Развод. Я больше тобой не горю

«Зачем ты пришла?!»

Кира

Когда я заканчиваю запланированную до обеда работу, поднимаю глаза и улыбаюсь. Перед кабинетом моего начальника — Яна Вячеславовича — стоит его жена, а он держит их маленькую девочку. Ей недавно исполнилось полгода, и я подарила им чудное платьице и набор развивающих игрушек, которые так обожала моя собственная дочь — Ангелина. А ей уже шестнадцать…

Как быстро летит время…

Я обычно не завидую никому, но этой семье очень. У них как-то все так просто получается: двое хороших мальчиков, которые поступили в престижные университеты. Тимур часто приходит к отцу на работу и наблюдает за ним. Наверно, когда Ян решит отойти от дел, именно Тимур займет его место, и это правильно. Он умный мальчик, схватывает на лету, учится, вникает. Егор приходит реже, но даже тогда видно невооруженным взглядом, что он очень уважает своего отца. У них явно есть свои проблемы, но при этом они стараются их решать…

Нет, я обычно не завидую другим людям, но здесь не получается иначе. В моей семье все совсем по-другому. Дочь у меня сложный подросток, который часто огрызается и закатывает глаза, когда я ей что-то говорю. А муж?…

Отвожу взгляд. От того, как Ян смотрит на Полину, становится неприятно. Нет, я не завидую, хотя да…я завидую. Мой муж на меня давно так не смотрит. Наши отношения…они стали другими. Это произошло не в одночасье. Так не бывает, чтобы по щелчку пальцев все взяло и изменилось — нет. Снежный ком на то и снежный ком, что он пока катится, набирает объемы. А когда на голову свалится…

Я знаю, что у Яна и Полины был разлад в отношениях. Все об этом знают — она дала интервью в журнале, где рассказала о разводе. И он случился. Они и сейчас «бывшие муж и жена», а вон он как на нее смотрит…как мой супруг не смотрит уже давно. Я для него стала чем-то вроде степлера, и от этого грустно. Даже не так. От этого сдохнуть хочется порой, и чем выше он поднимается, тем сдохнуть хочется сильнее… Последние два года — вообще мрак. Я изо всех сил стараюсь удержаться рядом с ним, а он становится все холоднее и холоднее…

Встряхиваю головой, потом убираю рыжие волосы за ухо и уговариваю себя успокоиться. Это я умею. Я очень хорошо научила себя успокаиваться, как никто и никогда не мог и не сможет. Два года училась. Два. Гребаных. Года.

Выхожу из кабинета и прикрываю за собой дверь.

- Кира, здравствуйте! - сразу слышу мягкий голос Полины.

Она улыбается. Нет, я ее за это не ненавижу, даже несмотря на то, что дико завидую. Просто я делаю это не с чернотой на душе, а с каким-то…благоговением, что ли. Я рада за них.

Поворачиваюсь и улыбаюсь.

- Привет, Полина. А кто это у нас тут…

Их Маруся сразу начинает улыбаться и прятаться на шее у своего отца. Так мило…Какая же хорошая у них все-таки девочка…

Подхожу ближе и слегка касаюсь ее ножки, и она тут же звонко смеется. Аж на душе что-то расцветает…

Перевожу взгляд на Полю.

- Чудесная девочка. Вы к папе зашли?

Поля кивает.

- Ну да. Решили утащить его на обед. Хотите с нами?

Полина не ревнует своего мужа ко мне, хотя, признаюсь, когда она в первый раз пришла в его офис, мне бы хотелось так думать. В смысле…Ян для меня…я не вижу в нем мужчину, правда. Он для меня начальник и, возможно, даже друг. Когда он взял меня на работу, о чем побеспокоился мой супруг, я была всего лишь его секретарем, но буквально через месяц он сделал меня своей помощницей. Наверно, проверял квалификацию — все-таки я не работала шестнадцать лет. Понимаю его, но чувств к нему не питаю. Никаких, кроме благодарности, наверно.

Я ему благодарна, за то, что он согласился взять меня на работу. Дома я сходила с ума. Дома держаться становилось еще сложнее, особенно когда ты понимаешь, что твой муж домой особо и не рвется.

Это больно.

Думать так, но я думала и думаю даже сейчас, просто думаю реже. Времени нет. Я с головой ушла в работу, где составляю расписание, веду переговоры, помогаю Яну с партнёрами. Потенциальными и нет. Мы много времени проводим вместе, поэтому и с его женой я тоже в хороших отношениях. Но да. Когда я увидела ее впервые, мне бы хотелось думать, что такая красивая, шикарная девушка, как она, пришла проверить мужа. У него же под боком работает женщина! Которой пусть уже сорок четыре, но она все еще очень даже ничего.

Полина приходила не для того, чтобы его проверить, конечно же…Она пришла его порадовать домашним обедом и дать попрощаться с дочерью, потому что он на пару дней улетал в Прагу. Было ли мне обидно? Да нет, не было. Это хорошо, что она его не ревнует. Это правильно. Мне бы так…

Потому что я ревную. Мы с Вадимом вместе уже двадцать пять лет. Познакомились, когда мне было девятнадцать, а ему двадцать пять. Я с ним прошла все: и учебу в военном, который он только заканчивал, и бесконечные командировки, учения, задания. Больницы…я прошла с ним от самых низов до «генерала», от ожидания до свадьбы, от вечных отрицательных тестов на беременность до маленькой девочки, которую я родила в двадцать восемь. Она была похожа на Марусю, и я так ее любила, да и люблю сейчас безумно! Даже несмотря на ее поведение, зеленые волосы и колкие ответы на любую мою просьбу.

Иногда мне страшно задавать ей вопросы, и это тоже моя реальность. Она часто ведет себя, как ее отец, а мне больно. Я чувствую себя ненужной, лишней, и бывает…редко, но такое случается: мне кажется, что если я однажды исчезну, они даже не заметят этого. Хотя нет. Заметят. Ужина не будет, чистые вещи по волшебному щелчку в шкафах не появятся, никто не уберется. А так?...они и не заметят.

Сердце немного сжимается, но я продолжаю улыбаться. Через силу, широко. Смотрю на Полину и спрашиваю:

- На обед зашли?

- Ну да, - она поправляет платьишко на Марусе, а потом кивает Яну, - Иди за своими вещами, а то перерыв-то короткий. Начальник ругаться будет…

Ян слегка закатывает глаза, но улыбается. Мне нравится наблюдать за ними. Они общаются по-особенному, проникая друг в друга, шутя друг над другом, но всегда смотрят так, будто их отношения только начались.

«Ты меня ненавидишь»

Кира

Его вопрос ставит меня в тупик, а реакция на мое появление причиняет боль. Наверно, поэтому я и стою тут, как дура, просто луплю глазами и никак не могу собраться в кучу…

Вадим шумно выдыхает сквозь плотно сжатые челюсти, а потом решает мне «помочь».

- С Ангелиной что-то случилось?

- Нет, - отвечаю на автомате тихо, складка между бровей становится сильнее.

- Тогда в чем дело?

Сейчас моя тупость типа «я хотела сделать сюрприз», кажется откровенным слабоумием.

Сюрприз…а ему это нужно? С таким-то натюрмортом? Перевожу растерянный взгляд на девчонку, которая, в свою очередь, отвечает мне с легкой дерзинкой. Хотя, скорее всего, нет. Это же я тут…кто? Обманутая жена? Почему я себя так ощущаю? Ничего такого я не увидела, если забыть про улыбку, которую мой муж мне не дарит. Просто она чувствует себя очень уверенно, когда как у меня на этом поприще сплошные прочерки.

Вадим вздыхает еще раз, а потом говорит:

- Мирослава, я все понял. Иди и работай.

Она покорно кивает.

Ну, в этом нет ничего удивительного, конечно. Похоже, она на него работает? А его работники всегда выполняют его приказы.

Вообще, если говорить откровенно, все и всегда выполняют его приказы. Глупо этому удивляться…

Тем временем она идет на меня. Я нервничаю еще больше. Не потому, что я некрасивая какая-то или похожа на иссохшую поганку. Это не так! Сегодня из отражения в зеркале на меня смотрела привлекательная, пусть и взрослая взрослая женщина.

А рядом с ней я ощущаю себя старухой…не знаю, почему так? Но так. Ее нахождение рядом с моим мужем — это удар под дых. Я не ожидала увидеть здесь женщину, да еще и такую молодую, красивую, сочную…что да, я чувствую себя старой и еще более ненужной, чем до этого момента.

Черт возьми.

А она и не смотрит на меня с вызовом, понимаете? Просто с интересом. Разглядывает за те пару мгновений, что мы проводим лицом к лицу, потом равняется и спокойно выходит.

От нее вкусно пахнет. Что это? Интересно…но еще более интересно, нравится ли этот запах Вадиму? Нетяжелый аромат, но и нелегкий. Что-то связанное с кожей и амброй, ванилью. Я же предпочитаю запахи более цветочные и свежие. Проблема только в том, что такие запахи…они не сексуальные. Увы и ах, это так. Просто другие я носить не умею. Других я стесняюсь, поэтому вечно пахну, как сладкое лето, а не как интимная полутьма.

Дверь за моей спиной закрывается тихо, но я все равно вздрагиваю и выныриваю из глупых сравнений, в которых, правда, уже успела потонуть и воскреснуть.

Тону еще раз, когда смотрю на Вадима. Он продолжает гипнотизировать меня взглядом. Недовольный и тяжелый. Как обычно. Со мной он вечно всем недоволен, а с ней улыбался вот…значит, все еще умеет. Просто я не вдохновляю его на улыбку…

Надо подойти, наверно? Оставить мягкий поцелуй на его щеке? Улыбнуться и попробовать снова сгладить все углы? Но что-то не идется. И не улыбается. И не целуется. Вместо того я тихо спрашиваю…

- Кто она?

Вадим закатывает глаза и откидывается на спинку своего кресла, на котором пару раз покачивается и холодно цедит.

- Моя ассистентка.

Его ассистентка…

Я тоже ассистентка у Яна, и, наверно, раз я не смотрю на него, как на мужчину, то и здесь все спокойно? А сердце не на месте. Я все еще слышу запах ее духов, от которых нутро все скручивается, и я все еще вижу его взгляд. Мне не по себе. Мне еще больше не по себе, и так хочется провалиться сквозь землю…

Господи, как я устала чувствовать себя обузой. А я себя такой чувствую. Настолько ненужной и ничтожной, что хоть уходи в ночь и никогда не возвращайся — никто и не заметит! А если заметят…только порадуются.

- Зачем ты приехала? - спрашивает жестко.

Вадим не хамит мне, он задает обычные вопросы и использует обычные слова, но…дело ведь не всегда в словах. Иногда не нужно орать или слать на три веселых буквы, чтобы понять, как к тебе относятся. Достаточно уловить интонацию, заглянуть в глаза и увидеть там не радость, как у Яна, а густую, липкую…ненависть.

Клянусь, я вижу ненависть. И дичайше раздражение.

Вот что ко мне чувствует мой муж. Это действительно так. Я могу прятать голову в песок сколько угодно, но чем отчаяннее я пытаюсь удержаться, тем гуще становится его ненависть.

Иногда я думаю, что послать все к черту — это лучшее, что я могу.

Я правда так думаю. Иногда у меня настолько сильно опускаются руки, что я хочу просто сказать, что…черт, давай разведемся уже?! Мне надоело! Я устала! Устала тебя понимать, поддерживать! Устала сохранять вечный нейтралитет и быть вечным ждуном и грушей для битья! Эмоциональной мусоркой, куда ты позволяешь себе скидывать все свое напряжение и недовольство.

Я устала, что мне не улыбаются. Устала, что мне не дарят цветы. За мной не ухаживают. Я знаю-знаю-знаю…мой муж обеспечивает хороший уровень жизни. Мы живем в шикарной трех-комнатной квартире в центре Москвы. У нас машины премиум-класса. Любую проблему, которая возникает в обычной жизни — он всегда решает сам. Он все решает, а я могу позволить себе встать ему за спину и молча жить эту жизнь, но…не на этом строится счастливый брак.

Вадим совсем забыл, что я женщина. Что мне хочется знаков внимания, праздника, любви, в конце концов! Обычного секса! Возможно, необычного. Возможно, грубого. Возможно, жесткого. Господи! Да любого! Мы не спим уже четыре месяца! Когда он приходит домой, он вечно усталый…а я, как дура, «понимаю»! А я устала понимать. Особенно когда я вижу, как он находит душевные силы, чтобы улыбнуться какой-то малолетней жабе.

- А я не могу зайти к тебе на работу? - тихо спрашиваю, пока в груди колотится мое бедное сердце.

Конечно, я никогда не выскажу ему своих претензий, потому что…я люблю его. Двадцать пять лет прошло, а я люблю его, как будто мы только вчера познакомились. Я люблю его. И мне страшно, что если я начну выяснять отношения, он скажет мне всю правду.

Ту, о которой я стараюсь не думать.

«Она снова плачет»

Вадим

Я смотрю на свою жену и не могу унять клокочущую волну гнева, которая медленно, но верно начинает набирать обороты.

Меня бесит все. Сука, абсолютно все! Как она блеет, как смотрит, как дышит! Даже веснушки на ее лице, которые когда-то я так сильно любил, теперь меня раздражают.

Как это называется? Кризис жанра? Мы друг друга изжили? Наверно, это так.

Я не чувствую ничего, когда смотрю на нее. Ничего, кроме густого раздражения. Ее претензии…сука, очередные претензии. Их так много, что я задыхаюсь, а я и без них устал! Кто бы знал, насколько сильно я заебался за эти несколько лет. Работа душит меня. Претензии от заказчиков — еще больше; а ее? Они, как последняя капля в море дерьма. И вроде ничего и ниоткуда не льется, но чан полон под завязку.

Я чувствую, как задыхаюсь.

Смотрю на свою жену и знаю, что она будет делать дальше. Я наизусть знаю каждый ее жест: как она уберет волосы за ухо, пока дрожит подбородок. Как будут подрагивать ее пальцы.

Нет-нет-нет…

Только не это. Только не рыдай опять, я, сука, больше не выдержу твоих слез! Сколько можно уже?! Каждый раз одно и то же. Она постоянно рыдает. И если раньше я реагировал бурно и неприятно, то сейчас начал уставать.

Кира мной манипулирует и старается продавить. Я уже понял. Так она пытается получить то, что хочет. Отпуск? Поход в гребаный театр? В ресторан? Сучье кино. Теперь обед. Но я устал уже прогибаться и делать так, как она хочет. Я, блядь, устал вечно перед всеми прогибаться.

Стоп. Не надо. Не надо, Вадим. Просто дыши. Просто. Сука. Дыши.

План простой. Дышать и не думать. Она сейчас уйдет, когда поймет, что я не собираюсь на нее реагировать. Да, вот так. Я знаю, чего она добивается. Начнет рыдать, выведет меня, я на это поведусь и в результате потрачу время на пустой обед. А я планировал немного поспать. Хотя бы, сука, немного поспать! Можно?! Нет?! Да?! Спасибо!

Но план хорош только на бумаге. Я это знаю еще со времен своей службы: всегда будь готов к заднице. Так бывает всегда. Ничего не идет по запланированной траектории: либо кто-то накосячит, либо разведданные устарели, либо так просто должно быть.

Но все всегда идет по пизде, а план хорош только на бумаге — это аксиома.

Как в замедленной съемке я вижу слезы, которые скатываются с ее щек, и это конец. У меня выдирает чеку, и в следующий момент на глаза опускается алое забрало.

- Блядь! Да какого хуя ты приперлась сюда и ебешь мне мозг еще и на работе?! Тебе мало дома?! - ору со злостью, выплевываю слюну, и остановиться не могу! Хотя знаю, что должен.

Я должен молчать, но меня прорывает. Затормозить нереально, как на лихом повороте во время дождя — это финита. Это, сука, финита…

- …Как ты меня заколебала уже! Бесконечно одно и то же, сука! Одно и то же! Ты со своими хотелками и слезами у меня вот где стоишь!

Бью себя по кадыку, перерубает дыхание на мгновение, но даже это меня не останавливает.

- Вали ты уже на хер! Я тебя умоляю, просто съеби отсюда по добру по здорову, иначе я за себя не отвечаю!

Слезы у Киры высыхают моментально, и она смотрит на меня растеряно. Кажется, я ее напугал. Ну, ничего. Может быть, в следующий раз ты будешь думать, когда суешь голову льву в пасть?! Вот умная же баба! Взрослая! Не малолетка тупорылая, а ведешь себя…

Господи, дай мне сил.

Откат накрывает моментально. Я откидываюсь на спинку кресла и закрываю глаза.

- Вали, Кира, - говорю тихо, - Просто, сука…свали отсюда и не приходи больше без звонка. Я…

Договорить не успеваю. Мой срыв работает на пять баллов — Кира выскакивает из кабинета, как ошпаренная, а я не чувствую вины. Сейчас. Но я буду. Я знаю, что буду, и это тоже меня заколебало уже. Я постоянно чувствую себя виноватым перед ней, но иногда она доводит меня словно намеренно! Будто ей в кайф! А может, и в кайф. Виноватым мужиком крутить удобней все-таки.

Тру виски, а потом снова откидываюсь на спинку кресла и закрываю глаза.

Ну и похуй.

Устроит истерику? Показательное молчание? Да похуй. Лишь бы ее сейчас здесь не было, остальное неважно. Остальное просто неважно…

- Вадим? - мягкий голос Мирославы вырывает из мыслей, и она заглядывает в мой кабинет.

Не знаю, что я чувствую, когда на нее смотрю. Вот правда, не знаю. Девчонка не дура, неплохое чувство юмора, да и делает она только то, что от нее просят — это плюс. Минус? Она похожа на Киру в юности. Не знаю, что это сходство во мне будит. Иногда бесит, иногда...

Смотрю, как она убирает волосы за ухо, и в груди что-то екает. Да, ты на нее очень похожа…бесишь ты меня этим или тянешь, я еще не понял. И не знаю, не это ли истинная причина, почему я взял ее на работу...

Отворачиваюсь к окну и спрашиваю тихо.

- Мирослава, в чем дело? Ты постоять сюда зашла?

- Нет, просто…

- Заказчик?

- Нет.

- С тренировочного поля?

- Нет.

- Тогда выйди и не мешай мне.

А она стоит.

Бля-я-я…бабы сегодня с ума посходили, что ли?! Полнолуние? Коллективный психоз?! Истерия?! Что вам всем от меня нужно?!

Резко перевожу на нее взгляд и рычу.

- Выйди, я кому сказал?!

Она тут же вздрагивает и выскальзывает за дверь. Это хорошо. Так лучше. Пока я не убил ее или не сделал то, о чем пожалею гораздо сильнее…

***

Я долго сижу в своей машине перед нашим домом. Жду, пока везде погаснет свет. Честно? Не хочу раньше подниматься, потому что знаю, что это будет за вынос мозга. Либо Кира опять начнет до меня доебываться, либо будет молчать. И что хуже? Я тоже не понимаю. Вроде — это именно то, чего я хочу, но при этом совершенно не то! А как раньше было…я летел домой к ней и дочери, но что-то надломилось, и у меня нет сил разбираться, что именно.

Я ничего не хочу.

Я хочу, чтобы все просто было тихо.

Сжимаю руки на груди и резко съезжаю на сидении вниз. Пока окна не погасли, я всего на чуть-чуть прикрою глаза, окей? Всего на чуть-чуть. Но я проваливаюсь глубоко, как будто под лед.

«Не хочешь слышать ответ — не задавай вопрос»

Кира

- Ты ничего не хочешь мне сказать?

Спрашиваю тихо. Может быть, не стоит вообще ничего говорить, но после сегодняшней стычки, я уже не могу молчать. Мне правда…правда надоело. Сколько можно? За что? Что я такого сделала? Возможно, это и была глупая затея, но…черт возьми, это обычное предложение, а меня встретили так, будто я — его главный враг.

Когда я успела стать для тебя врагом, Вадим? Когда? Почему? Ведь я...все еще тебя люблю и так стараюсь, а ты будто намеренно разбиваешь меня. Зачем? Я не понимаю.

И сейчас не понимаю. Он продолжает молчать, но я вижу, как напряжены его плечи. К сожалению, перед глазами снова возникает образ того, как он орал на меня сегодня в обед. Не смогла вернуться на работу и пришлось вопит Яну, что мне стало плохо. Я не могла остановиться, проплакала всю дорогу до дома. И дома тоже. Ничего не могу с собой сделать, и пусть я уже взрослая женщина и, наверно, должна научиться держать себя в руках, но как? Когда на все твои попытки стать ближе, любимый человек не просто отталкивает тебя. Он швыряет себе под ноги и топчет, как половую тряпку, и даже не объясняя причин!

Он даже не позвонил…да что там позвонил? Он даже не написал мне. Ему просто плевать, и это уже не фантомные боли моего больного, одинокого подсознания. Нет. Это реальность, с которой мне так внезапно пришлось столкнуться.

Я не идиотка, конечно же. Знаю, что стала его тяготить и раздражать, это очевидно, тем более что Вадим особо ничего и не скрывает.

Мы больше не разговариваем. Мы не проводим время вместе. Когда мне удается вытащить его куда-то, он хмуро молчит, плотно сжав челюсть. Настолько обидно, что хочется только рыдать. Вот круглые сутки сесть дома и выть! Поэтому я и вышла на работу…

Вадим не хотел. Он отнесся к моему предложению с долей скептицизма, но когда я заикнулась об этом еще три раза — закатил глаза и сказал, что посмотрит, куда меня можно пристроить. Это тоже было обидно, конечно, но лишь в теории. Его согласие и помощь я восприняла, как маленькую победу, ведь…выйти на работу хотелось не только для того, чтобы сохранить хотя бы крохи своего рассудка. Я хотела…как там говорится? Стать интересной? Вот-вот. Я хотела стать интересной для него. Делиться чем-то новым, рассказывать. Возможно, оживить что-то, что явно дало трещину, но увы, мой план снова провалился. Вадиму неинтересно, как я живу и о чем думаю. Когда я рассказываю про то, как проходит день — он молча ест ужин с таким выражением лица, будто у него в голове ничего нет, кроме белого шума.

Так я перестала что-либо рассказывать.

Так мои вечера стали еще более печальными и одинокими, и это страшнее всего: сидеть среди своей семьи лишней, неинтересной и пустой. Номинальным приложением к стулу, где вроде мама, а вроде и воздух.

Мы очень сильно друг от друга отдалились. И когда это произошло? Я не знаю. После очередной его командировки, когда Ангелина трепала мне нервы? А где ты был? Где? Пока я искала ее ночью по всему городу?

Мне страшно, где ты был.

Такое раздражение же не появляется из ниоткуда. Оно не рождается из пустоты. Так относятся к женщине, которая висит на твоей шее обузой. Так относятся к женщине, которую больше не любят. И так относятся к женщине, на месте которой хотят видеть другую…

Это меня убивает. Я достаточно давно думаю, что у Вадима кто-то появился. Стараюсь гнать от себя эти мысли, но все чаще ловлю себя на том, как смотрю в его телефон. Однажды почти его схватила. Так нельзя поступать, я знаю, но я почти взяла его, и лишь случай остановил. Ангелина вышла из комнаты, застукала меня с поличным и тихо усмехнулась.

- Что я вижу? Ты роешь в папином телефоне? Какое клише.

Стало дико неприятно. Она закатила глаза и пошла на кухню, а я позорно сбежала в нашу спальню, куда через двадцать минут зашел Вадим, снял полотенце с подтянутых бедер и подошел к шкафу.

Он стоял и молчал, как стоит и сейчас. Красивый, как когда-то, и это тоже несправедливо. Я бросаю быстрый взгляд на свое отражение и огорчаюсь. К сожалению, время идет неумолимо вперед. Мне сорок четыре, и у меня начнется климакс, а муж уйдет к какой-нибудь молодой и сочной девчонке.

Типа той, с которой я его сегодня застукала.

На сердце снова тяжесть, вдохнуть опять нереально. Я прикрываю глаза, сжимаю кулаки и шепчу.

- Вадим, у тебя кто-то появился, да?

Он застывает.

Я напряженно смотрю ему в спину и молюсь: вернись ко мне хотя бы сейчас. Хотя бы на это мгновение, я тебя умоляю. Пожалуйста, Вадим…скажи, что мне показалось. Скажи, что я несу бред. Скажи, что ты все еще меня любишь и ничего не изменилось.

Пожалуйста.

Просто сделай это, я так устала держаться за тебя. У меня заканчиваются силы…я…я правда больше не могу.

Слышу, как супруг шумно выдыхает, а потом вижу, как поднимает голову и о чем-то шепчет. Что он говорит?

- Вад…

- Пожалуйста, замолчи сейчас, Кира, - предостерегает тихо, - Я не хочу снова орать.

Почему ты говоришь так, будто это моя вина? А если и правда моя?…

- Я просто…

С комода летит рамка и приземляется на пол. Вадим снова взрывается, резко обернувшись на меня. Дышит тяжело и часто. Мне кажется, что он почти на грани, чтобы не треснуть меня своей огромной рукой, и это страшно.

Я никогда его не видела в таком бешенстве. Обидней вдвойне, что я не понимаю…за что ты так со мной?

- Серьезно, - рычит он, - Блядь, я же прошу тебя по-нормальному! На кой хер ты постоянно вынуждаешь меня орать?! Тебя это прикалывает?! Чего ты хочешь, Кира?! Тебе нравится, когда я шлю тебя нахуй?! Или что?!

Я не могу ничего ответить. Просто смотрю на него, вцепившись в толстый том своей книги. Если он сейчас ринется на меня, меня не спасет даже «Война и мир». Вадим — подготовленный человек. Боец. Он давно не занимается, конечно, ничем таким сам, но это не значит, что его физическая форма пострадала. Вадим привык жить на вечном спорте, в вечном движении, в вечной форме.

«Шаг в бездну»

Вадим

Все свои дела я заканчиваю за три дня, а потом отпускаю команду. Затем отпускаю и себя. На душе гадкое и отвратительное чувство: мне не понравилось, как мы расстались с женой. Я не так хотел с ней поговорить, но в тот момент иначе просто не смог.

Перекрыло.

Я прекрасно знаю, что иногда бываю слишком требовательным, иногда невероятно жестким. И конечно же, я прекрасно понимаю, что она всего этого дерьма не заслуживает, но иногда…черт, иногда она выводит меня из себя настолько, что это невозможно сдержать. Ты говоришь: помолчи, ничего не говори, не дави, не надо. Пожалуйста. Просто. Помолчи. А это не про Киру. Она не может так просто отпустить ситуацию. Дать мне остыть. Дать мне вздохнуть и справиться со своими внутренними демонами.

Иногда мне кажется, что ей действительно доставляет удовольствие то, как я себя ощущаю, после очередной ссоры.

Если что — как говно, и наверно, это выигрышная позиция, не так ли? С этой позиции действительно проще всего манипулировать. И ведь я не хотел этого говорить, потому что не уверен, что это то, что я действительно хотел бы ей сказать.

Разлюбил ли я ее на самом деле? Не уверен. Точнее, разлюбить я ее никогда не разлюблю. Когда ты вместе так долго, то это просто нереально: вы срослись. Считай, это навсегда. Она во мне — как корни огромного дуба во дворе родительского дома. Я помню, как смотрел на них и удивлялся, что они такие толстые и большие. Помню, как там я построил себе маленький, но непобедимый форт. Он был неприступен, и также с моими ощущениями по поводу жены: все, что я к ней чувствую — это неприкасаемо. Не выкорчевать, даже при большом желании. Но иногда это все бесит, и я дико устаю.

Я очень устаю.

От нее.

Остыл ли я? Как к женщине? Сомневаюсь. Если бы я действительно остыл, то разве она вызывала бы во мне такую бурю? И разве сейчас я бы смотрел на свой телефон в ожидании звонка? Хотя бы сообщения.

Но ничего нет, и это удручает.

- Ты постоянно смотришь на свой телефон, - усмехается старый друг и товарищ по службе — Савва.

Я устало выдыхаю и откладываю телефон в сторону, а потом беру стопку с водкой и опрокидываю ее, даже не поморщившись.

- Да так. Неважно…

Но куда там? Когда ты дружишь столько, сколько дружим мы — скрыть что-то становится нереально. Даже если тебя много лет учили обратному…

Мужики переглядываются с хитрыми улыбками, а потом другой товарищ — Толька, — усмехается и кивает.

- Ясно. Кира воду мутит, значит…

Закатываю глаза. Не хочу обсуждать свою семью, в основном потому, что чувствую, что нахожусь в какой-то блядской, непонятной прострации. Точнее, в шаге от бездны, куда мы почти летим пару лет. С тех самых пор, когда Кире попала вожжа под хвост, и она стала душить меня буквально везде: и дома, и на работе, даже на рыбалке, где связь не ловила! Умудрилась дозвониться, чтоб ее, а сейчас ничего. Тишина. И это немного странно. Вдруг я вернусь домой, а ее там уже не будет? Что я почувствую?

В груди разливается страх, но с ним я чувствую облегчение. Если ее не будет дома, это значит, нам не придется снова обсуждать наши отношения. Я устал обсуждать что-то. Мне просто хочется покоя, а не второй юности, где вечно нужно куда-то бежать и что-то выяснять. Что нам выяснять?! За двадцать пять лет будто не все уже выяснили, господи…

Складываю руки на груди и взглядом даю понять, что разговор этот продолжать не собираюсь. Обычно такой взгляд всех пугает, но только не моих старперов. Ничего удивительного, что они начинают ржать. Нас же всех вместе учили давать такие вот взгляды…

- Охренеть, ты серьезно? - Стас поднимает брови и цыкает, - Пытаешься нас же нашим приемом? Сильно.

- Закроем тему. Не хочу об этом говорить.

- В Раю не все спокойно?

Это говорит еще один мой друг, с которым…скажем так, тему Киры я буду обсуждать при самом последнем раскладе. Когда-то давно Демьян тоже был влюблен в мою жену, но она выбрала меня. Он психовал, мы пару раз подрались. От последней нашей стычки на роже, прямо над бровью у меня появился шрам, а него над верхней губой. Кровавая вышла схватка, однако…Кира о ней ничего не знает. Может быть, узнала и точно так же стала бы кудахтать, и, возможно, не успела бы прорасти в меня так, как те корни дуба в податливую почву.

Хотя нет. Вру. Она уже проросла, потому что я ее как увидел — пропал. Сразу это понял. Дыхание перехватило, сердце забилось в висках, и все. До свидания, здравый смысл. Из-за той драки нас чуть не поперли из универа, и я помню, как мы с Демьяном сидели в раздевалке и молчали, после встречи с главным. Он тогда сказал нам…ну как сказал? Орал в основном. Очень громко. Плюясь слюнями. Как бешеный кабан.

- Вы что?! Хотите просрать все свое будущее?! Еще раз! Сука! Еще хоть раз! И вылетите! Я не стану больше вас прикрывать, ясно?! Так что, если не хотите проебать все, на что работали столько лет — выяснили свой гребаный конфликт и закрыли его! Ясно?!

Было ясно предельно. Тут без вариантов не понять посыл. Он действительно орал на пределах своих возможностей, аж стекла дрожали.

Там в раздевалке я сказал Демьяну, что люблю Киру. Я, как вчера помню, что я ему сказал, если честно…дословно.

- Если мне нужно будет проебать все ради нее — я это сделаю, - глухо прошептал я, глядя на свои разбитые кулаки, а потом набрался смелости и посмотрел лучшему другу в глаза, - Я люблю ее, Демьян. Я пиздец как люблю Киру. Она мой мир. И если будет нужно…я за нее всех разъебу. Даже тебя.

После этого он отступил, но осадочек остался. Поэтому я стреляю в него предостерегающим взглядом, а он давит легкую усмешку. Думаю, все прекрасно понимает. И не провоцирует.

Вот почему она так не может, сука?! Понять, когда нужно оставить меня в покое и не выпрашивать всякой хрени, которая в данный момент засоряет мой мозг!

Сука! Как же я устал сдерживаться…все давит-давит-давит…

- Она узнала правду? - тихо спрашивает Толя, теряя прежнее настроение.

«Мудрость идет в жопу»

Кира

Моя мама всегда говорит, что нужно быть мудрой женщиной. Где-то уметь промолчать, где-то сгладить острые углы. Она всегда так и делала, ведь у моего отца тоже очень непростой характер.

И это мягко сказано.

Вообще, я с ним не сильно лажу. Даже сейчас. Наверно, простить его за все те скандалы, которые он устраивал на пустом месте — это сложно. И в семь, и в восемнадцать, и в сорок четыре. Нет, я его не ненавижу. У папы была сложная работа. Он долго занимался спортом, даже был советским олимпийским чемпионом по водному поло, и когда его карьера там закончилась, он открыл своей спортивный клуб для детей, который существует до сих пор. Из-под его «опеки» вышел не один такой же чемпион, кстати, но работа с детьми — сложная работа, согласитесь. Думаю, поэтому он так часто психовал и держал нас с матерью в ежовых рукавицах. По крайней мере, мама всегда так говорила: не злись на папу, ты же его знаешь. Он хороший человек, просто устает на работе и весь этот спорт…он накладывает определенный отпечаток. Я старалась не злиться. Не получается, и поэтому я редко езжу к ним в гости. Ну, и потому что они с Вадимом не очень друг друга жалуют. Отец считает его выскочкой и хамлом. Вадим отца — старым, упертым бараном.

Короче, любовь до гроба.

Но мамины уроки я помню. Быть мудрой женщиной — сложно. Иногда это невыносимо сложно, но я же знаю, что оно того стоит… Мои родители вместе до сих пор, и я не один раз видела, как папа присаживается рядом с мамой, обнимает ее за плечи и шепчет нежности.

В семейной жизни не бывает все гладко. Так не бывает никогда! Хоть иногда и кажется, что проще все разрушить, но за такие моменты…стоит сохранять то, что у вас есть. Разрушить — проще всего. Разрушить — не создать. Это происходит в один момент, а на то, чтобы создать, уходят годы.

И я стараюсь. Я безумно стараюсь сохранить, но мне порой бывает невыносимо…господи, кто бы знал, как это невыносимо, ведь чтобы сохранить, тебе приходится гасить в себе многое: начиная с обиды, заканчивая своим характером.

Я прикрываю глаза, перед тем как зайти в квартиру. На мгновение утыкаюсь в дверь лбом и шумно выдыхаю. Вадим уехал в Питер по делам, и я ему не пишу уже три дня. Мудрая женщина так и поступает, правда? Он же сказал, что больше не горит, не скучает и не хочет. Вот я и делаю все, чтобы освободить от себя его личное пространство. Может быть, загорит? Заскучает? Захочет?

Господи, звучит просто отвратительно…ведь я хочу совсем не этого! А знаете чего? Расцарапать ему морду! Устроить скандал! Побить тарелки! Желательно об него! А я просто молчу…потому что так поступают мудрые женщины…

- Гель, как у тебя дела в школе? - спрашиваю тихо, но дочь не реагирует.

Она пишет что-то в телефоне, улыбается слегка и качает в такт музыки из своих наушников.

Вся в отца…господи, как же она на него похожа-то! Просто невыносимо. И если я сейчас потянусь, чтобы забрать у нее телефон — будет такая же реакция, как у Вадима. Либо она начнет глаза закатывать, либо кричать, но точно будет фыркать.

Не хочу.

Я замираю, а потом опускаю руку на стол и смотрю в тарелку. Хороший ужин. Курица получилась вкусной, с корочкой. И пюре ничего…а у меня на языке горечь. Горло сдавливает судорога. И сердце не на месте…

Смотрю на свой телефон и думаю: может быть, написать ему? Спросить как дела? Для меня это важно. Узнать, как у него дела…все ли в порядке? Как прошла его «операция»? Не было ли сложностей?

Нет-нет-нет. Стоп. Не смей.

Телефон я тоже откладываю, а потом дочь встает из-за стола, скрипнув ножками стула о пол.

- Я все. Спасибо, - бросает небрежно, разворачивается, чтобы уйти, но я прошу.

- Гель, а тарелка? Надо помыть за собой.

Дочь на мгновение замирает, оборачивается, а потом закатывает глаза.

- Помою попозже. Не горит же!

Она уходит.

Громко хлопает дверь.

А я остаюсь сидеть и смотреть в одну точку. Не понимаю, когда я устала стать главным врагом в своей собственной семье?…

Я не знаю ответа на этот вопрос, который преследует меня по пятам, как тень. Хочу ли я знать? Да, пожалуй, но как спросить, чтобы меня услышали — не знаю.

Прикрываю глаза, чтобы не заплакать, а потом встаю и собираю тарелки. Выкидываю остатки своего ужина — все равно кусок в горло не лезет, потом подхожу к раковине и мою и за собой, и за дочерью. А потом ухожу в свою спальню.

Сон не идет.

Три дня я не слышала его голоса и не знаю, как у него дела. Три дня. Для нас — это все равно, что вечность. Единственный раз, когда такое было — это тот самый ужасный случай, когда Вадим лежал в коме, и я не знала, проснется он или нет. И то. Я тогда с ним разговаривала. Просила вернуться ко мне и к Ангелине. Он услышал. Оттуда, но теперь не слышит, когда мы находимся в одной реальности. И это ломает. Ломает так сильно, что у меня ребра трещат…

Не могу найти себе места. Отвратительные ассоциации рождают страхи оживают и рождают жуткие предчувствие. У меня сосет под ложечкой, дрожит все нутро и сердце тарабанит в груди. Хорошо, что завтра выходные. Не надо идти на работу, а значит, никто не увидит огромных синяков под глазами, потому что я знаю, что этой ночью не буду спать.

Что с ним? А вдруг что-то случилось? Может быть, позвонить? Нет, нет, нет! Нельзя! Если бы что-то случилось, ты бы узнала первая.

Успокаиваю себя этим, выхожу из комнаты и иду на кухню.

Господи, эта разлука ощущается, как ломка. Двадцать пять лет я всегда могла позвонить ему, услышать его голос, а теперь…мне приходится держать себя в руках и «быть мудрой женщиной». Но это так сложно…

Мешаю чай, вслушиваясь в тихие удары ложечкой о края чашки. Что ты сейчас делаешь? Спишь? Или поехал на дачу к Савве? Ты же в любом случае с ними встретишься, и я волнуюсь. Этот старый козел завел себе молодую любовницу, я знаю от его жены Оли. Мы с ней старые подруги, ведь…ну, по-другому это не работает. Если мужья дружат, ты уж никуда не денешься, да и не хотелось деваться. Оля — женщина веселая, эффектная и яркая. С ней всегда рядом, как на солнышке греешься, а кто захочет уходить от солнышка? Разве что старый козел, который возомнил себя Ален Делоном.

«Развод»

Кира

Это очень странное чувство, когда ты смотришь на любимого мужчину и больше не видишь любимого мужчину. Он для меня теперь чужой, как будто незнакомец какой-то, и знаете? Все мои попытки склеить разбитую чашку кажутся сейчас такими смешными.

Господи, какие же они смешные, пустые, дикие…

Какая же ты дура, Кира. Какая дура…

Наверно, не нужно здесь слышать никакого ответа. Наверно, и вопрос этот глупый задавать не следовало. Он просто сорвался с губ и повис в воздухе стокилограммовой гирей, и я не знаю «зачем». Что мне хотелось бы услышать? Правду? Я итак ее знаю. Когда живешь с кем-то двадцать пять лет — ты всегда знаешь правду. Мне было достаточно увидеть его взгляд, чтобы все понять. Как и «познакомиться» иногда «раззнакомиться» — это тоже всего одно мгновение и один взгляд. Вот так. Двадцать пять лет стираются при виде его бешеных глаз. Испуганных, каких-то неадекватных. Даже помада — это пустое по сравнению с его виноватым выражением лица. А может быть, я хочу, чтобы он сейчас сказал, что ничего не было? Что я опять себе чего-то напридумывала? Взбрыкнул, как обычно, как дикий жеребец. Наорал. Да что угодно, чтобы ничего не знать? Чтобы так и сидеть в своем узком мирке? И я бы сидела.

Брак — это сложно. Брак — это борьба и работа, но только помада есть, взгляд есть, и я чувствую холод там, где была бесконечная жара, поэтому все бессмысленно.

Ври не ври — бессмысленно; говори правду, апеллируй «остывшими чувствами». Снова сделай из меня клушу и обвини во всех бедах — по сути своей, уже не имеет никакого смысла ничего из того, что ты скажешь.

Все кончено, и даже до такой идиотки, как я, наконец-то дошло.

Все кончено.

Медленно опускаюсь на стул и шумно выдыхаю спертый воздух из грудной клетки. Немного ведет, если честно. Голова кружится, в жар бросает, потом в холод. Возможно, это ранний климакс или типа того? Нет, на самом деле нет. Это просто шок. Я такого не ожидала, конечно…

- Командировки тоже не было, как я понимаю? - спрашиваю тихо, и это тоже не имеет значения.

Ничего не имеет значения…но он наконец-то открывает рот и шепчет.

- Была.

- Понятно.

Смотрю на плитку, которую разделяет уродливый шов. Мне не нравится эта затирка, она по цвету совершенно не подходит! И надо бы переделать, но, наверно, хорошо, что все так получается. Не люблю пыль. Когда перекладываешь плитку — пыль будет точно.

Вадим делает шаг в мою сторону, на который я реагирую резко и рвано. Это тоже странно. Наверно, это точно шок, раз меня болтает из одной крайности в другую. Сначала про плитку думаю, потом шпарюсь от боли.

Резко поднимаю на него взгляд, от которого нож в моей душе танцует активней. Выставляю в него руку и хриплю.

- Не приближайся.

Вадим застывает. Мы долго смотрим друг на друга, и нет, я не пытаюсь найти в нем того, кого так сильно любила почти всю сознательную жизнь. Нет. Просто когда ты смотришь в бездну, бездна затягивает тебя. Или кошка. Например. Которую переехала машина, и тебе не надо точно на нее смотреть, но ты смотришь. Даже если тебя тошнит. И даже если тебе больно за бедное животное — смотришь и все тут! Потому что уродство привлекательно. Боль тоже. А страдания — тем более.

Наверно, и со мной вот так. Я не хочу страдать, но прекратить это выше моих сил.

Может быть, я мазохистка.

Вадим открывает рот, но я мотаю головой.

- Не хочу ничего слышать.

- Кира…

- У тебя ее помада на шее, - шепчу и отвожу взгляд в окно.

Светает.

Я люблю это время суток. Когда-то бегала, но давно уже нет. Ребенок и муж отнимают много времени, пусть я давно здесь чужая. Мне не рады. И я сейчас так ярко это ощущаю, что сдохнуть хочется. Рыдать. Выть. Но я молчу. Просто смотрю, как ласковое солнышко касается соседних зданий, и тихо хмыкаю.

- Зачем ты приехал?

Он молчит. Меня обдает обидой, но я не смотрю на него. Не хочу. И не буду…

- Надо было остаться. Разве не знаешь? Женщины любят просыпаться…

- Прекрати. Не было ничего, - чеканит, я прикрываю глаза.

- Ну да. Наверно, я действительно дура…

Не успеваю закончить фразу. Вадим перебивает меня тяжелым выдохом, трет лицо и глухо говорит в свои ладони.

- Мы только целовались.

Больно.

Ощущается, как удар, и я думаю: а по итогу…что было бы хуже? Если бы он меня действительно ударил? Тогда в нашей спальне? Или это? Странная дилемма. Не к такому я хотела прийти в сорок четыре, конечно…

- Мне надо в душ, - продолжает он, - Потом я спать. Поговорим завтра. Я сейчас неспособен. Пил. С мужиками.

Вадим зачем-то рассказывает мне то, что уже не имеет никакого значения.

«Только целовались» — занимает все мое сознание, и я не могу пошевелиться. Просто смотрю на улицу, чувствую его взгляд, но ответить не смогу уже. Не-а.

Это конец.

Это точка.

И я это совершенно точно знаю, потому что нет у меня душевных сил на прощение. Возможно, я могла бы. Даже поверить ему, что кроме поцелуя ничего не было — возможно, и то под вопросом, но у меня не осталось сил даже на короткое «возможно». Все закончилось. Я закончилась. Это точка.

Вадим мнется еще пару мгновений, потом разворачивается и чеканит шаг до ванной комнаты, где закрывается и через мгновение включает горячий душ.

Жалкая попытка отмыться. Ты для меня всегда будешь грязным теперь…

***

Я не устраивала никаких скандалов. Просто сходила в нашу комнату и забрала свою подушку и плед, а потом ушла в гостиную. Вадим заходил. Я слышала, потому что и заснуть тоже не смогла. Просто лежала и пялилась в одну точку.

Почему нет слез? Их нет вообще. Наверно, меня прорвет, но прорвет гораздо позже, а сейчас психика расставляет барьеры, чтобы не разлететься на части.

Но это хорошо. Очень хорошо, не поверите — так у меня есть время подумать.

Что делать? В принципе, понятно "что", но что? Мне страшно. Наверно, сначала надо будет подать документы на развод, а потом? Мы будем делить дочь и совместно нажитое? Надо, наверно, позвонить Оле. У нее хороший адвокат был…

«Я знала, что так будет»

Кира

На кухне повисает страшная тишина. Такая тишина обычная означает многое. Кто-то внезапно умер? Или случилось что-то страшное, например, пропал близкий человек. Авария. Пожар.

Да, я знаю, что это выглядит, как кощунство. Слава богу, у нас все живы и все дома, но с другой стороны…для меня все в ином свете предстает. Брак длиной в одну полноценную жизнь действительно умер. А я действительно потерялась и не знаю, что делать. И, наверно, меня действительно сбила машина, когда я увидела помаду на шее своего мужа. И это был пожар густой, кипящей ревности, пока я всю ночь не могла заснуть, а видела перед глазами картины, которые никогда не думала увидеть.

Громов и другая. Имеет ли она значения? Нет. Я не представляла ее лица, потому что не знаю, какие женщины кроме меня ему нравятся. Грешным делом, подумала на его помощницу, но с другой стороны — это же такое клише…нет, я не представляю на месте своей соперницы какую-то конкретную женщину. Вадим не давал мне поводов ревновать. Он никогда не смотрел на других в моем присутствии, как это часто бывает. Не провожал их задницы восхищенным взглядом, не стрелял глазами. Нет-нет-нет. Я ревновала, лишь когда на него обращали внимание, но это всегда было пустым. Просто рядовое ворчание жены, которое не несло за собой ровным счетом ни-че-го, ведь я была в нем так уверена…Черт, наверно, это со мной и сыграло злую шутку, а теперь вот так. Меня сбила машина от осознания, что любая уверенность в ком-то — это лишь возможность тебя разрушить.

Нельзя так верить в другого человека. Нельзя так любить, как я любила. Может быть, будь я умнее, ничего бы этого не произошло. И я бы не сидела, не обтекала от грязи своего супруга, которого, похоже, совсем не знаю.

Имеет ли это значение сейчас? Наверное, уже и нет. Я хочу просто все закончить. Я устала. Безумно устала цепляться за то, чего уже нет.

Я устала.

И с меня хватит.

Ангелина резко вырывает руку из моей, но это меня никак не удивляет. А может быть, просто сил не хватает? Я не знаю. И мне плевать.

Тяжело вздыхаю.

- Я понимаю, что ты злишься…

- Что за бред ты несешь?! - взрывается дочь, - Какой в жопу развод?!

- Геля, пожалуйста…не кричи.

- Не кричи?! - она резко вскакивает и упирает руки в стол, - Не кричи?! тогда прекрати нести этот бред!

Прикрываю глаза и собираюсь с силами, чтобы ей ответить. Второе самое сложное испытание — это наладить наши отношения, после того как наши отношения с Вадимом рухнули, как карточный домик.

Вот так.

С ней будет сложно сладить. С ней уже сложно, а после объявления о разводе — я не знаю, чем все это кончится. И возможно, надо было бы снова засунуть свою гордость поглубже и сглотнуть? Да не засовывается и не глотается. Увы. К тому же, я за эту ночь как-то вдруг поняла, что столько прощала ему не только из-за своей любви, а потому что видела всю жизнь, что прощать и спускать с рук некоторые моменты — нормально. А это не так. Будь у меня другая семья, где никто друг на друга не давил и не орал, возможно, и моя не развалилась бы.

Поэтому я это делаю. Знаю, что жестоко и, возможно, слишком поздно, но…лучше поздно, чем никогда? Геля рано или поздно вырастит. И я не хочу — боюсь! — что она выберет себе такого же мужчину, на которого однажды, спустя двадцать пять лет, даже взглянуть не сможет. Что он будет относиться к ней плохо. Что он не будет ее любить, а потом просто бросит в лицо слова о своих остывших чувствах и укатит в другой город искать приключения на задницу.

Старый, похотливый мерзавец.

Надеюсь, ты что-нибудь от нее подцепил, сволочь…

- Гель, - начинаю тихо, но более уверено, чем до этого момента, - Я знаю, что такие новости…это не то, что ты была готова услышать сегодня…

- Сегодня?! Нет! Никогда! Я не готова была слышать этот бред никогда! Я…я отказываюсь.

Она отстраняется от стола и мотает головой. В ее больших глазах стоят слезы, и это больно. Очень больно. Но это для твоего же блага, доченька. Однажды ты меня поймешь…

- Если ты подашь на развод…я…я…я останусь с отцом, ясно?! Не поеду с тобой никуда! Ты…

Слова бьют меня посильнее пощечины, но я…к сожалению, была к ним готова. Знала, что так будет, но не знала, как буду действовать, когда их услышу…

- Геля, иди в свою комнату, - Вадим наконец-то говорит, а потом откашливается и более ровным голосом добавляет, - Нам с мамой нужно серьезно поговорить.

- Пап, она опять…

- Геля, в комнату!

Дочь стоит еще пару мгновений и смотрит на меня, как на врага. Я не отвечаю. Обвожу полукруг пальцем и молчу, ведь все еще не знаю, что отвечать.

Что мне сказать, чтобы не разрушить ее веру в мужчин? Я ведь знаю, как это ощущается. Прямо сейчас меня на части рубит, поэтому я знаю…нет, не хочу для нее того же.

Геля фыркает и уходит, потом громко хлопает дверью, а я прикрываю глаза. Усталость наваливается сверху еще больше, а вкупе с тяжелым воздухом становится почти невыносимо находиться рядом с Громовым. Он сейчас абсолютно точно оживляет свою фамилию. Вокруг него все так и искрится, а я чувствую какое-то больное наслаждение. Снова его нерадивая, опостылевшая жена подложила свинью. Ха! Наверно, тебя это бесит. Что я открыла свой рот, так? Или ты рад?

Страх внезапно озаряет мое сознание, как косая молния. А что, если он рад? Моему решению? Что если он сам не знал, как предложить, и тут я — на те, здрасте. Обида шипит по венам, как кислота, и я плотно сжимаю губы, чтобы ничего лишнего не сказать.

Не хочу. Можно было бы опуститься до обвинений, но зачем? Выяснять отношения? Чтобы он снова наговорил мне кучу неприятных вещей, а я потом и это расхлёбывала? Нет, нафиг. Мудрость, конечно, пошла в жопу, но инстинкты самосохранения у меня есть. Это сейчас я скала. Дайте немного времени, и я рассыплюсь, как пепел по ветру. Потом, конечно, соберусь. Я не дура, я знаю, что вечной любви, похоже, действительно не существует, и я стану не первой разведенной женщиной, но в моменте лишь от меня зависит, насколько сильно я буду разрушена.