизненного пути. Я встаю рядом со своим непосредственным начальником. Лев Иванович улыбается, приветственно кивает. Жму ему руку, надеясь, что мой невроз от вчерашних событий, утреннего забега в колесе белки скрыт далеко за семью печатями.

К нам по очереди подходят участники совещания, чтобы поздороваться. Здесь мне не нужно ничего делать, только мило улыбаться, что я и делаю, стоя в поле видимости начальника. Но как только последний из приглашенных гостей открывает рот, спохватываюсь.

И приступаю к работе.

Я – сурдопереводчик, и моя работа – помогать на крупных встречах Льву Ивановичу. Моя работа не ежедневная, но я считаю, что не менее важная, ведь мне нужно быть всегда начеку, всегда верно оценивать обстановку, следить, чтобы ничего не прошло мимо.

С этим представительным пожилым уже мужчиной у нас сложилась своеобразная связь, и я рада, что однажды откликнулась на объявление и приняла участие в собеседовании на эту должность.

Наконец, все рассаживаются по своим местам, и мы приступаем к работе.

Пока маркетологи демонстрируют на экране рекламный фильм, я чувствую, что моя спина горит. Буквально полыхает.

Веду плечом. Рукой.

Убираю волосы назад.

Ощущение пристального внимания не проходит.

Украдкой я оборачиваюсь и вижу, что у двери стоит Роберт.

Он смотрит на меня жадным взглядом, горящим инфернальным огнем.

«Поговорим после», — говорит он одними губами.

Я отрицательно качаю головой.

Он хмурится, от чего брови почти соединяются в одну полосу. Роберт не любит, когда ему перечат.

«Жду», — шепчет он.

Отворачиваюсь, давая понять, что не желаю с ним говорить.

И тут на сотовый телефон приходит сообщение.

Поджимаю губы, но все же разблокирую экран и выдыхаю рвано от увиденного сообщения.

Глава 6

Сообщение приходит с незнакомого номера. Я открываю вкладку и вижу, что это. Это фотография – Роберт спит в кровати, обняв подушку, а на его фоне улыбается та самая красивая девушка с длинными волосами, что приходила ко мне накануне.

Роберт лежит в черной водолазке – а это значит, что вчера после нашего разговора он пришел к ней, что вполне предсказуемо.

Предсказуемо и невероятно обидно.

До слез.

Сердце сжимается, но я не хочу показывать, насколько мое внутреннее состояние поражено, насколько сильно я выбита из колеи.

Но включается свет, который был выключен, чтобы все могли спокойно посмотреть видео на экране, и начинается рабочий процесс. В это время нельзя думать о чем-то другом, кроме работы.

Немного отвлечешься – и можешь навредить своему руководителю, я знаю каково это, в начале работы у меня было несколько промахов, но незначительных, и мы их уладили достаточно быстро. Однако я извлекла урок.

Заместитель генерального рассказывает о преимуществах промышленного парка потенциальным инвесторам.

Лев Иванович включается и добавляет множество деталей. Я довожу их до мужчин, сидящих за столом.

Главный среди них – молодой мужчина, Марк Огнев. Он здесь впервые. И не может не притягивать взгляд. Высокий, статный, с широким разворотом плеч, фигурой – красивым проработанным в зале треугольником и пронзительными синими глазами, что смотрится особенно эффектно в купе с черными волосами.

Он внимательно смотрит на меня, будто проверяет рентгеном.

И от этого по спине, рукам, бедрам бегут мурашки.

Я выпрямляюсь. Выдыхаю, полностью беру себя в руки.

Он говорит о том, что в планах их компании – открыть производство хоккейной амуниции. Для этого требуется гораздо больше площадей, чем было предусмотрено промпарком. Рассказывает спокойно и уверенно, голос у него глухой, и поэтому пробирает до мурашек, тем более в полной тишине большого конференц-зала. Могу себе представить, как действует его уникальный тембр голоса на молоденьких девушек…

— Спасибо, что помогаете нам, Екатерина Владимировна, — вдруг добавляет он.

И тут я замираю при упоминании моего имени.

Обычно этого не происходит – на встречах все относятся сначала ко мне с настороженностью, а после уже не замечают. Я – фон, канцелярия, стулья. Но никак не живой человек.

Которого можно или нужно благодарить за помощь.

Тем более, что я помогаю даже не пришедшим людям, а Льву Ивановичу.

Вместо ответа склоняю голову и чуть опускаю ресницы.

Считаю лишним что-то говорить. Возможно, эта делегация просто удивлена, что директор холдинга прибегает к сурдопереводу.

Лев Иванович, после моего перевода, уточняет, что парк может предоставить любую площадь.

Мне приятно быть частью этого процесса, и кажется, что я тоже вношу свой маленький вклад в развитие обоих компаний, чем бы ни завершились результаты переговоров. Но когда обращаюсь к Марку Огневу, стараюсь смотреть на пуговицу на его рубашке, но не в глаза. Почему-то кажется, что, если я только взгляну на него, пропаду в сетях. Они опутают и утянут на дно, где можно сгинуть в пучине.

В завершение встречи мужчины жмут друг другу руки.

Я стою за спиной начальника на случай, если что-то понадобится.

Огнев пожимает руку моему начальнику и смотрит на меня через его плечо. Внимательно, заинтересованно, будто даже немного требовательно.

— Мы будем вместе работать, — говорит он. И смотрит на меня. Словно эти слова предназначаются не моему руководству, а лично мне.

Я делаю отсутствующее лицо, пустые глаза. Этому трюку научилась еще во время поездок в университет на метро – чтобы к тебе не приставали с ненужными расспросами, предложениями другие люди.

Огнев чуть ухмыляется одними уголками губ.

Он разгадал мой трюк.

Как только все завершается, и все уходят, я прохожу в небольшой кабинет в самом конце коридора последнего этажа, который больше похож на кладовку, чем на офисное помещение.

Сажусь на стул и просто смотрю в одну точку, не понимая, что мне делать дальше – рвануть на Луну или переобуться в сапоги и ехать домой.

На меня потоком обрушиваются детали моей разрушенной жизни. Измена. Муж. Любовница. Я знаю, что моя жизнь сошла с рельс.

В этот момент дверь распахивается, и я вздрагиваю.

Роберт знает, что я здесь – он все отслеживает по камерам, от его взгляда ничего не скроется. Он быстро проходит вовнутрь, прикрывает дверь и закрывает ее на замок.

Чувствую, как мои кости превращаются в желе – снова предстоит тяжелый разговор, но я к нему не готова, а он к тому же обрубает все пути к отступлению. Так больно и обидно, что снова хочется зареветь, но я держусь.

— У меня мало времени, — предупреждаю его сухо.

— И у меня.

Он садится на стул напротив меня, двигается корпусом вперед, складывает руки в замок на коленях и внимательно смотрит на меня своими черными, бездонными глазами.

— Что ты себе придумала, Катя?

— Ничего нового, — устало отвечаю. — Мы расходимся.

Он фыркает, стреляет глазами. Выглядит бодрым и свежим, тогда как я ощущаю себя просто раздавленной гусеницей на шине грузового автомобиля.

— Я не согласен, — говорит он уверенно и даже жарко. — Разводиться мы не будем. У нас трое детей. Трое.

— Это ты МНЕ говоришь? — чувствую, как начинаю закипать. Вообще-то это я их родила, с ними лежала в больницах, занималась с рождения и до сегодняшнего дня.

— Дом, машины, дача, друзья в конце концов.

— И твой новенький ребенок, — я складываю руки на груди и смотрю на него. Выдержать его взгляд, давящий, указующий, трудно, но я стараюсь выглядеть достойно.

— Ты Аннет не впутывай.

Приподнимаю уголок брови. Аннет. Надо же. Это Аня, что ли, по-простому? Или нет…

— Она – отдельно, мы – отдельно.

И тут я взрываюсь.

Еще чего придумал.

Мы что – мормоны какие-нибудь? Жить всемером будем теперь? Нет, ничего не говорю, может быть, для других семей и воспитанных в другом обществе людей это нормально. Для меня – нет.

Глава 7

На самом деле, у меня еще два часа рабочего времени. Но делать я ничего не могу и не хочу – все валится из рук, мысли текут в черт знает каком направлении.

А учитывая тот факт, что у службы безопасности есть доступ не только к камерам в кабинете, но и к компьютерам, вообще отпадает всякое желание что-то делать здесь.

Решаю заняться текучкой позже, тем более, что у меня ее, действительно, не так уж и много. Одеваюсь, аккуратно выхожу из кабинета и замираю. Слышу разговор за соседней дверь, и остро реагирую на свое имя, упомянутое женским голосом.

— Ой, Катьке Васильевой повезло конечно, — говорит помощница Льва Ивановича. — Роберт – такой мужик, такой мужик… Я бы ему дала на первом же свидании. А потом бы еще дала. И вообще все бы позволила, что бы он ни попросил. И где бы ни попросил.

Мне так неприятно, что желудок сжимается.

— Да, Роберт, конечно, огонь, — отвечает ей невидимая мной собеседница. Но по голосу я понимаю, кто это. Из орготдела, кажется. Настроение падает. Всегда казалась мне нормальной девушкой, а тут… — Очень странно, как он вообще с Катькой живет. Она же моль, страшная, бледная, выглядит, как из гроба только восстала.

— Да, да… А эти ее костюмы? Это же просто шлак. У меня дед в деревне в таких пиджаках ходит.

Я прикасаюсь к своему пальто. Убираю невидимые пылинки. Пальто и костюм – чистые, отутюженные, немаркие и неброские. Да, не дорогие, но из качественной ткани, не отвлекают внимание…

Все это я говорю себе мысленно, но чую, как губа начинает подрагивать, как в начальной школе, когда однажды на переменке меня окружили девчонки и начали меня шпынять за яркий рюкзачок. Ни у кого такого не было, а у меня – появился. И весь день меня щипали, пинали, толкали именно из-за него. На следующий день я пришла в школу со старым, рваным. И как бы мама ни пыталась меня уговорить, я до слез не соглашалась.

— Боже, да пиджаки еще нормально, можно снести. А вот блузки… Р-р-ревущие пятидесятые… острые уголки воротников… Мамочки…

— Ой, у нее же девочка растет старшая. Представляю, как она ее одевает.

Они смеются, хохочут в голос.

— ААА, а представь, какое у нее там белье? Бабушкины панталоны наверняка! — помощница буквально рыдает от смеха. А у меня внутри все вибрирует, волнуется морем от обиды. — И все равно не представляю, как Роберт с ней спит? Он же такой крутой, чистый, ходячий секс. И она…

— Так может они не спят.

— Как это, ты что, женаты же.

— Ну, есть такие мужики, сейчас это вообще модно – быть женатым. Женатым, а параллельно иметь кучу баб. Или одну, близкую любовницу.

— Да ну.

— А вот и ну да. На работу принимают женатых, по карьерной лестнице женатых быстрее ведут. Да и вообще общество лучше к ним относится. Но натуру –то никуда не спрячешь. Для здоровья же нужно. Вот и заводят себе по три – четыре любовницы.

— Куда четыре-то, — смеется помощница.

— У моей знакомой муж, внешне и внутренне – вылитый Васильев - вообще жену с любовницей познакомил. Дружите, говорит, девочки.

Я чувствую, что больше не могу слышать этот унизительный диалог. И просто так пройти не могу- тогда станет ясно, что все слышала и станет еще хуже. Потому вхожу в кабинет обратно, но выхожу уже со всеми сопутствующими стуками и звуками – громко стучу сапогами, верчу ключ, кашляю.

Естественно, разговор рядом сразу же сворачивается.

— До свидания, девочки, — говорю в открытую дверь.

— Екатерина Владимировна, вы уже все? — хлопает невинными глазами помощница, будто только что не поливала меня грязью.

— На сегодня работа закончена, — говорю сухо, сражаясь с замком.

— Ой, Екатерина Владимировна, как же вам повезло – рабочий день всего несколько часов, — сладко поет она.

Наконец, ключ поворачивается, я бросаю его в сумку и бегу по лестнице вниз. Мне нужно было сказать ей что-то в ответ, что-то вроде того, что моя квалификация позволяет работать несколько часов в день, а не полный рабочий. Что для Льва Ивановича важна моя поддержка на крупных совещаниях, что является полной правдой. Что я на контракте, который попросила себе сама, поскольку в городе нет подходящих специалистов.

Но ничего из этого сказать я не решаюсь.

И знаю, что они провожают мою спину глазами, переглядываясь хитро и многозначительно, а дальше снова начнут обсуждать мою непримечательную внешность.

В душе так неприятно, что я чувствую практически буквально, что меня вымазали в грязи. Словно кости ломит. Челюсть болит от того, что слишком сильно сжимала зубы. На плечи давит тяжестью целой планеты.

Оставляю свой ключ на КПП, прохожу дальше на парковку.

Морщусь при виде новенького красивого танка Роберта, который все также стоит возле входа.

Подхожу к своей машине и бросаю взгляд на землю. Никогда так не делала, но тут провидение, не иначе, подсказывает мне посмотреть на колеса.

И я вижу, что шина на правом заднем сдута. Спущена. Колесо выглядит как сморщенная курага, которую забыли на прилавке и отыскали спустя миллион лет при уборке.

— За что-о-о-о мне это, — сжимаю кулаки.

Глава 8

— Проблемы? — оборачиваюсь на знакомый глухой голос.

Марк Огнев.

Он выглядит как для фотосессии - слишком хорош, безупречно одет и выглядит невероятно свежим и блестящим.

Даже тут, не в офисе, а на улице, среди подтаявшего снега, грязного от соли и песка, автомобилей, покрытых городской грязью, он выглядит одновременно и чужеродным, и привычным. А еще меня поражает, насколько он высок, - почему-то там, в конференц-зале не обратила на это внимание. А здесь, возможно потому, что мы наедине, рядом друг с другом, его атлетическое сложение, рост, мощь просто бросаются в глаза.

Я помню, что от него приятно пахнет – зеленым чаем, солью, арбузом. Если сделать шаг вперед, и встать чуть ближе, можно попасть под его сильное удивительное биополе, которое он распространяет неосознанно…

Перекладываю из одной руки в другую свой кожаный портфель и сдержано улыбаюсь.

— Все хорошо, — отвечаю, а сама встаю так, чтобы он не смотрел на мою бедную тачку.

Мужчина сдвигает брови, черные, густые, красивые, и от этого его синие глаза блестят больше, словно звезды на черном бархатном небе. Переминаюсь с ноги на ногу и немного качаю головой:

— До свидания, — и буквально мчу к трамвайной остановке, чтобы не оставаться наедине с этим человеком, больше похожим на идеального манекена в витрине дорогого бутика. Что ж, надеюсь, он не понял, что моя бедная ласточка превратилась в корыто – еще одного разочарования от других людей я просто не выдержу…

Пока еду на трамвае в детский сад, пишу сообщение дочке, что с репетиций ей придется ехать на автобусе – машины сегодня не будет. Ответа, ожидаемо нет, хотя я вижу, что сообщение прочитано – появляются две голубые галки.

С колесом, конечно, я разберусь, но для этого нужно время. И нужно понять, что случилось, стоит ли вызывать эвакуатор и везти в ремонт? Или шина просто сдута, и ее можно просто подкачать?

За широким окном проплывают деревья в сугробах, а после- дома с коричневыми тропинками подтаявшего снега. Мерное движение трамвая вводит в транс и хочется прислониться головой к стеклу и поспать, но прикрыть глаза страшновато – вдруг просплю свою остановку и придется ковылять пешком по снегу.

Я отстранённо думаю о Роберте. О детях. Вспоминаю, что есть в холодильнике, чтобы придумать ужин.

Мысленно перебираю свой гардероб.

Неужели Роберт изменил из-за того, как я выгляжу?

Но это действительно глупо. Мне не двадцать, множество обязанностей и куча детей, занятий. Да, моя обувь вся – на плоском ходу. Рубашки – с пуговицами до подбородка. Одежда немарких, неброских тонов.

Все собрано так, чтобы легко стиралось, не гладилось, было практичным и функциональным.

А оказывается со стороны я выгляжу как старый дед…

Выхожу на своей остановке, плетусь в детский сад.

Дорога сожрала все мое свободное время, и вместо того, чтобы спокойно попить чаю в одиночестве дома, я забираю малышню из группы, помогаю одеться, и мы все вместе тащимся в развивающий центр к логопеду.

— Патоооон! — орет Кирюша, когда тот толкает его в сугроб.

— Бебебе! — показывает язык брат.

Я закатываю глаза.

Кирюша начинает реветь.

— Ма… а… он… а мне… нога… колет… фу… плохо…, — причитает он. Обнимаю малыша и вытираю крупные слезы.

— Бебебе! — бегает вокруг неугомонный Платон.

— Нога! — орет пуще прежнего Кирюша, и ярится от того, что его дразнит брат.

— Я ничего не понимаю, что у тебя болит? — спрашиваю у сына, пытаясь отогнать Платона, который, как ретривер, носится вокруг нас.

Наконец, выясняется, что снег забился в штанину. С горем пополам вытряхиваю снег, глажу малыша и делаю внушение Платону. Потом успокаиваю уже его. А после мы втроем обнимаемся.

Когда мы подходим к центру, и я отдаю раскрасневшихся мальчишек логопеду после очередной стычки у гардероба, ощущаю себя выжатой как лимон.

В зале ожидания я открываю фотографию, которую получила утром. Любовница Роберта слишком красивая, и знает об этом. Все в ней совершенно – и ровный нос, и полные губы, и макияж, и волосы.

Я веду себя как дура, снова и снова сдирая пластырь с ранки, но ничего не могу с собой поделать. Увеличиваю изображение Роберта и смотрю, как он спокойно спит. Спокойно – после того, как растоптал мою жизнь. Нашу жизнь. В тот момент, когда я рыдала в кухне, он целовался со своей… Аннет… и не чувствовал себя виноватым.

Вдруг поверх фотографии падает оповещение о сообщении.

Открываю приложение мессенджера, захожу в чат для юных хоккеистов.

«Завтра тренировка в обычное время», — пишет их секси-тренер.

Я вздыхаю.

Тоскливо смотрю на дверь, где моя братва действует на нервы логопеду.

Нет, такой марш-бросок без машины я не совершу.

«Добрый день, Кирилла и Платона не будет», — набираю торопливо.

«Почему?» — тут же приходит вопрос в личку.

«У меня сломалась машина», — не придумав ничего, пишу правду.

«Скиньте геолокацию, где она стоит».

На этом сообщении я подвисаю. Мне кажется, или тренер по хоккею детско-юношеской команды, где занимаются мои дети, немного переходит границы? Перед глазами появляется его жизнерадостное лицо, когда он, улыбаясь всеми своими белоснежными зубами, подмигивает по-мальчишески озорно, показывает своими мощными руками на кофейный аппарат, облизывает юрким языком греховно полные губы.

Моргаю несколько раз, прогоняя видение. Этот Стеблов больше похож на американского студента – серфера, викинга с супер-загаром. Он должен быть окружен красивыми девушками с длинными гладкими ногами, идеальными фигурами, но никак не спрашивать у меня место, где осталась моя старая тачка.

«Екатерина. Пришлите место, где осталась ваша машина», — приходит новое сообщение. Я прямо вижу, как его глаза горят, когда он печатает сообщение, как разгорается в его внутренностях нетерпение и ожидание.

Переворачиваю телефон экраном вниз.

Сама не понимаю, что чувствую.

Глава 9

Вечером после ужина я захожу к Свете в комнату.

— Милая, с машиной я решу вопрос завтра… Как-нибудь. Но утром тебе нужно будет поехать в школу самостоятельно.

Она вынимает из уха наушник, смотрит на меня в упор, словно пытается сдвинуть с места и закрыть за мной дверь одной только силой мысли.

Я прохожу в ее комнату, стараясь игнорировать полный кавардак – вещи на кровати, учебники в шкафу и тетради с бумагами, вавилонской башней опасно накренившиеся на рабочем столе.

— Напишу тебе, смогу ли вечером забрать из дворца культуры с занятий, — стараюсь говорить бодро и уверенно, добавив в голос веселых ноток.

Но на нее вся эта мишура не действует.

— Меня может отвезти папа, — говорит она медленно, будто разговаривает с умственно-отсталым ребенком.

— Малыш, — снова улыбаюсь я. Может, немного приторно, но с подростками, думаю, так и нужно – много любви и заботы несмотря на настроение и злые слова. Которые иногда очень, очень обидно ранят… — Папа уехал. В командировку.

— Надолго? — она сужает глаза.

Ох, у меня совсем нет сил на разговоры, и этот – как минное поле, шаг влево, шаг вправо – взрыв, эмоции, провал.

— Думаю, он сам скажет, когда сможет разговаривать, — ухожу от ответа.

Королевским жестом она откидывает волосы назад.

— Я напишу ему насчет телефона.

Сквозь зубы втягиваю воздух в себя.

Сейчас это не самая важная вещь.

— Раз ты не можешь мне его купить.

Я закатываю глаза, но тут же спохватываюсь и улыбаюсь.

— Конечно, милая. Напиши.

Она смотрит на меня в упор. И я догадываюсь, что время аудиенции у их высочества закончилось. Выхожу в коридор, игнорируя тюки с одеждой Роберта, которые, конечно же, просто так лежат без дела, бреду на кухню. Где снова разнимаю малышей, даю каждому по яблоку.

— Мама! Где папа! — орут они наперебой.

— В командировке! — откупаюсь от них тем же словом, что и с дочкой.

— Чего это?

— Чего это? Чего это? — гудят они.

— Он уехал в другой город поработать. А вернется с подарочками.

— Ура! Чур, мне машину!

— Мне – танк!

— Мне – бластер!

— Мне – пар-р-рковку!

Моя голова начинает гудеть колоколом. Я даю мальчишкам в руки по большой сушке, и выпроваживаю в детскую. Разрешаю им крошить, сорить сегодня, иначе их просто не вынесу.

Мою, убираю, чищу комнату, которая, кажется, вынесла настоящие боевые действия. Нахожу даже одну потерянную ранее варежку, которая обнаруживается в морозилке вместе с каким-то замерзшим камнем.

По крайней мере, выкидывая грязный кусок в мусорный пакет, я сильно надеюсь, что это камень, а не окаменелые останки жизнедеятельности соседских собак, взятых мальчишками для опытов.

И только спустя час, совершенно вымотанная, закрываю в кухню дверь и достаю сотовый телефон.

Мне давно пора было это сделать, но с этим дурдомом, в котором я являюсь заведующей, время находится только сейчас.

— Алло, добрый день. Ваш номер нашла по объявлению.

— Здравствуйте, — отвечает женщина на том конце провода.

— Вы – адвокат по разводам?

— Вы верно попали.

Я разглаживаю чистую скатерть на столе и откашливаюсь. То, что мне нужно сказать вслух – очень сложно, трудно, почти невозможно. Но я делаю это.

— Я хочу развестись с мужем.

— У вас есть дети? Имущество? Долги? Ипотека?

Я подробно отвечаю на все ее вопросы.

Конечно, не упоминая тот факт, что причиной для развода стало настоящее предательство в виде его любовницы. Беременной любовницы.

— Приезжайте в любое время с двух часов по адресу, указанному в объявлении. Я запишу вас. С собой привезите документы, которые мы обговорили, — говорит приятный голос.

Я чувствую, что еще не все потеряно.

Адвокат очень уверенная, по крайней мере, по голосу, думаю, она поможет мне. Она точно сказала, что мы можем отсудить все, что у нас есть, в мою пользу – я мать несовершеннолетних детей, имущество приобретено в браке. Пусть и записано на Роберта.

Мне кажется, что и дышать становится немного легче.

— Если передумаете по поводу развода, раздела имущества…

— Нет, развод должен быть, — поспешно говорю я. — Я планирую.

— В смысле – развод? — гремит от двери.

Я в шоке оборачиваюсь. Света стоит в проеме и смотрит на меня так, будто я стала чудовищем и пожираю ее любимые комиксы на столе.

— С-спасибо, я все поняла, — даже не услышав прощание от адвоката, скидываю вызов.

— К-какой еще развод? — Света буквально кипит гневом.

Я корю себя за то, что понадеялась, будто она вообще не выходит из своей комнаты, когда дома кто-то есть, а тут совершенно не повезло. Бегаю глазами, ища подходящие слова, но они не находятся.

— Ты что?! — вопит она. — Какой развод? С ума сошла? Отца решила бросить? Хахаля себе завела?

Она кричит как сумасшедшая, глаза стали больше, нависает надо мной, подергивая руками.

— Светочка, ну что ты… — пытаюсь образумить ее.

— У тебя совести нет! Отец все для тебя! А ты?!

Она завелась сильнее игрушек малышей-мальчишек и сейчас кипит, изрыгая лаву и жестокие слова, которые ранят, болезненно бьют в самые открытые места.

— Ты на себя посмотри, — указывает она пальцем на меня, сидящую с гулькой на голове, футболке и домашних трикотажных растянутых штанах. — Ты кому-то еще будешь нужна, что ли?

Мои глаза начинают блестеть, я ощущаю это. Слезы подкрадываются.

— Светик, это не красиво – говорить так.

— Говорить? — орет она. На шум прибегают мальчишки. Они непривычно тихие, испуганные, стоят поодаль, держат друг друга за ручки. — А поступать так? За спиной отца узнавать про развод, что ты можешь отсудить – красиво?!

Она выдыхается.

Платоша открывает рот, чтобы зареветь.

В нашем доме не кричат – я всегда стараюсь сделать все, чтобы всем было удобно и комфортно. А тут…

— Я все ему расскажу про тебя, все!

Глава 10

О-фи-геть.

Я подхожу к своей машине на парковке у рабочего КПП и неверяще гляжу на нее. Все в порядке. В смысле, все колеса в норме, все нормально.

На всякий случай я сажусь в машину, завожу ее и отгоняю чуть дальше, почти к выходу, чтобы проверить, что колеса не спущены, что автомобиль едет нормально.

Это действительно важный подарок для меня.

Удивительно.

Все еще под впечатлением показываю пропуск охраннику, прохожу дальше через пропускной пункт, иду по дорожке к зданию, обдумывая, как же так вышло, что я ни к кому не обращалась, никого не заказывала, не вызывала мастера, а автомобиль в порядке.

Улыбаюсь и рассуждаю о том, что и для меня на небе заготовлены подарочки…

Что ж. Машина на ходу, а это значит, что моя жизнь и дальше идет по накатанному сценарию – кружки, занятия для детей, школы и садик, я все смогу успеть! Уныние, которое вчера охватило мое сердечко перед сном, развеивается. Все еще будет в порядке…

С трудом засовывая ключ в сердце замка, который ходит ходуном, я пишу сообщение дочке, что заберу ее после репетиции и… тренеру.

«Большое спасибо за помощь с автомобилем… — набираю я и задумываюсь: человек приехал после рабочего дня, вечером за несколько километров, для того, чтобы помочь практически незнакомой женщине с автомобилем. Мне нужно будет его каким-то образом отблагодарить, ума не приложу, каким образом… — Я – ваша должница».

Он набирает ответ сразу же, и у меня складывается впечатление, будто я шагаю в совершенно забытый мир флирта и разговоров с двойным дном. Я в этом никогда не была сильна, и теперь буквально захватывает дух, как перед прыжком в воду с пирса или на самом высоком аттракционе.

«Буду ждать ребят на тренировке», — приходит ответ. Я разочарованно выдыхаю, будто подсознательно ждала, что он скажет мне что-то такое, от чего щека не просто покраснеют, а зардеют маковым цветом. Но с другой стороны, он и не должен мне писать ничего этакого…

Дальше рабочий день идет по обычному сценарию. У Льва Ивановича в кабинете встреча с потенциальными инвесторами. После – с резидентами.

На рабочих встречах я уже не присутствую – моя задача в том, чтобы сделать процесс диалога между незнакомыми людьми проще и понятнее. В остальных случаях все прекрасно справляются без меня. Помимо сурдоперевода, я выполняю текучку – несколько поручений от помощника руководителя, связанную с оформлением документов. Это не тяжело, главное все сдать вовремя, чтобы кадровики и бухгалтерия получили бумаги вовремя, подписали все, что нужно.

Для того, чтобы не падать в пучину слез и сожалений, сразу сажусь за компьютер, запускаю программы и достаю свои блокноты с записями, по которым сверяю все встречи, чтобы не допустить ошибок.

— Ну, привет, Катя.

Дверь распахивается, я вздрагиваю от неожиданности – уже успела погрузиться в работу, чтобы сделать все быстро и без ошибок.

— Не ожидал от тебя такого, — Роберт снова проходит в кабинет и закрывает за собой дверь на замок.

Мне это не нравится – его огромная темная фигура, вся в черном, сразу занимает практически всю мою кладовку, и потому по коже бегут мурашки от волнения, но волнения, связанного со страхом. Роберт давит на меня одним своим присутствием, и я ничего не могу поделать – словно сжимаюсь вся в его присутствии.

Не хочу с ним говорить и смотрю в экран, делаю вид, что работаю, но сама не вижу ни строчки. От волнения все расплывается перед глазами.

Он вдруг ставит прямо передо мной круглую коробку, в которой собран красивый нежный букет. Коробка небольшая, но очень эффектная – чайные розы, альстромерии, хрупкие лилии. Все подобрано со вкусом и в нежно-нюдовых тонах.

— Если ты решил задобрить меня букетом, то это так не работает, — говорю сухо. В горле все действительно пересохло, а руки стали холодными.

— А это и не от меня.

Я поднимаю голову и перевожу на него взгляд. Роберт зол – это чувствуется по негативной энергии, видно по желвакам, которые ходят на щеках, по суженым черным глазам.

— Букетов от любовницы я тоже не принимаю, — говорю и натужно сглатываю. Меня пугает, что мы с ним находимся в запертом пространстве. Тем более, что я для себя решила – по сути, мы с ним чужие люди. — И прекрати вламываться в мой кабинет.

Я отворачиваюсь. С огромным трудом смотрю в экран и делаю вид, что занимаюсь составлением отчета посещений для кадров.

— Прекрати разыгрывать из себя дуру! — резко повышает он голос. — Че за фигня? Ты уже с кем-то встречаешься?

Сказать, что я удивляюсь – ничего не сказать. Мне кажется, Роберт двинулся разумом. За всю свою жизнь я даже не улыбнулась другому мужчине, не говоря уже о том, чтобы строить глазки, флиртовать и тем более встречаться. Вся моя жизнь – это он, дети и работа.

Но я чертовски напугана его поведением.

Однако мне нужно показать, что я – самостоятельная, самодостаточная и умная женщина. Блефовать я научилась уже давно, на родительских собраниях в школе и детском саду. И сейчас тоже стараюсь держать лицо, хотя поджилки трясутся достаточно сильно. Но главное – не брать в руку карандаш или ручку, чтобы предмет не ходил ходуном, и тогда все будет в порядке.

— То есть, тебе можно, а мне – нет? — выгибаю бровь.

Он рычит. Буквально рычит! Как медведь, как зверь, который попал в капкан! Я сжимаю в кресле так сильно, что практически превращаюсь в мышь, сливаюсь со спинкой.

Роберт подхватывает цветочную композицию, резко замахивается и бросает ее на пол, так, что она рассыпается у меня под ногами на части. Цветы, сломанная картонная коробка, зеленый наполнитель, который служит для удержания влаги – все крошится и разваливается прямо у носков моих старых туфель.

— Ты еще пожалеешь, дрянь! — вопит медведем Роберт, но, слава богам, разворачивается, в секунду выламывает замок и практически скатывается по коридору.

Что это было?

Я делаю несколько глубоких вдохов-выдохов, чтобы привести разум в равновесие и только тогда склоняюсь над цветами. Собираю их в букет, выбрасываю разломанную коробку в мусорное ведро. И только тогда замечаю небольшую открытку, которая выпала из лилии.

Глава 11

— Несмотря на то, что и квартира, и дача, и обе машины записаны на мужа, он – собственник, я считаю, что мы сможем побороться за имущество, — женщина-адвокат, напротив которой я сижу, улыбается кровожадно. — Такие претенденты уже были.

Я киваю.

Сразу после работы я приехала на прием и нисколько не пожалела. Она буквально вдохновляет меня на то, что не все потеряно, что за себя еще можно побороться и не дать втоптать себя в грязь окончательно.

— Алименты также будут начисляться. Я думаю, что ваш развод пройдет непросто, да, но и он завершится.

Киваю, разглаживаю свои серые брюки на коленях – так кажется, что становится спокойнее.

— Но сначала поговорите с мужем. Пока еще бывшим. И поймите, кто что хочет себе оставить.

— Он не хочет разводиться.

Адвокат поглядывает на часы – я понимаю, что у нее дальше прием по записи, и потому тороплюсь записать то, что она говорит, себе в блокнот – лучшее средство приземления, чтобы ничего не забыть.

— Если вы решаете, что разводу – быть, значит, он будет, — жёстко говорит женщина и сужает глаза, в которых таится огонь. — Или вы не хотите разводиться?

Я чувствую, как в глазах снова закипают слезы.

Конечно, я не хочу развода. В моей структуре мира я видела нас с Робертом старичками, которые ходят под ручку в гости к внукам, а не совершенно чужих друг другу людей.

— Вы подумайте все обстоятельно, поговорите с мужем, — мягко говорит она. — А потом записывайтесь на прием, я вам во всем помогу. Прайс вы видели.

Она кивает, и я понимаю, что мне пора идти.

— Да, и… — задерживают меня ее слова, буквально сказанные в спину. — Вы можете изменить что-то в отношениях с мужем, или в себе. Эта ситуация не трагедия. Она – пинок, который направит вас в новое и нужное вам направление.

На улице, уже сидя в машине, я с тоской смотрю на свой онлайн-банк. Денег осталось – кот наплакал. Обычно я говорила Роберту, и он переводил мне нужную сумму, а сейчас даже не представляю, чтобы заикнуться об этом…

Скоро начало нового месяца, а это значит, что нужно будет платить за детские кружки, забивать холодильник… Да много чего еще!

И услуги адвоката. Мне она нравится – своей энергией, импонирует визуально. Чувствуется стержень, характер. Ну и ценник у нее совсем не дешевый. Если честно, я столько не зарабатываю, чтобы ей платить.

Черт. Голова снова начинает раскалываться – сколько решений нужно принять, и кажется, будто выхода нет.

Я медленно выруливаю на дорогу к детскому саду. Включаю размеренную музыку, не тороплюсь, стараюсь ровно дышать. Выплыву, я обязательно выплыву… Мне нужно только держать все под контролем, не показывать вида, что все плохо, и я все решу… Как бы тяжело не казалось!

Платон и Кирилл радуются, когда я их забираю и везу на тренировку по хоккею. Для них приятно, что мы уходим из садика раньше всех, да и встреча с их любимым тренером вдохновляет. Я же рада, что еду в машине, и мне не нужно мучиться с общественным транспортом, из-за которого везде можно опоздать.

Однако когда мы подъезжаем к центру, то чувствую волнение. Мне нужно будет поблагодарить Алексея за его помощь с машиной… Боже, я вся снова покрываюсь краской, и мне кажется, что горю как мак: настолько мысль о секс-тренере и том, что я – его должница, меня волнует и немного пугает.

Ну, и конечно же, чтобы мне не казалось все довольно простым и легким, я вижу, что он стоит в холле спортивного центра, где встречают детей.

Едва мальчишки пропадают за дверями здания, в один шаг он приближается ко мне, глядя с таким удовольствием, что у меня начинает подрагивать глаз.

— Катерина, — склоняет он голову и смотрит на меня хитрыми глазами. В нем чувствуется озорство, он как кот, который увидел, что мышь вышла погулять из своего укрытия, и готовится напасть. Но только тогда, когда наиграется, когда ему наскучит. Пока же можно погонять ее по кругу, наступая на хвост и пугая большими острыми клыками…

— Алексей, — я выпаливаю заготовленные слова быстро, пока не растеряла мужества и не попала под обаяние его молодости, легкости, спортивного напора. — Я так благодарна вам за помощь с машиной. Как вам удалось сделать колесо и так быстро… и…

Он смотрит мне в глаза не мигая, будто гипнотизирует. Я вижу, как поднимаются его брови выше, как он прищуривается, от чего от уголков глаз разбегаются лучики-морщинки, которые бывают у часто смеющихся людей.

— Главное, что все разрешилось, — отмахивается он от моих слов.

— Мне хочется вас как-то отблагодарить… — я сжимаю руки в замок, потому что начинаю нервничать, волноваться, и они начинают заметно подрагивать. А еще мне хочется начать «говорить» руками – так бывает всегда, когда стресс перевешивает.

И тут его лицо меняется. Проясняется. Он расплывается в широчайшей улыбке.

— А вот это можно, — его глаза горят двумя яркими звёздами. Он едва лапки от предвкушения не потирает. — Давайте поужинаем вдвоем.

Мне кажется, его слова буквально пригвождают меня к месту. Сначала я смотрю широко раскрытыми от шока глазами на него, ища в лице признаки того, что он пошутил и сейчас посмеется вместе со мной. А потом перевожу взгляд на носки своих сапог, покрытых снегом и немного грязью.

— По-моему, это прекрасная идея, — говорит Алексей. И тут же кто-то зовет его – скоро начало тренировки, а он стоит и говорит со мной у входа в центр. Он кричит в сторону, что сейчас подойдет, но тут же возвращает все внимание мне. — Я вам пришлю сообщение. И мы пообщаемся вдвоем. Сегодня вечером, и отказ не принимается.

Он мне и слова не дает сказать – улетает и скрывается за стеклянными дверями. А я буквально валюсь на диванчик в холле, чувствуя, что сказанное нужно переварить, осмыслить и что-то сделать.

Потому что отказаться от предложения после того, что он сделал для меня, для моей семьи – моих детей, это было бы как-то неверно. Не по-человечески, что ли…

Глава 12

А уже дома я в ужасе смотрю на свой гардероб.

На свой ужасающе древний и совершенно не интересный гардероб…

На плечиках висит несколько летних платьев, но среди них нет ни одного нарядного, будем честны. Нарядное одно – это черное платье с кружевом по низу и белым воротничком, который можно снять. Дальше – спортивные костюмы, удобные и совершенно бесполезные в рестобаре. И несколько костюмов с рубашками, закрытыми, темными, похожими на одеяния монашки.

Сейчас, когда вся одежда Роберта покоится в мешках для мусора и все еще ждет своего хозяина в коридоре, я отчетливо вижу, как мало у меня одежды. Шкаф практически пуст.

Падаю спиной на кровать и смотрю с тоской в потолок.

Надену джинсы и рубашку – в конце концов, я всего лишь мама мальчиков, которых тренирует Алексей. Играть кого-то другого - манкую, красивую, влекущую женщину у меня в любом случае не выйдет. Да этого и не нужно делать!

Внутри меня борятся несколько человек.

Первая – Катя-праведница. Она поджимает губы и чопорно говорит:

— Голубушка, да вы обалдели. Собрались на свидание с тренером? При живом муже? А детей вы с кем оставите? На Свету? Это неправильно!

Вторая - Катя – будущая разведенка.

— Уже пора так или иначе выходить в свет, узнавать мир других мужчин. Чем тренер плох? Мы знаем его телефон и место работы. Он – не маньяк. В любом случае, на свидании я была в последний раз двадцать лет назад. И нужно с чего-то начинать!

Третья тоже подает голос. Катя-обиженная женщина.

— Значит, Роберт может себе позволить гулять с другими женщинами? Спать с ними? А я? Умереть монашкой должна? В конце концов, у нас всего одна жизнь и ничего плохого в том, чтобы поужинать с мужчиной – нет. я же не собираюсь с ним спать или еще что-то в этом роде. Даже поцелуя не будет. Но почувствовать себя женщиной - необходимо!

Я знаю, что пожалею об этом, знаю, что так делать неправильно и непорядочно, но прислушиваюсь к голосу третьей Кати. И потому встаю, и начинаю шариться в шкафу в поисках чего-то забытого, но подходящего. Думаю, у каждой женщины всегда есть что-то, оставленное на всякий случай, из прошлой жизни.

И, к вящей радости, у меня это находится.

Удивительно, но благодаря тому, что не все выкидывалось прежде, я нахожу черное платье с открытой спиной и небольшим, в разумных пределах, декольте.

Я помню, что покупала это платье на Новый год, но так и не надела его – Роберт решил, что оно слишком откровенное, слишком нарядное, праздничное. Настолько, что играет против меня – показывая, насколько я доступная, порочная, грязная женщина.

Ну, сейчас мне ничего никто не скажет. Платье сидит как влитое.

Я надеваю плотный капрон, крашу губы и подвожу глаза, и решаю надеть легкую кофту, чтобы скрыть свою спину. Не думаю, что такая откровенность в одежде будет уместна на людях и в присутствии секси-тренера. Но то, что я знаю о таком покрое платья, будет радовать меня внутри.

Когда обуваю осенние легкие ботиночки, беру маленькую сумку-рюкзак, делаю себе пометку о том, что потом, когда все закончится – обязательно обновлю себе гардероб. Обязательно.

Да, я не молоденькая красивая девчонка.

Но и не старушка, которая уже прожила всю свою жизнь и ходит в теплых удобных вещах.

В конце концов я – женщина, и ее внутри себя мне необходимо уважать.

Все дети выходят в коридор.

— Мамочка, может ты не пойдешь? — Платоша тянет ко мне ручки.

— Мамочка, останься дома, — Кирюша смотрит на меня широко распахнутыми глазами.

Они не привыкли, что я ухожу ку-то вечером, в нашей семье так не принято. Я – всегда дома, всегда с ними, всегда рядом.

А тут, вдруг, ухожу куда-то вечером. И впервые оставляю всех детей одна одних.

— Я ухожу всего на пару часов, — улыбаюсь, хотя внутри все подрагивает от такого решения.

Конечно, я волнуюсь.

И от того, что иду на свидание.

И от того, что на мне впервые откровенное платье.

И, естественно, от того, что оставляю своих троих детей дома. Без взрослого.

Но, по понятным причинам, позвонить этому взрослому, и попросить его посидеть с детьми вечером, я не могу.

Потому что даже не могу предугадать его реакцию, его поведение при этом.

— Света, звони мне по любому вопросу, — улыбаюсь, хочу ее приобнять, но ничего не выходит – подросток уворачивается, и с недовольным лицом смотрит, как я заворачиваюсь в шарф и в осеннее, вместо зимнего, пальто.

Ей не по нраву то, что я принарядилась.

И то, что отца дома нет, а я ухожу.

— Буду скоро, не скучайте! — я выхожу и закрываю за собой дверь.

Алексей уже ждет меня в машине, и я еду в лифте с предвкушением, решив сделать малюсенький шаг для себя.

Но тут звонит телефон, и я беру трубку, потому что звонит Света.

— Ты сказала звонить по любому поводу, — ядовито говорит она. — Ну вот и повод: Кирилл разбил стакан на кухне.

Я закатываю глаза, и моя внутренняя Катя-обиженная женщина говорит мне:

— Да, он тебя предал, использовал и, считай, променял на молоденькую девчонку. А ты бросила детей и побежала на свиданку, как кошка мартовская.

Сбрасываю вызов и жму на кнопку «стоп», ожидая, когда лифт остановится…

Глава 13

Мы с Алексеем сидим в очень красивом, пафосном заведении. Люстра на потолке размером с мою ванную комнату, а тут их три. Официантки одеты лучше, чем я, а бармен из глубины стеклянного аквариума ухмыляется, глядя на нас.

Мне кажется, что все на нас смотрят. Осуждающе качают головами, цокают языками. Поэтому я постоянно нервно поправляю кофту на плечах, чтобы она съехала, и отпиваю воду из тяжелого красивого фужера.

Однако тренер ощущает себя в своей тарелке. Он мило улыбается, беззастенчиво смотрит на меня, иногда стреляя глазами то на грудь, то на мои ноги, и в этот момент мне хочется встать и снова на себе все поправить. Вместо этого я просто горблюсь над столом и поддерживаю вежливый разговор.

Тем более, что сюда я попала буквально с боем!

Света, чтобы сильнее надавить на мои материнские чувства, обманула. Когда я, словно ошпаренная кошка, вернулась в квартиру, ожидая увидеть ревущих мальчишек, взмыленную дочь и разгромленную кухню, увидела, что все заняты своими делами: пацаны смотрят мультики, а Света нагло ухмыляется, поигрывая телефоном.

Поэтому я поступила просто: сказала, что вернулась за забытым телефоном, поцеловала всех, включая дочь, которая вывернулась и скрылась в своей берлоге, и заперла квартиру на ключ.

— Мне нравится заниматься с пацанами, но это не то, чем я буду заниматься дальше, — ослепительно улыбается мне Алексей в перерыве между горячим блюдом и кофе с десертом.

Я поддерживаю разговор не очень активно. Ощущаю себя старой бабкой Ягой, которая вылезла из леса и непонятно каким чудом оказалась в центре большого, многоголосого города, который искрится огнями, фонтанирует приятными ароматами и блестит шикарно одетыми людьми.

Все девушки, что сидят за столиками, на мой взгляд, должны участвовать в шоу с моделями и занимать первые места. Настолько все они выглядят лощеными, красивыми, утонченными. Они безобразно молоды и прекрасны!

Я думаю, что вижу, как в их головках проходит мысль рекламной строкой: ты вырядилась совершенно зря и тебе здесь не место! Моя начищенные ботинки устарели, платье не сочетается с кофтой, а из-за макияжа и яркой помады я ощущаю себя неуместной.

Черт.

Надо было послушать Катю-праведницу и остаться дома…

— А чем вы… ты… буде… те заниматься дальше? — поддерживаю я разговор, выныривая из топкого озера самокопания.

Алексей стучит пальцем по губе, задумчиво смотря на меня. Будто сомневается – говорить или нет.

— Планов много, очень много, Катя… — говорит он многозначительно. И его фраза зависает между нами. Он вложил в нее несколько смыслов, но я нервничаю, мне от всего не по себе, и потому я просто опускаю глаза в свой телефон.

Кстати, он мигает сообщением – непринятый вызов. Ох ты ж…

— Минуту, я сейчас, — подхватываю сотовый и отхожу к холлу у гардероба. Перезваниваю Свете.

Она берет трубку не с первого гудка и за это время я, конечно же, успеваю себе надумать многое.

От пожара в кухне до потопа в ванной.

— Я не могу уложить их спать. Приезжай и делай это сама. Это же твои дети, — наконец, отвечает дочь. Я выдыхаю – ничего плохого не произошло.

Выключаю телефон и смотрю на часы. Да, я провела здесь немного времени. Но, если честно, чувствую себя как уж на сковороде, мне все здесь не так. А потому и ужин, наверное, можно завершать?

Я выглядываю из-за колонны и смотрю на Алексея. Он спокойно и уверенно пьет кофе, не нервничает, не реагирует на женщин, которые, я вижу это четко, заинтересованно на него поглядывают. Тогда как я совершенно вся измучилась, вспотела спина, мышцы плечи свело от того, что я все время сидела ссутулившись.

— Вам помочь? — ко мне обращается официант, и я, наконец, принимаю решение.

Быстро подхожу к столику и даже не даю Алексею встать.

— Спасибо за ужин, но мне пора… Мальчишки… Они… В общем, я вызвала такси, и…

Он смотрит на меня ошалело. Совершенно не ожидал, что я вот так быстро, без объявления, смоюсь из рестоклаба.

— Я довезу, — он начинает подниматься, отодвигает стул.

— Нет, нет, — я буквально выпаливаю, громко и слишком быстро. — Ты… вы… оставайся, все хорошо, но мне нужно… домой…

— Катя!

Но я уже у гардероба, в скоростном режиме ныряю в рукава пальто. Все это было такой немыслимой ошибкой для моего измученного мозга, состояния, зачем я вообще пошла сюда с этим мужчиной?!

Он не успевает догнать меня – я настежь распахиваю дверь и проваливаюсь в ветер с кусочками искрошенных снежинок.

Прикрываю глаза и чувствую, что утыкаюсь в преграду. Мягкую, уютную преграду, которая удерживает сильными руками меня за предплечья. Эта преграда закрывает меня от ветра, и лицо сразу перестает гореть, его не целуют острые края злого снега, тело не метелит вьюга.

— Добрый вечер, — говорит приятным глухим тембром преграда, на которую я натолкнулась.

Резко открываю глаза и замираю.

Этот человек мне знаком. Очень знаком.

— Здравствуйте, — киваю я немного заторможено Марку Огневу. Вот так встреча.

Высвобождаюсь из его рук и делаю шаг назад.

Как неловко получилось…

Он не опускает рук в черных кожаных перчатках, будто готовится подхватить, если я снова упаду. Но я твердо стою на ногах. Мне нужно сбежать от Алексея, это раз, и два – не упустить свое такси.

Вокруг нас шумит ветер и колкие снежинки, но мужчина смотрит на меня так проникновенно, и в то же время таким нечитаемым, темным взглядом… Я вижу, как снежок путается в его черных волосах, как опадает на плечи, как задевает край полной, красивой губы.

Тут я вспоминаю, что он прислал мне цветы. Или не мне, но мне их, можно сказать, передали… Впрочем, совершенно не важно, что сказал и как поступил с цветами муж, которого я вскоре буду называть бывшим…

От этой мысли я вздрагиваю. И решаю сделать то, что должна сделать каждая приличная девушка.

— С-спасибо вам! Искренне благодарю от всей души!

Он делает шаг вперед, ко мне навстречу, но тут я вижу, как из-за его спины выныривает девушка, которая кутается в пальто, закрывая свое лицо и прическу от ветра. Она бросает взгляд на меня, на Огнева.

Глава 14

— Это ты позвонила отцу вчера вечером?

Мы едем со Светой в машине вдвоем, и я пользуюсь тем, что она не может хлопнуть дверью и выскочить на полном ходу.

Она не отвечает, но мне и не нужен ответ. И так понятно, что Роберт прибежал в квартиру, подстегиваемый злостью и ревностью.

— Милая, все не так просто, как нам бы казалось. Иногда люди перестают любить друг друга. Но это не значит, что они перестают любить своих детей. На вас наш разрыв никак не отразится.

Света поворачивается и смотрит на меня со злостью:

— Он ушел, потому что ты ему изменила?

— Детка, ну конечно же нет, да и когда бы я это сделала, интересно, если я все время провожу с вами, — закатываю глаза.

— Вчера ты ходила на свидание. Это был твой любовник?

— Милая, так говорить с матерью нельзя. Это во-первых, а во-вторых, на свидания я не хожу, вчера была просто встреча.

— С папой нельзя разводиться! — кричит она. — Как мы будем жить без него? Как я без него буду жить?

Я закусываю губу. Мне так жаль, что приходится говорить об этом. Но мне нужно донести мысль, что жизнь нужно продолжать дальше. И что мы все выживем, если разойдемся с Робертом.

Господи… как тяжело.

— Иногда так бывает, это жизнь, — говорю избитую фразу. Света злится и куксится. Я понимаю, что ее мир рушится и меняется. Но остановить этот процесс нельзя, а только принять все, как есть. Принять и понять перемены. — Но я еще раз говорю – любить тебя или мальчишек меньше никто не перестанет. Все в этом смысле остается на своих местах.

— Ты ужасна, — она отворачивается к окну и не дает себя ни погладить, ни окликнуть.

Мне хочется плакать от такой реакции, хочется начать обвинять Роберта, но делать этого, конечно же, не буду.

Это он во всем виноват!

Виноват в том, что я не могу себя ощущать нормально, все время на нервах.

Виноват в том, что Света сейчас переживает не лучшие времена. И особенно в том, что она отворачивается сейчас от меня!

Как только мы доезжаем до школы, она буквально бегом бежит от машины. Я даже сказать ничего не успеваю.

Качаю головой и еду на работу. Мне нужно придумать что-то, что бы снять напряжение у нее. Наверное, стоит взять половину дня выходного и провести с ней это время только вдвоем. Может быть, так удастся достучаться до нее, так она поймет меня…

Кабинет снова открывается с трудом, замок ходит ходуном. Я с психом дергаю дверь, и едва не ломаю откос.

— Екатерина Владимировна… — слышу за спиной ставший ненавистным голос. — Что-то вы сегодня не в духе…

Я не отвечаю Роберту, прохожу в кабинет и сажусь на стул. Но муж заходит за мной и становится рядом, засунув кулаки в карман брюк.

— Хватит заходить ко мне в кабинет, — не выдерживаю.

— Это моя работа.

Я выдыхаю. Мне кажется, что своим присутствием Роберт просто загнал меня в угол, словно хищник, который хочет сломить сопротивление своей жертвы.

Сейчас страшно сожалею, что мы работаем в одном холдинге, в одной компании. И он может вот так запросто, пользуясь служебным положением, проходить в кабинет и пугать меня до жути.

Я мысленно делаю себе еще одну зарубку – сменить работу.

Или сделать так, чтобы меньше соприкасались, сталкивались с Робертом.

Ведь это невыносимо – быть бок о бок.

А что будет после развода?

Хотя, может быть, мы разойдемся сравнительно мирно…

— Пора начинать процедуру развода, — говорю тихо. — Ты что-то хочешь сказать по этому поводу? Есть какие-то пожелания?

Но мужчина не настроен на цивилизованный диалог.

— Развода не будет, — шипит по-змеиному он. — Даже не думай.

Я пожимаю плечами. Это глупо- противиться неизбежному.

— Не позволю тебе водить мужиков в дом. И самой по мужикам бегать.

Хочу сказать, колко ответить, что ему, видимо, можно было бегать по бабам. Но осекаюсь – перед глазами встает его огромная рука, которая может ударить…

— Роберт, уходи из моего кабинета. Мне нужно работать… — говорю устало, не в силах смотреть на него, чтобы не выдать, какую ненависть, злость и ярость он во мне вызывает. Только бессильную ярость…

— Ну ну… — говорит он, глядя на меня сверху вниз.

— И я тебя прошу, зачем ты вставляешь палки в колеса. Давай все решим мирно.

— Мирно? — снова заводится он. — Вот как ты заговорила?! Мирно! Ха! Не прошло и дня, как ты себе мужика завела. А может быть, он давно уже у тебя был? Хахаль? Вижу по глазам, что завела его давно. Отвечай!

Я быстро встаю и с размаха отвешиваю ему пощечину.

Она звучит в моем кабинете гулко и как-то громко. Мне кажется, что вся кровь, которая прилила к лицу, резко отхлынула.

Глаза Роберта наливаются тьмой. Он распрямляет плечи и грозно делает шаг ко мне. На щеке алеет след от моей ладони.

Но я не могла сдержаться – и пропустить его слова в мой адрес. А теперь…

— Ты что себе позволяешь, дрянь? Учить некому?

От неконтролируемого гнева мне становится страшно, я сжимаюсь в комок и отступаю назад, к стене. Закусываю губу, руки сжимаю в замок, а голову буквально сжимаю в плечи.

Меня спасает звонок внутреннего телефона.

Я не отвожу взгляда от Роберта, который так напряжен, что видно – его терпение и воля держатся на волоске, он вполне может сделать шагнуть вперед, заломить меня, и все…

— Екатерина Владимировна… — слышу я словно сквозь вату из трубки. — Лев Иванович ждет.

— Иду, — говорю непослушными губами. Кладу трубку и смотрю на молчаливого, страшного в своем гневе Роберта.

Но знаю – сейчас он ударить точно не сможет, этот страшный момент уже прошел, но все равно находиться с ним в одном кабинете невозможно. Он давит, страшно давит на меня своим присутствием, пугает до чертиков.

Когда Роберт выходит, я вытираю слезы, которые сами собой стекают из уголков глаз – от напряжения, страха, волнения.

Кажется, договориться миром не получится…

Не получится...

Глава 15

Вечером мы с детьми собираемся в кухне. Время уже позднее, но пока переделаешь все домашние дела, пока отсортируешь все вещи на завтра, незаметно подкрадывается ночь.

После разговора со Светой утром я понимаю, что мне нужно сделать. Роберт не будет говорить с детьми, будем честны – у него нет ключиков к их сердцам, и он совершенно не справится с тем, чтобы правильно объяснить им, почему мы разводимся.

Я понимаю, какая это травма для ребят, для девочки – они будут думать, что отец бросил их, а не их мать.

Малодушно решаю подсластить пилюлю – выставляю на стол сладости, которые обычно у нас под запретом. Света смотрит презрительно на мои приготовления, сложив руки на груди.

Она молчит все время, как я забрала ее с репетиции.

И это молчание давит на меня очень сильно.

Я сажусь и складываю руки в замок перед собой, выдыхаю.

— Семья, мне нужно сказать вам важную вещь.

Наверное, я тороплю события, начиная разговор без Роберта, но я решаю, что ждать его бесполезно. Все вещи, которые лежат в мусорных пакетах в нашем коридоре, все также и находятся на том же месте, мы перешагиваем через тюки, и я игнорирую тот факт, что хочу просто их выкинуть.

Пацанам все равно, а Света, думаю, заглянула внутрь, увидела отцовские пиджаки и брюки, и уже сделала свои выводы.

— Папа скоро вернется из командировки, — говорю и смотрю на притихших мальчишек. На Свету, которая закатывает глаза. — И он не вернется сюда.

— Как так? — начинают волноваться пацаны.

— Он будет жить с другой тетей, — Света хмыкает. Она уже решила, что виновата в нашем разводе я, и поэтому не хочет дать даже шанса для того, чтобы оправдаться. Но мне сейчас главное – объяснить ребятам, что прошлой жизни уже не будет. — Однако это никак не скажется на отношении его к вам.

На самом деле, я думаю, что изменится все. Кардинально.

И в отношении Роберта к детям тоже.

Но я должна сделать все, чтобы их маленькие сердечки бились ровно, и они точно знали, что мама с папой их любят. Даже если один родитель будет уделять мало времени и внимания.

— С какой другой тетей?

— Это его знакомая, — мне так больно говорить эти слова, и я ощущаю себя ужасной женщиной, которая не смогла сберечь домашний очаг. Женщиной, которая не оправдала надежд, которая попросту не сдала экзамен на женственность, подвела весь женский род.

— А кто она?

— Этого я не знаю, да это и не важно, — собираюсь с духом. Наше семейное собрание причиняет столько боли, я хожу по краю, чтобы не начать обвинять Роберта в предательстве и измене, но стараюсь вести беседу ровно. Потому что мне нельзя очернить роль отца в детских глазах.

— А где они будут жить?

— Я думаю, что они будут жить у этой женщины. Или купят квартиру. Или будут жить в гостинице.

Обвожу взглядом своих птенчиков.

Тема развода современным детям отчасти понятна. В классе и группе всегда есть семьи, кто прошел через это. Где-то детей воспитывает мама, где-то - отец.

— А мы где будем жить? — в глазах Платона – слезы. Он волнуется за то, что его мир меняется, дрожит, прежде чем рухнуть. И я должна сделать все, чтобы дать ему уверенность в себе, в завтрашнем дне.

— Милый, для нас ничего не изменится, — говорю, а сама не очень уверенна в своих словах, если честно. После того, как Роберт себя повел, я думаю, что от него ожидать можно всего, чего угодно. — Мы – семья, и мы со всем справимся вместе.

Пацаны идут обниматься ко мне, они, как утятки, ищут защиты и силы у мамы- утки. И я глажу их по головам, а сама прикусываю внутреннюю сторону щеки, чтобы не расплакаться от волнения и эмоций.

— Даже если мы будем жить на луне, мы всегда найдем, чем там заняться, ведь правда? — пытаюсь пошутить, чтобы разрядить атмосферу.

— Это ты во всем виновата, — говорит Света, смотря прямо перед собой невидящим взглядом. — Если бы не ты, он бы не ушел.

— Света!

— И не нашел другую бабу!

— Не смей так говорить! — повышаю голос.

— А разве это не правда? Сейчас женщина должна быть красивой, чтобы мужика удержать!

— Что ты такое говоришь! — негодую. — Женщина должна быть собой!

— Ага, как же, — она вскидывает бровь.

Эти ее стрелы – слова ужасно ранят. Но я смотрю на дочь сурово.

— Ты не должна так говорить про своих родителей. Где твое уважение?!

— Уважение?! ХА! — она взрывается. Вскакивает. Обводит меня указательным пальцем, морщится брезгливо. — Кого тут уважать? Старую лошадь?

— Света!! — я тоже вскакиваю на ноги.

Мы стоим друг напротив дружки, обе кипим от гнева, злости, и это невыносимо.

Мальчики присмирели и смотрят на нас снизу вверх, молча держа меня за ладони.

Эту картину прерывает голос Роберта.

— Хорошо, что вы все тут.

В шоке оборачиваюсь и вижу, что в коридоре стоит муж.

Во время ссоры с дочерью я даже не услышала, как открылась входная дверь, как в квартиру зашел Роберт.

От удивления не говорю ни слова, не делаю ни жеста. Только стискиваю ладошки мальчишек сильнее. И вижу, как в глазах Светы проносится сначала победный блеск – она рада, что отец вернулся – а потом – удивленный.

И я удивлена не меньше.

Потому что из-за плеча Роберта выглядывает Аннет.

Чертова любовница мужа.

Я сжимаю зубы так сильно, что тянет скулы.

Как она посмела явиться в мой дом снова?

Как посмела прийти сюда с моим мужем?

Вдвоем?

Да еще на глазах моих детей?

Меня начинает потрясывать от эмоций и волнения.

Я будто нахожусь в море, и мое утлое суденышко трясут волны, разбиваясь о борт, стараясь утянуть на дно.

Аннет улыбается, робко и нежно, но мне кажется, что это – маска. Я считаю ее не такой, и все ее ужимки мне заранее кажутся напускными, игрой.

— Папа! — хором говорят мальчики, но не делают ни шага к нему. Не бросаются на плечи, не кричат и не радуются. Они не виделись несколько дней, но сейчас сбиты с толку, обескуражены. И не знают, как себя вести. Да и наличие незнакомки выбивает из колеи.