Развод. Я (не) твоя!

ПРОЛОГ

С юных лет меня учили, что в жизни нет ничего определенного. Сама жизнь — непредсказуемый дар, впрочем, как дружба или любовь. Но если первый — это данность, то второй и третий феномены все же зависят от наших мыслей и действий.

Прошло уже целых двадцать лет, а я до сих ищу то самое состояние невесомости, о котором пишут в книгах или снимают кино…

Я знаю, что говорят о нем: «Любовь настигает тебя врасплох, когда ты совсем ее не ждешь, причем совершенно не так, как ты себе это представляешь!».

После моей первой, неудачной любви я теперь точно знаю, какой она на самом деле должна быть — с первого взгляда и навсегда!

Я жду свою любовь, как тропический ураган, наступающий лишь один раз в миллион лет и сметающий всех и вся на своем пути. Жду это необыкновенное чудо, как самую сильную грозу, которая вот-вот обрушится на меня неимоверным долгожданным ливнем, обволакивающим мою каждую пору и проникающим в мою каждую клеточку изнутри…

Я готова обнять своего суженого кожей и волосами, если только смогу найти его среди миллиардов людей на нашей планете!

Этот вездесущий, безликий, безымянный и бескомпромиссный человек заставит всех остальных мужчин в моем восприятии стать маленькими мальчиками!

Иногда я вижу его лицо в своем воображении. И хотя оно окутано дымкой, я прекрасно чувствую его, сильного и непоколебимого, как и желала.

А пока я мечтаю о нем, продолжу жить своей жизнью, любить своих друзей и наслаждаться моментом.

Знаю, что когда я найду его, моего мужчину, то он будет всем, о чем я мечтала. Он будет идеальным во всех отношениях.

Идеальным мужчиной для меня!

— Дорогая, — подбегает ко мне моя лучшая подруга Люська, в скором невеста, и возвращает на землю — Пошли на танцпол! Чего расселась? Опять мечтаешь о своем прЫнце?

— Нет, Люсь, — стряхиваю с себя меланхолию — Все никак не могу отойти от папиного сватовства на прошлой неделе.

— Ааа, — присаживается на краешек кожаного дивана рядом со мной — Это ты про того олигарха и его переговоры с немцами, куда дядя Сережа тебя взял с собой в роли переводчицы?

— Типа, да.

— Ну, ты мне рассказывала, что он вроде выглядит очень даже ничего, нет?

— Какой там! Бугай бугаем, только в костюме, — презрительно отмахиваюсь и допиваю свой фруктовый коктейль — К тому же, с первой проседью в висках…

— Старый, да?

— Папа говорит, что у нас с ним разница небольшая... «Всего-то» в десять лет, прикинь!

— Нууу, у меня с Витей пять…

Пожимаю плечами. Люська не особо дружила с математикой в школе. С крутым Витьком она познакомилась в девятом классе. Тот долго и терпеливо ждал ее взросления, в то время как мой первый МЧ не дождался… Чтоб его!

— Ловис, расскажи, а как ты догадалась, что то подстава со стороны твоего пахана?

— Во время паузы мой типа будущий муженек шепнул мне на ухо: «Шплиттер».

— Ого, он оказывается сам знает немецкий? Вот это да! Значит, в твоих услугах он не нуждался… А что это слово, кстати, означает?

— Заноза, — отвечаю, резко встаю и иду поразмять кости на танцполе.

Иногда единственный верный способ прекращения оргии саможалости — это начало настоящей оргии!

В воздухе витает предвкушение: разгоряченные тела теснятся друг к другу…

Я осторожно протискиваюсь между танцующими, нахожу более-менее удобное место среди подруг и с закрытыми глазами погружаюсь в ритмы быстрых битов и позволяю им полностью овладеть мной.

Мое тело становится скользким от танцев…

Шелковый топ золотого цвета и подходящая к нему черная кожаная мини-юбка прилипают к телу.

Наверное, мне не следовало надевать лифчик без чашечек. От натирания влажной ткани соски встают дыбом и привлекают похотливые взгляды сразу нескольких мужчин…

Черт!

На кой мне от природы большие сиськи???

А, пох..!!!

Какой-то левый лысый мужик с бородой пританцовывает откуда-то справа и тупо улыбается мне во весь рот улыбкой «хочу-тебя-чпокнуть-детка».

Наглец смело обнимает меня за талию и притягивает ближе:

— Хочу тебя спросить: потанцуем?

Придурок, уже спросил!

— Мы с тобой уже танцуем. Тебе недостаточно?

— Где-нибудь в укромном месте…

Он кажется мне симпатичным, но я ещё не достаточно выпила, чтобы уединиться с ним хотя бы для поцелуя…

Но мне нравится его дразнить!

Лысый брутал вдруг хватает меня за ягодицы. За это ему прилетает моя пощечина. Девочки вмиг вступаются за меня, окружая плотным кольцом. Одна из подруг бежит звать охрану…

Мудак после пары непристойных оскорблений в мой адрес быстро испаряется.

Я направляюсь в уборную — мой мочевой пузырь мешает сжигать жир с бедер.

1. ЛЮБОВЬ

Белые стены в просторной пустой комнате ожидания пестрят яркими фотографиями в стиле открыток. На них на меня улыбаются самые разные младенцы: от пары дней до трех лет.

Все они милые, забавные, сладкие и… отвратительно чужие!

Не потому что ни один из них даже близко не напоминает мне нашего Никитку два года назад.

Моя память о нем, как кинопленка, все еще яркая, цветная. Правда, в последнее время она все больше и больше требует темноты, чтобы проявиться во всей красе и с его звонким голосом за кадром…

В мыслях я продолжаю называть сына «нашим», хотя вот уже больше года он только мой.

Не знаю, что здесь делаю я?

— Любовь Сергеевна, — главврач Варвара Ивановна Музы́ка входит в стерильную капсулу моего самобичевания и приглашает меня пройти в ее благоустроенный кабинет на десятом этаже в центре Москвы.

В ее кабинете светло, но чертовски холодно.

Она заученно просит меня зайти за ширму, раздеться только внизу и сесть на стул пыток.

— Как вы себя чувствуете? Тошнота есть?

Честно мотаю головой, глубоко в душе зная, что это дурной знак.

В глазах вдруг остро щиплет, а к горлу подступает ком…

Дурацкая саможалость!

Я не через такое проходила, а значит, выдержу и это!!!

— Сейчас вам будет холодно, — наносит она гель на презерватив, надетый на трансвагинальный датчик и осторожно вводит его во внутрь.

Знала бы она, как постоянно мне холодно. Так адски холодно, что иногда жутко трясусь от поддавания этому чувству!

Сейчас немного расслабляюсь, прикрываю глаза, визуализирую — до выноса ее приговора, до…

На прошлой неделе я отчетливо видела свою фасолинку в десять миллиметров в черном пятне.

Сердечко махи билось громко и четко: сто двадцать ударов в минуту!

— Замерла, — с опущенными уголками губ вздыхает она, будто неизбежно раздавила пчелу, которая все равно ужалила.

Во мне мгновенно все падает куда-то вниз…

— Мне очень жаль. Я направлю вас к очень опытному хирургу.

— Зачем?

— Для абразио, то есть на чистку. Чтобы вы с мужем снова смогли побыстрее попробовать!

После семи лет необъяснимого вторичного бесплодия я наконец забеременела. И на седьмой неделе потеряла. Нашего. Второго. Не рожденного. Ребенка.

Проклятые слезы саможалости застывают в глазах, как и тормозится моя реакция на ее внезапные расспросы о муже.

— Он не подъедет, — как в тумане отвечаю, забираю ее направление, прощаюсь и выхожу из этой гребаной клиники на улицу.

Знойный воздух середины августа не разряжает моего сильного удушья от слез. Последние изо всех сил сдерживаю, чтобы не засветиться такой перед следящими за мной людьми мужа.

О последнем я по-настоящему вспоминаю только сейчас.

Где он, где, когда нужен???

Смартфон назойливо вибрирует в моей правой руке до тех пор, пока я не успокаиваюсь и более-менее спокойно отвечаю…

— Садись в авто, — бесстрастно приказывает моя когда-то прибрежная скала в прибое.

Ни приветствия, ни вопроса о том, как мои дела.

Я молча иду. Не останавливаюсь. Но и не сбрасываю его звонок.

Мазохизм по десятибалльной шкале в последней стадии!

Мы вместе молчим. Сквозь городской шум умираем от этой безупречной тишины…

Вокруг меня все гремит, а он только рвано дышит.

Сказал бы лучше, что уходит. Бросает меня на произвол нашего, нет, моего горя. Разводится, потому что мне официально изменил, и что теперь у него новая семья… Короче, мало ли причин!

Тогда мне было бы легче всем сердцем его ненавидеть, чем…

Хочу, чтобы из нас двоих хотя бы он начал все с нуля. Он мужчина, ему всегда можно…

— Я иду за тобой, — совсем близко произносит и кладет свою правую руку на мое правое плечо.

Мне сразу становится не так смертельно тяжело!

Останавливаюсь, глубоко выдыхаю и наконец оборачиваюсь к нему.

Власов пронзает меня, как всегда, прямым взглядом. Словно рентген, он сканирует во мне все источники боли и разрушения…

— Беременность замерла, — сухо выношу, словно вовсе не о себе приговор, и тут же прикусываю нижнюю губу, только бы не расплакаться.

В его колючих серых глазах на секунду мелькает что-то живое, когда-то до боли мне знакомое и исчезает в никуда. Вернее, в место, где его черная дыра.

Я всегда буду идти за тобой. Где бы ты ни была, Любовь моя. Из-под земли тебя достану. Потому что ты моя!

Вспоминаю сказанные им в нашей прошлой жизни слова, когда наш брак только налаживался…

Я хочу, чтобы у нас была настоящая семья. Люба, хочу сына от тебя!

2. МАКСИМИЛИАН

Воздух перед капотом плавится, а я продавливаю педаль газа дальше…

Двести. Триста. Триста пятьдесят. Четыреста…

Мой гиперкар летит по полупустому автобану без скоростных ограничений между Мюнхеном и Москвой.

Пятьсот и пять км/ч — стрелка на спидометре зашкаливает.

Мой Hennessy Venom F5, как всегда, достигает официально поставленного шведами рекорда, но не переплевывает его...

А мне всегда хотелось узнать, что там за гранью!

Сегодня с меня будто сорвали цепи, убрали предохранитель, ракетой выпустили в космос без шанса возвращения на базу.

Если раньше я боялся разбиться и не вернуться к Любе и Нику, то сейчас…

— У вашей жены тяжелый случай глубокой депрессии, — сообщает мне по телефону между встречами на конференции специалист — А у вас я подозреваю пока скрытый посттравматический синдром. Вам бы тоже обследоваться у меня…

— Нет у меня ничего такого, — спокойно выдаю и не соглашаюсь на принудительное лечение жены в клинике.

Больше года у меня нет базы. Не к кому возвращаться. Не слышно его радостного топота и звонкого голоса. Не ощутимы его всегда бурные объятия…

Сын был весь в меня!!!

А Люба… Она давно не ждет меня. Не смотрит, когда я ухожу и прихожу. Не желает мне доброго утра или спокойной ночи. Она все больше и больше становится похожей на свою тень или оболочку без содержания.

С каждым днем моя любимая жена ощутимо отдаляется от меня. Зарывается всем своим существом в улиточный дом из скорби, откуда я не могу достать ее.

Горе стало ее единственной желанной в жизни рутиной!

Поэтому я запретил ей входить в комнату Ника. Закрыл наш «храм» на ключ, под страхом смерти приказал своим людям следить за тем, как бы она с помощью каких-либо подставных работников не выбила дверь...

Мчась по новому асфальту и не взлетая, я вдруг осознаю, что устал. Так сильно от всего устал, что мне позарез нужно расслабиться.

Всю неделю я горел и парился на тяжелых переговорах в Мюнхене.

За все это время женушка ни разу не позвонила, элементарно не спросила, как мои дела, жив ли я вообще.

Похоже, ей в действительности наплевать на меня.

Так было, есть и будет всегда.

Наш брак — это всего лишь моя ошибка!

Я доезжаю до Берлина.

Моя команда уже ожидает меня у парадного входа в пятизвёздочный отель Adlon Kempinski.

На лету кидаю им ключ от тачки для валет паркинга, подхожу к ресепшн, где мне без слов выдают карту от моего постоянного номера.

По дороге к лифту Евгений быстро отчитывается о делах, я жестом затыкаю ему рот.

— Найди мне бабу, — бросаю вперед, прежде чем нас разделяют двери лифта.

Поднимаюсь в свой президентский сьют и не выдыхаю.

Грандиозный вид на Бранденбургские ворота совсем не впечатляет — слишком часто бываю здесь.

В сотый раз смотрю на дисплей и не вижу признака жизни Любы. С трудом подавляю желание набрать ее, чтоб вместе просто помолчать.

Прямо сейчас хочу завыть волком на луну, разнести к чертям весь интерьер вокруг, а потом окунуться в самую грязь, дойти до абсолютного дна и изваляться там в говне — без алкоголя...

Ничего из представленного не делаю.

Оно не вернет прошлого, не скрасит настоящего...

Бл@дь, у моего сына нет будущего!!!

Мне срочно нужно податливое женское тело...

Не хочу никуда выходить, искать, что-то кому-то говорить...

Про состояние жены узнаю позже, набираю Женька и уточняю заказ:

— Не русскую. Выносливую.

Шатенка или крашеная блондинка типа «вечный подросток» спустя полчаса молча проходит в мой номер, встает посередине и на ломаном английском спрашивает, что и как я хочу.

Лаконично отвечаю эскортнице на чистом немецком.

Шлюха полностью раздевается, подходит к краю кровати, где сижу я, и принимается за дело…

Закрываю глаза, представляю себе Любу, но ничего не выходит!

Тереблю сам себя до твердого состояния, натягиваю презерватив и приказываю ей подойти ко окну и не смотреть в мою сторону.

Шлюха прижимается грудями к стеклу, выпячивает зад, раздвигает ноги, встает на цыпочки...

Я резко вхожу до основания и начинаю тупо долбиться…

Мысли, как пули, свистят и задерживают мою полную отключку.

Словно зверь, рычу, мычу, ускоряюсь — все ради секундных вспышек и конвульсий…

Боль-сука не вылетает даже во время оргазма, а лишь машет мне рукой через боковое зеркало подсознания!

Шлюха без имени извивается в моих руках. Кричит. Визжит. Орет. Умоляет меня не останавливаться.

Я не хочу знать, ловит ли она кайф от того, что с ней делаю, или искусно притворяется.

3. ЛЮБОВЬ

Дети. Везде. Вокруг меня носятся по саду мальчишки моей самой лучшей подруги Люси. У нее с Витей их целая банда!

— Теть Люб, — льнет ко мне пятилетний Станислав — А ваш Ник теперь превратился в скелет, как наши похороненные мыши?

— Стас, ты что такое говоришь, а?! — прикрикивает на него Люська.

— Люсь, прекрати! — шиплю на неё, а сама во всю улыбаюсь любопытному Варваре и сажаю к себе на колени — Честно говоря, я даже не знаю… А ты что, уже лично проверял своих мышат?

— Нет, мне папа не разрешил их раскопать и проверить, — буркает он и доверительно шепчет мне на ухо — Когда я вырасту, то хочу стать зомби… Они могут сниматься в кино, а еще всех пугать!

Понимающе киваю и вспоминаю кучу разных профессий, кем хотел бы мой Никитка стать…

— Ловис, ты уверена, что отдаешь нам Джой?

Смотрю Люсе в глаза, а не на виляющего на меня хвостом лабрадора.

Слезы наворачиваются на глаза, но я их сглатываю.

Нашей собаке будет лучше у Ивановых. Их мальчишки не заменят ей Ника, но однозначно подарят больше тепла, чем я в поисках нового постоянного места жительства и без работы…

— Ловис, смотри, что я нашла!

Люся вытаскивает из антикварного комода пачку писем в обычных конвертах разных цветов.

— Что это?

— Твои розовые сопли по сначала одному, затем второму, третьему и… пятому суженому!

Вспоминаю, какой влюбчивой я в молодости была, но так, чтоб письма...

— Да ну! Я что писала их тебе???

— А то! Красиво душу изливала мне про любовь, дружбу, надежды, ожидания и разочарования… Все до одного сохранила! Думаю, пора их тебе вернуть…

Секунды, словно вечность, стою и перевариваю ею сказанное.

Дрожащими руками уже на съемной квартире раскрываю самый «свежий» по дате, красный конверт. Пробегаю глазами по первым строчкам и погружаюсь в то самое состояние, когда выводила эти строчки больше самой себе, чем подруге:

Дорогая Люся,

что ты думаешь о бесконечности?

Если разделить 1 на 9999999, то результатом будет 0,0...01. Бесконечность намного больше этого числа, а это значит, что единица, поделенная на бесконечность, очень близка к самому нулю…

Математика скорее говорит о нуле.

Мы не можем представить себе бесконечность и потому должны просто принять все утверждения о нуле.

После того, как меня бросил Вадик, я долгое время думала, что я полный ноль — без приближения к другим нулям или единице… Но знаешь, что сегодня произошло?

Откладываю письмо в сторону и до мелочей вспоминаю тот сентябрьский день, когда впервые встретила Власова.

— Люба, приоденься как следует, — незадолго до выхода ворчит на меня отец и заставляет пойти наверх и переодеться.

— Там будут солидные люди, — кричит он вдогонку — Немецкая делегация в десять человек из компании «Грин-Инжиниринг»!

— И что с того? Мне нужно одеться в ресайклинговую бумагу?

— Смотри мне, не дерзи заказчику! Власов должен остаться всем довольным. Ты должна справиться с переводом на пять!

Власов, Власов, Власов…

В последнее дни папа постоянно талдычит мне о нем, будто он пуп земли.

Не понимаю, зачем мы идем в этот элитный небоскреб в шестьдесят этажей?!

Папа останавливается у ресепшн, заводит долгий разговор, во время которого вдруг приказывает мне подниматься на самый последний этаж.

Мой прежний мир заканчивается в понедельник в 10:01, когда лифт вдруг останавливается на втором этаже, его двери открываются, и… ко мне входит темноволосый с легкой проседью, массивный, будто Викинг, мужчина.

Он изучает меня, как мне кажется, слишком долго. Делает шаг внутрь и изучает меня еще, пока я жадно осматриваю острые носки своих черных шпилек.

Потолочные лампы мерцают. Затем гаснут совсем. После некоторого промежутка времени, который длится около пяти секунд, но кажется, что прошло несколько десятилетий, свет возвращается с чуть более желтым оттенком аварийной лампы.

Во мне разгорается паника.

— Вам на какой? — осмеливаюсь спросить его я, ведь он не нажал на кнопку, хотя уже доставил неприятность в виде короткого замыкания.

— Не по пути, нажал бы.

Его дурацкий глубокий голос усиливает беспокойство во мне.

— Максимилиан Аристархович Власов, — внезапно протягивает мне свою огромную, мягкую ладонь и крепко пожимает ею мою правую руку.

— Любовь Сергеевна Ласкина, — быстро отвечаю и робею.

Странно, любой из сотен, работающих в этом здании людей, мог вызвать мой лифт. Любой.

Не может быть, чтобы им оказался именно папин Власов!

Не Макс, не Максим, а Максимилиан…

Человек с максимально длинным именем и колоссальным, пугающим меня, присутствием.

4. МАКСИМИЛИАН

Я знаю, что после смерти буду гореть в аду. За все, что сделал и не сделал…

Мой член глубоко погружен в стонущую женщину на нашей постели в нашем доме, где больше месяца нет нас.

Я поддаюсь рефлексам тела, но в то же время слышу, как захлопывается входная дверь. Мгновенно спихиваю с себя Машу или Лиду в сторону, хватаю простынь и бросаю на нее, когда та стонет в знак протеста.

— Прикройся, у тебя есть ровно три секунды… Две… Одна.

В дверях спальни появляется мой дерьмовый кузен Дементий.

Ублюдок не изменился с тех пор, как мы с ним в последний раз виделись...

Когда это было?

— Все также втыкаешь шалавам? — усмехается он и похотливо оглядывает молоденькую брюнетку с силиконовыми сиськами пятого размера и африканской задницей. — Решил снять домашнее порно?

— Демон, зачем приперся сюда? Не помню, чтобы я давал тебе ключи.

— Отец хочет видеть тебя, — отхаркивается он прямо на пол, в то время как я натягиваю джинсы и сканирую его.

— Для этого он вызвал тебя из Штатов? — смеюсь, приближаюсь к нему, за долю секунды ловлю его за ткань футболки и прижимаю к стене.

В этот самый момент в мою спальню вваливается целая толпа мужиков разного калибра, как и мой тайный арсенал огнестрельного оружия.

Отряд из десятерых образуют Комитет по возвращению блудного сына в лоно Семьи.

Я рад, что рядом нет моей Любы — она бы точно их испугалась!

Отец давно не посылал за мной…

— Одиннадцать гребаных лет мы не виделись с тобой, Бро! — додумывает Дементий вслух и ловко выворачивается.

— Я бля скучал, — с ухмылкой даю ему подножку и всем весом наваливаюсь на паршивца, давлю правым локтем на его горло до хрипа — Мне плевать, что он хочет мне сказать!

Демон остается спокоен, даже когда краснеет и задыхается. Никто из его людей не шевелится. Я ослабляю хватку, чувствуя, что он вот-вот потеряет сознание.

— У него лейкемия, Макс… Последняя стадия…

Я откидываюсь на спину, минуту гляжу в потолок, затем резко вскакиваю, поднимаю с пола платье Наташи или Саши и со словами «Пора домой, милая!» бросаю его ей. Затем достаю несколько купюр из портмоне и сую их в протянутую руку проститутки.

Она неловко засовывает деньги в лифчик, мужчины отходят в сторону, давая ей пройти. Пара из них присвистывает, после чего она показывает им средний палец и наконец выметывается.

— Дэм, не смотри на меня так, будто я могу его пожалеть, — злобно шиплю и снова надвигаюсь на него.

В спальню входит мой дядя Игнат. Он серьезен, спокоен и все также опасен.

Когда я рос, мы были самыми близкими людьми. Именно он научил меня выживать в криминальном мире моего отца после внезапной смерти матери. Смириться и жить дальше. Благодаря Игнату я стал умнее, сильнее и безжалостнее. Я научился всему, чему только можно было у него научиться…

— Мальчик мой, — раскидывает руки Игнат, края его расстегнутой куртки обнажают по бокам Беретту и Глок — Ты ведь сам был отцом…

Игнат стоит передо мной, и я смотрю в его серые, холодные, как сталь, глаза.

Я не видел его и отца со дня похорон Ника. Игнат научил меня обращаться с 38-м калибром.

— Он стопудово умрет, — многозначительно произносит он, положив руку мне на плечо. — Ему осталось полгода, может, меньше.

— С чего ты взял, что меня это волнует?

— Ари привел свою жизнь в порядок. Больше никаких убийств. У нас больше нет объявленных врагов. В его бизнесе теперь главное — приумножение всех капиталовложений. Подполье нового формата объединило все ОПГ (Организованные Преступные Группировки) в одну Семью, Ари хочет официально передать Общак тебе. Ты его единственный ребенок и сын. Неужели откажешь ему в его последнем желании?

Проклятье, я до последнего надеялся избежать этого!

В моих жилах течет его густая черная кровь. Долгое время я был его правой рукой, выслеживал, запугивал и силой выбивал из его должников деньги. Когда надо убивал. И всегда делал это без страховки за свою жизнь.

Люди, у которых есть страховка, редко ею пользуются. Обычно она нужна тем, у кого совсем ничего нет. У меня есть все виды страховки. Мое сознание — это компьютер, запрограммированный на ожидание худшего от ситуации менее чем за секунду.

Сейчас я точно знаю, что все они до зубов вооружены и не уйдут, пока не добьются своего.

Игнат наблюдает за тем, как я осматриваю каждого из них, и улыбается, явно гордясь мной. Он достает из кобуры свой ствол и протягивает его мне:

— Хочешь устроить замес прямо здесь? Ты же знаешь, когда дело касается тебя, Ари ничего не предоставляет случаю!

Я не беру в руки его пистолет, скрещиваю руки и с вызовом смотрю на кузена, любимчика моего отца:

— Разве он не подготовил тебя для передачи власти?

— Мой Дема исполнительный, хорош на улице... В простых вещах… Но новые лидеры кланов его не признают. К тому же, он хочет жениться и осесть, как в свое время это сделал ты.

5. ЛЮБОВЬ

Воспоминания, бледные, но приятные, ранят. Они захватывают мой мозг, словно Золотая орда, впереди которой верхом на коне скачет Власов…

Мой Чингисхан!

Все пережитое с ним подобно воспалительному прыщу, который всегда выскакивает в моей фотографической памяти в самый неожиданный момент и начинает отдавать острой болью потери. Как, например, сейчас у зеленого светофора, когда позади меня начинают клаксонить и ругаться, а я залипаю глазами на вывеске ТД «Вселенная»…

Ты моя Вселенная.

А ты… Ты был моим Солнцем. Топливом. Воздухом.

Мое последнее письмо про него Люсе всколыхнуло во мне давно забытую и ненужную ностальгию.

Боже, какая наивная я тогда была!

Мне срочно нужно сжечь все эти письма и начать жизнь все с нуля!!!

Мне сложно забыть о нем, потому что с ним я забывала обо всем…

Я чисто случайно проезжаю в своем гелике мимо того самого ночного клуба, после которого все между нами началось.

Случайно… Кого я обманываю?

Каждый раз глядя на выход и парковочное место у тротуара на противоположной стороне мне становится жарко от воспоминаний о той самой майской ночи, когда даже безудержные танцы не помогли мне забыть о своем вселенском одиночестве…

Тем днем Витя наконец сделал предложение Люсе и при мне поцеловал ее. По-настоящему. Как никто и никогда не целовал мою лучшую подругу.

Это было будто вчера, хотя с тех пор двенадцать раз я прожила десятое мая…

Я помню, какую грусть испытывала тогда от осознания, что у моей Люськи после свадьбы больше не будет достаточно времени для меня. В ее приоритете всегда будут муж, дети, одним словом, семья.

Тогда я всерьез думала, что никогда не найду и близко той любви, которая до сих пор есть у Воробьевых.

Люся всегда была ответственной и хорошей девочкой, а я…

Я — дерзкая. Бывшая веселая. На вид та, что на одну ночь. Тогда.

— Давай, блонди, — подбадривает меня душным майским вечером какой-то смутный незнакомец.

Во время тесных танцев со мной этот мужчина чувствует мою нерешительность.

В клуб Exit я пришла совершенно случайно и одна — убедительно наврала отцу про спонтанный девичник и ночевку у подруги.

Люся всегда прикрывала мой неугомонный зад. Даже тогда, когда была не в курсе моих ночных эскапад!

Я громко вздыхаю и нехотя поворачиваюсь к незнакомцу.

Он притягивает меня к себе и смотрит на мой рот, наверное, мысленно пытается убедить меня поцелуем.

Мне не хочется его целовать, хотя я неравнодушна к физическому контакту.

Люся называет меня тактильным монстром.

Да, я люблю близость и сильные прикосновения. Остро нуждаюсь в них, как в воздухе, которым дышу.

Никогда еще до той ночи я не предполагала, что чьи-то еще прикосновения смогут так глубоко проникнуть под кожу и превратить мои вены в кипящие реки…

Этой ночью я, как всегда, испытываю искушение. Мне рутинно кажется, что вот-вот появится ОДИН-ЕДИНСТВЕННЫЙ. И тогда я буду просто обязана его попробовать на вкус!

Борясь с соблазном поцеловать очередную лягушку, а не принца, я собираю последние крохи чувства собственного достоинства и снова отказываю незнакомцу. В этот раз уверенно. Поспешно сую клатч под мышку и уже собираюсь уходить, как вдруг раздается раскат грома, от которого тонированные окна ночного клуба размером со стену вздрагивают.

Двери распахиваются, во внутрь забегает мокрая пара.

— Боже! — в ужасе восклицаю и понимаю, что на улице льет как из ведра.

Тем не менее, решительно спешу к выходу, где чья-то большая рука в берется за ручку двери и галантно открывает ее для меня.

Снаружи я спотыкаюсь, но та же рука ловко подхватывает меня за локоть.

— Осторожно, — произносит владелец руки рокочущим, где-то мне уже чертовски знакомым голосом, при этом удерживая меня в равновесии, пока я с отчаянием смотрю на свой красный MINI Cooper на другой стороне улицы.

Мой кабрио — подарок отца в честь защиты диплома. Она не новая, но и уникальная, с белыми сиденьями в тон крыше.

Миник стоит с опущенным верхом под проклятым сильным ливнем и превращается в Титаник на колесах!

Отец если не прибьет меня, то точно урежет мои карманные расходы на годы, когда узнает о моей халатности!

— Машинка по погоде.

Я вздрагиваю, оборачиваюсь и поднимаю глаза на…

— Доброй ночи, ЛЮБА!

Ночь вокруг нас далеко не добрая. Но то, как этот мужчина произносит мое имя, мгновенно бросает меня в жар.

Вспышка молнии прорезает пугающую темноту из-за выпавших фонарей и освещает его лицо.

Я не могу говорить, думать, дышать.

Передо мной в третий раз за месяц стоит сам Власов и, по-моему, даже не думает меня отпускать.