Развод в Новый год, или Ёлка из-под палки

Глава 1. Ульяна

Я стою перед ним в майке на одно плечо и коротких шортах, за которые бабушка отходила бы меня по самому мягкому месту. Как раз за то, что оно не очень-то прикрыто. Держу в одной руке елочный шар, в другой — кружку с глинтвейном. Волосы собраны в небрежный пучок, ноги сунуты в вязаные гольфы с помпонами.

На весь дом гремит ритмичная музыка. В камине потрескивают дрова. С кухни тянется аромат яблок и корицы. А за окном хлопьями сыплет снег. Максимально уютная атмосфера в преддверии Нового года. За исключением его…

Голубые глаза под низкими бровями начинают дырявить меня невидимыми иглами. Губы в окружении ухоженной щетины сжимаются до размера тонкой полоски. На лбу углубляется вертикальная складка. Он в ярости, и это еще мягко сказано.

Высокий, впечатляюще крепкий и ледяной.

От одного лишь его взгляда я не могу пошевелиться.

И хотя нас разделяет половина просторного холла, ощущение, словно я в миллиметре от него. Задавленная его сосущей энергетикой, медленно превращаюсь в букашку.

— Ты кто? — со скрипучей безжалостностью обращается он ко мне.

Я аж дар речи теряю. До чего же колючие эти льдинки вместо глаз.

— Это вы кто? — все же смелею под легким градусом пряного напитка.

— Хозяин дома, — сурово и безапелляционно.

А вот это неожиданно.

Я хмурюсь, глядя на него скептически. На грабителя точно не похож. Уж слишком хорошо одет, и весь холл пахнет его дорогим парфюмом. Да и сумел же он как-то открыть ворота и парадную дверь, не активировав сигнализацию. Значит, имеет ключи.

— Судя по всему, — начинаю я искать объяснение произошедшему, — вас не известили. Видите ли, я арендовала этот дом у хозяйки. До третьего января, — уточняю сразу все свои права.

— А хозяйку не Олей зовут?

— Ольга Сергеевна.

Он вдруг усмехается. Дерзко и язвительно.

Ногой откатывает от себя чемодан на колесиках, достает из кармана заснеженного полупальто мобильник и выискивает чей-то номер.

Мы оба молча ждем, когда отзвучат нудные гудки, но на звонок никто так и не отвечает. Повторять дозвон он не намерен, поэтому опять переключается на меня.

— Договор аренды, — требует, не постеснявшись сделать призывающий жест пальцами, будто я просто обязана немедленно вложить в его руку документ.

И вот как теперь доказать, что я в самом деле арендовала этот крутой особняк на целых пять дней? Договора-то у меня нет! Неужели развод?

— Минутку. Я позвоню Ольге Сергеевне.

Возвращаюсь в гостиную, по пути оставив игрушку у наполовину наряженной елки, а кружку — на кофейном столике.

«Хозяин» следует за мной. Окидывает развешанные по дому гирлянды и венки раздраженным взглядом и, расстегнув полупальто, усаживается на диван. Ни разуваться, ни раздеваться он не собирается. Стискивает зубы и устало откидывается назад.

Чувствую себя не в своей тарелке. Похоже, хозяева аренду дома не согласовали, а мне теперь что делать? У меня же планы!

Набираю контакт «Ольга Особняк НГ» и слушаю монотонные гудки, после которых автоответчик предлагает мне оставить сообщение.

— Ерунда какая-то… — Настроение медленно сходит на нет.

Беру пульт и выключаю музыку, которая меня уже не спасет. От возникшей тишины аж закладывает уши.

Поднимаю глаза и вижу, что «хозяин» опять на меня пялится. Но теперь с нетерпением, когда же я освобожу помещение, забрав с собой все свое барахло.

— Слушайте, я в самом деле арендовала этот дом. Договор мы не заключали, потому что Ольга Сергеевна сдала его вдвое дешевле, чем сдаются аналогичные варианты…

— Сколько ты отвалила? — спрашивает почти сдержанно.

— Семьдесят пять тысяч.

Дергает уголком губ. Я и сама знаю, что за такой особняк в Новый год это сущие копейки.

— Говори свой номер, я переведу.

Вот так просто, как будто семь рублей.

— Почему вы мне тыкаете?! — наконец беру себя в руки и вспоминаю, что такое гордость и самоуважение. — Где доказательства, что вы хозяин дома? Может, вы бывший муж Ольги Сергеевны, и у вас сейчас бракоразводный процесс, при котором вы не имеете права тут находиться.

Теперь в его лице появляется интерес. Мажет по мне оттаявшими глазищами, и меня одолевает ощущение, словно по обнаженной коже ног он пробирается прямо под шорты, а потом — под майку.

Ежусь и скрещиваю руки на груди, тем самым закрывая от него свое энергетическое пространство. Хватит из меня душу высасывать, чертов вампир!

Он подается чуть вперед, вытаскивает из внутреннего кармана паспорт, из которого под ноги выпадают авиабилеты, и протягивает мне.

Не очень-то хочется совать нос в чужие личные данные, но он же сам предлагает.

Осторожно сделав шаг ближе, беру паспорт и открываю.

Градов Максим Сергеевич. Тридцать шесть лет. Штампов о браке и детях нет, а вот прописка здешняя.

Глава 2. Ульяна

Зараза.

Обиднее всего, что этой Ольге Сергеевне я теперь ничего не могу предъявить. Деньги мне вернули, а испорченное настроение и полетевшие к чертям планы никого не волнуют.

— И ты просто уйдешь? — возмущается Аглая, мелькая огуречной маской на экране смартфона.

— А что мне делать? Меня хоть и развели, но вряд ли этот Градов пойдет против сестры и отдаст ее под суд.

— Надо потребовать компенсацию!

— С кого? — вздыхаю, сгребая блестящие шары со столика в коробку. — Мне сейчас надо решить, как эту трехметровую громадину отсюда выволочь и куда вообще ее девать. Ее сюда четверо мужиков затаскивали.

— Продай ее хозяину. Все равно же ему придется где-то брать елку.

— Кажется, ему максимально плевать на Новый год. Наверное, ему тоже кто-то основательно подпортил настроение.

— Естественно! Он приезжает домой, а его встречает растрепанная и слегка пьяная квартирантка, — насмехается Аглая. — Хорошо, что не замоташка. Вот была бы история!

Мимо нее на костылях ковыляет Вадик и машет мне рукой, воруя кружочек огурца с ее лба и отправляя в рот.

Я морщусь. Иногда его одержимость Аглаей вызывает у меня восторг, а иногда — недоумение. Но все же ей с ним повезло, и он бы обязательно мне сейчас помог, если бы накануне не сломал ногу. Собственно, именно по этой причине наши изначальные планы съездить вместе на горнолыжную базу отменились, и мне пришлось экстренно искать другие варианты порадовать мужа.

— Уль, не майся дурью, — советует подруга, накладывая на лоб новый пластик. — Звони Ваньку, признавайся, как ты лоханулась, и пусть он помогает. В конце концов, мужик он или тряпка?

— Ты же знаешь, в последнее время мы и так ссоримся по каждому пустяку. Если он узнает, как меня развели, считай, Новый год окончательно испорчен. Попробую забронировать столик в ресторане и снять номер в крутом отеле. Хоть и маловероятно, что это осуществимо вечером тридцатого.

Нас прерывает зазвеневшая на весь дом сигнализация. От оглушающего писка закрываю уши ладонями.

Забеспокоившись, Аглая что-то спрашивает, но я ее уже не слышу. Пытаюсь понять, что происходит.

Если сейчас сюда настоящие воры вломятся, тогда я точно свой брак не спасу. Ваня ни за что не поверит, что я из-за собственной глупости оказалась в элитном особняке с незнакомцем в разгар ограбления. Сохраняю квитанции по коммуналке, но арендую дом без договора. Даже моя мама не поверит…

Градов сбегает по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. На нем только пена и полотенце вокруг бедер, которое он придерживает одной рукой в области паха.

— Что ты тут устроила?! — орет, пролетая мимо меня и оставляя на паркете мокрые следы.

Распахнув дверь кухни, исчезает в дымовой завесе.

Я закусываю губу. Моя вина. Как я про пирог-то забыла?!

Хозяин громко ругается и гремит, а я боюсь нос сунуть в кухню. Забравшись на диван и обняв колени, с замиранием сердца жду, когда отключится пожарная сигнализация.

— Твою мать! Глаза жжет! — продолжает рычать Градов под шум воды из крана.

В гостиную возвращается целиком и полностью взбешенным. Дышит часто, рвано. Жалит меня глазами, метающими молнии.

Жду, когда во всю глотку заорет, чтобы я убиралась вон. Язык от страха прилипает к небу. Меньше всего хочется услышать, что из-за моей стряпни теперь нужно делать ремонт на кухне, где одна столешница стоит как моя почка.

— Ты собралась? — цедит сквозь зубы.

А я, вместо того чтобы ответить, скольжу взглядом по его косым мышцам живота и сглатываю при виде выпирающего бугра. Это он в спокойном состоянии такой?

Блин, о чем я думаю?! Замужняя женщина!

Если бы в моем браке все было гладко, вряд ли меня привлекло бы в меру подкачанное мужское тело со слегка загорелой кожей и стекающими по ней каплями воды. Но так как секс с мужем с некоторых пор из нормы превратился в бонус, моя фантазия мгновенно разыгралась.

Кое-как оторвав глаза от Градова, тихо отвечаю:

— Еще не решила, как быть с елкой.

— Оставь адрес, завтра отправлю грузоперевозкой, — не предлагает, а ставит перед фактом. — У тебя пять минут.

И опять уходит. Домываться.

Едва поднимается на второй этаж, как я прикладываю похолодевшие пальцы к пылающим щекам и возвращаюсь к телефону. Оказывается, Аглая все это время была на связи и помалкивала.

— Улька, — шепчет она, выйдя на лоджию, чтобы Вадик не услышал, — ты видала, какое у него… ну, это… хозяйство? Охренеть. У меня аж трусики намокли. Вот еще бы полотенце снял, чтобы я могла тщательнее рассмотреть…

— Глаш, я ему только что дом чуть не сожгла. Никакое хозяйство я не разглядывала, — ворчу, делая максимально невозмутимый вид.

— Может, ну его, Ванька твоего? Ты погляди, какой мужик!

— Все, прекращай! Слышала же, он сказал мне выметаться. Не будем будить зверя. Позже перезвоню.

Не даю подруге продолжить обсуждение мужских прелестей, скинув звонок, и открываю приложение такси.

Глава 3. Ульяна

Упомянутый Леха, который профессионал затаскивать в постель замужних кукол, является спасать меня только через час. Так что мне хватает времени возненавидеть этот особняк и его неразговорчивого хозяина, усердно делающего вид, что я ему абсолютно безразлична.

Пока я торчу в холле, каждые двадцать секунд проверяя уровень заряда батареи, он лежит на диване в гостиной и скроллит содержимое своего телефона. Пару раз ему кто-то звонит, но он игнорирует. Не скидывает, но и не отвечает. Ждет, когда абоненту надоест слушать гудки, и продолжает убивать время в интернете.

Гостеприимность в нем так и не просыпается.

Зато Леха оказывается тем еще болтуном. С порога разряжает атмосферу.

Присвистнув, скользит по мне довольным взглядом и лыбится:

— Потапова?

— Свиридов? — у меня глаза лезут на лоб.

Кто бы мог подумать, что вот так совершенно случайно я встречусь с тем, кто превратил одиннадцать лет жизни моих родителей в ад?! Одноклассник моего непутевого старшего братца, с которым они дружно вредили школе, соревнуясь в изощренности фантазий. А после выпускного так же дружно покоряли и разбивали женские сердца в универе.

Градов не преувеличивал, этот в самом деле профессионал. И что только женщины в нем находят? Или он только мне неприятен, потому что мама до сих пор вспоминает его распоследними словами и с содроганием? С самого детства я день за днем слышу, какой он подлец и раздолбай, и что из-за него жизнь моего брата пошла кувырком — три брака, алименты, просроченные кредиты и зависимости. Родители всегда ищут крайних в бедах своих чад на стороне.

— Вы знакомы? — наконец-то у хозяина злосчастного особняка прорезается голос.

— Учились вместе, — отвечает Свиридов, но я тут же уточняю:

— С моим братом. И я уже давно не Потапова.

Он опускает взгляд на мое обручальное кольцо и задумчиво почесывает затылок. Шесть лет разницы в возрасте сделали меня беззащитной жертвой брата и его дружка. Как только они надо мной ни потешались. К тому же я до самого универа была плоской, и Свиридов, естественно, не упускал возможности называть меня доской и пугать, что на меня ни у кого страпон не встанет.

Доска выросла, как и все ее рельефы. Да еще и замуж выскочила. Так что теперь у него язык не повернется обзываться.

— Мне плевать, — возвращает нас к делу Градов, надевая утепленную спортивную куртку. — Ты на лыжах?

Свиридов кивает, а у меня опускается челюсть? В смысле, на лыжах? Они издеваются?

— Так она — твоя горничная?

— Нет…

— Да! — заявляю я, заставив Градова нахмуриться.

Если Свиридов узнает правду, как меня развела мошенница, а потом при случае сболтнет братцу, тот обязательно поделится и с родителями, и с Ваней. У того по жизни цель — насолить мне. Ведь я в его понимании всегда была любимым ребенком в семье, а он — изгоем. Придурок!

— Потап… — растягивает Свиридов и быстро поправляется: — Ульяха, ты же была круглой отличницей. Красный диплом не дал гарантии лучшего будущего?

— Я подрабатываю, — продолжаю врать. — Максим Сергеевич некапризен и хорошо платит.

— Он? — смеется Свиридов. — Некапризен? Тогда почему не оставил тебя ночевать? Утром дороги пробьют, и уедешь.

— У меня муж, Леш, — напоминаю.

— Тогда почему он не заберет?

Вот же прилипало! Так и задушила бы голыми руками.

— Он сегодня работает допоздна, чтобы завтра со спокойной совестью уйти на длинные выходные. А я хочу приготовить ужин к его приходу.

— Хозяйственная. Всегда была с чудинкой, — зачем-то поясняет Градову. — Знаешь, Макс, однажды…

— Мне плевать, — повторяет он внятнее. — Я же сказал.

Градов будто нарочно выстраивает между нами непробиваемую стену, запрещая себе посочувствовать мне. А то вдруг надавлю на жалость и выклянчу аренду хотя бы на одну ночь.

— Так, это твое? — Свиридов потирает ладони, кивая на мои сумки. — Хорошо, что я прихватил волокуши.

Я представляю себя с голыми ногами на лыжах и с волокушами за спиной и понимаю, что такого сумасшедшего Нового года у меня еще никогда не было. Будет просто бомба, если какой-нибудь мимо проползающий подросток все это снимет на телефон и с наложением заводной музыки выложит в интернет.

Но судьба проявляет ко мне сострадание: у ворот нас ждет снегоход. Приличный, мощный, трехместный.

Свиридов всегда был безбашенным. Неудивительно, что в его гараже припасена техника на все случаи жизни. В отличие от моего братца, он время не разбазаривает. Может, и ума прибавилось…

— Поедем бутербродиком, — подмигивает мне.

Нет, не прибавилось…

— Давай в темпе, Лех, — не терпится Градову меня выпроводить.

Бросает мои сумки в сани, накрывает брезентом и ждет, когда я вскарабкаюсь на сиденье. Даже помощь не предложит, сухарь.

Блин, надо было надеть колготки. Мороза нет, но колени все равно щиплет. И ляжками трусь о холодную кожу сиденья.

Глава 4. Ульяна

Мне с трудом верится в происходящее.

Моргаю. Отворачиваюсь. Кусаю щеку. Снова смотрю на мужа.

Картина не меняется: в его объятиях по-прежнему стоит незнакомая мне блондинка в модной розовой курточке. Ухоженная. В высоких сапогах и короткой блестящей юбке. Заливисто хихикает над его шутками, гладит плечи своими наманикюренными пальчиками, отвечает на поцелуи, что-то ему нашептывает. А такси, перегородив проезжую часть, терпеливо ждет, когда эти двое намилуются.

— Ульях, ты че зависла? — оборачивается Свиридов.

— Мужа поймала с поличным, — догадывается Градов, проследив, куда направлено все мое внимание.

За один короткий миг я прокручиваю в памяти весь свой брак. Особенно тот момент, когда отношения с Ваней дали трещину. Я думала, дело во мне, а он всего-навсего завел себе любовницу, вместо того чтобы честно со мной развестись, раз больше не устраиваю.

Разочарование и боль сбиваются в плотный сгусток, превращаясь в гнев и желание уничтожить предателя. Раздавить как таракана.

Глаза наполняются слезами, и я на рефлексе шарю рукой по сиденью, ища что-нибудь потяжелее. Под ногами нахожу бейсбольную биту. Свиридов не был бы собой, если бы не имел в машине подобной штуки.

Хватаю ее, выскакиваю на улицу и уверенно шагаю к мужу. Если рыдать, то с кулаками.

Его кукла уже отъезжает. Но ничего, и до нее очередь дойдет. Пусть не думает, что половая активность в чужой постели с чужим мужем легко сходит с рук. Я с ней так познакомлюсь, что ни один пластический хирург последствия не исправит.

— Потапова, ты рехнулась?! — кричит мне в спину Свиридов.

А я замахиваюсь и со всей дури бью мужа-изменника по плечу.

— Ай! — взвизгивает он, подпрыгнув на месте.

Резко оборачивается и, не успев переварить, что пора стирать довольную улыбку с морды лица, получает от меня ногой по яйцам.

Заскулив, складывается пополам и опускается на колени.

— Получай, кобелина поганая! — рычу, опять замахиваясь.

Ушатать мужа не позволяют Свиридов, закрывший его собой, и Градов, перехвативший мою руку.

Ваня воет, держась за пах. Свиридов велит, чтобы я угомонилась. А Градов молча отталкивает меня в сторону.

Проклятая мужская солидарность!

Но пусть не рассчитывают, что обиженная женщина легко сдается и прощает.

Не позволяют разделаться с этим козлом, значит, разбомблю его машину.

Подбегаю к «японцу» в кредит и ударяю битой по лобовому.

— Эй, ты че творишь?! — надрывается Ваня. — Мне за нее еще четыре года платить!

— И не говори! Не жена, а монстр! — рычу зло и бью по капоту.

Срабатывает сигнализация. Отовсюду стекаются соседи. Ваня распускает сопли. А я как обезумевшая продолжаю долбить машину. Это ведь на ней он катал свою курицу, когда «задерживался на работе». В ней я однажды нашла фольгу от презерватива, но поверила Ване, что она у кого-то из коллег из кармана выпала, когда подвозил до работы. На ее чехлах я обнаружила следы помады во время стирки, а Ваня доказывал, что это моя, хотя я никогда не крашусь настолько ярко…

— Сволочь! Скотина! Мразь! Какая же ты мразь, Корольков! — яростно реву, выбивая стекла и сминая крылья машины.

Соседи уже не просто таращатся, а пытаются меня остановить. Кто-то кричит на Ваню, кто-то — на меня, некоторые виноватыми выставляют Градова и Свиридова. Но мне не до них. Занята я.

И продолжается этот доблестный бой насмерть до тех пор, пока мне не заламывают руки и не толкают на помятый капот.

— Так, хватит, дамочка! — рявкают представительно, и я чувствую холодный металл на запястьях.

Шмыгаю носом, смаргиваю слезы и вижу, что Градова и Свиридова уже заталкивают в автозак, а двое правоохранителей лезут в Лехину машину — проверяют на наличие запрещенных препаратов.

— Че принимала?! — требуют от меня, оторвав от капота.

Я стискиваю зубы от боли в руках. Наблюдаю, как Ваню тоже поднимают со снега и ведут к автозаку. Он скулит, что я идиотка. А я плюю ему в спину, что он гондон.

— Лариса Васильевна, — напоследок бросаю соседке, глазами выцепив ее в толпе, — позвоните маме!

— Позвоню, Улечка, позвоню, — обещает она, перекрестив нас в воздухе.

Хорошая бабуля. Всех любит как родных. И мама моя хорошая. Сначала хорошенько мне вставит, потом еще лучше — Ване. Она его предупреждала, чтобы меня не обижал. Не послушал. Пусть теперь получает.

Меня заталкивают в нашу общую дружную компанию и усаживают рядом со Свиридовым прямо напротив Градова. Повезло моему пока еще мужу, а то я бы всю дорогу его промеж ног каблуком сапога пинала.

— А с тобой не соскучишься, — пыхтит Леха с нервной улыбкой.

— Кто бы говорил! — скалюсь в ответ. — Забыл, как тебя с моим братцем моя мать постоянно из ментовки вытаскивала?

— Из отделения полиции, — поправляет меня молодой сопровождающий. — А вы, выходит, наши частые гости?

Глава 5. Ксения Андреевна

Все тело простреливает от адреналина. По глазам бьют яркие вспышки стробоскопа. Уши закладывает от ритмичной попсы. Мы с девчонками уже не чувствуем под собой ног, но продолжаем двигаться на танцполе. Ну как, с девчонками… Ленка из отдела кадров у нас самая юная — ей недавно сорок пять стукнуло. Марье Леонидовне, нашему юристу, уже пятьдесят восемь. Она самая, так сказать, опытная. Правда, в костюме снегурочки из магазина для взрослых выглядит… еще старше.

Диджей с нами уже не спорит: включает то, что заказываем. Мы столько денег в этом клубе за вечер потратили, сколько сопливые малолетки за всю жизнь тут не оставляют. Официантка только успевает бегать к нашему столику, а бармен держит для нас свободными четыре стула за стойкой. Когда еще ему посчастливится наливать не дешевое пойло, а лучшее? Да и чаевыми мы никого не обидим. Женщины самодостаточные, одинокие, можем себе позволить.

— Ой, Ксю, — тяжко дышит Светланка, когда садимся выпить по коктейлю, — классная все-таки была идея выпросить у шефа тринадцатую зарплату вместо унылого корпоратива.

— И премию, — подмигивает Ленуська.

— Как тебе только удалось его в оборот взять? — смеется Марья Леонидовна.

— Я же главный бухгалтер, — улыбаюсь коллегам, — и не такого в бараний рог скручу.

— Слушай, тебе так этот костюмчик идет, — подталкивает меня плечом Светланка.

— Да на ее стройной фигуре любой наряд идеально сядет, — с ностальгией по своей талии вздыхает Марья Леонидовна.

— Это все развод на нашей Ксюшечке так сказался, — продолжает Светланка. — Пусть бывший теперь локти кусает. За нас, девочки!

— И за шефа, дай бог ему терпения, — подсказывает Ленуська. — Вы слышали, что он в Эмираты умотал? Говорят, невесту повез туда, предложение делать собирается. Так что скоро на подарок скидываться будем.

— Бедная девушка, — улыбаюсь я. — Растопить эту глыбу льда — настоящий квест.

— Да нормальный он, — спорит Ленуська.

— Когда в командировках, — смеется Светланка.

— Зато красивый, — мечтательно вздыхает та, языком ловя коктейльную соломинку.

Кто бы спорил? Все девочки из отдела кадров в нового шефа с первого дня влюбились. А Ленка и вовсе размечталась, что он ей знаки внимания оказывает. Мол, незамужняя, бездетная, в активном поиске. Подумаешь, старше него на девять лет. Никто в наше время на возраст уже не смотрит. Сейчас даже модно мужа помоложе иметь, а еще лучше — любовника.

— Ксюш, а что там твой бывший, отстал? — интересуется Марья Леонидовна.

— Если бы, — кривлю гримасу недовольства. — Каждый день звонит с разных номеров. Как еще не разорился новые симки покупать…

— Развод не дает?

— Не дает. Надеется, что прощу.

— Детям-то сказала?

— Дети нами особо не интересуются. Родион, как всегда, жизнь проматывает, а Ульянка мужем занята. Кризис у них, видите ли. Три года совместной жизни, — делаю глоток коктейля и откидываюсь на спинку дивана. — А вообще, девочки, круто, когда не надо мужика обслуживать. А то завтрак ему приготовь, к вечеру уточку запеки, рубашку погладь, носки постирай, на выходных едем к маме картошку полоть, «давай сегодня ты сверху, а то я устал»…

Коллеги смеются, после чего Ленуська всех перекрикивает:

— А вы все спрашивали, чего это я всю жизнь в активном поиске! Счастливая я баба!

Светланка подхватывает ее очередным тостом, а я отвлекаюсь на телефон. На экране высвечивается входящий от Ларисы Васильевны.

— Ой, девочки, мне Ульянкина соседка звонит.

— Поздравить с наступающим, наверное, хочет, — предполагает Светланка. — Потом перезвонишь. Давай выпьем.

— А вдруг что случилось?

— Если бы что-то случилось, она бы к твоей дочери постучалась. Уж поближе, чем тебя долбать.

Может, Светланка и права, но сердце мое почему-то не на месте.

— Я все-таки отойду.

— Тогда с тебя штрафная!

— Договорились, — киваю подругам и иду в туалет.

Там потише. Музыка не орет. Правда, дожидаюсь, пока две молоденькие соски насмотрятся на мой карнавальный костюм и выйдут, завистливо шушукаясь.

Перезваниваю соседке дочери и слышу ее взволнованный, рваный голосок:

— Ох, Оксаночка! — Она меня всегда называет именно Оксаночкой. — Горе-то какое!

— Господи, что случилось, Лариса Васильевна?! — впадаю в панику, свободной рукой схватившись за раковину.

— Горе! Горе случилось, Оксаночка! Улечку твою вместе с ее муженьком и еще двумя какими-то шалопаями милиция забрала!

— Какая милиция? — застываю в шоке.

— Да с мигалками которая! Они же такую ссору во дворе учинили, стыд и срам! Вот кто-то из соседей участкового и вызвал. Ты, Оксаночка, сильно не переживай, с Улечкой все в порядке. А вот Ванек ее побитый вроде в снегу валялся. Так его вместе с половиной сугроба в буханку и затолкали. И тех двоих загребли. Они нам тут полдвора перегородили прицепом.

Глава 6. Градов

— Ну ты и чудило, Потапова, — ворчит Леха, расхаживая по камере.

Допрашивать нас особо не стали. Забрали средства связи, оформили, закрыли и пожелали счастливого Нового года. В отделении всем не до нас. Они тут уже мишурой обвешанные ходят и стаканами чокаются.

Я сажусь на лавку и откидываюсь спиной на стену. Выдыхаю. Поверить не могу, что весь этот кабздец наяву происходит. Не Эмираты, на которые я рассчитывал, а обезьянник в компании какой-то психованной парочки и самого безбашенного друга.

Чмо с подбитыми яйцами забивается в угол. Но Ульяна Вячеславовна, мать ее, старательно делает вид, что отныне он для нее пустое место. То ли руки марать не хочет, то ли гордость берет верх над желанием убить, то ли одумывается, что тут лучше не шуметь.

— Мы с Максом уже должны быть в сауне, а из-за тебя застряли в обезьяннике. Бля, там телки стынут… Массажистки, точнее, мерзнут, — делится Леха нашими несостоявшимися планами.

Ульяна Вячеславовна стоит напротив меня и, поджав губы, разглядывает свой маникюр. Красивая она. Не смазливая, а именно красивая.

Крупные локоны каштановых волос, большие зеленые глаза, чуть вздернутый носик, умеренно пухлые губы и изящный овал лица. Рост средний, талия на месте, ноги ровные. Никогда не встречал такой безупречной природной красоты.

Хотя нет, вру.

Моя главбухша в свои сорок семь тоже жару дает. Мужики шеи сворачивают. Она несколько месяцев назад муженька из дома выперла, кажется, тоже за измену, так я даже задумался, а не поухаживать ли за ней. Наверное, надо было рискнуть. Бросил бы Веронику тогда, и сейчас сердце не рвалось бы на куски.

Сука.

Какая же она сука…

— Эй, Макс, ты че молчишь? — наезжает на меня Леха. — У тебя же есть какой-нибудь знакомый адвокат. Право на звонок никто не отнимал. Связывайся с ним. Пусть достает наши сраки отсюда.

— Моя мама все уладит, — произносит Ульяна Вячеславовна.

— Только твоей мамы тут не хватало. Она если меня увидит, тут граната рванет и земля разверзнется.

— Не до тебя ей будет, — отвечает та и переводит взгляд в угол, где корчится и стонет ее покалеченная вторая половина.

У него на роже написано, что он скользкий червь. И что она в нем нашла? Особняк арендовала. Дура-баба.

В дежурке весело. На все отделение стоит ржач. С нами возиться никто не собирается. А я вдруг понимаю, что мне плевать, где встречать Новый год — дома, в сауне, здесь или в канаве. Мне везде будет погано, потому что об меня вытерли ноги.

Ника, Ника, дрянь ты конченная!

За пределами камеры становится оживленнее. На сотрудников части обрушивается целый гвалт пьяных женских голосов.

Одна требует немедленно освободить ее дочь, другая заявляет о своем юридическом образовании, третья визжит, по какому праву задержали законопослушную гражданку… И мне на миг кажется, я уже где-то слышал эти голоса.

— Мама! — Ульяна Вячеславовна подскакивает к решетке, а Леха, наоборот, пятится.

— Да-да, от Михаила Потапова! — доносится до слуха.

Ор стихает, потому что разгневанных посетительниц выводят из здания. Потом слышится звон связки ключей и цокот каблуков по кафелю.

— Ваши? — ухмыляется широкая рожа в погонах.

Перед решеткой появляется дьявол. Я даже зажмуриваюсь, решив, что глючит на нервной почве.

Нет, не глючит. Только не дьявол это, а дьяволица. С чернючими глазами и в латексе.

— Мама! — радостно повторяет Ульяна Вячеславовна, протянув к ней руку.

Наши с «мамой» взгляды встречаются. Она столбенеет. Я медленно встаю.

— Максим Сергеевич? — озадаченно выдыхает дьяволица.

— Ксения Андреевна? — скольжу по ней взглядом, и она запахивает свою короткую шубку.

— Вы что, знакомы? — хмурится ее дочь.

— Максим Сергеевич — мой начальник, — отвечает Ксения. — А как вы тут вместе оказались? — ее взгляд спотыкается о Леху и становится вспарывающим. — Это что, Свиридов?

— Я тебе сейчас все объясню, — тараторит Ульяна Вячеславовна, будто над Лехой нависла смертельная опасность. — Дело в том, что я застряла за городом, а Алексей меня подвез. И все бы ничего, но этот гад, — рычит, покосившись на побледневшего муженька, — скотина, подлец, подонок, мудак…

— Вы выходить будете? — указывает широкая морда на открытые двери, и Ульяна Вячеславовна выскакивает из камеры первой.

Сначала обнимает мать, потом отступает, разглядывает ее и удивляется:

— Мама, во что ты одета?

— Ты задержана за хулиганство, а вопросы ко мне?! — строжится та, как обычно делает это на совещаниях. — Марш на выход!

Провожает взглядом дочь, потом меня. За мной плетется Свиридов, присвистнув БДСМ-костюмчику нашего «адвоката» и проурчав:

— Добрый вечер, Ксения Андреевна. Роскошно выглядите.

— На слюнях не поскользнись, Свиридов! — ставит она его на место и следом дает подзатыльник зятю.

Глава 7. Свиридов

В лес мы, само собой, не едем. Так, стращаем чмыря для тонуса, пока ждем такси, а потом рассовываемся по двум машинам.

Я Ксению Андреевну на всякий пожарный обхожу стороной, поэтому лезу в тачку с ее дочерью и двумя ее пьяненькими сотрудницами.

Черт, язык не поворачивается эту дьяволицу по имени-отчеству называть! Сколько я ее не видел? По-моему, с выпускного. В универе она на нас с Родиком уже забила, а от каталажки нас оберегал его дядька по отцу. Святой человек…

— Козлина, — шипит злющая Потапова с переднего сиденья.

— Спорим, он тебя не слышит, — ухмыляюсь, втиснувшись между веселыми дамами, решившими продолжить корпоратив прямо в такси.

— Наслушается еще. Нас разведут только через месяц после подачи заявления, — показывает зубки сварливое существо, пытаясь стянуть с пальца обручальное кольцо.

— Ты видела, какая с Нового года госпошлина на развод? Может, подумаешь?

— Блин! Ну почему именно сейчас оно не слезает? Тебе-то откуда знать, какая пошлина? — рявкает остервенело.

— Так твой братец опять разводиться собрался. Звонил недавно денег занять.

— Занял?

— Он мне еще те не отдал. И предыдущие. Да и то, что в универе занимал, простил, — вспоминаю, давно сбившись со счета, сколько Родик мне задолжал.

— Даже если мне придется остаться с голой жопой, чтобы оплатить развод, я этого кобеля не прощу! — рычит Потапова и напрягается, стягивая кольцо с измученного пальца.

— Не тужься, глаза лопнут. У меня в машине есть инструменты. Как-нибудь снимем. Ну или палец отрежем. У тебя их еще девять.

Она резко оборачивается и пилит меня знакомым с детства взглядом. В точности так, как это всегда делала Ксения Анд…

— На, Ульяш, выпей, — одна из подружек ее матери протягивает ей стаканчик с шампанским.

Та, не чокаясь и не закусывая, залпом выпивает угощение и возвращает пластиковую посудину со словами:

— Еще!

Я скребу затылок.

— Слушай, Потапова, я не имею ничего против твоей агрессии и пьянства, но ты бы не налегала. Накидаешься, и твоя мама решит, что это я тебя споил. Она меня разве что в любовницы твоего мужа не запишет, потому что у меня ствол в штанах.

— Ой, не душни, красавчик, — пихает меня госпожа с бутылкой, кажется, Ленуська, судя по разговорам. — Я за тебя вступлюсь.

— А взамен возьмете меня в сексуальное рабство? — интересуюсь на берегу, чтобы потом не выяснилось, что я мелкий шрифт не прочитал. Ведь к костюмчикам этих львиц только плеток не хватает.

— Ну если ты настаиваешь…

— Ленусь, оставь парня в покое, — одергивает ее вторая, вроде Светланка. — Он и так с нами как в яме с песком сидит.

Не даю женщинам внезапно закомплексовать относительно возраста, разбрасываю руки по спинке сиденья и обнимаю их за плечи.

Потапова закатывает глаза и отворачивается, а я вибрирую довольным урчанием. Раз сауна со шлюхами сорвалась, то оторвусь с двумя солидными женщинами. Они обе, судя по отсутствию колец и приличной одежды, одинокие, а под градусом бухла еще и готовые на любые эксперименты, на которые в молодости не решались.

Но я рано размечтался. Это же подчиненные Макса. Вряд ли он согласится провести с нами групповую чудо-ночку.

Мы подъезжаем к дому, когда часть двора уже оцеплена сигнальной лентой, а из окна третьего этажа в снег выпрыгивают чьи-то манатки.

Соседи больше на улицу не высовываются. Я бы тоже не рискнул. Мало ли что на голову упадет — грязные трусы или микроволновка.

— Что тут еще твое?! — кричит Ксения Андреевна, скинув очередную гору белья.

Чмырь стоит между своей разбитой тачкой и разбросанными вещами и пытается достучаться до разъяренной тещи.

— Мама, давайте спокойно поговорим!

— Я тебе не мама! — одергивает она его и в подтверждение швыряет флакон с пеной для бритья прямо ему в лоб.

— Ауч!

— Господи, что она творит?! — Потапова срывается с места и бежит в подъезд.

А я включаю камеру на мобильнике. Не заснять такое шоу — преступление.

— Давно вы приехали? — спрашиваю у Макса, задом опершегося о капот моей машины и греющего руки в карманах куртки.

— Минут пять.

— Это она за пять минут полквартиры вынесла?

В чмыря летит небольшая статуэтка, но в этот раз он ловко уклоняется.

— Меня больше интересует, откуда у моего главбуха сигнальная лента?

— У нее под рукой только ядерной ракеты нет, — усмехаюсь, хорошо помня находчивость этой женщины.

— Повысить бы ее.

— Куда выше-то?

— До финансового директора, — хладнокровно рассуждает Макс, будто ему плевать, что для этого придется уволить или понизить нынешнего сотрудника.

В такие моменты я понимаю, почему его Ника бросила. Этот айсберг за сто лет не растает.

Глава 8. Ульяна

Зачем было трогать эту треснутую стеклянную кружку «Любимой жене»? Хотела в Королькова зарядить, в итоге себе ладонь порезала. Кровь чуть ли не фонтаном хлещет. Может, если бы мама чуточку меньше выпила, чуточку меньше нервничала или чуточку меньше прыгала, дела обстояли бы лучше.

Сначала пытаюсь остановить струю бинтами, потом комком прикладываю к ране полотенце и прошу Градова присмотреть.

Удивительно, но этот сухарь не отказывает. Обеими ручищами сжимает мамину кисть. Наверное, не хочет потерять ценного сотрудника.

Бегу к соседке. Лариса Васильевна хоть и старая, а всю жизнь фельдшером проработала, так что точно знает, как поступить.

— Так тут швы накладывать надоть, — ставит она диагноз, подтянув мамину окровавленную ладонь прямо к глазам. — Ну-кось, Улечка, поди ко мне в хату. В зале на серванте чемоданчик. Принеси-ка.

Квартиру соседки знаю хорошо. Я ей и потолки красила, и генеральную в каждый «чистый четверг» делала, и на все праздники с тортиком приходила чаю попить. Дети и внуки у нее по другим городам разъехались, навещают раз в пять лет, вот и привязалась она ко мне, как к родной.

Приношу нужный медицинский чемоданчик, в котором есть все для оказания первой помощи. Но смотреть, как маму зашивают, смелости не хватает, поэтому я присоединяюсь к Свиридову, высунувшему голову из кухонного окна.

— Ты там снежинки языком ловишь, что ли?

— Глюканы, — отвечает он в своей манере и засовывается обратно. — Ты че, мать одну бросила?

— Почему одну? С ней ее начальник. Ему только в радость смотреть, как в живого человека иголкой тыкают.

Набираю себе стакан воды, осушаю и выглядываю в окно.

Корольков сидит на скамейке, сунув руки в карманы куртки и втянув шею. Снега ему за шиворот уже нормально навалило. Через полчаса будет похож на один тупой сугроб.

Смотрю на него, и внутри все дрожать начинает, а живот тянет до тошноты. В носу печет, на глаза наворачиваются слезы.

Я же ему верила, любила, заботилась. Столько обид прощала, столько углов сглаживала. Хочет домашние пирожки — стряпаю, хочет с пацанами в бар — отпускаю, хочет новый парфюм — покупаю, хочет минет — все, лишь бы муж доволен был. А он оказался куском говна!

— Не хнычь, Ульяха! — подбадривает меня Свиридов и, развернув к себе, обнимает за плечи. — Че раскисла-то?

— Больно, Леш, — шмыгаю носом. — Грудь на части рвет.

— Ты как в него втюрилась-то? Он же чмо.

— Да как-как? Я на втором курсе училась, когда мы познакомились. У всех девчонок парни были, кто-то уже с пузом ходил, а я все в целках. И тут он… Весь такой уверенный в себе, на крутом байке. По лучшим клубам меня водил, цветы дарил, родственникам как невесту представлял. Через год предложение сделал, я даже не раздумывала. Маме он сразу не понравился, а девчонки вздыхали, что мне повезло. Некоторые даже ждали, когда расстанемся, чтобы к рукам его прибрать. Тут уже сработал закон конкуренции: лишь бы только мне. К тому же я прекрасно помнила, как вы с Родионом надо мной смеялись. Знаешь, это тоже самооценку не повышает.

— Дурында, — смеется Свиридов, покачивая меня в своих объятиях как ребенка. — Найдешь себе еще мужика. Нехер по этому днищенскому мусору сопли распускать. Всю куртку мне вымазала.

Я отстраняюсь, втягиваю носом влагу, утираю слезы с щек и разглядываю его куртку.

— Не ври! — толкаю Свиридова в плечо, не обнаружив следов никаких соплей.

— Ну вот и улыбнулась. Выше нос, Ульяха! — Он пальцем поддевает кончик моего шнобеля. — Кстати, где те прекрасные женщины, что наливали тебе алкашку?

Мы дружно выглядываем в окно как раз в тот момент, когда к дому подъезжает грузовик, а мамины подружки показывают ему, куда припарковаться.

— Господи, это еще что за продолжение банкета? — вздыхаю я и, запахнув шубу, выхожу из квартиры.

Свиридов идет за мной. По пятам ходит, лишь бы опять не накосячила.

— Ты чего это расселся?! — гавкает Марья Леонидовна на Королькова.

— Собирай пожитки и проваливай! — поддакивает ей Елена Николаевна.

— Мы тебе даже фургон пригнали, чтобы поскорее исчез с глаз и не портил жизнь нашей девочке! — не остается в стороне Светлана Ивановна.

Окружают его, как хищницы добычу, отчего сугроб уменьшается в размерах и на всякий случай сжимает колени, чтобы снова промеж ног не прилетело.

— О, Ульяночка, — улыбается мне Марья Леонидовна. — Вы все его имущество спустили?

Обвожу взглядом закиданный его вещами палисадник и чувствую себя победительницей в этом бою. Теперь Королькову придется сначала разыскать тут свое бельишко и шампунь, прежде чем элементарно принять душ.

Водитель аж наполовину выпадает из окна кабины, разглядывая оцепленную лентой территорию и почесывая лоб. Видимо, думает, уезжать от греха подальше или попросить выше тарифа.

— Понимаете, тут такое дело, — мнусь я на месте. — Мы не можем выселить этого гада, потому что это его квартира.

Мамины сотрудницы переглядываются и откупоривают початую бутылку. Похоже, без дополнительной дозы думается плохо. Светлана Ивановна наливает подругам по полстаканчика, а сама пьет прямо с горла.

Глава 9. Ульяна

Развод родителей для меня — гром среди ясного неба. Я будто оказываюсь в дурном сне. Как? Почему? Столько лет душа в душу, и вот те на!

— То есть? — срывается с моих губ чужой хрип.

Для меня это удар под дых.

Да, родители рано поженились. В восемнадцать мама уже родила моего брата. Свободной юности она не познала. Пеленки, муж, заочка, работа, сопли, школа, Свиридов… Сколько помню, у мамы не было ни единой минуты на продых. Крутилась, вертелась, боролась. Она всегда казалась мне сильной женщиной, закаленной. Но даже самого сильного можно сломать. Ведь сердце-то есть у всех.

— Я так понимаю, твои коллеги и начальник в курсе, — догадываюсь после долгих минут бурного размышления и жалея, что не прихватила с собой бутылку. — А дочери говорить не обязательно?

Мама морщится и отворачивается к окну, словно городские огни ей интереснее меня.

Сначала дуюсь на нее, потом приходит осознание, что я и сама далеко не идеальная дочь. Последние полгода полностью поглощена мужем, родителям писала в лучшем случае раз в две недели. С мамой виделась месяца два назад, заскакивала к ней на работу, когда проезжала мимо. Живо попили чаю, обмолвились парой фраз, и я убежала. А отец сам навещал меня недавно. Мялся что-то, нервничал, словно о чем-то важном поговорить хотел, но так и не смог. Теперь ясно, что он пытался мне сказать. Если бы моя тарахтелка не кудахтала «Ваня, Ванечка, Ванюша», может, я бы и заметила проблемы у родителей.

Обиду сменяет стыд.

Меняюсь местами с сумками, беру маму за порезанную руку и прижимаюсь к ее плечу. Она подносит здоровую руку к моей голове, ласково гладит, целует в волосы и шепчет:

— Прорвемся, солнышко.

Свиридов привозит нас в район новостроек. Шлагбаумы, охрана, подземная парковка, снег расчищен до асфальта. Как будто совершенно другой город.

Я давно поглядывала на здешние квартиры, хотела уговорить Королькова сюда перебраться. Хорошо, что не успела повесить на себя ипотечное бремя.

Свиридов оставляет машину на уличной парковке и открывает дверь с маминой стороны, а Градов — с моей. Ума не приложу, что бы мы сейчас делали без них. Пили бы, наверное, с мамиными подругами в каком-нибудь баре и вешались на шеи посторонних потных мужиков. Маму, кстати, звонок Ларисы Васильевны, похоже, от этого занятия и отвлек. Иначе что еще бы она делала в этом костюме?

Выпрямляюсь напротив Градова и сжимаюсь под натиском его взгляда. Сколько же самообладания и смелости нужно, чтобы его выдержать? Он замораживает и медленно распиливает на прозрачные пластики, а потом мелко шинкует каждый. Но почему-то у меня начинает складываться впечатление, что это маска, за которой таится человек с большим сердцем. Иначе зачем бы он сейчас возился с нами? Уставший, после самолета и сюрприза сестры в виде квартирантки, едва не устроившей пожар и приволочившей в его крутой особняк громадную елку.

Говорят, в Новый год случаются чудеса. Мне же Дедушка Мороз отсыпал самые чудесатые: мошенницу, Градова, Свиридова, измену мужа, развод родителей. Теперь бы в лифте на сутки не застрять, а то еще и бой курантов будем слушать в кабине между седьмым и восьмым.

Мама вдыхает полной грудью и руками опирается о машину. Коктейль из алкоголя и стресса доводит ее до преждевременного похмелья.

— Ксения Андреевна, — Свиридов чуть ли не по слогам выговаривает ее имя, разворачивая к себе.

— Фу-у-у, — морщится она, задирая лицо к небу, — хоть ты не лезь.

Свиридова ее слова не обижают. Усмехается, собирает снег с лобового, где не дотянулись дворники, и нагло трет мамину шею.

Она отмахивается от его руки, но пошатывается и спиной упирается в машину.

— Спокойнее, Ксения Андреевна. Я же как лучше хочу, — лыбится Свиридов, опять пытаясь дотронуться до мамы. — Я же в этом деле профессионал.

— Отвали, профессионал.

Дышать маме становится все сложнее. Стягивает с плеч шубу и делает глубокие вдохи. Поняв, что не легчает, хватается за мокрые от снега руки Свиридова и прикладывает к своим щекам.

Тот расцветает как подснежник. Для него это знак прощения за все испорченные нервы.

— Мам, — отвлекаю ее от закатывания глаз, — может, в аптеку сходить?

— У меня есть кое-что от похмелья, — говорит Свиридов, не отнимая ладоней от маминых щек.

Забавно так. Я до сих пор помню его мелким, когда он на нее смотрел снизу вверх. А теперь стоит перед ней на целую голову выше и в два раза шире — настоящий крепкий мужик. Наверное, если бы тогда, много лет назад, мама знала, что они будут вот так стоять едва ли не в обнимку, она меньше заряжала бы ему подзатыльников.

— Хватит меня лапать, Свиридов! — резко приземляет его мама и отпихивает от себя.

Тот растерянно моргает и переводит взгляд на меня. Я лишь жму плечами. А чего он ждал? Что мама его поблагодарит? Это он должен благодарить ее за отсутствие куполов на своей груди.

— Куда идти-то? — спрашивает она, все же не отказываясь переночевать у Свиридова.

Видимо, у них с папой серьезный разлад, раз она его даже видеть не желает.

Беру ее под руку и веду в указанном направлении.

Глава 10. Ксения Андреевна

Смыв то, что я сегодня выпила и съела, в унитаз, позволяю Свиридову подтащить меня к раковине и умыть.

От бессилия все тело дрожит. Ноги не держат, руки обвисают. В животе пусто-пусто. А в голове шумно-шумно.

— Осторожно, Ксения Андреевна, — приговаривает Свиридов, удерживая на себе весь мой вес, — не ударьтесь об угол.

Забинтованной ладонью нащупываю острый угол керамической раковины, опираюсь и пытаюсь найти пол под ногами. Одна ступня уже чувствует плитку с обогревом, другая пока еще чувствует только тесный сапог и высокую шпильку.

— Это пойдет? — спрашивает вошедшая в ванную Ульянка и протягивает Свиридову махровое полотенце.

— Нет, это тряпка Черта, — отвечает он. — Поищи другое.

— Где? Хоть примерное направление укажи.

— В прачечной в комоде глянь. Там должны быть.

От холодной воды мне легчает. Перед глазами уже не плывет, пятна сливаются в цельную картину.

Вижу красивый кран, нарисованную рыбку на дне раковины, стильную серую плитку на стене, зеркало и…

О боже!

Я же настоящее чучело!

С прической все в порядке. Хвост настолько туг, что его только граблями разлохматить можно. Если не считать, что волосы все еще в кулаке Свиридова, то придраться не к чему. Но что с моим лицом?

Щеки бледные, нос красный, губы синие, глаза воспаленные, тушь размазана. Зато мой спаситель как настоящий аполлон рядом.

Никогда бы не подумала, что поганец, которого я всю жизнь проклинаю, вырастет таким жеребцом. Он же до старших классов выглядел как глист в обмотках. Длинный, худой, нескладный, весь какой-то остроугольный. Потом вроде начал вес набирать, мышцы стали проявляться. А сейчас еще и зубной состав белоснежно-ровный, и щетина по моде, и волосы красиво стриженные еще красивее уложены. Вот же гаденыш!

— Ксения Андреевна, держитесь за меня, я вам сапог сниму.

Я что, правда, в одном сапоге?

Он перекладывает мою здоровую руку на свое широкое плечо и опускается передо мной на колени. Давно пора.

— У вас тут молнию заело. Можно я замок сломаю? — смотрит на меня с мольбой.

— Раньше ты не спрашивал, когда что-то ломал, — припоминаю то, что во мне по сей день червоточиной сидит.

— Раньше вы были под маской обычной женщины.

— Скотина.

— Знаю, — лыбится. — Ну так что? Можно? А то прям в нем спать будете. Обещаю, завтра лично отнесу в ремонт.

— Да ломай уже! Неудобно же стоять.

Чувствую давление на икру, слышу треск, а потом нога освобождается от тисков, и я могу нормально встать. Аж выдыхаю.

Отпускаю Свиридова, зачерпываю ладонью воду и умываю мордаху. Нельзя в таком виде перед Максимом Сергеевичем появляться. Он и так, наверное, меня увольнять собирается. Лишь бы девчонок не тронул. Они тут вообще не при делах.

— Зубную щетку дай, — прошу у Свиридова теплым командирско-материнским тоном.

Прекратив обнюхивать сапог, он подскакивает ко мне, резко открывает навесной шкафчик сбоку от зеркала и ударяет меня дверцей по лбу.

— Бля… — испуганно выдыхает под мой протяжный болезненный стон. — Ксения Андреевна, я не специально, мамой клянусь…

— Свиридов, проваливай, — выдавливаю, растирая лоб.

— А вы точно без меня справитесь?

— Нет! Я же всю жизнь тебя ждала! — рявкаю грозно.

— Понял. Устраняюсь.

Пятится из ванной, не сводя с меня пристального взгляда. Кажется, если я сейчас фыркну «брысь», он как тот кот рванет в тапочки срать.

— А это пойдет? — подбегает к нему Ульянка с другим полотенцем.

— Наверное. Я его впервые вижу.

— В смысле? Мы вообще в твоем доме? — возмущается она, пока я держу распечатанную зубную щетку под горячей водой и выдавливаю на нее пасту.

— Потапова, я похож на чувака, который делит полотенца на рыльные и жопные? Мне мать их за каким-то хреном полсотни накупила. Но трусь я одним. Ну и вторым — Черт иногда. Остальные ждут своего часа порадовать бомжей.

— Вы как вообще встретились? — спрашиваю и, засунув щетку в рот, начинаю елозить.

— Она вам расскажет, — переводит он стрелки на мою дочь и испаряется.

Ульянка тяжко вздыхает ему вслед, входит в ванную и прикрывает дверь. Садится на край ванны и, теребя полотенце, признается:

— Я арендовала загородный особняк на Новый год. Хотела Королькову сюрприз сделать. Отправилась туда все к празднику подготовить, а тут явился он.

— Свиридов? — сплевываю вместе с пастой.

— Нет. Твой начальник. Оказывается, когда он в разъездах, его сестра по-тихому сдает его дом. Ну вот я и попалась. Мам, только умоляю, не начинай про договоры, мошенников и отсутствие у меня мозгов, — просит она устало. — Сама знаю, что дура. Причем вдвойне… В общем, он неожиданно явился, а его сестра технично нас обоих проигнорила. Другой бы мне посочувствовал и разрешил хотя бы переночевать, а этому приспичило меня срочно выставить за дверь. Только за дверью дует буря и дорог нет. Чтобы поскорее от меня избавиться, он позвонил другу.

Глава 11. Градов

Похер, где ночевать. Подсовываю под башку декоративную подушку, сую ноги под плед и слушаю, как пыхтит Леха, расстилая себе на полу.

Удивительная штука — жизнь. Еще утром я был готов горы свернуть. Фантазировал, как мы с Никой сыграем свадьбу в каком-нибудь историческом замке, проведем медовый месяц на островах, через год-другой родим сына. А сейчас хочется только одного — подохнуть. Наверное, если бы не Ксения Андреевна со своим семейством, я уже болтался бы в петле. Здорово они меня от дерьма на душе отвлекают.

— Эй, Макс, — негромко зовет меня Леха, наконец-то улегшись. — Так че там с Никой? Просто отказала?

Не знаю, что ответить. Тошнота к горлу подкатывает, стоит вспомнить ее слова и то, как мне хотелось свернуть ей шею.

— Беременна она, — произношу без полутонов — жестко, почти рыком.

— От кого? — интересуется, догадавшись, что не от меня.

— Сказала, я его не знаю. Она трахалась с каким-то типом, когда на два месяца во Францию летала. Вернулась — тут и задержка, и две полоски.

— А нахрена она с тобой в Эмираты полетела?

— До последнего надеялась, что я ее прощу и приму ребенка. Типа мы же два года вместе. Любовь, все дела.

— Дура. Не говорила бы, что от другого залетела. Повесила бы его молча на тебя, — усмехается Леха.

— Ее французский ебарь другого цвета. Наверное, я бы заметил, если бы у меня родился копченый сын.

— Да-а-а… Как ты ее только не шлепнул?

— Хотел. Ограничился, назвав ее шлюхой и выбросив кольцо.

— И че теперь делать будешь?

— Думал суициднуться: приехать домой и вздернуться.

— На тебя это как-то не похоже.

— Знаю. Но клинануло. Чмом себя чувствовал. А эта чертовка Ульяна Вячеславовна все планы порушила.

— Не тем мылом веревку натерла? — стебется Леха.

— Ей Олька мой дом в аренду сдала на Новый год. Она там глинтвейн хлебала и вокруг елки хороводила, когда я вернулся.

— А че вы мне заряжали, что она твоя горничная?

— Чтобы вопросов не задавал и не ржал.

— А сеструха у тебя не пропадет, когда ты вздернешься, — все-таки ржет Свиридов.

— Пошел ты! — пихаю его пяткой по сраке и отворачиваюсь.

Он прав. Суицид не в моем характере. Может, я бы даже передумал. Просто дело не в том, что я потерял Нику, а в том, что она меня так легко предала. Я ни одну бумагу без юриста не подписываю, заставляю на три раза перепроверять. Ненадежных партнеров за версту чую. А тут прохлопал, как моя девушка перед другим ноги раздвинула. И пока он в нее своим вонючим хером тыкал, я мечтал о свадьбе. После такого всерьез засомневаешься в себе, как в мужике.

Леха так умотался, что вырубается мгновенно. А я лежу слушаю, как его гребаный кошак серет килотоннами, полчаса это дело закапывает, полчаса лакает воду, полчаса топает по квартире, ища место для ночлега, и полчаса чавкает, вылизывая яйца. Я даже поглядываю на окно, не светает ли, а то пора бы.

Когда все затихает, самое время уснуть, но у меня, как назло, пересыхает в глотке. Перешагнув через Лехину тушу, плетусь на кухню.

Бесит тьма беспроглядная. Подарю ему завтра ночник. Почти на ощупь отыскиваю стакан и подставляю под кран. Надеюсь, фильтр у него стоит и пить можно. Хотя после яда измены мне не так-то просто отравиться.

Один стакан выпиваю, второй наполняю унести с собой. Вдруг снова захочется, и пробегаю сюда остатки ночи.

Но уйти не получается, потому что сталкиваюсь с запищавшей Ульяной Вячеславовной.

Стоит передо мной, трясется, скулит. Оказывается, я ее слегка холодной водой окатил. А нехрен подкрадываться!

— У вас что, руки дырявые? — шипит грозно, но шепотом, чтобы остальных не разбудить.

Тусклый холодный свет, пробивающийся в окно с улицы, придает ей очертания, и я могу разглядеть, что она лишь от груди до бедер обмотана полотенцем. Вещи-то свои в машине оставила, переодеться не во что. Решила таким образом весь стыд прикрыть, да не угадала. Я не настолько слеп даже в этом полумраке, чтобы не заметить ее тонкие плечи и красивые ключицы, а ноги я еще у себя дома заценил, когда она передо мной в коротких шортах, похожих на трусы, зажигала.

Бля…

У меня вся кровь мигом от башки отливает. Хочется самому себе доказать, что Ника не последний вариант. И ей, что ее мужик — шлепок майонезный.

Не знаю, куда девается стакан, но в моих руках резко оказывается стройное женское тело. Усаживаю ее на стол, запускаю пятерню в волосы и, не дав пикнуть, губами впиваюсь в ее рот.

Меня от затылка до стоп простреливает разрядом. Два года никакого разнообразия. Я уже и не думал, что однажды вновь попробую новую девушку — на вкус поцелуя, на шелковистость кожи, на податливость…

Однако про податливость я поторопился. Потому что Ульяна Вячеславовна на поцелуй не отвечает. Напрягается, упирается коленом мне в пах, кусает за губу и влепляет пощечину, стоит от нее отстраниться.

Нихрена себе, поворот…

Глава 12. Свиридов

Спать на полу в собственной квартире — это что-то из разряда бедности. Но кто же знал, что однажды мне будет мало широченной кровати и дивана, который Градов наотрез отказался раскладывать, чтобы я ненароком обниматься к нему не полез? Гад! Если я всерьез в альтруисты запишусь и стану привозить к себе всех, кому ночевать негде, то логично закупиться хотя бы надувными матрасами.

В семь утра все, естественно, дрыхнут. Им-то комфортно, мягко. А я уже позвоночником в паркет врос. Еще скотина лохматая в морду лезет своими лапами вонючими. Ему уже жрать надо, а я все валяюсь.

Приходится вставать. Чувствую себя пенсом. Все хрустит, болит, скрипит. Еще и пыхчу, пытаясь выпрямиться. Если и после этого Ксения Анд… — черт возьми, Андреевна! — будет на меня как на говно смотреть, то я понятия не имею, чем еще заслужить хоть каплю ее прощения. Сапог ей починить, что ли?

Сыплю своему проглоту корм, наливаю воды и топаю в прихожую.

Нет, сам я этот сапог не починю.

Лезу в телефон, ищу в приложухе ближайшие мастерские по ремонту обуви. Все они работают с девяти или десяти. Но есть одна — с восьми. Только пешком далековато. На тачке сгоняю. Заодно заскочу в «Топор». Надо же чего-то пожрать, а там всегда свежая домашняя кухня.

Стараясь не шуметь, принимаю душ, чищу зубы, взъерошиваю волосы, надеваю вчерашние шмотки, чтобы не заваливаться за чистыми в спальню, беру ключи, сапоги и выхожу.

Буря кончилась. Где-то в соседнем квартале уже гудит трактор. Температура на улице падает. Новый год начнется с морозов. Досадно. Я хотел на горнолыжку смотаться.

Закидываю сапоги на заднее сиденье и отцепляю прицеп, пока тачка прогревается. Потом еду в мастерскую. Не без мата. Потому что, во-первых, какого хрена сегодня с утра такие пробки? Во-вторых, на окне павильона вижу корявую надпись от руки: «Выходные с 31 декабря по 10 января».

Сделал доброе дело!

Вот так, Свиридов, у тебя по жизни: хочешь по-хорошему, а получается, как всегда, через одно место.

Но не отчаиваюсь. Никогда не был размазней и начинать не собираюсь. Еду в другую мастерскую, в третью. Наконец, попадается та, что сегодня работает, но аж с одиннадцати.

Наверное, я единственный болван, которому в Новый год приспичило починить обувь. Причем, ладно бы подошва отошла или каблук сломался. Тут всего-то молнию починить!

Психанув, еду в магазин женской обуви. Показываю продавщице сапоги и говорю, что мне надо максимально похожие.

— Извините, у нас вы вряд ли найдете что-то похожее. Эта обувь из дорогой коллекции. У нас товар попроще.

Неудивительно, что Ксения Андреевна фуфло не носит. Не к лицу ей дешман.

Напарница этой продавщицы дает мне адрес магазина, где можно найти такие же сапоги, и я, пожелав девушкам счастливого Нового года, лечу туда.

Везет! Забираю последнюю пару таких же сапог нужного размера. Типа по акции, но я и без акции бы их взял. Я Ксении Андреевне задолжал намного больше, чем какие-то там сапоги. Конечно, не какие-то, я слегка прихерел от цены, но тоже могу себе позволить. Все-таки я не Родик, прилично зарабатываю.

Стоит подумать о нем, и вот он — звонит.

Сажусь за руль, аккуратно кладу пакет с новой обувью на пассажирское и принимаю вызов.

— Здорово, Лех! — начинает он. — С наступающим!

— Ага. И тебя, — отвечаю, выруливая на дорогу. — Денег не займу. Не жмот, но ты со мной еще по предыдущим долгам не рассчитался.

— Да че ты бузишь-то? Отдам я тебе! У меня тут работенка непыльная, но прибыльная наметилась.

— Поздравляю. А че надо тогда?

— Тут такое дело, — мнется он. — Мы же с моей разводимся, а свидетельство о браке у мамани моей, короче. Я не могу к ней поехать, потому что она меня раскатает. Начнет пилить, что я на сына забил, про алименты опять ныть, про кредиты.

Как-то вдруг стремно от его слов становится. Раньше за собой этого не замечал, а сейчас точит червяк изнутри. Ну какая она маманя? Ныть, пилить? Женщина — самый сок!

— Я-то че могу сделать? Попросить ее тебя не пилить?

— Ржешь? Тебе к ней вообще приближаться нельзя. Можешь к Ульяхе заехать, ее как-то осторожно попросить достать для меня эту гребаную бумажку?

— А сам?

— Я ей звоню, она трубку не берет, — жалуется на сестру, как будто у нее нет причин не общаться с братом. После того как мы над ней все детство стебались! — Ты так-то тоже мой должник! Сколько раз мой дядь Миша тебя из ментовки вытягивал?

— Не меня, а нас, — напоминаю ему с намеком, из-за кого мы туда попадали. Только я вовремя за ум взялся, а этот так и болтается.

— Ну че мы щас из-за этого закусимся? — дергается Родик. — Поможешь или нет?

В другой раз не помог бы, а тут как раз повод подольше с Ксенией Андреевной пообщаться. Глядишь — смягчится, увидит во мне что-то похожее на человека.

— Достану я тебе твое свидетельство, — фыркаю ему и обрываю звонок.

Лыблюсь как дегенерат. В «Топоре» закупаюсь так, будто у меня бесплатная столовка для бездомных. Беру и супы, и салаты, и второе, и десерты. Уговаривают меня прихватить и морс. Мол, самый вкусный во всем городе.