Развод в 45: Измена под бой курантов

Пролог

Торговый центр «Аура» гудел, как растревоженный улей. Двадцать восьмое декабря — время, когда даже самые экономные теряют голову, а кредитки раскаляются докрасна. Вокруг меня текла разноцветная река людей: пакеты, коробки, шуршащая бумага, детский плач, смех. Из динамиков Синатра в сотый раз уверял, что погода за окном пугающая, а огонь в камине — такой восхитительный.

Я стояла у кассы парфюмерного бутика, сжимая в руках бархатную темно-вишневую коробочку. Тридцать две тысячи рублей. Половина моей месячной зарплаты логопеда в частном центре.

— Отличный выбор, — девушка-консультант с идеально «заламинированными» бровями и кожей, словно пропущенной через фильтры инстаграма, улыбнулась мне дежурной улыбкой. — Tom Ford Tobacco Vanille. Ваш мужчина оценит. Это запах власти.

— Надеюсь, — я улыбнулась в ответ, чувствуя, как от долгого хождения на каблуках ноет поясница. — Он давно его хотел. У нас скоро годовщина. Двадцать пять лет.

Брови девушки удивленно взлетели вверх, едва не коснувшись линии роста волос.

— Ого! Серебряная свадьба? Поздравляю. Вы такая… героиня. Столько лет с одним человеком. Повезло ему с вами.

«Повезло».

Я расплатилась картой, стараясь не думать о том, что эти деньги мы откладывали на ремонт бани на даче. Ничего. Демид заслужил. Этот год был для него тяжелым: проверки в бизнесе, проблемы с поставщиками, вечные нервы. Он приходил домой чернее тучи, молчал, срывался по пустякам. Мы почти перестали разговаривать, а спали в одной кровати скорее как соседи в плацкарте — отвернувшись к стенке.

Я оправдывала его: возраст, кризис, усталость. Я старалась быть тем самым «надежным тылом». Не пилила, готовила его любимую утку с яблоками, гладила рубашки так, чтобы ни одной складки. Я была удобной. Я была Полечкой.

— Спасибо за покупку! С наступающим!

Я вышла в шумный коридор, перехватив поудобнее пакеты. Руки оттягивали подарки: духи для мужа, новый шарф для дочери Ани, которая прилетает завтра из Праги, и набор каких-то дорогущих кремов для свекрови.

На ходу я мельком глянула в витрину. Оттуда на меня смотрела приятная женщина. Сорок пять лет. Не старая, нет. Ухоженная. Светлое каре, пальто песочного цвета, которое мне очень идет, мягкий шарф. Но глаза… Глаза были уставшими. В них не было того огня, который я видела у молоденьких девиц, стайками бегающих мимо.

Телефон в кармане завибрировал, прорываясь сквозь шум толпы. На экране высветилось: «Ленка».

Людмила была моей лучшей подругой со студенчества. Громкая, трижды разведенная, циничная, но преданная, как цепной пес.

— Але, Ленусь! — крикнула я в трубку, уворачиваясь от парня с огромной елкой на плече. — Я уже выхожу. Утку купила, маринад сделаю по твоему рецепту, с медом…

— Заткнись, Поль.

Ее голос прозвучал так, будто она говорила из бочки. Глухо, жестко и совершенно не по-новогоднему. Я замерла посреди атриума, прямо под гигантским золотым шаром.

— Что случилось? — сердце пропустило удар. — С мамой что-то? С Аней?

— Сядь, — приказала Ленка. — Ты где? В машине?

— Иду на парковку. Лена, не пугай меня!

— Я не пугаю. Я, блин, пытаюсь спасти твои розовые очки от того, чтобы они разбились стеклами внутрь. Сядь в машину. Закройся. И посмотри видео, которое я тебе сейчас скину.

— Какое видео?

— Я сейчас в «Гринвиче», в ювелирном. Зашла себе серьги присмотреть. И увидела… — она запнулась, шумно выдохнула. — Короче, Поль. Твой Демид здесь. И он не выбирает тебе подарок на серебряную свадьбу.

— Он сказал, что у него совещание… — пробормотала я, чувствуя, как холодеют пальцы.

— Совещание, ага. С очень молодым «партнером» в обтягивающих лосинах. Смотри ватсап. И, Поль… Дыши. Просто дыши.

Гудки.

Я не помню, как дошла до лифта. Как спустилась на минус второй этаж. Парковка встретила меня запахом выхлопных газов, сырости и гулким эхом.

Моя «Тойота» мигнула фарами, приветствуя хозяйку. Я швырнула пакеты на заднее сиденье. Туда же полетела утка. Туда же — пакет с мандаринами, запах которых, смешавшись с бензином, вдруг показался тошнотворно-сладким.

Я села за руль и заблокировала двери. В салоне было тихо, только мое дыхание — тяжелое, прерывистое — нарушало тишину.

Телефон звякнул. Сообщение от Ленки. Видеофайл.

Дрожащим пальцем я нажала на «плей».

Картинка дергалась. Ленка снимала исподтишка, видимо, прячась за стойкой с рекламными буклетами.

Сначала я увидела спину Демида. Его широкие плечи в той самой темно-синей парке, которую я заставила его купить месяц назад. Он стоял у прилавка с золотом. Рядом с ним…

Я прищурилась. Девица была молодой. Лет двадцать три, не больше. Яркая куртка расстегнута, под ней — кроп-топ, открывающий плоский живот, и бежевые лосины, обтягивающие ноги так, что казалось, она голая. Длинные нарощенные волосы, губы, накачанные до состояния «утка», хищный профиль.

Демид что-то сказал продавцу, достал карту. Оплатил.

А потом он взял с бархатной подставки тонкий золотой браслет. Я видела, как блеснули камни под лампами витрины. Не фианиты. Бриллианты.

Он застегнул браслет на запястье девицы. Она взвизгнула — звука на видео почти не было слышно из-за фоновой музыки ТЦ, но я видела, как она подпрыгнула и повисла у него на шее.

Демид обнял ее. Не по-отечески. Он прижал ее к себе крепко, жадно, зарываясь лицом в ее волосы. Он смеялся. Я видела его профиль — разгладились морщины, исчезла та самая «усталость», которой я оправдывала его холодность в постели. Он выглядел мужчиной, который только что сорвал джекпот.

Они развернулись, чтобы уйти. И тут произошло то, что разорвало меня на части сильнее, чем сам факт измены.

Напоследок, прямо перед камерой, Демид опустил свою широкую ладонь ниже ее талии. И смачно, по-хозяйски шлепнул ее по заднице, обтянутой этими вульгарными лосинами.

Это был не жест любви. Это был жест собственника. Так хлопают по крупу породистую кобылу, которую только что купили на аукционе.

Глава 1

Квартира пахла праздником, но для меня это был запах похорон.

Запеченная утка с антоновскими яблоками и корицей. Мое фирменное блюдо. Демид обожал его с тех самых пор, как мы жили в «однушке» с протекающим краном и мечтали, что когда-нибудь будем богатыми. Теперь мы богатые. Кран немецкий, плита итальянская, утка фермерская. А счастья в этом доме осталось ровно столько, сколько совести у моего мужа. То есть — ноль.

Я достала тяжелый противень из духовки. Золотистая корочка шкворчала, истекая прозрачным жиром. Аромат был густым, плотным, он заполнял каждый уголок нашей просторной кухни-гостиной, перебивая тонкий запах еловой хвои.

Обычно в такие моменты я чувствовала уют. Гордость хозяйки. Предвкушение семейного вечера. Сегодня меня мутило.

Я поставила противень на деревянную подставку и подошла к панорамному окну. С семнадцатого этажа город казался россыпью драгоценных камней на черном бархате. Пробки мигали красными артериями, в окнах соседних домов переливались гирлянды. Где-то там, в этом хаосе огней, ехал домой мой муж. Человек, с которым я делила постель, ипотеки, болезни и радости четверть века.

Человек, который час назад шлепал по заднице полуголую девицу в торговом центре.

Я увидела свое отражение в темном стекле. Красное шелковое платье в пол. Оно струилось по телу, скрывая недостатки (которых, честно говоря, было не так уж много для сорока пяти лет) и подчеркивая достоинства. Глубокое декольте — не вульгарное, а намекающее. И губы.

Я никогда не красила губы дома. Гигиеническая помада, легкий блеск — да. Но эта помада цвета свернувшейся крови была вызовом. Боевой раскраской индейца перед выходом на тропу войны.

— Ты справишься, Полина, — сказала я своему отражению. Голос прозвучал хрипло, чужой. — Ты просто сыграешь эту роль. Последний акт.

Я вернулась к столу. Сервировка была безупречной. Льняные салфетки, продетые в серебряные кольца. Хрустальные бокалы Bohemia, которые мы купили на десятую годовщину. Свечи в высоких подсвечниках. Все было готово к спектаклю под названием «Счастливая семья».

Под пушистой елью, мигающей теплыми огоньками, лежал пакет. В нем — вишневая коробочка с духами Tom Ford. Тридцать две тысячи рублей. Я смотрела на нее как на бомбу с часовым механизмом. Мне хотелось швырнуть ее в мусоропровод. Но нет. Этот подарок должен был стать финальным штрихом. Моим способом показать ему разницу между нами. Он — предает. Я — дарю.

Щелкнул замок входной двери.

Звук был таким привычным, домашним, что сердце по инерции дернулось в радостном ритме, а потом рухнуло куда-то в пятки, свинцовое и холодное.

— Поль, я дома! — его голос звучал бодро. Слишком бодро для человека, который якобы вымотался на тяжелых переговорах.

Я заставила себя сделать вдох. Раз, два, три. Натянула на лицо маску. Не улыбку — на улыбку меня бы не хватило, — а выражение спокойного, чуть утомленного ожидания.

Демид вошел в гостиную, на ходу расстегивая пальто. Он выглядел… великолепно. И это бесило больше всего. В свои сорок восемь он не расплылся, как многие его ровесники. Крепкий, с благородной сединой на висках, в дорогом костюме, который я сама ему выбирала. Он излучал энергию. Энергию сытого самца.

От него пахнуло морозом, улицей и… чем-то еще. Еле уловимым, сладким, приторным. Может быть, мне показалось. А может, это был запах чужих духов, который не выветрился даже на ветру.

— Ну и пробки, с ума сойти можно! — он потер ладони, изображая замерзшего путника. — Весь город ломанулся за подарками.

Он подошел ко мне, чтобы дежурно чмокнуть в щеку. Я не отстранилась, но напряглась так, что мышцы шеи свело судорогой. Его губы коснулись моей кожи — холодные, влажные. Меня передернуло.

— Ты чего? Замерзла? — он не заметил моего состояния. Он вообще в последнее время мало что замечал, кроме себя.

— Устала, — коротко ответила я, отходя к столу. — Мой руки, утка готова.

— О-о-о! — он вдохнул воздух, картинно закатывая глаза. — Запах просто божественный. Полька, ты у меня волшебница. Я голоден как волк. Эти партнеры всю душу вымотали.

— Партнеры? — переспросила я, наливая ему вина. Рука не дрогнула. — Сложные переговоры?

— Не то слово, — он прошел к раковине, включил воду. — Упертые. Пришлось попотеть, чтобы убедить их подписать контракт на наших условиях. Но ты же меня знаешь. Я своего не упущу.

Я смотрела на его широкую спину. «Пришлось попотеть». «Своего не упущу». Каждая фраза теперь звучала как издевка. Я знала, с кем он «потел». И знала, какие «контракты» он подписывал в ювелирном отделе.

— Знаю, Демид, — тихо сказала я. — Ты у нас победитель.

Он сел за стол, развернул салфетку. Я положила ему на тарелку лучший кусок — утиную ножку с хрустящей кожей. Сама я есть не могла. Желудок сжался в тугой узел. Я просто крутила ножку бокала, наблюдая, как рубиновая жидкость оставляет следы на стекле.

Демид ел жадно, быстро. Он всегда ел так, когда был возбужден. Или когда врал.

— Ммм, потрясающе, — пробормотал он с набитым ртом. — Ты, кстати, чего так вырядилась?

Он наконец-то поднял на меня глаза. Его взгляд скользнул по моему декольте, задержался на губах. В глазах мелькнуло недовольство.

— «Вырядилась»? — переспросила я, приподняв бровь.

— Ну… — он покрутил вилкой в воздухе. — Платье красивое, спору нет. Но помада… Поль, мы же дома. Ты с этим цветом как… ну, не знаю. Агрессивно как-то. Тебе не идет. Ты же у меня нежная, домашняя.

«Домашняя». Синоним слова «удобная». Тапочки тоже домашние. И халат. А для «агрессии» и страсти у него теперь есть Кристина в лосинах.

— Захотелось перемен, Демид, — я сделала глоток вина, чувствуя, как алкоголь обжигает горло. — Скоро Новый год. Серебряная свадьба. Двадцать пять лет — это не шутки. Иногда хочется напомнить себе, что я женщина, а не кухонный комбайн.

Он поперхнулся, но быстро восстановил равновесие.

— Ты чего завелась? ПМС? — он усмехнулся, считая шутку удачной. — Я же комплимент хотел сделать. Ты у меня красавица. Просто я люблю, когда ты естественная. Без всей этой штукатурки.

Глава 2

Тишина в квартире стала плотной, вязкой, как тот самый утиный жир, который теперь застывал на праздничном блюде. Еще пять минут назад здесь пахло Новым годом, а теперь пахло катастрофой.

Демид стоял, прижатый к столу моим взглядом. Его рука все еще судорожно прикрывала нагрудный карман, словно там лежала не ювелирная побрякушка, а детонатор ядерной бомбы.

— Флешка, — повторил он, но голос дал петуха. — Полина, не начинай. Ты что, перебрала? Глаза шальные, несешь какую-то чушь про браслеты…

Он попытался улыбнуться — жалко, криво, одними уголками губ. Так улыбаются люди, которых поймали за руку в чужом кармане, но они надеются, что вежливость спасет их от тюрьмы.

— Я устал, — он резко оттолкнулся от стола, пытаясь сбежать. — Пойду переоденусь. Этот разговор ни о чем.

Он шагнул в сторону спальни. Я перегородила ему путь. Молча. Просто сделала шаг в сторону, закрывая собой проход в коридор. В моем шелковом платье, на каблуках, я чувствовала себя не женой, встречающей мужа с работы, а пограничником, перед которым стоит контрабандист.

— Дай пройти, — рыкнул он, и в его голосе прорезались первые нотки агрессии.

Я медленно, не отводя от него глаз, достала из кармана (или со стола, где лежал клатч) телефон.

— Ты прав, Демид. Разговоры ни к чему. Иногда лучше один раз увидеть.

Я разблокировала экран. Палец привычно скользнул по иконке галереи. Видео, которое я пересмотрела уже раз двадцать, стояло на паузе.

— Смотри, — сказала я тихо и нажала «плей».

Тишину нашей идеальной кухни, обставленной по последнему слову техники, разрезал звук из динамика. Гул торгового центра. «Jingle Bells» на фоне. И его смех.

Демид замер. Он узнал этот смех.

Я подняла телефон так, чтобы экран был прямо перед его лицом.

Вот он надевает браслет на тонкое запястье. Вот девица виснет на нем. Вот — тот самый момент, от которого меня до сих пор подташнивало. Смачный, хозяйский шлепок по обтянутой лосинами заднице.

Звук шлепка в тишине квартиры прозвучал как пощечина.

Демид смотрел на экран, и я видела, как меняется его лицо. Сначала — тупое непонимание. Потом — узнавание. А затем…

Я ждала стыда. Ждала, что он опустит глаза, покраснеет, начнет бормотать оправдания. Но я ошиблась.

В его глазах вспыхнула злость. Не испуг, не раскаяние, а холодная, колючая ярость человека, которого лишили права на тайну. Его уличили, ткнули носом, как нашкодившего щенка, и это ударило по его раздутому эго сильнее, чем сам факт разоблачения.

Резким движением он ударил меня по руке.

Телефон вылетел из моих пальцев, проскользил по паркету и врезался в ножку дивана. Видео оборвалось. Смех затих.

— Ты что, совсем охренела? — прорычал он, наступая на меня. — Ты следила за мной? Ты наняла кого-то? Докатилась, Полина! Шпионишь за собственным мужем, как параноичка!

— Мне не нужно шпионить, — мой голос был тихим, но в этой тишине звенела сталь. — Твою похоть видел весь торговый центр. Ты даже не прятался. Ты настолько уверен в своей безнаказанности, что решил устроить прелюдию у всех на виду.

— Это не твое дело! — рявкнул он. Его лицо пошло красными пятнами. — Я пашу как проклятый, чтобы у тебя была эта квартира, эта машина, эти шмотки! Я имею право на личное пространство!

— Личное пространство — это рыбалка с мужиками, Демид. Или баня по четвергам, — я кивнула на его оттопыренный карман. — А то, что у тебя там лежит — это не пространство. Это предательство. Доставай.

— Что? — он опешил от моего тона.

— Доставай браслет, говорю. Я хочу видеть, во сколько ты оценил нашу семью.

Он сжал челюсти так, что на скулах заходили желваки. Секунду он колебался, сверля меня ненавидящим взглядом. А потом резко, психованно сунул руку в карман.

— Хочешь браслет? — выплюнул он. — Да пожалуйста! На, подавись!

Он выдернул бархатный футляр и с силой швырнул его на стол. Он не целился, просто кинул, чтобы отвязаться. Футляр подпрыгнул, ударился о край блюда с уткой и шлепнулся прямо в соусницу с брусничным джемом.

Темно-бордовые брызги разлетелись по белой скатерти, как капли венозной крови.

Коробочка раскрылась от удара.

Внутри, на белом шелке, лежал тонкий золотой ободок, усыпанный мелкой бриллиантовой крошкой. Изящный. Молодежный. Дорогой.

Я перевела взгляд с золота, тонущего в брусничном соусе, на огромную коробку с мультиваркой, стоящую в углу, как памятник моему унижению.

— Ей — бриллианты, — медленно проговорила я, чувствуя, как внутри все леденеет. — А жене — кастрюлю с вай-фаем? Чтобы я быстрее готовила жрать, пока ты развлекаешься?

Демид фыркнул, ослабляя узел галстука. Ему стало жарко.

— Не передергивай. Это просто безделушка. Сорока, — он махнул рукой в сторону браслета. — Ей двадцать три года, Полина. Ей нужны блестяшки. А тебе нужна техника для дома. Я о пользе думал. Ты взрослая женщина, тебе эти финтифлюшки уже ни к чему.

— Ни к чему? — эхом повторила я. — А что мне «к чему», Демид? Крем от морщин и место на кладбище?

— Перестань истерить! — он подошел к столу, схватил бутылку вина и плеснул себе в бокал, расплескав половину. Выпил залпом. — Да, я купил ей подарок. Да, у меня есть женщина. И что? Мир рухнул?

— Кто она? — спросила я. — И давно ты с ней спишь?

Он поставил бокал на стол с таким стуком, что тот едва не треснул. Повернулся ко мне всем корпусом. Его плечи расправились. Он перестал оправдываться и перешел в нападение. Теперь передо мной стоял не муж, а тот самый жесткий бизнесмен, который «отжимал» конкурентов.

— Кристина. Она администратор в моем новом филиале. И да, мы спим. Полгода.

Полгода.

Шесть месяцев. Все лето. Наш отпуск в Сочи, когда он постоянно «висел на телефоне». Его задержки на работе. Его внезапные командировки по выходным.

— Зачем? — это был глупый вопрос, но он вырвался сам собой. — Чего тебе не хватало? Я же все для тебя делала. Я дышала тобой, Демид.